#img_8.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

П о э т - с о в р е м е н н и к. Он олицетворяет боевую поэзию первых лет революции, действующую поэтическим словом. Раскрывает в стихах внутренние монологи героев спектакля, выявляет основную мысль эпизодов, картин. Он же заключает спектакль.

В наплывах:

К а р а т е л ь.

Ш е с т ь  к о м с о м о л ь ц е в, расстрелянных мятежниками.

Русские:

К а м а р д и н  А р к а д и й  А л е к с а н д р о в и ч — бывший штабной офицер царской армии, после революции — начальник штаба мятежников.

Р у б и н  В л а д и с л а в  Н и к о л а е в и ч — бывший корнет гусарского полка, после — командир эскадрона у мятежников.

К о ж и н  М а т в е й — молодой солдат царской армии. В 1917 году был членом полкового комитета, после — комиссар боевого молодежного отряда.

Г а в р и к о в  А л е х а — комсомолец, боец из отряда Кожина.

Мятежники — сельские богатеи:

Б е л я в и н.

С е м е н и х а.

Ф е д о р.

Н ю ш к а — девчонка, прислуживающая у Беля-вина.

Цыгане:

С о к о л о в  Е г о р  И в а н о в и ч — дирижер московского цыганского хора, около шестидесяти лет.

Л и п а — его жена.

Д а м а ш а — певица в хоре.

К а т ю ш к а — плясунья в хоре.

Н и к о л а — солист, гитарист.

П а ш а — певец в хоре.

Таборные:

Т о л к у н о в  А н и с и м — глава табора.

Г л а ш к а — дочь Толкунова.

А к и м — цыган из табора Толкунова.

Л у ш к а — жена Акима.

И л ь я — сын Акима и Лушки.

Н э ф а — пожилая цыганка.

Л у з г а — деловая цыганка.

М о т р я — цыганка с чудинкой.

Р я б ч и к  В а с ь к а — дальний родственник Толкунова.

Г у б а н я }

Т р о ф и м } опора Толкунова.

В а н ю ш к а — мальчик из табора.

Д в е  г р у п п ы  м у з ы к а н т о в, участвующих в наплывах.

Х о р о в ы е  ц ы г а н е: п е в ц ы, п е в и ц ы, п л я с у н ь и, г и т а р и с т ы.

Т а б о р н ы е  ц ы г а н е, ц ы г а н к и, д е т и.

Место действия — Тульская область, Москва, Орловская область.

Время действия — 1918—1919 гг.

К НАЧАЛУ СПЕКТАКЛЯ

Еще до начала спектакля зрителя надо ввести в атмосферу празднования 60-летия Ленинского комсомола.

Для этого, может быть, уже на лестнице, ведущей в зрительный зал, поставить двух часовых: одного — 1918 года, другого — 1976 года.

Одного в буденовке, вооруженного гранатами, с винтовкой прошлого образца, другого — современного бойца с автоматом.

Возможно, что до начала спектакля в фойе должны звучать песни тех героических лет.

После третьего звонка, вместе с притемнением, в зрительном зале затихает песня.

В полной темноте раздается сигнал кавалерийской трубы — «Сбор». Возникает луч прожектора, он выхватывает из темноты  П о э т а.

П о э т.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ

В глубине сцены, освещенной узким лучом прожектора, на каком-то возвышении возникает фигура  с к р и п а ч а. Он вдохновенно играет цыганскую мелодию. Ему аккомпанируют гитары.

Музыкальная тема Глашки. Из глубины сцены с протянутой рукой идет на зрителя  Г л а ш к а. Улыбаясь, мечтая о чем-то радостном, она напевает веселую песенку. Ее пластичные движения постепенно переходят в танец.

Танец Глашки.

Внезапно грянула музыка доморощенного оркестра. Визжат трубы, бьет барабан, звенят тарелки.

Глашка перебежала на край сцены и села возле портала.

Скрипач исчез.

ЭПИЗОД ВТОРОЙ

Появляется  п е р в а я  г р у п п а  м у з ы к а н т о в — приверженцев анархистов, мятежников. Ее сопровождают веселые «д а м о ч к и».

Лихо звучит песня «Горячи бублики, платите рублики». Группа проходит по сцене и располагается по одной из сторон сцены.

Музыка «Бублики».

Ее перекрывает музыка революционной песни типа «Вихри враждебные»…

Появляется  в т о р а я  г р у п п а  м у з ы к а н т о в.

Она порождена революцией.

Вторая группа также проходит по сцене и располагается на противоположной стороне от первой группы.

Оркестровый номер.

Музыка обеих групп то сливается, то противоборствует друг другу. Музыканты скрываются, и тут же послышалась резкая, тревожная барабанная дробь. Она перекрыла музыку и заполнила зрительный зал.

Глашка вскочила, смотрит в сторону, откуда звучит дробь.

Н а п л ы в.

Как-то странно, то подкрадываясь, то кружась, то подпрыгивая, появляется подвыпивший  к а р а т е л ь. Возле него — подплясывающие, хохочущие, поющие «Бублики» «д а м о ч к и».

Каратель подходит к рампе, зловеще осматривает зрительный зал, потом вдруг резко отворачивается и издает дикий вопль, потрясая руками.

Усиливается дробь.

Появляются  ш е с т ь  к о м с о м о л ь ц е в, босых, полураздетых. Через рваные рубахи видны следы побоев, ранения.

Все шестеро выстраиваются перед карателем.

Глашка вскрикнула и забилась в угол.

Каратель заметил ее, медленно подошел к ней.

К а р а т е л ь. Цыганка-а! (Схватил Глашку за руку и подвел к шестерке.) Погадай этому дерьму!.. (Хохочет.) Предскажи судьбу.

Глашка рванулась убежать, но, схваченная вновь за руку, застыла.

Гадай! Или сама встанешь рядом с ними.

К о м с о м о л е ц. Гадай, цыганочка. Не ошибешься.

Г л а ш к а (всматриваясь в лица шестерки). Нет, нет! Долго жить будете! (Заходится.) Долго! (Выкрикивает.) Долго, долго, долго!..

К а р а т е л ь (пнул ногой Глашку). Врешь!.. (Истошно вопит.) По красной сволочи… (Махнул рукой.)

Условный залп.

Все шестеро падают.

Грянула музыка: «Горячи бублики».

Каратель хохочет.

Вся группа, хохоча и подплясывая, скрывается.

Темнота.

Только в луче прожектора видна неподвижно лежащая расстрелянная шестерка.

Второй луч прожектора выхватывает сидящую на том же месте  Г л а ш к у.

Возникает цыганская музыка. Тема Глашки.

Глашка, измученная видениями, с трудом поднимается и с закрытыми глазами, вначале покачиваясь, начинает танец. Танец какой-то внутренней борьбы, протеста.

Танец Глашки.

К концу танца она подходит к группе расстрелянных. Протягивает к ним руки и, как бы обнимая всех их, жестами зовет их встать и идти за нею.

Шестерка медленно оживает, поднимается. Глашка, в танце, уводит шестерку за собой.

Постепенно гаснет свет.

Конец наплыва.

Музыка.

Родилась песня табора.

Нарастает свет.

ЭПИЗОД ТРЕТИЙ

Табор в дороге.

Почти ночь. На сцене — табор Толкуна: ц ы г а н е, ц ы г а н к и  с  г р у д н ы м и  д е т ь м и. Они устало бредут (на месте), только сзади, на заднике, проплывают полосы света, создающие иллюзию движения табора. Ведут табор  Т о л к у н, Т р о ф и м, Р я б ч и к, Г у б а н я.

Песня.

Издалека доносятся отдельные выстрелы, стрекот пулемета, колышется зарево далеких пожаров.

Отдельным лучом высвечивается  Г л а ш к а. Она идет чуть в стороне от табора. С ней сравнялся  И л ь я.

И л ь я. Где пропадала?

Г л а ш к а (не глядя на Илью). Да так…

И л ь я. Принесла хоть кусок хлеба?! Хоть одну картошину?

Глашка молча продолжает путь.

(Протягивает сверточек.) Возьми! Для тебя сберег.

Глашка молча идет.

Бери, дурная голова! Тут картошка, огурец.

Г л а ш к а (отстраняет руку Ильи). Не помру. Отец велел коня забить. Наедимся.

И л ь я. Что ты как колючка?! Что ни слово, то царапина. Я, что ли, виноват? Твой же отец тянет к Осиновке. Мне эта Осиновка тоже поперек горла.

Г л а ш к а. Ведут тебя как бычка на веревочке — и молчи.

И л ь я. Всех ведут.

Г л а ш к а. Твоя беда, что ты — как все!.. Бел свет велик. Вон сколько дорог.

И л ь я. А у тебя нет, что ль, дорог? Шепни только — увезу куда хошь. Не проживем, что ли?..

Г л а ш к а. Прожили бы, если б я тебя…

И л ь я. Договаривай, не бойся.

Г л а ш к а. Сам догадаешься. И не зазывай меня больше, не приманивай ни песней, ни словом, ни взглядом. Тошно мне здесь — тесно! И ты обо мне забудь. Нет меня в таборе.

И л ь я. Это все?..

Г л а ш к а. Все! (Отошла ближе к Толкуну.)

Илья, сопровождаемый лучом света, медленно отходит от табора, как бы отстает от него.

Табор затемняется.

В луче света  И л ь я. Музыка. Илья запевает.

