Я сидела на подоконнике в своем кабинете и ощипывала цветки с куста бальзамина, который рос здесь не иначе, как чудом. Крохотное растеньице вместе с горшком принес кто-то из стажеров – сейчас уже и не вспомню, когда и кто… Месяц кабинетной работы явно отрицательно сказался на когнитивных функциях моего мозга. Для меня, ведущей оперативницы особого отдела, лучшего наказания и быть не могло. И все об этом знали. В том числе – вернее, в первую очередь – непосредственный начальник, полковник Герасименко.

На последнем совещании с моим участием он плевался ядом и шипел, как гадюка, поскольку я имела неосторожность без его санкции взять Батрышкина, громкое дело о фиктивном похищении которого сейчас широко освещалось прессой. Весь месяц я писала отчеты и развлекалась на рабочем месте с бальзамином, потому как покидать пределы кабинета не могла. Начальник – чтоб ему в Дисциплинарную Коллегию попасть! – приказал выводить на меня все контакты с этой самой прессой… А они случались с удручающей регулярностью.

И опять – видеовызов. Я неспешно встала с подоконника, зажав в горсти цветки несчастного бальзамина, расстегнула лишнюю пуговку на форменной блузке и приготовилась отвечать на очередную порцию неудобоваримого бреда, регулярно генерируемого журналистами ведущих изданий и каналов. Становиться публичным лицом я не собиралась, поэтому пусть лучше запомнят высокую грудь, длинные каштановые локоны и зеленые линзы, чем срисуют мою настоящую внешность.

На самом деле фигура у меня не такая «фигуристая», попробуйте-ка побегать за преступником, да просто побегать с эдакой грудью! Неудобно. И сдать норматив по борьбе тхи-тао с длинными волосами, когда третье «ей-ё» судьи уже означает поражение… Это только в ретро-фильмах девицы из спецслужб эффектно трясут роскошной шевелюрой, а потом ее обязательно используют в сцене драки с отрицательной героиней. Зрелищно, но неэффективно, так что стрижка у меня экстремально короткая, почти мужская.

Тело же вполне женское, пусть плечи и немного шире, чем положено по стандартам. Зато тренированное и сильное, а мышцы внешне не заметны благодаря специально разработанному персонифицированному комплексу тренировок. Я не жалуюсь, мое тело – мое оружие. Впрочем, мужчинам нравится. Им нравятся и мои большие карие глаза, и ухоженная кожа, и длинные ноги, и… однако, надо ответить на вызов.

На сей раз я была приятно разочарована. По ту сторону монитора на меня смотрел генерал Светличный. Тот самый Светличный, который возглавляет наше Управление. Я вытянулась в струнку.

– Товарищ генерал, капитан Афонасьева…

– Вольно, капитан. Герасименко тут жалуется на тебя. Что опять натворила?

– Ничего, товарищ генерал. Действовала строго по уставу внештатных ситуаций.

– Вот это-то и смущает… Капитан, как смотрите на перевод в пресс-центр? Вы отлично справляетесь с этими акулами клавиатуры и стервятниками внешних камер, я доволен.

– Товарищ генерал!

Глаза вдруг защипало.

– Отставить слезы, капитан! – рявкнул Светличный. – Пожалуй, в пресс-службе вам самое место. Оперативники не плачут!

Я собралась. Он просто меня прощупывал! Точно, этот месяц вынужденного бездействия сделал из меня натуральную истеричку!

– Есть отставить слезы.

– Ну, другое дело, – отечески улыбнулся генерал. – Но вынужден огорчить, капитан Афонасьева с завтрашнего дня уходит в отставку по состоянию здоровья.

Он сделал паузу. Я преданно пялилась в монитор, что полностью удовлетворило генерала, поскольку он продолжил:

– А сегодня вы, капитан, сдаете дела старшему лейтенанту Киму и вылетаете на орбитальную базу «Рассвет». Поступаете в распоряжение подполковника Раслея. Вопросы?

– Никак нет, товарищ генерал!

– Выполняйте.

– Есть выполнять!

Окошко видеовызова свернулось, а в дверь уже стучали – наверняка Ким.

Вечером я наслаждалась кофе в каюте пассажирского лайнера «ВФ-15», или, на нашем жаргоне, «вафли». Разумеется, не одна. Не в моих правилах отказываться от хорошей компании, навязанной, впрочем, столь явно. То ли прощальный «подарок» от Герасименко, то ли, наоборот, приветственный от Раслея. В любом случае я теряться не собиралась.

Интерьер лаконично-изысканный, преобладающий цвет – синий, отделка оттенка хромированной стали, а все синтетические – синтексные – материалы наивысшего качества. Весьма привлекательный мужчина, одетый в форму Космофлота, смотрелся тут очень гармонично. В неофициальной обстановке он представился просто Джоном. Ну, когда покажешь, на что способен, Джон? Впрочем, в его темных глазах периодически мелькало предвкушение, так что, думаю, он мыслил в унисон со мной.

Мужчины в форме Космофлота – моя слабость. Темно-синяя строгая форма с серебристыми вставками и кантами сама по себе сексуальна, а содержимое редко отстает от упаковки. Этот исключением не был. Рост – метр девяносто – девяносто два, телосложение спортивное, волосы темные, короткостриженые, лицо… Расслабься, Мария, приятное лицо.

Разговор на заданную тему тек свободно, хотя сама тема… раздражала безмерно. Герасименко выдал мне на прощанье убийственную легенду – дескать, я беременна и лечу на «Рассвет» выяснять отношения с отцом ребенка. И по тому же поводу увольняюсь со службы. Бред! Ну, ничего. Земля круглая… А космос не столь велик, как это полагали до эпохи Великих Астрономических открытий. Встретимся. Спускать такое унижение… Или я не Мария Афонасьева?

Когда мы с Джоном перешли от кофе к поцелуям, он уже от души сочувствовал моему новому начальнику, из чего я сделала вывод, что «подарок» все-таки от Раслея. Но пока мы еще не являлись сослуживцами. И значит, могли зайти значительно дальше поцелуев.

И мы зашли. И еще раз. И еще. Потом… смутно помню, как Джон одевался… Затем – провал. Пришла в себя я в маленьком помещеньице – кажется, медотсеке, во рту было сухо, глаза слезились, в голове плавал туман. Этот мерзавец подмешал мне что-то в кофе? Но… зачем? И почему яд не обезвредили мои импланты?!

Управление не экономило на безопасности сотрудников: наноустройства, мгновенно синтезирующие антидоты к отравляющим веществам и антитела к разного рода инфекции, стояли у каждого. У меня, например, было два детоксиканта. Один от биологических ядов, другой – от синтетических. Что же подсунул Джон??!

Сфокусировать взгляд на каком-то темном предмете удалось с трудом… Это был датчик, прилепленный к моей руке. Содрав его, попыталась сесть. Оказалось, что я вся обмотана проводами, ведущими к пульту, из которого уже раздавался противный, вынимающий всю душу, писк.

В отсеке тут же появился мужчина в маске на пол лица и стерильной (я этого знать не могла, но очень надеялась) медицинской робе.

– Вставать запрещено, – выдал он и с легкостью управился с моим ослабевшим телом, вернув его в горизонтальное положение.

Следом в отсек проскользнул… Джон. В чем я просчиталась? Неужели он… враг?! И как же мерзко, оказывается, чувствовать себя полностью беспомощной в присутствии… раскрытого преступника! Ей-ё, Мария, соберись! Я сделала вид, что расслабилась и опустила ресницы.

Короткий тихий смешок ясно дал понять, что мой маневр замечен, и я снова взглянула на Джона. Тот нарочито медленно раскрыл ладонь, она как раз была на уровне моего лица, и… продемонстрировал «тающую» татуировку. Особый знак. Объемную голографическую звезду. Подделать такую невозможно, технология используется только Секретной службой. Он подтвердил, спокойно представившись:

– Майор Крон, Секретная служба.

Трижды ей-ё. Очутиться в лапах конкурирующей организации… Герасименко позлорадствует.

– Я… попала в разработку?

– Соображаешь, – в его тоне были слышны одновременно и удовлетворение, и ирония. – Скажу больше – я тебя убил.

– Яд? Но у меня же импланты?!

– Да-да. Вот поэтому весь обратный путь ты проведешь в медотсеке. Потребовалась тройная доза.

– Но… Как? Я не понимаю! И чем я помешала Секретной службе?

– Все вопросы задашь руководству. Хотя… Жаль мне тебя. Так и быть. На вопрос «как» отвечу, – и он достал из кармана все той же, космофлотовской, формы початую упаковку презервативов.

У меня округлились глаза. А они там, в Секретной службе, затейники… Крон ухмыльнулся и, склонившись надо мной, прошептал:

– При случае повторим.

Думаю, что моя ответная ухмылка вышла совсем кривой… Не-ет, я уж как-нибудь обойдусь без секретчиков, так мы в Управлении называли сотрудников Секретной службы, с их специфическим арсеналом! В голове еще плавал туман, но желание никогда больше не встречаться с майором помогло прогнать слабость.

Крон давно ушел, а я все размышляла. И робко надеялась всего лишь на дисциплинарное взыскание. Потому как не могла себе даже вообразить, что попаду в чужую оперативную разработку. Светличный опять скажет, что мне место в пресс-службе… И будет прав. Позорище! Так проколоться!

У нас, в Управлении безопасности, все было гораздо проще. Мы всегда могли провести грань и четко знали: здесь – свои, а здесь – преступники. Своих надо было прикрывать, а преступников – ну, понятно же? – ловить. Иногда это получалось лучше, иногда – чуть хуже, но у меня была самая высокая раскрываемость в отделе. Я заслуженно гордилась. И делом Батрышкина гордилась тоже. Еще бы, ведь не так легко доказать, что никакого похищения не было, а была лишь талантливая инсценировка…

Стоп. А не связано ли это с… Неужели?! Вот почему так злился Герасименко… Но тогда получается, что любимое руководство сдало меня с потрохами! Ведь на «вафле» я оказалась по приказу Светличного…

И, следовательно, Секретная служба… Нет, даже думать об этом не хочу! Но, увы, не думать не получалось. Про секретчиков ходили легенды – люди без лиц, для которых нет ничего невозможного… Ну да… С такими-то методами! Их не любили, и я теперь абсолютно точно знала, почему. Они вмешивались абсолютно во все сферы жизни Земли, если имелось хоть малейшее подозрение скрытой угрозы для планеты в совсем невинных с первого взгляда делах. И, если судить по слухам, не только Земли.

Говорили, что сам Стас Андронник, вытащивший практически из небытия группу Сандерса, пропавшую без вести на Кси-2-эпсилон, а найденную у каролов, был секретчиком. И если то было правдой, человечество знало в лицо всего двоих представителей этой службы – его и генерала Шектеля, который совмещал руководство ею с работой Советника по безопасности Президента Земного Союза.

Про него говорили с оглядкой и шепотом. И иногда те, кому я могла без сомнений прикрыть спину, тихо судачили, что де Президент – всего лишь пешка Шектеля. Как там оно на самом деле – лично мне неинтересно. Сейчас бы со своими проблемами разобраться…

В этот момент в отсек вернулся верзила в медицинской робе. Посмотрел на датчики, на меня… и нажал на что-то в своем пульте. Я опять провалилась в черноту.

Второй раз пришла в себя в просторной светлой комнате, правда, опять обмотанная проводами и трубками. Но в значительно улучшившемся состоянии. Судя по пейзажу за окном, я снова на Земле. И, скорее всего, у секретчиков. Но где? На большой город явно не похоже.

– Мария Александровна, – раздалось откуда-то из-под потолка, – как себя чувствуете?

Голос женский, тембр приятный…

– Спасибо, хорошо. Я могу встать?

– Секундочку. Бот-331, приступить.

Медицинский бот шустро вкатился из тихо открывшейся ниши и через пару минут освободил меня от трубок и проводов. Уффф. Так гораздо лучше.

– Комната гигиены первая налево, – проинформировал голос. – Что желаете перекусить? Меню – третья снизу опция.

Бот повернулся ко мне анфас, так сказать, я и не знала, что они оснащены такой функцией. Выбрала омлет с овощами, мясную запеканку и суфле с горячим шоколадом. Метнулась в первую дверь налево и… и лишь спустя несколько минут заметила, как тут шикарно. Все рычаги, краники, душевая лейка выполнены в модном нынче стиле ретро, внешне точно копирующем сантехнические удобства начала прошлого века. Даже унитаз не синтексный, а из настоящего фаянса.

Куда меня занесло? Ладно, вроде тут безопасно, так что можно с удовольствием испробовать всю эту красоту на функционал. После настоящего душа – а позволяла я себе его не так часто, ограничивалась ионным – но здесь… Дурой буду, если не воспользуюсь, вода в наше время дорога. Как приятно смыть с себя, наконец, все, что досталось моему бедному телу…

Словом, когда я полчаса спустя, почти счастливая, вышла, интерьер комнаты изменился. У окна стоял круглый стол с заказанным мной… Кстати, чем? Завтраком все-таки или обедом? Кровать исчезла, у стены появился диван. А на диване – незнакомый мужчина. Типичный нордический блондин со светлыми, льдистого оттенка, глазами. Вот все бы хорошо, только после Джона я стала более осторожной.

– С возвращением, Мария Александровна, – сказал он и улыбнулся. – Не возражаете, если я составлю вам компанию?

