Верити гордо уставилась на него, задрав подбородок.

— Сэр, этот фарс зашел слишком далеко. Нет ни малейшей возможности…

— С какой стати вы не послали за мной, если уж так хотели поговорить? — Он возвышался над ней. — Неужели вы лишены либо благоразумия, либо моральных принципов? Благовоспитанные юные дамы не наносят визитов без сопровождения, тем более в дом холостяка!

— Отлично, — ответила Верити. — Если ничто другое не убедило, то, может, хоть это убедит вас, что мы не можем пожениться!

Он открыл рот и тут же его закрыл. Ошеломленные янтарные глаза вонзились в нее, и Верити едва удалось не опустить взгляда.

— Боже мой, — сказал он тихо. — Так вы это серьезно? Почему же…

Теперь была ее очередь растеряться.

— Почему? Разве это не очевидно, милорд? Граф не женится на своей любовнице! Он не женится на женщине, чьи родственники предпочли бы забыть про нее. И я…

— Нет, — он поднял руку, — вы поняли меня неправильно. Я имею в виду — зачем вы легли в мою постель, если не намеревались вынудить меня сделать вам предложение?

— Я вовсе не намеревалась сообщать вам свое настоящее имя. Как бы вы догадались? Той ночью, когда мы… мы встретились после того, как… папу похоронили, было темно. Я была почти ребенком. Каким образом вы должны были меня узнать? Вы меня и не узнали. И если бы не увидели бюро…

— Я и так уже знал.

Она похолодела:

— Вы знали?

— Не с самого начала, — сказал он тихо. — Вы никогда не задумывались, почему я принял приглашение погостить в этом доме? Уверяю вас, обычно я не бываю в таких местах.

Она молча покачала головой.

— Я хотел убедиться, что с вами все в порядке. Что о вас заботятся. Когда ваша тетя не вывезла вас в свет…

В груди Верити родился истерический смех. Она перестала слышать, что он говорит. Тетя Фарингдон? Вывезла ее в свет? Он с ума сошел?

— Тогда я приехал, чтобы найти вас. Но когда я спросил вашего дядю, он сказал, что вы умерли.

Холод проник в сердце Верити.

— Он так и сказал?

Нет сомнений, что он хотел бы, чтобы это было правдой. И в каком-то смысле так оно и было.

— Вы хорошо себя чувствуете?

Внезапная озабоченность в его голосе поразила Верити. Она посмотрела на него и автоматически кивнула.

— Идите сюда. Сядьте у камина. Вы дрожите. — Сильные пальцы схватили ее за руку, и она обнаружила, что ее ведут к камину и мягко подталкивают в кресло.

— Э-э… он не горит, — сказала она, ошеломленная тем, как вдруг забилось ее сердце от одного его прикосновения, как задрожали ее руки…

Опустившись на колени у камина, он заметил:

— Пусть я нынче и граф, но уверяю вас — прекрасно помню, как разжигать огонь!

В минуту ярко разгорелось пламя, ничуть не растопившее ледяной комок, в который превратилось ее сердце. Ужасно было сознавать, что ее дядя фактически отрицал само ее существование.

— Но… как же тогда?.. Как вы узнали?

— Это мой слуга, — сказал он, выпрямляясь. — Он узнал от той горничной — Сьюки? — что вы не умерли. Почему, Верити, почему вы это сделали? Не может быть, чтобы вы хотели стать моей любовницей. Что вы получили от этого, что могли получить?

— Мою свободу. Когда обдумала ваше предложение, я поняла, что это мой шанс спастись. Если я сделаю что-то настолько шокирующее, то они никогда не возьмут меня обратно.

Макс сел на корточки, глядя на нее с ужасом:

— Господи милосердный, девочка! Как вы могли так рисковать?

— Чем рисковать? — тихо спросила она. — Мне нечего было терять.

Его глаза блеснули.

— Я позволю себе не согласиться. Вам конечно же было что терять! И я это отобрал!