Песня Ильи (драматическая).

В конце песни гаснет луч, высвечивается идущий табор.

Т о л к у н (Глашке). О чем Илья с тобой толковал? В родню просится?! Так я лучше тебя…

Г л а ш к а, Хватит! Разговор не ко времени. Опять в Осиновку?!

Т о л к у н. Да, да! В Осиновку! Там найдем нужную дорогу.

Г л а ш к а. «Позаплутались стежки, дорожки…»

Таборная песня.

Табор продолжает движение.

Перед табором неожиданно появились  К о ж и н  и  д в а  б о й ц а, молодых, вооруженных.

К о ж и н. Стой!

Бойцы загородили дорогу, скрестив винтовки.

(Внимательно вглядываясь в табор.) «Цыгане шумною толпою…» (Кричит.) Ложись! (Падает.)

Все цыгане мгновенно бросаются на землю, лежат.

(Поднимается, хохочет.) Молодцы!..

Л у з г а. Очумел, что ли?!

К о ж и н (смеется). Для практики.

Цыгане, ругаясь, поднимаются.

А куда вы идете?..

Т о л к у н. Туда, куда оглобли показывают.

К о ж и н. С ума сошли! Вам что, братцы, жить надоело?.. Не слышите стрельбу или не видите зарево? Там бандюги гуляют.

Т о л к у н. Нас не тронут. Мы сами по себе. Ни за тех, ни за этих.

К о ж и н. Ну, братцы, рисковые вы!..

Т о л к у н. А, все едино! И в этих проклятых краях подохнем с голоду. Последних коней доедаем.

К о ж и н. До последнего вам еще далеко. Вон сколько их к кибитке приторочено.

Т о л к у н. Разве это кони?.. Для варева держим. Трех уже съели.

К о ж и н. А вы бы сбрили бороды, взяли в руки винтовочки да помогли бы нам навести порядочек, а то…

Н э ф а. Не кипятись, молодой. Нам к своим надо под Осиновку.

К о ж и н. Воля ваша… Идите!.. (Заметил Глашку.) О, дьявол возьми, какая краля! Глаз не оторвешь. (Глашке.) Неужели и ты с ними к бандюгам пойдешь?

Л у з г а. Все пойдем.

Н э ф а. За нее не бойся — заговоренная.

К о ж и н (бойцам). Пропустите!

Бойцы отходят в стороны.

Желаю вам, братцы цыгане, удачи. (Глашке.) А тебя я не забуду. (Пошел.)

Бойцы идут за ним.

И л ь я (кожинцам). Обождите!.. (На ходу одеваясь, бежит к ним.) Отец!

Аким и Лушка торопливо подошли к Илье.

Я ухожу. С ними.

А к и м. Ты что, сынок?

И л ь я (взрываясь). Не удерживайте меня!.. Молите бога, чтоб я ушел. Не то, клянусь, такое здесь натворю…

К о ж и н. Спокойно, парень. (Акиму и Лушке.) Ни слова. Вижу — допекли парня.

А к и м (Илье). Иди!

К о ж и н. Пошли веселей. До станции еще верст десять.

Кожин, бойцы и Илья уходят.

Л у ш к а (бежит за ними). Возьми хоть… (Сует Илье узелок.)

Глашка было рванулась за Ильей.

Т о л к у н (разъяренно). Глашка?!

Глашка остановилась.

Толкун подошел к Глашке, залепил ей пощечину.

Внезапно послышалась резкая, тревожная дробь. В луче света возникли  ш е с т ь  р а с с т р е л я н н ы х  к о м с о м о л ь ц е в. Они смотрят на Глашку. Это наплыв, видимый только Глашкой.

Глашка вскрикнула, закрыла лицо руками.

Погас луч. Все исчезло.

Проклятая семейка! Что ни скажут, что ни сделают, все — поперек шерсти. Авэн!

Т р о ф и м. Не торопись, Анисим. Слышал, что солдат говорил?! Может, переждать день-два…

Т о л к у н. Некогда пережидать. Каждый час дорог.

Р я б ч и к. И свои головы недешевы. Налетят с пьяных глаз…

Т о л к у н (оглядел помрачневший табор). Напугал вас вояка?.. (Раздраженно.) Нэфа… Поворожи. Выпадет неудача — переждем.

Музыка.

Н э ф а. Костер!.. (Вынимает из фартука мешочек.) Снимите кресты!.. Завесьте в кибитках иконы!..

Табор снимает кресты. Вспыхивает костер.

(Запевает и начинает двигаться медленно вокруг костра, бросая что-то из мешочка в огонь. Пламя то зеленеет, то краснеет, то синеет. Иногда останавливается и начинает выкрикивать.) Птица заплачет — не к добру!.. Услышим звон колокольни — к беде!.. Собака залает — друзья прибьются. (Простирая руки к цыганам.) Слушайте!.. Слушайте!.. (Начинает раскачиваться, двигаться, и постепенно ее движения переходят в колдовской танец.)

Танец Нэфы.

В танец включается табор.

Танец табора, дикий, первобытный, пришедший из прошлого. Он доходит до исступления и разом обрывается. В тишине послышался долгий гудок паровоза.

(Торжественно.) К дороге!

В с е. К дороге! К дороге!

Т о л к у н. По кибиткам! Глашка!..

Н э ф а. Где Глашка?!

Цыгане оглядываются, ищут.

Л у з г а, М о т р я, Г у б а н я (зовут). Глашка! Глашка!

Крик «Глашка!» умножается, растет, заполняет зрительный зал. Слышен далекий гудок паровоза.

Музыка.

Постепенно гаснет свет.

В темноте родилась веселая, разгульная песня цыганского хора. «Ай дождь будет, и буран будет». Вначале тихая, она переходит в громкую, оглушительную. Убыстряется ритм, становится бешеным. Беснуются гитары. Вместе с песней нарастает луч света. Он выхватывает неистово пляшущего  Р у б и н а. Кто-то подкрикивает, подхлопывает.

Загорается большая старинная лампа с абажуром.

ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ

В доме Егора Соколова.

При свете лампы видны лица хоровых цыган, сидящего на подлокотнике старинного кресла с бокалом в руке  К а м а р д и н а, дирижирующего хором  Е г о р а  И в а н о в и ч а, смеющуюся  Л и п у, открытые бутылки шампанского, бокалы, самовар, канделябры с незажженными свечами.

Пляска  Р у б и н а.

К а м а р д и н (кричит). Корнет!.. По-гусарски!..

Р у б и н (чуть подвыпивший). Саблю! Саблю!.. (Пляшет.)

Камардин сует ему взятый со стола длинный хлебный нож. Рубин хватает и продолжает плясать «с саблей». Кончается пляска тем, что Рубин в изнеможении валится на стул или на ковер.

Р у б и н.

Е г о р. Весь в батюшку. Тот, бывало, в этой комнате такое вытворял!

К а м а р д и н. Егорушка!.. Все пошло прахом! Некому больше вытворять, просиживать ночи с цыганами! Некому! (Пьет.)

Е г о р. Катюша!..

Гитары.

Танец Катюши («Шутишь», «Венгерка» или «Полечка»).

К а м а р д и н. Все это сгниет!.. Все — в тар-тара-ры!.. Тишина!.. Гасите лампу! Свечи! Свечи!..

Цыгане гасят лампу и зажигают свечи.

Олимпиада Васильевна, умоляю. (Целует руку.) Вспомним «Время, давно позабытое…»

Л и п а (поет романс).

Камардин, закрыв глаза, слушает. Кончился романс.

Р у б и н. Чавалы!.. «О бедном гусаре замолвите слово» кто знает?.. (Взял у Егора гитару.) Подпойте. (Запел.)

Вступают Дамаша и Павел.

Трио «О бедном гусаре».

(В конце трио.) К черту тишину! Свет! (Запел.)

Хор подпевает припев.

(Кричит.) Вальс! (Дирижирует.) Та-ра-ра!

Грянул оркестр.

Зажглись люстры, свечи.

Вальсируя, Рубин вытаскивает из хора Катюшу и лихо танцует с ней вальс.

Вальс на тему «Ведь наша жизнь тогда светла…». Камардин подхватил Олимпиаду Васильевну, танцует с ней. В глубине сцены, у дверей, возникает  Г л а ш к а. Она напряжена, готова ко всему. Ее увидели. Вальс затих. Все смотрят на нее.

Что это?! Кто?! Глазищи-то, глазищи!..

Е г о р (подошел к Глашке, всматривается). Глафира?!

Глашка молчит.

Л и п а. Что случилось? Где табор? Где отец?!

Глашка молчит.

Стоишь как вкопанная, заходи. Своя ведь, племянница.

Е г о р. Отведи ее. Пусть приоденется, приберется…

Л и п а (уводя Глашку). Ну, дорогая племянница, удивила.

Липа и Глашка уходят.

Е г о р (Камардину). Таборная. Родственница Липы. Значит, и в таборе…

К а м а р д и н. Всему и всем — крах!.. Молиться на вас, как мы молились, теперь уж никто не будет. И золото бросать вашим плясуньям под ноги, не будут.

Е г о р. Кутили господа… И все же, скажу вам, Аркадий Александрович, нелегкое это было золото. Иной гость зачнет куражиться, всю душу из нас вытянет.

К а м а р д и н. А теперь?

