1

Водитель со скрежетом переключил передачу, двигатель взвыл и автобус, подпрыгивая на ухабах, принялся медленно забираться в гору.

Гора, честно говоря, не заслуживала такого названия — обычный холм. Но для старого ПАЗика и эта высота стала нелёгким испытанием.

Светлов отрешённо смотрел в грязное окно. Заняться было совершенно нечем. Ни поработать с персиком, ни подремать — автобус трясёт на грунтовке, ревёт радио.

Он пытался намекнуть Борису Евгеньевичу, что коли уж ему на выполнение задания отпустили всего три дня — то хорошо бы снабдить агента транспортным средством. Причём адекватным. Джипом, например. Ничто другое по таким дорогам ездить не в состоянии. Намёк остался непонятым, и теперь ему придётся объяснять, почему он не уложился в три дня. А он не уложится. Никак. Это стало ясно, как только Светлов добрался до автостанции Плюссы.

Услышав просьбу продать билет до Щелиц, молоденькая кассирша взглянула на него, как на человека, попросившего билет до Марса. Или по меньшей мере до Луны.

— Это… Не ходит автобус дотуда. Давно уж. Как сломался, так и не ходит.

— Но мне очень надо…

— Так не ходит, говорю же! В Плесну ехать надо, может кто оттуда и подкинет.

— И когда рейс в эту самую Плесну?

— Так завтра, в одиннадцать. Приходите, народу мало, билеты завсегда есть.

— Как завтра? А сегодня? И что я буду здесь целый день делать?

Кассирша оглядела Александра оценивающим взглядом. Он заподозрил, что сейчас она предложит несколько более или менее интересных вариантов препровождения времени. Интересных для неё. Но у Светлова были другие планы.

Рассудил он логично: раз не так давно автобус в Щелицы ходил, то кто-то ведь на нём ездил? И, надо думать, после отмены маршрута тоже как-то ездит, не пешком же добирается…

Он вышел на пыльную площадь перед автовокзалом, поболтался среди пассажиров, поджидающих свои автобусы. Поговорил с одним, вторым, третьим…

Никто ничего не знал.

Частников, предлагающих свои услуги, не обнаружилось.

Где можно поймать попутку в эту глухую дыру, Александр не имел понятия…

Он не отступился, продолжил расспросы — и удача ему улыбнулась: словоохотливая бабулька исчерпывающе объяснила ситуацию. В Щелицы, дескать, автобус нынче и впрямь не ходит. Но попасть туда всё-таки можно, причём, что характерно, на автобусе же. Есть такой маршрут, раз в день — объезжает по кругу самые дальние деревушки района. В Щелицы заезжать не должен, хоть и недалеко они. Да только шофёр-то на маршруте тамошний, щелицкий — ночевать домой ездит. Приплатить ему чуток сверх билета — и всё в порядке.

И обрадованный Светлов спустя два часа стал пассажиром этой груды металлолома, гордо именуемой автобусом. А затем ещё почти пять часов совершал унылый вояж по району. Результат: день клонится к вечеру, а он ещё ничего не сделал, даже не добрался до места назначения…

 

2

Наконец водитель заглянул в почти опустевший салон:

— Ну, кто до Щелиц — по пятёрке с носа!

И выразительно посмотрел на Светлова. Тот потянулся за бумажником. Две женщины средних лет, похоже, хорошо знали заведённый порядок — и загодя приготовили плату. Иных желающих не нашлось.

Коли уж встретились на пути две аборигенки — грех их не расспросить.

— Извините, — обратился к ним Александр. — Вы сами-то щелицкие?

Женщины переглянулись. Затем так же молча кивнули — абсолютно синхронно.

— Скажите, а с Казимиром Петровичем вы знакомы?

Фамилию Светлов не назвал специально. С одной стороны, имя Казимир для здешних мест редкое. С другой стороны — меньше официальности, меньше опасений, что собеседницы что-то заподозрят и замкнутся.

Женщины вновь переглянулись. Но ответить — или хотя бы кивнуть — не спешили. Пауза затягивалась.

Светлов с тоской понял, что у него не заготовлен ответ на элементарный вопрос: а зачем, собственно, он ищет Новацкого? Понадеялся на суггестию, не подготовил толком легенду… А поможет ли здесь внушение? Обстановка далека от тепличных условий тренировки: автобус трясётся и подпрыгивает, ревущее радио частично заглушает слова, собеседницы отчего-то насторожены… И нет рядом инструктора, всегда готового помочь.

Одна из женщин, не иначе как закончив перебирать в памяти бесконечный список своих знакомых, соизволила-таки ответить. Ответ был короток и туманен:

— Ну-у…

Трактовать его можно было двояко. Либо «Ну чё привязался?!», либо «Ну, знакома вроде…»

Светлов предпочёл второй вариант. Обрадовано улыбнулся, достал и раскрыл записную книжку.

— А я вот в гости к нему наконец собрался. Смотрю — адрес не полностью записан: Плюсский район, деревня Щелицы. Ни улицы, ни дома… Может, вы подскажите?

Лица женщин немного расслабились. Но лишь немного. Словно самые чёрные их догадки в отношении Светлова не оправдались, однако всё равно он оставался личностью насквозь подозрительной.

Но ответ прозвучал уже более обстоятельный:

— Так в Щелицах улица одна и есть. Дорога идёт сквозь их — вот те и улица. А нумеров на домах отродясь там не было…

И ни слова про Новацкого.

— У-у-у… Как же Казимира Петровича тогда отыскать? Поможете?

— А никак. Не живёт он летом-то в Щелицах. Сколько уж годков зимует тока…

Светлову не составило ни малейшего труда изобразить, как он разочарован таким известием… Он и в самом деле был разочарован, даже разозлён. Что он напишет в отчёте? Скорбную повесть о том, как мыкался на автовокзале и пять часов трясся по здешним ухабам? И приложит снимки с пейзажами окрестных озёр — дескать, подозреваю, что тут-то и водятся русалки?

— А может, вы знаете, где он сейчас? — схватился он за последнюю надежду, как утопающий за соломинку. И добавил-таки лёгкий, осторожный посыл:

— Расскажите мне!

Не сработало… Тётка помотала головой и сжала губы плотно-плотно, всем видом показывая, что будет держать их таком положении до Судного дня. Или по меньшей мере до приезда в Щелицы.

Александр посмотрел на её попутчицу. Ту, похоже, зацепило… Легонько, ни о каком контроле над сознанием речь не шла. Просто возникло неосознанное желание помочь симпатичному парню — как у чиновниц в пенсионном фонде и налоговой инспекции, как у преподавателей в университете…

Женщина зачем-то оглянулась, хотя в салоне никого больше не было. Перегнулось к Светлову через разделявшую их спинку сиденья, сказала негромко:

— Болтают, чё в Заянье он летует… Но ты не слушай, коли и вправду Петрович в гости звал — в Беленькой его ищи, недалече это, кто-нить да подбросит из щелицких…

Расположение деревни Беленькой Светлов после изучения карты здешних мест примерно представлял. Не так уж «недалече», но и не дальний свет… Он хотел спросить, чем там занимается Казимир Петрович — но тётка уже демонстративно разглядывала проплывающий за окном пейзаж.

 

3

Как выяснилось, деревня не зря носила звучное название Щелицы.

За холмом, который столь героически штурмовал ПАЗик-инвалид, высился другой холм, весьма похожий. В ложбине между ними и разместилась деревня.

Тётки-попутчицы сошли в самом её начале, у первых домов. Светлов в одиночестве доехал до автостанции, выбрался из автобуса, огляделся.

Деревня как деревня. Длинная улица с пыльными палисадами, избы, огороды, колодцы… Чуть дальше деревянный мостик с покосившимися перилами переброшен через невеликую водную преграду — не то большой ручей, не то крохотную речку, сквозь кусты и не разглядеть толком. Из обитателей Щелиц в поле зрения попала лишь пара кур, копошившихся в канаве.

Пока Светлов озирался, водитель загнал ПАЗ в ближайший двор. Роль же автостанции выполняла бревенчатая изба. Александр потрогал амбарный замок, висевший на дверях, потом взглянул на часы — четверть восьмого.

Хотя до заката далеко, чувствовалось, что в деревне наступил вечер. И глубокий. Праздношатающихся граждан не было вовсе. Магазин закрыт, местная администрация тоже. Кто, интересно, его подкинет до деревни Беленькой? А если не найдёт сразу оказию — где он будет ночевать?

— Чё, парень, ищешь кого?

Светлов обернулся. К нему обращался водитель автобуса.

— Вроде как ты не здешний… — Утверждения во фразе оказалось больше, чем вопроса.

— Не здешний, — подтвердил Светлов. — Мне вообще-то в Беленькую надо. Не подскажите, как добраться?

Казалось, водитель безмерно удивился. Словно представить не мог, зачем городскому жителю потребовалось попасть в этакую глухую дыру…

— Пойдём, — кивнул он Светлову, направляясь вдоль улицы. Александр закинул спортивную сумку на плечо и пошагал следом.

— Там ты к кому? — спросил шофёр.

— Да так, — неопределённо ответил Светлов, — дела там у меня.

— Какие дела?

Светлов мысленно выругался — какого лешего мужику надо? Как будто сговорился с теми двумя тётками. Может, слышал обрывки разговора? Да нет, ничего он мог услышать в своей завывающей колымаге — лишь завывающую ещё громче музыку.

— Какие дела, парень? — настойчиво повторил водитель. — Могу помочь, но мне знать надо.

— Я журналист, — ляпнул Александр первое, что взбрело в голову. — Вот, слышал, что там девушка нашлась — из леса вышла. Хочу узнать поподробней.

— Чё за газета?

— «Московский комсомолец».

Мужик окинул его оценивающим взглядом.

— Удостоверение показать? — спросил Александр, на всякий случай приготовившись провести небольшой сеанс внушения.

— Да ладно, бляха-муха, не надо… — буркнул шофёр. — Пётр я.

— Александр.

— Ты это… в общем, нехорошее место там. И людишки такие же. Не знаю, чё ты про них сочинять собрался… У нас тут тоже нашлась одна такая, нудистка, бляха-муха… А в Заянье из лесу аж две вышли… Может, про них напишешь?

Светлов покачал головой:

— Нет, мне в Беленькую надо.

Пропитое лицо водителя отразило напряжённую работу мысли. Наконец он пришёл к решению:

— Ну, ежли хочешь, завтра утром я отвезу, выходной у меня… Заодно и заброшу кой-чего знакомой одной. Только это… того, ну…

— Я заплачу, не беспокойтесь.

— Стольник. По рукам?

— Ладно, — кивнул Александр.

Билет от Плюссы до Щелиц стоил восемнадцать пятьдесят, плюс дополнительная пятёрка. Наценка существенная, но коли уж он будет единственным пассажиром…

— Ночевать есть где?

— Нет.

— К себе не могу, — быстро сказал Пётр. — Баба моя — зверь. Живьём сожрёт — даже костей не высрет!

Он радостно загыгыкал собственной дебиловатой шутке. Светлов выдавил бледное подобие улыбки. Отсмеявшись, Пётр предложил:

— Пошли, знаю тут одну… Приторговывает она — работы нет, кормиться чем-то надо… В общем, заплатишь — пустит заночевать. Я завтра по утряни заеду. Не проспи.

— Проснусь… Ваш ПАЗик мёртвого разбудит.

— Не… На мотоцикле моем поедем…

Светлов изумился. Шофёр рейсового автобуса не воспользуется казённой машиной, чтобы немного подкалымить? Чудеса… И вообще — почему, коли уж у Петра выходной, ПАЗик остался в Щелицах, а не попал в руки сменщика?

Пётр не стал темнить в ответ на прямо поставленный вопрос:

— Так мой же это драндулет, бляха-муха, не казённый… По договору подрабатываю. Тутошнему автобусному начальству бензин жечь накладно для пары пассажиров-то… А я заодно грузы кой-какие подбрасываю, — не за так, понятно, на хлебушек хватает…

«И на водочку…» — мысленно продолжил Светлов. Набухшие кровеносные сосуды на лице Петра сомнений в его наклонностях не оставляли. Оставалось лишь надеяться, что сегодня вечером пресловутые наклонности проявятся не в полной мере.

— Ехать долго?

— Сорок вёрст. Но дорога… чё говорить, сам поглядишь. Часа два, не меньше.

Они подошли к неприметному дому. Пётр стукнул в окно. Где-то в глубине двора тут же загавкала собака.

— Погодь… Псина у неё, бляха-муха, стервозная.

Послышались шаги, звякнула цепь.

— Кого нелёгкая несёт?

— Открывай, Томка, глянь, какого парня тебе привёл! Журналист с Москвы!

После слов о Москве и журналисте за дверью воцарилось молчание.

— Заночевать ему надоть, бляха-муха! — поспешил объяснить Пётр. — А бизнесы твои без надобностей, об другом пишет! Пустишь?

Вновь молчание. Затем решительный вердикт:

— За так — другой ночлег ищите. За полсотни — пущу.

Очевидно, названная сумма показалась самой Тамаре запредельной, даже для столичного журналиста. Потому что она добавила несколько иным тоном:

— Зато и комната с телевизором…

Чем торгует хозяйка — женщина не старая, но какая-то блёклая, незаметная, бесцветная — стало ясно, едва она отворила дверь… В сенях громоздились пластмассовые ящики с пустыми водочными бутылками.

Пётр протянул пару мятых десяток. Хозяйка ловко спрятала деньги, исчезла на пару минут и тут же вернулась с поллитровкой. Судя по засаленной этикетке и пробке, закатанной явно не фабричным способом, ёмкость сия многократно заполнялась прозрачным содержимым — наверняка смесью технического спирта и водопроводной (а то и колодезной) воды.

Пётр оживился, прошептал что-то хозяйке в ухо, не иначе как скабрёзное, — она оттолкнула его и сплюнула.

— Вали отсюдова к Анчутке своей!

Пётр довольно ухмыльнулся, словно услышал нечто донельзя приятное. Кивнул Александру, напомнил:

— Утром заеду, в девять.

— Куда эт' ты намылился? — подозрительно спросила Тамара.

— Тебе-то чё? Дела у меня.

— А автобус? Завтра ж рейс!

— Отложился рейс. По техническим, бляха-муха, причинам. Радиатор течёт. Как починюсь, так и поеду.

— Из. я у тя течёт!!! — взвилась Тамара, нимало не смущаясь присутствием постороннего. — Мне в Плюсу за товаром надо, где я те вечером затарюсь?

(Как и многие местные жители, она экономила на согласных, предпочитая не удваивать «С» в названии райцентра.)

Взгляд разъярённой хозяйки метнулся по сторонам — похоже, в поисках предмета, пригодного для немедленной расправы с Петром. Тот не стал дожидаться, выскочил из сеней на крыльцо. Светлов шагнул следом — переговоры о ночлеге стоит закончить чуть позже, когда мадам немного успокоится…

Пётр толкнул Александра в плечо кулаком.

— Ну, бывай. А то, может… — Он взболтнул бутылку.

— Нет, спасибо…

— Пошли, пошли… Чё тут ввечеру ещё делать?

— Рад бы, да не могу, — решительно соврал Светлов. — Подшился недавно…

— У-у-у… — протянул Пётр с сочувственным уважением. — Но у Томки ты не сиди, не отсвечивай, клиента ей не распугивай… По округе погуляй, на часовню погляди — памятник, бляха-муха, архитектуры, аж табличка привинчена…

— Вали отсюда, сказала!!! — рявкнула из-за дверей Тамара.

— Ладно, до завтрева, — торопливо распрощался Пётр.

 

4

Комната, куда хозяйка завела Светлова, больше напоминала чулан. И воздух в ней оказался соответствующий, затхлый и кислый.

Зато проанонсированный лучший друг человека и вправду имелся. И не один. Светлов изумлённо уставился аж на три телевизора, поставленные один на другой в виде сюрреалистичной пирамиды. Снизу громоздкая цветная «Радуга» — модель четвертьвековой давности. На ней «Рубин» — вовсе уж ископаемый, появившийся на свет задолго до рождения Александра. Венчала пирамиду портативная переносная «Электроника», несколько более современная, чем её собратья — но на её корпусе отчего-то отсутствовали все ручки и тумблеры.

— Это чтобы семья не ругалась, кому какую программу смотреть? — не удержался Светлов от догадки.

— Одна живу, — сухо откликнулась Тамара. — У нижнего ящика картинка-то путёвая, но тока вот звук накрылся, а в Плюсу поди-ка, стащи в ремонт, да обратно потом… А второй давно стоял, от матери-покойницы оставшись, не казал ничё, а звук путём работал. Ну и решила их вместе — да не вышло, в мамашином чёй-то прогнило от старости. Петруха — ну, с которым ты нонче — сказал, чё блок питания подмок, и этот вот, верхний, притаранил с городу — у того всё поломано, тока тот блок и работает.

«Изобретательно, ничего не скажешь…» — подумал Светлов. И спросил:

— Вы Петра давно знаете? Доверять ему можно? А то боюсь, выпьет хорошенько и всё обещанное позабудет.

— Ты не боись… Чё пьёт — так кто ж из мужиков не пьёт-то?! Но чё обещал — делает непременно. А знаю его…

Тамара вдруг призадумалась — с некоторым, как показалось Светлову, удивлением. Потом сказала:

— Надо ж, а ведь и недавно он у нас — а как будто всю жисть мелькал, так ко двору пришёлся… С зимы тока с этой к Анчутке Пруниной приженился — на автобусе сюда ездил, ну и… Сам-то с Плюсы будет, но мужик свойский, не то чё иные городские. Не боись, доставит в лучшем виде.

Тамара распахнула окно, потом обернулась к постояльцу.

— А вы взаправду журналист? — Хозяйка внезапно перешла на «вы» — решив, что столичной штучке лучше не тыкать.

— Взаправду, — подтвердил Светлов.

— Чё ж у нас журналистам-то интересного?

— Ну… случай один интересный… Девушка обнажённая из леса вышла. Было?

Тамара пожала плечами.

— Может и было. Мне-то чё? Это вашему брату на девку голую поглазеть за счастье, будто в жизни не видывали.

— А вы давно здесь живёте?

— Да всю жизнь, почитай.

— Правда? Подождите минутку…

Светлов достал из своей сумки папку. Вытащил из неё пару ксерокопий старых газетных статей.

— Посмотрите. Не помните, как всё происходило?

Тамара пробежала глазами текст. Лицо её затуманилось.

— Вон оно чё… Только зазря вы ворошить собрались. Давно уж быльём поросло…

— А вы их знали?

— Мальцеву и Печорнину? Ну так… Каждое лето тут они жили…

— Неужели и вправду ночь Ивана Купалы так отмечали?

Тамара нахмурилась.

— Не знаю, мне не докладывали… Подружки они были, не разлей вода. Обе разом и пропали… Потом вот вышли вместе. Что в лесу неделю делали — никому не говорили…

— И где они сейчас?

— А кто ж их знает? Школу закончили, да и уехали обе с Пскову… В институты им ходу не было — опосля такой истории, да с комсомолу исключённым… Ладно хоть до суда дело не дошло, тока попужал участковый. В общем, как школу кончили, так больше здесь не бывали.

— Интересно. А что за родственница Мальцевой, у которой они гостили?

— Бабка её. Померла уже…

— Давно?

— Да нет… Старая была… Сто два года проскрипела.

— Понятно. Спасибо, Тамара. Вы очень интересно рассказываете.

Хозяйка смутилась от похвалы.

— Скажете тоже… Ужинать будете?

Поужинать, конечно, не мешало бы… Так ведь всенепременно на столе появится бутыль всё с той же прозрачной жидкостью, и интерес к постояльцу — он уже начал проскальзывать во взгляде хозяйки — возрастёт многократно… Увы, сама она ответного чувства не вызывает.

Светлов попытался представить Тамару не в нынешней её амуниции — не в бесформенном застиранном платье и не в резиновых сапогах с коротко обрезанными голенищами (так что получилось некое подобие галош) — но в городском наряде, с приличным макияжем, с нормальной причёской. Не помогло… Ладно, в багаже есть пара банок с консервами, перебьётся.

— Спасибо, но я сыт. Лучше перед сном по окрестностям прогуляюсь. Люблю одинокие прогулки по сельской местности. Говорят, тут даже памятники архитектуры имеются.

Робкие проблески интереса во взгляде хозяйки моментом погасли. Да и то сказать, ей найти кавалера из желающих выпить в кредит граждан не проблема, никакой макияж с причёской не нужны…

— Нет тут ничё интересного… — махнула рукой Тамара. — От усадьбы помещичьей тока фундамент уцелел — а старики говорили, дескать, знатный когда-то домина стоял, с колоннами, хоть туристов води. Часовню разве тока посмотреть можете, чё на Лытинском холме…

— Часовня? Пётр мне тоже советовал…

Женщина кивнула.

— Бывшая часовня. Потом склад там был, да и тот закрылся давным-давно. А теперь шпанята все загадили, стены ерундой всякой размалевали, смотреть не на чё…

Тамара сделала паузу — похоже, сообразила: если не сплавить постояльца на вечерний променад, так и будет тут без толку болтаться до самого отбоя, глаза мозолить, вопросы задавать дурацкие. И круто вывернула руль на сто восемьдесят градусов:

— Но зданье-то всё равно красивое, так чё сходите, не пожалеете… По улице через мосток и вверх, а там увидите… Напишите в газете своей, может, деньжат из Пскова на ремонт подкинут, строителей пришлют. Наши-то… э-эх…

Женщина вздохнула. Конец фразы был скомкан, но Светлов понял её намёк.

«Вот только не надо слёзы лить над местными алкашами. Не поверю».

— Я ненадолго, — сказал он.

 

5

Часовню он увидел сразу, едва вышел на окраину Щелиц — купол торчал над деревьями, густо покрывавшими вершину холма — надо думать, известного как Лытинский.

«А часовня-то немаленькая, раз видна даже отсюда», — с удивлением подумал Светлов. Что достаточно странно. Часовни в старину ставили на местах каких-либо памятных событий. Например, спасётся купец на лесной дороге от лихих людей, даст обет, поставит там часовенку… Или сельскому пастуху привидится с похмелюги икона Богоматери — и опять-таки ставят часовню на скотном выгоне в память об этаком диве.

Были те сооружения небольшими — сруб размером не больше деревенской избы да куполок-луковка сверху. Что за великое событие стряслось в окрестностях Щелиц, коли отгрохали в память о нём издалека видную часовню? Загадка…

Но, поднявшись на холм, Светлов не свернул сразу же к загадочному зданию — заинтересовался какими-то другими руинами, смутно видневшимися сквозь зелень. Подошёл поближе. Пожалуй, это и есть разрушенная в незапамятные времена барская усадьба. Очевидно, дом здесь стоял хоть и большой, но построенный из дерева. И колонны, о которых упоминала Тамара, тоже наверняка были деревянными, в лучшем случае обложенные гипсом «под мрамор»…

Ныне же контуры обширного фундамента едва угадывались, скрытые густо разросшимся кустарником. И точно так же угадывались контуры парка, некогда окружавшего господский дом — одинокие столетние дубы и липы, возвышавшиеся над разросшимся мелколесьем.

Светлов продирался сквозь зелёные джунгли, затянувшие фундамент, ведомый любопытством, самому до конца не понятным. Нет сомнений — всё, что тут могло найтись любопытного, найдено за долгие десятилетия. И растащено…

Тем не менее, когда под ногами что-то блеснуло, Светлов живенько нагнулся, поспешно раздвинул перепутанные стебли травы… Вздохнул разочарованно, очищая находку от налипшей земли — всего лишь кусок стекла, расплавившегося и потом застывшего. Если здесь был пожар, ничего удивительного.

Впрочем, игрою случая стекляшка приобрела довольно забавную форму — отдалённо напоминая пузатого ассиметричного человечка. И Александр сунул её в карман. Подарит потом Наташе, присочинив какую-нибудь романтичную историю. Чёрт, запамятовал, ведь они расстались ещё неделю назад… Значит, подарит следующей своей девушке. Очередной.

Неподалёку от былой усадьбы обнаружился пруд — Светлов вышел на его берег, пытаясь срезать напрямик к часовне. Водоём вполне соответствовал усадьбе и парку — зарос, затянулся илом, лишь кое-где небольшие зеркальца чистой воды проглядывали сквозь водоросли и ряску.

Пруд казался небольшим, и господин суб-аналитик бодро двинулся вдоль берега, надеясь обойти водную преграду и выйти-таки к часовне. Однако обход затянулся. Упомянутая преграда и в самом деле была неширока, но достаточно протяженна.

Формой пруд больше всего напоминал ключ от старинного замка — к изгибу, соответствующему бородке ключа, и вышел поначалу Светлов… А ушку, за которое ключ надлежит прицеплять к связке, соответствовал небольшой круглый остров. Необитаемый… Впрочем, не всегда необитаемый — сквозь затянувшую островок зелень тоже проглядывали какие-то руины. Пожалуй, сохранившиеся даже лучше, чем помещичья усадьба. Но археологическое любопытство Светлова не простиралось настолько далеко, чтобы предпринять заплыв, продираясь сквозь кишащие пиявками водоросли…

 

6

Подойдя поближе, Светлов удивился ещё больше.

По его понятиям, эта часовня могла бы называться церковью — высокое здание, и не деревянное: в проплешинах отлетевшей во многих местах штукатурки виден кирпич — выщербленный, красно-чёрный. Обширная паперть… Звонница… Не полагаются часовням подобные излишества.

Часовня — место, можно сказать, интимное: прийти, свечку поставить святому заступнику, пообщаться с Господом без посредства священника. Может, конечно, в часовне и батюшка отслужить службу, вроде слышал Светлов краем уха, что имелись в старые времена на Руси бродячие, бесприходные попики, тем и кормившиеся… Но звонари, дьяконы, ризничие, певчие, церковные служки — короче говоря, весь полагающийся приходу штат церковного люда — при часовне состоять никак не мог…

Так зачем тут звонница?

Можно предположить, что погрязший в атеизме здешний народ разницы между церковью и часовней не понимает и здание именует неправильно. Но сомнительно… В деревне как называли что-либо отцы и деды — так и сыновья с внуками называть будут. Преемственность поколений — не то что в каком-нибудь садово-дачном кооперативе. Да и деревня до сих пор бы именовалась селом — если бы существовал здесь в оные времена действующий приход…

Ваши выводы, господин суб-аналитик?

Вывод, собственно, один — строилось здание явно как церковь. Но отчего-то не получила у тогдашних духовных властей такого статуса. И в последние десять лет, когда Церкви самым активным образом возвращались храмы и возводились новые — местная епархия интереса к Щелицам и здешней часовне не проявила…

Пробираясь сквозь заросли кустарника, Светлов закончил обход не то церкви, не то часовни и вернулся к паперти… Никаких следов погоста не обнаружилось. Или не было его, или уничтожили специально и старательно, — бульдозером, например. Вполне возможный вариант. С куполами кто-то обошёлся аналогичным образом — уцелело их два, причём один лишился православного креста. На втором крест уцелел — но, похоже, сам небольшой куполок пытались в своё время сдёрнуть тросом, прицепленным к трактору — и он свернулся набок, наклонился к крыше, держась каким-то чудом…

Без сомнения, человек, руководивший осквернением, не был чужд некоего извращённого эстетства — и оставил купол именно в таком положении. Как символ религиозного мракобесия, склонившего выю перед торжеством научного материализма… Поникший крест казался издали перевёрнутым сатанистским распятием.

 

7

Место было нехорошим. Ощущалось в атмосфере что-то неуловимое, трудно передаваемое словами… Опасность не опасность — скорее присутствие. Словно кто-то смотрит неприязненно в спину и мысленно говорит: «Я здесь. Место занято. Уходи». «Уйду, — мысленно согласился Светлов. — Посмотрю, что к чему и уйду».

Двери церкви-часовни — огромные, двухстворчатые — не были заперты, между створками щель в ладонь шириной. Но петли давным-давно намертво приржавели — и, по всему судя, желающие попасть внутрь пользовались расположенным неподалёку стрельчатым окном. Стёкла выбиты, рамы нет, в нише свежие следы земли, принесённой на подошвах — в общем, тропа нахоженная… Двинулся по ней и Светлов.

Но остановился, заметив укреплённую на стене металлическую табличку. Чтобы прочитать надпись, пришлось долго счищать ржавчину перочинным ножом. Всё равно разборчивыми стали лишь две строчки, написанные более крупным шрифтом: наверху — ПАМЯТНИК АРХИТЕКТУРЫ XIX ВЕКА, и в самом низу — ОХРАНЯЕТСЯ ГОСУДАРСТВОМ.

Охраняется, издалека видно… Не иначе как тем самым государством, которое рухнуло в 1991-м. И себя-то охранить не сумело, что уж плакаться о судьбе старого здания.

Светлов забрался в оконную нишу и спрыгнул внутрь. Волглые доски спружинили под ногами. Мусор, хлам…

Тёмные и пустые сени — или как этот церковный предбанник называется? — Светлов не помнил… Дверь, некогда прикрывавшая ведущий внутрь проём, — сорвана с петель, валяется под ногами. Удивительно даже — отчего не приспособили в хозяйство домовитые аборигены?

Зато внутри местные жители постарались… В храме не осталось ни полов, ни перегородок. Следов пожара не видно, — значит, попросту разломали и утащили всё, сделанное из дерева. Однако невысокие вертикальные стенки внутренних фундаментов позволяли угадать контуры помещений. Остро пахло сырой землёй и ещё чем-то неприятным…

Да, если здесь и был склад, — то очень давно. В углу ход на колокольню — железные ступени, вмурованные во внешнюю кирпичную стену, уцелели, но перила исчезли напрочь…

Свалившиеся сверху небольшие обломки в изобилии усеивают землю — но на ступенях чисто… Судя по всему, лестницей пользуются, и часто. Да и вообще следов пребывания человека в часовне хоть отбавляй: кострище в центре, рядом с которым оказался заботливо сложен запасец сучьев и деревянных обломков; пустые бутылки, в основном из-под дешёвого портвейна; прочий мелкий мусор — окурки, использованные презервативы… Идеи безопасного секса добрались-таки и до этих мест.

 

8

От иконостасов, понятное дело, не осталось ничего. Светлов посмотрел вверх — там на стенах сохранились остатки росписи. Впрочем, граффити имелись и внизу — позднейшего происхождения и куда более непристойного содержания… Слова Тамары полностью подтвердились — часовню действительно облюбовала местная молодь. Отмороженная, не страшащаяся ни Божьей кары, ни риска схлопотать по макушке выпавшим из свода кирпичом…

Одна картина — из тех, что наверху — показалась Светлову несколько странной. Он направился к лестнице, намереваясь рассмотреть получше привлёкшую внимание роспись. Перелез через один остаток фундамента, через второй, затем избрал кружной путь — бывшую ризничью завсегдатаи облюбовали под отхожее место…

Ступени вблизи выглядели надёжно.

«Хотелось бы надеяться, что не просто выглядят», — подумал Светлов, начиная восхождение…

…От исследования росписи его отвлёк слабый звук внизу. Светлов резко обернулся и лишь в последнюю секунду успел уклониться — в воздухе просвистел обломок кирпича, ударился в стену, рассыпался влажным крошевом.

На пороге сеней стояло четверо. Девчонка лет пятнадцати в замурзанной куртке и три парня — на вид ровесники или чуть-чуть постарше.

Пресловутые завсегдатаи, надо думать… Намерения завсегдатаев в отношении незваного гостя оказались самыми решительными — ещё два обломка полетели в цель, и от второго Светлов уклонился с огромным трудом, простора для маневров узкие ступени не давали.

Он двинулся вниз, — быстро, но аккуратно, не хватает ещё сверзиться с верхотуры…

Противники тем временем сменили тактику, явно не желая вступать в рукопашную, — парнишки кидали свои снаряды залпом, одновременно. Девчонка торопливо подбирала и подавала им боеприпасы. Разминуться с тремя обломками разом оказалось куда труднее.

Резкая боль обожгла плечо, Светлов едва удержал равновесие… И спрыгнул вниз с трёхметровой высоты, проигнорировав последние ступени лестницы. Подхватил валявшийся железный прут арматуры и устремился в бой.

Компания, оценив назревавшую схватку как неравную, метнулась к окну. Девчонку парни отпихнули. Выскочил один, другой. Последнего Светлов успел схватить за ремень, рванул на себя. Парень яростно заматерился и тут же попытался заехать в лицо кулаком. Через пару секунд — уже с заломленной за спину рукой — сменил тон на плаксивый, жалобный:

— Ну чё надо-то, чё надо?

Девчонка агрессивностью не уступала сотоварищам. Отступив было от перекрывшего выход Светлова, подхватила с полу ещё один кирпич — целый, не расколотый — и с натугой метнула снаряд, метя в голову Александра.

На чём карьера суб-аналитика и суггестора Светлова вполне могла оборваться — в сторону девчонки он в тот момент не смотрел. Повезло — юной фурии не хватило силёнок — кирпич прочертил нисходящую траекторию и угодил ровнёхонько в пах приятелю метательницы. Парнишка согнулся, зашипев от боли. Девчонка завизжала.

— Идиотка! — крикнул ей Светлов, выпустив руку парня. — Зачем?

Взгляд девчонки заметался — не в поисках нового снаряда, а другого выхода из часовни. Таковых не было, остальные окна располагались слишком высоко…

Светлов откинул в сторону железный прут — активная фаза конфликта закончилась. Стоит разобраться в причинах… Зачем сюда заявилась тёплая компания, понятно — кроме пленных, Светлову досталась в качестве трофея объёмистая сумка-кошёлка с торчащими бутылочными горлышками. Портвейн? Он, родимый… Любой португалец свихнётся, узнав название воняющего сивухой пойла и отхлебнув хоть глоточек.

Цель культпохода ясна, но вот дальнейшее… Неужто здесь так и принято встречать незнакомцев? Он нагнулся над парнем. Тот наконец сумел простонать нечто членораздельное:

— Сука-а-а… — донеслось с пола. — Бля-а-а-а-дь…

Неясно было, кого имеет в виду парнишка — господина суб-аналитика или этак приласкавшую подружку. Да и неважно.

— Нехорошо ругаться матом в храме Божьем, — сказал Светлов, не выпуская из поля зрения девчонку. — Вы всех так встречаете?