— Это не имеет значения…

— Дьявол! — взорвался он. — Вы решили так думать…

— Не имеет значения, — твердо повторила она, стиснув кулаки так сильно, что ногти ее вонзились в ладони. — Мой двоюродный брат… — Она вздрогнула, представив, что потеряла бы девственность с Годфри. Справившись с собой, она прошептала: — Вместо того чтобы оказаться жертвой насилия, я решила отдаться мужчине, которому я… доверяю.

— Почему вы не сказали мне? — спросил он, ненавидя суровые ноты в собственном голосе, но сила, с которой он сдерживал желание схватить ее в объятия и доказать, насколько он не стоит доверия, едва не убивала его самого.

— То, что я была… девственна?

— И это тоже, — кивнул он с мрачным видом. Зная, что сделал ей больно, он мучился этим. — Почему бы вам просто не сказать мне, кто вы? Попросить меня о помощи…

Ее глаза расширились.

— Почему я не сказала?.. Но вы никогда не сделали бы меня своей любов…

— Нет! Будь я проклят!

— Так что я не могла бы сбежать!

Его совесть возмутилась.

— Вы не считали, что я мог вам помочь?

— Как? — Этот простой вопрос выбил у него почву из-под ног. — Мне нет еще двадцати одного года. Лорд Фарингдон является моим опекуном. У меня нет ни денег, ни других родственников, которые могли бы взять меня под опеку. Поскольку я экономила им жалованье по крайней мере гувернантки и камеристки, моя тетя отказалась писать мне рекомендацию. Что вы смогли бы сделать, если бы я сказала вам, кто я такая? После вашего отъезда мое положение стало бы еще хуже.

— А после того, как закончилась бы наша связь? После того, как я научил бы вас вашему ремеслу? — Он не мог сдержать горечи в голосе.

Боже! И его еще забавляла мысль, что она понятия не имеет, какое действие на него оказала, что ей никогда не понадобится обзаводиться другим любовником.

Верити покраснела:

— Я… я солгала. Я никогда не собиралась быть… идти… к другому. Я собиралась купить аннуитет.

— Что? — Его мозг никак не мог это переварить.

Озадаченная морщинка появилась на ее лбу.

— Аннуитет. Да вы знаете. Консоли, государственные облигации. Вы покупаете их, и они приносят вам три процента в год.

Дьявольщина! Он знал, что такое аннуитет! Он почувствовал себя немного лучше. На самую малость. По крайней мере, она на самом деле не хотела становиться чьей-то любовницей. Но оставался неоспоримый факт: она стала чьей-то любовницей. Его любовницей.

— Позвольте мне выразиться прямо, — сказал он жестко. — Все, чего вы хотели от меня, — это защита и безопасность? И вы не хотели вступать в брак со мной?

Ему показалось, что Верити колеблется, но затем она подняла голову:

— Да. Я хочу сказать — нет.

Ужасная мысль пришла к нему. Она не хотела карьеры куртизанки — и слава богу, но она и не хотела замуж… Он почувствовал тошноту. Значит, он…

— Верити… Я знаю, что заставил вас страдать. Если бы я знал… я бы не повторил это вновь. — Его голос вздрогнул и затих. Он бы вообще не сделал этого. Он не мог взять на себя риск рождения ребенка. Если бы только не был женат на ней.

— Это не так! — прервала его девушка. — Вы не… это не было… Я не могу стать вашей женой. Если вы хотите меня, я буду вашей любовницей, но…

— Разрази меня господь, если будете… Какого черта, что там происходит?

Неясный шум в зале перекрыл единственный голос, который показался Максу знакомым, но он не помнил, чей это голос.

— Прочь с дороги, любезный! Я собираюсь встретиться с его светлостью, а прочие могут убираться ко всем чертям!

Щеки Верити посерели, а зрачки от страха расширились настолько, что глаза казались черными.

Фарингдон.

Времени, чтобы подумать и обсудить ситуацию с ней, не было. Только действия сейчас могут ее спасти.