Е г о р. Что ж… И голодно нам, и холодно, и боязно бывает, но… что-то вдруг появилось такое…

К а м а р д и н. Любопытно, что же?

Е г о р. К примеру, сам нарком Луначарский повелел хор из нас собрать. Московский цыганский хор! Обслуживать Красную Армию. И паек нам, цыганам, велел выдавать — красноармейский! Значит, песня наша, цыганская, нужна?.. Вроде она как бы в люди выходит.

Р у б и н. Бросьте вы эти «пайки»! Где эта? Глазастая?! (Запел.)

Во время пения высовывается  Г л а ш к а. С интересом наблюдает за Рубиным.

(Увидел Глашку.) Иди сюда!

Глашка, глядя на Рубина, стоит.

(Поет.)

Иди ко мне!..

Л и п а. Подойди. Не съедят тебя.

Г л а ш к а (спокойно, не торопясь, подходит). Ну что?!

Р у б и н. Ух ты, какая грозная! (Протянул бокал.) Пей!

Г л а ш к а. Думаешь, не выпью? (Взяла бокал, разом выпила.)

Р у б и н. А глазищи!.. Вы посмотрите, какие глазищи!.. Убьет.

К а м а р д и н. Пляшет?

Е г о р. Понравится ли вам, не знаю. Диковатая.

Л и п а. Ну-ка, племянница, покажись!

Г л а ш к а. Дядя Егор, ты мне — таборную.

Егор заиграл, хор запел таборную песню.

Пляска Глашки, дикая, вызывающая. После пляски Глашка, подбоченясь, стоит перед Рубиным.

К а м а р д и н. Егорушка, в наше время ее бы гусары вмиг на тройке увезли.

Р у б и н. Увезу!.. Вот перед богом. (Перекрестился.) Увезу! (Глашке.) Я, черт возьми, гусар!

Г л а ш к а (насмешливо). Орел!

Р у б и н. Не веришь? Хочешь — застрелюсь тут же?.. Тут же! (Выхватывает пистолет.) Вели!.. Ну?! (Приставил револьвер к виску.)

К а м а р д и н. Владислав Николаевич!..

Р у б и н (всем). Даю слово гусара: не поедет она со мной — застрелюсь!

К а м а р д и н. Это же несерьезно.

Р у б и н. Аркадий Александрович, очень серьезно. Через три часа мы уезжаем, может, больше не встретимся. Я без нее жить не хочу — не буду!

Л и п а. А может, она с вами не захочет жить?

Р у б и н. Она?! Да что вы?! Хочет! (Глашке.) Поедешь со мной?

Г л а ш к а. Ты мне нравишься, гусарик.

Р у б и н. Такую свадьбу отгрохаю!..

Музыка «свадьбы», соборный хор.

(На фоне соборного пения.) Собор!.. Все сверкает!.. Золотые ризы, люстры, свечи!.. Церковный хор!.. А кругом — мундиры, мундиры!.. Ты и я!..

Г л а ш к а. Есть в тебе шик! За тебя пойти не зазорно, но…

Р у б и н (упал на колени перед Глашкой). Решай. Или сейчас, или никогда! Махнем с тобой к отцу — в Швейцарию! Разодену тебя! Цветами засыплю!..

Г л а ш к а. Рисковый ты, гусарик. А вдруг возьму да поеду?!

К а м а р д и н. Не слушай его, Глашка. Он пьян. Он с ума сошел.

Г л а ш к а. И — хорошо! Сама такая — сумасшедшая.

К а м а р д и н. Не время сейчас для гусарских троек.

Г л а ш к а. Любить — всегда время. Поехали, гусарик. Вези меня куда хочешь!

Р у б и н. Ура-а! Аркадий Александрович, умоляю вас, подарите мне ваш перстень — для невесты! В долгу не останусь.

К а м а р д и н (снимает перстень с руки). Сумасброд! Легкомысленный юнец — берите!

Музыка.

Рубин и Глашка опускаются на колени.

Р у б и н (торжественно надевает перстень на руку Глашки). Обручальную!

Липа подходит к Рубину с подносом, на котором два бокала. Песня.

Во время песни в дверях появляются  К о ж и н  и  И л ь я. Оба в военной форме. Кожин — в комиссарской, Илья — в красноармейской. Их заметили. Песня оборвалась. Рубин и Глашка встали. Цыгане, опасливо поглядывая, постепенно расходятся. Илья и Глашка встретились взглядом. Глашка отвернулась.

О, господа товарищи! Разрешите представиться — Рубин Владислав Николаевич. Бывший корнет бывшего гусарского полка. Сейчас — никто!

К а м а р д и н. Перестаньте паясничать, Рубин!

К о ж и н (медленно подошел к столу, всматривается). Аркадий Александрович?!

Камардин, не отвечая, пьет вино.

Господин капитан, неужели запамятовали?.. Матвей Кожин. В одном с вами полку служили.

К а м а р д и н (приглядывается к Кожину). Это вы в полковом комитете хозяйничали… Снимали командиров, назначали?..

К о ж и н. Не я — революция.

Р у б и н. Ох как громко!

К о ж и н. Куда же громче? На весь мир прогремела.

К а м а р д и н (вскочил). Бросьте вы!..

К о ж и н. Аркадий Александрович, что с вами?! В феврале семнадцатого вместе с нами красный бантик сюда нацепляли, радовались… Свобода!..

К а м а р д и н (сел). После вашего большевистского Октября…

К о ж и н. Вон что?!

К а м а р д и н. Играетесь, товарищи, в революцию!.. В свою — пролетарскую! Не забывайте — России не впервой эти забавы. Были уже Пугачевы, Разины, девятьсот пятый год!

К о ж и н. Были Романовы, Керенские, а сейчас…

К а м а р д и н. Надолго ли?

К о ж и н. Время покажет… Как же вы, Аркадий Александрович, боевой офицер… В германскую хорошо воевали за русскую землю, а…

К а м а р д и н. Егорушка, нам пора.

К о ж и н. Торопитесь на Дон?

К а м а р д и н. А куда, по-вашему, я должен торопиться?

К о ж и н. Не мне вам подсказывать. Дело совести.

К а м а р д и н (встал). У меня на Дону родные.

К о ж и н. Не к тем родным едете.

К а м а р д и н. Егорушка (бросил на стол деньги), возьми, разделишь на всех.

Е г о р. Увольте.

К а м а р д и н. Не беспокойся, у меня деньги есть.

Е г о р. Ни-ни, Аркадий Александрович, мы не работали, для себя пели.

К а м а р д и н (сухо). Как знаешь. Владислав Николаевич, не задерживайтесь.

Р у б и н (уходя). Оревуар, товарищи. Встретимся в Швейцарии! (Глаше.) Утром заеду.

Напевая «Все в нашей жизни», ушел. Камардин ушел вслед за ним.

К о ж и н. Октябрьская революция им поперек горла встала.

Е г о р. Прах с ними. Они теперь — бывшие. (Илье.) Значит, ты уже в Красной Армии? Молодец!

К о ж и н. Пришли повидать, да и проститься. Через час на вокзал.

Е г о р. Куда подадитесь, солдатики?

К о ж и н. Под Осиновку. Кулаки, гады, бунтуют. Убивают хороших людей, жгут хлеб.

Л и п а (Илье). Племянница-то наша, оголтелая, сбежала из табора. Толкун небось с ума сходит.

И л ь я (Глашке). Может, поздороваешься?

Г л а ш к а (не глядя на Илью). Знала, что увидимся, чувствовала.

И л ь я. Могли и не увидеться. Здесь, у тетки, останешься?

Г л а ш к а. Обо мне не страдай. Ты-то как?

И л ь я. Как видишь. В комсомольском отряде. Дадут нам с товарищем комиссаром коней, сабли… В тех краях будем, под Осиновкой. Заеду к своим в табор. Толкуну передать что-либо от тебя?

Г л а ш к а. Скажи — жива.

И л ь я. И — все?!

Г л а ш к а. Еще скажи — вышла замуж.

И л ь я. Ты?! Замуж?!

Г л а ш к а. Еду на Дон. С Владиславом Николаевичем. (Показывает перстень.) Обручилась.

И л ь я. С тем… офицериком?!

Г л а ш к а. С человеком — хорошим. Таких еще не встречала.

Илья, еще не понимая, смотрит то на Егора, то на Липу.

Л и п а. Чего глаза таращишь?! Не впервой. Из нашего хора многих увозили. И князья, и графья, и гусары…

Е г о р. Будет тебе! Сдурила твоя племянница, такое затеяла!.. Кто они?.. Ни ваше сиятельство, ни благородие, так… бывшие… Им самим себя пристроить нелегко, а тут еще — она!..

Г л а ш к а. Хуже не будет. Уж лучше я пропаду, чем буду свою молодость на этих стульях просиживать, стариться!..

И л ь я. Как же так?! Нам же с ним драться, рубиться… А ты? (Кричит.) Да он стрелять будет в нас! Расстреливать!..

Внезапно гаснет свет.

Послышалась тревожная дробь.

Н а п л ы в.

В свете прожекторов — ш е с т е р о  к о м с о м о л ь ц е в.

Они смотрят на Глашу.

Глашка вскрикнула, наплыв растворился.

Г л а ш к а (кричит). Нет! Не будет! Он хороший! Не будет! Не будет!..

Резкий аккорд в музыке.

Гаснет свет.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Начало.