— Чё надо?! — Голос у представительницы поколения, выбирающего портвейн в ущерб пепси, оказался совсем детским и не вязался с неумело накрашенными злыми глазами.

Он встретился с ней взглядом, заговорил ровно, успокаивающе, с первым осторожным нажимом:

— Ничего мне не надо. Успокойся, я сейчас уйду. Подойди поближе, ничего я тебе не сделаю…

Девица неуверенно переступила с ноги на ногу. И шагнула-таки вперёд…

Неплохо, неплохо, Светлов, — так, наверное, прокомментировал бы Борис Евгеньевич, окажись он свидетелем этой сцены. Зацепить человека возбуждённого, угодившего в стрессовую ситуацию куда труднее, чем спокойного и расслабленного.

Парнишка кое-как уселся, по-прежнему крепко вцепившись в ширинку джинсов — словно его драгоценные причиндалы неожиданно обрели самостоятельность и норовили убежать от законного владельца. Ни малейшего сочувствия к нему Светлов не испытывал. Отдавала компания себе в том отчёт или нет — но финалом их экспромта мог стать труп господина суб-аналитика, лежащий на сырой земле с размозжённым виском. А местные анискины, не желая получить «висяк», наверняка списали бы всё на несчастный случай — выпал, дескать обломок из свода, не повезло приезжему…

Ладно, с парнем разберёмся позже, решил Светлов. Ни к разговору, ни к активным действиям он пока не способен, пусть уж лелеет свою яичницу-глазунью. Поработаем с юной дамой…

Он посмотрел в глаза девчонке, замершей в пяти шагах. Сказал, усилив нажим:

— Подойди ближе… Ещё ближе…

Она приближалась, как кролик к удаву.

 

9

Юную любительницу портвейна звали Танькой — именно так она и представилась, не Таней и не Татьяной… Фигура у девчонки оказалась не такой уж и девчоночьей — под распахнутой курткой футболка обтягивала бюст вполне приличных размеров. Светлов неожиданно вспомнил другую Татьяну — давнюю свою школьную любовь. И вдруг понял, что ни одной Татьяны с тех пор у него не было. Порылся в памяти — точно, не было… Неужели подсознательно избегал женщин с этим именем? Да нет, совпадение…

Танька — пока он размышлял и вспоминал, прекратив на время задавать вопросы — стояла неподвижно, тупо глядя Светлову в глаза. Физическое и ментальное созревание шло у девушки разными темпами — интеллект её, по мнению Александра, примерно соответствовал уровню второклассницы. Причём второклассницы-двоечницы из неблагополучной семьи.

Однако выяснилось, что заранее никаких злоумышлений против Светлова юные аборигены не таили, и приезд его в Щелицы не заметили — сработал инстинкт хищников, обнаруживших чужака в логове. Мелких, лишь в стае опасных хищников…

Ничегошеньки про здание, приютившее их тёплую компанию, Танька не знала и знать не желала — когда построено, почему именуется не церковью, а часовней, и отчего на уцелевших росписях присутствуют не совсем христианские мотивы… В круг интересов юной особы такая ерунда не входила. Любопытно, подумал Светлов, сколько из валяющихся тут презервативов использовано при её активном участии?

Следующий вопрос он задал на более актуальную для Таньки тему:

— А это кто рисовал? — он кивнул на стену. Рисунок углём изображал русалку с грудями, которым позавидовала бы Памелла Андерсон — если бы имела обыкновение шататься по осквернённым и загаженным часовням. Хвост водяной секс-дивы был тщательно расписан чешуйками. Рядом стоял мужчина с гипертрофированным членом и тоскливо созерцал рыбохвостую девицу. Талант у художника имелся…

Танька помедлила с ответом, как обычно и бывает при допросах с применением суггестии.

— Колька…

— Он сегодня был здесь?

— Ну…

— Да или нет?

— Да…

— Он сбежал?

— Не-а…

Понятно. Значит, юное художественное дарование сидит рядом на полу — и, согласно полученной инструкции, ничего не слышит из звучащего разговора. Пора и его включить в беседу…

Следующий вопрос адресовался Кольке:

— Почему русалка?

— Да так…

— А всё-таки?

Светлов подошёл к дверному проёму, снова взглянул на потолочную роспись. Нет, русалок там не было. Скорее всего. Небольшой уцелевший фрагмент, что привлёк его внимание, изображал озеро. Старик на заросшем камышами берегу смотрел на плещущуюся в воде девушку. Странный сюжет для храма. Православные богомазы не слишком жаловали библейскую историю о купающейся Сусанне и похотливых старцах-вуайеристах…

Колька молчал. Светлов задал вопрос его подружке — ослабив до предела невидимые путы, стянувшие сознание Таньки. Пусть почувствует себя собой. Почти собой…

Взгляд её тут же стал неприязненным. И столь же неприязненно прозвучал контрвопрос:

— А тебе-то для чё?

— Интересно. Я журналист, ищу истории старые, — повторил Светлов однажды использованную легенду. — Говорят, что у вас тут девушки в русалок превращаться умеют…

Танька хмыкнула.

— Взаправду журналист? Так пиши про Пугачиху с Киркоровым…

Она демонстративно отвернулась.

Колька — почти вернувшись к обыденному состоянию психики — оказался более разговорчив. И объяснил происхождение сюжета:

— Слышал, ну эта… баланду одну. Бабка моя трындела, покойница… — Парень вытряхнул из пачки папиросу, сунул в рот и зашарил по карманам в поисках спичек.

— Держи, — кинула ему коробок Танька и тоже закурила — помятую, надломленную, до одури вонючую сигарету без фильтра.

Комментариев от Светлова не последовало.

— Ну эта… баба жила одна тут, в смысле девка, — Колька сплюнул, — и втюрилась в одного хмыря. А у его, ну эта… в обчем, не стоял на её. Не нужна она ему на фиг. А сама-то тёлка корявая, рябая-кривая… Ну эта… пошла она да и утопла в озере. Сама, значицца, утопла, своим хотеньем…

— В Улим-озере утопилась, — вставила его подруга, выдохнув струю дыма. Жестом, скопированным из мексиканского сериала, откинула назад волосы и одарила Светлова взглядом, который наверняка считала весьма сексапильным.

— Ну так… — продолжил Колька. — В Улиме… И русалкой, значицца, обернулась. Вся из себя блядовитая такая заделалась…

— Блядовитая — значит красивая? — уточнил Светлов особенности лексики юного живописца.

— Ну так… Во-о-о! — живописец ткнул пальцем в своё творение — прямиком в бюст восьмого номера.

— Понятно… Рассказывай дальше.

— Так эта… Чё рассказывать-то? Стала, значицца, русалкой, из себя блядовитой до одури, ни один мужик мимо пройти не могёт… А тот, в обчем, чувак её встретил и запал конкретно, а она ему: вот те хер собачий, не дам ни хера…

Таню, к немалому удивлению Светлова, покоробило такое неромантичное изложение любовной истории. И она выдала свою версию последних событий легенды:

— Не-е, она ему так сказала: любовь моя к тебе в водичку озёрную уплыла, рыбкой золотой тама плещется, нырни, мол, да поймай, тогда и дам тебе… — Татьяна облизнула губы и томно взглянула на Светлова.

— Ну так… — подхватил Колька. — В обчем, нырнул он, да не вынырнул.

— Почему? В любовь-рыбку поверил?

— Да хер его знает…

— От тоски любовной, — пояснила Танька с видом крупного знатока.

— Понятно…

— В газете пропечатаете? — спросила девчонка с вялым любопытством.

— Пропечатаю, пропечатаю… Ваши приятеля где? Домой сбежали?

Колька молча пожал плечами.

— Х-хе… Сбегут они, как же… — Татьяна с сожалением, как на дефективного ребёнка, посмотрела на Светлова, затем перевела взгляд на сумку с дешёвым портвейном. Облизнулась.

Ладно, пора заканчивать увлекательное знакомство… На секунду-другую Светлов призадумался: стоит ли отучать щенков гадить в местах, святых для их предков? Решил — стоит.

— Вылезай наружу, — сказал он Кольке командным тоном. — Веди сюда дружков. Скажешь — я ушёл. Выполняй!

Колька полез наружу — вялыми, заторможенными движениями. Надо, коли уж выпала оказия, потренироваться в групповой суггестии — на относительно безопасных клиентах. Заодно и проучить эти жертвы алкогольных зачатий… Хотя Таньку, пожалуй…

— Сколько лет-то тебе? — спросил без малейшего нажима.

— Восемнадцать! — бодро соврала она.

Восемнадцать так восемнадцать.

— В твои годы пора переходить на более благородные напитки… Пойдёшь со мной! Нечего тебе в этом гадюшнике делать. До утра праздновать собирались?

— Ну так… Девять «бомб» семьдесят второго, не хер собачий…

Светлов тяжело вздохнул.

 

1

— С вас восемнадцать рублей за ксерокопии, — сказала девушка. И зачем-то начала объяснять извиняющимся тоном, хотя Лесник ничего не спрашивал:

— Дело в том, что нам самим бумагу покупать приходится, и картриджи заправлять, и…

Он уже протягивал сторублёвую купюру — и девушка сбилась, замолчала. Выдвинула ящик стола, тут же задвинула обратно, затем порылась в крохотной дамской сумочке.

— Подождите минуточку, я сейчас схожу, разменяю. Только не уходите, ладно?

Лесник молча кивнул и она выпорхнула за дверь. Ему хотелось сказать «Сдачи не надо!» — сдержался, дёшево получилось бы, в стиле рыночного торговца мандаринами. Хотя девчонке не помешает даже такое скромное вознаграждение. Какая зарплата может быть у хранительницы запасников здешнего краеведческого музея? Кошкины слёзы, а не зарплата…

Он быстро просмотрел ксерокопии. Неплохо, неплохо… Всё по теме, ничего лишнего. Несколько страниц из мемуаров, никогда не публиковавшихся — почерк старинный, с завитушками, орфография дореволюционная… Заметка из районной газеты, напечатанной в далёком 1961 году… Отрывок из рукописи книги, которую до самой своей смерти писал известный здешний краевед, да так и не закончил…

Умеет девочка работать, что ни говори. Компьютеризация сюда не добралась, наверняка пришлось вручную перерыть кучу архивных документов.

Появилась хранительница — запыхавшаяся, раскрасневшаяся. И весьма симпатичная. Протянула деньги, Лесник сунул в карман, не считая. С удивлением отметил, что кофточка девушки за время отсутствия украсилась бэйджем, из которого следовало: зовут музейную работницу Екатериной Воронцовой. Прямо как княгиню Дашкову в девичестве, машинально отметил Лесник.

— А по Опочке вас материалы не интересуют? — сказала тёзка и однофамилица княгини, когда Лесник совсем уж было собрался распрощаться.

— Опочка? — переспросил он словно бы удивлённо. Но где-то глубоко внутри тренькнул сигнал тревоги. Опочка… Неужели потянется какой-то след от нынешнего их дела к той давней мрачной истории?

— Городок так называется, у нас, в Псковской области, — охотно пояснила девушка. — В прошлом веке был знаменит частным музеем купца Плюшкина.

— Прямо как у Гоголя… — сказал Лесник, чтобы хоть что-нибудь сказать. А сам напряжённо прокачивал варианты. В семьдесят втором году Кати Воронцовой и на свете-то не было, значит… Значит, либо Контора небрежно зачистила концы и имела место утечка, либо этот поворот разговора — лишь случайное совпадение…

Девушка рассказывала с энтузиазмом, понятия не имея, что обрела вполне реальные шансы угодить в разработку безпеки.

— Есть версия, что Гоголь мог знать про этого человека и использовать его фамилию в своей поэме. Хотя реальный Фёдор Михайлович Плюшкин был не помещиком, а купцом. Но характером напоминал гоголевского персонажа — скуп был неимоверно. И, как хомяк в нору, натаскал в свой дом огромную кучу всякой дребедени. Причём искренне полагал натасканное антиквариатом и предметами искусства…

Лесник слушал внимательно. Катя рассказывала известные факты — про то, как в навозной куче, собранной коллекционером-профаном, сыскались-таки жемчужины, попавшие в экспозиции Эрмитажа и Русского музея. Ни слова не прозвучало о трагедии тридцатилетней давности — о событиях, сопутствующих похищению из запасников Опочкинского музея аляповатой статуи неизвестного скульптора девятнадцатого века. Статуя, впрочем, нашлась быстро — валялась в окрестных кустах. Бесследно пропал служивший ей постаментом кубический каменный монолит угольно-чёрного цвета, к тому же обладавший кое-какими неприятными свойствами… С ним вместе исчезли два оперативника Конторы — элита, полевые агенты. Никто и никогда их больше не видел, ни живыми, ни мёртвыми. А по тем, кто занимался расследованием исчезновений, прокатилась вдруг волна загадочных «случайных» смертей — загадочных даже для Новой Инквизиции, оставшихся загадкой по сей день… Пожалуй, эту часть разговора в рапорте упоминать не стоит. Дабы не забивать начальственные головы ненужными ассоциациями.

Он сказал:

— Насколько я помню, про музей Плюшкина писали не раз, в том числе в центральной прессе…

Катя попыталась что-то возразить (да она ведь просто не хочет, чтобы я уходил, понял вдруг Лесник) — но не успела. В полуподвальном помещении появились два новых персонажа. Молодые, здоровенные, коротко стриженные парни в кожаных куртках. Не братки, нет, — такие мозолистые грабки могли принадлежать лишь пролетариям.

Один, не обращая на Лесника ни малейшего внимания, тут же устремился к Кате — не совсем твёрдыми шагами, широко раскинув руки и явно намереваясь обнять. Пола его куртки тяжело мотнулась, в кармане что-то стеклянно звякнуло… Второй стоял у дверей, глуповато улыбаясь.

— Катюха! — радостно завопил первый персонаж. — Хватай мешки, вокзал отходит! Колян прикатил, обмываем! Давай-давай, запирай халабуду — и почапали!

Девушка как-то умудрилась выскользнуть из объятий.

— Подожди, у меня же посетитель Завтра зайдёт! — не смутился верзила. — Рабочий день-то того… Пошли-пошли!

Его приятель — ещё более плечистый — решил, что пора и ему сказать веское рабочее слово. Сделал шаг к Леснику, произнёс, набычившись:

— Завтра зайдёшь, понял?! — но тут же громко рыгнул, слегка подпортив впечатление.

Верзила, игнорируя робкие попытки сопротивления, буквально тащил девушку к вешалке, где висел её лёгкий летний плащ. Катя посмотрела на Лесника молящим взглядом.

Надо уходить, понял он. Дело сделано — ни к чему светиться и впутываться в совершенно ненужные истории. Что с того, что девчонка училась на том же факультете, что и Лесник, тогда ещё не называвший себя Лесником? Теоретически могли встретиться в коридорах университета, он как раз писал диплом, когда она поступала… Однако — не повод. Ну вступится он, и что дальше? Всё равно ведь ей от судьбы не сбежать, и принца на белом «мерседесе» в здешней проспиртованной глуши не дождаться, рано или поздно природа своё возьмёт — и выйдет интеллигентная барышня замуж за этакого вот троглодита, выйдет, никуда не денется, убедив себя, что сможет перевоспитать да приохотить к разумному-доброму-вечному… Выйдет, и будет детей рожать, и увязнет в домашних хлопотах, и сама не заметит, как погрузится с головой в трясину провинциальной беспросветной жизни… А Леснику надо сейчас уйти и выбросить из головы только что увиденное.

Он не ушёл. Вместо этого шагнул к верзиле — плавно, скользяще, стоявший рядом индивид попытался было ухватить за рукав, но отчего-то промахнулся. Зато не промахнулся Лесник: аккуратно взялся за кисть руки, украшенную татуировкой «ГОША» — большой палец тут же попал в захват, со стороны незаметный, но чрезвычайно болезненный.

Гоша издал приглушённый, шипящий звук. Лицо его искривилось.

— На выход! — коротко приказал Лесник. Кивнул второму: — И ты тоже!

Катя широко распахнула глаза, но никак не комментировала происходившее. Верзила пошагал к двери — торопливо, продолжая издавать невнятное шипение. Его компаньон ничего не понял, но двинулся следом, сжимая на ходу кулаки.

То, что проделал Лесник в последнюю минуту, инструкции Конторы, мягко говоря, не приветствовали. Но его последовавшие действия запрещались теми же инструкциями прямо и недвусмысленно — потому что в коридоре Лесник резко-отрепетированным движением выдернул из кармана удостоверение ФСБ.

Поднёс к глазам верзилы, развернул, подержал недолго, схлопнул, убрал — всё проделал молча и с некоей властной небрежностью в движениях, лучше любых грозных слов говорящей: обладателю этакой красной книжечки лучше без споров подчиниться… Целее будешь.

Гоша сразу ссутулился, стал словно ниже ростом и уже в плечах.

— Документы! — Тон Лесника оказался вполне под стать движениям.

За паспортами друзья-приятели полезли с какой-то угодливой готовностью. Паспорта оказались отнюдь не старого образца, не с гербом СССР на обложке — новенькие, российские, один выдан семь месяцев назад, другой несколько ранее.

Всё понятно. Интуиция не подвела — обоим довелось топтать зону, скорее всего недолго и скорее всего по статье, карающей за пьяное хулиганство. Оба до смерти боятся вернуться за колючку, однако перед более мелкой шпаной старательно лепят блатных-крутых-бывалых… А Гоша ещё и решил, что переспать с выпускницей питерского университета — круче уж не бывает.

— Завтра, к одиннадцати — в райотдел, — коротко рубил Лесник фразы. — К капитану Смурову. Напишите объяснительные — что делали за дверью, куда посторонним входа нет. Тогда получите корочки. Может быть. Свободны.

Приятель Гоши попытался было что-то вякнуть — достаточно робко, впрочем. Лесник изобразил самую пакостную из своих улыбок, неторопливо вытащил из кармана мобильник. Процедил:

— Не хочешь, значит, по-хорошему…

Гоша торопливо потянул другана за рукав…

Придётся проинструктировать капитана Смурова, здешнего агента влияния Конторы, чтобы занялся непрофильной работой. Остаётся лишь надеяться, что начальство про эту самодеятельность не узнает. Равно как и про использование удостоверения — доставать которое предписывалось исключительно при прямой угрозе провала. Но не калечить же щенков, в самом деле?

 

2

Шпионские страсти смотрелись в декорациях заштатного городка нелепо — но Лесник шёл на рандеву, свято соблюдая все правила конспирации: появился в скверике вполне замотивированно — посадил Катю в автобус, тут же, на остановке, купил в ларьке бутылку пива, поводил взглядом вокруг: где бы, дескать, распить спокойно и без помех? — и наконец опустился на лавочку рядом с Костоправом. Тот тоже, согласно предварительной договорённости, сидел и попивал пивко. Так отчего бы не пообщаться двум родственным душам, случайно пересёкшимся в одной точке пространства-времени?

Хотя, конечно, толковую наружку таким примитивом со следа не собьёшь — тут же возьмут в разработку новый объект, и не успокоятся, пока не убедятся: случайная встреча действительно была случайной…

Но никаких признаков наружного наблюдения самые тщательные проверки не выявили. Да и Костоправ сделал условный знак: всё чисто. Лесник вздохнул. Его не оставляло чувство, что за всеми их действиями кто-то внимательно наблюдает. Незаметно, но пристально. Дурное, иррациональное чувство — вроде ощущения взгляда, направленного в затылок…

— С девушками гуляешь… — констатировал Костоправ. Видно было, что пиво он пьёт с видимым удовольствием, не просто конспирации ради.

— Гуляю, — подтвердил Лесник очевидное.

— А у меня двадцать семь эксгумаций за день… Каждому своё…

— И что?

— Попахивает дело… И в прямом, и в переносном смысле.

— Постой… — спохватился Лесник. — У тебя же было разрешение вскрыть пятнадцать могил?

— То-то и оно. Двойные захоронения.

— Та-а-а-к… Рассказывай.

Костоправ рассказал. Вскрытые сегодня могилы не украшали кресты, надгробные памятники и оградки, — лишь таблички с номерами: на дальней окраине кладбища хоронили неопознанные трупы, вылежавшие свой срок в морге районной больницы. В основном бомжей, не имевших документов. И мало того, что тел под пятнадцатью табличками оказалось двадцать семь — девятнадцать из них имели несомненные признаки насильственной смерти, никак не отражённые в документах. Ещё три случая можно было отнести к сомнительным…

— Например, по бумажкам лежит там бомж, — рассказывал Костоправ. — Шестьдесят семь лет, куча патологий, причина смерти — сердечная недостаточность. Раскопали — нет бомжа! Двое. Мужчина и женщина. Упитанные, уж никак не бомжевали… У мужика конкретная ОЧТМ — череп буквально всмятку. У женщины — перелом шейных позвонков.

— Возраст?

— Ну, точно сказать трудно, мужчина… — начал было Костоправ.

— Меня интересует женщина, — перебил Лесник.

— На вскидку: сорок пять, плюс-минус пять лет.

— Молодые нашлись? Девушки?

— Две. С точки зрения статистики даже меньше, чем можно бы ожидать.

Лесник задумался. Выстрел наугад угодил-таки в цель, да только дичь свалилась под ноги совсем не та, на которую он рассчитывал. Он-то надеялся обнаружить захоронения молодых женщин…

Совпадение? Кто-то тихо и аккуратно хоронит жертвы криминальных разборок? Многовато что-то жертв для заштатного района в глубинке. Да и криминал тут настолько серьёзный не водится, предел фантазии мафиози здешнего разлива — вывезти свежеобразовавшийся труп в лес да присыпать землёй.

— Что предпринял Смуров? — спросил Лесник.

— А что он мог предпринять? — ответил вопросом на вопрос Костоправ. — Директор кладбища божится, что ни сном, ни духом, — хоронили, дескать, там сами морговские, их же санитары и могилки копали. Я ему верю, кладбищенские могильщики, сам знаешь, какие зажравшиеся, для бомжей трудиться не станут… Заведующая моргом в отпуске, в Египте, косточки греет, лёгкие от трупного запаха проветривает. Наш бравый капитан клянётся из неё душу по возвращении вытрясти. Если вернётся, понятно, не получит тревожный звоночек от доброхота. Ну а санитары… Этих долго протрезвлять-похмелять придётся, да и то без гарантий, что толковую информацию выдадут.

— Не могла завморгом всё в одиночку крутить. Есть рядом по меньшей мере ещё одно звено цепочки.

— Поставщики трупов?

— Они самые. А значит…

— Значит, будут теперь искать новый канал, — подхватил Костоправ. — Что здесь всё утихнет, нечего и надеяться. Слишком большая буча поднялась в районе. Сейчас нас со Смуровым убирать бесполезно. Вернее, поздно…

— А жаль… Могли бы половить на живца.

— Не получится… — вздохнул Костоправ с притворным сожалением. Роль живца его не привлекала.

 

3

Трудно ожидать, что граждане, случайно разговорившиеся в процессе совместного распития пива, так вот сразу начнут демонстрировать друг другу папки с документами — и Лесник устно изложил коллеге самую суть информации, раскопанной Катей в архивной пыли.

— Новацкий — Навицкий, — произнёс Костоправ медленно, словно пробуя фамилии на вкус. — К тому же польское имечко… Думаешь, потомок?

— Вполне вероятно. Могла фамилия трансформироваться — случайно, сразу после революции, когда вместо чиновников-контриков в присутствиях сели полуграмотные строители новой жизни… Вписали на слух в какую-то бумажку — и пошло-поехало. Или преднамеренный трюк. Чем не способ затаиться, не меняя место жительства? Соседи и не заметят, что по документам ты уже другой человек.

— А если Новацкий — тот самый Навицкий?.. — предположил вдруг Костоправ. — Ничего ведь достоверного о его смерти не известно…

Лесника предполагаемое долгожительство шляхтича не смутило. Знал — встречаются среди не совсем людей долгожители и старше, отнюдь не спешащие радовать сенсационными открытиями учёных-геронтологов. Тем не менее он отверг догадку:

— Непохоже… Тип характера другой. Не стал бы Владислав Навицкий сидеть долгие десятилетия тише мыши в псковской глуши. Авантюрист тот ещё был…

— Может, поуспокоился с годами? Всяко на исходе второй сотни дедуля…

Лесник пожал печами. И сменил тему, поделившись новостями (привёз их Алладин, прикативший утром в Плюссу).

— Наша бизнес-русалка, Матрёна-Инга, угодила-таки в Три Кита. В центральную лабораторию. Северо-Западные рвали и метали, но операцию проводило Оперативное управление по личному приказу обер-инквизитора. Исследования идут полным ходом, первые результаты уже появились.

— Как же они сумели… Ведь дамочки эти нежные, чуть тронешь — тут же мрут и разлагаются на глазах… Даже быстрая и глубокая заморозка не помогает.

— Поможет… Если заморозить заживо.

Помолчали. Оба понимали, что Лесник озвучил самый очевидный вариант, наверняка пришедший в голову и специалистам Трёх Китов. Но Костоправ не стал комментировать далёкие от гуманизма методы работы коллег. Сказал после паузы:

— Значит, дело идёт к развязке. Взять старика и тех, кто за его спиной — дело техники. А если кто-то ускользнёт и начнёт дело сначала, в новом месте — все филиалы, все резидентуры получат ориентировки на русалок… Чуть позже и тест-системы появятся, и оптимальные средства уничтожения, — Закончил он неожиданно грустно: — Ещё одной красивой легендой меньше.

Лесник изложил своё видение грядущих событий:

— У нас — тут, на Псковщине — развязка наступит, когда наш орёл-суггестор расправит крылья, к вящей радости Алладина. Не нравится мне этот Светлов, если честно…

 

4

— По-моему, отлично парень справился, — сказал Алладин. — И от силовых решений не уклоняется, и сразу четверых в поле суггестии удерживал, не напрягаясь…

— Удерживать-то удерживал… — протянул Лесник с сомнением. Взял пульт, промотал запись назад, снова включил на воспроизведение. — Увидят в безпеке эти вот кадры — и отсеют твоего Светлова по восьмому пункту. Вето СВБ на моей памяти лишь раз нарушали, да и то…

Он не стал продолжать.

— А стоит ли им видеть? — Алладин внимательно посмотрел на Лесника. — Светлов тут уже не фигурирует…

Действительно, будущая звезда суггестии и сыска не принимала участие в действии, что разворачивалось в декорациях осквернённой часовни. Трое парнишек, сидя прямо на земле, длинными глотками пили портвейн из горлышек — движения механические, на лицах ни удовольствия, ни отвращения. Выпив, закусывали — поднимали с земли засохшие фекалии, так же механически подносили ко рту, жевали… По подбородкам стекала коричневая слюна. Потом одного стошнило…

Лесник отвёл взгляд от экрана. Вздохнул:

— Может и не стоит… — И сменил тему. — У тебя псковская резидентура внештатниками полностью укомплектована?

— Вообще-то да… — настороженно сказал Алладин. — А в чём проблема?

— Да пропадает тут один ценный кадр в архивной пыли… Чутьё у девчонки хорошее, и хватка есть, вот-вот до Опочкинского дела доберётся… Пусть уж на нас работает, хоть и втёмную.

Он вновь перевёл взгляд на экран — демонстративно. Там уже всю троицу корчили рвотные судороги — однако, чуть отдышавшись, парнишки вновь пили и закусывали, пили и закусывали…

Алладин ответно вздохнул:

— Думаю, если поискать хорошенько, найдётся уж место… Пристроим на работу.

— И жильём в Пскове обеспечите, — напомнил Лесник.

Алладин опять вздохнул, вовсе уж уныло. И сказал:

— Знаешь, кого ты мне напоминаешь, Лесник?

— Наверное, молодого Шона Коннори?

— Нет… Серого Волка.

— Того, который Красной Шапочкой подкрепился?

— Который Ивану-царевичу помогал… Помнишь сказку про яблочки молодильные? Я в детстве, когда её услышал, задумался: а на хрена ж он царевичу за спасибо служит? В чём его профит?

— Нашёл загадку… Не Серым Волком он был, а вервольфом в последней стадии. Скорей всего предыдущий муж Василисы Премудрой, та любила мудрить-экспериментировать. Вот он и доставил ей к крылечку всё в полном комплекте: царевич — одна штука, яблоки молодильные — три штуки, вода живая — одна склянка… Сдал-принял, опись, протокол… Недаром о судьбе Ивана-царевича после свадьбы сказка умалчивает. Только я-то здесь причём?

— Вот и ты так же, вроде и с нами, а сам как тот Серый Волк…

Лесник сказал, сохраняя невозмутимо-серьёзное лицо:

— Подозреваешь меня в ликантропии — напиши рапорт и отправь по инстанции.

Алладин посмотрел задумчиво, словно не знал, посмеяться шутке или нет. Потом всё-таки рассмеялся.

 

1

Наступил день. Лучи солнца вонзались в толщу воды, будто клинки — но клинки короткие, не способные пройти насквозь, глубина рассеивала солнечный свет…

Если смотреть со дна вверх — то солнца не видно. Почти совсем. И тепло не ощущается. А вот давление — запросто. И дышать на глубине не так легко, как у поверхности. Вода холодная, но это как раз и не страшно… Тело не ощущает холода, телу всё равно. Но воды много и она давит, давит, давит…

Нужно контролировать подачу воды в… новый орган. Даже мысленно ей было трудно назвать орган жабрами. Это слово ассоциировалось исключительно с чем-то мерзким, слизистым, пахнущим рыбой… Хотя её орган… органы, да, жабры — совсем не такие: тонкие длинные щели ниже подмышек, ближе к грудям. Она не видела их. Пока ещё нет. Но ощупала неоднократно. Щели мягкие и в то же время сильные. Они приоткрывались, втягивали в себя воду, чтобы потом выпустить её обратно. Какая биохимия тут работала — Ирина не знала. Да и не хотела знать.

Зато она поняла, что вверху нужно захватывать воды побольше. А внизу наоборот, следить, чтобы плотной, давящей воды не попадало в жабры слишком много. Наверное, со временем ей не нужно будет контролировать почти каждый вдох и выдох. Дышала же она раньше — совершенно не задумываясь о работе лёгких.

И, дай Бог, ещё подышит. Если выполнит то, что велел Хозяин. Когда она стояла перед ним, согласно кивая головой, она была готова на всё. И сейчас готова…

«Улим-озеро силу тебе даст, но взаймы», — сказал он. Затем объяснил, почему так важно закрепить воздействие, рассказал, что она не первая и не единственная… И что все, кто хочет получить силу озера навсегда — должны отдать ему кое-что взамен.

Это справедливо…

Вот только «кое-что» — чужая жизнь…

Она была согласна. Ещё до того, как… Знала, на что шла. Могла бы развернуться и уйти. Никто не держал. Кто бы ей поверил? И как сама-то она вообще поверила в это? Наваждение…

Но поверила. Очень уж уверенно звучал голос Хозяина. Очень уж пристально смотрел он ей в глаза — не отказаться, не остановиться, не задуматься…

Да и слишком сильна была её обида. Слишком много накопилось ненависти и желания мести. Всего слишком. Всего…

Она тогда согласилась… И сейчас согласна.

Потому что теперь выбора не осталось.

Воздействие озёра даёт ей время — ровно семь дней. Неделя. Русалочья неделя. Не та неделя, о которой поют песни. Совсем не та… Неделя — время её жизни. Если за семь дней не удастся никого убить — она умрёт сама.

 

2

Ирина опустилась ещё ниже. Здесь было темно. «Интересно, какая глубина?» — шевельнулась лениво мысль. Она никогда не увлекалась дайвингом, но один её приятель, страстный фанат Красного моря, говорил как-то: есть глубина, на которой возникает странное состояние — сон не сон, но какое-то опьянение сродни эйфории — в общем, порой не всплывают дайвера, пересёкшие тот рубеж…

Но это ей не грозит. Нужно только реже вдыхать… Зато здесь спокойно. Одиноко…

Вода прозрачная, кристальная, ила здесь нет. Иловое поле в западной части озера — там, где пологий спуск к воде. А здесь… здесь лёд. Донный лёд, невообразимо древний, прикрытый слоем нанесённого песка и мелких камней… Когда-то ползущий с севера ледник накрыл тут всё, заморозив жизнь на тысячелетия… Чтобы потом, отступая, вытаивая по каплям, оставить высокие грунтовые воды, влажные леса, болота… И это озеро.

Босые ноги Ирины коснулись дна: плотного, гладкого. Она замерла. Тело расслабилось полностью. Она почти его не чувствовала. Словно вся жизнь сосредоточилась в голове. Возможно, так и было — весь кислород шёл на обеспечение работы мозга.

Сможет?

Убить сможет?

Сможет! Любого… Того, кто попадётся первым.

Как? Зацелует? Задушит в смертельных объятиях? Утащит в воду? Защекочет до смерти? Или попросту подкрадётся к спящему и ударит изо всех сил по голове?

Неважно, говорил ей хранитель. Главное, чтобы она сама сделала это. Народишко тут спившийся, поучал старик. Наплодили детей-дегенератов. А озеру-то разницы нет — молодой, старый, умный, глупый… Так что найдёшь ребёночка — тоже сгодится. И сроку, не забудь, неделя тебе. Уж не обессудь, дочка. Не сумеешь — сама помрёшь. Утонешь. Откажут жабреца-то…

А ведь она не желала смерти своим врагам — ни следователю, ни прокурору-подонку. Даже насильнику — не желала… Смерть — не самое страшное, все когда-то умрут. Мечталось о другом: отправить их на зону, да по статье подходящей, — порядки тамошние теперь всем известны. И пусть их там оттрахают во все дыры, и трахают каждый день… Что, интересно, запоют эти скоты, когда их будут «просто насиловать»… Ирина почувствовала, как сжимаются её кулаки. Слёз в воде не ощущалась, но она знала, что плачет снова.

Если для того, чтобы отомстить, ей нужно убить — она это сделает. Сумеет. Исхитрится как-нибудь.

Выйдет ночью. Будет искать. Деревня неподалёку… Старик сказал, что парочка её предшественниц договорились полюбовно с семейкой местных алкашей — те продали им двоих детишек. До сих пор водку попивают…

Но Ирина тогда покачала головой — денег не было. А если бы были? «Нет, ребёнка не буду убивать», — решила она. Лучше мамашу-алкоголичку придушить.