Макс схватил Верити за плечи.

— Послушайте, — сказал он. — Времени нет. В последний раз — вы хотите избавиться от ваших родственников? Любой ценой?

Она открыла рот, но не издала ни звука. Конвульсивные движения ее горла отозвались в нем болью, но он жестко сказал:

— Быстрее, Верити. Доверяете ли вы мне?

Она кивнула.

— Отлично. Я приглашу Фарингдона войти. Следуйте моему примеру и не занимайтесь самодеятельностью. И прежде всего — не противоречьте мне ни в чем! Что бы я ни сказал, Верити. — Затем он подошел к двери и открыл ее.

Лорд Фарингдон стоял в центре зала, в пропыленной одежде, и лицо его было красным от злости.

— Входите, лорд Фарингдон. Разве я что-то забыл у вас? Мне скорее показалось, что я забрал все необходимое.

— Ей-богу, вы ловко обделываете ваши делишки, Блейкхерст! Но на этот раз вы зашли слишком далеко! К тому же это глупо. Вы думали, я не пойму, что она убежала с вами?

Макс сделал вид, что задумался.

— Нет. Я действительно не считал, что вам не хватает мозгов. Вот честности — о да. Признаю, что здесь у меня есть сомнения.

Фарингдон подскочил от возбуждения.

— Какого черта вы имеете в виду, сэр?

Гнев наполнил Макса.

— Я спросил вас, лорд Фарингдон, какова судьба мисс Скотт, а вы заявили мне, что она умерла.

Его светлость возразил:

— Ничего подобного! Я сказал, что ее больше нет с нами. Это вы сами предположили…

— Вы никак не возразили против моего предположения и, по сути, подтвердили его! — отрезал Макс. — Фактически вы намекнули, что она покончила с собой!

— Это не ваше дело! — взревел Фарингдон. — Она под моей опекой и…

— Уже нет, — проинформировал его Макс. Подойдя к Верити, он предупреждающе сжал ее руку. — В настоящее время она находится под моей защитой.

Фарингдон понимающе улыбнулся, и голос его сделался масленым:

— Разумеется. Но вы действительно хотите, чтобы стало известно, что вы соблазнили невинную девушку и увезли ее из-под семейного крова? Что вы открыто держите ее в своем доме? Я так не думаю, Блейкхерст. Видите ли, ваша репутация хорошо известна. Естественно, я вам соврал. Для защиты моей подопечной от ваших… э-э… бесчестных намерений. Конечно, если вы хотите дать мне некую компенсацию, небольшую сумму в счет заботы, которую она получала… — Он откровенно ухмыльнулся. — В конце концов, судя по постельному белью, вы полностью оправдали свои деньги!

Первое мгновение Макс не мог поверить своим ушам. Фарингдон хотел заключить сделку, продав потерянную невинность Верити и сделав ее блудницей.

Верити резко втянула в себя воздух, и Макс понял, что она тоже все прекрасно поняла. Он заговорил, не дав ей открыть рот:

— Чтобы прекратить этот разговор, сообщаю вам, что ваша подопечная сделала мне честь, согласившись стать моей женой. Уведомление появится в газетах в ближайшее время. Еще одно оскорбление — и вы будете иметь дело со мной!

— Что? — вскрикнул Фарингдон. — Я запрещаю это! Вы не имеете права!

Макс еще крепче стиснул вдруг задрожавшую руку Верити. Реакция Фарингдона ошеломила его. Да нет же, этот человек не может быть настолько глуп!

— Она не достигла совершеннолетия, — усмехнулся Фарингдон, несколько придя в себя. — Я все отменяю. А она немедленно вернется со мной. Я не знаю, сколько вранья она вам тут наплела, Блейкхерст, но…

— Могу и сделаю, — оборвал его Макс. — А вам предлагаю задуматься над тем, что его светлость герцог Веллингтон крайне высоко ценил полковника Скотта. Поверьте мне, если я передам ему эту историю, вам будет трудно вновь появиться в обществе, Фарингдон. Уведомление будет опубликовано в газетах, и если вы не хотите погубить себя, вы приме re его с достоинством. До свидания, милорд.