Музыкальное вступление.

В луче прожектора возникает  П о э т.

П о э т.

Тает свет.

В темноте послышались звуки цыганской скрипки, гитар.

ЭПИЗОД ПЯТЫЙ

Музыка.

Из глубины сцены на зрителя медленно бредут усталые  ц ы г а н е  табора Толкунова. По мере приближения табора нарастает свет. Впереди — Т о л к у н, Н э ф а, Т р о ф и м, Р я б ч и к, Л у з г а.

Т о л к у н (останавливая табор). Вот она — Осиновка!.. Версты полторы от нас. Распрягайте коней. Шатры не раскидывайте. Часа два передохнем, перекусим, и… от греха подальше.

Часть цыган разбрелась.

Н э ф а (Толкуну). Торопишься?

Т о л к у н. А как не торопиться?! Слышала, что встречный мужик говорил? Там, возле Ширяевки, какой-то бешеный комиссар объявился — Кожин. В Осиновке все кулачье за обрезы схватилось. Чуть свет тут, говорит, такая резня была!

Н э ф а. Сами эту дорогу выбрали.

Т о л к у н. Других дорог нет. Чуть стемнеет — сгинем.

Н э ф а. А Глашка?!

Т о л к у н (раздраженно). Что Глашка?!

Н э ф а. Чего ты вздыбился?! Твоя дочь, не моя. Такую обиду ей стерпеть! Хлесь по лицу — при всех!..

Т о л к у н. Обиделась?..

Н э ф а. А то нет?!

Т о л к у н. А если эта дрянь с Ильей сговорилась?! Сперва он с солдатами для отвода глаз ушел, потом она…

Н э ф а. Мало ли что тебе в голову придет.

Т о л к у н. Ты же с нечистой силой водишься, с чертями, лешими… Спроси у них!..

Н э ф а. Ворожила. Вчера на перекрестке. Глашкину кофту вокруг осины завязала. Кони привиделись.

Л у з г а. Кони — хорошо! К друзьям.

Н э ф а. Огненные!.. Прямо на меня летели. Не успела бы я развязать кофту — затоптали бы.

Лузга крестится.

Т о л к у н. Видится тебе… черт-те что!.. Готовьте ужин на всех!

Музыка.

Кавалерийские сигналы.

Внезапно появляется  И л ь я. Он в длинной кавалерийской шинели. На голове — фуражка со звездочкой. Сабля, револьвер.

Пауза.

Л у ш к а (не веря глазам, осторожно подходит к Илье). Илья?!

Т о л к у н (отбрасывая Лушку). Тихо!.. (Подошел к Илье.) Пешком или на «огненном коне»?!

И л ь я. Как видишь.

Т о л к у н (треплет за полу шинели). На парад, что ли, явился? С каким умом?! Осиновские наскочат — из-за тебя всему табору каюк.

И л ь я. Не наскочат. Мы и осиновским, и ширяевским этой ночью такую баню закатили — долго из своих нор носа не высунут.

Т о л к у н. Принес тебя дьявол… (Ушел.)

И л ь я. Скажите ему, в Москве видел Глашку. У Егора. Велела передать — жива.

Н э ф а. Только и всего?

И л ь я. Замуж выходит. За офицера. Укатывает с ним на Дон. (Пошел в шатер Акима.)

Аким, Лушка ушли за ним.

Т р о ф и м (кричит). Анисим! Анисим!..

Аким, Трофим, Рябчик торопливо ушли к Анисиму.

Гаснет свет.

ЭПИЗОД ШЕСТОЙ

В узком луче света  А к и м, Л у ш к а, И л ь я.

Л у ш к а (собирает что-то для Ильи). Холодный… Голодный…

И л ь я. Мать, не хлопочи. Мне некогда. Зимовать будете в Осиновке?..

А к и м. Толкун тянет табор на Орел, Курск… к Белгороду. Спешит.

И л ь я. Сколько в таборе коней?

А к и м. Сколько кибиток, столько и коней.

И л ь я. Толкун подобрал табунок?

Л у ш к а. Хватал на дороге всяких… И подранков, и осиротелых…

А к и м. А что тебе?

И л ь я. Так…

Л у ш к а. Вижу, что не «так». Нас, что ли, с Акимом боишься? Не зря ведь разговор затеял.

И л ь я. Раненых у нас набралось… на хороший обоз… Женщины, дети… А увезти не можем.

А к и м. Что ж, у вас коней нет?

И л ь я. Потравили, гады, обозных коней.

Л у ш к а. Вон ты о чем! Коней! Не знаю, сынок, как табор, а Толкун на ножи полезет — не даст.

И л ь я. Через три дня вернем.

А к и м. «Три дня»! Кто тебе поверит?

И л ь я. Ладно. Увидим. Мать, табору ни слова! (Вышел.)

Лушка и Аким посмотрели друг на друга.

Л у ш к а. Хоть сейчас в могилу ложись, хоть позже…

Луч прожектора гаснет.

Слышатся глухие раскаты грома. Приближается гроза. Мерцание молнии. В свете ее вспышек  И л ь я.

И л ь я (кричит). Ани-исим!..

Лучом высвечивается  Т о л к у н. Одновременно, в разных точках сцены узкими лучами выхватываются  Н э ф а, Т р о ф и м, Р я б ч и к.

Т о л к у н. Что тебе?!

И л ь я. Куда ведешь табор, Анисим?..

Т о л к у н. У нас одна дорога.

И л ь я. С кем? С Глашкой?!

Т о л к у н. Есть дороги получше.

И л ь я. В Белгороде — немцы. Там теперь не наша земля.

Т о л к у н. Ты на своей земле живешь?..

И л ь я. На русской!

Музыка.

Появился  П о э т.

П о э т.

Поэт исчез.

За это время рядом с Ильей выросли  А к и м  и  Л у ш к а.

Сзади Толкуна появились  ц ы г а н е.

А к и м (кричит). Анисим… Ты же родился на этой земле, в русской степи! Пятьдесят лет бродил по этим дорогам…

Т о л к у н. И там такие же дороги, такое же небо, такие же степи.

Л у ш к а. Анисим!.. Над Волгой зарыт твой отец. В Оренбургских степях лежат два твоих сына… Возле Енисея, у сосны, — мать. Ну, плюнь на них! Предай!..

Т о л к у н. Хватит! Не скальте на меня зубы!..

И л ь я. Вредный ты человек, Анисим! И для себя, и для этой земли — вредный!.. (Ушел.)

Нарастает свет.

Т о л к у н. В дорогу!

Отдаленные молнии, гром.

Никто из цыган не тронулся с места.

(Угрюмо стоящим цыганам.) Запрягайте коней!..

Н э ф а. Куда лезешь?! Не видишь, туча полнеба закрыла.

Т о л к у н. Не оттуда беду ждете. Гроза, может, и стороной пройдет, а тут хуже грозы надвигается. По кибиткам!..

А к и м. Анисим, мы с Лушкой здесь остаемся. На своей земле хотим помереть.

Т о л к у н. И помирайте!.. Других за собой туда, в землю, не тяните.

С е н ь к а. И я остаюсь с Акимом.

Т о л к у н (схватил Сеньку за ворот рубахи). Научился оскаляться?!

С е н ь к а. Один, что ли, я не хочу ехать? Весь табор. Сказать тебе боятся.

Т о л к у н (обвел глазами табор). Кто еще?!

Цыгане молчат.

Говорите… Не трону! Клянусь!

Молния, гром.

С т а р и к. Грозы, грозы… боимся. Увязнем.

Т о л к у н. Здесь скорей завязнешь. С комиссарами нам не ужиться. Кто еще?

Все молчат.

(Сеньке.) Что ж ты врал на цыган?! (Трофиму и Рябчику.) Приторочьте его к оглобле. (Сеньке.) Всю дорогу — один раз кнутом по коню, другой — по тебе. Сразу в себя придешь. В дорогу!

Молния, гром.

Музыка.

Песня табора.

Табор готов тронуться с места: женщины с детьми, с узлами. Толкун, Трофим, Рябчик — впереди.

А к и м (загораживая собой дорогу). Ромалэ!.. Переждите грозу! Тут же болото, увязнете!

Т о л к у н. Трофим, Рябчик, в кнуты!..

Ослепительная вспышка молнии, удар грома. В свете молнии  К о ж и н, И л ь я  и  т р о е  в о о р у ж е н н ы х  б о й ц о в. Немая сцена.

К о ж и н (весело улыбаясь). Узнали?!

Цыгане угрюмо молчат.

Что ж вы? Вроде не так давно виделись?..

Т о л к у н. Некогда нам, товарищ, с тобою разговоры вести. Торопимся. Авэн!

К о ж и н. Обождите. Нам тоже некогда. Давайте, друзья, поговорим по-хорошему. (Табору.) У нас к вам, товарищи цыгане, от революционного отряда… великая просьба… Одолжите, братцы, коней.

Цыгане осторожно переглядываются.

Р я б ч и к. Ха!.. Это как же — «одолжить»?

К о ж и н. Дней на пять, не больше. До Тулы слетать и обратно.

Т р о ф и м. Ничего себе! Может, вам мою жену одолжить?.. Она еще…

К о ж и н. О! Остряк-самоучка. Зря, браток, стараешься, сейчас ни вам, ни нам не до смеха. Люди гибнут. Раненые.

Т о л к у н. И мы — люди! Тоже погибать не хотим.