Ирина шевельнула ногами, начиная медленный подъём.

А если не выйдет?

Тогда и жить незачем.

Утонет она, а лобаста оттащит её за волосы к подводной пещере. «Полным-полна пещерка косточек. Белых, нежных, девичьих, — говорил старик. — Не исполнишь, что уговорено, — и твои там лягут…»

 

3

Дышать стало легче, холодная чистая вода словно опьяняла. Ирина раскинула руки и выгнулась в медленном, плавном обратном сальто. Перед глазами проплыла тьма и сменилась прозрачной толщей воды, пронизанной солнечным светом.

Зачем ждать ночи? Можно выйти из озера. Лёгкие заработают, едва закроются жаберные щели — так старик объяснял. «По первости больно будет, но ты терпи. Телу-то попривыкнуть надобно. Чем чаще воду на воздух меняешь, тем лучше. Потом, как уедешь, — под водой хоть раз в неделю побыть нужно, жабреца попользовать…»

А старуха-лобаста добавила — позже, наедине: «А кушать тебе, девонька, куда больше придётся… Сила новая, большая — и кормёжки такой же требует. Да и в эти дни не постись, разговейся поскорее…» Ирина тогда не поняла: «Как? Чем?!», среди её вещей, хранившихся где-то в доме Хозяина, продуктов уже не осталось. А мысль о том, что она в нынешнем своём виде заявится пообедать в какую-нибудь сельскую столовую, — вызывала истерический смех… Лобаста на прямой вопрос ответила точно так же: своим лающим смехом: «А вот тело само и подскажет, девонька, его тока слушайся… Я те аппетит портить не стану…»

И тело подсказало… Вчера. Она чувствовала голод, всё сильнее и сильнее. Нерешительно поплыла к берегу, к дальнему, заросшему лесом — хотя что съедобное можно найти в лесу? Ягоды и орехи не поспели, грибы-колосовики может уже и растут, но сырыми в пищу не годятся… Осознав этот неприятный факт, Ирина замерла в воде, неподалёку от кромки прибрежной растительности. Что же имела в виду старуха? Непонятно… Потом она вспомнила где-то слышанное — что молодые побеги камыша съедобны — самая их нижняя часть. Или это говорилось про тростник?

В любом случае стоит проверить. Ирина медленно-медленно, чуть шевеля ногами, поплыла вдоль берега, всматриваясь в прогалины подводных зарослей. И увидела это — показавшееся поначалу палкой, поленом, случайно угодившим в озеро… Но почему полено не лежит на дне, как бывает с давно мокнущей в воде древесиной, и не плавает на поверхности? Почему зависло горизонтально вполводы?

Полено едва заметно шевельнулось — Ирина поняла: рыба! Щука!

Хищница, неподвижно застыв, терпеливо поджидала неосторожную рыбью мелочь. Ирина подплывала к ней медленно, осторожно (не очень понимая, зачем она это делает — без огня и котелка уху не сваришь), затем резко рванулась вперёд… Есть!!!

Она сжимала упругую бьющуюся рыбу, пытаясь передавить горло — хотя какое у щуки горло? — ничего не получалось, щука трепыхалась всё сильнее, и всё сильнее терзали желудок Ирины голодные спазмы…

Потом она не понимала: как, как такое могло получиться? Но как-то получилось… Она вцепилась зубами в добычу, стиснула челюсти.

Ирина глотала торопливо, не жуя: куски плоти — ещё живой, ещё трепещущей — скользили по пищеводу. Голод исчезал на глазах, а ещё, странное дело, она почувствовала возбуждение, нараставшее с каждой секундой… Тело, охваченное внезапным желанием, изогнулось в воде, Ира застонала — но стон получился беззвучным. Под водой не ощущаются запахи — по крайней мере обонянием человека. Или русалки. Но она отчего-то ощущала сладковатый запах гниения, всё более усиливающийся. Обонятельная галлюцинация.

 

1

Мотоцикл Петра оказался колясочной «Явой» лет тридцати от роду. Ветеран псковского бездорожья некогда был выкрашен в ярко-красный цвет, ныне потускневший и поблекший, — и мало отличавшийся по колеру от помятой физиономии водителя. На ногах, впрочем, Пётр держался твёрдо.

«Господи, где он раскопал эту рухлядь?» — Светлов с сомнением взглянул на транспортное средство. Хотя привередничать не место и не время…

Танька, понурая и невыспавшаяся, переминалась с ноги на ногу. Пётр бросил на неё быстрый взгляд, но ничего не сказал.

— Ещё приедешь-то? — спросила она у Светлова. Без особого, впрочем, интереса.

— На обратном пути заверну, — сказал он равнодушно. — Иди-ка ты домой…

— Не-а, бабка дрыхнет ещё, не отопрёт… Пойду к нашим, в часовню, может не всё вылакали…

Светлов улыбнулся, вспомнив, какой посыл получила от него на прощание троица любителей портвейна. Едва ли Таньке что-то достанется…

Ссутулившись, она пошагала по росистой траве. Светлов вспомнил, окликнул — и протянул обернувшейся Таньке кусок стекла — расплавившегося и застывшего в форме пузатого ассиметричного человечка.

— Сувенир. На память.

Она взяла сувенир, не сказав ни слова. И ушла. Светлов вновь вспомнил ту, другую Татьяну, — и отогнал незваные мысли.

…Шлем пассажиру не полагался, водителю тоже. Закинув вещи в коляску, где уже лежало несколько картонных коробок, Александр забрался на сиденье. «Ява» взревела, окутав седоков удушливым сизым дымом, Пётр переключил передачу и мотоцикл бодро вылетел из деревни.

Километра через два Пётр свернул с грунтовки.

— Тут спрямим, — крикнул он Светлову на ходу.

Сорок километров не расстояние для мотоцикла на шоссе. Здесь же ощущался каждый метр. Но гонщиком-экстремалом Пётр оказался неплохим. В отличие от дороги, которая местами напрочь пропадала.

 

2

— Там вообще живёт кто? — спросил Светлов, когда они совместными усилиями перекатывали мотоцикл через ручей.

— Живут, бляха-муха… — Пётр сплюнул.

— Не заметно.

— В смысле?

— Не похоже на дорогу к жилому месту, — объяснил Светлов свои сомнения.

— А… так я ж говорю — мы тут напрямик. Это зимник вообще-то. Весной или по осени — тут никак. Болота. А сейчас ничего. Можно. Кстати, ты пожрать не хочешь? Моя вон бутербродов завернула и чай. Закусим? Быстренько?

— А обычная дорога? Автобус-то туда ходит? — спросил Светлов пятнадцать минут спустя, дожёвывая бутерброд с колбасой. Хозяйка щедро намазала хлеб маслом.

— Ходил раньше… Тока не здесь, по большаку… Ты это… не боись, не заплутаю. Доставим в лучшем виде.

— Я думаю — как обратно выбираться? Там есть у кого машины?

— Есть… Только ты, парень, про них сразу забудь. Народишко там… Жлобьё. Снега зимой не допросишься. Одна тока баба путёвая и живёт, Веркой кличут. В магазине заправляет… — В улыбке Петра определённо имел место некий намёк. — Хм… Слушай, и то верно… Обратно, значит… Ты надолго туда?

— Да и сам не знаю… день-другой.

— Правильно. Делать там нечего.

— Говорят, там озеро есть, — сказал Светлов.

— Есть, бляха-муха… Улим называется. Никчёмное оно.

— Никчёмное?

— Ну да. Ни искупнуться, ни рыбы половить.

— Большое?

— Не сильно, но глубокое. Бывал я там пару раз. Вода холоднющая, да и место…

— Какое?

— Какое, какое… — Пётр зло взглянул на Светлова. — Не знаю какое. Нехорошее. Попадаются места такие дурные… Ладно, поехали.

— Так что насчёт обратно?

— Когда те надо? Скажи — подъеду, заберу. Деньги те же, тока полтинник вперёд. Ну? — Пётр завёл мотоцикл.

— На месте определимся, — кивнул Светлов.

— Мне чё, деньги завсегда нужны. Ну, всё, держись крепчее, совсем чуток остался. Без остановок покатим.

Но через несколько километров дорогу им преградила здоровенная упавшая ольха. Ни обойти, ни объехать — с двух сторон к дороге подступал густой кустарник.

Пётр, матерясь, слез с мотоцикла, пнул помеху.

— Вот бляха-муха, третьего дня ещё не валялось, — сказал он. — Вроде и ветродуя-то с тех пор не было… Знать, внутри струхлявело и срок ему вышел… Чё стоишь, пособи-ка!

Оттащить преграду не удалось даже совместными усилиями — сучья и ветви цеплялись за землю. По счастью, у запасливого Петра нашёлся топорик — ствол, и в самом деле сгнивший внутри, поддавался легко… Порядком устав и испачкавшись, Пётр и Светлов кое-как расчистили узкий проезд.

— Погодь, схожу, отолью, — сообщил Пётр хмуро.

Он быстро скрылся в густом подлеске, окружавшем дорогу. Светлов присел на трухлявый ствол. В принципе завтрашнего дня должно хватить на всё. И господина Новацкого найти, и к озеру сходить. И с местными потолковать. Мёртвое, значит, озеро… Безрыбное…

Интересно, удастся связаться из Беленькой с Конторой? Сотовый вышел из зоны приёма примерно на половине пути из Плюссы в Щелицы.

Персик вчера включить не удалось. Не до того было после возвращения с прогулки… Работает ли мобильный выход в Интернет — неизвестно.

Светлов прихлопнул комара — отчего-то репеллент из Трёх Китов плохо отпугивал крылатых и кровососущих обитателей псковских болот.

Пётр не появлялся. Светлов сделал скидку на то, что его извозчик и проводник решил облегчиться по полной программе — дабы не ходить дважды. Потом накинул несколько минут на проблемы с кишечником, отравленным суррогатным спиртом… И ещё несколько — на перекур после завершения столь масштабного предприятия…

Ожидание поначалу раздражало, но после получасового отсутствия Петра начало тревожить… Может, он там присел на мягкую кочку и задремал невзначай?

Светлов встал и крикнул, приставив рупором ладони ко рту:

— Эге-ге-гей!!! Пётр-о-о-о!

Кузнечики вокруг стрекотали как безумные — не иначе как жаркое летнее солнце напекло им головы… Никакого иного ответа на демарш господина суб-аналитика не последовало. Затем где-то неподалёку закуковала кукушка.

Светлов огляделся, крикнул ещё раз — результат тот же. Нулевой…

Может, довелось столкнуться с местным приколом? С незамысловатой деревенской шуткой? Пётр сидит в кустах и тихонько давится от смеха, слушая, как пассажир дерёт глотку…

— Кончай придуриваться! Ты где?! — крикнул Александр без особой надежды.

Единственный результат — умолкла кукушка. Кузнечики замерли на миг, но потом снова беспечно застрекотали.

Он взглянул на «Яву». Ключи остались на своём законном месте… Не похоже на прикол… В такой ситуации пассажир может ведь и ответно приколоться: заведёт мотоцикл да и укатит, выбирайся потом, как знаешь…

Они возились с тяжёлым бревном… Жара… Может, Петра удар хватил по изнурённому алкоголем организму? Вот ведь чертовщина…

— Понос у тебя, что ли? — ещё раз крикнул Светлов, направляясь в ту же сторону, что и Пётр. Пара растоптанных мухоморов указала ему дорогу. Но в лесу следы исчезли, и Светлов завертел головой, пытаясь сообразить, где мог пристроиться Пётр.

— Эй! Ты где? — крикнул он на всякий случай. Не хотелось всё же застать мужика со спущенными штанами.

Мужика не было. Ни в штанах, ни без таковых… Ни здесь, ни в радиусе двадцати метров, тридцати, сорока… — Светлов начал двигаться по кругу с медленно расширяющимся радиусом.

Никого…

Версия с сердечный приступом, пожалуй, отпадает — какой резон угодившему в такую ситуацию человеку уходить (а то и отползать) от мотоцикла и дороги?

Не волк же его съел, чёрт возьми?!

Светлов вернулся к мотоциклу. Оставалась всё же надежда, что Пётр ждёт его там, радостно ухмыляясь удачной шутке.

Не ждал… Не ухмылялся…

Ситуация непонятная. И неприятная.

Он напрягся, вспоминая, не слышалось ли в последние полчаса что-либо подозрительное? Да нет, ничего, способного объяснить бесследное исчезновение здорового мужика… О наличии в здешних лесах волков, медведей и прочих крупных хищников Светлов не имел понятия. Но сильно сомневался, что означенные хищники способны сожрать человека бесшумно и бесследно.

Вот вам, господин суб-аналитик, ситуация. Анализируйте.

Результаты анализа не порадовали. На свет родилась единственная хиленькая версия: Пётр заблудился. Отошёл далеко, потерял из виду дорогу, перепутал направление и двинулся затем в другую сторону, уходя всё дальше…

Надо искать, решил Светлов с тоскливым предчувствием тщетности поисков.

Искал он добросовестно. Кричал, звал. Возвращался к мотоциклу, сигналил, снова уходил в лес.

Безрезультатно…

Не тайга вокруг, в конце концов. И не амазонская сельва. Поросшие лесом гривы перемежаются с болотными топями — ну никак не мог местный житель так долго плутать на ограниченном пространстве…

Последним вариантом, хоть как-то объясняющим происшествие, оставалось падение в овраг или лесную яму — падение, после которого Пётр мог подвернуть ногу или потерять сознание. Но слишком уж много тогда совпадений в одной точке пространства-времени: и заплутать в трёх соснах, отойдя по малой нужде, и уйти за пределы слышимости, и умудриться там, вдалеке, потерять способность к передвижению… Не бывает.

Выдвинуть в качестве версии похищение или иное проявление чужой враждебной воли Светлов не пытался. Кто, скажите на милость, мог похитить деревенского шофёра-алкоголика? Зелёненькие человечки на летающей тарелочке? Бред…

Он взглянул на запястье. Два часа… Выехали они в начале десятого… Выбор встаёт простой: или продолжать бесплодные поиски, или выполнять-таки задание… А если вдруг таинственная дематериализация Петра имеет самое прямое отношение к упомянутому заданию? Не молодая девушка пропала, но мало ли…

Есть над чем поразмыслить.

Светлов достал свёрток с бутербродами, подкрепился. Чай в термосе оказался чуть тёплый, сладкий — такой Светлов терпеть не мог. Но сейчас не обратил внимания на эту мелочь…

Может, перевозимый Петром груз как-то прояснит мутную историю?

Светлов откинул брезент, осмотрел коробки, уложенные в коляску. Судя по маркировке — «Сникерсы», «Чакопаи», шоколад, жевательная резинка, тушёнка — нехитрый набор для магазина или продуктового ларька. Наверняка груз предназначен для Верки-продавщицы, упомянутой Петром.

Он вскрыл коробки, все до единой. Содержимое вполне соответствовало надписям. Ни оружия, ни золота с бриллиантами, ни пакетиков с подозрительным белым порошком… Распечатал один батончик, разломил — «Сникерс» как «Сникерс», ничего необычного. Вскрывать банки с тушёнкой в поисках тайных вложений Светлов не стал. Таможенных постов между Щелицами и Беленькой нет, ни к чему тут такие изыски…

Хватит изощряться в пустых дедукциях и играть в супершпиона-одиночку. Надо связаться с Конторой и доложить о возникшей ситуации.

 

3

Персик включился, загрузился — но стилизованное изображение антенны в углу экрана оказалось перечёркнутым. Светлов несколько минут манипулировал с прибором, направляя выдвижную антенну на разные стороны света — не помогло… В Сеть не выйти.

С мобильником история точь-в-точь повторилась, лишь вместо антенны перечёркнутой оказалась стилизованная телефонная трубочка.

Контора ничем не поможет — по крайней мере в ближайшее время. Придётся всё решать самому…

Может, вернуться в Щелицы и сообщить о пропавшем в милицию?

Мысль энтузиазма не вызвала. Уездные пинкертоны вполне могут взять да и задержать подозреваемого — его, Светлова. Чем не версия: уехали двое, вернулся один — поругались, например, по дороге, слово за слово, дошло до рукопашной…

Контора, конечно, вытащит из такой ситуации — но проводить даже пару дней на нарах мало радости. Да и Борис Евгеньевич от этакого выполнения задания в восторг не придёт. Вновь законопатит на кабинетную работу, писать аналитические записки, никому по большому счёту не нужные…

Светлов задумчиво взглянул на мотоцикл. Пётр говорил, что до Беленькой осталось километров пять-шесть, не больше… По всему выходило, что лучше ехать вперёд, чем возвращаться. Вот только помогут ли навыки вождения машины укротить этого красного монстра?

Александр забрался в седло. Ключ зажигания на передней панели повернулся с трудом.

Никаких звуков.

Газ тут, кажется, справа… Светлов крутанул ручку, вновь повернул ключ. Результат отсутствовал.

Он выключил зажигание и постарался припомнить порядок действий Петра. Кажется, где-то должна быть педаль, на которую нужно надавить. Точно. Вот она… Стартёр.

Повторил операцию: ключ, стартёр, газ. Машина проявила признаки жизни — двигатель взревел и тут же заглох. Уже теплее…

…Через пару минут, вычислив логическим путём ручку сцепления, новоявленный байкер тронулся с места.

Оставался последний вопрос — где здесь тормоз?

 

1

Ни резидентуры, ни живущих под прикрытиями агентов у Конторы в Плюссе не было. Соответственно, не было и заранее подготовленных конспиративных квартир — временный штаб операции развернулся в номере почти безлюдной местной гостиницы, по привычке именуемой аборигенами «Домом колхозника». Хотя ни одного колхоза в округе не осталось…

На столе лежала крупномасштабная карта. Вокруг стола сидели семь человек. Лесник, Костоправ, Алладин и трое его подчинённых из оперативного отдела СЗФ.

Седьмым, к удивлению Лесника, оказался Слава Ройтман — вот уж не чаял свидеться в ближайшее время. На прямой вопрос бывший резидент третьего ранга в городе Сланцы пожал плечами:

— Рапорт в Академию начальство утвердило, но группа лишь формируется, до начала занятий два месяца. Послали на усиление…

На усиление так на усиление, тем более что с фактами парень знаком, не придётся начинать объяснения от Адама и Евы.

Вёл совещание Алладин.

— Представляют интерес пять озёр, — говорил он, одновременно показывая на карте. — Из них три: Улим, Селивановское и Вярью — можно отсеять сразу. Остаются два — Березовское и вот это безымянное, небольшое. Светлов в течении суток вычислит из них нужное, используя оперативные методы и допросы с применением суггестии. Мобильная группа сформирована — одиннадцать машин с «двойками» оперативников и пять машин технической поддержки. Плюс фургон-рефрижератор повышенной проходимости. Плюс резерв — три вертолёта. Нынешней ночью начинаем выдвижение…

— Подожди… — перебил Лесник. — Выдвижение куда? Между Берёзовским и вторым озером — почти тридцать километров лесов и болот. Предлагаешь разделить силы?

— Ну, это для Светлова они равновероятны как объекты поиска… — улыбнулся Алладин. — У СЗФ есть уточнённые данные… Вот он, русалочий рассадник.

Остро заточенный карандаш упёрся в кружок безымянного лесного озерца.

Лесник не сдавался:

— Я ещё понимаю, почему не рассматриваешь Вярью и Селивановское — шоссе проходит совсем рядом, постоянно торчат рыбаки и прочие туристы… Но Улим? Судя по сделанной в часовне записи, Светлов получил наводку как раз на него… Приедет в Заянье — наверняка начнёт копать именно в том направлении. За сутки только-только убедится, что пустышка. Если оно действительно так… И ещё остаётся Березовское. Ты не слишком спешишь?

Причины, заставлявшие спешить Алладина, Лесник понимал хорошо. В любой момент руководство операцией может взять на себя Оперативное управление. Всё идёт к тому, и акция против бизнес-леди Заславцевой — первый звонок. И тогда условия работы чудо-суггестора Светлова разом перестанут быть такими тепличными.

Алладин вновь улыбнулся.

— У нас есть люди в Щелицах, и разработка всех окрестных озёр началась сразу же, как только мы вышли на рекламодателей «Магического вестника». Улим и Березовское проверены — всё чисто, Лесник, не сомневайся.

— Как я понимаю, твой человек аккуратно завернёт Светлова от этих двух водоёмов?

— Правильно понимаешь. Агент опекает его плотно, сбиться с пути не позволит.

— А если агент ошибся?

— Не ошибся.

Леснику почудилось за уверенным тоном Алладина сомнение — спрятанное глубоко-глубоко. А ещё он дважды перехватил взгляды коллеги, украдкой брошенные на наручные часы…

Совещание продолжалось, свернув на проработку технических деталей операции: акваланги, сети, генераторы ультразвука, способные сделать пребывание в глубине неуютным для всего живого. Но потом слово взял Костоправ:

— Я, конечно, на оперативной работе недавно. Но всё-таки не понимаю: в этом деле мы дважды сталкивались с достаточно подготовленным противником, с профессионалами… Цепочка из десятка машин с оперативниками — не редкий ли бредень получается при таком периметре? Если они пойдут на прорыв, уничтожат одну машину с экипажем…

Лесник понимающе переглянулся с Алладином. Оба давно привыкли к методам родной Конторы… Потери считать Новая Инквизиция не привыкла — лишь трупы врагов.

— Вертолёты, — коротко пояснил Лесник. — Вертолёты огневой поддержки.

И не стал добавлять, что наземные группы, коим надлежит прикрывать живца-Светлова, — тоже, по сути, живцы. Но приманивать им предстоит не щук — акул. Тех, что со стороны и непонятно с какими целями приглядывают за русалочьими играми… Но едва ли вертушки вступят в открытый бой. Потому что приглядывает, похоже, кто-то из своих. Эффектной атаки с воздуха не будет, будет невидимая и неслышимая миру подковёрная битва в Капитуле.

 

2

Тщательно скрываемое беспокойство Алладина прорвалось-таки наружу спустя несколько минут, когда в комнату заглянул один из его техников, отвечавших за связь.

Алладин торопливо вышел, через несколько минут вернулся, поманил Лесника в коридор.

— Что случилось?

— Светлов… Пропал. Вместе с опекающим агентом. Вернее, агент не вышел на связь.

— Ты не паникуешь раньше времени? Мало ли причин может быть…

— Не может! Не может быть никаких причин! — сорвался на крик Алладин. После паузы добавил несколько спокойнее, но с мрачной безнадёжностью: — Всё продублировано, на всём маршруте наши люди. Каждый шаг его, каждый вдох фиксировался… Сам же видел — к часовенке аккуратно подвели, а там уже камеры наготове…

— Где они пропали? Место локализовано?

— Из Щелиц выехали, в Заянье не приехали… Двадцать восемь километров по лесной дороге.

— А озеро ещё дальше… — припомнил карту Лесник.

— Да при чём тут русалки эти?! — отмахнулся Алладин. — Сам ведь знаешь: кое для кого из наших агент-суггестор высшего класса в распоряжении филиала опасней любого упыря, любой русалки, любого тенятника…

— Ты намекаешь…

— Я не намекаю! Прошло время намёков! Я говорю открытым текстом. Про тебя и твоего дорогого шефа. То-то вы с Костоправом так случайно и так вовремя здесь оказались…

Лесник повернулся к нему. Несколько секунд молча смотрел в глаза. Заговорил тихо, с расстановкой:

— Я тебе одно скажу: мы с Костоправом на твоей территории действительно оказались случайно. И если тут Оперативное управление, или СВБ, или лично Юзеф что-то затевают против Северо-западного филиала — нас в этой игре используют втёмную. Тайных инструкций от обер-инквизитора я не получал. Костоправ, думаю, тоже. Хуже того, у меня ровно столько же оснований подозревать в двойной игре тебя и твоих орлов. Так что подумай и реши: веришь ты мне — или нет. Потому что при втором варианте совместной работы не получится. А твоего парня в любом случае надо вытаскивать.

Алладин ответил после долгой паузы. Причём его ответ несколько отличался от обычной манеры чётко излагать мысли:

— Тебе я верю. Но ведь… Только вы, больше никого… Если против нас играет не Оперативное управление, то… Я же думал… Не знаю даже теперь…

Леснику стало тошно. Стоит рядом соратник — и озабочен одним: как бы по незнанию не задеть своими действиями кого-то из высокопоставленных друзей собственного начальства. Но, похоже, Алладин не врёт. Если действительно здесь сошлись в схватке СЗФ и какая-то иная сила Конторы, то и та, и другая стороны предпочли не посвящать своих пешек-бойцов в тонкости хитроумных планов. А раз так…

— Знаешь, есть старая поговорка: не знаешь как действовать — действуй по уставу, — жёстко сказал Лесник. — Мы теряем время. Поднимай людей — всех, кого приготовил для операции.

…Через полчаса колонна машин двинулась в сторону Щелиц.

 

3

Третья женщина отличалась от двух своих коллег — на вид самых обычных деревенских тёток. Модный брючный костюмчик, умело наложенный макияж, стильная причёска…

Вернее, насчёт причёски Лесник лишь догадывался — светлые коротко стриженные волосы слиплись, пропитались кровью. Женщину убили выстрелом в затылок и оставили лежать, где упала, — у входной двери. Она единственная попыталась спастись бегством. Две других были застрелены у стола — судя по расставленным чашкам и блюду с домашними плюшками, они собирались попить чайку.

— Грамотно сработали, — вздохнул Алладин. — Три человека — три выстрела, все пули в головы, никакой правки…

Они быстро, но тщательно осмотрели помещение, выглядевшее как противоестественный гибрид избы и офиса — современная конторская мебель и оргтехника соседствовала с русской печью и колченогим столом, застеленным льняной, в цветочках, скатертью.

Пункт приёма звонков функционировал круглосуточно — в соседней комнате имелись кровати. Судя по всему, сидевшие за столом женщины как раз собирались заступать на дневную смену — а третья, городского вида, только что закончила ночную.

Гильз на полу не обнаружилось. Или неведомый стрелок (стрелки?) стрелял из револьвера, или не пожалел времени, чтобы найти и забрать все гильзы. Лесник склонялся ко второму варианту. Стрелявший явно не торопился — аккуратно, без спешки, отвинтил несколько винтов, снял панель с мини-АТС и что-то изъял (скорее всего, блок памяти).

Столь же аккуратно был опустошён небольшой сейф — следов взлома не осталось, вскрывали ключами, взятыми у одной из убитых.

— У тебя наверняка кто-то присматривал за этой халупой, — сказал Лесник скорее утвердительно, чем предположительно.

— Присматривал, — кивнул Алладин. — Вчера получил от него рапорт, вместе с плёнкой, отснятой в часовне. Всё тихо-мирно было, новые паломницы не прибывали…

— А сегодня?

— Ищем… Он под прикрытием… — Алладин замялся и не стал конкретизировать, кого именно изображал в Щелицах его агент. — Под таким, что каждый день тут мелькать не мог. Думаешь, легко внедрение провести в такой вот дыре, где каждый человек на виду?

— Я думаю другое: раз пошла зачистка концов — значит, русалочное предприятие уже списано в расход. И чего ради, спрашивается, весь огород городили?

— Думаешь… из-за Светлова?..

— По-моему, чудо-суггестор стал у тебя идеей-фикс. Слегка преувеличиваешь его всемирно-историческое значение.

— Ладно, пошли, пусть эксперты займутся… Хотя и так всё ясно. Ничего, думаю, не найдут. Не те ребята тут поработали, чтоб следы за собой оставлять…

Они вышли из стоявшей на отшибе избы — отличавшейся от прочих изб Щелиц единственно двумя мощными антеннами на крыше. Дом — по документам — принадлежал Новацкому К. П., 1928 года рождения. Сделка по аренде сей недвижимости у Казимира Петровича нигде не регистрировалась…

Что Казимир Новацкий лишь ширма, подставное лицо, зиц-председатель Фунт на случай отсидки — сомнений не было. Настоящий организатор никогда не станет так глупо светиться — размещать зарегистрированный на своё имя телефон в подозрительном объявлении.

Эксперты — Костоправ в том числе — приступили к работе. Лесник разделял мнение Алладина: едва ли тут обнаружится что-либо интересное.

Как выяснилось несколько позже, ошибались оба.

 

1

Первый шаг оказался труден. И первый вдох. Ноги подкосились, она упала на колени, обхватив себя руками. Крик рвался из лёгких — но наружу изливалась лишь вода, и поток её никак не кончался… Ира скорчилась в странной позе, напоминая сюрреалистичную пародию на фонтан, украшенный скульптурой. Изображающей обнажённую девушку скульптурой…

Ей казалось, что она стоит так долго, очень долго. На деле, конечно, прошли секунды — струя иссякла и Ирина опасливо втянула воздух. Он был горячим, сухим, обжигающим, — и вонзился в лёгкие тысячами раскалённых добела иголок.

Она закашлялась, последние капли воды вылетали наружу, падали на траву… Вдох, второй, третий…

Неприятные ощущения потихоньку уходили — и ушли совсем.

Ира встала на ноги. Дышалось легко, свободно — да и вообще всё тело налилось силой, новой и непонятной.

Комары вились рядом, воздух буквально звенел от их писка, но ни один не сел на её обнажённую кожу.

Ирина осторожно дотронулась до жаберных крышек — они закрылись, плотно прижались к телу. Пальцы ощутили подрагивание, лёгкую пульсацию — словно там, под кожей, притаилось живое существо… Отчасти — если верить Хозяину — так оно и было. За новым органом надо тщательно ухаживать, особенно сейчас, в первые дни — погибнув по её недосмотру, жабры, умирая, убьют и свою хозяйку. Нельзя их пересушивать — поначалу можно выходить из воды часа на полтора, максимум на два — в зависимости от влажности воздуха. Нельзя прикрывать — ничем, даже самой лёгкой тканью…

Много чего нельзя… А можно и нужно одно. И она это сделает. Сегодня. Сейчас.

…Она бежала по лесу, бездумно расходуя дармовую силу. Бежала, почти не касаясь земли, чуть задевая ладонями тёплые стволы берёз, бежала, зная, что по спине бьётся густая волна волос. Отросших за сутки…

Босые ноги касались лишь мягкой травы. Казалось, ступни сами чувствовали: здесь сучок, тут ямка.

Внезапно Ирина остановилась. Что-то странное мелькнуло впереди. Светлое, движущееся.

Обнажённое тело? Такое же, как… Ира прижалась к стволу берёзы, напряжённо вглядываясь в переплетение ветвей впереди. Хозяин говорил, что она не одна такая… Ничего и никого. Почудилось? На бегу приняла за человека игру света и тени? Может быть…

Дальше она шла медленно, осторожно… Старуха-лобаста рассказывала, что где-то здесь проходит дорога — но ездят по ней достаточно редко. Только если кто из местных примет хорошенько на грудь в городе и не захочет рисковать встречей с автоинспектором на трассе. А как реагируют пьяные мужики на женщин, она знает. Уж она-то знает… Озеро получит в жертву не человека — животное, похотливого самца.

Среди деревьев мелькнул просвет. Дорога? Так и есть — если можно назвать дорогой две глубокие колеи с растущими между ними кустиками. Но на засохшей грязи отпечатались следы покрышек — значит, тут действительно ездят, значит, шанс имеется.

Она огляделась, выбирая удобную позицию — так, чтобы показаться на несколько секунд, сделать призывный жест и тут же исчезнуть в зарослях. Пожалуй, вот здесь…

Но спрятаться в густом молодом березняке Ирина не успела. Вдали послышался звук мотора.

 

2

Через несколько секунд она поняла — приближается не машина. Мопед или мотоцикл — причём, судя по треску, с весьма прогоревшим глушителем.

Отлично, так даже лучше. Подъехал бы, например, грузовик с людьми в кузове — пришлось бы пропустить и ждать ещё неведомо сколько. Мотоцикл — один или двое седоков. Если в чащу за ней бросится один — хорошо. Если двое… — она справится и тогда. Должна справиться…

Ира укрылась в заранее присмотренном месте. Тело сотрясала крупная дрожь. Казалось, звук приближается едва-едва… Казалось, мотоцикл газует на месте…

Ну скорей же! Скорей! Она чувствовала себя сжатой до предела пружиной — или выдаст в одном всплеске всю накопленную энергию, или сломается, разлетится на куски от внутреннего напряжения.

Звук двигателя усиливался — незаметно, исподволь. И вдруг смолк. Секунда звенящей тишины, другая, третья… Ира напряжённо вслушивалась. Ничего… Заглох? Сломался? Или седоки мотоцикла собрались по грибы — и попросту доехали до нужного места?

Она подождала ещё — тихо — и побежала по лесу, не разбирая дороги.

Вдруг вспомнился зануда-физрук, постоянно гонявший студенток на какие-то общегородские зачёты и сборы. Да, увидел бы её Василий Никодимович, глазам бы не поверил, — Ира Величко, обычно приходящая к финишу второй от конца, несётся по лесу со скоростью наскипидаренной гепардихи…

По её расчётам, оставалось несколько сотен метров до того места, где мотоцикл перестал подавать признаки жизни, — когда Ира неожиданно увидела среди высоких папоротников человека. Мужчину, присевшего со спущенными штанами…

Ну вот… Делай, что должна.

Надо было поторопиться, но она застыла на месте. Не могла заставить себя подойти неслышным лёгким шагом, положить пальцы на горло, резко сдавить… Сил хватит, Ирина знала это, но…

Шагнула вперёд, снова остановилась… Пригляделась внимательнее. Ну точно! Он! Он! Насильник из подъезда! Не вынес, что «проклятая сучка» оказалась на свободе, приехал сюда по её душу!

Нерешительность как рукой сняло. И всё-таки Ирина не спешила сделать несколько последних шагов — хорошо помнила, какой поистине медвежьей силой обладает этот гад.

«Камень!» — решение пришло мгновенно. Она видела на бегу — совсем неподалёку отсюда — несколько обломков валунов, торчащих из песчаной осыпи. Ирина бросилась обратно — стремительно и неслышно. Лишь бы успеть, лишь бы не ускользнул, подлец… Успеет. Успеет! Судя по натужному кряхтению, процесс затягивается.