— Не так быстро, Блейкхерст, — ответил Фарингдон. — Как опекун мисс Скотт, я желаю услышать, что она захочет сказать. Я нахожу ее в вашем доме, и вы сообщаете мне, что состоите в браке, но я еще не слышал ни слова от моей племянницы. — Он повернулся к Верити.

Дверь распахнулась, и Макс мысленно чертыхнулся, когда, прихрамывая, вошел Ричард.

— Все нормально, Блейкхерст? Клипстон, похоже, счел мое присутствие желательным.

Мысленно послав к черту своего слишком рьяного дворецкого, Макс ответил:

— Лорд Фарингдон хотел бы удостовериться, что я, принося обеты его подопечной, не держал за спиной скрещенных пальцев. Поскольку ты, Ричард, сегодня чуть ранее стал свидетелем нашего бракосочетания, то не мог бы ты взять на себя труд успокоить его светлость, сказав, что все обстояло как должно?

Ричард вытаращил глаза.

— Я… прости, Макс, что?

Господи помоги! Макс выдавил из себя утомленную улыбку и вздохнул:

— Да, я знаю, Ричард. Меня тоже шокировало, что он считает, будто мое слово требует подтверждения, но это не важно. Вы устраните его заблуждение, и все забудется.

Ричард прямо встретил его взгляд:

— Вы уверены, Блейкхерст?

Макс ответил таким же прямым взглядом.

— Совершенно уверен, Ричард. Иначе мне пришлось бы вызвать его. А это скучно.

Пожав плечами, Ричард обратился к Фарингдону:

— Не понимаю, почему вы подвергаете сомнению слово Блейкхерста. Брак состоялся. Довольны ли вы?

Вместо ответа, Фарингдон повернулся на каблуках и вышел, захлопнув за собой дверь. Ричард взорвался:

— Проклятье!

Макс жестом заставил его замолчать. Напряженно вслушиваясь, он ждал…

Раскатистый грохот известил, что лорд Фарингдон собственноручно закрыл входную дверь. Макс неохотно повернулся и встретил пристальный взгляд Ричарда.

— И что ты намерен делать сейчас? — спросил Ричард, стиснув зубы.

Макс взглянул на часы, стоящие на каминной полке:

— Пять часов. Рикки, возьми дорожный экипаж и пришли ко мне Хардинга. Вы с Альмерией отвезете Верити прямо в Блэкени. Я буду там, как только смогу получить разрешение. Ты сможешь быть посаженым отцом невесты и выступить вместе с Альмерией в качестве свидетеля.

— Что?

Два потрясенных вопля слились в один.

— Рикки! — рявкнул Макс. — Отправляйся. Немедленно. — Он выдержал взгляд Ричарда и добавил: — Тут ничего не поделаешь. Я должен успеть до того, как Фарингдон поймет, что мы солгали. Я ни на грош не доверяю этому подлецу.

Выругавшись, Ричард обратился к Верити:

— Добро пожаловать в семью. — И захромал прочь.

На глазах Верити рушился до основания весь ее мир.

— Милорд, графы так не…

— …Поступают, — докончил он за нее. — Еще как поступают.

— Берешь ли ты эту женщину в свои законные жены?..

Через три дня дрожащая Верити стояла рядом с Максом в гостиной в Блэкени и слушала размеренный голос священника. Этого не могло быть. Она должна была обезуметь, чтобы позволить ему принести в жертву ради нее свою свободу.

— Будешь ли ты любить ее, утешать ее, почитать и заботиться о ней в горе и в радости, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит вас?

— Да.