А к и м. Чего ты расплакался? Над нами еще не виснет. Или не можем маленько повременить ради людей?

И л ь я. От лютой смерти спасти! Кулацкие гады после утренней трепки небось зубами скрипят. Каждую минуту могут наскочить. Сами понимаете, уж они-то потешатся над людьми, поиздеваются… Есть у вас совесть?! Или только о себе думаете?!

Л у ш к а. Чего ты на нас? Мы с отцом своего коня отдадим.

С е н ь к а. И моего пусть берут.

С т а р и к. Если уж так надо…

К о ж и н. Надо, отец! И — срочно!

А к и м (Кожину). Коней восемь наберем, а остальных, просите… (Смотрит на Толкуна.)

Т о л к у н (яростно). Что ты на меня уставился?! И я, как все! Выпрягайте моего, берите!

И л ь я. А табунок?

Т о л к у н. Какой табунок?

И л ь я. Вон там, за последней кибиткой…

Т о л к у н (взорвался). Ты что тут командуешь?! Не мы, цыгане, заварили всю эту кашу! Вы заварили, вы и расхлебывайте. Нет у нас коней! (Цыганам.) Чего вы стоите?..

Цыгане было тронулись…

К о ж и н (загородил дорогу). Куда?.. Или не слышал, о чем вас просят?..

Т о л к у н. Ничего не слышал, ничего не знаем. (Размахивая кнутом.)

К о ж и н. Стоп! (Дал знак бойцам.)

Илья и бойцы подошли к Толкуну.

Вот что, гражданин Толкун. Царя и того по ветру пустили. Керенский в бабьей юбке сбежал, а для тебя одного щелчка хватит.

Т о л к у н (поднял руки). Все!.. Куда же мне с вами тягаться — у вас винтовки, сабли… Вы же все отбираете — и землю, и хлеб, и усадьбы…

К о ж и н. У кого — забираем, а кому — даем. Илья, забери коней. Всех до одного! (Цыганам.) Обещаю вам, братцы, через пять дней — вернем! (Толкуну.) А тебе, царь цыганский, князь финляндский, советую: не вздумай на своих цыганах отыгрываться. Я — такой: узнаю — рубану сплеча! Получится — два Толкуновых! (Ушел.)

Сенька, бойцы, Илья скрылись.

Т о л к у н. Вот они — огненные кони!.. (Тяжело оглядел весь табор, остановил взгляд на Акиме.)

Музыка.

Возник нарастающий топот коней.

Перед Акимом встали Лушка, Сенька и часть  ц ы г а н.

Сзади Толкуна тоже встала часть цыган.

Все стоят молча, неподвижно.

Топот коней заполняет зрительный зал.

Постепенно гаснет свет.

В темноте послышались звуки скрипки и гитар.

Появились мелодии романса «Не уезжай ты, мой голубчик».

Нарастает свет.

ЭПИЗОД СЕДЬМОЙ

В луче прожектора  Г л а ш к а  и  Р у б и н. Они полулежат. Рядом недопитая бутылка вина, гитара. Глашка положила голову на грудь Рубина.

Г л а ш к а, Р у б и н (поют).

Взрыв хохота, пьяных голосов, топот сапог.

Р у б и н. С утра гуляют, вояки! Ширяевка их еще не научила.

Г л а ш к а. Пусть гуляют. «Сегодня пьем мы и ноем, а завтра…» Кто знает, что будет завтра. (Поет.)

О б а.

Замирают в поцелуе.

Г л а ш к а. Вчера была в здешней церкви… Молилась. Разговаривала с божьей матерью… (Вздохнула.) Толстую свечу ей поставила.

Рубин смеется, целует Глашку.

Ты же, говорю, сама женщина, должна меня понять. (Вздохнула.) Все рассказала ей… Как в шатре по ночам глаза таращила, думала: неужто я, Глашка Толкунова, для того родилась, чтобы с утра до вечера по деревням рыскать… Гадать, выпрашивать… Рассказала ей, как сбежала из табора, как с тобой встретилась… Будто все в золотом сне! Высоко ты меня тогда перед всеми поставил… У Егора и после… Потому и пошла за тобой, сломя голову… Гордился мной…

Р у б и н. И что же тебе божья матерь ответила?

Г л а ш к а. Молчала. Только смотрела на меня — строго. Очень строго. Даже вдруг боязно стало. Может, большой грех я взяла на свою душу?..

Р у б и н (смеется). Что за мысли приходят тебе в голову? Какой грех?..

Г л а ш к а. Слушай, гусарик, а что, если я от тебя сбегу?..

Р у б и н. Ты?! Куда?!

Г л а ш к а. Хоть бы в табор. В это время мы всегда в Осиновку прикочевывали на зимовку. Горевать будешь, гусарик?

Р у б и н. Я и думать не хочу. Разве тебе со мной плохо?

Г л а ш к а (крепко обняла Рубина). Уж так хорошо!.. Не бойся, это я так, для себя спросила… В табор мне все дорожки ковылем позарастали. Уж если сбежала, так обратно приходить надо — королевой.

Р у б и н. Была бы уже королевой. Не повезло нам. Не смогли пробиться на Дон. Застряли в этих… Звонцах.

Вновь разгульная песня, хохот.

(Обнял Глашку.) Потерпи… К рождеству будем в Москве… Забежим к Егору Ивановичу. Свадьбу закатим… в храме Христа-спасителя… (Целует.)

Колокольный звон, соборное пение.

Г л а ш к а. Ты думаешь, я на тебя в обиде за свадьбу?.. Зачем она мне?.. В таборе, под чистым небом, под звездами, проведут с песнями молодых вокруг шатра — и счастливы все!..

Р у б и н. Но все-таки ты чем-то обижена?

Г л а ш к а. Даром, что ли, я с божьей матерью говорила? Кому-то надо было душу открыть. В этом доме — некому.

Р у б и н. Как — некому? А я? Что ж ты от меня скрываешь?

Глашка вздохнула.

Что случилось?!

Г л а ш к а. Говорить не хочется… Науськивает тебя Аркадий Александрович. На смех меня поднимает…

Р у б и н. Откуда ты взяла?

Г л а ш к а. Знаю… Кожей чувствую… Вилку держу не так, слова выговариваю не так, одеваюсь не так… Ведет себя как дурная баба. Цыганка я! Таборная!.. Не ко двору пришлась?..

Р у б и н. Перестань! Ну зачем ты?..

Г л а ш к а. И правда, зачем я такой разговор завела? (Прижалась к Рубину.) Мне с тобой, гусарик, хорошо… Я счастлива…

Р у б и н. Поверь мне… Я же…

Г л а ш к а. Не надо… (Закрыла рот Рубина поцелуем.)

Оба замерли в поцелуе.

Музыка.

Постепенно гаснет луч прожектора.

В противоположной стороне сцены зажигается местный свет.

ЭПИЗОД ВОСЬМОЙ

В свете — К а м а р д и н  и  Б е л я в и н.

Камардин — в форме армейского капитана. На плечах — погоны. Белявин — в полувоенной, полугражданской одежде. Вооружен саблей, гранатами. За плечами — обрез.

К а м а р д и н (раздражен, нервно курит). Скверно, Белявин! Отвратительно! Это не солдаты, а — сброд! Неужели никто из вас не мог разглядеть, сколько у него сабель?! Или от страха совсем потеряли головы?!

Б е л я в и н. Вся деревня в кучу сплелась. Не поймешь, где свои, где кожинцы. Ширяевские мужики друг с другом схватились.

К а м а р д и н. Что?!

Б е л я в и н. Нашлись такие, за Кожина стали биться.

К а м а р д и н. Скоты!.. Сегодня же выявить подлецов… Расстрелять!.. И немедленно пошлите разведку, установить, сколько у Кожина сабель, какие у него потери. Сегодня же доложите!..

Вбежала  Н ю ш к а.

Н ю ш к а. За огородами кого-то схватили… Важного!.. К нам ведут.

Нарастает общий свет.

Музыка.

Х о р е к  выталкивает полураздетого  м о л о д о г о  п а р е н ь к а.

Чуть позже вошел  Р у б и н.

Х о р е к. Вот, Аркадий Александрович, в осиновских огородах задержали. Из Ширяевского леса пробирался… На коне.

Камардин пристально смотрит на парня.

П а р е н ь (широко улыбаясь). Так точно, господин капитан, на коне. В лесу подобрал, бесхозного… Сами понимаете, по чугунке нельзя: красные патрули враз заберут.

К а м а р д и н. А что тебе «красные патрули»? Дезертир, что ли?

П а р е н ь. Деревня моя вот тут, рядом. А я уже в германскую навоевался. В шестнадцатом забрали…

Вошла  Г л а ш к а.

К а м а р д и н. От Кожина сбежал?

П а р е н ь (пожал плечами). От какого Кожина?.. Я домой спешу. Меня мать, невеста заждались. Из Кукушкина я.

Х о р е к. Из Кукушкина?! Фамилия?

П а р е н ь. Гавриков, Алеха.

Х о р е к. Господин капитан (шепчет что-то Камардину)… минуточку… (Торопливо ушел.)

К а м а р д и н. Тебе, Алеха, повезло. Своего встретишь. Только уговор — молчи. За слово — язык отрежу.

Вошли  Х о р е к  и  Ф е д о р.

(Федору.) Узнаешь?