Она, ломая ногти и в кровь обдирая кончики пальцев, выковыривала, выдирала из песка неровный, угловатый камень. Готово! Ира устремилась обратно, подхватив импровизированное оружие, совершенно не чувствуя изрядного веса.

Сейчас, сейчас… Но что за странный звук там, впереди? Проклятье!

Два тела сплелись, катались по земле в отчаянной схватке — насильник и обнажённая девушка. Ирина застонала. Не успела, опередили! Хотелось крикнуть: «Он мой, мой!» Но Ирина не крикнула. Подняла камень над головой и осторожно начала приближаться. Неважно, кто начал, главное — кто поставит финальную точку!

Сил здоровенного мужика хватало лишь на то, чтобы удерживать руки хрупкой на вид девушки на небольшом расстоянии от своего горла. В драке наступила патовая ситуация, и Ирина попыталась ей воспользоваться. Она уже примеривалась, из какой позиции лучше нанести смертельный удар, но тут…

Отчаявшись задушить противника, девушка неожиданно ударила его головой в подбородок — раз, другой, третий… Послышался явственный хруст, голова мужчины откинулась назад. Девица немедленно вцепилась зубами в его горло — и сразу же отпрыгнула назад, вскочила на ноги с кошачьей грацией. Кровь ударила из разодранной артерии далеко, сильно…

Всё было кончено — хотя тело под ногами ещё ворочалось, ещё не желало признавать поражение и смерть.

Они стояли по разные стороны умирающего, обмениваясь взглядами, полными ненависти. Лишь сейчас Ирина смогла разглядеть незваную конкурентку — темноволосая, невысокая, на вид совсем не крепкая. А что, если…

— Не вздумай! — взвизгнула девица, разгадав намерение Ирины. — Нельзя своих! Чужих только!

«Она права, не примет Хозяин такую жертву…» — поняла Ира. И с сожалением опустила камень.

Процедила с ненавистью:

— Он мой! Я его нашла!

— Да-а-а?! А дерево кто на дорогу свалил? Иди отсюда! Сама ищи, к чужому не примазывайся!

Обида и ненависть постепенно отступали.

— Ладно, забирай своего засранца, — произнесла Ирина устало. — А с деревом ты хорошо придумала, просто здорово…

Перепачканное кровью лицо девицы расслабилось. Она даже сделала ответный комплимент:

— Ты с камнем тоже ловко сообразила… Надо и мне было, а то здоровущий бугай, едва осилила…

— Я знаю, я с ним… — Ирина осеклась, опустила взгляд на тело, наконец затихшее. Не он… Другой цвет волос, иная форма лица. Опять ошибка.

Девица деловито ухватила мертвеца за лодыжки и волоком потащила куда-то.

— Помочь?

— Сама… — начала девица и не закончила.

— Эге-ге-гей!!! Петро-о-о! — послышался с дороги громкий голос.

— Не один был… Повезло тебе, искать не надо, — усмехнулась мавка. Зубы её оказались испачканы кровью. — Иди, что стоишь!

И торопливо утащила труп в кусты. Ирина проводила её взглядом — видела, как задрался на голову поношенный пиджак мертвеца, как выпадают из карманов разные мелочи…

Надо было пойти на дорогу и закончить начатое — но вся решимость куда-то подевалась… Хуже того, Ирину обуял дикий страх. Казалось, отовсюду из зелёных зарослей на неё устремлены чужие, враждебные взгляды — а она маленькая, беззащитная… И голая.

Снова послышался крик со стороны дороги. Очень скоро убитого начнут искать… А если с ним ехал не один попутчик, а двое или трое? Только теперь Ирина вспомнила, что у мотоциклов порой бывают коляски…

Она заметалась, засыпала прошлогодней листвой кровавое пятно, куском мха прикрыла кучку дерьма. Потом побежала по следу за темноволосой мавкой, подчищая следы. Подхватила выпавший из кармана мертвеца потёртый бумажник, мятую пачку «Беломора», расчёску — и замерла в недоумении. На мху, матово поблёскивая, лежал пистолет. Газовый? Ирина абсолютно не разбиралась в оружии, да и некогда было разбираться… Подхватила опасную игрушку, с трудом удерживая всё собранное в руках, — мимолётно пожалела об отсутствии карманов или сумки. Затем увидела ещё один предмет, который никак нельзя было оставлять здесь — он показался ей сотовым телефоном какой-то древней, допотопной модели… Подхватила и его, тут же всё рассыпалось; она, беззвучно матерясь, собрала вещи, прижимая рукой к животу…

Лёгкая боль в жабрах — даже не боль, скорее неприятное ощущение — послужила сигналом тревоги. Сколько времени она уже провела на суше? Час? Больше?

Ирина снова торопливо разрывала руками песок — на той самой осыпи, где взяла камень. Ещё пара пригоршней… достаточно. Вещи, которые никогда больше не понадобятся хозяину, легли в неглубокую ямку. Она отломила ветку с куста, вторую, третью, замела свои следы на песке.

Снова призывный крик — теперь совсем близко. И, словно в ответ, жабры полоснула боль — гораздо сильнее.

Ирина со всех ног помчалась к озеру. Выскочила на берег, бросилась в прохладную воду, отдавая ей жар тела, пережитые страх и ненависть.

Сегодня не её день…

Долго не решалась вдохнуть воду — знала, что без этого нельзя, иначе положительная плавучесть постоянно будет тянуть к поверхности — и не могла. Затем всё-таки вдохнула… Вода хлынула внутрь с обжигающей болью. Одновременно жаберные щели встрепенулись раз, другой и мерно заработали…

Глубже, в темноту. Тело подчинялось идеально. Ниже, где холод, где тишина.

Она всё сделает, всё, что нужно.

Но не сегодня.

 

1

Мотоцикл Светлов остановил у здания несколько казённого облика — огорода рядом с ним не было, а с жерди, приколоченной к коньку крыши, уныло свисала выцветшая тряпка, отдалённо напоминающая российский флаг.

Местная администрация? На двери отсутствовала какая-либо вывеска, способная прояснить дело. Зато красовался мощный навесной замок.

Светлов оглянулся. Никого… Никто не копошится на огородах, на единственной улочке — ни одного прохожего…

Надо как можно скорей избавиться от мотоцикла, наверняка хорошо известного местным жителям. А то, чего доброго, примут за вора, скрутят — и в погреб. Сиди и жди, пока участковый сюда доберётся.

Но бросать «Яву» посреди улицы не хотелось. И Светлов медленно покатил дальше.

Торговая точка, украшенная едва читаемой вывеской «ПРОДУКТЫ», обнаружилась на другом конце деревни. Здесь было несколько оживлённее — на крыльце магазина сидели двое мужчин неопределённого возраста с пивными бутылками в руках, рядом мальчишка лет пяти-шести увлечённо выкладывал на пыльной земле нечто вроде мозаики из пивных пробок — валялось их тут превеликое множество.

Александр остановился рядом с крылечком, вытащил ключ зажигания и направился в магазин. Любители пива вяло оглядели и его, и средство передвижения, — но комментариев с их стороны не последовало. И то ладно…

По ступенькам магазина сбежал высокий атлетичный парень в майке и тренировочных брюках. Любопытный персонаж… Сомнительно, что свои бицепсы и трицепсы он накачивал на сенокосе. Тут постарался профессиональный тренер. И загар не рабочий, — ровный, золотистый. Такой можно получить либо на берегу моря, либо в солярии…

Разнообразием товаров прилавки не порадовали. И покупателей почти не было. Пожилая женщина покупала хлеб, недовольно тыкая его пальцем. Продавщица фасовала крупу в пакеты. Двое детей: мальчишка лет восьми на вид и девочка чуть помладше — крутились у прилавка, не то прицениваясь к конфетам, не то улучая момент стащить парочку…

Появление Светлова вызвало у продавщицы оживление.

— Покупай уж, баба Клава, весь истыкала, — обратилась она к старухе. — Видишь, покупатель пришёл!

— Так чёрствый же, Верка…

Похоже, вот она — приятельница Петра…

— Другого нет. Машина в четверг будет, тогда и приходи. Будто сама не знаешь.

— Знаю, — буркнула старуха, отсчитывая монеты. — А ты кто таков? — бесцеремонно спросила она, поворачиваясь к Светлову.

— Во народ! — с чувством сказала Вера. — Тебе-то чё за разница? А? Чё пристала-то к человеку?

— Да нет, всё нормально, — сказал Светлов. — Тут история такая приключилась…

Выслушав рассказ, женщины молча переглянулись. Баба Клава поджала губы, глаза её стали колючими и неприветливыми.

— Я сейчас принесу коробки, — торопливо сказал Светлов. — Есть тут у вас власть какая-нибудь? Председатель… или участковый? Заявление надо сделать, поиски начать… С собаками хорошо бы.

Вера слова о поисках пропустила мимо ушей. Спросила:

— Где, говоришь, дерево упамши?

Светлов постарался объяснить.

— Так-так… — протянула продавщица. И уточнила:

— А слева ельничек густой такой?

— Да, а дерево мы убрали… — начал было Светлов, но Вера уже не слушала, о чём-то задумавшись.

— Во, говорила я, говорила… — забормотала баба Клава, но продавщица резко перебила:

— Придержи помело маленькось… Васька! Руки оборву, в жопу вставлю!!! — рявкнула она на пацанёнка, примерившегося было стащить пару конфет с прилавка. Тот сделал невинное лицо и убрал руки за спину.

— Коли конфет хотишь, так сгоняй за Сергеем Егорычем. Приведёшь — полную жменю отсыплю!

— А чё сказать-то?

— Скажи, человек приехавши, ищет его… Дело, скажи, важное… Бегом!

 

2

Пока Вера пересчитывала товар, сверяясь с найденной в одной из коробок накладной, в магазин вошёл молодой мужчина с окладистой чёрной бородой. На нём была красная клетчатая рубаха с закатанными рукавами. Штаны заправлены в кирзовые сапоги необычного вида — ковбойского фасона, на высоком каблуке, с носами, подбитыми жестью. «Неужели остались ещё по деревням кустари-сапожники? — недоумённо подумал Александр. — Или обувь фирменная, просто с колоритом а-ля рус? Ага, а фуфайки местная элита носит от Версачи…»

— Чё стряслось-то? — спросил мужчина без малейшего любопытства.

Светлову пришлось пересказывать историю заново.

Мужчина помолчал, потом сказал:

— И чё?

— В смысле?

— От меня чё надо?

— Вы председатель?

— Председатели при коммунистах тут были… Депутат я. Понял?

«Надеюсь, не Государственной Думы? — хмыкнул про себя Светлов. — Наверное, представляет родную деревню в муниципальном совете… Или в волостном?» Структуру нынешних сельских органов власти он представлял смутно.

— Значит — власть, — сказал Александр. — Должны что-нибудь сделать. Искать нужно человека!

— Зачем?

— Как зачем? Может, плохо ему стало, лежит без сознания?

— Ты ж искал? Не нашёл. А где я тебе его найду? Пропал, видать, — депутат демонстративно зевнул.

— Послушайте, но так же нельзя! Вы должны принять меры! — Светлов чуть не прокричал эти слова. Оглянулся, словно призывая в свидетели продавщицу Веру и бабу Клаву. Лица женщины были напряжены — пожалуй, даже напуганы…

— Ты поддувало-то прикрой, — с тихой угрозой сказал депутат. — Меры те принять? Сильно хотишь? Так ведь примем, сам не рад будешь. Коли двое поехали, а доехал один, чёж не принять меры…

Вот оно, чего опасался Светлов… Началось. Он сник, сказал на два тона ниже:

— Телефон у вас есть? Человек исчез — должны вы хоть что-то сделать, позвонить куда-то?

— Не должон я те ничё. Не занимал. Ясно? А телефона нет. Ежли неймётся — езжай в волость, заяву в милицию пиши… — Бородач почесал спину. — Ладно, пошёл я. Пропал твой Пётр. Не сыщешь.

Александр не верил собственным ушам. По сравнению с этим бородатым народным избранником любой городской бюрократ покажется ангелом небесным. Надо было всё же возвращаться назад, в Щелицы…

Лишь когда за депутатом закрылась дверь, Светлов понял, какой он дурак. Стоял, лепетал что-то, — а про суггестию позабыл напрочь. Привычка — вторая натура, и в общении с женщинами, с той же Танькой, например — напоминать себе о собственных умениях отчего-то не приходится… С мужчинами сложнее. Не так-то легко привыкнуть к своей власти — невидимой, но вполне реальной власти над всеми, кто окружает суб-аналитика Светлова.

— Теть Вер, а конфеты? — напомнил о себе мальчик.

— Перетопчешься, — отрезала продавщица. — Думал, слепая я? Думал, не знаю, скоко ты с прилавка натырил?! Брысь отсюдова!

— И я, Верочка, пойду, — сказала баба Клава ненатурально добрым голосом.

— Там в коробке одного «Сникерса» не хватает, — сказал Светлов, положив на прилавок деньги. Достал из кармана разломанный в поисках героина батончик, кинул мальчишке.

— Лови!

Тот схватил добычу и скатился по ступеням вслед за бабкой. Девочка кинулась следом.

— Дай кусить! Васька, дай кусить! — донёсся её крик.

 

3

Чувствовалось, что Вере тоже хочется покинуть место действия. Но ей бежать было некуда, и она с сердитым лицом вновь занялась товаром.

— Вас Вера зовут, да? — более умного вопроса Светлову в тот момент в голову не пришло.

Продавщица перестала переставлять банки на полках и обернулась к нему. Молча кивнула.

— А меня Александром… Вообще-то я сюда с Петром по делу ехал.

Светлов решил не комментировать разговор с депутатом. Похоже, мужик пользовался непререкаемым авторитетом и прохаживаться на его счёт не имело смысла. Ладно, совесть Александра теперь чиста. Представитель власти оповещён? Оповещён.

— Мы утром ещё выехали. Пока искал — устал, проголодался. Дайте мне тоже хлеба и тушёнки банку.

Есть ему не хотелось — спасибо бутербродам, но расположить к себе продавщицу имело смысл.

Вера охотно выставила требуемое на прилавок. Наверное, получала процент от выручки…

— И кофе, во-он тот, — Светлов показал на самую дорогую банку.

Взгляд Веры потеплел.

— Вы меня извините, но у вас тут столовой-то нет? Вы мне кипяточку не нальёте?

Вера вздохнула.

— Тут много чё нет, — сказала она.

«Людей нормальных, например», — мысленно продолжил Александр тему.

— Дам, чё мне, воды жалко? Вон тама садитесь. — Вера ткнула пальцем в сторону небольшого столика для упаковки продуктов. — Погодьте, стул принесу…

Тушёнка оказалась относительно приличной — содержала, помимо жира и перемолотых хрящей, некое количество соевого мяса. И кофе был неплох — естественно, по меркам аборигенов, десяток лет назад пробавлявшихся исключительно ячменным «кофейным» напитком. Сахара Вера насыпала в чашку бесплатно и от души. Светлов, подумав, купил ещё коробку конфет и предложил присоединиться. Вера налила кофе себе, бухнула сахару ещё щедрее, размешивала, громко звякая ложечкой…

После первого же глотка заговорила сама, причём решила, что отношения достаточно налажены для обращения на «ты».

— А дружок-то твой, видать, и в самом деле убился где…

— Да не друг он мне. Ехали вместе… Кстати, он о вас хорошо говорил.

Женщина смутилась.

— Редко он заскакивал, вечно по району туда-сюда мотался…

— Понятно…

— Чё понятно?! — возмущённо вскинулась Вера. — Ничё не понятно! У меня, между прочим, муж есть! А Пётр товару подкидывал иногда… Ну, поговорим, бывало, чайку попьём. Вроде как с тобой. А ты: всё понятно, всё поня-я-ятно…

«Зачем так бурно оправдываться, если дело ограничивалось лишь чаепитиями?» — удивился Светлов. Но сказал примирительно:

— Извините. Я ничего плохого не имел в виду.

— Да мне-то чё… Жаль, конечно, Петра. Не повезло, — продавщица помолчала, потом спросила:

— А ты к кому сюда?

— Дела у меня тут…

Светлов постарался изобразить на физиономии деловую озабоченность. Приём сработал.

— Чё за дела-то? Может, я помогу? — спросила Вера.

Спросила искренне, явно стараясь загладить и свою вспышку, и впечатление гостя о нравах местных жителей. Пожалуй, прав был Пётр, с теплотой вспоминая эту женщину. Однако она как-то подозрительно быстро списала его со счетов — не повезло, мол, и всё.

— Я ищу Новацкого, Казимира Петровича. Не знаете, где он живёт?

Выражение лица Веры изменилось. На место участию пришла настороженность. В глазах заплескался страх. Резко спросила, вновь перейдя на «вы»:

— Пошто вам? Мужикам он не помогает. Знать должны.

— Помогает? Вы о чём? — быстро спросил Светлов.

Женщина замялась.

— Ну… я ничего… Не то подумала… Травник он, как в городе нонче говорят — целитель народный.

Светлов за долгую дорогу от Щелиц (до исчезновения Петра, по меньшей мере) имел возможность продумать легенду. И бодро изложил её продавщице:

— У него телефон сотовый есть, а компания-оператор проводит розыгрыш среди владельцев. Он выиграл поездку в Египет. Я должен ему об этом сообщить, документы собрать, и так далее…

Мысль о том, что радостное известие абоненту легко и просто могли отправить СМС-сообщением, Вере в голову не пришла. По крайней мере, ни тени сомнения на её лице не отразилось.

Пауза затягивалась. Вера напряжённо осмысливала новую информацию — чересчур напряжённо, по мнению Светлова.

Наконец она воскликнула с фальшивым энтузиазмом:

— Ой, ну надо ж! Взаправду?!

Светлов кивнул.

— Где мне его найти?

Лоб Веры прорезала морщинка.

— Он у нас на отшибе живёт… Надо ж… Знать не знала, чё у него телефон буржуйский… Дорогой, поди?

— Не дешёвый, — солидно подтвердил Светлов. То, что в здешней глуши ни один сотовый работать не будет, он уточнять не стал. По крайней мере господин Новацкий, числящийся номинальным владельцем номера, жив и здоров, проживает неподалёку от места регистрации… Уже не зря съездил. Борису Евгеньевичу не к чему будет придраться.

А вот кто именно пользуется его номером — мы и узнаем. В процессе доверительной беседы.

— В деревне его не найти, к озеру идти надобно… Там он, недалече, в летнем домишке живёт. Сам-то Казимир бирюк ещё тот. С депутатом нашим только знакомство и водит… На зиму в Щелицы перебирается. А как лёд сойдёт, так он у озера. Рыбу ловит.

— Рыбу? — переспросил удивлённо Светлов. — Точно? А Пётр говорил — нет там рыбы. Надо бы глянуть на ваше озеро.

— Да чё глядеть-то, чё глядеть? — Вера снова повысила голос. — Неча там глядеть! Озеро как озеро. Тонут в ём много, холодное оно, глыбкое… Поверху-то вода прогреется, а как нырнёт кто, так и прихватит сердчишко. Вот и болтают сдуру: мол, озеро человека взяло… Да и заплутать недолго, туда идучи… Гати старые, где и вовсе сгнили. Знать надо, куда идти…

Она говорила ещё — торопливо и много. Слишком много — словно пыталась потоком слов отгородиться от пока ещё не заданных вопросов Светлова. Он слушал, кивал, соглашаясь, мысленно акцентируясь не на том, о чём женщина говорила искренне, а на том, что пыталась скрыть. Обмолвки, недоговорённости — нет ничего лучше для анализа. К бирюку Новацкому часто ездят гости, для того чтобы получить помощь. Но помочь он может лишь женщинам… В окрестностях озера опасно. То, что пропал здоровый мужчина средних лет — в порядке вещей, и уж точно не причина для тревоги.

Обо всём этом придётся расспросить ещё раз — расспросить так, что Вера уже не сможет ни солгать, ни уйти от ответов. Но не здесь, не в магазине, куда в любой момент могут заявиться ненужные свидетели…

Тут Вера неожиданно сама пошла навстречу его затаённым мыслям:

— Значит, так… Сведу тя к деду моему, Викентию, у него заночуешь. А завтра сходишь до Казимира. Годится? Дорогу я обскажу.

— Мне бы лучше сегодня, Вера. Сходить — и обратно.

— Поздно уж по лесам шататься…

— Ну… Всего-то шестой час… До темноты ещё долго.

Вера встала.

— Вот чё… Хочешь — иди, держать не буду. Тока потом на себя пеняй — Казимир-то вечно ввечеру по болотам шастает, травы свои ищет. До полночи прождёшь его — как назад потом? По утрянке иди, верней застанешь…

— А далёко идти?

— Кто ж тут мерял… Вёрст шесть, не меньше…

— Шесть? Значит, Пётр пропал как раз…

— Так и я об том же. Утонул небось… Окунуться решил по жаре, ну и… Не он первый… Ладно, смотри, как напрямки туда ходят…

Вера достала слегка помятый лист, вырванный из конторской книги, шариковую ручку.

— Гляди, вон деревня… — Вера быстро изобразила пару стилизованных домиков. — Вон зимник, ехал ты по нему сюда… Вон тут грунтовка от большака свернула, — ручка уткнулась в противоположный край деревни и прочертила большой полукруг, до самого края листа. — А вон там, значит, Щелицы твои.

— А озеро?

— Будет те и озеро. Во-он оно где… — Ручка метнулась к середине деревни и прочертила линию, направленную куда-то к востоку. — Это тропка, по ней и шагай прямо, не сворачивай… Болото начнётся — по гатям, значит… Как лес пойдёт нормальный — так, считай, дошёл. Дерево там приметное — берёза большая. Мимо не пройдёшь. Родничок рядом есть, тоже примета… Ещё пару вёрст отшагаешь, тут и озеро будет…

Вера начертила узкий, чуть изогнутый овал, быстро заштриховала несколькими косыми линиями.

— И где там Казимир Петрович обитает?

— Ещё проще сыскать: вдоль берега к скалам иди — здоровущие глыбы такие… Как за них пройдёшь — тут домик-то и увидишь. Всё запомнил?

— Да. Спасибо большое.

— Ну так на улицу шагай, а я лавку запру, — вместе к дедуле сходим. Он гостей уважает… Тока водяры ему не выставляй — сам не рад будешь, до утра тя заговорит, заболтает, ни в жисть не отвяжется… Вон, тушёнки купи пару банок в гостинец, да и хватит…

 

4

Светлов вышел из магазина. Удушливая дневная жара немного спала, но воздух был неподвижен. Жар поднимался теперь от прогретой земли. В то, что где-то совсем недалеко есть ледяное озеро, в котором мог утонуть Пётр, верилось с трудом. Да и в версии своей Светлов начал сомневаться. Не сложил ли он действительно мозаику из неверных кусочков? Не откинул ли что-то важное — заранее решив, какой именно узор должен получится? Не чересчур ли самонадеянно взялся за дело?

Теперь предстояло решить, и решить быстро, — в каком направлении двинется дальнейшее расследование. Что выбрать: обстоятельный допрос Веры или визит на озеро? И то, и другое сегодня не успеть, как ни старайся.

Пожалуй, Вера знает не так уж и много. Хотя и того, что знает, хватило, чтобы преизрядно напугать женщину… Как источник информации Казимир Новацкий предпочтительнее. Вопрос в том, как построить разговор… Что спросить? «Здравствуйте, Казимир Петрович, не вы тут случайно девушек в русалок превращаете?» «Нет, не я…» — ответит тот. И дальше что? А то — будет он, Саша Светлов, выглядеть полным кретином… Не факт, что объявление в газете — дело рук старика. Наверняка скажет, что телефон зарегистрировал на свою фамилию по просьбе случайного собутыльника — мол, паспорта у того по каким-то причинам не оказалось… И поди проверь. Ну что же, придётся спрашивать так, чтобы старик говорил правду, одну лишь правду и ничего кроме правды…

Светлов аккуратно сложил бумагу с нарисованным Верой планом и засунул в карман джинсов. Надо будет сверить изображённый продавщицей маршрут с картой местности, хранящейся в персике, а то ведь берёзы-то все друг на друга похожие, заплутать в здешних болотах недолго…

Размышления Светлова прервал капризный голос.

— Отстань, надоела!

Он оглянулся.

По улице шли двое — мать и дочь, очевидно. Девочка шла впереди, мать сзади.

Он пригляделся — ба, знакомые всё лица! Именно эта парочка ехала в соседнем купе, когда он возвращался в Питер. Женщина не узнала Светлова. Проходя мимо, скользнула грустным взглядом. Снова обратилась к девочке:

— Машенька, скушай гранатик, а? — И протянула девочке плод.

Та скривилась.

— Опять? Кислы-ы-ы-й!!

— Тебе полезно, доченька. Скушай. Давай почистим…

Следя, как они удаляются, продолжая препираться, Светлов вдруг задумался: а где же Вера? Сколько же времени надо, чтобы запереть невеликую сельскую лавку и включить сигнализацию — если, конечно, такая роскошь тут имеется…

Подошёл к двери, подёргал — заперто. Изнутри — похоже, на засов или врезной замок. И как это понимать? Выйти на крыльцо и проскользнуть мимо Светлова незамеченной Вера не могла, он совсем ненадолго отвлёкся на мать с капризной дочкой… Пожалела о своём обещании и заперлась внутри от Светлова? Глупо… Скорее ушла через второй выход — помогая затащить коробки в подсобку, он мельком видел ведущую на улицу дверь.

Светлов быстро обошёл дом. На двери подсобки висел амбарный замок. Кажется, полчаса назад его не было… Александр напряг память, восстанавливая весь эпизод, показавшийся тогда незначительным. Точно — замка не было! Вера тогда отодвинула засов, и выбросила наружу две опустевшие коробки из-под тушёнки — вон они до сих пор валяются… Значит, замок повесила Вера — и ушла задворками, незаметно для Светлова.

У-ф-ф… ладно хоть эта загадка прояснилась быстро, а то два таинственных исчезновения в один день — явный перебор. А причины, по которым Вера столь кардинально и быстро изменила намерения, она объяснит, никуда не денется.

Однако вопрос с ночлегом остался открытым. Впрочем… Почему бы, собственно, не воспользоваться гостеприимством деда Викентия, сославшись на внучку? Коли уж она смылась, не отменив приглашения… Дорогу к дому дедули, надо думать, любой покажет. А не захочет показать — сделаем так, чтобы захотел.

 

1

Неизвестно, за кого принимали их внушительную автоколонну жители Щелиц и что думали по этому поводу. Несколько джипов, «уралы»-кунги, забитые снаряжением, фургон, ощетинившийся антеннами и напичканный РЭБовской аппаратурой… Плюс рефрижератор — внешне похожий на машины, перевозящие замороженные продукты, а внутри… Внутрь сотрудникам ГИБДД лучше не соваться, особенно когда добыча попадёт в ячейки криокамер.

Милицейский «Москвич» и сидевший в нём капитан Смуров, призванные придать некую официальность операции, со своей задачей явно не справлялись, — на общем фоне были попросту незаметны.

Алладин, к удивлению Лесника, сочинить для аборигенов хоть какую-то легенду не озаботился. Объяснил:

— Тут не город, тут менталитет особый… Власть любую боятся панически, даже кто никакой вины за собой не знает. Что поделать, не дожили ещё до гражданского общества, до понимания, что и власть может быть не права, и тогда с ней вполне можно судиться. Как двести лет назад перед капитаном-исправником в струнку тянулись, так и теперь перед участковым тянутся. Ну, прикатили казённые люди, ну схлынули без урону — меж собой посудачат, да и забудут. А в райцентр запросы слать: кто да зачем? — и в голову не придёт…

Лесник после короткого размышления признал правоту коллеги.

И в самом деле, лежала на местных жителях некая невидимая печать вырождения, и не только в повальной алкоголизации тут дело… Так уж получилось, что большая часть работы полевого агента Лесника проходила восточнее Урала, в Сибири. Вроде и пьют там по деревням не меньше, но… Но люди другие. И в речи, и в манерах достоинство чувствуется. Здесь же… Здесь таким и не пахнет — если не считать достоинством пьяный гонор, который поутру всенепременно сменяется похмельной униженностью. Может, в том дело, что, со старых веков начиная, — шли своей волей за Урал-камень самые дерзкие и отважные, кому по домам не сиделось? Да и потом, в ссылку и на каторгу попадали в Сибирь людишки всякие, но в основном не робкие и не смирённые. Опять же помещичьего землевладения в таёжных краях от веку не было — и, соответственно, привычки шапку ломать перед барином… А в медвежьих углах северо-западного Нечерноземья прозябают аутсайдеры естественного отбора. Рождаются, понятное дело, и у них порой дети, достоинством не обделённые и способные на поступок — да не задерживаются, уезжают. Любая среда выталкивает инородные тела.

Завершил свои размышления Лесник неожиданным выводом: идея добиться жизненного успеха посредством утопления в Сибири успеха бы не имела. А вот здесь сработала…

 

2

За кого принимали жители Щелиц заполонивших деревню «казённых мужчин» — неизвестно. Но Тамара, похоже, не сомневалась ни секунды — причиной для сего нашествия послужило не что-нибудь, а лишь её водочный бизнес. А поводом стал донос злейшей конкурентки, Марьяны-самогонщицы, — догадки свои бизнес-леди деревенского разлива озвучила громко, возмущённо и нецензурно. После чего — фактически без паузы — на удивление спокойно предложила после составления протокола съездить на другой конец деревни, вместе с ней и понятыми. Чтобы, значит, вдругорядь из города не мотаться, не жечь лишний раз бензин. А уж сараюшку, где Марьяна скрывает орудие производства, она, Тамара, покажет.

Вероятно, посчитав молчание незваных гостей за согласие, водочная королева окрестностей поинтересовалась вовсе уж деловито: за какую разумную сумму ей вернут конфискованный товар? Сами ведь, понятно, пить не смогут, не те у городских желудки…

Однако ростки взаимопонимания тут же увяли — едва Тамара обнаружила, что Лесника с Алладином не интересуют ни ящики с водочными бутылками, ни канистры с техническим спиртом. Интерес гостей к Петру-шофёру был непонятен — а значит, заведомо опасен. Губы женщины сжались плотно, как створки ракушки.

— Не знаю никакого Петра! — буркнула Тамара. Уселась на лавочку, скрестила руки на груди и замолчала. Всем видом показывала: хоть пытайте, ничего не скажу. И проигнорировала намёки на то, что запасы палёной водки и ингредиентов для её приготовления можно выкупить не за деньги, а за информацию.

Вот вам и менталитет… Лесник удивился. Алладин тоже — не могло быть в отношениях его агента с этой торговкой ничего особо криминального. Возил ей спирт из города, конечно, — так ведь от водочного бизнеса Тамара не отказывается и не открещивается. Что-то здесь не так…

Пытать её не стали. Не от избытка гуманизма, хотя времени искать психологические подходы не было. Но и прятать то, что остаётся от человека после самого жёсткого варианта экстренного потрошения, — тоже затрата времени. Использовали шприц с правдорезом.

И тут пришлось удивится ещё раз: женщина продолжала отрицать знакомство с Петром. Равно как и факт ночёвки у неё человека с приметами Светлова.

— Гипноблок, — покачал головой срочно вызванный Костоправ. — Здоровенный, как железобетонная плита. Суггестор экстра-класса может что-нибудь и сделает, недели за три кропотливой работы…

— Странно, — сказал Алладин Леснику чуть позже, наедине. — Если что-то ей сногсшибательное известно, отчего стандартным способом не воспользовались? К чему такие сложности?

Действительно, странно. Стандартным способом зачистки концов здесь, в Щелицах, стал выстрел в голову. Не только три женщины в увенчанной антеннами избе, но и Анна, с которой агент Алладина полгода прожил во внебрачном сожительстве, погибла именно так… А уж она-то наверняка имела куда больше информации о сожителе, чем подпольная торговка.

— Как бы этот гипноблок чего большего не скрывал, — задумчиво сказал Лесник.

— Примем меры, — сумрачно ответил Алладин.

Меры приняли. Тамара получила инъекцию успокаивающего и без протестов расположилась в зарешеченном отсеке одного из кунгов. Ладно хоть не в криокамере рефрижератора. Первый трофей, совсем не радующий.

Обыск дома никаких интересных результатов не принёс — если, конечно, не интересоваться технологией подпольного разлива псевдоводки и относительно работоспособными конструкциями из трёх сломанных телевизоров.

Однако находка, заставившая призадуматься, состоялась-таки. Не здесь — в избе, где три женщины (ныне мёртвые), отвечали (покуда были живы) на звонки граждан и гражданок, привлечённых рекламой в «Магическом вестнике». Содержимое найденного в подполе тайника заставило Лесника удивлённо присвистнуть…

 

3

— Шлем Барченко… — удивился Алладин ничуть не меньше коллеги. — Антиквариат… Из музея, небось, скомуниздили.

— Там, в музее, один экземпляр, — ответил Лесник, так и этак рассматривая странную находку. Вернее, находок оказалось ровно три: два глухих, закрывающих лицо шлема, напоминающих амуницию астронавтов — но не настоящих, а персонажей фантастических фильмов докосмической эры. И футляр-укладка с девятью Дыевыми ножами — этот обыденный (для инквизиторов, конечно) предмет особого интереса не вызвал.

Алладин продолжал настаивать на музейной версии:

— Из запасников, значит. Где ещё такой раритет откопаешь?

Разумеется, он имел в виду не Эрмитаж, и не Русский музей, и не другое заведение схожего плана, несущее в массы искусство и культуру — но жутковатый спецмузей Инквизиции, осмотр экспозиций которого не рекомендован людям со слабыми нервами.

Лесник закончил изучение. И покачал головой.

— Не то… Ты тот шлем в руках держал?

— Зачем? — удивился Алладин. — На витрине видел, через стекло.

— А мне доводилось. Там полимеров нет, кожа да алюминий. А тут посмотри на подголовник — пластик. Хотя это не так важно — в конце концов, могли и заменить обветшавшую кожу. Но ты вот сюда взгляни… Лесник повернул шлем затылочной частью.

— Ну, разъём… — не понял Алладин. — Там, где и полагается.

— Совсем другой, чем на старом шлеме. Тот разъём был круглый и раза в три больше, чем этот, и штырьки другие — куда толще и длиннее. А тут крохотные, и сам разъём плоский. Современная штучка.