– Что вы, – я ослепительно улыбнулась в ответ и по-хозяйски повела рукой, – располагайтесь. Я как раз собиралась перекусить.

Вляпалась… Ну, так хоть буду вести себя с достоинством. То, что на мне было одно полотенце, ни меня, ни его, очевидно, не смутило. Сам же визитер был одет в стандартный комбинезон с нашивками капитана. Тип поднялся, и я оценила его рост и худую подтянутую фигуру: опасен как в ближнем бою, так и на дистанции. А дистанцию с такими длинными конечностями держать легко.

– Зои, – сказал он в пространство, – мне кофе.

– Конечно, Бьорг, – тут же откликнулся женский голос.

– А мне бы одеться, – пробормотала я себе под нос, но Зои услышала.

– Первая дверь направо – гардеробная, – сказала она с прежними интонациями, и я заподозрила, что заправляет здесь всем искусственный интеллект.

Но инструкции выполнила. Ух ты… Стройными рядами висели платья, блузы, юбки, стояли туфли, босоножки, сандалии и сабо… Не было только формы. Что наводило на определенные мысли. Но моя женская душа радовалась безмерно, и я позволила себе ее потешить. Потому как чуяла, что следующим этапом будет Дисциплинарная Коллегия.

Это не помешало мне насладиться ощущением чистого дорогого белья и выбрать наряд из белой блузки и темно-синей строгой юбки, максимально приближенный, на мой взгляд, к привычной форме. Туфли… ох, если мне отдадут все эти туфли, я, так и быть, забуду про… Нет, не забуду. Или я не Мария Афонасьева?

Когда я вышла к столу, Бьорг уже сидел там со своим кофе. Изящно опустившись на свое место, принялась за омлет. Надо продемонстрировать, что я в отличной форме. И совершенно спокойна за свое будущее. Поэтому я с аппетитом съела то ли завтрак, то ли обед и, лишь принявшись за суфле, спросила:

– Позвольте узнать…

Мужчина все это время разглядывал меня в упор, и сейчас я успела заметить в его глазах… тень разочарования? Впрочем, возможно, я и ошиблась. Ведь я рассматривала его из-под ресниц.

– Конечно, Мария Александровна, – поощрил он меня.

– Который теперь час? А то, понимаете, не привыкла есть вне графика.

– В самом деле?

– В самом деле. Просто меня уже минут пятнадцать мучает вопрос – это завтрак или обед?

– И это единственный вопрос, который вас мучает?

– В настоящий момент? Да.

– Хорошо. Сейчас, – он на миг отвлекся, – без пятнадцати двенадцать. Так что… Ни завтрак, ни обед. Нечто среднее.

– Благодарю вас, – я мило улыбнулась и принялась за свой горячий шоколад.

– Кстати, – сказал он. – Скоро начнутся двенадцатичасовые новости. Не желаете взглянуть?

Конечно желаю! Хоть с датой определюсь, в новостях всегда показывают.

– Взгляну, почему не взглянуть?

– Зои, выведи монитор. И громкость убавь.

– Да, Бьорг.

– У нас для вас есть одна интересная запись, – обратился он ко мне. – Как раз хватит времени перед новостями. Вы готовы?

К чему, интересно? И что будет, если я скажу «нет»? Как будто его интересует мое мнение.

Во всю стену развернулся экран. Хм… А я неплохо смотрюсь. Вот только Джон… портит собой вид. Запись наверняка была длиннее, но мне продемонстрировали практически финал. Всерьез хотят смутить? Чем?! Если бы не этот секретчик, попросила бы запись в архив.

Но, видимо, я чего-то не учла, потому что после того, как «экранная» я отключилась, Бьорг велел Зои прибавить громкость. Смотреть на довольную рожу майора было не очень приятно. Особенно в момент, когда он приподнял мне веко и заглянул в зрачок. А потом еще и брызнул мне что-то в оба глаза. Вот почему они слезились!!!

Потом Крон подошел к стандартному визору, какие были в каждой каюте лайнера, и сделал вызов. Я заинтересовалась.

– Принимайте работу, – сказал он весело. – Готова ваш капитан.

Вместо изображения собеседника на экране была какая-то муть, а потом сильно искаженный голос недовольно проквакал:

– Покажи поближе.

– Может, мне в нее пальцем потыкать? – с прежней веселостью ответил секретчик.

– А что, еще не натыкался? – грубо рявкнул голос. – Веки подними!

– Пожалуйста, – «экранный» Джон подошел к «экранной» мне и выполнил приказ.

Камера резко приблизила лицо. Зрачки на свет не реагировали. Получается, что я действительно умерла?!

– Приложи к груди микрофон! – голос продолжал приказывать, а Джон – выполнять.

«Экранная» я не дышала, сердце не билось. На всякий случай потрогала свое запястье. Жилка трепетала, пульс присутствовал. Как он это сделал?!

– Вам ввели сильнодействующий препарат из группы снотворных, жизнедеятельность организма замедлилась, но, на всякий случай, майор отключил передатчик микрофона.

Я что, спросила вслух?!

На миг отведя взгляд от экрана, Бьорг бросил мне:

– Не отвлекайтесь.

Хорошо. Досмотрим запись до конца. «Экранный» Джон из весельчака мигом превратился в хищника и заявил:

– Деньги. Я жду.

– Перевожу, проверьте счет, – все так же недовольно проквакал искаженный голос.

На этом запись оборвалась и, без малейшей заминки, началась трансляция новостей. Я выдохнула – оказывается, прошло уже три дня с моего увольнения и попытки перебазироваться на «Рассвет» под крылышко Раслея. Почему меня не ищут?

«… Скорбим вместе с вами. Мария была такой талантливой и такой молодой!»

«… Похороны прошли в обстановке глубокой скорби. Речь генерала Светличного растрогала до слез.»

«… Преступник, отравивший капитана Афонасьеву, скрылся.»

Что?!! Это – новости?!!

– Это ваши похороны, Мария Александровна, – пояснил мне Бьорг, будто я сама не поняла.

– Разработка доведена до конца? – спросила я жестко. – Тогда почему я еще здесь?

– А вы бы предпочли быть там? В гробу, на собственных похоронах? – вкрадчиво поинтересовался секретчик.

Он что, правда ждет, когда я спрошу: «что же мне теперь делать»? Или: «а альтернатива»? И я спокойно ответила:

– Нет.

Он махнул своей длинной рукой, и экран на стене исчез.

– Мария Александровна, я восхищен устойчивостью вашей психики. Но иногда – поверьте моему опыту – все-таки стоит задавать вопросы. Тем более, когда собеседник готов на них ответить.

– Предпочитаю незнакомцам вопросов не задавать. Знаете, не люблю ответов, которые мне не понравятся.

– И в этом ваша ошибка. Полковник Герасименко и так к вам, и этак, а вы… взяли Батрышкина и сорвали нам всю игру. Пришлось вводить в разработку и вас. Как они со Светличным сопротивлялись…

Слышать это было не слишком-то радостно. Если бы Светличный захотел, то не отдал бы меня этим… Вера в начальника была безграничной. До его приказа сдать дела и вылететь на «Рассвет».

– Сомневаетесь? – правильно истолковал мое молчание Бьорг. – Напрасно. Пришлось привлекать тяжеловесов. Шектель разговаривал со Светличным сам.

– Какая честь, – сказала я предельно корректно, не позволяя прорваться в голос даже тени иронии.

– Мария Александровна, мы действительно сожалеем, что все получилось именно так. Но у вас больше нет выбора.

Это мы еще посмотрим. Выбор есть всегда, чаще мы просто не принимаем других вариантов. А я была готова использовать любую лазейку, любой, самый мизерный шанс, чтобы только вернуться к своей работе и нормальной жизни.

– Достаточно, Бьорг, – прошелестел другой женский голос с потолка.

Не Зои. Не искусственный интеллект.

– Проводите Марию в мой кабинет.

– Слушаюсь, – ответил Бьорг.

Я встала. Ну, поглядим, кто еще там хочет пообщаться. За пределами комнаты располагался большой холл круглой формы, по периметру которого находились одинаковые двери, скрытые за буйно разросшимися растениями в огромных напольных горшках. Куда там моему бальзамину! Посреди этого великолепия журчал фонтан с какой-то статуей. Да, секретчики не бедствуют – и это в условиях жесткой экономии ресурсов! На втором уровне над всей этой красотой находилась галерея, куда Бьорг предложил подняться по обычной лестнице. Здесь что, нет скоростных лифтов??!

– Штаб-квартира полностью имитирует виллу Баскалечче в области Северная Тоскана, – пояснил Бьорг.

Баскалечче? Никогда не слышала. Хотя… не там ли располагалась главная база Объединенного командования Военно-космическими силами времен Великих астрономических открытий?

По всей окружности галереи тоже имелись одинаковые двери, впрочем, тут я и сама бы не заблудилась. Только на одной из них висела столь же старомодная, как и все здесь, табличка: «Стефания Олдридж, отдел инопланетных разработок». На всех остальных красовались мужские имена. И это сулило безрадостные перспективы, явно говоря о том, что просто так отсюда я не выйду.

За дверью находился вполне современный пропускной пункт, который Бьорг миновал после скана татуировки-звезды, а я… после очередной, на сей раз кратковременной, потери сознания. Очнулась я, сидя в глубоком мягком кресле, под такой разговор:

– … говорила, что с ней стандартная схема не сработает.

– Но я должен был попробовать, разве нет?

– Опять поспорили с Кроном?

– Нет, Стефани, как ты могла подумать!

– Вижу, вижу. Но это будет тебе хорошим уроком – не все женщины покупаются на любопытство.

– Да уж… У нашей Маши уникальная психоматрица, и…

– Пока что она еще не наша Маша, но, думаю, смогу ее убедить. Материала для анализа ты дал мне достаточно.

Ну-ну, поиграйте со мной в «доброго и злого».

– Мария Александровна, вы в порядке?

Бьорг, да с такой заботой! Совсем меня тут за дуру держат?

– В порядке, – я встала. – Капитан Афонасьева, особый отдел УВБЗ.

И впервые в упор взглянула на стройную, кукольной внешности, блондинку в таких же, как у меня, юбке и блузке. Она поднялась из-за стола, полностью отзеркалив мою стойку, и сказала:

– Подполковник Олдридж, Секретная служба. С капитаном Рейвенсоном вы уже знакомы.

Вообще-то нет, но кто здесь будет соблюдать формальности?

– Бьорг, назначаю тебя куратором Марии, – буднично продолжила она.

В каком смысле – куратором? Как-то это… чересчур!

– Дело в том, Мария – да, вы можете называть меня Стефани – что капитан Афонасьева больше не значится среди сотрудников УВБЗ. Но я могу поспособствовать тому, чтобы капитан – ну, скажем, Петрова – спустя определенное время вернулась к своим прежним обязанностям.

Ах, да… Как я могла забыть, меня же… похоронили! Ну ладно, поторгуемся.

– Что вы предлагаете, Стефани?

– Мария, вы же все понимаете, – ответила она. – Я не могу разглашать детали, пока вы не дадите мне согласие.

Действительно, понимаю. Сама сколько раз работала по такой схеме. Но если это – тот самый шанс, мой билет в нормальную жизнь?

– Мария Александровна, – вступил Рейвенсон. – Вы же видели разговор Крона с заказчиком? Воскресни вы сейчас, сдав Секретную службу тем же журналистам, он, будьте уверены, найдет другого исполнителя.

И это тоже ясно. Хотя, кто меня отсюда выпустит, чтобы я побежала их сдавать?

– Мои гарантии?

– У ваших гарантий есть даже имя, – кукольное личико Стефани едва заметно передернулось. – Генерал Светличный обещал, что лично перевернет мой кабинет вверх дном, если мы не возвратим вас в УВБЗ.

Где-то внутри потеплело.

– Что я должна сделать для Секретной службы?

– Для начала дать нам письменное подтверждение вашей лояльности.

Ну да, ну да. Подписку о неразглашении. Вот только… Сначала я прочитаю все до последней запятой и с максимальным увеличением, а уж потом…

Но Стефани протянула мне отпечатанный на – с ума сойти! – бумаге файл. Пришлось читать с листа, стараясь быть очень внимательной.

– Это стандартный документ, – попробовал поторопить меня Бьорг.

Охотно верю. Только ситуация уж больно нестандартная. Вроде бы все нормально, но почему же не покидает чувство громадной подставы? Перечитала еще раз, и попросила стилус. Ах, да… Тут ж у них все натуральное, ретростиль… Подписываться, наверное, надо гусиным пером?

– Ручкой, – сказала Стефани и протянула мне что-то, весьма напоминающее обыкновенный стилус, только с каким-то стержнем на конце.

Подошла к столу, поставила подпись.

– Поздравляю, Мария, вы сделали правильный выбор, – похвалил Бьорг.

Не уверена, потому что… Секретчики – не самая подходящая компания. Для любого нормального человека.

– Мария, поздравляю, – повторила за ним Стефани и вдруг подмигнула мне. – Присаживайтесь, нам предстоит долгий разговор.

Теперь-то мне сообщат, наконец, что я должна сделать для Секретной службы? Но Стефани начала издалека:

– Как вам известно, человечество давно наладило взаимовыгодные связи с внеземными цивилизациями.

Разумеется, каролы и стайпы. Уж лучше Дисциплинарная коллегия, чем эти мудрые и высокоразвитые! Точнее, высокоразвитые и мудрые, потому что первое определение четко ассоциировалось с каролами, а вот второе… именно с обитателями четырех планет Стайп-Рея.