Ф е д о р (всматриваясь). Вроде как… Алеха!

А л е х а. Он самый… Гавриков. А ты, мужик, — Федор! Сусед.

Ф е д о р. Босяк с нашей улицы. Кукушкинский.

А л е х а. Господи боже мой! Говорю, не вояка я… Чего меня взяли? Господин капитан, некогда мне. Соскучился я по нашему, деревенскому молоку, по квасу.

Г л а ш к а. Отпустите его!

Все обернулись на Глашку.

А л е х а. О! Дай бог тебе здоровья!..

Г л а ш к а. Не видите, что ли, кого взяли? Он же…

К а м а р д и н. Глафира Анисимовна, прошу вас… (Алехе.) Тебя обыскивали?

А л е х а (смеется). Ой! Общекотали всего. Со смеху чуть не помер. Жалко, сапоги сняли. Прикажите вернуть.

К а м а р д и н. Бойкий ты, Алеха. Чересчур бойкий.

Г л а ш к а. Ой, господи, чего вы к нему привязались? Ему еще в пятнашки играть, а вы…

К а м а р д и н. Господин поручик, уймите вашу… Здесь все-таки штаб, а не… табор.

Р у б и н (Глашке). Ты мешаешь! Ради бога уйди. (Вытолкнул ее.)

Глашка тут же незаметно вернулась. Задыхаясь, вбежал толстомордый, бандитского вида  м у ж и к.

М у ж и к (Камардину). Докладываю (подал бумажку)… у этого, в сапоге, под стелькой была заделана…

К а м а р д и н (прочел). Так, голубчик, так… Ну, Гавриков, тебя надо знаешь что?.. Расцеловать! Ты с меня такой груз снял! Приспичило, значит, вашему товарищу Кожину?.. Запросил подкрепления? За такую весть я тебя отпущу. И коня верну. Даю слово офицера. Скажи только, голубчик… Сколько же у Кожина осталось сабель? Хотя бы приблизительно…

Алеха молчит.

Были же у вас и убитые, и раненые… Ну, чего ж ты молчишь? Мне и так все известно… Хотелось просто уточнить.

А л е х а. Ну как можно, господин капитан. Вы же первый меня уважать перестанете. Я же все-таки кожинец…

К а м а р д и н. Скотина ты! Еще паясничаешь. А жаль! Я думал, мы с тобой поговорим по-хорошему… А теперь уж, Алеха, извини… Таких, как ты, надо на корню рубить. (Хорьку.) Выполняйте!

Гаснет свет.

Барабанная дробь.

Н а п л ы в.

В луче прожектора  ш е с т е р к а. Рядом стоит  А л е х а.

Глашка вскрикнула.

Все исчезло.

Г л а ш к а (исступленно кричит). Оставьте его! Отпустите!

Р у б и н. Глаша! (Хочет увести ее.)

Г л а ш к а (вырываясь). С мальчишками воюете, господа офицеры!.. (Рвется к Алехе.) Не дам! Отпустите!..

А л е х а. Замолчи, гражданочка. Не надо мне от этих… милости. Не приму. (Пошел первый.)

За ним ушли Федор и Хорек.

Рубин вытолкнул Глашку.

К а м а р д и н (злобно посмотрел на Рубина, оборачиваясь к Белявину). Сегодня прибудет кавалерийский эскадрон, из регулярных. Надо не дать Кожину опомниться. Накрыть его с обозом вместе. Проверьте готовность… Ночью выступаем.

Белявин ушел.

(Не глядя на Рубина.) Больше этого я не потерплю. Внушите Глафире Анисимовне…

Р у б и н. Скажу. Но и вас, господин капитан, прошу не забывать…

К а м а р д и н. Перестаньте, поручик! Послушали бы, что говорят те, кем вы командуете, о вашей… не знаю, как ее назвать, наложнице, забаве или…

Р у б и н. Что же?!

К а м а р д и н. Ее же знают здесь. Она зимой в Звонцах… побиралась… «Командирша»!..

Р у б и н. Господин капитан!..

К а м а р д и н. Вы же сами меня на такой разговор вызвали!.. Так слушайте! Я обязан вам это сказать. Ради вас — офицера, дворянина, аристократа!.. Глафиру Анисимовну можно терпеть в ресторане. После вина, закуски… Я таким, как она, певичкам, вот так, не глядя, рубли швырял… И не заставляйте меня быть с ней любезным.

Незаметно появилась  Г л а ш к а. Она слышала часть того, что говорил Камардин.

Г л а ш к а. Наслушался обо мне, гусарик?.. Я хоть в ресторане гостям нужна… (Камардину.) А вы?.. Насмотрелась я на вас, наслушалась ваших речей… Пустыми снами живете… Не те вам сны видятся.

К а м а р д и н. Владислав Николаевич, уймите вашу… (Вышел, но не совсем, подслушивает.)

Р у б и н. Иди к себе.

Г л а ш к а. Слушай, дурачок, я хожу по бабам за молоком… Они ведь тоже говорят о вас… Меня не боятся. Ждут-то не вас, а Кожина!

Р у б и н. Ты что говоришь, сумасшедшая!

Г л а ш к а. Кожин им свой, а вы — чужаки! Вроде как не русские.

Вновь показался взбешенный  К а м а р д и н.

К а м а р д и н. Господин поручик, я этого так не оставлю. (Ушел.)

Р у б и н (схватился за голову). Что ты натворила, ду-ра-а! Дура-а!..

Г л а ш к а. Испугался, гусарик? Если б тебя так обижали, уж я бы горло перегрызла всем.

Р у б и н. В какое положение ты меня поставила?.. Он же не простит, он…

Г л а ш к а. Беги за ним, извиняйся, встань перед ним на колени, умоляй… (Выталкивает Рубина.)

Музыка.

Глашка осталась одна. Опустилась на пол, запела.

Песня Глашки, широкая, таборная.

Тихо вынырнула  Н ю ш к а.

Н ю ш к а. Жива?! Ой, как я за тебя боялась! Там сейчас такое поднялось! Спорят, бранятся!..

Г л а ш к а. Сама виновата. Сделали из меня певичку застольную, дешевенькую… Хотят, чтобы я ползала по полу как червяк. Нет уж, если б и пришлось ползать, так не червяком, а — гадюкой!.. Чтобы в руки боялись взять. (Снимает с пальца дорогой перстень.) Возьми!

Н ю ш к а (испуганно). Что ты, Глафира! Разве можно?! Скажут — украла.

Г л а ш к а. Возьми, не будь дурой. Спрячь, отнеси матери.

Н ю ш к а. Не… не надо. Боюсь я.

Г л а ш к а. Обижусь. (Кладет в руки Нюшки перстень.) Ступай.

Н ю ш к а. А ты, Глаша, ничего не задумала… над собой!… Побойся бога.

Г л а ш к а. Иди, за меня не бойся.

Нюшка поцеловала Глашку, убежала.

Вошел веселый  Р у б и н, напевает «Друзья, нальем бокал полнее».

Р у б и н. Все обошлось! Прошу вас, Глафира Анисимовна, в хоромы!

Г л а ш к а. Приду. Поставь бокалы, вино.

Р у б и н. Слушаюсь!.. «С вином нам как-то веселее…» (Ушел.)

Музыка.

Глашка медленно снимает с себя драгоценности, бросает на пол. Появляется  П о э т.

П о э т.

Гаснет свет.

В темноте возникает хоровая таборная песня.

Медленно нарастает свет.

ЭПИЗОД ДЕВЯТЫЙ

В таборе Толкуна.

Сцена пуста. Только в стороне подобие шатра Акима.

Музыка, настороженная, тревожная.

С ведрами воды появляется  А к и м. Внезапно на его пути вырастают  Т р о ф и м  и  Р я б ч и к. За ними, чуть подальше, Т о л к у н. Аким остановился. Напряженная пауза.

А к и м. Чего задумали?!

Т р о ф и м. Тихо! Не поднимай хвост.

Т о л к у н (нарочито медленно подходит к Акиму). Смелый ты, цыган, смелый… Ходишь к лесному ручью один!..

А к и м. Все ходим.

Т о л к у н. Ты — не все!.. (Подошел ближе.) Знал, цыган, что придут эти… за нашими конями?!

А к и м. Коней вернут.

Т о л к у н. «Вернут»?! Ну, ну, ходи… пока еще… тот… А ведь и на него может своя пуля найтись… Не боишься?!

А к и м. Коней вернут…

Неожиданно вошли вооруженные  Б е л я в и н, Х о р е к  и  Ф е д о р. Подошли к цыганам молча, подозрительно всматриваются в них, оглядывают табор. Аким ушел.

Б е л я в и н (указывая на Толкуна). Этого цыгана знаю. В Осиновке зимует. Тихо у вас?.. Никто не заглядывал?

Цыгане молчат.

(Резко.) Был, что ли, кто?!

Т р о ф и м. Пока бог миловал.

Б е л я в и н (Федору и Хорьку). Пошарьте в таборе.

Федор и Хорек ушли.

(Подошел к шатру Акима, ворошит ногой тряпье, перину.) А твоя, вожак, дочка — у нас, в Звонцах, знаешь?

Т о л к у н. Глашка?!

Б е л я в и н. А ты что, первый раз слышишь?.. Теперь уже она Глафира Анисимовна. Я перед ней — тянусь. У командира в супругах состоит.