— Убедил… — не стал спорить Алладин.

Действительно, в ходе модернизации старого шлема трудно заменить разъём на отличающийся по форме и размеру. Заменить незаметно вообще невозможно — отверстие для него формуется ещё перед отливкой заготовки.

Вывод прост: кто-то в наши дни активно использует (или по меньшей мере изготавливает) разработку учёного-мистика Барченко, в 20-е и 30-е годы двадцатого века весьма известного узкому кругу людей. В те времена Барченко активно пытался применить самые современные методы для исследования вещей, напрочь отрицавшихся тогдашней наукой. И кое-кто заинтересовался его идеями — кое-кто из людей, стоявших у власти в стране, объявившей воинствующий материализм государственной доктриной… Господа материалисты удивительно падки на мистику, стоит лишь облечь её в научную терминологию.

Шлем, получивший имя своего создателя, предназначался для опытов по передаче мыслей на расстояние — при помощи технических устройств.

— Боюсь, из той мини-АТС не только блок памяти вывинтили, — предположил Алладин.

Лесник согласно кивнул.

— Вполне возможно. Усилители и передатчики занимали в лаборатории Барченко здоровенные шкафы, нашпигованные радиолампами, — а при нынешней элементной базе можно их собрать в такой вот коробочке.

И Лесник показал разведёнными пальцами — в какой.

 

4

Дыевы ножи, показавшиеся беглому взгляду Лесника самыми обычными — при ближайшем рассмотрении выглядели иначе. Почти такие же — но другие. Очень похожие — но другие. Даже рукоять — на вид совершенно стандартная, деревянная — лежала на руке как-то непривычно.

Он вынул свой нож из вшитых внутри рукава ножен, приложил к трофейному. Так и есть — клинок чужого оружия на пять-шесть миллиметров длиннее, и зубья отстоят от него под чуть более пологим углом.

Алладин следил за его манипуляциями вполглаза, продолжая изучать шлем.

— Не наш нож, — констатировал Лесник.

— Может и наш, — не согласился Алладин. — Нынешняя модификация не первая и не единственная. Может, мы таких уже не застали… Да и вообще, Дыев нож — след в никуда. За тысячу с лишним лет кто только их не использовал… Кучу версий можно придумать. Например, не все секретные подразделения Синода оказались своё время под крылом Конторы — кто-то уцелел и умудряется продолжать своё дело до сих пор, в изоляции…

— Не там, так тут засветились бы. Не верю…

— Да я и сам не верю… Так, для примера. Версия попроще — кто-то из зарубежных коллег влез на нашу территорию. Тоже для примера. Потому что нож ножом, а вот шлемы Барченко использовала одна-единственная организация. Даже в Трёх Китах с ними повозились недолго, да и отложили. Лишь один экземпляр в музее остался.

Название пресловутой организации знали оба — поскольку когда-то вместе изучали одни и те же учебники истории. Весьма специфичной истории, освещающей невидимую миру войну, не затихающую уже не одну сотню лет.

Первым произнёс название Лесник:

— Ты хочешь сказать, что мы столкнулись не с тайным противостоянием филиала и управления? Что спустя столько десятилетий снова всплыл Спецотдел…

 

1

Вода неплохо проводит звук, и тихий призывный стук Ирина услышала издалека. Это звал Хозяин. Ирина медленно поплыла на зов. Слева и справа от неё пару раз мелькнули тени — не она одна услышала сигнал.

Пять русалок и старая лобаста собрались у подводной пещеры. Последней подплыла шестая, та самая темноволосая крепкая девушка, которую Ирина видела сегодня днём. Девушка еле сдерживала торжество. И, пожалуй, облегчение. Вынырнула рядом с Ириной, прошептала тихо, не разжимая губ:

— Расскажи девчонкам про дерево и про камень, чтоб зря не мучались…

Затем указала старухе на пещеру. Лобаста опустилась ниже, заглянула внутрь. Удовлетворённо кивнула. Сделала знак остальным. Ира догадалась, что именно она там увидит: мужика с глоткой, разодранной зубами. Но оказалось — не только его. Всё дно пещеры, как ей и говорил старик, было в костях. Одни еле виднелись, полузасыпанные илом, другие топорщились бесстыдно.

Ирина заметила несколько детских скелетов — почти скелетов, не до конца растерявших остатки плоти. Под потолком пещеры скопился большой воздушный пузырь — там, на поверхности, плавали три раздувшихся трупа. Сочащаяся из них гниль медленно опускалась на дно. И четвёртый — свежий, сегодняшний.

Лобаста показала жестом: всплываем!

Вынырнув, первой заговорила темноволосая.

— Я сделала, сделала!

— Молодца, — скупо похвалила старуха. — Хозяин тобой доволен.

— Я могу уйти?

— Хоть сейчас, — отозвался мужской голос.

Ирина повернула голову и увидела Хозяина — стоял на берегу, невысокий, неприметный.

— Выходи, Марина, — сказал он.

Девушка оглянулась на своих товарок, подплыла к берегу и выбралась из водыю. Переход из одной среды в другую тяжело давался не только Ирине. Когда конвульсии стихли и потоки извергающейся воды иссякли, Хозяин присел рядом со скорчившейся Мариной. Похлопал по плечу. Она подняла голову и несколько минут они смотрели друг другу в глаза. Во взгляде Хозяина не было ни малейшего сексуального интереса. Лицо девушки утрачивало агрессивность и становилось всё более и более растерянным.

— Теперь иди, — сказал Хозяин. Марина встала на ноги. Её немного шатало.

— Туда иди, — мужчина показал рукой направление. — К утру выйдешь к Заполью. А завтра дома будешь. Поняла?

Марина улыбнулась. Кивнула. Скользнула затуманенным взглядом по озеру и медленно, заторможено пошла прочь. Скрылась между деревьями…

«Почему ей не вернули одежду и вещи? — удивилась Ира. — Уж я-то потребую обязательно. Если получу право требовать…»

 

2

Тёмные, проницательные глаза Хозяина упёрлись в Ирину, порождая странное ощущение — словно она опять школьница, а строгий учитель обводит взглядом класс, ища признаки неуверенности и страха на лицах тех, кто не выполнил домашнюю работу. Но её срок ещё не пришёл. Она не должна сегодня ничего… предъявить.

— Ты, — мужчина ткнул пальцем в одну из мавок. На голове девушки красовался венок из жёлтых кувшинок и белых водяных лилий. Возраст её определить было сложно. Взгляд взрослый, но лицо нежное, с пухлыми детскими губами.

«Была ли она такой? Или стала только здесь?» — подумала Ирина.

Девушка опустила глаза.

— Срок твой нынче, не запамятовала? До темна управиться должна.

— Я помню, — тихо сказала девушка. — Помню.

— Так не мешкай!

Помолчав, он добавил:

— Завтра две новеньких будут…

Только лобаста позволила себе хмыкнуть:

— Не обидим.

Старик молча кивнул головой и отступил от берега. Мгновение он смотрел на озеро, потом ушёл не оборачиваясь.

Послышались смешки.

— Давайте, давайте, все в разные стороны, — старая лобаста разгоняла сходку.

Девушка с венком поплыла к берегу. Ира, помедлив, направилась следом. Та взглянула на неё, но ничего не сказала.

— Тебя как зовут? — спросила Ирина.

— Юля, — быстро ответила девушка, оглядываясь на остальных. Но никого уже не было. Мавка выбралась на берег, села на траву, и заболтала ногами в воде.

— Слушай… Давай вместе, а? — спросила Ирина внезапно. — Есть идея…

Торопливыми словами она рассказала про дерево, про камень…

Юля затрясла головой.

— Нет, нет, самой нужно…

— Я сегодня попыталась… Боюсь, что не получится, так и не смогу никого ударить…

Девушка нервно оглянулась, потом зашептала:

— Не обязательно бить. Можно…

Она замолчала.

— Что можно?

— Ну… посмотри на себя… Ты красивая. Замани. Зацелуй… Но всё самой нужно делать… Уходи, ладно? — она снова оглянулась, тряхнула головой.

Упругие стебли в её венке расплелись и цветы рассыпались по земле и воде.

Ирина подобрала один цветок, пожала плечами.

— Как хочешь…

 

1

Светлов сравнил набросок, сделанный Верой, с картой на экране персика и убедился: в продавщице дремал талант картографа. И масштаб выдержан с допустимыми погрешностями, и ориентировка по сторонам света соблюдена…

Вот, значит, какое оно — Улим-озеро. Интересно, до какой степени можно увеличить изображение? Он пощёлкал клавишей, изменяющей масштаб, — но летний домик Новацкого так и не появился… А вот скалы у озера отмечены. Персик с собой брать ни к чему — и Александр постарался запомнить все приметы и очертания озера.

Они ему пригодятся сегодня ночью. Беседа с Новацким пройдёт более продуктивно, если вначале он, Светлов, сам убедится в том, что версия верна.

Как ни крути, а двадцать семь с половиной лет своей жизни Александр в русалок не верил. И то, что рассказывал ему Ковалёв о клиентах Новой Инквизиции, поначалу представлялось какой-то абстракцией. Возможно, одним из объяснений появления в мире серийных убийц, каннибалов, сексуальных маньяков.

Проще и понятней объяснять склонность человека к садистским забавам девиациями хромосомного набора.

На порядок сложнее оказалось поверить в то, что среди homo sapiens успешно маскируются особи других биологических видов.

Справедливости ради надо сказать, что Светлову, как и прочим кандидатам в инквизиторы, признать существование оборотней было легче, чем средневековому монаху проникнуться идеей о шарообразности земли. Точнее, не признать — но допустить такую мысль в принципе. Знание пришло чуть позже.

А точнее — на третий месяц обучения…

 

2

Ему оставалось чуть больше месяца до окончания того, что то ли в шутку, то ли всерьёз (Светлов так и не разобрался) именовалось КМИ, сиречь курсом молодого инквизитора. Неожиданно всех кандидатов подняли по тревоге: понадобились резервные силы, чтобы оцепить территорию в подмосковной лесопарковой зоне, где укрылся подозреваемый объект. Даже не подозреваемый — приговорённый. Улик набралось более чем достаточно.

Ловили паранормала, суггестора редкой силы, предположительно — тенятника. Ловили давно и безуспешно. Прямого контакта с ним не пережил никто.

На постах стояли по двое. Задача была простая: если объект выйдет на них, не пытаться задержать, лишь зафиксировать появление и доложить, куда именно он направился. Если будет кому докладывать — обычно вменяемых свидетелей не оставалось. Полное исчерпание всех биоэнергетических ресурсов организма происходило в течение одной-двух минут. За несколько секунд объект лишал человека воли, полностью подчинив его себе, — а затем непонятным способом выжимал досуха. В ориентировке (составляли её явно лишённые фантазии люди) разыскиваемый был условно назван «экстравампиром».

Светлов и его напарник (известный под странным прозвищем Лимпопо) затаились у невысокого речного обрыва. Маловероятно, что объект решится спасаться вплавь. От него ожидали прорыва в сторону автотрассы. Так что рассчитывать на что-то интересное не приходилось.

Но им повезло. Если можно назвать это везением. Объект вышел именно к реке — и оказался мужчиной лет сорока на вид, лысым и худым. Шёл по поляне не спеша, периодически обшаривая взглядом местность.

Лимпопо дёрнул Александра за рукав, заставляя прижаться к стволу дерева.

Приглушённые хлопки зазвучали неожиданно, Светлов не сразу сообразил, что это выстрелы, сделанные через глушитель.

Пуля попала в голову мужчине, он рухнул навзничь, но тут же поднялся на колени. Кровь заливала лицо, стекала на одежду…

На поляну выскочили три человека. Один на бегу вскинул пистолет, снова выстрелил… Опять в голову. Промах! Двое других отчего-то не стреляли… Мужчина поднялся на ноги — со странной неторопливостью, словно и не в него летели пули. Так же неторопливо повернулся к преследователям, шагнул им навстречу.

Снова прозвучали приглушённые выстрелы — пять или шесть. Угодили пули в цель или нет — Светлов не разглядел. Видимого воздействия на противника стрельба не оказала, хотя промахнуться на расстоянии в полтора десятка шагов было трудно…

Мужчина выставил руки вперёд — странным жестом, как бы опираясь ладонями о невидимую преграду. Даже не опирался, а отодвигал её от себя подальше… Двое оперативников остановились на бегу — мгновенно, попирая все законы физики, касающиеся инерции и времени торможения, как будто объект и в самом деле сумел воздвигнуть на их пути абсолютно прозрачная стену. Третий мягким, кошачьим движением отпрыгнул, упал на землю, ушёл в сторону перекатом — умудрившись при этом сделать три выстрела…

На сей раз пули нашли цель. Мужчина рухнул на траву.

Агент метнулся к нему. Двое других продолжали стоять в странных, нелепых позах… Последний выстрел смело можно было назвать контрольным — с двух шагов, в голову. Упавший не дёрнулся.

Светлов вдруг сообразил, что судорожно стискивает в руке пистолет, совершенно забыв о нём в ходе скоротечной схватки. Поставил на предохранитель — с трудом, руки были мокры от холодного мерзкого пота. И не только руки…

Каким образом оперативник успел и сумел разглядеть затаившихся Лимпопо и Светлова — непонятно. Однако разглядел, сделал призывный жест.

Кинул им под ноги наручники.

— Пакуйте, быстро!

«Наручники на труп?» — удивился Александр. Но оперативник предпочитал перебдеть, чем недобдеть — вставил в пистолет новую обойму и стоял рядом, держа на прицеле голову убитого.

Они перевернули обмякшее тело на живот, завели руки за спину — словно работали с манекеном на тренировке. Но манекен никогда не пачкал тренировавшихся кровью, и не демонстрировал мозговое вещество в разнесённой пулями голове… Серебристые браслеты щёлкнули, а затем Светлов услышал дыхание якобы трупа — тяжёлое, с хрипом, с присвистом, с побулькиванием — воздух проходил через пулевые отверстия на груди и спине. И было тех отверстий много, слишком много…

Оперативник перевёл взгляд на своих неподвижно застывших товарищей. Нахмурившись, шагнул к ним, на ходу доставая рацию. И внезапно две статуи ожили. Светлов ничего не понял, всё происходило очень быстро, но тут раздался выстрел, второй, третий… Пуля просверлила воздух рядом с ухом — Светлов, не рассуждая, рухнул на землю возле пленника. Вжимался лицом в пахнущую кровью траву, вновь позабыв про пистолет…

— Вставай, герой, всё закончилось… — прозвучал насмешливый голос. — Ты чевой-то сам не свой, не румяный, не живой…

Светлов осторожно поднял голову, осмотрелся. Один из остановленных тенятником агентов лежал в нелепой позе. Окровавленный. Второй стоял на коленях, не выказывая признаков агрессии, тупо смотрел в никуда… Оперативник выдернул оружие из его обмякших пальцев, отшвырнул в сторону. Лимпопо застыл соляным столбом с пистолетом в руках. Лицо его выражало крайнюю степень растерянности.

— Зря стрелял, — осуждающе сказал ему агент. — Через пару-тройку секунд он бы выдохся. Надо было как приятель твой — лицом в землю и не мешать мне работать. Получил приказ: «Наблюдать, в драку не лезть!» — так и выполняй, что бы ни увидел. Как говорится: не гунди и не перечь, а поди и обеспечь…

«Лимпопо?.. В своего?.. Зачем?.. За что?..» — метались в голове Светлова обрывки мыслей.

Оперативник сказал в рацию:

— Третий, я Стрелец. Финиш. Клиент тёпленький, у нас три холодных, один на подходе.

Отключил связь, окинул взглядом Лимпопо, процитировал задумчиво:

— Голубь, если разобраться, он не хуже глухаря…

Достал из кармана тёмную тряпку — оказавшуюся при ближайшем рассмотрении мешком из плотного эластичного материала — и натянул на голову пленника.

— Не задохнётся? — сказал Светлов, чтобы хоть что-то сказать. Ему было неловко за своё поведение. Особенно по сравнению с Лимпопо. Хотя — прав, прав был агент! — приказ в точности выполнил именно Светлов…

— Ты у нас такой дурак по субботам или как? — язвительно поинтересовался оперативник.

И больше не обращал на Светлова внимания — занялся пленником. А тот приходил в себя — зашевелился, задёргал скованными руками. Застонал. Агент перевернул его на спину, расстегнул рубашку. Светлов видел, как затягиваются, исчезают пулевые отверстия на груди… Неужели и укрытая мешком голова — разнесённая буквально вдребезги — восстанавливается столь же быстро?

— Всё и колет, и болит, и в груди огнём горит… — пробормотал оперативник, убирая пистолет. Достал из кармана небольшую пластиковую коробочку, из неё цельнометаллический шприц, пристыковал одноразовую углу, вставил внутрь прозрачный цилиндрик с какой-то жидкостью… Пленник затих после третьей инъекции.

…Светлов не любил вспоминать эту первую свою операцию. Но последние сомнения в существовании нелюди после неё рассеялись. Никакие феноменальные способности не позволили бы человеку, нашпигованному пулями, выжить и затянуть смертельные раны.

С русалками дело обстоит сложнее… Игнорировать мнение о них Конторы, озвученное Борисом Евгеньевичем, по меньшей мере глупо. Наверняка неспроста возникло в Конторе убеждение, что воднодышащие девушки — миф чистой воды…

 

3

Сборы на операцию не затянулись. Фонарик, документы, ещё кое-какие мелочи Светлов рассовал по карманам джинсовой куртки, затем поразмыслил и надел под неё тонкий шерстяной свитер — на тот случай, если придётся провести ночь у озера. Скорее всего, так и получится — при самом удачном раскладе добраться до Улима можно за полчаса до заката, никак не раньше.

Светлов загодя зарядил плёнку в фотоаппарат, мимолётно пожалев, что сумел выпросить в техлаборатории одну такую, пригодную для съёмок почти в полной тьме… Придётся экономить кадры. Архаизм, конечно — пользоваться в век компьютерных технологий плёночной камерой. Но Контора цифровых снимков не признаёт, к отчёту обязательно должны прилагаться негативы…

Персик и прочие пожитки Светлов, поколебавшись, сложил в коляску «Явы» и замаскировал старыми тряпками. Остаётся надеяться, что дед Викентий клептоманией не страдает… Контакт с ним Александр наладил легко, ни в малейшей мере не пользуясь внушением — хотя продавщица Вера на подворье своего дедушки так и не объявилась. Услышав, что внучка отправила сюда знакомого в видах ночлега, дед Викентий (даже не заводя разговор об оплате) предоставил гостю койко-место — раскладушку, стоявшую на летней мансарде. После чего тонко намекнул: между приличным людьми, дескать, принято обмывать знакомство. Светлов, помня наставления Веры, отказался и вручил презент — тушёнку и початую коробку конфет. Старик не обиделся, философски воспринял такую замену…

Сейчас хозяин возился в огороде. Светлов крикнул ему, что уходит и вернётся поздно. Дед понимающе ухмыльнулся, но ничего не сказал.

Тропинка, изображённая на Верином схематичном плане (и отсутствовавшая на электронной карте) сначала пересекла не то большую поляну, не то небольшое поле — трава на ней оказалась истоптана скотом и приходилось смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в коровью лепёшку. После двадцати минут энергичной ходьбы деревня исчезла из вида, тропа нырнула в лес, затем местность начала медленно понижаться, низкорослые деревья стояли гораздо реже, под ногами захлюпало.

Поначалу Светлов пытался прыгать с кочки на кочку, но вскоре пришлось остановиться, снять кроссовки и закатать джинсы по колено. Вода оказалась холодна как лёд. Впрочем, незапланированные водные процедуры не затянулись — дальше началась ровная, поросшая мхом и карликовыми сосенками пустошь, на вид вполне пригодная для пеших прогулок.

Видимость обманула господина суб-аналитика, человека насквозь городского. Едва он вновь обулся и сделал десяток-другой шагов — ровная зелёная поверхность заколыхалась, заходила ходуном под ногами. Твёрдой опоры под непрочным ковром, сплетённым из корней растений, не было. Воображение живо и ярко нарисовало Светлову сцену с его медленным погружением в бездонную трясину, — сцену, чем-то напоминавшую кадры из фильма «А зори здесь тихие»: каждая попытка вырваться затягивает глубже, холодная мерзкая жижа лезет в рот и в нос, а затем лишь пузыри протискиваются сквозь топь в том месте, где она сомкнулась над головой Саши Светлова…

Обошлось. Все неприятности ограничились лёгкой формой морской болезни — тушёнке не сиделось в желудке, она явно хотела взглянуть на этакое диво: качку на суше.

Зыбучая часть болота закончилась, между кочками вновь проступила вода, коричневато-ржавая. Разуваться здесь не пришлось, кто-то постарался и проложил гать — надёжную, сухую, из нескольких слоёв толстых сучьев.

Маршируя по ней, как по проспекту, Светлов бодро пробирался вперёд. Портили жизнь комары, принявшие появление Александра за бесплатный поздний ужин.

Покопавшись в карманах, Светлов достал репеллент и щедро распылил его на лицо и руки. Кровососущие твари теперь роились вокруг Александра, не садясь на тело, — но не теряли надежды рано или поздно подкрепить свои силы.

Несмотря на то, что солнце наполовину скрылось за горизонт, было жарко.

Когда тропинка вновь пошла вверх и свежий ветерок отогнал кровососов, господин суб-аналитик решил немного отдохнуть. Вот и та берёза, про которую говорила Вера. Родник обнаружился неподалёку, в паре десятков шагов, — ухоженный, в крохотном срубике, струйка воды падает в аккуратный жёлоб, на верёвочке привязан берестяной ковш. Рядом небольшая лавочка максимум на два посадочных места.

Светлов ополоснул разгорячённое лицо, зачерпнул ковшом, выпил. Вкус воды показался странным. Ничего удивительного, вода в каждой местности своя, а человек с удивительной чуткостью реагирует на изменения казалось бы мизерных концентраций присутствующих в ней солей и микроэлементов. Помнится, тётка, в старые годы не раз приезжавшая погостить из Мелитополя, говорила: «И суп не тот, и чай не тот, да как же вы пьёте-то её всю жизнь, бедные…»

Место казалось посещаемым. Берёзовый ствол исписан именами и исчёркан похабными рисунками, вокруг мусор, битое стекло. Похоже, все, кто шли к озеру, считали просто необходимым отдохнуть здесь, после болота. Вот только… Какая-то во всём этом несообразность, неправильность… Ни на срубе родника, ни на лавочке нет ни единого граффити. И мусора рядом нет. И ковш никто не сорвал, не взял на память об экскурсии и даже попросту не зашвырнул в кусты. Казалось, вокруг родника небольшая, метров десять в диаметре, запретная зона. Загадка…

Над разгадкой Светлов лениво размышлял, присев на мох и прислонившись к тёплому берёзовому стволу. Решил немного отдохнуть после утомительного пути по болоту.

На лес тихонько опускался вечер. Прогулка вымотала, хотелось прилечь, подремать. «Хотя, — подумал Светлов, — сколько километров я пробегал днём в поисках пропавшего Петра? Ох, изрядно…»

Ещё немного и возможно… возможно, он увидит нечто… необычное. Скажем так. Мысль об опасности предприятия в мозгу не задерживалась. Купаться в озере он не собирался, хотя плавал отлично. А если действительно встретится русалка — от неё, согласно сказкам и легендам, можно отшутиться или откупиться. Безвредные они в сущности, русалки… А вот интересно, продолжал лениво размышлять Светлов, что русалки делают зимой? Когда замерзают реки и озёра? Мигрирует на юг, в тёплые воды? Впадают в зимнюю спячку? Или перебираются на городские квартиры? Мысли путались, становились всё короче, бессвязнее… Почему-то вспомнилась девица из поезда, как там её… Ирина? Точно, Ирина… Может и в самом деле позвонить ей? Такой азартный и экстремальный секс — изредка, в небольших дозах — будет вполне неплох… Надо бы…

…Проснулся он внезапно. Солнце полностью закатилось, но до конца ещё не стемнело. Значит, нежданно подкравшийся сон долгим не был, несколько минут, не более. Неприятный сон, что-то гнусное снилось — а что именно, уже и не вспомнить, мгновенно ушло, развеялось… Осталось чёткое ощущение присутствия — чужого, опасного. Хуже того — упомянутое ощущение никуда исчезать не собиралось, лишь усиливалось.

Светлов встал, обвёл внимательным взглядом лес. Никого и ничего. Тишина стояла такая, что звенело в ушах. Странное чувство — будто кто-то смотрит исподтишка — крепло. Но определить направление взгляда не удавалось…

За спиной не раздалось ни малейшего звука, но Светлов стремительно обернулся, что-то уловив шестым чувством. Из-за берёзы вышла девушка. «Да как же она могла там укрыться, не такое уж толстый ствол у дерева…» — эта растерянная мысль не задержалась в голове Светлова, ошарашенного видом гостьи.

Кожа белая, сияющая, словно бы фосфоресцирующая в густеющих сумерках. Длинные, пшеничного цвета волосы наполовину прикрывают грудь. Или наполовину открывают… На голове венок — жёлтые кувшинки чередуются с белыми водяными лилиями и на удивление гармонируют с остальной цветовой гаммой.

Тот факт, что девушка полностью обнажена — никаких даже самых символических стрингов — до Светлова дошёл с секундным запозданием. Очень уж естественный вид был у пришелицы. Именно так и полагается гулять по вечернему лесу…

Русалкам.

Мавкам.

Берегиням.

Ну вот и встретились…

Никакой радости от того, что удалось подтвердить свою гипотезу и утереть нос Конторе в целом и Борису Евгеньевичу в частности, Светлов не ощутил. Зато ощутил мощнейшую эрекцию…

Наверное, они с русалкой молча стояли напротив друг друга секунд пять-шесть, не больше. Но мыслей у Александра успело промелькнуть множество. Причём повернуть пресловутые мысли на конкретный план действий удалось с огромным трудом. Отчего-то хотелось думать единственно о том, что натуральных блондинок, остающихся блондинками и ниже пояса, он никогда не встречал. При всём своём богатом опыте.

Впрочем, над планом долго размышлять нечего. К чёрту Казимира, к чёрту Веру, и без него найдётся, кому с ними разобраться. Шарахнуть девчонке по мозгам — в ментальном, естественно, смысле — со всей силы, со всего размаху. И вместе с ней в деревню, дом деда Викентия на отшибе, никто не заметит… Утром немедленно на станцию — и обратно. Взять у старика что-нибудь из шмоток покойной жены и ни на секунду не выпускать русалку из-под контроля. А до утра… До утра им найдётся, чем заняться. Но первое знакомство состоится здесь и сейчас, иначе точно придётся заменять на джинсах молнию, сокрушённую напором изнутри… Ладно, начинаем.

Начать Светлов не успел.

Первой начала русалка.

Сделала шаг вперёд, улыбнулась, протянула вперёд руки… Нет, одну руку, левую, правая оставалась укрытой за спиной — Светлов не обратил на это внимания, он понял, что сейчас кончит, кончит прямо в штаны, именно вот так — лишь от её улыбки и движения. Он шагнул навстречу, в голове осталось одно желание — подойти, опуститься на колени, прижаться лицом к её лобку…

 

4

Суггестор-инструктор Мельник знал своё дело, вбив в Светлова привычку реагировать на некоторые вещи рефлекторно, не задумываясь. И Александр, не успев толком осознать, что лёгкое покалывание, лёгкий свербёж в висках означают попытку активной суггестии — направленной на него суггестии — отреагировал мгновенно, как на тренировке.

Опустил взгляд, усилием воли отключил все мысли, все до единой — его сознание стало аморфно и расплывчато, как клубящийся над полем туман, щупальцам чужой воли не за что уцепиться, они соскальзывают, отдёргиваются… Отлично, теперь ментальный щит, сильнее, ещё сильнее, достаточно… теперь можно поднять взгляд… Ну что, красавица, решила поиграть в игры с мозгами? Мы тоже таки знаем в них толк.

Эрекция, удивительное дело, не исчезла за время незримого поединка. Даже усилилась, хоть это и казалось невозможным.

— ИДИ СЮДА!!! — Ментальный удар такой силы запросто мог превратить обычного, ничем не защищённого человека в пускающего слюни олигофрена. Но Светлов решил, что лучше пересолить, чем недосолить. В конце концов его интересуют отнюдь не мозги лесной красавицы (вивисекторов из Трёх Китов, надо думать, тоже).

Подействовало лишь отчасти.

Русалка шагнула было вперёд, но не закончила движение. В глазах плеснулся испуг. Спрятанная за спиной рука опустилась… Вот и все последствия. На удивление мало…

«Вот оно что…» — подумал Светлов, увидев зажатый в руке девушки камень. С крупный апельсин размером, но неровный, угловатый, с острыми гранями. И зримо представил, как он опускается на колени, чтобы прижаться, приникнуть к её лону, вдохнуть божественный аромат… И тут — хрясь! — каменюгой по затылку. А вот за это ты заплатишь, детка. Сначала лично суб-аналитику Светлову, по полной программе. Затем всей Конторе. У нас с такими не церемонятся…

— КО МНЕ, СУКА!!!

Пожалуй, впервые он не убеждал — мял, крушил, топтал чужую волю. Пальцы русалки безвольно разжались, камень беззвучно упал на мох. Она приближалась — медленно, неуверенно, но приближалась.

— БЫСТРЕЕ, БЛЯДЬ!!!

Он уже не боялся переборщить. Наоборот, хотел раздавить, растереть в пыль рассудок паршивки. Ишь, придумала… Не она ли, кстати, и Петра приголубила? Не так уж и далеко отсюда до того упавшего дерева… У Светлова возникло желание врезать гадине в самом прямом, физическом смысле. И он врезал — кулаком, по губам, едва она приблизилась на расстояние вытянутой руки.

Внезапный порыв стал ошибкой. Всегда надо выбирать что-то одно — или физическое воздействие, или ментальное.

Он ослабил контроль на какие-то доли секунды, но этого хватило. Русалка тут же отвела взгляд, разорвала зрительный контакт. Затем развернулась и побежала прочь — легко, стремительно.

Светлов тут же рванулся за ней. Роскошная грива волос развевалась на бегу, совсем рядом — казалось, стоит протянуть руку… Он протянул, вцепился. Прядь волос осталась в пальцах. Русалка неслась дальше, помаленьку увеличивая разрыв.

Светлов чувствовал, что проигрывает забег. Его инструкторы по физподготовке излишнего внимания бегу не уделяли. Дыхание стало хриплым и надрывным, сердце колотилось бешено… Расстояние до девицы росло — два метра, три. А надежда собрать все силы и рывком догнать — таяла.

«Мудак! — обругал сам себя Светлов. — Нечего тут извращаться в спринте, ментальный контакт ослаб, но до конца не разорван, сбей её с ноги, заставь споткнуться…»

Не успел.

Русалка исчезла. Внезапно, неожиданно. Была — и не стало.

Изумлённый Светлов пробежал несколько шагов по инерции — и земля ушла из-под ног, он полетел вниз с какого-то обрыва. Падать — в отличие от бега — господина суб-аналитика научили прилично. Тело автоматически сгруппировалось, Светлов перекатился несколько раз, гася инерцию падения, вскочил на ноги. Плечо немного побаливало, но в целом отделался он дёшево. Ну и куда он влетел? Позади песчаный обрыв, высотой метра четыре, впереди…

Что впереди, Александр не успел разобраться. Почувствовал рядом шевеление — напрыгнул, навалился, прижал к песку… Попалась, рыбка!

Девушка сопротивлялась с неожиданной для хрупкого тела силой — и сопротивление усиливалось с каждым мигом. Светлов попытался было вспомнить и применить обездвиживающие приёмы — но тут же понял: ещё секунда-другая, и его попросту отшвырнут в сторону, как тряпичную куклу.

Понял и тут же перевёл схватку в ментальную плоскость:

— ЗАТИХНИ, ТВАРЬ!!!

Потребовалось ещё три сокрушительных удара, чтобы полностью овладеть сознанием пленницы. Сильна, чертовка водоплавающая. А теперь… Теперь то, что мужчины испокон веков делали с женщинами, взятыми мечом, в бою…

Он лёг на спину, приспустил джинсы и плавки. Сказал почти ласково:

— Приступай, сучка…

Впрочем, ментальный посыл, сопровождавший слова, ничем не уступал ударам плетей, учивших полонянок уму-разуму.

Она оседлала его, широко развела бёдра — механическими, неживыми движениями.

Э-э-э, нет, так не пойдёт, рыбонька… Резиновых кукол нам тут не надо. Ты узнаешь, каково трахаться с суггестором. Незачем возиться с твоими дурацкими сосками или что ты там ещё считаешь за эрогенные зоны. Эрогенная зона на самом-то деле одна, в мозгу, и добраться до неё не так уж сложно, Светлов эмпирическим путём нашёл путь ещё до обучения в Конторе… Ты, малышка, на всю жизнь запомнишь, что сейчас произойдёт, хотя, конечно, под скальпелями спецов из Трёх Китов долго не…

Неожиданное ощущение оборвало мысль. Девственница! Ну и дела, на вид красотке лет двадцать, неужто никто ещё не сподобился опробовать этакое аппетитное тельце? Или в самом деле была раньше уродиной? Хотя, может, при трансформации всё зарастает обратно…

А потом мыслей не осталось. Остались лишь чувства — движущиеся по некоему замкнутому кругу: всё получаемое удовольствие Александр, усилив, транслировал обратно в мозг русалки.

Её бёдра двигались всё быстрее, всё размашистее, вскрикивания становились всё громче, она старалась как можно глубже насадить себя на вздыбленное орудие Светлова, и насаживала, — глубже, глубже, глубже — это казалось невозможным, но у неё получалось, и он чувствовал, как рвётся и раздаётся её плоть там, в жаркой тесной глубине тела.

Она закричала, застыв на мгновение («Как тебе, киска, первый оргазм? Но далеко не последний сегодня…»), наклонилась, прижалась к Светлову, яростно тёрлась грудями, словно хотела раздавить, расплющить их, затем впилась поцелуем, Александр почувствовал вкус крови на разбитых его кулаком губах — не такой уж и отвратный вкус, кстати.