– Задолго до каролов и стайпов мы вступили в контакт с мьенгами.

Кто такие мьенги? А-а-а… Зеленые человечки! Планета-рай. Только ведь про них столько времени ничего не было слышно…

– Видите ли, – я старалась говорить максимально сдержанно. – Я не специалист в области межпланетных связей.

Стефани улыбнулась. Бьорг покачал головой.

– Этого от вас никто не требует. Сейчас я расскажу предысторию, и мы перейдем непосредственно к делу. Итак, мьенги – цивилизация биотехнологий. Представьте себе целую планету, на которой нет ни единого механизма.

Что-то подобное я слышала… Но не поверила.

– Зато там огромные запасы пресной воды, треть планеты покрыта нетронутым лесом, высокоразвитое земледелие и постоянно пополняемые запасы кислорода. Вы понимаете, о чем я?

Кажется, да. Особенно в свете постоянных призывов правительства к экономии природных ресурсов.

– Земле нужны биотехнологии мьенгов?

– Вы совершенно правы. Нужны, и очень. Проблема в том, что мьенги не хотят ими делиться.

Ей-ё, при чем тут я?! Пусть этим занимаются послы-дипломаты, их зря учат договариваться с «чужими»?

– В последнее время возникли некоторые подвижки, и мы даже смогли увеличить состав представительства Земли на АстразетаРай на одного человека.

Гигантское достижение! И наверняка, этот человек – секретчик.

– И он смог добиться разрешения на проведения исследований земными биологами.

Отлично. Что же от меня-то хотят?!

– На планету отправился биолог Петров, лучший ученик и последователь Проскурина. Это было около полугода назад.

Проскурин? Тот самый первооткрыватель биоцивилизации? Это имя, наряду с именем Андронника, знал каждый школьник. Именно эти люди были героями эпохи Великих Астрономических открытий. Но, кажется, Стефани подбирается к сути?

– И что случилось с Петровым?

– Мария, а вы меня радуете. Он договорился с мьенгами о начале межпланетного научного сотрудничества с участием студентов Аграрной Академии. Экспедиция полностью подготовлена и вылетает на АстразетаРай через четыре дня. А неделю назад наш человек сообщил об исчезновении Петрова.

Так я и думала.

– Что говорят сами мьенги?

– Они с нами вообще не говорят. А посол-представитель Земли считает, что Петров просто задержался в лесах на юге второго континента.

Понятно. Свидетели всегда путают показания. Иногда преднамеренно, иногда – нет.

– Эта местность считается труднодоступной, – пояснил Бьорг. – Зои, дай изображение.

– Да, Бьорг, – ответил ИИ. – Даю второй континент, спутник «Рай-13».

Одна из стен тут же превратилась в гигантский экран, и я увидела бескрайнее зеленое море. По нему пробегали частые волны, и лишь спустя секунду до меня дошло, что это не море. Лес!

– Петров знал о сроках экспедиции? Разумеется, знал, ведь он о ней и договаривался. И не должен был отправляться на другой континент накануне прилета студентов. Тогда посол-представитель либо зарывает голову в песок, либо… все намного хуже.

– Очень хорошо, Мария. Мы пришли к таким же выводам. Зои, покажи Петрова.

Картинка тут же сменилась – к Стефани ИИ не обращался так запросто, как к Бьоргу. Просто выполнял приказы.

Я всмотрелась в незнакомое лицо. Волевой подбородок, чисто выбрит, глаза… Видела я такие глаза у одного маньяка. Им, психопатам, ничего не стоит положить за идею сотню человек. Нос прямой, волосы темные, кроме глаз и зацепиться не за что. Подтянутый, видно, что в кабинете не засиживался. Что опять же говорит в пользу версии секретчиков.

– Мария, в свете всего сказанного, вы понимаете, что отменить экспедицию мы не можем. Это наш шанс на сотрудничество с мьенгами. И на светлое будущее для наших детей.

Детей? Сомневаюсь, скорее внукам что-то перепадет, и то – не факт. Я не ученый, но даже неспециалисту понятно, что так быстро перестроить экономику Земли – за срок жизни одного поколения – не удастся. Даже если мьенги поделятся своими биотехнологиями, и они подойдут для людей.

– Это и ваш шанс, Мария, – продолжила Стефани. – Вы сможете исчезнуть со всех радаров, образно говоря, а когда вернетесь, Секретная служба уже решит проблему с заказчиками вашего убийства.

– Я должна лететь с экспедицией? В качестве кого?

– В качестве Марии Александровны Петровой… Дочери пропавшего биолога.

Я с сомнением посмотрела на скан Петрова. Ну, при современном уровне пластических технологий можно и добиться внешнего сходства… Наверное. Но ДНК? Код ДНК давно заменил межпланетные паспорта. Его-то не подделать?

– Дело в том, что состав экспедиции давно утвержден. Мьенги не пустят на планету человека, не внесенного в список. Для Машеньки Петровой сделали исключение – по личной просьбе Проскурина.

– Машенька работает секретарем Проскурина, – счел нужным пояснить Бьорг.

Ну и что?

– А Проскурин сейчас занимает пост ректора Аграрной Академии, да, той самой. Первой Земной.

Да к чему вы все клоните?! В Первой Земной Аграрной Академии научились подделывать человеческую ДНК? Это вы всерьез? Да мы бы знали!

– Итак, Мария, я должна еще раз спросить о вашем принципиальном согласии на проведение операции.

– Сначала я хочу узнать, каким образом вы собираетесь выдать меня за дочь биолога?

– Мы не собираемся выдавать вас за нее. Вы и станете ею.

– Как?

– Об этом – после того, как вы подтвердите свое согласие на участие.

А что еще для вас сделать? Сплясать, ей-ё, вприсядку?

– Подтверждаю.

– Зои, секретность по коду А.

ИИ опять не ответил, но на окна опустились жалюзи-блокираторы, а над дверью замигала красная лампа. Ого! Что же они придумали?

– Все просто, Мария, вы поменяетесь с Машей телами, – сказала Стефани обыденно.

Вот теперь я удивилась по-настоящему. Как так? Вот запросто взять и поменяться – отдать свое тело совершенно посторонней женщине?! Они тут совсем очумели?! Даже если абстрагироваться от того, что это нереально?

– Мой отдел занимается инопланетными разработками. Для нас нет ничего нереального, – опять улыбнулась Стефани.

– Я вам не верю.

– Верить не обязательно, – улыбнулся и Бьорг.

Они все тут… психи?!

– Если говорить на понятном вам языке, мы вступаем в преступный сговор, – Стефани сделала паузу, видимо, чтобы подчеркнуть значимость сказанного. – Вы в теле Маши Петровой отправляетесь на АстразетаРай, разыскиваете ее отца и обеспечиваете безопасность экспедиции, а мы решаем ваши проблемы на Земле, и, по возвращении, восстанавливаем вас на прежнем месте службы.

Да. Хорошо сформулировала. Но возникают два вопроса. Нет, пожалуй, три.

– Почему вам нужна именно я? Своих специалистов не хватает?

– К моему глубочайшему сожалению, мы еще ни разу не смогли произвести обмен телами между мужчиной и женщиной. А меня на эту операцию не пускает Шектель.

Ага. Из чего следует, что в этом Раю на самом деле не безопасно.

– Нет. Просто я – единственная женщина в отделе.

Ладно, сделаю вид, что поверила.

– Что будет с моим телом, пока я нахожусь в чужом?

– Его займет Маша Петрова. И продолжит работать в должности секретаря Проскурина. Безопасность мы гарантируем.

– Тело Маши Петровой – я хочу знать о нем все.

– Разумеется. Вы и с самой Машей обязательно познакомитесь. И с ее телом.

Лучше бы начать с дела.

– Технология обмена телами отработана?

– Обижаете, Мария Александровна, – скривил губы Бьорг.

– Но раз вы мне тут твердите про преступный сговор, это противозаконно?

– Скажем, это не узаконено официально. И, надеюсь, никогда не будет узаконено. Секретная процедура секретной службы.

Стоп-стоп-стоп! Так вот почему никто не знает их в лицо! Они просто меняют тела, как перчатки!!!

– Не преувеличивайте, Мария. Все не так ужасно, как вы подумали.

Да откуда она знает, что я подумала?! И ведь не в первый раз!

– Пока мне удается просчитывать ваши реакции. Я здесь, – тут она скромно опустила глаза, – лучший аналитик. И, предваряя ваши дальнейшие вопросы, хочу сказать, что до процедуры обмена осталось не так много времени, а вам еще надо познакомиться с делом Маши и, желательно, с Михаилом Андреевичем.

– Проскуриным, – ответил на мой не высказанный вопрос Бьорг. – Мария, нам пора лететь в Тахонг.

То есть, в их подпольной лаборатории все же задействованы аграрные академики? Да, я знала, где находится Первая Земная. Про Тахонг даже песня есть – «Город в Монгольских бескрайних степях – город-красавец…». Как-то так. Кажется. А вот что Проскурин М.А. – это Михаил Андреевич, я совсем позабыла. Нехорошо.

– Я готова.

– А вы меня не разочаровали. Надеюсь на успех вашей миссии и, традиционно, желаю вам ни пуха, ни пера.

Странные у них тут традиции…

– К черту, – ответил Бьорг. – Зои, свободный кар.

– Секунду, Бьорг, – ответил ИИ.

Стефани усмехнулась и приказала разблокировать выход. И лишь после этого мы смогли покинуть ее кабинет. Оказалось, что милый домик секретчиков все же оснащен скоростным лифтом. И, судя по количеству кнопочек, насчитывал 47 подземных уровней. Мы вышли на минус восьмом. Там располагался обширный ангар, заполненный едва ли на треть. Сверхскоростными аэрокарами с разными эмблемами. Наряду с медицинской службой и службой спасения была и наша, УВБЗ.

Бьорг уверенно прошел к крайнему кару в освещенном ряду. На нем не было никаких знаков, кроме регистрационного номера.

– Удачного полета, – попрощался ИИ.

Послышался щелчок – двери открылись, и я, не дожидаясь повторного приглашения, быстро уселась на пассажирское кресло.

– Пристегнитесь, Мария, – велел Бьорг.

Пристегнулась и с интересом понаблюдала через прозрачную крышу, как высоко над нами расходится потолок, и где-то там синеет небо. Хотя почему где-то? Кар свечкой взмыл ввысь – и вот она, синева.

– Включите борткомп, я приготовил для вас дело Маши Петровой.

Я молча протянула руку и коснулась теплой панели. Бортовой компьютер активировался не сразу, сначала Рейвенсону пришлось дать ему разрешение, а потом ввести код. Потом он бросил мне карту памяти и, приложив ее к считывающему порту, я, наконец, увидела воочию свое новое тело.

Оно было очень молодым и, с точки зрения мужчин, очень привлекательным. Я покопалась в памяти, и она выдала мне столь же древний, как с виду и вилла Барталечче, термин – сексапил. Этого сексапила в Маше было чересчур. А вот от всего остального мне захотелось взвыть.

Ручки-ножки тоненькие, худоба просто бросается в глаза. Коэффициент мышечной массы отрицательный! Она хоть раз на тренажерах занималась?! А… импланты? Ни одного?!!

– Разворачивайтесь. Я отказываюсь менять свое тело на… вот это.

– Не капризничайте, Мария, – мягко сказал Бьорг. – Вы справитесь, я в вас верю. К сожалению, чаще всего мы работаем в уже сложившихся условиях. Нет у нас другого варианта, кроме Маши.

– Вы не понимаете! Я не смогу выполнить задачу, будучи… в ней.

– Придется, Мария. От вас зависит будущее Земли.

Вот только не надо пафоса! Я… мое тело – мое оружие, ладно бы дали что-то не хуже, так нет!

– Я отказываюсь. Считаю, что миссия невыполнима.

– Что конкретно вас не устраивает? Миловидная девушка, все показатели по всем системам в норме, здорова, активна, что не так?

Он еще спрашивает??!

– Девушке всего двадцать один год. Как можно в ее возрасте довести организм до состояния полной детренированности?! Она же вообще ничем не занимается!

– Она работает.

– Я имею в виду – спорт. У меня в ее возрасте уже был черный пояс по тхи-тао и…

– Мария, – жестко перебил Бьорг, – вы забываете, что она обычный человек.

– Именно! – не сдавалась я. – Такие и становятся жертвами преступлений, потому что не могут дать преступнику элементарный отпор!

– Очень хорошо, – вкрадчиво проговорил Бьорг, делая аккуратный вираж, – значит, вы расписываетесь в собственной беспомощности? То есть знаменитый мозг капитана Афонасьевой – всего лишь миф? И все, чего вы добились, лишь последствия занятий боевыми искусствами?

Знаменитый мозг? Он… Да он… просто издевается!

– Очень жаль, Мария, очень, – продолжал сокрушаться секретчик. – А Светличный говорил о вас, как об одном из лучших своих аналитиков. Если остальные сотрудники УВБЗ еще меньше используют свой интеллект, я искренне сочувствую генералу.

Так. Вот не надо пытаться взять меня на «слабо». Бессмысленно и бесполезно. Но за ребят обидно. И за Светличного.

– А врать мне не стоит. Светличный – фигура не вашего уровня.