Спокойный ответ Макса покоробил ее. Он вовсе не собирался жениться на…

Но, что же изменится для него? Ничего. Он будет свободен вести любой образ жизни по своему выбору. Сознание этого ее не утешало. По своему выбору она могла лишь вернуться в Фарингдон-Холл. Макс резко втянул в себя воздух, и это вернуло ее к реальности.

Священник смотрел на нее с выражением ожидания на лице. Она непонимающе оглянулась.

— Да! — пробормотал за ее спиной Ричард.

— Д-да…

Голос ее был едва слышнее шепота, но это удовлетворило священника, и он продолжил:

— Кто отдает эту женщину в жены этому мужчине?

Верити застыла, когда Ричард вышел вперед, завладел ее правой рукой и передал ее священнику. Она застыла еще больше, когда священник положил ее руку в ладонь Макса. У нее пересохло во рту, а в горле застрял удушливый ком. Как он должен ненавидеть ее! Он взглянул на нее лишь единожды, когда она подошла к алтарю.

Макс почувствовал, как маленькая дрожащая ладонь легла в его руку, и похолодел, как от внезапной стужи. Он старался не смотреть на Верити, но теперь должен был взглянуть. Она выглядела спокойной, но бледной, очень бледной. А ее рука в его руке, казалось, могла рассыпаться от напряжения. Он чувствовал мелкую дрожь. Черт. Она что, настолько его боится?

Он осторожно погладил большим пальцем ее тонкие пальчики и сосредоточился, повторяя клятву:

— Я, Максвелл Блейкхерст Джеймс, беру тебя, Верити Анна, в свои законные жены… — Еще один обет. Перед Богом и людьми. Каким-то образом ему придется примирить его с другими обещаниями, которые он давал. — Любить и беречь… — Он подавил содрогание стыда. Множество людей каждый день приносят подобные обеты, и в мыслях не держат их соблюдать… — И я даю в том тебе свое слово.

Сдавленный шепот Верити, повторявшей свои обеты, пронзил его. Она не колебалась, только дребезжащая нотка звучала в ее голосе, как будто ей сдавило горло. Она не хотела этого брака. Макс не сомневался, что только страх быть вынужденной вернуться к Фарингдонам сломил ее сопротивление. От этого ему ничуть не становилось легче.

— …И я даю в том тебе свое слово.

Макс осторожно снял перчатку с ее левой руки, и его сердце сжалось при виде покрасневшей, шероховатой и покрытой трещинками от работы кожи ее тонких пальцев. Твердо взяв себя в руки, он повернулся к Ричарду и увидел, что тот протягивает кольцо. Он положил его на молитвенник, чтобы священник благословил. Затем он надел его на безымянный палец Верити.

Она вскинула на него изумленные серые глаза.

Он выдавил из себя улыбку и повторил за священником:

— Этим кольцом я беру тебя в жены, моим телом я почитаю тебя… — Он говорил, продолжая придерживать кольцо на ее пальце.

Пути назад не было. Он услышал, как священник произнес заключительные слова и объявил их «…мужем и женой».

К концу обеда этим же вечером Верити сделала несколько открытий насчет того, как вести себя за обедом в приличном обществе. Среди прочего надо было помнить, что после последнего блюда следует встать и уйти, чтобы джентльмены могли перейти к винам.

— От вас потребуется немало стараний, если вы хотите занять свое место в свете, не делая Макса посмешищем, — речитативом внушала ей леди Арнсворт.

Верити сосредоточилась на том, чтобы не опрокинуть свою чашку с чаем и чтобы вышеупомянутая чашка не дребезжала, когда она ставит ее на блюдце. У нее не было желания занимать свое место в лондонском свете.

Леди Арнсворт продолжала расписывать правила ее поведения в обществе:

— Крайне важно, чтобы вас видели везде, где это необходимо. И с нужными людьми. Сплетни обязательно поползут, но, если вы будете вести себя достойно, влияние Макса должно оказаться сильнее. — Она окинула Верити предупреждающим взором. — Мы должны, однако, быть реалистичными. В высшей степени маловероятно, чтобы вы приобрели поручителей. — Она отпила чай из чашки. Памятник добродетельного смирения.