Он мысленно заставил её вновь заработать бёдрами — быстрее, быстрее, ещё быстрее. Оргазмы сотрясали тело русалки один за одним, она кричала уже не переставая, всё громче и громче… Крики далеко разносились над притихшим лесом и болотом.

Затем русалка смолкла и двигаться начала гораздо медленнее, уже по инерции. Потому что именно в тот момент Светлову пришла в голову неприятная мысль:

КТО СКАЗАЛ, ЧТО ОНА И В САМОМ ДЕЛЕ РУСАЛКА???

Ты и сказал, господин суб-аналитик. Сам себе сказал, сам себе поверил… А если довелось повстречать обычную девушку? Мало ли что голая и с венком на голове… Может, тут поблизости компания молодёжи развлекается таким образом. Ивана Купала справляют. Светлов попытался вспомнить дату этого пришедшего из глубины веков праздника, и не смог. Может быть, что именно сегодня…

То ли русалка, то ли нет окончательно прекратила возвратно-поступательные движения. Да и объект приложения тех движений, честно говоря, обмяк и начисто утратил способность исполнять свою направляющую функцию.

Девушку била крупная дрожь. И передалась Светлову. Мысли в голове метались коротенькие, панические:

«Если вправду компания… Наверняка слышали… Орала, стерва, словно насиловали… А ведь и вправду… Вполне могут припаять… Ладно, Контора отмажет… Но вдруг… Вдруг сюда уже несётся толпа взбудораженный водкой парней… Суггестией?.. Двоих-троих ещё реально… Если больше — забьют. Попросту забьют здесь ногами… До смерти… И прикопают в песок… На хрен им милиция? Чтобы «городской» отмазался при помощи адвокатов или взяток? Убьют, и все дела…»

Он дрожал всё сильнее. И одновременно покрывался потом — холодным, липким, отвратительно пахнущим. Дура-девка вновь склонилась к нему, прижалась. Она ничего не понимала, да и мало что могла понять в своём нынешнем состоянии, весьма напоминающем сон наяву. Лишь чувствовала, что только что ей было очень хорошо, а затем вдруг перестало быть.

Он досадливо ударил её по лицу, оттолкнул — чужое шумное дыхание мешало вслушиваться в ночь, а шаги на мягком мху будут едва слышны… Всё тихо. Никто не спешит сюда и никто не кличет внезапно запропавшую подружку…

Всё же русалка? Как бы проверить… Нет у Инквизиции тестов на этот вид нелюди. Не разработаны-с. Ввиду того, что объекты тестирования официально объявлены несуществующими.

Остаётся внешний осмотр. Вернее, ощупывание в темноте…

Он шарил пальцами за ушами девицы — из какого-то давно виденного фильма помнилось, что именно там у русалок жабры… Ничего. Ничего похожего. А был ещё Ихтиандр, детище безумного профессора… У того, помнится, дыхалки (правда, не свои, пересаженные хирургическим путём от акулы) имело место на спине, у лопаток… Опять ничего… Стоп!! А это что тут такое? Чуть ниже прощупываются под кожей рёбра, а здесь… Поднять руки! Выше, тварь! Да, деточка, ты не человек… Вот они, жаберки…

Он подковырнул ногтем жаберную крышку. Девица дёрнулась, вскрикнула жалобно. Светлов почувствовал что-то мягкое, нежное, трепещущее, погрузил палец чуть глубже… Девица вскрикнула громче.

Заткнись! Никто не придёт и никто не поможет. Ты нелюдь, и законы людские не для тебя писаны… Хотя симпатичная нелюдь, надо признать… Так, а что у тебя с другой стороны… Точно, парный орган. Фу-у-у… Сколько страха натерпелся из-за пустяка, сразу надо было проверить эту царевну-лягушку… Такой кайф поломала… Зато триумф в Конторе будем полным.

Запустив пальцы под жаберные крышки, он поглаживал нежную, трепещущую субстанцию под ними — одновременно внушая девице, что это доставляет ей невыносимо приятные ощущения. Она задышала чаще, вновь прильнула, тёрлась набухшими, отвердевшими сосками о его грудь, елозила скользкой, липкой промежностью по его паху…

Эрекция не заставила себя ждать, и всё повторилось — но сейчас Александр не слишком-то пытался произвести впечатление на партнёршу. В конце концов, глупо стараться для будущего экспоната спецмузея Трёх Китов. Но на старательности русалки, подстёгиваемой невидимыми импульсами, отсутствие приятных ощущений не отразилось. Чёрт с ней, пусть словит кайф напоследок — он вновь мысленно коснулся «центра наслаждения» в мозгу девушки…

Чувствуя, что нарастающее напряжение готово вот-вот прорваться, выплеснуться, он снова запустил пальцы под жаберные щели, глубоко вдавил в горячую, упругую, пульсирующую тесноту. А можно ведь и не пальцы, такого у него точно не было… Но не сейчас, позже, у деда Викентия или в поезде, а сейчас… о-о-о-о…

Русалка вопила в полный голос, Светлов не старался разобраться, от боли или наслаждения.

Давай, давай, сучка, ещё, ещё, какая ты горячая…

Внезапно он понял, что русалка перестала двигаться. И что «горячая» — отнюдь не образный эпитет, Светлова в самом прямом смысле слова начало припекать.

Вырвав пальцы из-под жаберных крышек, он попытался оттолкнуть, скинуть её с себя, упёрся в грудь девушки — и почувствовал, как буквально расползается под пальцами плоть — осклизлая, отвратительная. И горячая…

На лицо с сырым шлепком упало что-то мерзкое, точь-в-точь извлечённая из кипящей кастрюли медуза.

Непонятно откуда появившееся зловоние усиливалось с каждой секундой.

Русалка начала заваливаться набок, он вывернулся из-под неё, на четвереньках отполз в сторону, вскочил на ноги. Пошарил по карманам, выдернул тоненький фонарик-карандаш. Выхваченное лучом света из темноты НЕЧТО на человека никоим образом не походило. Да и на нелюдь тоже… Полужидкая, стремительно разлагающаяся плоть не отваливалась, не сползала, — буквально стекала, обнажая рёбра и глумливый оскал черепа.

Смердело так, словно совсем рядом протухло яйцо птицы Рух. Или два яйца. А птица-переросток, лишившись яиц, сделала себе харакири — и тоже протухла…

Дышать стало невозможно, даже ртом, — казалось, врывающийся в лёгкие воздух наполнен мелко истолчённым стеклом. Он бросился прочь, тут же упал — приспущенные джинсы сползли на колени. Придерживая их рукой, Светлов карабкался по осыпающемуся обрыву — наверх, наверх, к свежему воздуху…

Опомнился он лишь у родника. Жадно хватал широко распахнутым ртом ночную прохладу и не мог надышаться… Гнусная вонь окончательно не исчезла, но значительно уменьшилась — шла теперь от одежды и тела, измазанных мерзкой липкой дрянью.

Он направил луч фонаря на себя… Младенец, едва покинувший материнское чрево, мог дать Александру фору в смысле чистоты и опрятности.

Смыть, немедленно смыть эту пакость! Он было нагнулся, зачерпнул воды — но тут желудок не выдержал, Светлов скорчился в рвотной конвульсии.

Остатки полупереваренного ужина выплёскивались на ухоженный родник…

 

1

— Ты не хотел бы поставить в известность Оперативное управление? — осторожно спросил Лесник. — Несколько полевых агентов не помешают… Задачка не из лёгких — отыскать две иголки на полутысяче квадратных километров. Да и местность та ещё, сплошные леса с болотами.

— Сами справимся, — отрезал Алладин. — А почему две? Меня лично интересует одна-единственная иголка, уникальная и неповторимая. Светлов. А Незабудка… На войне не без потерь.

— Что за незабудка?

— Псевдоним такой был у Петра — Незабудка. Жаль, конечно, мужика. Агент толковый, и прикрытие идеальное: по всему району, считай, ездил, везде его за своего считали — повсюду знакомые, одних только любовниц не то пять, не то шесть… Пойди ещё найди кандидата на этакий имидж, чтоб свой в доску и штаны в полоску.

— Ты уверен, что он мёртв?

— А какие ещё есть варианты? Предать он не мог, уж поверь на слово. На мякине провести себя не позволил бы, стреляный воробей…

— А где тело? Всех остальных где застрелили, там и бросили.

— Так может и он лежит, где застрелили…. Давай лучше Светловым займёмся. Как закончим — прочешем всю округу. Думаю, отыщется труп где-нибудь в укромном месте.

Лесник подумал, что его коллега выстроил версию заранее, едва Незабудка не вышел на связь: чудо-суггестор похищен, а мешавший тому агент застрелен. И теперь Алладин упорно не желает замечать интересные обстоятельства, всплывающие в расследовании. Если Светлов и вправду главный объект внимания — своих ли, чужих ли, неважно — отчего не воспользовались его ночёвкой у водочной бизнес-леди? Могли бы наложить лапу легко и просто, оперативными навыками парень не обладал. Почему Незабудка, обязанный не спускать глаз с подопечного, вообще отпустил его к Тамаре в одиночку? Почему Тамара получила в результате зачистки гипноблок, а не пулю в голову? И ещё один любопытный момент: по оценкам экспертов, все убийства в Щелицах совершены рано утром. Петра же видели живым и здоровым спустя пару часов — выводил мотоцикл из сарая. А единственная свидетельница в Щелицах, способная подтвердить отбытие Светлова вместе с Незабудкой, ничего не помнит — с её памятью сейчас активно работает Мельник, но быстрых результатов не обещает.

— А какое оружие у твоего стреляного воробья? — неожиданно спросил Лесник.

Алладин сразу понял намёк.

— Ты хочешь сказать, что это Пётр их…

— Я хочу лишь сказать, что все гипноблоки страхуют от утечки информации, но никак не от проявлений самодеятельности. Так какая у него пушка была? Случайно не калибром девять миллиметров, причём с глушителем?

— Да ну, ерунда… Зачем ему умыкать Светлова? Банки вдвоём грабить? Светлов убеждает кассиров отдать всю наличность, а Незабудка на шухере?

Леснику показалось, что за нарочитым сарказмом последних слов коллеги мелькнула лёгкая неуверенность. И он повторил вопрос про калибр пистолета пропавшего агента.

— Да он вообще от штатного ствола отказался! — отмахнулся Алладин. — Дескать, из имиджа выпадает, не может у мужика с такой рожей законный ствол в кармане лежать, ни один мент не поверит, хоть десять бумажек с печатями с собой таскай — не поверит. Ну и возил обрез двустволки — вблизи, да мелкой картечью, пострашнее любого пистолета.

И он сменил неприятную тему:

— Давай-ка проверим, что там у Мельника. Если результат по нулям, выезжаем в Заянье и к озеру.

Разговор происходил в штабном кунге, они вылезли, прошли пару десятков шагов до второго — передвижной медлаборатории.

Мельник не порадовал — насчёт трёх недель Костоправ погорячился, но требовалось ещё как минимум двое суток напряжённой работы с памятью Тамары.

Но кое-какая значимая информация появилась. Мельник клялся и божился, что гипноблок женщине поставили по принятой в Конторе методике. Более того, обещал в конце концов опознать индивидуальный «почерк» суггестора — конечно, если Мельнику доводилось сталкиваться с его креатурами или иными объектами внушения.

Лесник с Алладином молча переглянулись и покинули лабораторию.

— Ну их на хрен, игры эти генеральские! — сказал Алладин злобно. — Никому верить нельзя… Ладно, мы с тобой солдаты, давай делать, что положено. Свистни Костоправу, пусть подходит, через двадцать минут выезжаем.

 

2

Лесник подумал, что, пожалуй, допустил ошибку — стоило сразу плюнуть на все «солдатские, за спиной у генералов» договорённости с Алладином и северо-западными, и вызывать подмогу из Оперативного управления… И тогда не надо было бы сейчас напряжённо раздумывать, врёт ли Мельник, а если не врёт, то в чьих интересах говорит правду; и рядом были бы свои ребята, полевые агенты, привыкшие драться где угодно и с кем угодно, — но только не в подковёрных кабинетных баталиях… И, как всегда в ночь перед операцией, Крокодил играл бы на гитаре и пел тоскливые гуцульские песни, а Стрелец сыпал бы цитатами из своей любимой поэмы, а Кукловод, как всегда мрачный, в десятый раз разбирал и чистил бы табельное, и Лесник знал бы, что у них (и у него, и у него!) руки по локоть в крови, людской и не людской, но пока они рядом, удара в спину можно не опасаться, а утром они пошли бы убивать — а не повезёт, так и умирать, пошли бы без страха, сомнений и жалости, но и без ненависти — псы Господа, солдаты Инквизиции…

— Я не поеду, — сказал он коротко.

— В чём дело? — спросил Алладин.

— Хочу отработать Щелицы до конца. Была тут поблизости в старые годы история похожая… Да и ребятишек неплохо бы найти, с которыми Светлов так лихо в часовне воевал. Отчего они именно про Улим говорили?

— Лесник… Выбрось Улим из головы. Русалки на лесном озере, совершенно точно. — Алладин посмотрел очень выразительно, и не менее выразительно добавил:

— Это НЕ ПРОСТО дедукция…

— Живец? — хмыкнул Лесник. — Думаешь, я такой вариант не просчитывал?

— Не совсем… Мы взяли телефон здешней офис-избы на прослушку, потом к микроавтобусу, что неофиток в Щелицы со станции Плюсса возит, кое-что под днище прилепили. Ну и проследили, куда кроме Щелиц та машинка катается. Так что не теряй время, этот лимон мы досуха выжали. И на Улим не теряй, мало ли что щенки отмороженные болтают…

Лесник, тем не менее, настаивал на своём желании потерять время.

Алладину не оставалось ничего иного, как раздражённо согласиться. После чего он не удержался от мелкой мести: не оставил в помощь Леснику и Костоправу кунг с парой оперативников. Даже Славу Ройтмана не оставил… Дескать, весь личный состав нужен на главном направлении, а коли господам из Оперативного управления благоугодно заниматься художественной самодеятельностью, то пусть занимаются собственными силами… Ладно хоть выделил кое-что из снаряжения: двухместную палатку, надувную лодку, акваланг, рацию. Напоследок посоветовал побыстрее заканчивать со здешней ерундой и подтягиваться к Заянью.

На том и распрощались.

 

3

На исследование заросших руин на острове Лесник с Костоправом потратили битых три часа — и абсолютно впустую.

Лесник мог поклясться — этим летом никто здесь не бывал, растительность стояла свежая, нетронутая, ни единой примятой травинки, ни единой сломанной ветки…

Руины едва угадывались: некогда возведённый помещиком Навицким храм рыбьего бога Дагона оказался не просто разрушен — все хоть как-то пригодные в дело стройматериалы растащили отсюда много десятилетий назад. Возможно, уцелела подземная часть строения, если таковая существовала в своё время. Но чтобы добраться до неё, требовались серьёзные археологические раскопки, времени на которые не было… Да и желания не было, какие бы странные дела ни творились сейчас в здешних краях — руины непосредственного отношения к ним не имели. Даже если всё началось много лет назад именно тут.

Единственную вызвавшую интерес находку сделал Костоправ — совершенно случайно зацепился ногой за каменную плиту, невидимую в густой траве. Вернее, за обломок мраморной плиты — очевидно, был он недостаточно велик, чтобы прельстить людей, запасавшихся тут кирпичом и камнем.

С трудом очистив находку от земли и переплетённых корней травы, напарники убедились: ничего необычного, никаких букв и рисунков, белый мрамор, ширина около сорока сантиметров, толщина чуть больше пяти, неровный же скол не позволял определить первоначальную длину плиты… Но Лесник не сомневался: полтора метра, — потому что видел таких плит сегодня достаточно, именно ими была отделана верхняя часть церкви, именуемой отчего-то часовней.

Версия краеведа Кайданникова подтверждалась — жена беглого помещика Навицкого и в самом деле возвела церковь из обломков храма, посвящённого рыбохвостому Дагону.

Но стало ли это попыткой возродить под другим обличьем храм? Загадка…

 

4

— Она, Танька Мокшина, — уверенно подтвердил мужичонка смутного возраста. По лицу его без труда определялось главное дело жизни — истребление дешёвых крепких напитков. О том же свидетельствовала и нетвёрдая, пошатывающаяся походка. Впрочем, в данном конкретном случае упомянутые пошатывания отчасти вызывал здоровенный рулон рубероида, лежавший на плече, — который этот индивид куда-то волок, не иначе как с целью пропить.

Поразмыслив, мужичонка спросил деловито:

— Пришибла кого? Забирать приехамши?

Искажённая яростью физиономия девчушки и занесённый над головой кирпич вполне позволяли сделать такой вывод. Но события, происходившие в осквернённой часовне, фиксировали пять замаскированных неподвижных камер, и так уж получилось, что удачный кадр — лицо крупным планом — оказался лишь один.

Мужичонка прибавил ещё более деловито:

— Понятым пойду. На стакан-то хоть за труды отвалится?

Лесник хотел объяснить, что именно сейчас у мужичонки отвалится, но Костоправ опередил:

— Забирать, — подтвердил он сурово. — План у нас горит по забранным. Кстати, гражданин, подскажите-ка: где вы рубероид покупали?

Гражданин забормотал что-то невразумительное и начал быстро-быстро пятиться, готовый при первом же подозрительном движении опасных собеседников швырнуть им под ноги рулон и задать стрекоча.

…Девственно чистый разум Тани Мокшиной, похоже, не смущали вопросы: кто такие Лесник с Костоправом, и для какой надобности выспрашивают о Светлове. Рассказывала обо всём не жеманясь, без утайки.

— Ну так чё, пошли к нему, значицца, я глядь — а он-то у Томки-Гужовщицы вписался, не-е, грю, не пойду, Гужовщица та ещё сучень, в момент бабке моей нашепчет… А он, значицца, грит: не ссы, мол, ничё Томка не сболтнёт, воще забудет, что тя видала… Ну чё, пошли… Гужовщица впрямь как не своя, ажно две бутылки казённой выкатила, за так. Прикинь? Не хер собачий… Закусь опять же… Ну чё, посидели… Сам-то казённой не стал, из фляжки чёй-то себе набулькивал, я одна, значицца… Не сильно помню, чё потом стало… Ну дала ему видать, чё не дать-то, и спереду дала, и сзаду — кровило там, сзаду, по утрянке-то…

Лицо у Костоправа сделалось нехорошим. Лесник же отстранённо подумал, что надо сообщить Мельнику, чтобы не тратил время, пытаясь добраться до воспоминаний Тамары. Не стоят они того… А Светлов действительно хороший суггестор. Но только суггестор…

— Всю ночь у него провела? — уточнил Лесник.

— Ну так… А по утрянке укатимши они с хахалем-то Анчуткиным.

— Куда? — спросили они чуть ли не хором.

— Так в Беленькую ж… — и Таня для верности показала направление рукой.

— Точно в Беленькую? Не в Заянье?

— Ну так… Заянье-то во-о-он где… — она сделала указующий жест совсем в другом направлении.

Теоретически возможен, конечно хитрый трюк — поехали якобы в одну сторону, описали широкую дугу, и выбрались на другую дорогу. Но топография местности не позволяет осуществить подобный фортель — мост через Чугуйку один, в центре Щелиц. Мотоцикл с коляской на руках через речонку не перетащить — узенькая, но достаточно глубокая, берега крутые. А следов блокирующих гипнограмм в памяти девчушки Костоправ не обнаружил.

Таня добавила:

— Сам-то ещё ввечеру собирался в Беленькую, к Улим-озеру. Хотел он местных, значицца, поспрошать, про байки старые, русалочьи… А вы навроде него будете, тоже журналисты? Ежли свидитесь, так скажите ему — пущай ещё заезжает. Мужик не душный, мне вон чё подарил, от наших-то кобелин разве чё дождёшься…

Она порылась в кармане куртки и продемонстрировала подарок. На грязноватой ладошке лежал кусок оплавившегося стекла, застывший в форме пузатого ассиметричного человечка.

Всё ясно. Похоже, «исчезновения» суггестора Светлова не было. Поднял по тревоге Северо-Западный филиал последний лживый рапорт Незабудки, после которого агент перестал выходить на связь. Не исключено, что и прежние его рапорты мало соответствуют реальной обстановке. В частности, информация о «проверенных» озёрах, вычеркнутых из списка.

Алладин со своей оравой пошёл по ложному следу, заботливо проторенному… Надо было немедленно с ним связаться, однако…

Однако Леснику очень хотелось повременить. И самому найти суб-аналитика Светлова. И передать северо-западным. Но сначала врезать по морде. Один раз, но качественно.

Он на корню задавил желание, и попробовал связаться с Алладином — неудачно, не удалось разобрать ни слова сквозь густые помехи. Чуть позже попробовал снова, на запасной частоте — опять неудачно.

В сторону Беленькой они выехали в сгущающихся сумерках.

По дороге Лесник вновь пытался наладить связь — с прежним результатом. Вернее, без такового. С Псковской резидентурой, однако, поговорить удалось, там тоже не могли связаться с Алладином… Либо в районе Заянья нежданно-негаданно разразилась локальная магнитная буря, либо работал активный постановщик помех…

 

1

Добраться до безымянного лесного озерца оказалось не так просто…

Сказав Леснику про сюрприз, прилепленный под днище микроавтобуса, доставлявшего к водоёму кандидаток в русалки, Алладин не стал конкретизировать, что именно туда прилепили. Установлен был не стандартный радиомаячок — технические спецы СЗФ, поразмыслив, решили: оснащение у противника самое современное, в том числе и в области радиосвязи, вполне можно ожидать всяких пакостей, типа сканирования эфира на предмет выявления работающих поблизости передатчиков…

В общем, рисковать не стали, и использовали стандартный ароматрассер — крохотное приспособление регулярно выплёвывало на дорогу микрокапли пахучего вещества, обонянием человека неразличимого, однако для чуткого носа ищейки оставляющего след, не выветривающийся в течение пары месяцев. Причём след возьмёт лишь собака, натасканная именно на этот аромат — любая другая пройдёт равнодушно мимо…

Способ, практически не обнаружимый — хоть и не применимый при достаточно больших расстояниях. К тому же требующий определённого времени для уточнения трассы.

Пока северо-западные и примкнувшие к ним Лесник с Костоправом отрабатывали Щелицы, этим-то уточнением и занималась мобильная группа — высаживали ищейку на каждом повороте и проверяли: свернула ли туда «помеченная» машина? По счастью, развилок на шоссе Псков — Плюсса оказалось не так уж много. И незапланированных поворотов микроавтобус не делал — сутки назад заехал в Щелицы, постоял около двух часов возле украшенной антеннами избы, вновь вернулся на шоссе и покатил в сторону Заянья. Однако не доехал, свернул на лесную дорожку, ведущую к озерцу, не имеющему на картах даже названия… Именно там, на озере — по полученной от Незабудки информации — проживал в летнее время Казимир Петрович Новацкий.

Неприятности начались на мостике — древнем, полуразвалившемся, переброшенном через лесной ручей. Два джипа, ехавших в авангарде колонны, проскочили благополучно, но едва передние колёса кунга заехали на прогнившие доски настила — те не выдержали, подломились…

Встала дилемма: или восстанавливать переправу, или продолжать операцию в урезанном составе — взяв с собой тех, кто поместится в успевших переправиться машинах. Поколебавшись, Алладин выбрал первый вариант — слишком многое, в том числе для него лично, зависело от исхода операции…

Рабочих рук хватало, но необходимые инструменты оказались в дефиците — в результате провозились почти три часа, возведя новый настил из нетолстых брёвнышек.

Затем, в семи километрах от цели, начала барахлить связь, а ещё через пару вёрст накрылась окончательно. Специалисты-РЭБовцы утверждали: поблизости работает мощный постановщик рассеянных помех, вероятнее всего не один — наложение «белого шума», выдаваемого несколькими источниками, не позволяло засечь ни один из них…

Алладина, впрочем, такой оборот событий порадовал. Значит — цель близка. Значит — задание будет выполнено, выполнено самими, без участия «суперменов» из Оперативного управления… Как и многие, не ставшие кем-то, Алладин испытывал чувство подсознательной неприязни к ставшим. Чувство это не мешало ему водить дружбу с Лесником, с другими полевыми агентами — бывшими сокурсниками. Однако испытывал…

Наконец колонна перевалила поросший мелколесьем холм. Между деревьями сверкнуло в лучах закатного солнца зеркало воды. Домик, приткнувшийся к берегу, был заметен издалека. Показался он на удивление новым: сруб из не успевших потемнеть брёвен, на двускатной крыше — свежий шифер. Похоже, хозяин недавно справил новоселье. Не повезло ему, придётся вновь менять квартиру — на куда менее уютную…

Команда Алладина действовала споро, без суеты, по заранее просчитанному плану. Двойки бойцов покидали машины, выдвигались вперёд, отрезая жилище Новацкого от леса — небольшая берёзовая рощица рядом с домиком укрытием беглецу послужить не могла. Трое снайперов взяли под прицел поверхность озера, благо с холма простреливался весь небольшой водоём. На помощь из воды старику рассчитывать нечего… Да и самим подводным обитателям вскоре придётся несладко — возле сгрудившихся в кучу кунгов шла торопливая возня: накачивали надувные лодки, готовили сети и эхолоты, и ещё кое-какую аппаратуру — применение её сделает нахождение под водой дискомфортным для любого живого существа.

Близящаяся темнота не смущала Алладина: мощные прожектора осветят окрестности домика Казимира и ближний берег не хуже чем днём. Оперативники, держащие оцепление на дальнем берегу, снабжены приборами ночного видения — нового образца, с широкофокусными инфрафонарями, невидимо подсвечивающими практически весь сектор обзора, с направленными микрофонами, позволяющими различить дыхание крадущегося в трёхстах метрах человека…

Кроме всего прочего, сегодняшней акции предстояло доказать: дорогостоящая и зачастую дающая массу побочных эффектов СКД-вакцинация не столь уж необходима. Техническое обеспечение и чёткая организация дела гораздо важнее, чем участие в операции обладающих сверхспособностями полевых агентов… После грядущего успеха обер-инквизитору нелегко будет отстоять на Капитуле необходимость своих любимцев, своей, по сути, личной гвардии…

Все выдвигавшиеся на позиции бойцы имели возможность ознакомиться с фотографиями Светлова и Незабудки и получили строгий приказ: стрелять на поражение только по ясно видимой цели, причём исключительно по конечностям.

Управились быстро — спустя полчаса почти сотня людей находилась в полной боевой готовности, ожидая сигнала к началу операции. Радиосвязь по-прежнему не работала, Алладин поднял ракетницу, негромкий хлопок — и в темнеющем небе расцвёл алый шар осветительной ракеты.

И сразу всё пошло не так. Метнувшаяся к домику группа захвата и рада была бы стрелять по конечностям ясно видимой цели — но автоматчики, встретившие их плотным огнём из той самой берёзовой рощицы, на глаза показываться не желали… Уцелевшие после первых очередей бойцы залегли и обрушили на рощицу ответный град свинца — вслепую, не видя даже вспышек выстрелов… После короткой паузы к ним присоединились оперативники, державшие оцепление со стороны леса.

Алладин выругался и шарахнул о крыло кунга портативную рацию, абсолютно сейчас бесполезную. Бой разгорался — бой, в котором командир не имел никакой возможности руководить своими бойцами…

 

2

Озеро открылось внезапно. Деревья расступились и Александр увидел луну и звёзды, отражённые поверхностью Улима.

Прибрежная полянка заросла густой травой. Светлов осмотрелся в неверном лунном свете. Ничего необычного, ничего странного и пугающего: пару старых кострищ только при изрядном напряжении больной фантазии можно счесть следами ритуальных сожжений; перепутанные корни поваленного дерева лишь на миг показались щупальцами выползшего на берег водного чудовища…

Александр спустился к воде. Не такое уж и маленькое озеро — по меркам Аравийской пустыни. Но для богатого подобными водоёмами Северо-Запада — озерцо, озерчишко… В ширину метров сто пятьдесят, в лучшем случае двести, а в длину… Светлов присмотрелся, пытаясь определить, где поблёскивающая гладь воды сменяется чернотой берега — в длину, пожалуй, с километр будет…

За озером темнел густой лес. Справа, невдалеке — громоздились скалы, о которых говорила Вера. А слева пологий, низкий берег: высокий тростник или камыш — в темноте не разобрать; кувшинки — тарелки листьев, лепестки спящих цветов свёрнуты в тугие шарики…

Светлов зачерпнул воду рукой. И в самом деле холодная, даже у берега… Посветил лучом фонаря и понял, что озеро чистое и прозрачное — песчаное дно достаточно хорошо просматривалось…

Улим жил своей жизнью — ночной, негромкой. Где-то неподалёку всплеснуло, по воде разбежались круги — рыба. Странно, отчего Пётр говорил, что рыбакам тут делать нечего? Вполне подходящий для рыбалки водоемчик… Если, конечно, ничего не знать о порой встречающихся на берегах обнажённых мутантках, норовящих приласкать каменюгой по затылку… Шофёр-алкоголик, похоже, ЗНАЛ.

Вновь послышался всплеск — на сей раз куда более звучный. Где-то там, справа, у скал. Затем ещё один, ещё, ещё…

Да, с эпитетом «мёртвое» для озера Пётр поторопился… Светлов пошагал к скалам. Звуки слышались всё отчётливее, словно билась крупная и сильная рыба, запутавшаяся в сетях… Или не рыба — потому что неожиданно Александр услышал то ли всхлип, то ли стон.

Светлов замедлил шаг. Почудилось или до его слуха в самом деле донёсся обрывок разговора? Мирный ночной пейзаж сразу показался неприятным, зловещим, давящим…

Он прижался к скале. Замер, вслушиваясь. Точно, голоса! Почему-то Светлов ни на секунду не подумал о рыбаках, туристах или о выбравшейся сюда на ночную гулянку сельской молодёжи…

Они! Хозяева этого нехорошего места…

Светлов дышал шумно, прерывисто, кровь барабаном стучала в ушах — казалось, что звуки эти разносятся далеко окрест. И хозяева их слышат, и спешат сюда — найти, схватить, убить чужака. Он почувствовал, как вновь покрывается потом, почувствовал отвратительный запах собственного страха…

Ночь всё больше наполнялась звуками — опасными, приближающимися. Зачем, зачем, зачем он попёрся сюда в одиночку? Приключений захотел, не сиделось, видите ли, в светлом и безопасном кабинете… Бежать, немедленно бежать отсюда… Через болото, через лес в деревню, потом на мотоцикл — и к станции. Пусть оперативники разбираются со здешней чертовщиной, у аналитиков совсем другие обязанности…

Александр был уже готов выполнить свой незамысловатый план, но у тела внезапно обнаружились иные намерения. Оно, тело, желало лишь одного — сжаться, затаиться, стать маленьким и незаметным… Невидимым и неслышимым. Обмякшие, ватные ноги никак не хотели сделать первый шаг, ведущий из иллюзорного укрытия — из густой тени, отбрасываемой скалами.

А затем…

Затем он рассмеялся — тихонько, но ничуть не таясь. Сплюнул — тоже не таясь, громко и смачно. И решительно пошагал в сторону источника звуков.

Голоса оказались знакомыми, даже слишком… Что-то больно уж часто их обладательницы попадаются в последнее время на пути господина суб-аналитика.

— Доченька, раздевайся, — говорил женский голос — напряжённый, звенящий.

Любящая мамаша, случайно встреченная в поезде, — и вчера, в Щелицах… Случайно? Ну-ну…

А вот и доченька прорезалась:

— Не хочу!

— Давай, солнышко, сделаем всё быстренько… Я же всё тебе рассказала, про воду здешнюю целебную…

Ласковый, уговаривающий голос звучал на редкость фальшиво.

— Не хочу-у-у-у! — буквально провыла девчонка. — Сама ночью купайся! Холодно!

— Маша!!! — рявкнула женщина. Эту интонацию Светлов тоже однажды слышал — в поезде, после отказа пить лекарство.

Звук пощёчины, всхлипывания, какая-то возня…

Какого лешего они делают ночью на озере? Действительно водно-оздоровительные процедуры, или… Пожалуй, как раз «или». Видел он сегодня одну оздоровившуюся… Причём не только видел — осязал. И обонял…

А ведь это шанс. Подкрасться, сфотографировать в подробностях весь процесс, весь ритуал утопления… Затем выдать двум новоявленным русалкам директиву, не исполнить которую они не смогут — и выйдут именно в ту точку, где их будут поджидать специалисты Трёх Китов и оперативники филиала. И спланирует операцию в деталях не кто-нибудь, а суб-аналитик Светлов — которому недолго после того придётся оставаться суб-аналитиком. Прыгать под пулями любой дурак сумеет, а вот чисто и грамотно просчитывать операции…

С приятными мыслями о грядущем повышении он торопливо достал фотокамеру, приготовил к съёмке. Плёнка сверхчувствительная, лунного света вполне хватит для снимков — и вспышки не спугнут клиентов раньше времени. Главное, не забыть оставить несколько кадров про запас — надо будет ещё заснять валяющиеся под песчаным обрывом останки, наверняка удушливые испарения уже рассеялись…

Смутные белые силуэты показались во мраке — у самого уреза воды. Для мощного объектива дистанция оптимальная… Не стоит всё-таки выходить из-под прикрытия скал.

Светлов приник к видоискателю. Точно, они… Две кучки одежды на берегу, на женщине купальник-бикини — бретельки глубоко-глубоко врезались в жирное рыхлое тело. На девочке простенькие трусики — белые, хлопчатобумажные. Не хочет идти к воде, упирается. Но, похоже, не понимает, что сейчас её будет всерьёз топить собственная мать. Да и сам Светлов, честно говоря, не до конца верил…

 

3

Спать совершенно не хотелось. Ирина сидела на берегу озера и молча смотрела на лунную дорожку, недвижимую, застывшую. Было неправдоподобно тепло. Словно тропическая ночь ненароком заблудилась и вместо жарких краёв оказалась на северо-западе Нечерноземья…

Когда-то, очень давно, четырнадцатилетняя Ира так же сидела на берегу тёплого моря, так же смотрела на воду, слушала тихий плеск волн… Повторится ли всё? Хотелось бы верить… Она увидит море, увидит… после того, как убьёт кого-нибудь. Разобьёт голову камнем, или зацелует до смерти, или затащит в воду и утопит… Но кого? С мотоциклом ей повезло несказанно, и то тут же объявилась конкурентка… Хозяин говорил, что можно договориться… Интересно, как? Пойти в деревню, к людям? Постучать в дом и спросить: «А не разрешите ли утопить кого-нибудь из вашей семьи? Или вас?» А тебе бодро ответят: «Да нет проблем! За ваши деньги — любые капризы!» Ира вздохнула.