– Я же не утверждаю, что он говорил со мной. Он говорил о вас, и если вы, несмотря на все недовольство, завершите миссию успешно, то услышите запись его слов.

Вот еще. И без него знаю, что генерал мог сказать о своевольной подчиненной. У Светличного вообще богатый словарный запас.

– И, кстати, если вас не устраивает тело Маши, всегда можно начать с базового комплекса для новичков, а там уж… мы поощряем стремление к совершенству.

Он точно издевается.

– Я занимаюсь всю жизнь и знаю, о чем говорю. Сделать чужое тело совершенным за время небольшой студенческой экспедиции невозможно.

Тут меня посетила не совсем приятная мысль. Может быть, я неверно представляю себе масштабы этой… аграрной затеи? И экспедиция продлится много лет? Я с подозрением уставилась на Бьорга:

– Сроки выполнения задания?

– Мьенги дали допуск на стандартный месяц. Но если все пойдет хорошо, мы надеемся на продление…

Я выдохнула. Ну и что он мне тут втирает? Как я успею за это время что-то сделать – вообще, а не только с телом. На огромной планете найти пропавшего биолога – за стандартный месяц?!

– Вы ставите заведомо невыполнимую задачу. Хотя бы какие-то зацепки по Петрову есть?

– Мария, вы забываете про нашего человека на АстразетаРай. По прибытии может оказаться так, что он уже нашел биолога.

– Это единственный выход, потому что… в теле Маши я вряд ли смогу принести вам пользу.

– Сможете, Мария, сможете. Или вы – не Мария Афонасьева?

Гад! Не поведусь!

– Мария Афонасьева умерла.

– Да, как я мог забыть! Мы же не обговорили с вами, какую фамилию вы хотите получить при восстановлении на службе в Управлении безопасности. Простите, нужно было спросить раньше. Но…

Да плевать. Какая разница?

– Мне все равно.

– Совсем? Тогда предлагаю Петрову. Очень удобно. Представляете, сколько в мире Марий Петровых? И как легко вам будет с такой фамилией?

– Петрова – так Петрова. Говорю же – все равно.

Миссия невыполнима. Значит, впереди меня не ждет никакое восстановление. Даже в том случае, если секретчики исполнят свое обещание, я-то свою часть сделки, благодаря негодному телу, завалю. Как же паршиво!

– Мария, мне не нравится ваш настрой.

– Отправьте меня туда в моем родном теле, и я гарантирую результат.

– Это невозможно. Сканы и ДНК всех членов экспедиции уже у мьенгов.

– Почему нельзя задействовать тела студентов? Или в экспедиции нет ни одной женщины?

– Есть. Но их миссия так же важна для Земли, как и ваша. Мы должны рационально использовать все ресурсы. И, если на то пошло, ваше замечательно тренированное тело не смогло ничего сделать против высокой дозы снотворного.

Эпитеты закончились. С-с-секретчики… Отставить эмоции! Мария, соберись!

Я не позволила себе даже сжать зубы. Напротив, мило улыбнулась и продолжила:

– И переводчик – мужчина?

– Переводчик – женщина, – ответил Бьорг. – Но и ее задействовать в операции нельзя, поскольку…

– Дайте угадаю. Ее миссия столь же важна?

– Тело у нее еще менее подготовлено.

Так не бывает – куда еще-то? Теперь я понимала, откуда возникло то чувство громадной подставы.

– Но хотя бы импланты можно поставить?

– Мария, вот скажите мне, сколько у вас имплантов?

Да будто он не знает. Четыре. Два детоксиканта, анальгетик и противоинфекционный. Как раз через пару месяцев планировала поставить пятый – усилитель. Стоп. Бьорг хочет сказать, что и импланты мне не помогли в ситуации с ядом?! Мерзавец Крон! Да все они мерзавцы! И мерзавки – не буду никого обделять.

Но я – все еще Мария Афонасьева, чтобы там себе не думала на этот счет Секретная служба! Я выкручусь. Даже если придется прыгнуть выше головы. И тогда посмотрим, что вы скажете про мой «знаменитый мозг»!

Бьорг по-своему истолковал мое молчание.

– Мария, сами посудите, ни один из стандартных имплантов не поможет в условиях другой планеты.

Я ухватилась за слово «стандартный»:

– Пусть сделают то, что поможет. Никогда не поверю, что у Секретной службы нет доступа к космическим разработкам.

– Ладно, – вдруг согласился секретчик, – я поговорю на этот счет с руководством. Ничего не обещаю, сами понимаете, но… вдруг.

Вдруг. Такое ощущение, что всю эту операцию они готовили под грифом «вдруг». Да если бы я так работала, то…

– У вас есть дела других участников экспедиции? На кого-то я могу рассчитывать?

– Только на себя, Мария. Контакт с нашим человеком – в исключительных случаях.

– Ясно. Связь с Землей?

– Только из помещения посольства-представительства. Канал Тахонга. Если нужно будет что-то сообщить мне, обращайтесь к Проскурину.

– Проскурин тоже секретчик?

Я старалась ничем не показать свое разочарование, но, видимо, оно было настолько сильным, что… Бьорг проникся.

– У вас сложилось превратное мнение о наших сотрудниках, Мария. И, откровенно говоря, я не совсем понимаю, почему. Ведь вы же – не простой обыватель, а…

– Вы не ответили на мой вопрос, – перебила я.

Распинаться о том, как лояльно следует относиться к секретчикам, можно долго. Но, извините, не при мне.

– Проскурин сотрудничает с нами, но, в данном случае, все проще. Он будет в эфире, а я буду рядом.

А еще рядом будет мое тело… Выполняющее функции секретаря ректора Первой Земной.

– Я ваш куратор, Мария, спрашивайте, никогда не стоит стесняться задавать вопросы.

– Я уже задала. Как я могу посмотреть дела остальных членов экспедиции?

– Мы скоро прилетим. На месте я предоставлю вам все материалы, а пока – список студентов и дело их научного руководителя – устроят?

– Давайте.

Бьорг бросил мне другую карту памяти, и я углубилась в дело. Илья Петрович Двинятин, 39 лет, биолог, биотехнолог, ПЗАА, зам. зав. секции биотехнологий мьенгов, степень такая-то, степень сякая-то, не женат, не привлекался, научные работы… Дальше шел список длиной в четыре страницы. Скажу честно, после первых двух заголовков я уже больше ничего не читала. На таких словах можно запросто язык сломать.

Наверное, такой же фанатик, как и Петров. Хотя по скану не скажешь. Глаза умные, но взгляд скорее рассеянный, скулы широковаты, подбородок зарос щетиной, а уголки губ слегка приподняты, будто их хозяин раздумывает – улыбнуться или нет. Худощав, но в меру, мышцы присутствуют, а остальное – при знакомстве. В целом мнение о нем положительное.

Теперь студенты. Ну что… по списку:

Джеро Анастази;

Дегри Серж;

Климов Павел;

Комаровски Владис;

Логинов Андрей;

Максимова Татьяна;

Милешин Михаил;

Поделан Сунибхо;

Серов Аркадий;

Смит-Дакота Лайза;

Сэтмауер Кирилл;

Тулайкова Елена;

Тхао Лоонг;

Ю Ингвар.

Третий курс, факультет биотехнологий. Четырнадцать человек, плюс Двинятин, плюс переводчик. Итого, шестнадцать… поводов для головной боли.

– Все третьекурсники? Почему – они?

– Они лучшие, – доходчиво пояснил Бьорг. – Надежда Земли.

– Кто-нибудь знает о том, что Петров пропал?

– Из них? Нет.

– А вообще?

– Его дочь и Проскурин.

– Я – знаю?

– А вы – нет. Вы просто летите навестить отца, которого не видели более полугода.

– То есть, мне предстоит изображать…

– Милую испуганную девочку, в которой никто не должен заподозрить агента Секретной службы.

Испуганную? Нет, я, конечно, смогу… Наверное.

– А это обязательно? Можно без особых эмоций? Я же не профессиональная актриса.

– Можно. Но чтобы вас не заподозрили ни при каких обстоятельствах. Подлетаем, Мария Александровна, приготовьтесь.

К чему? К посадке? А… Челюсти лязгнули, смыкаясь, в момент, когда кар стал падать – просто падать вниз.

– Двигатель включи! А-а-а!!!

Секретчик мой вопль проигнорировал. Ну, вот и все. С такой высоты – даже хоронить будет нечего. Я не зажмурилась, хотя очень хотелось. Все-таки смерть надо встречать с открытыми глазами. Но примерно на высоте 300 метров падение вдруг замедлилось (высоту определила, потому что когда-то нас обучали прыжкам с аэродосками). Бескрайняя монгольская степь мягко расступилась под нами, и кар рухнул в такой же подземный ангар, как и в точке отправления. Только здесь его приняли магнитные подушки.

– Трудно было предупредить? – рявкнула я.

– Я предупредил, – флегматично отозвался Бьорг. – Поторопитесь, нам еще в Академгородок.

До града аграрных академиков мы добрались по ветке монорельса, проложенной частично под, частично над землей. Надо сказать, что вагон был совсем пуст, и, насколько я поняла, приспособлен под нужды секретчиков.

А дальше пришлось идти пешком, то и дело лавируя между спешащими студентами. Перед длинноруким Бьоргом они просто расступались. Может, присмотреться к нему получше?

– Нам в административный корпус, – бросил он на ходу.

Догадалась, хотя… Привыкай, Мария. В теле Маши так к тебе будут относиться все.

В административном корпусе нас встретили приветливо. Можно сказать, под ручки отвели на ректорский этаж. Там, кроме секретариата, располагались, кажется, архив и кадровая служба, но я на этом внимания не заостряла. Зато, взглянув в большое зеркало, отметила, что выгляжу как обычно. Без зеленых линз – так даже и лучше.

– Волнуетесь? – шепнул Бьорг.

– О чем? – без эмоций ответила я.

Конечно, волновалась. Абсолютно спокойны только трупы. Секретчик понимающе усмехнулся – тебя бы, гад, на мое место! – и приложил ладонь к панели рядом с шикарной дверью – белой, из матового стекла посередине, с никелевыми накладками по бокам. Дверь тут же отъехала в сторону, пропуская нас в огромную приемную. Там стояли диваны, стулья и кресла – в несколько рядов, горшки с экзотическими растениями – на полу и нескольких стеллажах с подсветкой – и гигантских размеров стол с несколькими мониторами и кучей визоров.

Там, за столом, я увидела, наконец, вживую свое будущее тело. Так и есть, ручки-ножки тоненькие, зато рельеф виден со всех сторон: грудь, талия, бедра, все как у рекламной девушки. Глазищи голубые, локоны с пепельным отливом, на щечках умилительные ямочки, губки, зубки…

– Машенька, Проскурин у себя? – поинтересовался Бьорг.

Ни здрасьте вам, ни до свидания?

Но сексапильная блондинка просияла на него своей улыбкой и ответила:

– Проходите, Михаил Андреевич вас ждет.

У меня чуть скулы не свело от такой реакции на секретчика. С другой стороны, она же может и не знать, кто такой Бьорг. В любом случае, с девчонкой надо налаживать контакт, потому что у нее останется мое тело! И я не хочу, чтобы за месяц она его запустила так же, как свое. Поэтому я тоже мило улыбнулась и сказала:

– Добрый день. Я Мария. А вы – Маша?

– Здравствуйте, Мария, – тепло ответила она. – Только у нас уже вечер. Проходите, пожалуйста, в кабинет.

– Мария! – прогремел за стеной глас Рейвенсона.

И я вошла, оставив Машу за дверью.

Всемирно известный ученый и первооткрыватель планеты-рая стоял у окна и разглядывал меня. Я, в свою очередь, уставилась на него во все глаза. Если Проскурин и постарел, то совсем немного. Глыба, а не человек! Он был немного выше, чем я себе представляла, плечи и руки, как у борца, живот, правда, слегка выпирал, но когда мужчине за сто, это уже не так важно.

Лицо и лысина самого знаменитого аграрного академика потемнели от загара. Не удивительно, ведь в Тахонге больше всего солнечных дней (опережает его только безусловный рекордсмен – пустыня Калахари), а Михаил Андреевич, видимо, продолжал регулярно бывать на всех подконтрольных ему полях, степях и опытных делянках.

Между тем Бьорг представил меня, как лучшего оперативника особого отдела УВБЗ.

Темные глаза из-под морщинистых век последний раз обвели всю мою фигуру, и Проскурин спросил:

– Почему она?

– Она – лучшая, – ответил Бьорг.

– Вы повторяетесь. Милая барышня, чем вы заслужили доверие Секретной службы, и почему я, – это местоимение он выделил голосом, – должен доверить вам безопасность экспедиции?

Это снисходительное «барышня» – даже не из прошлого, из позапрошлого века! – окончательно вывело меня из себя. А когда меня выводят из себя, я становлюсь… Неважно.

– Я не просила о доверии. Ни у Секретной службы, ни, тем более, у вас. Более того, огромным удовольствием будет узнать, что не подошла для вашей великой миссии, и вернуться назад.

– Дерзит? – спросил Проскурин у Бьорга, на что тот покачал головой и ответил:

– Нервничает немного. Но на самом деле Мария справится.

– Тем более, что никого другого Секретная служба на мое место не выделит, – продолжила я. – Нет у них других, как вы говорите, барышень.

Бьорг усмехнулся уголком губ:

– У нас никаких нет, Михаил Андреевич. Мария – высококлассный специалист. У нее самая лучшая раскрываемость, а вашего ученика и друга надо искать. Она найдет, у капитана Петровой мертвая хватка.