— Поручителей? — переспросила Верити.

Леди Арнсворт одарила ее улыбкой превосходства.

— Для клуба «Олмак». Учитывая возможный скандал, сопутствующий вашему браку, едва ли я смогу уговорить кого-либо из патронесс одобрить вашу кандидатуру. Но вас, вероятно, могут пригласить на одно из их собраний для более широкого круга. И есть еще одна тема, затронуть которую я считаю своим долгом, — продолжала леди Арнсворт.

Верити уже усвоила, что, когда Альмерия Арнсворт заводила речь о долге, это наверняка означало что-то неприятное.

— Брачное ложе.

Верити поставила свою чашку на блюдце с грохотом ружейного выстрела.

— Я… не думаю, что… то есть мне бы не хотелось, чтобы вы считали себя обязанной…

Леди Арнсворт взглядом заставила ее замолчать.

— Даже если нечто уже имело место, я считаю своим долгом информировать вас о том, что джентльмен предъявляет очень разные ожидания к своей жене и к своей… — она утонченно вздрогнула, — своей любовнице.

Лицо Верити вспыхнуло.

— В своей жене, — продолжала леди Арнсворт, — джентльмен ищет мать для своих наследников. Любезную хозяйку дома. Короче говоря, ему нужна леди.

Судя по ее тону, Макс, вероятно, зашел в своем оптимизме слишком далеко, если ожидал этого, но она продолжала, невзирая ни на что:

— Говоря о моем племяннике, было бы совершенно необоснованным ожидать, что он не будет продолжать искать развлечений в другом месте. Джентльмены, такие как Блейкхерст, предпочитают получать удовольствие вне брачного ложа. Истинной леди, естественно, не следует замечать таких вещей.

Рисунок ковра расплылся перед ее глазами. Ее пронзил холод. Она смутно слышала, что леди Арнсворт еще что-то говорит, но не понимала ни единого слова. Только с ужасом сознавала, что навсегда стала чужой для Макса. Ей оставалась одна надежда — что со временем он простит ее за то, что она сделала.

— Я надеюсь, что я выразилась совершенно ясно, дорогая племянница.

Верити догадалась, что ответить было необходимо.

— Да. Спасибо. Совершенно ясно. — Она встала и выдавила из себя неловкую улыбку. — Если вы извините меня, леди Арнсворт, я сейчас удалюсь. День был такой длинный, и я очень устала.

Холодный кивок был единственным ответом.

— Тогда спокойной ночи, сударыня. И благодарю вас за ваши советы.

Она встала и направилась к двери.

— Шнур от звонка рядом с дымоходом. Верити обернулась и взглянула. Так оно и было.

— Да, кстати… Вы должны позвонить миссис Хенти. Она отведет вас в ваши покои.

Верити побледнела. Предыдущие два дня миссис Хенти, экономка, показывала ей дом. Поджатые губы этой женщины и ее холодные реплики ясно давали понять, какого она мнения о невесте хозяина.

— Все в порядке, мадам. Мне кажется, что у нее достаточно дел и без этого. Вчера она показала мне мою комнату. Я уверена, что смогу ее найти. — Верити еще раз заставила себя улыбнуться. — Благодарю вас.

Она тщательно закрыла за собой дверь и остановилась, глубоко дыша. Потом она услышала голоса. Мужские голоса. Она заметалась, всеми нервами ощущая тревогу. Макс и Ричард приближались к гостиной. Мысль о том, чтобы оказаться лицом к лицу с Максом, когда она только что выслушала от леди Арнсворт перечень обязанностей леди, растравивший ее раны, ужаснула ее. Подобрав юбки, Верити бросилась прочь.

Несколько раз повернув неправильно, Верити, наконец, нашла нужный коридор и, как она надеялась, нужную дверь.