Вода заколыхалась. Ирина увидела, как из глубины кто-то неспешно всплывает. Над водой появилась голова старой лобасты. Старуха на удивление ловкими, вовсе не старческими движениями выбралась на берег. Скорчилась, извергая воду из лёгких. Ирина отвела взгляд — хоть и понимала: она сама в подобные моменты смотрится немногим лучше.

— Не смогла Юлька ничего… — сообщила лобаста пару минут спустя. — Лежит теперь мёртвая, поутру искать пойдём. Так вот, девонька, тоже порой случается…

— Откуда вы знаете? Про неё? — спросила Ирина.

— Чувствую. Всех вас, дурёх, чувствую… Всех до единой.

Помолчали. Жалости Ирина не испытывала. Скорее уж страх — страх повторить судьбу Юли…

— Скажите, — неуверенно спросила она старую русалку, — а почему вы не… не похожая?

— А что? Нравлюсь? Хочешь такой же стать?

— Нет! — Ирина затрясла головой. — Нет!

— Слабовата в коленках? — лобаста усмехнулась. — Долги не хотишь платить?

Ирина замотала головой.

— Хочу… Но страшно… Не умею…

— Дело нехитрое… Это рожать тяжело, долго. А убить быстро можно.

— Зачем всё это?

Старуха пожала плечами.

— Не нами заведено…

— А кем? Хозяином?

— Молодой он, чтоб порядки тут свои заводить…

— Молодой?! — изумилась Ирина. — Да сколько же ему лет?!

Старуха уже жалела о сказанном.

— Не знаю я ничего… И знать не хочу. Скока лет… Я в пачпорт его не глядела…

Лобаста говорила всё тише, под конец забормотала вовсе уж неразборчиво, но вдруг закончила резко и властно:

— Тихо! Смолкни!

Ирина ничего не поняла.

— Чувствуешь? — сказала старуха, прислушиваясь к чему-то. — Чуешь?

Ирина вскочила на ноги, всматриваясь и вслушиваясь в ночную тьму. Сказала растерянно:

— Ничего не…

— Идёт кто-то, — перебила лобаста. — Везучая ты, девонька…

 

4

Женщина стояла по пояс в воде, прижимая к себе дочь. Ты пыталась вырваться, но мать держала её крепко — и внезапно присела, окунув Машу с головой.

Светлов снимал. Девчонка боролась за жизнь. Шумно всплёскивала вода, затем, когда голова на мгновенье показалась над водой, ночь прорезал дикий визг.

Женщина с каким-то утробным хрипом шагнула глубже, вновь присела… Александр засомневался: происходившее никоим образом не напоминало мистический ритуал. Скорее, самое банальное убийство.

Девчонке страх смерти придавал не детские силы — несколько раз она умудрялась вырваться из цепких объятий матери, поднять голову над поверхностью, вдохнуть воздуха, крикнуть… Крики с каждым разом звучали всё слабее, всё жалобнее…

Наконец Светлов не выдержал. Бросился к воде, крикнул:

— Что вы делаете?! С ума сошли?! — и сам почувствовал, как глупо и нелепо звучат его слова.

Женщина на секунду обернулась, издала короткий хриплый стон — и удвоила усилия.

Светлов попытался установить с ней ментальный контакт. Бесполезно… Почти невозможно при таком взвинченном состоянии объекта.

Фотокамера упала на траву. Светлов сбросил куртку, начал было расстёгивать джинсы… Но понял: не успевает. Девочка, обессилев, почти прекратила сопротивление. Под водой что-то ещё происходило, но голова над поверхностью уже не показывалась. Он бросился в озеро.

Вода — действительно ледяная — обожгла. Мгновенно намокшая одежда сковывала движения. До матери-убийцы Светлов добирался непозволительно долго. Наконец добрался, схватил женщину за руки, пытаясь заставить поднять девочку над водой.

Не тут-то было!

Женщина, не разжимая смертельных объятий, в ответ яростно боднула его. О-у-ух-х! Таких ударов в челюсть Александр не получал со времён давно забытых школьных драк. А может, вообще никогда не получал. Губы тут же засолонели кровью.

Он ответно ударил женщину в грудь, уже почти позабыв первоначальное желание спасти девчонку — желая размазать, раздавить проклятую гадину! Бюстгальтер свалился с толстухи с пылу схватки с дочерью, но столкновение кулака с обнажённой дряблой грудью вызвало у Светлова лишь омерзение. Он ударил снова — в лицо. И ещё раз. И ещё.

Женщина опрокинулась, сама ушла с головой под воду, но ребёнка из рук так и не выпустила. Потом вынырнула, они с Александром барахтались в тёмной воде — Светлов пытался нащупать ребёнка, а мать — утянуть дочь глубже в воду. Наконец Светлов подхватил девочку поперёк туловища, встал, поднял её голову над водой. Потащил к берегу.

Кандидатка в утопленницы показалась на редкость тяжёлой — к тому же брыкалась, не понимая, что происходит и кто её куда-то тащит. Захлебнуться она не успела, и сорванным голосом тянула на одной ноте:

— А-А-А!!!

— ПУСТИ! — кричала женщина. По её мокрому лицу стекала кровь из разбитых губ и носа.

— Пошла на …й!!! — рявкнул Светлов.

И мимолётно пожалел, что не может врезать ещё раз — руки заняты.

— Мой ребёнок, мой! Пусти! — женщина уже не рисковала приближаться к Светлову, шумно шлёпала сзади. И вдруг резко выбросила руку, вцепилась в лодыжку дочери. Ногти впились в кожу, царапая до крови. Девчонка завизжала, словно её резали — тупым ножом и без наркоза.

Светлов дотянулся-таки — изо всех сил пнул ополоумевшую мамашу в бок. Та захрипела, разжала хватку, снова шлёпнулась в прибрежную мелкую воду, но тут же вскочила. Светлов выбрался наконец на берег, не глядя швырнул девчонку куда-то в сторону, обернулся к женщине.

— Кретин! — кричала она. — Мудак!

— Успокойся… Стой где стоишь и немного поговорим спокойно… — начал он размеренно, как на тренинге, пытаясь поймать взгляд женщины.

Но спокойного разговора не получалось. Ментального контакта — тоже.

— Мудак! Не понимаешь! — выкрикивала она. — Спасти же хотела!

— Утопив? — спросил Светлов как можно тише и спокойнее. Сейчас самое главное — сбить накал диалога, иначе эмоции непреднамеренно послужат надёжным щитом от суггестии. Он и сам постепенно успокаивался, приходя в наилучшую для сеанса форму — бурлящий в крови адреналин постепенно рассасывался. Впервые после своего броска в воду Александр ощутил холод, усиливающийся с каждым мгновеньем.

Его попытка удалась в малой степени — но всё же дамочка в драку бросаться не спешила, да и реплики её стали чуть осмысленнее.

— Ей месяц жизни остался, пидор ты! Лейкемия! Лей-ке-мия!!! Слышал когда-нибудь? Отдай!!!

Маша наконец-то заткнулась. «Если она не знала о своём диагнозе, — подумал Александр, — то наверняка в шоке… Да нет, едва ли хоть слово расслышала и поняла из диалога матери с незнакомцем…»

Он опустил взгляд. Девчонка распласталась у его ног, тяжело дышала широко разинутым ртом. Мокрая, исцарапанная…

Светлов рассматривал её грудь — совсем девчоночью, лёгкие припухлости вокруг сосков, скорее жирок, чем действительно молочные железы — и с изумлением чувствовал нарастающее возбуждение. Чудеса — холоднющая одежда облепила тело, зуб на зуб не попадает, а у господина суб-аналитика приключилась несвоевременная эрекция… Но всё-таки правильно, что не позволил утопить девчонку…

Однако пора заканчивать. Мамаша угомонилась лишь на время — вон как зыркает взглядом по берегу, явно прикидывая, как бы всё-таки завершить схватку в свою пользу.

— Слушай меня внимательно! — Александр властным жестом поднял руку, взглянул в глаза женщины. И даже в неверном лунном свете удовлетворённо отметил, как они начинают темнеть. Отлично — зрачки расширяются, демонстрируя готовность объекта к суггестии.

Но затем всё пошло наперекос… Выражение лица женщины внезапно стало злорадным, торжествующим. Взгляд устремился куда-то за спину Светлову.

«Дешёвый трюк…» — подумал было он. И тут на затылок обрушился удар.

 

5

Перестрелка закончилась так же неожиданно, как и началась. В какой-то момент бойцы Алладина поняли, что никто по ним ответно не стреляет — и вскоре тоже прекратили огонь. Подбирались к берёзовой рощице осторожно, ожидая любого подвоха…

Подвоха не было. Противники лежали мёртвые. Все пятеро. К одному пули нашли-таки дорожку сквозь сплетение ветвей и листьев: на пиджаке два кровавых пятна — на рукаве и на левой стороне груди. Вторая рана оказалась смертельной… У остальных не единой отметины от пули. Судя по неестественно вывернутым шеям и сведённым судорогой мышцам — все умерли от перелома шейных позвонков. Точь-в-точь как два мертвеца, которых Алладин видел в Сланцах.

Удивил внешний вид стрелков, не характерный для людей, собравшихся затевать огневые контакты на лоне природы: ни маскировочных комбинезонов, ни бронежилетов, все в цивильном. Троих по затрапезной одежде можно было принять за здешних пейзан, четвёртый — именно ему не удалось разминуться с пулями — пожилой, солидный, в модном костюме, в очках с позолоченной оправой… Последний убитый, совсем молодой парнишка, вообще был одет более чем странно: шорты-велосипедки, яркая футболка, кроссовки с гольфами… Какого-либо снаряжения у странной компании не обнаружилось — лишь автоматы, самые заурядные АКС-74 с четырьмя запасными магазинами (умершие от перелома позвонков расстреляли боекомплект полностью, до последнего патрона). В карманах ничего — ни документов, ни каких-либо обыденных мелочей…

Полное впечатление, что кто-то взял первых подвернувшихся под руку людей, всучил им оружие, и наложил гипнограмму: стрелять в любого, кто попытается проникнуть в домик на берегу. Стрелять, пока не кончатся патроны. А потом умереть…

И пятеро дилетантов сумели-таки вывести из строя троих профессионалов — один ранен, один контужен угодившей в бронежилет пулей, сутки будет отлёживаться… А Слава Ройтман… Слава был в составе группы захвата — Алладин, не предвидя серьёзной опасности, согласился на его настойчивую просьбу — и угодил под первую же очередь. Пуля попала в голову, умер парень мгновенно…

Нехорошее предчувствие появилось у Алладина, когда оперативники попытались войти в домик. Дверь оказалась не заперта, но приколочена гвоздями к косякам. Ододрали, вошли… Внутри — ничего. Вообще ничего. Бревенчатые стены, пол из свежих неструганых досок, два окошечка-отдушины… И всё.

На крохотный чердачок никакой ход не вёл, ни снаружи, ни изнутри. Разломали доски потолка, залезли… Ничего. Пусто.

Пустышка.

Обманка.

Декорация…

Но зачем-то же сторожила этот понарошечный домик пятёрка креатур-автоматчиков? Зачем-то работает до сих пор неподалёку постановщик помех? (Технари обещали вот-вот локализовать его местонахождение…)

Алладин приказал коротко: искать! Носом землю рыть!

Что-то должно обнаружиться, что-то спрятанное за всеми декорациями…

Должно — но не обнаруживалось. Лодки частым гребнем прочёсывали озерцо — эхолоты не показывали ничего, кроме рыбы. РЭБовцы меняли фильтры на пеленгаторах, пытаясь по изменениям диаграммы направленности вычислить местонахождение «глушилки» — и тоже пока безуспешно… У Алладина крепло тоскливое ощущение провала. Возможно, последнего его провала в должности заместителя начальника оперативного отдела.

«Глушилку» обнаружили случайно — повезло. Работала она не совсем бесшумно, один из прочёсывавших местность бойцов услышал странное гудение, доносящееся из дупла старой, кряжистой берёзы. Там и стоял генератор «белого шума», а замаскированные коаксиальные кабели тянулись в разные стороны, к передающим устройствам. Опасясь мин-ловушек и прочих сюрпризов, дупло расстреляли из подствольного гранатомёта. Эфир тут же очистился от помех…

И почти сразу из домика — в буквальном смысле разбираемого на доски и брёвна — раздались радостные крики. Увидев вторую находку, Алладин понял: оно. То самое, от чего его внимание так старательно отвлекали…

 

6

Сознание Светлов не потерял. Но способность воспринимать окружающий мир претерпела существенные изменения — все дальнейшие события остались в памяти рваными, плохо связанными между собой фрагментами.

Навстречу ему летит что-то большое, белёсое, — и ударяет с мягким шлепком. Живот девчонки, догадывается он. Влажная плоть отвратительно липнет к лицу…

Затем — спустя секунду или долгие годы — под лицом уже трава. А где-то совсем рядом женский плач, невнятные крики, плеск воды — но повернуть голову и посмотреть, что там происходит, нет ни сил, ни желания…

Затем его переворачивают — звёзды на небе подёрнуты лёгкой дымкой, а больше ничего не видно, даже луна куда-то исчезла, пропала, потерялась… Или это лишь Светлов не видит её…

Затем его бьют ещё раз, в бок — кажется, бьют, потому что боль от удара он не чувствует, просто тело сотрясается и что-то мерзко хрустит там, где — когда-то, в иной жизни — располагались его рёбра…

Затем глаза слепит резкий свет фонаря, и на лицо что-то льётся. Светлов понимает: это «что-то» — горячее и вонючее — отнюдь не вода. Способность чувствовать и двигаться возвращается медлительно и неохотно. Но первой возвращается боль — в боку и затылке. Он двигает рукой, головой… Протяжно стонет.

Мерзкий смешок:

— Не хужее нашатыря, ге-ге! — и льющаяся на лицо струя иссякает. Фонарь гаснет тоже.

— Так аммиак же, и там, и там, — слышится рассудительный голос, на удивление спокойный. И принадлежащий далеко не молодому человеку.

— Мать твою! — кто-то удивлённо охает. — Ты чем похмелялся-то надысь, Толян?

Дружный смех, смеются трое. Или четверо — Светлову трудно понять. Невидимый Толян возмущённо протестует:

— Казённой чуток поправился, в натуре! Какой ещё «миак»-…як?

Затем в поле зрения Светлова попал мужчина. Точнее сказать, его ноги. Ещё точнее — сапоги. Рядом, у самого лица. Знакомые ковбойские кирзачи с железными носами. Или это типичный изыск местной моды, или рядом оказался здешний депутат. Александр попытался разглядеть лицо — не получилось. На луну и в самом деле наползла какая-то тучка. Зато голос бородача он узнал.

— Допросить надо бы, — негромко сказал Сергей Егорыч, словно рассуждая сам с собой.

— Пошто? — удивился Толян. — Башкой его в болото, и дело с концом.

— Может, не один он тут шляется…

— С какого рожна? — вступил четвёртый голос.

Всё-таки их четверо, понял Светлов. Но один из них, самый пожилой, предпочитает в основном слушать. Подал реплику про аммиак — и вновь замолчал. Четверо… Даже если вдруг полностью вернётся способность двигаться — не справиться. Кто-то зайдёт сзади, шарахнет по затылку, и всё вернётся на круги своя.

А неспешная дискуссия о его судьбе продолжалась.

— Сам же видел, — говорил безымянный четвёртый, — один, без никого в деревню припёр, на петрухиной «Яве»…

— Какой петрухиной? — встрял Толян.

— Да знаешь ты его — с Щелиц мужик к Верке-продавщице катается уж с полгода…

— Ну?

— Так на евонном драндулете этот и припёрся. Один, сталбыть.

— Я ж и грю — в болото! — обрадовался Толян. — Али девкам отдадим, пущай защекочут… Может какая, ге-ге, отблагодарствует?

— Небось, Петьку-то щелицкого девки твои уже того… — четвёртый смачно харкнул, — защекотали. А этот искал. Один он, сдаётся.

— Тогда… — начал было бородатый депутат, но обладатель старческого голоса перебил — и Сергей Егорыч покорно замолчал, к немалому удивлению Светлова.

— Ко мне его, в сарай, — сказал старик. Негромко сказал, но уверенно. — Очухается — засветло потолкуем, душевно и ласково.

«Казимир?» — подумал Светлов. Очень похоже…

Тут же его рывком подняли, заломили руки за спину. Он вяло попытался вырваться, получил кулаком под рёбра, затих. Запястья ему связали, туго и болезненно… Темнота по-прежнему не позволяла разглядеть пленителей, но какое-то движение рядом Александр почувствовал. И почти сразу услышал звук, в котором смешались хруст и звяканье.

— Пошто? — разочарованно протянул Толян. — Денег стоил же…

Никто ему не ответил, если не считать ответом другой звук — далёкий плеск. Светлов понял, что его разбитая фотокамера навсегда упокоилась на дне Улима.

Вновь вспыхнул фонарь, пятно белёсого света скользнуло по траве. Грубый тычок в спину:

— Шагай, обоссанный!

Он пошагал.

В кроссовках мерзко хлюпало.

 

7

Радиосвязь восстановилась, когда Лесник уже окончательно потерял надежду поговорить с Алладином. Но помехи вдруг исчезли, как не бывало.

— Мы в Беленькой, — сообщил коллеге Лесник. — Твой потеряшка нашёлся — приехал сюда под вечер, на мотоцикле, один. Остановился на ночлег у какого-то старичка. Где Незабудка, неясно… Я на контакт не выходил, и работать ему ничем не помешаю, держимся с Костоправом поодаль. Что у вас с озером?

Алладин помолчал, осмысливая информацию. Сказал с сожалением:

— Пошёл Светлов по ложному следу… А на озере мы очень интересную дичь за хвост ухватили…

Вот как, подумал Лесник. Значит, Улим и в самом деле тут не при чём? Спросил:

— Подъехать? Помощь нужна?

— Сами справимся… Решил проработать побочные линии, так прорабатывай. Светлова я утром заберу, на глаза ему не показывайтесь, пусть отдохнёт спокойно, завтра ему предстоит потрудиться… Всё, до связи.

За мгновение до того, как связь оборвалась, Лесник услышал в наушнике нечто вроде отголоска взрыва. Странно… Алладин глушит свою «дичь» взрывчаткой? А в остальном всё ясно и понятно. Оперативный отдел СЗФ провёл операцию, пока Лесник с Костоправом отрабатывали побочные линии — неважные, и, по большому счёту, никому не нужные. Так, по крайней мере, всё будет выглядеть на бумаге. А выход на сцену прима-балерины — суггестора Светлова — запланирован на завтра. Дичь, надо понимать, к тому времени приведут во вполне безопасное состояние. Но честь последнего выстрела будет принадлежать именно господину суб-аналитику…

 

8

На берегу горел костёр. Русалки держались от него поодаль, на самой границе тьмы и освещённого пламенем круга.

В центре стояла лишь одна женщина — толстая, бесформенная, разительно непохожая на стройных и гибких мавок. Ирина узнала её — с трудом, но узнала: дамочка из поезда, мамаша капризной девочки… Мама с дочкой сошли вместе с ней, в Плюссе, а потом… Странно, но что было потом, Ира не могла вспомнить. Наверное, они попали сюда, на озеро, вместе… Но как, каким образом добирались — ни малейшего воспоминания…

— Вот она, любовь-то материнская… — негромко сказала лобаста. — И дочку утопить не забоялась, и сама ж ей нынче подставится… А девочка здоровой станет. Будет жить-поживать, да мамку вспоминать…

Ирина сначала не поняла. А поняв — не поверила. Смотрела на женщину недоумённо… Мать убила дочь?! А теперь хочет сделать из неё, воскресшей, убийцу?!

«А разве ты лучше?!» — спросил с брезгливым интересом внутренний голос — очень напоминавший голос Хозяина. «Я не такая! Не такая!» — хотелось ответить Ирине, ответить громко, вслух, хотелось прокричать, проорать… «Я решала за себя! Только за себя!!!»

«И за того, чью жизнь придётся отдать», — мягко напомнил голос. И добавил: «Ну что, Машута, делай, что должно!»

Только через пару секунд Ирина поняла, что сказано это вслух — Хозяин подошёл незаметно, неслышно. Затем она увидела Машу, появившуюся в круге света… Её узнать было ещё труднее, чем мать. Толстенькое, рыхлое тельце стало сильным и гибким, пусть ещё и не совсем женским, телом девушки-подростка: стройное, ни излишнего жирка, ни излишней худобы, ни единого возрастного прыщика… Чуть обозначенные грудки увеличились, округлились, в движениях вместо былой резкости и угловатости появилась плавность… А походка? Ира помнила, как ковыляла девочка по вагону поезда: нелепо выворачивая ступни носками внутрь. Сейчас же юная мавка шагнула вперёд поступью королевы… Жалкие белёсые хвостики — косички Маши — превратились в копну волос, отливающую медью.

Ирина мимолётно пожалела, что ещё не видела себя в зеркале. В настоящем хорошем зеркале. Только отражение в воде…

Девочка, похоже, не понимала ничего: что произошло с ней и что происходит вокруг, что хотят от неё собравшиеся. Смотрела остекленевшим взглядом в одну точку и не спешила как-либо реагировать на слова Хозяина. Мать потянулась было к ней, но затем отдёрнулась, закрыла лицо руками….

Её стоило пожалеть — но ни капли жалости Ирина не ощутила. Наоборот, в ней нарастала ненависть — к женщине, к её дочери, к Хозяину, заставившему смотреть на эту сцену. И к себе… К себе в первую очередь…

Хозяин подошёл, обнял толстуху за обнажённые плечи, сказал ласково:

— Ты не боись, я ж не изверг какой… Тихо помрёшь, спокойно, словно спать легла да не проснулась…

Не меняя ровного, успокаивающего тона, он сделал резкое движение рукой — и придержал, опустил на траву обмякшее женское тело.

Затем поднял что-то, лежавшее чуть в стороне от костра — Ирина пригляделась: топор!

Хозяин подошёл, сунул Маше топорище в руки. Она взяла, стиснула машинально — взгляд оставался абсолютно отсутствующим. Старик молча смотрел на неё, затем легонько подтолкнул к телу матери…

Ирина зримо представила, как взметнётся топор, с каким звуком опустится на живую плоть, как кровь потоком хлынет на траву… И почувствовала дикое возбуждение — такое же она чувствовала вчера, когда стиснула в зубах трепещущее тело щуки. И сегодня — когда подкралась в прибрежных водорослях к толстому, ленивому лещу… Показалось, что во рту вновь ощущается вкус крови.

Маша медлила. Возбуждение Ирины нарастало. Хотелось крикнуть: скорей, скорей!

— Не-е-е-е-т!!! — дикий вопль девочки прорезал ночную тишину. Швырнув топор под ноги к старику, она стремглав бросилась к берегу. Послышался громкий плеск. Ирине захотелось взвыть…

Хозяин не выглядел смущённым или раздосадованным. Пожал плечами, сказал, обращаясь к остальным:

— Не хотит, так не хотит, неволить не стану… Ежли кого другого в положенный срок приищет, так тому и быть… А не приищет — знать, не судьба. Ну а коли всё так обернулось, кому-то из вас облегчение вышло…

Он кивнул на женщину, так и не пришедшую в себя. Обвёл взглядом русалок.

— Ну? Кто?

Ирина быстро шагнула вперёд — совершенно неожиданно для себя, словно кто-то подтолкнул в спину.

— Я!

 

1

И всё-таки в бутафорском домишке нашлось кое-что настоящее. Доски пола не были приколочены, попросту лежали на опорных балках — подняв их, бойцы Алладина увидели утоптанную землю — ни подпола, ни какого-либо подобия фундамента у халупы не оказалось, нижние венцы сруба были положены прямо на берег…

На земле серел бетонный прямоугольник, занимавший не менее половины площади пола. В центре — металлический круглый люк, около полутора метров в диаметре. Ручек, штурвалов и прочих приспособлений, служащих для открывания, снаружи на люке не было. Надо думать, секретный лаз открывался лишь изнутри, после условного сигнала.

Увидев находку, Алладин понял: оно, то самое, от чего его внимание так старательно отвлекали…

Готовясь к акции, он, казалось, предусмотрел всё. Но газовый резак взять не додумался. Пришлось взрывать — осторожно, дозируя взрывчатку малыми порциями. Когда на связь вышел Лесник, первый круговой заряд — тоненькую и длинную, из пластита скатанную колбаску — как раз уложили по стыку металла и железобетона.

Услышав, что Светлов нашёлся, Алладин облегчённо перевёл дух. Опасение, что парня придётся с боем спасать из подземелья, не сбылось. Пусть уж приезжает сюда утром, когда неприятных сюрпризов гарантированно не останется. Пока же бойцы рассыпались по окрестностям, пытаясь отыскать потайные выходы или вентиляционные отверстия. Вооружённые мощными фонарями аквалангисты исследовали озерцо в поисках выходов подводных. Покамест ничего не находилось…

Через полтора часа Алладина вновь позвали к рации (и люк, и окружающий его железобетонный монолит оказались гораздо толще и прочнее, чем представлялось).

— Твой протеже отправился на позднюю прогулку, — сообщил Лесник будничным тоном. — И до сих пор не вернулся.

— На озеро? — быстро спросил Алладин.

— Мы, согласно инструкции, на хвост к нему не садились. Немного поработали с аборигенами… Результат крайне интересный. Костоправ утверждает, что каждый, с кем мы беседовали, имеет следы суггестивного вмешательства. Восемь человек. Причём последние четверо — совершенно случайные люди, взяты как контрольная группа…

Лесник провокационно замолчал, предоставляя Алладину самому делать выводы.

А какие тут могут быть выводы? Или у Костоправа поехала крыша, или… Второе «или» Алладин представлял с трудом. Наложение гипнограммы — дело тонкое, кропотливое, основанное на индивидуальном подходе к клиенту. И весьма изматывающее для суггестора, требующее отдыха, восстановления сил. Массовое же внушение ненадёжно, и у значительной части аудитории вызывает эффект, далёкий от задуманного. Достаточно вспомнить людей, которым пришлось серьёзно лечиться после печально знаменитых оздоровляющих сеансов Кашпировского… Деревня, сплошь населённая креатурами, пусть даже первого уровня, в понятия Алладина не укладывалась… Проще посчитать, что у Костоправа съехала крыша. Или что Лесник занялся дезинформацией. И всё же…

Всё же Алладин сказал то, что ему очень не хотелось говорить:

— Лесник, ты там… В общем, посмотри, что на этом Улиме творится. И за Светловым пригляди… На всякий случай.

Он не стал говорить, что в безымянном лесном озерце не обнаружено живности, не внесённой в зоологические справочники. Но по завершении разговора приказал плюнуть на осторожность и разнести к чертям бронелюк, не жалея взрывчатки.

 

2

Небо в крошечном прямоугольнике как бы окошка медленно светлело, утро подкрадывалось незаметно. Утро, которое станет последним в жизни Саши Светлова — если он не сумеет или не успеет перетереть свои путы о лезвие лопаты. О тупое и ржавое лезвие. Чем его, интересно, связали? Не верёвка, что-то плоское, но длинное, куда длиннее брючного ремня… Вожжи? Возможно…

Смешно — на пороге третьего тысячелетия оказаться связанным вожжами… Но скоро станет не до смеха.

Итак, лопата… Конечно, серп или коса лучше помогли бы задуманному — но, разворошив ногами сельхозинвентарь, наваленный в углу небрежной грудой, ничего похожего Светлов не нашёл.

Он поддел лопату кроссовкой, отодвинул её по земляному полу в сторону. Неловко опустился рядом, попытался нащупать за спиной черенок. Пальцы, обильно вспотевшие, постоянно соскальзывали.

Так, готово… Теперь надёжно зажать ногами… Полчаса точных движений — и верёвка не устоит.

Всё оказалось не так просто.

Зажатый между коленей черенок постоянно норовил выскользнуть, плечи ныли, запястья были исцарапаны в кровь, тело занемело от неудобной позы.

В отдушину под потолком постепенно вползал рассвет. За дверью сарая вроде бы послышались шаги, затем в отдалении раздались невнятные голоса, слов он не разобрал. Но отпереть замок никто не спешил. Светлов ускорил свои попытки. И верёвка (вожжа?) поддалась им!

Но связывали его люди предусмотрительные — на каждом витке пут был затянут отдельный узел. Александр лихорадочно воевал со вторым витком, с недоумением прислушиваясь к странному звуку, доносившемуся снаружи: Тук! Тук! Тук!

Что-то железное регулярно и равномерно ударялось о дерево.

Мелькнула паническая мысль: гроб! Они сколачивают ему гроб!

Ерунда, конечно, — мертвецам, утопленным в озере или зарытым в лесу, ни к чему деревянные костюмы, но Светлов не мог отделаться от дурацкого предположения…

Со вторым витком ему повезло — старые вожжи оказались в том месте не то надорваны, не то изрядно протёрты — и поддались усилиям гораздо быстрее. Да и Александр несколько приноровился к нудной работе.

Осталось два витка. Всего два… Целых два… Он должен успеть… Должен! Обязан! Потом ещё несколько секунд — размять кисти, восстановить кровообращение. И достойно встретить вошедших. Никакого дон-кихотства, никаких обездвиживающих ударов — первому же лезвием по горлу, инструкторы недаром говорили: всегда старайся пустить кровь: она, даже из пустячной раны, деморализует, — как самого пострадавшего, так и его соратников…

Сталь нагрелась от непрерывных быстрых движений, запястья припекало, но Светлов не обращал внимания — потому что разошёлся третий виток, и он понял: всё у него получится!

Стук железа по дереву прекратился неожиданно. И почти сразу лязгнул замок. Светлов застонал от несправедливости, неправильности происходящего… Стон прозвучал тихий, жалобный, похожий на скулёж побитой собаки.

Первым вошёл старый знакомый — депутат в щегольских кирзачах. И сразу сообразил, чем тут занимается пленник.

— Во гни-и-и-ида! — воскликнул бородач с ненаигранным возмущением — словно Светлов и впрямь ответил самой чёрной неблагодарностью на искреннее гостеприимство хозяев. И Сергей Егорыч тотчас же пустил в ход свой печально знаменитый сапог.

Пинок! Второй! — лопата отлетела в одну сторону, Александр откатился в другую. Занемевшее тело почти не почувствовало боли, гораздо сильнее оказалась обида: совсем чуть-чуть ведь не успел, совсем чуть-чуть…

Парень, вошедший вторым, тратить время на возмущение не стал — походя пнув Светлова по рёбрам, присел рядом и быстро восстановил целостность пут, воспользовавшись длинным, до сих пор не задействованным концом вожжей.

Этот персонаж тоже показался знакомым — точно, именно его Александр видел в деревне выходящим из магазина, — и ещё удивился тогда профессионально накаченной фигуре.

Старик — невысокий, бородатый — появился в сарае как-то незаметно. Молча стоял у стены, губы кривила нехорошая ухмылка. Интересно, это он был ночью у озера? Очень похоже на то…

Накачанный парень — Светлов про себя окрестил его «спортсменом» — закончил возиться с новыми узлами, поднялся на ноги.

— Отойди-ка, — сказал ему депутат. — Поучу гадёныша уму-разуму.

И начал отводить сапог для удара.

— Не шебути, Серёга… — сказал старик.

Точно. Это он говорил ночью, голос тот же — тихий и властный, словно обладатель его знает: напрягать связки незачем, все и так будут прислушиваться.

— Надо б растолковать всё ему, Петрович! Чтоб до печёнок пробрало… — сказал депутат. Но уже отведённый для удара сапог так и не ударил.

Петрович… Казимир Петрович… Использовать последний шанс — суггестию — надо именно с ним. Остальные, по большому счёту, тут шестёрки… Решает всё старик.

— Растолкуем, растолкуем… — с этими словами Казимир подошёл поближе, внимательно глядя на копошащегося на земле Светлова.

— Вы ДОЛЖНЫ меня отпустить, — сказал Александр, ловя взгляд старика.

Сказал спокойно и твёрдо, с железной уверенностью, хотя внутри всё сжалось и затрепетало — он разглядел, что держал Новацкий в руках. В одной — непонятная деревяшка, а в другой… Топор. Неухоженный, ручка потемнела, на лезвии бурые пятна… Ржавчина, твердил себе Светлов, всего лишь ржавчина.

— Развяжите мне руки.

Старик ухмыльнулся. Признаков, что он поддался внушению, Светлов не увидел.

— Ишь, прыткий какой. Знать, не показалось мне…

Не показалось что? Думать об этом некогда.

— Я НИЧЕГО не видел у озера. Понимаете? Абсолютно ничего. Развяжите мне руки и поговорим спокойно.

Зацепил… Но — не всех, одного. Спортсмена. Лицо парня расслабилось, стало расслабленным и глуповатым.

— А ну заткнись! — рявкнул старик. И кивнул бородатому депутату.

Тот понял команду однозначно. Светлов вскрикнул, принимая полновесный удар, потом ещё один; рванулся, пытаясь защититься хоть как-то, сжаться, прикрыть плечами голову. Удары сыпались градом. Александр застонал как можно жалобнее, вытянулся, расслабился — изображая потерю сознания.

Голос старика доносился словно сквозь толстый слой ваты:

— Хорош, Серёга… Выйди, Толян — дохни воздуха свежего. Эк он те голову задурил… А ты, соколик, кончай комедию ломать, не барыня кисельная, чтоб от пары плюх сомлеть.

Толян вышел и с кем-то негромко заговорил снаружи. Светлов подумал, что Казимир предусмотрел всё — и шансов не осталось бы даже с развязанными руками. Даже с лопатой в них.

— Подними его, Серёга, — снова заговорил старик. — И придержи. Есть у меня вопрос до соколика. Дис-ку-си-он-ный.