– Как я вижу, капитану Петровой тоже не предоставили выбора? Нет-нет, не стоит, – остановил Проскурин готового начать защитную речь Бьорга. – Я все понимаю, это ваша работа.

А он соображает. Вот только это его всепонимание… Ладно, надо брать быка за рога, ведь Проскурин – мой единственный свидетель, способный рассказать о том, что ждет на Зеленой планете. И поскольку я все еще была не в себе, то начала допрос стандартно:

– Михаил Андреевич, вспомните и расскажите о том, что вы видели. – Опомнилась и добавила: – На планете Рай, я имею в виду.

Бьорг расхохотался. Через пару секунд я тоже позволила проявиться улыбке, а Проскурин удивленно переводил взгляд с меня на веселящегося секретчика.

– Вот видите, – сквозь смех проговорил последний, – я же говорю, у нее хватка… железная! Это она вас допрашивает, – и он опять рассмеялся.

Проскурин скупо улыбнулся и спросил:

– А что, вы не предоставили капитану Петровой никаких материалов по цивилизации мьенгов?

Как это типично для свидетелей… Вот все стремятся переложить ответственность на уже готовый носитель информации. «Видели запись?», «Я уже все рассказал вон тому сержанту…», ну, и так далее…

– Михаил Андреевич, – ждать ответа Бьорга я не собиралась, – от вас просто удивительно слышать подобное… Ведь вы, как никто другой, должны понимать значимость информации из первоисточника. Вы были там и все видели своими глазами! Так расскажите!

Бьорг продолжал посмеиваться, но, тем не менее, вмешался:

– Михаил Андреевич, материалы Мария обязательно посмотрит, но было бы очень неплохо рассказать ей о вашем видении ситуации. Вы располагаете временем?

– Хорошо. Вам по порядку?

Я с энтузиазмом закивала. И Проскурин рассказал, что планету Астразета-R-альфа-1i населяют мьенги, удивительные создания, которые пошли по пути единения с природой своего мира. Они постигают сущее не извне, как наблюдатели – это свойственно людям, а погружаясь вглубь. Дальше следовали термины, которые я без словаря не воспроизведу. Но по сути все было ясно – мьенгам не понравилось потребительское отношение людей к природе, поэтому они быстро свернули все контакты.

Проскурин долгое время был единственным, кто смог заслужить их уважение. И, насколько я понимаю, именно он добился разрешения на открытие Земного посольства-представительства.

– Расскажите про посла-представителя. Он знаком вам лично?

– Да, разумеется. Хон замечательный биолог, для него возможность постоянно находиться на…

– Биолог? – сочла возможным перебить академика я. – Как биолог может возглавлять наше посольство, разве для этого не нужно специальное образование?

– Мьенги не позволили бы обычному человеку остаться на планете. Они каким-то образом мгновенно определяют наш статус. И его взаимосвязь с окружающим миром.

– То есть, – я перевела вопрошающий взгляд на Бьорга, – там нет ни охраны, как в любом нормальном посольстве, ни…

– Служба безопасности есть, – ответил тот, – капитан Сергиенко – биолог-любитель, на Земле давно бы вышел в отставку по выслуге лет, но заменить его на АстразетаРай некем.

Роскошно. Да все эти биологи потому и не могут договориться с мьенгами, что не умеют!

– Кто еще из людей находится на планете?

– Секретарь посольства – жена посла-представителя, их дочь – школьница – и советник по культуре.

Вот и человек секретной службы.

– Хорошо. Расскажите мне о Петрове.

– Саша… мой ученик. Он настолько проникнут идеей создания единой нообиосферы – среды, в которой человек гармонично сосуществует со своей планетой, что мьенги приняли его с распростертыми объятиями. И его результаты впечатляют…

Дальше опять шли непереводимые на нормальный язык термины, из которых я разобрала только один – биотехнология.

Все это замечательно, но как я должна искать Петрова – по результатам его работы?

– Простите, а что за человек Александр? Я имею в виду – склонен ли он к риску или, наоборот, осторожен, эмоционален или закрыт, что любит…

– А, да, конечно. Саша очень хороший, добрый и общительный. Да это вы лучше у Машеньки спросите, все же мы с ним больше говорим на профессиональные темы, а она – его дочка…

Добрый и общительный? Как-то не вяжутся эти определения с маньячным взглядом Петрова.

– Хорошо. Тогда еще один вопрос – почему вы считаете, что он пропал, тогда как посол-представитель уверен в обратном? Или это безоговорочное доверие к Секретной службе?

– Саша должен был выйти на связь со мной – как обычно, мы договорились об использовании канала посольства – и не вышел. Он очень ответственный, знает, что я жду его сообщения, и обязательно бы отослал мне все материалы.

– А не могло быть так, что он увлекся своими исследованиями на втором континенте и просто… забыл?

– Что вы. Во-первых, он не планировал ехать на второй континент, и на первом дел хватает. Во-вторых, я повторяю. Он человек идеи и очень ответственный.

– Хорошо. Тогда с чего посол решил, что он уехал?

– Я не знаю. Но Хон – не предатель. В этом я абсолютно убежден. Возможно, его ввели в заблуждение…

– Кто? Мьенги? – тут же уцепился за его слова Бьорг.

– Мьенги? – раздумчиво повторил академик. – Я не уверен, что они вообще способны солгать. Мне, во всяком случае, все говорили прямо.

– Михаил Александрович, – внезапно послышался голос Маши из многоканальника на столе Проскурина, – в лаборатории агропсихологии внештатная ситуация, Азранян требует вашего присутствия.

– Скажи ему – подойду, но позже, – ответил академик. – Не аспирант, справится.

– Он говорит, что синяя плесень…

– Михаил Александрович, мы с вами еще встретимся, – перебил ее Бьорг. – С Марией вы познакомились, а сейчас нам надо побеседовать с Машенькой. Мой привет Азраняну.

– Обязательно передам, – ответил Проскурин, как мне показалось, с облегчением.

– Всего доброго, Михаил Александрович, – вежливо сказала я вслед за Рейвенсоном, выходя в приемную.

– Машуня, – обратился академик к своему секретарю, – расскажи капитану Петровой про папу. И потом иди, поздно уже.

– Хорошо, Михаил Александрович, – ответила она, вставая из-за стола. – Ваш кар ждет.

Проскурин помахал нам всем рукой и вышел. Бьорг, напротив, с удобством расположился в большом кожаном кресле, приготовившись и далее курировать мои действия. Жаль… Лучше бы самой пообщаться с девчонкой, без лишних глаз и ушей, но та опять радостно улыбнулась ему.

– Маша, – начала было я, но тут…

Она подбежала ко мне и схватила за руку.

– Мария, найдите моего отца, я умоляю вас! Я просто схожу с ума, представляя его в тех непроходимых джунглях – одного!

Ее подбородок задрожал, губы жалко скривились… Я терпеливо переждала ураган ее эмоций, а вот Бьорг… удивил. Он вскочил, подбежал к нам с упаковкой носовых платочков, потом живо метнулся к окну, нацедил из установки воды и стал отпаивать девчонку. И все это с выражением искреннего беспокойства на лице. Хочет затащить в постель? Ну… Учитывая ее повышенную сексапильность – могу понять. Наверное.

Вот только нужна ли такая связь молоденькой секретарше? Маша перестала всхлипывать, и последний раз вытерла нос – платочки закончились.

– Ну-ну, такие красивые глазки… и покраснели, – засюсюкал Бьорг. – Машенька… Разве можно так пугать взрослого мужчину?

Маша с благодарностью подняла на него взгляд и ответила с удивившей меня наивностью:

– Я не специально… Я теперь все время плачу… Как узнала, что папа пропал.

– От кого узнала, Машенька? – ласково спросила я, надеясь переключить внимание на себя.

– Когда папа выходил на связь, Михаил Андреевич всегда звал меня. А… последний раз не позвал.

– И было это…?

– Десять дней назад. Там так страшно… Найдите его, пожалуйста!

– Ну что там страшного? Красивая планета, зеленая, – успокаивающе проговорил Бьорг. – Все будет хорошо, я обещаю.

Он… обещает! Искать буду я, а обещает он! Не-ет, тут явно не только сексуальный интерес…

– Маша, я предлагаю поговорить в неформальной обстановке. Есть тут какая-нибудь доступная забегаловка?

– За… Да, поняла, но зачем нам в студенческую столовую? Я приглашаю вас к себе, у меня есть отличный чай…

– С опытной делянки?

– А как вы догадались?

Наив в чистом виде. Я же пошутить хотела, обстановку разрядить… Неудачно.

– Наверное, монгольский? – тут же перехватил инициативу Бьорг.

– Да… Монгольский, – похлопала ресницами Маша. – У нас другой не растет… Так что, идем?

– Конечно! – с энтузиазмом воскликнул Бьорг.

– Тогда можно попросить вас подождать пару минут в коридоре? Я должна все закрыть и убрать.

– Да-да, безусловно, – подхватилась я.

Наверняка у них тут тоже какой-нибудь особый режим, Первая Земная – это серьезная организация… Мы с секретчиком вышли и остановились неподалеку.

– Мария, а вместе у нас неплохо получается, – совсем другим тоном заметил Бьорг.

Честно? Не обратила внимания.

– Что вам надо от Маши?

– Вы что, ревнуете? – закокетничал Рейвенсон.

– После обмена телами… – начала я с напором, но он твердо прервал, взмахнув длинной рукой. Чуть в глаз не попал!

– Именно. После обмена телами здесь останется ваше, а мы гарантировали его безопасность. Проще всего обеспечить охрану, постоянно контролируя объект. И я эту задачу решу.

– Очень хорошо, тогда заодно проконтролируйте, чтобы Маша регулярно занималась. Мое тело… не должно быть в запущенном состоянии.

– Посмотрим, – с двусмысленной улыбкой ответил Бьорг.

Охохо… Ну ладно, тело выдержит… Как выяснилось несколько часов назад, после Крона меня и так поимела вся Секретная служба. А вот Машку почему-то жаль…

Девчонка запирала дверь приемной своей код-картой. Бьорг удостоверился, что я смотрю, и, выразительно причмокнув, обвел ее фигурку плотоядным взглядом. Он что, всерьез рассчитывает на ревность с моей стороны? Не-ет… Рейвенсон рядом с того момента, как я вышла из душа. Контролирует объект. Хотел бы эмоциональной привязки, действовал бы иначе.

Признавать поражение в мысленном исследовании мотивов секретчика очень не хотелось. Буду считать, что он просто пытается поддерживать интерес к своей неотразимой персоне.

Маша присоединилась к нашей не дружной компании, и вскоре все вместе мы покинули административный корпус ПЗАА. Проходя улицами Академгородка, я только и слышала: «Машка, привет», «Машка, как жизнь». Здоровались студенты, естественно, не со мной, но вскоре я с трудом сдерживала вопросы. Вроде бы девчонка – секретарь ректора, статусный работник – сидит все время в приемной. И я бы поняла, если б к ней – сексапильной красотке – обращались одни парни. Но девушки? Она на «ты» со всей академией?

Когда мы, наконец, вошли в подъезд, я не удержалась:

– Маша, а откуда вы всех их знаете?

– А я раньше жила в общежитии, – объяснила она. – Всех не знаю, особенно с младших курсов, а вот… Ой. Я же хотела в магазин зайти, купить печенья к чаю…

Бьорг испытующе взглянул на меня, потом на нее, но… Я-то все время была у него под контролем, а Маша ответила таким ласково-наивным взглядом, что тот только поинтересовался, какое печенье предпочтительнее взять. Довел нас до квартиры, проследил, как Маша впустила меня внутрь, и пообещал скоро вернуться.

Я не обольщалась. Наверняка тут есть прослушка, а у дверей уже встали секретчики из наружки, но… Все равно была благодарна.

– Маша, я хочу предупредить…

– Про Бьорга? Не стоит, справлюсь. Главное – это папа. Найдите его.

– Маша, я не уверена, что смогу. Не буду давать ложных обещаний, но сделаю все возможное.

– Я знаю, вы сможете.

– Маша, я была бы уверенней в своем собственном теле. А все эти обмены… просто выбивают меня из колеи.

– Мое тело не подходит? – вот теперь она была готова зарыдать по-настоящему.

Надо ковать железо, пока горячо.

– Я понимаю, что нельзя предсказать все заранее, но… Маша, я тебя очень прошу, займись любой оздоровительной системой и, пока будешь в моем теле, ходи в спортзал. Я оставлю памятку, тебе не нужно будет ничего изобретать, просто заниматься на тренажерах.

– Я обещаю! Только найдите моего папу!

– Маш, Маш, я же сказала – сделаю все, что от меня зависит. И давай уже на «ты», все равно скоро поменяемся… Скоро вернется Бьорг, расскажи мне что-то… что поможет отыскать твоего отца.

– Что? Я не знаю!

– Сосредоточься. Вспомни. Что он рассказывал про планету. Как к нему относились мьенги. В последний сеанс связи он вел себя как обычно или, может, тебя что-то насторожило?

– Обычно. Про мьенгов не говорил. Все, что касалось работы, он обсуждал с Михаилом Андреевичем, а я приходила позже… Он веселый был, шутил, что я без него совсем готовить разучусь…

Веселый Петров? А он, похоже, весьма многогранная личность… Умеет разделять работу и семейные дела. В смысле общения с единственным ребенком.