Т о л к у н. Они же вроде на Дон…

Б е л я в и н. Собирались, да не добрались. Дочку не узнаешь — справная! Вся в бархатах да в золоте. Одних каменьев на ней — глянешь, ослепнешь.

Т о л к у н. Она-то знает, что табор здесь?

Б е л я в и н. Хоть и узнает, так теперь ей к вам-то заходить не с руки. Командирша!.. (Окликнул.) Федор!..

Вошли  Ф е д о р  и  Х о р е к.

Х о р е к. Ничего такого…

Ф е д о р. Табор как табор, кибитки да шматы…

Б е л я в и н (уходя). Не вздумай, вожак, кого-либо укрыть. Не дай бог… из тех… Узнаем — от табора одни перья останутся!

Белявин, Федор и Хорек ушли.

Т о л к у н (вытирая лицо полой куртки). Поняли?! (Рябчику.) Зови всех!

Рябчик и Трофим созывают цыган: «Эгей!..», «Выходи все! Быстро!»

Быстро появляются  ц ы г а н е.

Глафира Анисимовна рядом! В Звонцах командирша! Верховодит у больших офицеров. Дошло до вас?!

Р я б ч и к. Мужик сказывал, вся в золоте, в каменьях… Королева!..

Т о л к у н. Слышали?! С ней-то мы расправим крылышки. Уж будьте покойны, и коней добыть поможет, и с голоду подохнуть не даст.

Л у з г а. Вот вам и Глашка! С туза козырнула! Возьмет да прикатит в карете, лакированной!..

Т о л к у н. Она — может. Все может.

Л у з г а. Распахнет дверцу да как выскочит, вся в соболях да брульянтах! Эх ты, залетная! Уж встретим ее, Глафиру Анисимовну, по-царски! (Запела, заплясала.)

Какой-то части цыган передалось настроение Лузги. Родилась песня, пляска. Пляшет весь табор.

Л у ш к а (заметила кого-то, вглядывается, потом бросается к пляшущим, пытаясь остановить их, крича). Дыкхэн! Дыкхэн!..

Пляска постепенно останавливается. Все смотрят в сторону, куда указывает Лушка.

Музыка.

В пестром цыганском платье, замызганном дорожной грязью, в стоптанных туфлях входит  Г л а ш к а. Все застыли.

Глашка медленно проходит мимо цыган, не глядя на них, садится в стороне.

Т о л к у н. Кто это?!

Все осторожно подходят к Глашке.

(Обошел вокруг неподвижно сидящей Глашки, Лузге.) Где карета?.. (Кричит.) Где золото, меха, бриллианты? (Цыганам.) Таких цыганок у меня в таборе не было!.. (Отошел, повернулся ко всем спиной.)

Л у ш к а. Глаша… Иди, доченька, в наш шатер. Иди… Мы с Акимом тебя…

Т о л к у н. Гоните ее! Кнутами! Оглоблями!..

Н э ф а (Толкуну). Опомнись! (Цыганам.) И не дай бог кому-нибудь хоть словом ее обидеть… Наворожу — язык отнимется. (Глашке.) Иди, девочка, к себе. Иди, иди…

Нэфа уводит Глашку. Все молча расходятся. Загорается костер. Возвращается  Н э ф а. Она садится у костра, бросает в него корешки и что-то бормочет.

Вышла  Г л а ш к а, осмотрелась, идет к костру, садится возле Нэфы.

Правда, что на тебе большие тысячи были?

Глашка молчит.

Значит, все с тебя содрали — золотишко всякое, каменья…

Г л а ш к а. Сама швырнула им…

Н э ф а. Дура! За такую обиду я бы еще и ихнего с собою захватила.

Глашка молчит.

Послышался бой часов.

Церквушка на погосте полночь отбивает. Погадаю на тебя. Как отобьет — слушай.

Часы смолкли.

Послышался легкий топот коней.

Кони! Опять кони!..

Топот нарастает.

Глашка заметалась, бросилась к шатру Акима.

Куда ты?! Раздавят!..

Г л а ш к а (бегает по табору, кричит). Аким! Ромалэ!..

Выскочили встревоженные, заспанные  ц ы г а н е.

Слышите?!

Топот коней, постепенно удаляющийся.

Это они! Из Звонцов!

Рождается музыка боя.

Слышны крики, нарастающие выстрелы.

Н э ф а. Беда идет!..

Цыгане в ужасе. Кто крестится, кто молится, кто увязывает вещи.

Т о л к у н. Спохватились?! Были бы кони, запрягли — и сгинули!

Нэфа встала перед цыганами, схватилась за голову, запела. Так родилась песня. В разгар песни Нэфа начинает двигаться, за ней — все цыгане. В этих движениях что-то от далекого прошлого, дикого.

Танец-пантомима «Заклятье».

Его сопровождают музыка и хор.

В конце танца все падают на землю, как бы обнимая ее, и замирают.

Замирают и звуки боя.

На заднем плане возникают фигуры  И л ь и  и еще держащегося на ногах  К о ж и н а.

Цыгане со страхом смотрят на них.

Глашка отошла в сторону, отвернулась.

К о ж и н (стараясь держаться). Если бы мог… поклонился вам в ноги…

И л ь я. Вывезли всех! Успели. Дайте что-нибудь перевязать — быстро!

Лушка хочет поднять у Кожина рубаху.

К о ж и н. Не осторожничай! Рви!

Л у ш к а. Прилипла.

К о ж и н. Ой ты, нескладная… Рви разом! (Рванул рубаху.)

Л у ш к а. Ой! (Закрыла глаза.)

Н э ф а. Не суетись! Тащите перину. Заговорю кровь.

Кожина тащат в шатер.

Аким, Лушка, Нэфа и Илья скрылись.

Т р о ф и м (крестится). Теперь — все! Всему табору — петля.

С е н ь к а. Перестань выть, человек услышит.

Р я б ч и к. Пусть слышит. Тебе охота помирать за этого комиссара, а нам…

Г л а ш к а. Вы что, цыгане? Завелись! Отойдите!

Т р о ф и м. Куда отойти? В землю самим зарыться?! Лучше скажи Акиму, пусть убирают комиссара от нас.

Г л а ш к а. Ти-ише! Посинели от страха?!

Р я б ч и к. И ты не ори! Не уберут — сами все акимовское гнездо выкинем в болото.

Г л а ш к а. Сам и уходи! Все уходите! Бегите, отсиживайтесь.

Т о л к у н. Разойдитесь!

Цыгане разошлись. В стороне остались Рябчик и Трофим.

(Глашке.) Кидаешься на цыган?.. Кого Илья к нам привел?! За него первую тебя, дуру, порубят, потом меня. (Притянул Глашку к себе, шепчет.) Я молчать не буду! (Трясет ее за плечи.) Не буду!

Г л а ш к а (испытующе смотрит на Толкуна). Я ведь тоже — Толкунова. Твоей породы. Поберегись!.. (Отошла.)

Т о л к у н (подошел к Рябчику и Трофиму). Чтоб ее… Уродилась же…

Р я б ч и к. Ну, Анисим, ты крепок. Придись на меня, я бы…

Т о л к у н. И я бы!.. Не чуешь, что ли, каким ветром подуло?! Попробуй тронь. Поумней надо…

Толкун, Рябчик и Трофим ушли.

Вышел  И л ь я  с уздечкой и кнутом.

Музыка.

Илья осматривает уздечку, перевел взгляд на стоящую к нему спиной Глашку. Напряженно всматривается. Глашка обернулась. Оба смотрят друг на друга.

И л ь я. Глазам не верю… Как же это?!

Г л а ш к а. Не спрашивай! Все, что было, — мое. Куда собрался?

И л ь я. Не оставлять же его здесь. Пойду за конем.

Г л а ш к а. Один?

И л ь я. Сеньку захвачу. В лесу не найдем, подберемся к ширяевским.

Г л а ш к а. Страшно.

И л ь я. Есть что-то еще больше страха. (Огляделся.) Пора!

Г л а ш к а. Обожди. (Поцеловала Илью, перекрестила.) Иди с богом.

Илья ушел, Глашка смотрит ему вслед. Из шатра, шатаясь, вышел  К о ж и н. Глашка бросилась к нему.

К о ж и н. О! Цыганочка?! Удивила!.. Не суетись, все наладится.

Г л а ш к а (усаживая Кожина). Не лежится тебе, вскочил.

К о ж и н. Маленько отдышусь и подамся… Хоть пешком, хоть ползком…

Г л а ш к а. Еще бы! Подашься! Свяжу — и все.

К о ж и н. Не серди ты меня, Христа ради. Слышал я… Все слышал. Уползу.

Г л а ш к а. Илья с Сенькой пошли за конем. Увезут тебя.

К о ж и н. Коня еще найти надо.

Г л а ш к а. Найдут, дело цыганское. Лежи, молчи.

К о ж и н. Что ты заладила: «лежи, лежи»! Как лежать?! Как?! Цыгане-то правы! Найдут меня здесь…

Г л а ш к а. Замолчи! Надоел! Сейчас коня приведут.

Кожин вновь пытается встать.

(Вцепилась в Кожина.) Лежи, говорю! (Укладывает его.)

К о ж и н. Ну, цыганочка, беда с тобой. Чтой-то ты мне в спину тычешь?

Г л а ш к а. Револьвер.

К о ж и н. Убери пока под перину. И саблю.