Она открыла дверь и спросила себя, ту ли комнату нашла или неправильно поняла миссис Хенти. Это была гостиная, не спальня. Но все лампы были зажжены, как будто подготовлены в ожидании.

Она нерешительно ступила внутрь, стараясь вспомнить, что сказала та женщина, указывая на комнату. Внутрь они не заходили. «Это апартаменты хозяйки, миледи. Его светлость помещается в конце коридора». Верити даже не подошла к двери.

Апартаменты. Так что это должна быть та самая комната. Дверь на противоположной стороне была приоткрыта. Удивляясь мягкости драгоценного узорного ковра под ее подошвами, Верити решилась заглянуть во вторую дверь: ее глаза расширились. Такая огромная и роскошная спальня наверняка не может быть предназначена для нее. Это немыслимо!

Старая, потрепанная ночная рубашка, лежавшая на аккуратно отвернутой постели, заверила ее, что эго совершенно определенно ее комната. Ей стало жарко от смущения, ведь горничная, распаковавшая багаж, должна была видеть ее жалкий ночной убор.

Оглядевшись, она обнаружила в углу дорожное бюро своего отца. Его выщербленная, побитая в путешествиях древесина смотрелась совершенно не к месту в роскоши этой комнаты. Слезы потекли по ее щекам, и она вытерла их дрожащей рукой. Даже здесь, в своей спальне, она не смела плакать. Это была ее первая брачная ночь. В любой момент Макс может прийти через двери, соединяющие их покои, — она взглянула на золоченые часы, стоящие на каминной полке, — а может, и не прийти.

Так или иначе, Макса она не увидит. Вместо того Макса, ее нежного любовника и защитника, она получила лорда Блейкхерста — холодного, вежливого мужа. И мысль о том, чтобы делить с ним постель, ужасала ее.

Торопливо выпутавшись из свадебного платья, она умылась и натянула через голову свою ночную рубашку, радуясь ее огромному размеру и бесформенности. И с унынием взглянула на кровать. Кровать с шелковыми покрывалами и богатыми драпировками выглядела удобной и уютной и слишком большой для нее.

Можно посидеть у камина, пока не захочется спать. Верити методически обошла комнату, выключая лампы, пока из всего освещения не остался только свет лампы у постели. Устроившись в кресле, она слегка вздрогнула. Что ж, она добилась своей цели: она была в безопасности.

Безопасность — разве это не главное? Ее взгляд вновь пропутешествовал по комнате, отметив роскошную мебель, богато драпированные окна и соответствующий им полог постели. Ее постели. Она взглянула еще раз. Не похоже, что все это принадлежит ей. Изысканное убранство комнаты насмехалось над ней, требовало признать, что никогда маленькая провинциалка не будет достойна всего этого. Слезы хлынули потоком.

Она вжалась в кресло, пытаясь укрыться в нем. Может быть, нужно зажечь огонь…

— Я надеюсь, эти апартаменты вам по вкусу, мадам.

Низкий, протяжный голос вырвал ее из оцепенения. Ее муж стоял в дверях, которые предположительно вели к его собственной спальне.

Бывают вещи и похуже, чем найти свою невесту ждущей тебя в постели под одеялом. Например, увидеть, как она ютится в кресле у незажженного камина. Он вспомнил, какой холодной, мрачной, тесной была ее каморка у Фарингдонов.

Камин был подготовлен. Нужно было только поднести к нему огонь. Почему она это не сделала? Он подошел к камину и нагнулся. Через минуту за решеткой шипело и потрескивало пламя. Потом он увидел, во что она была одета. Боже мой!

— Что это за чертовщина? — проворчал он. И нахмурился, когда она напряглась и обхватила себя руками, будто защищаясь.

— Я собиралась лечь спать. Это моя ночная рубашка.

Чувствуя себя нелепо, он рявкнул:

— Я сам вижу, что это ночная рубашка. Почему Альмерия не купила для вас новую, когда тратила мои деньги? — В тот же момент, как эти слова сорвались с его губ, он понял, что сказал не то.