– Я поняла. А какой он человек? Что любит? Без чего не может обойтись даже на чужой планете?

– Папа очень хороший и добрый. Без чего не может? Без работы. Он всегда думает про то, как сделать Землю гармоничной средой для всех нас.

Очень похвально, но мне не поможет. За что же зацепиться?!

– Какую одежду он взял с собой на АстразетаРай?

– Стандартный набор – комбинезоны, ботинки, рубашки, носки, белье…

– Он их надевает? Ты видела его в этой одежде? Я не про носки сейчас.

– А… Ннет, не видела. Он… всегда был в… он говорил, это одежда мьенгов – такая как бы хламида или накидка. Ассей называется.

Час от часу не легче. Ассей какой-то…

– А на ногах? Тоже что-то мьенговское?

– Нет. На ногах были его любимые ботинки – специальные, почвозащитные, на гравиконтроле.

– На гравиконтроле?

С такой обувью мне еще сталкиваться не приходилось.

– Да, их делают только по заказу. У меня тоже такие есть. Показать?

– Конечно. Может, их придется брать с собой как образец…

– Нет, просто брать и пользоваться, – не согласилась Маша. – В них очень удобно, и мьенги оценят.

Она вытащила свою пару из шкафа, раздвинув дверцы, и я занялась разглядыванием обуви уникальной конструкции. Принцип работы гравиконтроля так и не уяснила, но чисто внешне ботинки были завлекательные. Яркого неоново-зеленого цвета, с серыми шнурками-регуляторами и серой же подошвой из незнакомого мне материала.

– У твоего отца – такие же? Тоже зеленые?

– Да, только у него цвет травы, а шнурки голубые.

Ну, хоть что-то… Рассеянно окинув взглядом содержимое шкафа, я подумала – а пусть Маша сама соберет вещи, необходимые в экспедиции на Зеленую планету. Она, как-никак, дочь биолога, тем более, и вещи все – ее…

Вернувшийся с печеньем Бьорг застал момент, когда Маша с энтузиазмом рылась в своем гардеробе.

– Мария, а вы очень дотошная, – похвалил он меня. – Я попросил просмотреть все записи. Петров в самом деле был исключительно в ассее и своих уникальных ботинках.

Я и не сомневалась, что нас слушают. Но не съязвить не смогла.

– Что вы говорите? И даже без… носков?

– Машенька, – меня он проигнорировал, – а что у нас с чаем?

– Ой, а вы проходите сразу на кухню. Там чайник.

– Разрешаете?

– Конечно. Я скоро к вам присоединюсь.

На самом деле, присоединиться она смогла не так уж скоро, Бьорг успел выпить свою чашку, а я – выслушать кучу наставлений, как вести себя со студентами и преподавателями академии, чтобы они ни в коем случае не догадались, что в теле Маши другой… точнее, другая.

Все это ерунда. Нет тела, нет дела, что в данном случае для меня означало: пока я еще в себе, надо выяснять совсем другие вопросы. Сейчас в приоритетах были: сведения о Зеленой планете, срок обмена телами, и с чего мне начинать поиски Петрова.

– Что сообщил советник по культуре про исчезновение Петрова?

– Да ничего особенного. Петров свободно перемещался по всему первому континенту, но раз в неделю обязательно появлялся в посольстве-представительстве. Никто за ним специально не следил.

– Вы имеете в виду людей или мьенгов?

– Людей, естественно. Про мьенгов я вообще ничего сказать не берусь.

– То есть, когда Петров не вышел на связь с Тахонгом, он уже неделю не общался ни с кем из посольских, и пропасть, теоретически, мог когда угодно?

– Верно, – неохотно ответил Бьорг.

Задача усложнялась.

– Я напоминаю, что контакты с нашим человеком – только в исключительных случаях. Но поговорить с ним в рамках беспокойства дочери об отце вам не возбраняется.

– И с остальными людьми на планете, – тут же добавила я.

– Безусловно.

– И что, вот эти студенты, которые надежда Земли, будут перемещаться так же свободно?

– Почему так же? А вы на что?

– Мне разорваться на шестнадцать частей? То есть, на семнадцать, поскольку поиски Петрова никто не отменял?

– Мы не можем поставить на студентов импланты с биолокацией.

Это он вовремя сказал, надо самой побеспокоиться и кое-что прикупить.

– Я вас слушаю и удивляюсь. Мы не можем то, мы не можем это…

– Это Рай. Мы связаны договором с мьенгами, и… Секретная служба тоже не всесильна.

– Неужели? Какие приятные новости я узнаю. Ладно, когда произойдет обмен телами?

– Завтра.

– Хорошо. Я хочу получить обещанные дела студентов и пообщаться с Машей. Возможно, она всех их знает.

– Пожалуйста, общайтесь. В вашем распоряжении вся ночь.

– То есть, до завтра вы оставите меня здесь?

– Почему же оставлю? Я и сам останусь. Принцип контроля объекта, Мария, не забыли? И пусть Машенька тоже привыкает к моему постоянному присутствию.

Хм… Боюсь, Маше в моем теле придется нелегко…

– Информация по планете?

– Это завтра, Машеньке надо работать, а у вас свободным будет почти весь день.

Завтра, так завтра. Надо пойти обрадовать Машу. Сегодня ей придется приютить двух капитанов.

Спустя какое-то время, которое потребовалось нашей хозяйке на то, чтобы приготовить ужин – я бы для секретчика и пальцем не пошевелила! – мы устроились в ее небольшой спальне. С чувством глубокого удовлетворения задвинув дверь прямо перед носом Бьорга, я сказала:

– Девочкам нужно посекретничать.

Кстати, дела на студентов он мне так и не отдал. И я начала по памяти:

– Серж Дегри.

– Лично не знаю, он с нами не жил.

Уже хорошо, идем дальше.

– Анастази…

– АнастазИ, – тут же поправила меня Маша. – Хорошая девушка, только слишком зациклена на своем биосинтезе. С ней и поговорить больше не о чем, предупреждаю сразу, посмотри что-нибудь про биосинтез, лучше всего – Коровкина, у него язык доступный.

Я мысленно сделала себе пометку – с Анастази не заговаривать. На какого-то Коровкина тратить время было жаль.

– Климов…

– Паша, – с легкой улыбкой продолжила она. – Наш самый высокий студент, не ошибешься.

– Интересный? – спросила я.

– Вполне, только… Он в Максимову влюблен, шансов – ноль.

– У… кого?

– У него, конечно. Максимова… Дура она, хоть и умная.

– Татьяна Максимова? Которая…

– Да-да, надежда наша, агропсихолог, лучшая ученица Азраняна.

– Не поняла, они же все, вроде, с факультета биотехнологий?

– Да. Но специализируется каждый в своей области научных интересов.

– Ладно, это для меня недоступно. Значит, Максимова – умная, но дура?

– Точно тебе говорю. Пашка с ней еще в школе вместе учился, кстати, там многие из нашей специализированной школы…

– Кто?

– Ну… Климов, Милешин, Серов – их так и называют: «Паша, Миша и Аркаша», дружат с детства. Максимова, Тулайкова, Логинов, Сетмауэр.

На последних мужских фамилиях личико Маши приобрело мечтательное выражение, и я насторожилась:

– Что? Они тебе нравятся?

– Они… Сама увидишь. Очень хорошие ребята. Создали группу, играют на аутентичных инструментах конца ХХ века… Солнце поет, а Кирилл…

– Солнце? – переспросила я.

– Дрюня-Солнце-Логинов, его все так и зовут.

– Так… и кто там еще в этой группе?

– Кирилл тоже поет, только играет на клавишах. Лоонг Тхао – ударник, Ингвар Ю – духовые и Комаровски. Гитарист.

– И как? Тебе нравится?

– Очень, – призналась Маша. – У них такие голоса…

Творческие люди в количестве пяти. Чувствую, проблем с ними будет больше всего.

– Давай по порядку. Значит, Солнце Логинов. Умный, как Максимова?

– Умнее! – с жаром воскликнула Маша. – У той времени только на науку хватает, а Солнце еще успевает музыку писать!

Он еще и композитор. Час от часу не легче. Придется все же ознакомиться с его делом плотнее.

– Ладно, умнее. Комаровски?

– Я тебе личное дело завтра пришлю, – сказала Маша без эмоций.

– Почему?

– Боюсь быть не объективной.

Да… Похоже, этот Владис пересекался с Машей при самых неблагоприятных обстоятельствах…

– Ну, хоть пару слов? Не обязательно хороших, – попросила я.

– Встречается с Тулайковой, – выдавила из себя Маша. – Дебил!

– А как же он попал в состав экспедиции? – удивилась я.

– Нет… С интеллектом все нормально. Наукой занимается усердно, один из лучших ксеноботаников, но… Дебил!

Понятно.

– Приставал?

– Не ко мне, – туманно пояснила Маша, – лучше дело его почитай, я и так уже тебе лишнего наговорила.

– Ничего лишнего. Должна же я знать, на кого из них я могу положиться, а кого – обходить стороной?

– Комаровски обходи, – отрезала Маша.

– Тулайкова? – продолжила я не по списку.

– Ленка тоже дура, но наоборот – слишком доверяет своему Владису, – тут же откликнулась она. – Дружит с Максимовой, занимается технологией выращивания зерновых – точнее не скажу, там термин такой, что даже папа запинается.

– Этой тоже нельзя доверять?

– Лена сама по себе не плохая, но первой, кому она перескажет твои слова, будет Максимова, а вторым – Комаровски.

– Так. Давай закончим с девочками – Лайза Смит-Дакота.

– Лайза… Я ее плохо знаю, она у нас сразу на второй курс поступила.

– В смысле?

– Ей все экзамены за первый зачли, когда она представила комиссии свой проект нанотехнологической дойки.

– Чего-о?

– Ну… Я сама особо не понимаю, вроде там что-то вводят молочным породам, и они потом сами доятся в три раза больше, чем обычно.

Похоже, я в этой академии скоро перестану чему-либо удивляться вообще. Нанодойка… У нас еще существуют молочные породы? Просто про молоко ничего не слышно еще со времен моего детства.

– Ладно, идем дальше. Кто там у нас? Сетмауэр?

– Да. Я про него говорила – хороший парень. Скрытный немного, но если кому и доверять, то ему. Надежный.

– Ю?

– Я его не знаю почти, он в общежитии не жил, видела только, как играет.

– Тхао?

– Ой… Ты только в него не влюбись. В него все влюбляются – сначала в Солнце, потом – в него.

– А он? – заинтересовалась я.

– А он… – Маша выдержала драматическую паузу, – женат. Своей Сай Чжэ каждую свободную минуту уделяет.

Я от души посочувствовала неизвестной Сай Чжэ, которой уделяются какие-то минуты из насыщенной жизни супруга. Нет, не понимаю я эти ранние браки.

– Подеван?

– Сунибхо дружит с Лайзой, не знаю, что их связывает, но… Он такой застенчивый…

– Чем занимается?

– Гибридами нескрещиваемых видов.

Нормально? Какие могут быть гибриды у нескрещиваемых видов?! Ладно, абстрагировалась. Аграрным академикам виднее, чем заниматься в своей академии.

– Есть еще что-то, что мне нужно знать?

– Вроде бы я тебе все рассказала.

Все, да не все!

– Переводчик? Я ничего не знаю про переводчика, кроме того, что это женщина!

Маша вздохнула и серьезно покачала головой:

– Это Юлька Маникевич. Хорошая девочка, только взбалмошная чересчур. У нее способности к ксенолингвистике, любой язык учит за несколько дней, и все ей легко дается.

Еще один уникальный специалист на мою голову.

– Она тоже студентка?

– Нет, конечно.

– А откуда ты ее знаешь?

– Она живет на втором этаже в нашем доме. Ну, и перед тем, как папу пустили на Рай, она с ним занималась мьенгом.

– Мьенгом?

– Да, у них это и язык, и самоназвание, и планета.

– Ох… Маш, а что еще ты знаешь про Мьенг?

– Языка не знаю, а все остальное – посмотришь. Материалы для Бьорга я готовила.

Тут в дверь деликатно постучали, и упомянутый секретчик проговорил:

– Милые девушки, вам пора спать, а то Машенька завтра не встанет вовремя на работу.

– Я встану, – ответила Маша.

– Марии тоже нужен отдых, – продолжил из-за двери Бьорг. – У нее был очень насыщенный день.

Точно, стараниями Секретной службы – очень насыщенный.

Мы с Машей переглянулись и синхронно пожали плечами.

– Надо ему постелить, – вздохнула она. – Пойдешь в душ?

Душ? Пожалуй, было бы неплохо, вот только… Не выставят ли коммунальщики счет, сравнимый со стоимостью межпланетного перелета? Но, как оказалось, в Тахонге и с этим справлялись сами академики. Воду получали из собственных установок, ионы тоже использовали повторно или из экспериментальных лабораторий – словом, жить можно.

Выйдя из душа, я застала мило воркующих Машу и секретчика. Еще раз оценив обстановку, пришла к выводу, что пожалеть надо Бьорга. Девчонка общалась с разными мужчинами, и сильно сомневаюсь, что она до сих пор была такой наивной, как старательно демонстрировала.

Остаток ночи мы провели под бдительным оком секретчика, который от сна отказался. Я на диване, Маша в своей кровати. Не могу сказать, что не смогла бы заснуть при таком соседстве, но… Не скажу, и что мой сон был полностью безмятежен.