Глашка прячет.

Видать, не ужилась с тем-то?

Глашка молчит.

И — хорошо. Илья лучше, дороже… Схватился я сегодня с офицериком…

Г л а ш к а. С Владиславом Николаевичем?

К о ж и н. Узнал меня, аж закричал от радости. Хорошо саблей орудовал… Я б его вмиг раскроил, да какой-то гад пальнул сзади из обреза…

Г л а ш к а. Не желаю я ему смерти. Свела нас судьба… и его, и тебя, и меня… Свела — и пусть теперь сама нас рассудит.

К о ж и н. Ты, цыганочка… (Схватился за грудь.)

Г л а ш к а. Плохо тебе?!

К о ж и н. Отойдет… Вот распушим всю эту контру… И твоя боль сгладится. Уж кому-кому, а вам, неприкаянным, все будет… (Закрыл глаза, затих.)

Г л а ш к а. Тяжело тебе? Потерпи… Увезем… (Приблизила лицо к лицу Кожина.) Если бы я начала жить заново, ни к гусарику, ни к Илье не прильнула бы… (Смотрит на Кожина, гладит волосы.)

Появился  П о э т.

П о э т.

Музыка.

Рождаясь из тишины, она становится все сильней и тревожней. Закрыв лицо руками, входит  С е н ь к а, падает, зарываясь лицом в землю. Со всех сторон вошли встревоженные  ц ы г а н е, столпились вокруг него.

Л у ш к а (тихо). Сеня, где… Илья?

Сенька сел, обхватил голову руками.

Сеня… почему ты… один?

С е н ь к а. Ширяевские подняли Илью на вилы… Успел только крикнуть: «Беги!» (Снова упал и колотит кулаками землю.)

Все стоят неподвижно.

Лушка идет к шатру. Цыгане расступаются перед ней.

Т о л к у н. Что ж теперь горевать… Илья сам на свой крест напросился.

А к и м. Ты — не напросишься. Ни ради нас, ни ради чего другого…

Г л а ш к а (подошла к Анисиму). Уйди… Я сейчас не в себе. Видела я таких, как ты… Там, в Звонцах! Уйди!..

Н э ф а. Глашка! Анисим, отойди от греха.

Нэфа, Трофим и Рябчик уводят Толкуна.

Г л а ш к а (цыганам). Что делать будем? Скажите что-нибудь. Сеня! Аким!

А к и м. Дай, дочка, опомниться.

Г л а ш к а. И я бы хотела опомниться, так некогда уже.

Все молча расходятся. Глашка осталась одна. Гаснет свет. В другой точке сцены возникает свет. В нем  Т о л к у н, Н э ф а, Т р о ф и м  и  Р я б ч и к.

Т р о ф и м (шепчет). По всему лесу сучья трещат… Осиновские за комиссаром охотятся…

Т о л к у н. Все беды — от него. Илью сгубил, теперь уже нам самим надо шкуры спасать. (Рябчику.) Другого выхода нет! Васька, беги… Шепни осиновским… Но пусть Глашку, слышишь, Глашку и табор не трогают. Пусть с той семейкой считаются.

Н э ф а (схватила Рябчика за руку). Не вздумай идти! Прокляну! (Анисиму.) Вам этого никогда не забудут и никогда не простят!

А н и с и м (задыхаясь от бешенства). А я?! Я должен все им прощать? Лишили всего!.. Душу и ту вот так, в кулаке зажали! Беги, Васька, пока они сами сюда не пришли. (Нэфе.) А ты язык прикуси! (Наступает на Нэфу.)

Н э ф а (со страхом глядит на Анисима). Анисим… Анисим!

Т о л к у н. Заройся в кибитке и сиди как мышь. Не то…

Нэфа ушла. Рябчик скрылся. Гаснет свет.

В темноте послышалась песня. Возникает луч прожектора.

В луче  Г л а ш к а, одна. Она поет.

Песня, драматическая, поддерживаемая хором.

Местным светом высвечивается Кожин. Тихонько, стараясь, чтобы Глашка не заметила, забирает саблю, револьвер, еле поднимается и пытается незаметно уйти. Глашка заметила, бросилась к нему.

К о ж и н. Я сам… сам… (Отстранил Глашку, упал, ползет, вскоре замирает.)

Г л а ш к а (подобрала саблю, револьвер). Аким! Сенька!.. (Сует саблю под перину.) Уложите его в кибитку.

А к и м. Какую кибитку? А кони?

Г л а ш к а. Запрягусь сама. Подыхать буду — увезу.

С е н ь к а. Перестань, унесем на себе.

А к и м. Через болото уходите.

Кожина уносят.

Глашка торопливо одевается.

С е н ь к а. Догоняй. Тропа у кривой сосны. Знаешь?

Г л а ш к а. Знаю. (Отдает револьвер Сеньке.) Беги.

Сенька убежал.

Музыка.

Глашка накинула платок, оглянулась, побежала вслед за Сенькой. Внезапно в разных точках сцены возникли  К а м а р д и н, Б е л я в и н, Р у б и н, Х о р е к, Ф е д о р  и  д в а - т р и  м я т е ж н и к а. Глашка замерла. Появились согнанные кем-то в центр круга  ц ы г а н е. Чуть в стороне стоят  Т о л к у н, Р я б ч и к, Т р о ф и м  и  Н э ф а.

К а м а р д и н (не торопясь, подходит к Глашке, пристально смотрит на нее, потом уверенно идет к шатру, заглядывает в него. Не найдя никого, бросает взгляд на Толкуна, вновь возвращается к Глашке). Ну вот и встретились, Глафира Анисимовна! А где товарищ Кожин? Комиссар Кожин?!

Глашка обвела взглядом цыган, остановилась на группе Толкуна.

Глашка, улыбаясь, пожала плечами.

Ну да, понятно. Его здесь нет, не было и не могло быть. Так?!

Г л а ш к а. Я думала, Аркадий Александрович, вы зашли к нам… в гости.

К а м а р д и н. В гости?! (Усмехаясь.) Самообладание у вас завидное. Улыбаетесь… Я вижу, наш приход вас очень позабавил? Что ж, Глафира Анисимовна, я тоже люблю и умею забавляться. Принимайте гостей! Прошу!..

Г л а ш к а. Привечать вас нечем, не осудите. Одно есть, наше, цыганское. (Поискала глазами Рубина, увидела, подошла к нему.) Уж я для тебя, гусарик, спляшу! Как в тот день, у Егора Ивановича. Ромалэ! Баган! Для дорогих гостей!..

Музыка. Танец Глашки.

Танцуя, Глашка старается вовлечь табор в пляску. Постепенно пляшут все цыгане. Во время пляски в таборе — обыск. Летят в воздух подушки, узлы, перины, платки, шали…

Пляска.

Х о р е к (подходит к шатру Акима, выбрасывает подушки, тряпье, поднимает перину, кричит). Тихо! Тихо!..

Разом все затихло.

Господин капитан. Вот!..

К а м а р д и н (подошел к шатру, нагнулся, поднял саблю). Чья?! (Глашке.) Ваша собственная или вашего отца?..

Х о р е к. Кожина! Эту саблю все наши приметили.

К а м а р д и н (Глашке). Будете отрицать? Божиться?..

Г л а ш к а. Нет.

К а м а р д и н. Превосходно. Где он?

Г л а ш к а (крестится). Теперь уж, слава богу, далеко. Упустили, Аркадий Александрович, пока я плясала, он… На Кожина смерти — нет! Он и через двести, триста лет будет жить. А вы?! От вас и памяти не останется…

Взбешенный Камардин выхватывает револьвер.

Р у б и н. Аркадий Александрович! Умоляю вас… Она же…

К а м а р д и н (резко). Господин поручик, командую здесь я! (Протягивает Рубину револьвер.)

Рубин стоит.

Владислав Николаевич…

Р у б и н (резко). Избавьте меня от этого… Я боевой командир, а не…

К а м а р д и н. Прекратите, поручик! Приказываю вам…

Т о л к у н (бросается к Камардину). Господин офицер, я же просил вас… Вы обещали… Я понадеялся…

К а м а р д и н. Уберите всех!

Н э ф а (падает в ноги Камардину). Не губите…

К а м а р д и н. Гоните всех! Всех!

Хорек, Белявин. Федор, часть мятежников гонят цыган. Толкун и Нэфа выкрикивают: «Обещали! Помилуйте!..»

(Сухо.) Поручик, вы обязаны. Я должен знать, быть уверен, с кем я? И кто — вы?

Г л а ш к а (Рубину). Чего стоишь? Приказали тебе!

Рубин нерешительно подходит к Камардину, берет у него револьвер, колеблется.

Пошли, гусарик. (Идет в глубину сцены.)

Рубин и Камардин следуют за ней.

Постепенно гаснет свет. Выстрел. Музыка. Нарастает свет прожектора. В его узком луче — Глашка. Она стоит спиной к зрителю, широко раскинув руки. Барабанная дробь. В луче света возникают  ш е с т е р к а  и  А л е х а. Рядом — И л ь я. Все смотрят на Глашку. Глашка оборачивается и медленно подходит к шестерке. Она пробирается между ними, становится рядом с Ильей и — замирает.

Появляется  П о э т. Подходит к девятке расстрелянных.

П о э т.

Музыка и хор нарастают.

На финальном аккорде закрывается занавес.

К о н е ц