Темные глаза сузились.

— Благодарю вас, милорд. Этого совершенно достаточно для моих потребностей. В конце концов, никто ее не увидит.

Его брови взлетели.

— Ясно. — И тут же он проклял себя, когда ее щеки запылали, и вспомнил, по какой причине пришел к ней. Даже в этом ужасном, скрывающем все тряпье ее тонкая фигурка выглядела так, словно ее может унести дуновение ветра.

— Вы позвонили, чтобы вам принесли ужин? Вы едва коснулись обеда.

— Да.

Он редко слышал такую непосредственную ложь. Как догадался, что это ложь, он не знал. И не стал спорить. Просто шагнул к каминной полке и дернул за шнур звонка.

— Что вы делаете? — спросила Верити.

— Посылаю за вашим ужином! — прорычал он. И сам себе поразился. Он пришел, готовясь быть вежливым, даже нежным. Каким образом она успела настолько вывести его из равновесия?

Верити покраснела, потом побледнела.

— Совершенно незачем беспокоить ваших слуг, милорд. И… и я все равно не была голодна.

— Тогда вы, черт возьми, должны быть голодны сейчас, — сказал он. — И нечего дуться, это ничему не поможет.

— Я не дуюсь! — Ярость в ее голосе удивила его, но это было, по крайней мере, лучше, чем полная безжизненность, в которой она пребывала. — И я вполне способна решить, когда мне нужно есть!

— Разумеется, — ответил он, изо всех сил сдерживая раздражение. — Поэтому я скажу, чтобы принесли несколько яблок, хлеб и сыр, который вы можете съесть, когда решите, что вам это нужно.

Что-нибудь простое. Он не хотел морить ее голодом, но будь он проклят, если добавит работы прислуге только потому, что она не пожелала есть за столом.

— Благодарю вас, милорд. Это… это очень любезно с вашей стороны. Просто я… Мне очень жаль. Я уверена, что обед был прекрасный, но все эти соусы… и я не была так уж голодна.

Любезно? Он хмуро напомнил себе, на что была похожа ее жизнь. И — вспомнил, как был не в состоянии переварить обильную плотную еду после многолетней кампании в Пиренеях.

— Может быть, вы будете еще более любезны, милорд?

Он застыл. Черт. Он мог бы догадаться, что она попытается обернуть его мимолетный промах в свою пользу. Чего она теперь захочет?

— Возможно, — помедлив, произнес он.

— Я бы предпочла сама заказывать себе пищу.

Он нахмурился, колеблясь. Ее голос звучал так сдержанно, что нельзя было различить интонаций.

— Вы дадите мне честное слово, что пошлете за едой, а когда ее принесут — съедите?

Она кивнула.

— Ваше слово, сударыня, — настаивал он.

Очень медленно она повернула к нему лицо.

— Мое честное слово? — Мрачность ее глаз и тонкая линия сжатых губ полоснули его точно ножом.

— Да, — сказал он.

Он должен убедиться, что она что-нибудь съест. В глубине души он знал, что, если Верити даст слово, она его сдержит.

Она взглянула ему в глаза:

— Вы его получили. Чего бы оно для вас ни стоило. Спокойной ночи, милорд.

— Ваш покорный слуга, мадам.

Макс поклонился и вышел. Закрыв за собой дверь, соединяющую их покои, он прислонился к ней, раздумывая. «Чего бы оно для вас ни стоило…». Дьявол, что она имела в виду? Что он не может рассчитывать на то, что она сдержит слово? Нет, это не так. Она имела в виду нечто совсем иное. Неужели она считала, что он не придает ее слову никакого значения?

Лучшее, что он мог сделать, — это налить себе большой стакан бренди и лечь в постель. Когда-нибудь он привыкнет к тому, что она спит в соседней комнате. Он справится, особенно когда его тело привыкнет к мысли, что ему придется поддерживать полный контроль над собой во время любого визита к постели жены.