Утром Маша накормила нас завтраком и ушла в свой административный корпус, оставив ключи.

– Где будет жить мое тело? – поинтересовалась я у секретчика, допивая монгольский чай (кстати, вполне неплохой, хоть и с необычным привкусом, зато – натуральный). – Здесь?

– Ни в коем случае, – усмехнулся он. – На базе. Мне, Мария, периодически тоже нужно спать.

Да, по нему было совсем незаметно, что ночь была бессонной. Я даже позавидовала его имплантам. Хотя… Мне надо переживать о теле Маши, в котором нет ни одного полезного устройства… И даже крохотного биолокационного микрочипа, позволявшего точно отслеживать местоположение в пространстве…

– Мария, пора на базу, – сказал секретчик, аккуратно убирая остатки нашей трапезы в утилизатор. – Внимательно осмотритесь тут, завтра вы вернетесь сюда уже в качестве Машеньки.

– Не волнуйтесь, – усмехнулась я. – Переход в ее тело станет истинным удовольствием, ведь благодаря этому я избавлюсь от вашего тотального контроля.

Бьорг усмехнулся в ответ и пропустил меня на выход. Обратно мы возвращались в том же вагоне монорельса, только вместо ангара секретчик провел меня в невысокое здание, которое оказалось очередным пропускным пунктом. Здесь, правда, было попроще, чем в кабинете Стефани, и слова Бьорга оказалось достаточно, чтобы я прошла, приложив руку к сканеру.

Но на минус пятом этаже нас встретила вооруженная охрана, которую приставили лично ко мне. Мальчики в камуфляже отвели в небольшую комнату, где все было готово для работы и отдыха любого среднестатистического землянина. Бьорг перед расставанием кинул мне коммуникатор крайне упрощенной модели, с одной кнопкой вызова для связи, предупредив, что ближайшие четыре часа он посвятит сну.

– Информация по Раю и дела студентов, – напомнила я.

– Все готово, – лаконично ответил секретчик. – Постарайтесь управиться до обеда.

Я осмотрелась. На удобном диване лежали визор, панель мнемоника и пульт. На рабочем столе – шлем и наушники. Из стены на уровне пояса торчал корпус считывающего порта и две кнопки – от проектора и компьютера. Справа от основного входа была еще одна дверь. К сожалению, там все было стандартно – небольшой встроенный шкаф с чистым бельем и комбинезонами, синтексный унитаз, душевая кабина, утилизатор. Я даже пожалела, что не прихватила с копии виллы Барталечче пару-тройку запасных блузок и брюк.

Ладно. Одежда пока в порядке, так что самое время заполнить информационный вакуум. Я некоторое время колебалась, что выбрать – обычный монитор или мнемоник, но в итоге решила пойти традиционным путем. Включила компьютер и надела шлем.

Выбора, как и предполагала, мне не предоставили. Сначала я должна была просмотреть файлы членов экспедиции. В том самом алфавитном порядке. И хорошо, что по большей части я уже обо всех все знала со слов Маши. Интересно было сравнить восприятие ее рассказа с визуальными образами.

Анастази Джеро оказалась мулаткой с короткими кучерявыми волосами и большими темными глазами. Серж Дегри – очень милым темноволосым парнем с плутоватым взглядом и обаятельной улыбкой, Паша Климов – этого при желании ни с кем не перепутаешь благодаря росту – сероглазый шатен очень серьезного вида.

С остальными… Не запутаться бы в них! Я выложила перед собой четырнадцать фотографий сразу и стала работать как с подозреваемыми. С девицами все ясно: Джеро – мулатка, Смит-Дакота явно имеет корни среди североамериканских индейцев, Максимова – вон та Брунгильда с белыми волосами, уложенными косой вокруг головы, и оставшаяся миловидная шатенка – Тулайкова.

Убрала женский состав. Остались Климов – назовем его «Высокий», Серов – «Серый», Милешин… Мммм, пусть будет Мишенькой. Тогда Дегри… Дегри – «Серый Серый», по имени и по фамилии. Смуглого черноволосого Сунибхо Поделана я не перепутаю, Тхао с его монголоидным типом внешности – тоже. А вот теперь…

Теперь остались одни творческие личности. Логинов… Да. Согласна, солнечный мальчик с кудрявыми светлыми волосами, темными глазами и широкой ослепительной улыбкой на одухотворенном лице. Даже захотелось познакомиться с ним поближе… Ничего менять не буду, пусть остается Солнцем.

Комаровски оказался коротко стриженным крепышом очень мужественной внешности. Широкие плечи, мускулистые руки и торс… Глаза вот были… мутные, а в остальном просто не к чему придраться. Мой тип мужчины. Интересно, что у них было с Машей в прошлом?

Ингвар Ю – блондин, очень светлый, как бывает у скандинавов. Глаза голубые, нос прямой, на мой взгляд – чересчур длинный, крупный рот, светлый пушок на подбородке, а в целом – довольно приятный юноша, хотя я таких худых не люблю. Краем глаза взглянула на его специализацию. Почвовед и почводизайнер. Ну, хоть кто-то нормальный.

И, наконец, надежный Кирилл Сетмауэр. У этого внешность заурядная, пострижен аккуратно, глаза карие, высокий, худой, с выступающим кадыком, но впечатления дистрофика не производит.

Я еще раз обвела взглядом эти четыре фото. Подумала и присовокупила к ним Тхао. Вся группа в сборе. Интересно, в сети есть их записи? Но ушлые секретчики не предоставили мне выхода в сеть. Ее просто не было, так что пришлось отставить свои надежды в сторону и вернуться к делам. Из неохваченных оставались два – Маши и переводчицы.

Переводчица Юлия Маникевич, 24 года, ксенолингвист, родилась на Амодикее – главной из четырех планет Стайпрея – в семье сотрудника дипломатической миссии. Восемь языков этого самого Стайпрея выучила еще до 12 лет, потом переехала с родителями к каролам и за два стандартных года выучила еще пять с диалектами и поддиалектами. Мьенг осваивала по записям, в качестве переводчика участвовала в переговорах, лично на АстразетаРай не была.

С фотографии смотрела красивая большеглазая брюнетка с бледной кожей и пухлыми формами. Подкожного жира много, а мышечной массы нет совсем. Вот о чем говорил Бьорг… Наверняка у нее одышка и слабые вены. Я вздохнула и перешла к делу Маши.

Когда я открывала его в каре, то не сдвинулась дальше первой страницы со сканами и антропометрией. Сейчас, уже смирившись с будущим телом, решила повнимательнее ознакомиться с биографией девчонки. На самом деле у меня имелся один главный вопрос – почему дочь известного биолога не пошла по стопам отца? Ну, и еще несколько второстепенных.

Ответ был печальным. Мать Маши погибла в экспедиции на какой-то из планет системы каппы Цефея, после чего отец быстро перевел единственную дочь из биологического класса в обыкновенный. Наверняка и с Проскуриным договорился о самой земной работе секретаря ректора Аграрной Академии. И, боюсь, Петров не скажет спасибо секретчикам, обнаружив меня в теле Маши на Мьенге.

Вернемся к школе. Училась Маша тут, в Тахонге, и выпускалась одновременно с половиной местных гениев. Значит, все они очень хорошо знают друг друга. Опасно. Как бы мне не проколоться на общих детских воспоминаниях… А не изобразить ли влюбленность в какого-нибудь постороннего парня? Влюбленной девушке простится некоторая рассеянность и желание общаться лишь с избранным объектом. Надо обдумать, хотя выбор и невелик – застенчивый Сунибхо, плут Дегри и худосочный Ю. Да, ведь есть еще Двинятин, и его кандидатуру я обещала себе рассмотреть очень пристально.

Далее по плану секретчиков я должна была получить информацию по Мьенгу. Четыре терабайта?! Я решительно сняла шлем и потянулась к мнемонику. Пусть потом будет болеть голова, а перед глазами запляшут цветные кляксы, зато я буду твердо уверена, что все это останется в моей памяти.

С помощью мнемонической насадки информация попадала прямо в мозг. Правда, мозг, как и вся материя, довольно инертен, и всяким новшествам склонен сопротивляться – отсюда и головные боли, и куча прочих приятностей вплоть до нарушения цветовосприятия.

Я старалась пользоваться мнемоником только в крайних случаях, вот таких, как сейчас. Эти несколько часов просто выпадают из жизни, но есть и плюсы – информация остается навсегда, а всплывает только по необходимости.

– …Мария! Мария! Да очнись же!

Ну, как и говорила, несколько часов из жизни. Бьорг тряс меня за плечи, а я сидела в безвольно-расслабленной позе на диване и пыталась разогнать плавающие перед глазами цветные круги.

– Не надо, – проговорила я, слыша себя как сквозь слой синтексной изоляции. – Голова…

Голова не просто болела, ее будто рвало на две половины – правую и левую, а от тряски меня начало мутить.

Бьорг аккуратно стащил с меня височные мнемонические присоски и гаркнул:

– Дежурного медика сюда! Быстро!

В отличие от себя, его я слышала как через тройной усилитель.

– Не кричи, дебил, я же не глухая…

– Ты не глухая, ты дура, – очень тихо и мягко сказал Бьорг, проводя прохладными пальцами по моему лбу и вискам. – Приляг, сейчас тебе помогут.

Он аккуратно опустил меня на диван, помог поднять ноги, под голову подложил подушку, и тут в помещение вошел кто-то третий с вопросом:

– Ну, что тут у нас?

По преувеличенно бодрому тону было понятно – врач.

Бьорг деловито ответил:

– Судя по всему – мнемоническая передоза.

– Что беспокоит пациентку?

От громкости и жизнерадостности вопроса я слегка поморщилась.

– Головная боль, – ответил Бьорг, – болезненная реакция на звук.

– Тошнота, рвота? – голос медика тоже стал деловитым.

Лучше бы он не спрашивал, потому как меня опять замутило.

– Да она совсем зеленая, конечно, тошнит, – сочувственно ответил Бьорг.

– Прекрасно, – непонятно чему обрадовался врач, – просто превосходно! А мы сейчас сделаем инъекцию, а потом дадим микстурку, и все пройдет. И наша больная снова станет здоровенькой. Бедро оголите.

Я почувствовала, как юбка резко взлетает вверх, холод на коже и острое жало инъектора – какие-то мимолетные доли секунды. И открыла глаза.

– Вот и умница, вот и молодец, – приговаривал врач, светя мне в лицо фонариком. – Реакция на свет нормальная, как слышите меня?

– Хорошо, – опять поморщилась я.

– А вот и микстурка, – едва ли не пропел он, поднося мне к лицу склянку оранжевого стекла.

Я приподняла голову и решила, что смогу даже сесть, но врач строго сказал:

– Сначала выпить, полежать, а вставать – потом.

Ладно. Проглотила горькую гадость с запахом апельсина и опять прикрыла глаза. Мир постепенно приобретал прежние цвета и оттенки, головная боль растворялась и, напоследок, я услышала тихое «спасибо» Бьорга и «обращайтесь, если что» медика.

Судя по тому, что звуки не взрывали мозг, уже можно было и встать. Ну, или сесть. Секретчик был рядом и контролировал. Пытался даже помочь, но… Лучше бы юбку одернул. Нет. Любовался моими ногами, паразит!

– Марья, ты так не пугай, – непринужденно присел он на диван. – У тебя же повышенная чувствительность к мнемонику, я был уверен, что ты посмотришь все материалы традиционным способом.

– Сам сказал успеть до обеда, – проворчала я. – Для четырех терабайт срок нереальный.

Он наигранно тяжело вздохнул и поднялся:

– Вставай, жертва исполнительности, будем тебя кормить. Теперь твой мозг нуждается в глюкозе и витаминах.

Я встала и направилась вслед за секретчиком. К двери. Оказывается, здесь – на базе – не было такого сервиса, как в штаб-квартире, и питаться полагалось в специально отведенном для этого помещении. Вооруженные ребята в камуфляже проводили нас к лифту, и там меня накрыл голод.

Поэтому в просторной столовой (или что тут у них?) я оказалась первой – длинноногий Бьорг едва поспевал. Но у входа он ловко перехватил меня и завернул в небольшой закуток с двумя дверями. Одна из них отъехала, мы вошли внутрь и оказались в небольшой обеденной комнате со столом, тремя стульями, большой панелью меню и панелью поменьше – доставки.

Руки начали мелко дрожать, и Бьорг, уверенно усадив меня на стул, сказал в пространство:

– Комплексный обед номер семь, фруктозоглюкозный сироп и два витаминных коктейля.

Видимо, здесь тоже обитал ИИ, поскольку сразу после голосовой команды над панелью доставки замигала лампочка. Я вскочила, но секретчик уже стоял рядом и протягивал мне высокий стакан с прозрачным содержимым.

Я, не раздумывая, выпила его залпом. От сладости заломило зубы, опять замутило, но тут же у моих губ оказался другой стакан. Он пах ментолом и лаймом, желтоватая жидкость на вкус оказалась в меру кислой и освежающей, и я с удовольствием проглотила все до капли.

– Теперь поешь, – сказал Бьорг, ставя передо мной поднос с четырьмя полупрозрачными колпаками.

Под одним был суп-пюре из каких-то овощей, под вторым – котлеты с рисовым гарниром, под третьим – салат, с которого я и начала.

Секретчик какое-то время наблюдал за мной, потом подошел к панели меню и сделал заказ для себя. Вот это аппетит! Два стейка, два салата с рисом и тунцом…

Тут я сложила два и три – три стула за нашим столом – и, закономерно, уставилась на дверь. Как раз когда я приступила к супу, она отъехала в сторону, пропуская в помещение того самого медика.

– Я не помешаю? – осведомился он. – Как пациентка?

– Вашими стараниями – в порядке, – сообщила я. – Присаживайтесь, мы вас ждали.

– Мария, позволь представить тебе доктора Фрезера, – проговорил Бьорг, демонстрируя вежливость и манеры. – Доктор, прошу вас.

Фрезер протянул мне руку со словами:

– Марк, просто Марк.

Подтянул к себе поближе тарелку со стейком и блаженно улыбнулся.

Я внимательно посмотрела на него. Фрезер просто излучал позитив – в карих глазах плясали смешинки, на круглом курносом лице сменяли одна другую улыбки, и сейчас была очередь довольной.

– Как я рад, Мария, что все обошлось, – сказал он, заглатывая мясо.

А я как рада… Что у секретчиков такие врачи…

– Мы все рады, – ответил ему Бьорг. – Особенно тому, что сегодня ваша очередь дежурить.

Я занялась своими котлетами. Мясо было изумительным, добавок почти не ощущалось… Ах да, тут же поблизости опытные поля и фермы…

– Мария, не испытывайте судьбу, впредь вам не стоит пользоваться мнемониками, – проигнорировав слова секретчика, сказал мне Марк.

Я жевала. И глотала, потому что огорчать душевного доктора не хотелось, а обещаний – тех, что его устроят – дать не могла.

– В ближайшее время я за ней присмотрю, – сказал Бьорг. – А вот потом…

Если оно еще будет – это потом.

– Вот боюсь, что моя жертва была напрасной, – задумчиво сказала я. – Останутся со мной эти четыре терабайта или… улечу в экспедицию совсем без информации…

– Совсем нет, – живо возразил Марк. – Мнемоническая запись информации так же откладывается на психоматрице, как и обычная память.

На психоматрице? Надо бы уточнить, что это такое… Я и не сомневалась, что этот доктор появился неспроста. Бьорг подтвердил мои подозрения, заметив ненароком:

– Доктор Фрезер будет руководить вашим с Машей обменом телами. И кое-что может рассказать.

– Например? – изобразила я живой интерес.

– Ну, например, что у меня еще не было столь очаровательной пациентки, – сообщил Марк с новой улыбкой – обворожительной.

– Знаете, Марк, – доверительно начала я, – никогда не думала, что спрошу такое…

Оба – и Бьорг, и доктор – подались ко мне с двух сторон, заглядывая в рот. Я продолжила:

– Что представляет собой психоматрица?

– Ну, – с облегчением отмахнулся Фрезер, – это тонкая субстанция, которая определяет, грубо говоря, структуру личности, а также доминирующие психофизиологические связи и нейрогуморальные особенности, но вам, Машенька, теорию знать не обязательно.

То есть, на самом деле мы с Машей будем меняться не телами. Ей-ё, мы будем меняться личностями…

– Ладно, доктор, как на ваш взгляд – стоит отложить перенос психоматрицы? – по-деловому спросил его Бьорг.

– Не вижу ни малейших оснований, – отрезал тот. – Машенька уже восстановилась, скоро прибудет Манечка, сразу и начнем.

– Что мне нужно знать про перенос психоматрицы?

– Машенька, вам – знать – ничего – не – надо, – раздельно проговорил Марк. – Это сложная психофизиологическая процедура, не забивайте свою голову тем, что вам никогда не пригодится.

– Доктор, Мария спрашивает о другом, – вступился Бьорг.

– А-а, понял, понял! – радостно воскликнул тот. – Значит, психоматрица – субстанция нежная, ранимая, поэтому первые сутки – никаких стрессов. Мы подержим вас у себя, понаблюдаем, как идет процесс вживления в другое тело. Потом крайне важно, чтобы ваше новое тело не пересеклось с вашим старым телом, иначе все – насмарку!

– Не поняла?

– Психоматрица – нестабильная субстанция, которая… Всегда будет стремиться назад, к прежнему носителю. К стабильности, как это ни парадоксально. Поэтому случайная встреча приведет к спонтанному вытеснению!

– Никаких спонтанных вытеснений и случайных встреч, – отрубил Бьорг. – Такие накладки невозможны.

Марк отмахнулся от него:

– Да знаю, знаю, но предупредить-то обязан! Как происходит возвращение психоматрицы к прежнему носителю – объяснить или понятно?

Я посмотрела на Бьорга, тот утвердительно прикрыл веки.

– Объясните, Марк, я ведь впервые перехожу в другое тело, мне все интересно.

– Да все очень просто, Машенька, вы встречаетесь с Манечкой – под нашим присмотром, разумеется – и психоматрицы переносятся назад, в родной мозг.

Говоря все это, Марк продолжал улыбаться, отчего в уголках его глаз лучиками собирались морщинки. Я строго велела себе не отвлекаться.

– У меня есть еще один вопрос. Какие воспоминания останутся у тела? Будучи в теле Маши, смогу я получить доступ к ее памяти? И наоборот – после обратного переноса она сможет получить информацию о моих действиях?

– Вопрос очень, очень интересный! – с энтузиазмом воскликнул доктор, отрываясь от своего салата с тунцом. – Возможно, вы знаете о мышечной памяти – памяти тела?

Знаю, а как же. И про двигательные автоматизмы, и про моторные мышечные ядра – у меня хороший тренер.

– Так вот, мышечная память останется неизменной, поскольку мультифакторный характер феномена не поддается когнитивно-поведенческим корреляциям со стороны внедренной психоматрицы. Так же обстоит и с эмоциональной памятью.

– То есть, сильные эмоции в чужом теле испытывать не желательно, – перевел для меня Бьорг. – Маша сможет получить к ним доступ, понимаете?

– А я смогу получить доступ к ее эмоциональной памяти?

– В соответствующих условиях, – подтвердил Марк. – Но эти условия…

Понятно, лучше мне в них не попадать. Я закончила с десертом и взялась за второй стакан витаминного коктейля.

Бьорг с Фрезером доедали свои десерты, причем последний теперь улыбался сыто и как-то… провокационно, что ли? Как это у него получается?

– Машенька, – начал он, – до приезда Манечки осталось пара часов. Я, как врач, настоятельно рекомендую вам провести это время с пользой.

– Разумеется, – согласилась я, – мне нужно еще раз перечитать некоторые дела и обдумать…

– Машенька! – перебил Марк. – Вам нужны положительные эмоции – мозгу необходимо сбросить напряжение и подзарядиться позитивом! Сенсетик после мнемонической перегрузки вам не показан, а судя по вашему психофизиологическому профилю, вы предпочитаете расслабляться в мужском обществе. Я думаю, мы сможем подобрать мужчину вам по вкусу, не так ли, Бьорг?

Бьорг с энтузиазмом закивал, но смотрел при этом… странно смотрел. То ли уже успел узнать меня чуть лучше, то ли сама мысль о такой подзарядке позитивом его не вдохновляла. Нет, я действительно предпочитала мужчин сенсетическим камерам – специальным помещениям, где человек в зависимости от своих пожеланий мог испытать любые ощущения. Или сенсетическим препаратам, которые тоже обманывали чувства, но с меньшим диапазоном эффектов. Впрочем, учитывая стремление секретчиков к тотальному контролю…

Вуайеристов я не любила. И изображать актрису специфического жанра не собиралась.

– Благодарю за заботу, но сейчас я в мужчинах не нуждаюсь. Мой последний партнер… удовлетворил меня за всю Секретную службу.

Бьорг сохранил невозмутимость, а вот Марку стало любопытно.

– И кто же этот сексуальный гигант?

– А разве вас не ознакомили с моим делом? – сказала я максимально вежливо.

С доктором, ответственным за перенос моей психоматрицы, следовало сохранить хорошие отношения. Поэтому я встала и поблагодарила за обед в приятной компании. Удивительно, но Бьорг встал практически вместе со мной, извинился перед Фрезером и открыл дверь.

– Не обижайся на доктора, – сказал он, когда мы вышли в коридор. – Он из лучших побуждений.

Да, конечно. В принципе, давно известный факт. Женщина после качественного секса показывает лучшие результаты не только в спорте. Но тут не соревнования. Не знаю, что бы я выбрала, не случись в моей жизни майор Крон, но урок в голове отложился.

– Все нормально, – ответила я. – Поверь, после пятнадцати лет службы меня трудно обидеть.

Мы вернулись в прежнюю комнату, где на диване еще валялись мнемонические присоски. Бьорг немного поколебался, но все же убрал их с глаз долой.

– От секса ты отказалась, – начал он бодро, – значит… Ты не передумала?

Опять издевается, гад!

– Прости, Марья, но что-то я усомнился. Может, тебя беспокоит возможность записи? Так ты не думай, никакой записи не будет.

Смешно.

– Бьорг, утомляешь. Тебе заняться нечем?

– Я твой куратор, а это – почти как… А, ладно. Я не настаиваю.

Что-то он подозрительно покладистый.

– Лучше расскажи мне про вашего советника по культуре.

Секретчик тут же нацепил свою непроницаемую маску суперпрофессионала:

– Пока это закрытая информация.

– Кто будет следить за мной в теле Маши?

– Странный вопрос. Я, конечно.

– Ты же должен следить за моим телом?

– Я справлюсь, – заявил мне этот самоуверенный тип.

Что же, они сами облегчают мне задачу.

– Ты поговорил про импланты для тела Маши?

– Поговорил. К сожалению, единственное, что можно сделать – «экстренную кнопку».

Ну… В любом случае это лучше, чем ничего. Воспользоваться такой «кнопкой» можно было лишь однажды, зато худосочный дистрофик на пару часов обретал силу и реакцию профессионального солдата. Правда, потом следовал откат в виде полного истощения, и важно было точно рассчитать момент и целесообразность. Но что-то говорило мне – я не ошибусь.

Оставшееся до приезда Маши время мы провели, мирно обмениваясь мнениями о мьенгах, их планете и биотехнологиях. В моей памяти всегда вовремя всплывали нужные понятия, и даже образы бескрайних рисовых полей. Рисовых? Да, наш рис превосходно чувствовал себя на АстразетаРай, и понравился мьенгам на вкус. Именно благодаря ему мьенги позволили открыть у себя на планете посольство-представительство Земли.

Еще, как оказалось, я знала в лицо всех тамошних землян – посла Хона Ван Чи, его жену Ираиду Степановну и дочку Леру, капитана Сергиенко и некоего Клауса Барбозу – того самого советника по культуре, лейтенанта секретной службы. Бьорг не мог не знать, что в материалах для меня есть эти данные. Тогда почему отказался говорить о младшем по званию коллеге?

Но не успела я как следует обдумать, в какой форме задать вопрос для гарантированного получения ответа, когда коммуникатор секретчика противно запиликал.

Приехала Маша.

– Пошли, – поднялся Бьорг.

У двери ошивались вооруженные ребята в камуфляже, готовые отконвоировать меня в…

– В седьмую амбулаторию, – приказал секретчик. – Я ее встречу, – пояснил он мне.

Седьмая амбулатория находилась на этом же этаже, просто в другую сторону от лифта. Душевный доктор Фрезер радушно улыбнулся и отпустил конвой.

– Проходите, Машенька, располагайтесь. Замечательно, просто превосходно! Я вижу, ваш эмоциональный фон стабильно позитивен, а это, таки, прекрасно! – экспрессивно воскликнул он, едва мы остались одни.

Впрочем, не одни. Из полуоткрытой двери в кабинет то и дело выглядывали мощные ребята в медицинских робах, и, хотя лица были скрыты масками, я готова была поклясться – разглядывали они меня.

– Машенька, вы помните, что я говорил? Никаких стрессов.

– Амбальчиков своих уберите, Маше тоже стрессы не нужны, – ответила я. – Она у нас девушка молодая и трепетная, испугается еще. И, кстати, доктор, ей секс предлагать не надо.

– Машенька, – теперь улыбка Фрезера стала укоризненной. – За кого вы меня принимаете?

– Надеюсь, за профессионала, но не предупредить не могу.

– Ай-ай, как нехорошо… Сарказм вам не к лицу, – едва ли не расхохотался Марк.

Но за дверь заглянул, на кого-то шикнул, после чего на выход проскользнули заметно притихшие парни. Вовремя, потому как Маша с Бьоргом уже пришли.

– Манечка! – жизнерадостно заорал Марк. – Ну наконец-то я получу доступ к вашему роскошному телу!

Машка спокойно посмотрела на него, на меня и улыбнулась:

– Марк Геннадьевич, мы с вами уже обо всем договорились. Мария, как ты тут? Бьорг говорит, что…

– Что бы ни говорил Бьорг, нам пора начинать, – перебил ее Фрезер. – Прошу, милые мои, проходите в лабораторию. И попрощайтесь со своими телами заранее.

Маша подошла ко мне и прошептала:

– Найди моего папу.

Я ответила:

– А ты побереги мое тело.

Под взглядом Бьорга ничего больше и не скажешь… Но мы пару секунд постояли, держась за руки и глядя друг другу в глаза. И шагнули за порог, где ослепительный свет заставил зажмуриться. А потом все чувства отключились, и я снова провалилась в темноту.