Бородач рывком поставил Светлова на ноги, — тот открыл глаза, изображать потерю сознания и дальше не имело смысла.

На улице уже рассвело. За приоткрытой дверью клубился туман — холодный и вязкий.

Старик стоял рядом и рассматривал Светлова в упор. Сказал негромко и удовлетворённо:

— Не обманули глаза-то меня… Не потерял ещё нюх старый Казимир… Не потерял…

О чём он бормочет? Светлов не мог взять в толк, на чём прокололся. И речь у Новацкого странная, то неграмотная, то «дискуссионный»…

— Я вам не нужен, понимаете? Совсем не нужен. Вы должны меня отпустить… — тихо сказал, почти прошептал Светлов. Попыткой суггестии его слова считаться никак не могли…

Его грубо встряхнули, бок взорвался болью.

— Ты, соколик, лучше брось свои штучки. Не катит со мной номер, понял? Расскажи-ка мне вот что, — старик пожевал губами, — это ты один такой или теперича всех вас учат головы людям морочить?

— Я не…

Светлов замолчал. Старик, очевидно, уловил попытки внушения. Интересно, как? И что это означает? Самоучка, талант-самородок? Или за спиной у него организация, знакомая с боевой суггестией? Какая? Почему суб-аналитику Светлову хотя бы не намекнули о возможности её существования?

Неужели Контора его подставила? Предала?

Казимир, не дождавшись продолжения фразы, заговорил сам:

— Что «не»? Кто бабе глаза отводил? Не ты будто?

— Не понимаю… о чём вы говорите, — отозвался Светлов еле слышно.

— Вижу я, как ты не понимаешь, аж взопрел весь… ин-кви-зи-тор.

Последнее слово Новацкий произнёс раздельно, по слогам — и с издёвкой.

Точно! Его подставили! «Новая Инквизиция — самая законспирированная организация современной России…» Как же… Неграмотные старики в псковской глубинке — и те знают о её существовании… Или случайность? Просто-напросто старик любит вставлять в речь мудрёные иностранные слова — и случайно назвал именно так охотника за русалками?

— Какой ещё инк… — начал Светлов и вновь осёкся. Лёгкая, словно предупреждающая боль кольнула в груди, слева. Он похолодел. Гипноблок… Прямо ему не говорили, но Ковалёв как-то намекнул: провалившийся или изменивший агент ничего не сможет рассказать про Контору, даже если захочет. Даже под пыткой. Даже слово «инквизиция» не сможет произнести… Попросту не успеет.

Страх накатил липкой волной. Западня. Выхода нет. Молчать — убьют и зароют в лесу или утопят в озере. Заговорить — и сердечный приступ оборвёт его жизнь через пару слов. Зато быстро, почти безболезненно. Милосердно…

Но почему, почему?! Почему в этой дикой ситуации оказался он, Светлов?! Почему весь выбор остался лишь между смертями — мучительной и безболезненной? Ведь он не супермен, и никогда им не был, и не хотел быть, жил себе тихо, никого не трогал, регистрировал фирмы, любил девушек… Так нет, пришли, задурили голову, поманили призраком силы, призраком тайной власти над людьми… поставили в свой ублюдочный строй, заставили присягнуть ублюдочному знамени… И послали на убой. На верную смерть. Его, Сашу Светлова…

Остаётся последний шанс. Крохотный. Мизерный. Соврать, ни словом не помянув про Контору — но соврать так убедительно, чтобы ему поверили. И не просто поверили, но и побоялись его тронуть.

Он заговорил, вновь глядя в глаза Новацкому, заговорил уверенно и твёрдо, — насколько был способен в сложившейся ситуации:

— Я сотрудник ФСБ, капитан Светлов. Ваши выпускницы…

Казимир впервые ударил его сам, по скуле, — деревяшкой, которую держал в руке. Несильно ударил, с какой-то нарочитой ленцой. На лице старика читалось презрение.

Затем поднёс деревяшку к лицу Светлова. Больше всего она напоминала коротенький кол, вытесанный из круглого берёзового полешка. Так вот что за стук доносился в сарай на рассвете… Но для чего сделан этот странный предмет? Хотя нет, лучше не знать, лучше даже не пытаться угадать…

Старик сказал, словно прочитав его мысли:

— Знаешь, соколик, чё эт такое? Да откуда тебе, коняшек-то небось тока в телевизоре и видал… А вот в старое время коняшка хрестьянина и кормила, и поила: околеет али сведут со двора — и пропадай мужик со всем семейством. А шушеры вроде тебя всегда вокруг много шаталось… Так вот: ежли конокрада в те времена споймают, разговор с ним не долгий был. Станового не кликали — заколотят в зад колышек такой вот, да и отпустят: иди, дескать, дальше воруй. Долго, соколик, с этакой штукой в кишках помирать приходится, ох долго… По три дня криком кричали от муки смертной. Помню, промежь конокрадов порой и зажиточные случались, денег больших сулили, чтоб им сразу топором по башке, али ещё как смерть быструю подарили… Ан нет, по вору и мука, другим наука.

Он сопротивлялся отчаянно, напрягая остатки сил, — но тщетно. Бородач удобно устроился сверху, упёрся коленом в спину Светлова и вздёрнул вверх его связанные руки. Ещё двое крепко прижимали ноги к земляному полу.

Толян возился с джинсами пленника — попытался было снизу добраться до молнии, потом плюнул и вспорол ножом ткань. Вторым движением располовинил плавки. Лезвие, коснувшееся кожи, показалось обжигающе-ледяным. Светлов вскрикнул тонко, как подстреленный заяц…

И тут же грубые пальцы раздвинули ягодицы Светлова.

— Не дёргайся, паря, не дёргайся… — приговаривал депутат, пресекая попытки сопротивления. — Нешто очко подставлять не доводилось? Болтают, дескать, у городских мо-о-о-дно… Но бабцов-то небось в тухляк канифолил? Вот и спробуешь, каково им бывало.

Толян гыгыкнул:

— Извиняй, братан, вазелину не припасли нонче!

Едва заострённый конец кола коснулся тела, Светлов почувствовал дикую, сводящую с ума боль в кишечнике. Психосоматика чистой воды — организм, подхлёстнутый идущими из мозга волнами страха, как мог протестовал против грядущего вторжения…

— Я расскажу! Всё расскажу!!!

Да! Да!! Да!!! Он расскажет всё, вернее — начнёт рассказывать, потому что закончить не удастся. Если только… Если только… Любой гипноблок, поставленный одним суггестором, другой может снять… Тень шанса, призрак шанса — но больше Саше Светлову рассчитывать не на что.

Спортсмен не обратил внимания на крик жертвы. Или резонно рассудил, что несколько ударов обухом топора по колу лишь прибавят клиенту словоохотливости. И продолжил прилаживать деревяшку между ягодиц.

Светлов захлебнулся воплем. Пронзительная боль в кишечнике усилилась, хоть это и казалось невозможным.

— Погодь… — сказал Казимир. — Кажись, запела пташка.

Светлов увидел, как старик направил на него видеокамеру — когда, откуда успел вынуть? Изящная заморская игрушка смотрелась в заскорузлой и мозолистой руке чужеродным предметом.

— Дай хоть на пару пальцев вколочу, — проворчал Толян. — Чтоб пел красивше… Э-э, да он обделался!!

Александр не обращал внимания. Говорил торопливо, обращаясь не то к старику, не то к его камере:

— Меня зовут Светлов, Александр Светлов. Родился в Великих Луках, там же жил, учился, потом переехал…

— Анкеты решил пересказывать? — тихо, но с угрозой спросил Казимир. — Нам они без надобности. С начала начинай, с того, как тя вербовали-заманивали.

Светлов начал с начала… С самой своей первой встречи с Борисом Евгеньевичем. Говорил — и тоскливо ожидал, что в любой момент слева в груди сожмётся когтистая лапа. Стиснет, сдавит — и всё.

Ничего… Никаких болезненных ощущений. Даже боль в кишечнике ушла бесследно. Слова «Новая Инквизиция» сорвались с языка легко, и опять-таки без последствий. Ковалёв блефовал? Брал подчинённого на пушку? Или…

Или Светлов неосознанно сумел-таки обезвредить мину замедленного действия в своём мозгу? Какая разница… Он жил, жил!! Пусть вот так: со связанными руками, уткнувшись лицом в земляной пол — но жил!!! Проклятое чёрное НИЧТО опять отодвинулось, отступило…

Сколько длилось его излияние, Светлов не знал, совершенно утеряв чувство времени. Но, кажется, старик менял кассету в камере… Или не менял? Александр говорил, говорил, говорил… Рассказывал всё, что происходило с ним в Новой Инквизиции, день за днём, ничего не пропуская, с самыми мельчайшими подробностями. Слова превращались в минуты — в сладостные и скоротечные минуты его жизни. А за минуту может произойти очень многое… Может быть, в Конторе отреагировали быстро, едва он не вышел на связь — и как раз сейчас оперативники взяли в оборот Веру-продавщицу, и скоро узнают, что он пошёл сюда, к озеру…

Тянуть время! Любой ценой тянуть время…

Палец старика нажал на клавишу «СТОП» — и едва слышный щелчок показался Светлову громом выстрела. Направленного в него выстрела.

— Уймись, соколик, будя… По третьему кругу уж про одно и то же пошёл песни петь.

— Я вам всё рассказал! — быстро сказал Светлов. — Всё! Назад мне теперь дороги нет. А вам могу пригодиться! Я ведь многое умею, я…

— Нет, соколик, — прервал его старик. — Ты своих за алтын продал, а нас так вообще за копейку продашь… Ладно… Получишь смерть лёгкую, милостивую. Заслужил.

 

3

Стандартные люки и двери в дотах, бункерах и бомбоубежищах делают из металлических плит толщиной двести пятьдесят миллиметров. И этого вполне достаточно, четверть метра броневой стали позволяет выдержать прямое попадание снаряда не самого мелкого калибра.

Нынешней ночью команде Алладина пришлось столкнуться кое с чем нестандартным — с люком, замаскированным под полом хибарки, стоящей на берегу. (Вернее, под стоявшей — после первых же взрывов домик перестал существовать как единое целое.)

Как выяснилось по окончании затянувшихся взрывных работ, здесь бронеплита стояла толщиной аж в шестьсот миллиметров. Окружавший её фортификационный железобетон был ещё толще — однако именно он не устоял перед взрывами.

Но самое удивительное обнаружилось чуть позже. Когда, мобилизовав наличную технику, многотонную броневую плиту вытащили из разрушенного гнезда, под ней не оказалось НИЧЕГО. Вообще ничего. Лишь плотно утрамбованная земля. Никаких следов отпирающих механизмов…

Штурмовая группа переминалась с ноги на ногу. Алладин яростно матерился. Исследовать две обнаруженные вентиляционные шахты не стоило даже из академического интереса. Понятно, что ток воздуха в них отсутствует не оттого, что гарнизон подземной крепости отключил вентиляцию, опасаясь газовой атаки. Наверняка тоже фальшивки, никуда не ведущие трубы, вертикально зарытые в землю.

…Когда из передовой машины колонны, двинувшейся в сторону Беленькой, сообщили, что старательно отреставрированный мостик превратился в груду головешек, Алладин резких эмоций не проявил. Мёртвым голосом потребовал связь с вертолётчиками, затем — с Лесником.

На вызов ответил Костоправ. Объяснил, что Светлов так и не вернулся на место ночлега. А Лесник вооружился аквалангом и обследует озеро.

Спустя сорок пять минут Алладин вылетел в Беленькую, прихватив с собой меньшую часть людей и снаряжения. Оставшиеся начали с нуля восстанавливать переправу.

 

4

Ни грядок, ни ягодных кустов, ни плодовых деревьев вокруг небольшой избы не было. Банька, навес для дров, два маленьких сарайчика и третий, побольше: судя по широким воротам и ведущей к ним слабо накатанной колее, — использовали его как гараж.

Значит, сюда тоже есть проезжая дорога, понял Лесник. Просто они с Костоправом её не обнаружили, сумели доехать лишь на другую сторону озера. Впрочем, ничего удивительного — едва ли все необходимые для строительства материалы Новацкий таскал сюда на себе, через болото…

Он решил обойти одинокое подворье, чтобы посмотреть, в каком направлении тянется дорожка. И прикинуть, где она выходит на большак.

Не успел.

Из маленькой сараюшки вышел мужчина. За ним ещё трое. Вернее, четверо — но четвёртый не вышел. Его вынесли. Светлов? Очень похоже. Лицо не разглядеть, но волосы, рост — совпадают. А разодранные и чем-то перемазанные тряпки, без сомнения, не так давно были именно той одеждой, в которой господин суб-аналитик выехал из Щелиц.

Руки связаны за спиной, тело безвольно обмякло… Труп? Нет, застонал, когда ударился головой о дверной косяк…

Троица вместе со своим живым грузом деловито пошагала в сторону озера. Мужчина, вышедший из сарая первым, двинулся за ними — и тоже не налегке. Подхватил с земли предмет, который весьма не понравился Леснику: большой угловатый камень, перевязанный крест-накрест верёвкой — её достаточно длинный свободный конец венчала петля.

Нет, не верёвка, понял Лесник, приглядевшись, — толстый провод в чёрной изоляции. Хотя легче от этого не станет — тому, на чьей шее или ногах затянут петлю, прежде чем швырнуть в озеро.

Надо вытаскивать парня, но… Для драки Лесник был совершенно не в форме. В самом прямом смысле: полученный от щедрот Алладина гидрокостюм оказался тесноват — на Костоправа не налезал вообще, Лесник после долгих стараний кое-как натянул, но движения сковывались безбожно, особенно снизу. В воде это не особо мешало, а вот на суше…

При некоторой доле везения сам он мог бы потягаться даже в такой униформе, даже с четырьмя противниками — благо лишь один производил впечатление своими физическими кондициями. Но на кону стояла ещё и вторая жизнь, а Лесник хорошо помнил, как в драке на вокзале Сланцев первым делом выстрелили не в него, но в пленницу.

Эти мысли мелькнули в голове за секунду, не более. Вторую секунду Лесник беззвучно материл себя: надо, надо было внять совету Костоправа — упаковать пистолет в водонепроницаемый пакет и взять с собой под воду! Без всякого голливудского суперменства, без эффектного руконогомашества — четыре выстрела по конечностям и конец фильма.

В третью секунду он уже отступал, низко пригнувшись, к прибрежным кустам — там остались ласты, акваланг и грузовой пояс. Бежал быстро, но короткими шагами — проклятая резина не позволяла передвигаться иначе. Решение пришло мгновенно: встретить Светлова под водой, тут же сунуть в рот загубник, пока не нахлебался воды. СКД-вакцинация позволяет пускать в дело все кислородные резервы организма, без труда задерживать дыхание на семь-восемь минут — при энергичной работе ластами можно уплыть далеко и вынырнуть незаметно. Идеальный вариант. Алладин получит своего чудо-суггестора живым и невредимым, а противник не насторожится раньше времени.

Успею, даже с запасом, понял Лесник, торопливо затягивая ремень акваланга. Траектория движения четверых мужчин и кандидата в утопленники не позволяла усомниться — идут на высокий скальный берег. Оно и понятно: в других местах прибрежное мелководье заставит самим лезть в воду, чтобы утопить кого-либо…

Он беззвучно скользнул в озеро.

 

5

К берегу Светлова несли на руках, идти он не мог. Да и не хотел — зачем идти к собственной смерти? Счёт оставшейся жизни пошёл уже не на часы и минуты — на секунды. Каждая важна, в любую может прийти спасение…

Несправедливость происходящего ранила больнее недавних побоев. Почему всё случилось именно с ним? Что он сделал не так?

Когда он шёл здесь ночью — избитый, спотыкающийся — дорога от озера к сараю Казимира казалась бесконечной. Теперь же, при ярком солнечном свете, выяснилось: всего-то пять или шесть сотен шагов. Как мало… А шагал Казимир со своими подручными быстро.

Чтобы не видеть приближающуюся озёрную гладь, Александр закрыл глаза. Но напряжённо вслушивался, каждую секунду ожидая звуков, принесущих спасение — криков, выстрелов…

Ничего.

Тишина… Лишь чириканье птах да тяжёлое дыхание несущих его мужчин. Однажды мелькнул призрак надежды: далеко-далеко, на пределе слышимости, Светлов услышал нечто, показавшееся ему рокотом вертолёта. Александр затаил дыхание. Но уже секунду-другую спустя не мог разобрать — действительно спасительный звук пробивается сквозь шум крови в ушах, или мозг сам генерирует сигнал, который непременно надо услышать.

Мысль о том, что далёкий рокот может издавать работающий на торфоразработках трактор, Светлов старательно отгонял. Вертолёт, конечно же вертолёт… Его хватились, его ищут… Но почему звук не приближается? Про Улим Контора не знает, но ведь не так уж много в округе подходящих озёр, вычислить нужное совсем не трудно.

Мужчины остановились — внезапно.

Светлову казалось, что они могли успеть пройти треть дороги, половину самое большее… Он открыл глаза и тут же вновь плотно стиснул веки. И издал тонкий скулящий звук.

Шею охватила петля. Верёвка тянула вниз и давила, затрудняла дыхание. Камень, понял Светлов, они привязали камень…

— Опять обделался, гы-гы, аж с двух сторон попёрло!

— Заодно и подмоется… Ну, с богом!

Чужие слова скользили мимо сознания, кто говорил, о ком, — Светлов не понял.

Его подняли выше, начали раскачивать. Александр постарался втянуть как можно больше воздуха, ещё надеясь на что-то… Мозг отказывался признавать происходящее.

Внезапно он понял: они не поверили! Конечно же, они не могли поверить, что инквизитор так вот сразу рассказал им всё! И вновь, как тогда с колом, берут на испуг, пытаются вытянуть самую секретную информацию.

— Я всё скажу! — крикнул он.

Вернее, попытался крикнуть. В короткий миг невесомого полёта раздалось лишь истошное:

— Я-а-а-а-а!!!

Стоявшим на берегу мужчинам показалось, что сквозь бульканье пузырей, вырывавшихся на поверхность, продолжает доноситься отзвук дикого вопля…

 

1

Силуэт метнулся наперерез неожиданно — слева, снизу, из тёмной глубины.

Женщина… Обнажённая женщина! Русалка?

Лесник успел изумиться — перед ним оказалась старуха. Морщинистое лицо, парящие в воде седые лохмы, жилистое костлявое тело. Ничего общего ни с расхожими представлениями о мавках, ни со встреченной в Сланцах красавицей, у которой под платьем не оказалось белья, зато обнаружился странный парный орган… Лесник всмотрелся — и увидел на боку активно работающую жаберную крышку. Всё-таки русалка… Чудеса.

Изумлялся он недолго. Старуха ринулась на него.

Скорость её движений была феноменальной — не обладая ни рыбьим хвостом и плавниками, ни лягушачьими перепонками между пальцами, люди никак не могут столь быстро двигаться под водой… Старуха — могла.

Лесник отпрянул, сделав резкое движение ластами — в самый последний момент, чудом разминувшись с оскаленными зубами старой чертовки.

Однако… Манеры нетипичной русалки вполне под стать внешности. Агрессивная бабка…

Он развернулся кульбитом, возможным лишь в воде. И вовремя — старуха готовилась к новой атаке. Лесник выдернул нож из укреплённых на бедре ножен, всё ещё не воспринимая всерьёз опасность, и досадуя на задержку, — встреча любопытная и долгожданная, но больно уж не вовремя, Светлова вот-вот швырнут в озеро.

Нож был мало пригоден для боя, несмотря на достаточно грозный вид — предназначался помочь подводному пловцу выпутаться из какой-либо неприятности житейского плана — из не замеченных вовремя рыбацких сетей, например. Но Лесник надеялся, что при виде клинка старуха предпочтёт поплыть своей дорогой.

Тщетная надежда.

Русалка атаковала вновь — на сей раз не столь прямолинейно. Поднырнула снизу, сделала ложное движение — и как-то внезапно оказалась позади Лесника. Он отмахнулся ножом, стремительно разворачиваясь. Клинок прорезал воду, не встретив сопротивления плоти. С зубами опять удалось разминуться чудом.

Он завис вертикально, удерживая тело в таком положении лёгкими движениями ласт. Старуха держалась поодаль, словно выжидая чего-то. Лесник ждать не мог. Не мог надеяться, что четверо убийц на берегу замешкаются или предоставят обречённому последнее слово…

Но и поворачиваться спиной к подводной твари рискованно. Атаковать же самому, уступая и в скорости, и в маневренности, — безнадёжное дело.

Секунды шли. Время жизни Светлова безнадёжно таяло. Лесник решил рискнуть.

Повернулся-таки спиной, быстро поплыл к скалам, не обращая внимания на старуху. Движение сзади уловил пресловутым шестым чувством, интуитивно выбрал момент для удара…

Есть! Зацепил!

Обернулся, увидел растущее в воде бурое облачко и понял: добивать не потребуется. Клинок задел горло — причём, судя по напору крови, артерию.

Но дальше началось непонятное. Облачко бесследно рассеялось, кровотечение прекратилось. Лесник не смог разглядеть на морщинистой шее русалки даже слабого следа раны. Зато прекрасно видел её торжествующую ухмылку. Зубы потемневшие, но острые, длинные, и все на месте…

Вот, значит, как… Лесник пожалел, что не прихватил Дыев нож на подводную прогулку. И тут же понял, чего дожидалась старуха: почувствовал лёгкое онемение в левом бедре, опустил взгляд, увидел вспоротую резину… И расходящуюся в воде красную муть…

Чёрт!

Добралась-таки, а он не почувствовал, холодная вода — лучший анестетик. Когда? Во время второй атаки? Теперь уже неважно… На кону не только жизнь Светлова, но уже и самого Лесника. На глубине смертельно опасна любая рана, пусть и самая незначительная — кровотечение не останавливается.

Старуха, похоже, прекрасно это знала. Скалилась торжествующе.

Лесник рванулся вперёд. Она отплыла, одним небрежным движением восстановив дистанцию. Лесник повторил манёвр, столь же безрезультатно. В третий раз он атаковал чуть медленнее… потом ещё медленнее… потом совсем неуверенным, незаконченным движением — русалка даже не стала отплывать. Рука с ножом бессильно опустилась, онемение расползалось всё дальше по телу…

Старая лобаста видела, как у аквалангиста выпал загубник, как изо рта вырвались последние пузыри, как тело в чёрном гидрокостюме медленно-медленно опускалось всё глубже…

Пузыри больше не появлялись, но старуха не спешила приблизиться — столь же медленно погружалась, выдерживая прежнюю дистанцию… Минута, вторая, третья, четвёртая… Всё. Готов, голубчик…

Она приблизилась, уже без опаски, двумя сильными гребками.

Рука с ножом метнулась вперёд мгновенно, словно развернулась туго сжатая пружина. Страшная боль пронзила лобасту.

Лесник ударил точно в жаберную щель — зная, что второй попытки не будет, и вовремя вспомнив, что именно туда бьют акул, тоже почти неуязвимых для ножа, почти лишённых нервных окончаний…

Лезвие вошло глубоко, по самое перекрестье. Русалка забилась с дикой силой, выдрав рукоять из пальцев. Вода густо окрасилась кровью, и на сей раз кровотечение не слабело.

Конвульсии продолжались долго, очень долго, постепенно стихая. Окончательно затихли, когда тело уже лежало на дне. Рана больше не кровила. Вторая, неповреждённая жаберная крышка уже давно перестала двигаться, а сейчас прекратились и судорожные движения грудной клетки. Из широко распахнутого, изломанного беззвучным криком рта старухи вырвался последний сгусток крови, медленно таял в воде — какая-то шустрая рыбёшка подплыла к нему и схватила неожиданное угощение…

Лесник всего этого не видел. Плыл к скалам, изо всех сил работая ластами (вернее, одной ластой, от левой, раненой ноги толку было немного).

Плыл с тоскливым чувством: опоздал, не успел…

 

2

Надежда умирает последней, и лишь когда вода сомкнулась над ним, а тяжёлый камень поволок тело вниз — ледяной ужас затопил сознание.

Практически любой здоровый человек в состоянии прожить без воздуха и без особого дискомфорта шестьдесят секунд. Две минуты тоже можно вытерпеть. Три — если тренироваться.

И если есть надежда, что потом можно вдохнуть.

Надежды не было. Ничего не было. Только темнота сгущалась впереди.

Камень беззвучно ударился о дно, взметнув фонтан ила.

Зачем он бьётся, пытаясь освободить руки, зачем задерживает дыхание, продлевая агонию? Нет ни малейшего шанса, ни одного.

В ушах ревел набат. Воздух, ещё оставшийся в лёгких, обжигал как расплавленный металл. Светлов уже ничего не видел — перед глазами расцвели разноцветные огненные всполохи.

Чья-то рука дёрнула его за волосы, запрокидывая голову назад. Потом нащупала на шее верёвку, ослабила скользящий узел и сняла петлю через голову.

Александр отчаянно заработал ногами, понимая, что всплыть не сможет. Не успеет. Слишком глубоко.

Но руки, снявшие петлю с шеи, не отпускали его, тянули куда-то — и Светлову отчего-то казалось, что не только вверх, но и в сторону… Он пытался вяло сопротивляться, но его тащили с нечеловеческой силой. Потом он ударился головой и всем телом обо что-то большое, твёрдое — и не почувствовал боли. Потом те же руки впихнули его куда-то, в провал, в дыру в этом самом твёрдом, подтолкнули вверх…

Светлов вынырнул. Воздух! Воздух!!!

Первый вдох оказался прекрасен уже тем, что он вообще был.

Руки, помогавшие ему, исчезли, пришлось снова работать ногами, поддерживая голову над водой.

Воздух, врывающийся в истосковавшиеся лёгкие, казался осязаемым — густым, вязким, тягучим. И восхитительным! Набат в ушах смолк, глаза наконец различали что-то кроме огненного мелькания… Впрочем, различали немногое. Темнота была плотной, почти осязаемой, — такой же, как воздух. Потом он разглядел большое светлое пятно — внизу, под поверхностью воды. И неровный каменный свод над головой.

Пещера, небольшая, — скорее даже расселина в прибрежных скалах… С подводным входом. Неведомый спаситель знал, что делает. В отличие от Светлова, бездумно пытающегося спастись. Выскочи он пробкой на поверхность Улима, Казимир и его приспешники просто повторили бы процедуру ещё раз, рубанув для верности топором по голове…

Глаза всё больше привыкали к полумраку. Светлов всматривался вниз, пытаясь определить расстояние до входа — сумеет ли донырнуть, доплыть со связанными руками? Не сейчас, позже, когда его палачи гарантированно уберутся с берега…

Глубина здесь оказалось небольшой, а вода прозрачной. На дне что-то белело. Александр сначала не мог разглядеть, что именно. Потом, вроде бы разглядев, не желал осознавать увиденное… Наконец зрачки расширились настолько, что обманывать себя не имело смысла.

Скелет.

И ещё один, и ещё, и ещё… Всё дно было усыпано костями.

Светлов поднял голову и едва сдержал крик. Невдалеке от него, обратив распухшее лицо к своду пещеры, на поверхности покачивался человек. Вернее, труп… С другой стороны, у каменной стены, колыхались ещё два тела.

Он дёрнулся назад, стукнулся затылком о скалу. Вот почему тут такой густой воздух. Обоняние вернулось мгновенно, словно включилось по команде. Задыхаясь от удушливого смрада, Александр понял, что если он каким-то чудом выберется из пещеры, то будет всю оставшуюся жизнь видеть в ночных кошмарах колыхающиеся вокруг него трупы. Особенно вон тот — с развалившимся животом, кишки из которого тянутся вниз.

Светлов вдруг понял, что вновь не дышит. И буквально заставил себя втянуть мерзкий воздух — медленно, осторожно. Естественно, через рот. Но и при таком способе дыхания отвратительное зловоние не слабело…

Он закрыл глаза. Отсчитывал про себя секунды, стараясь произносить цифры не слишком торопливо. Десять минут, для полной уверенности пятнадцать — Казимиру нет никаких резонов дольше торчать на берегу.

Назначенный срок прошёл — теперь вдохнуть побольше этого подобия воздуха и нырнуть. Постараться не промахнуться и попасть точно в отверстие пещеры. Потом всплыть на поверхность. Шанс есть. И даже если он промахнётся, даже если угодит головой в брюхо трупа — он просто повторит попытку.

Он жив. Это главное. И пока он жив — есть надежда.

Светлов осторожно втянул в себя как можно больше гнилостного воздуха. Без помощи рук попасть в пещерный вход можно либо случайно, либо чудом…

Случилось чудо.

Внезапно вода заколыхалась, и Светлов увидел женское лицо — там, в глубине. Сначала лишь лицо — живое, не распухшую рожу трупа. Вокруг широким облаком парили в воде тёмные волосы. Затем из этого облака появилась рука и сделала приглашающий жест.

Не раздумывая, Светлов нырнул. Его уверенно поймали, пригнули голову, направляя в отверстие. Он не сопротивлялся. На пути — в коротком подводном туннеле — оказался ещё один мертвец. Светлов отвернулся, не желая приглядываться к обнажённому трупу…

Они выплыли из пещеры вместе, Александр вновь заработал ногами. Поверхность воды приближалась — сверкающая серебристая плёнка. Светлов думал, что вынырнет из воды как торпеда, но плывущая рядом девушка придержала его, притормозила… Вынырнули бесшумно — и тут же спасительница прижала ладонь к его губам.

Напрасная предосторожность — кричать от счастья или разговаривать Светлову не хотелось. Всё, что ему было нужно — дышать: сначала осторожно, маленькими глоточками, проверяя всё ли в порядке с лёгкими, в состоянии ли они работать после такого издевательства. Он набирал в грудь воздуха всё больше и больше, остро наслаждаясь его чистотой и лёгкостью…

Девушка подплыла поближе, и, поддерживая Александра, направилась к берегу — к дальнему, заросшему лесом. Плыли долго, и Светлов вновь почувствовал, какая ледяная вода… Холод безжалостно прорывался внутрь, в глубину тела, норовил скрутить мышцы судорогой — без посторонней помощи доплыть он не смог бы…

Наконец ноги задели дно, последние усилия — и вот он, берег…

Светлов попытался встать, шагнуть — и не смог, разрезанные джинсы сползли на колени. Упал, забарахтался в воде, девушка помогла подняться, поддерживала и его, и брюки, помогая выбраться на берег. Тот факт, что она абсолютно обнажена, скользнул по краю сознания Светлова, не вызвав ответной реакции. Пожалуй, впервые в жизни.

Он рухнул лицом в траву… Трава пахла восхитительно.

Жив!

Холод, боль, усталость — ерунда, пройдёт… Он жив! Назло всем жив!!!

 

3

Верёвка, стягивающая его запястья, далеко не сразу поддалась усилиям девушки — но поддались. Светлов со стоном перевернулся на спину. Руки упали рядом — два чужих инородных предмета, два протеза, не желающих подчиняться командам мозга и даже докладывать хозяину о самом факте своего существования…

Девушка сидела рядом, низко опустив голову. Волосы закрывали лицо. Густые, тёмные, чуть волнистые. Не могут быть волнистыми (и почти сухими!) волосы только что вынырнувшего из воды человека — однако были. Потому что человек, как подозревал Светлов, не совсем человек…

Но пока что никакой агрессивности предполагаемая русалка не проявляла. Напротив, взяла руку Светлова, начала осторожно массировать. Сильные пальцы пробежались по ободранному запястью, потом скользнули выше, к локтю. Жизнь помаленьку возвращалась в парализованную и бесчувственную конечность — поначалу в виде острой боли…

Наконец Светлов нашёл в себе достаточно сил, чтобы сесть. Девушка уже занималась его второй рукой.

— Ты кто? — спросил он. Голос показался чужим — хриплым, неприятным. Ответ незнакомки — словно по контрасту — прозвучал на редкость мелодично.

— Не узнал? — девушка откинула волосы назад и взглянула Светлову в лицо.

Несколько секунд он молча смотрел на неё.

— Ира?.. Но как?..

Она резко отвернулась. И тут последние сомнения отпали — он на мгновение, пока вновь не опустились взметнувшиеся волосы, увидел едва заметный полукруглый разрыв кожи.

— То есть… я не то хотел сказать… Ира? Из поезда?

— Да, — она взглянула на него с вызовом.

— Ты… Что случилось?

— Это долго рассказывать… Саша.

Она снова взяла его правую руку, погладила кожу, потом усилила нажим, разминая мышцы.

— Ну-ка, сожми кулак.

Пальцы послушно согнулись, хоть и не безболезненно. Отлично… Неплохо бы проверить, вернулась ли способность к суггестии. Но это чуть позже… Сейчас рисковать нельзя, сейчас его в рукопашной одолеет восьмилетний ребёнок — не прилагая излишних усилий. Значит, не подавать виду, что он знает, кто перед ним. Дескать, ничего удивительного: девушка решила устроить в угромном уголке нудистский мини-пляж на одно место, — и, купаясь, случайно обнаружила тонущего знакомого… Он благодарен ей за спасение, очень благодарен. И каких-либо иных чувств не испытывает…

— Это ты спасла меня?

— Неважно, — она улыбнулась грустно.

Но какой же была её улыбка!

Светлову на миг остро захотелось бросить всё и всех, плюнуть на Контору и карьеру, и идти за обладательницей этой улыбки хоть куда, хоть на край света… Он помотал головой, отгоняя наваждение. Вот так они, сучки, и берут мужиков — тёплыми, беззащитными. И убивают… Причём здесь не суггестия, он бы почувствовал даже в нынешнем своём состоянии — воздействие на более высоком уровне…

Он заговорил снова, стараясь произносить слова проникновенно, искренне:

— Нет, важно. Важно! А что за каменная дыра, куда ты меня затащила? Темно там и вонюче, ничего толком не разглядел… Но всё равно спасибо!

Ирина проигнорировала и его вопрос, и благодарность. Встала и протянула руку Светлову.

— Идти сможешь?

Он поднялся на ноги. Терпимо. Почти терпимо. Болят и рёбра, и всё остальное, но если не делать резких движений…

— Смогу. Скажи, а…

— Пойдём, — оборвала она его фразу и направилась в глубь леса.

Светлов пошагал следом, неловко переставляя ноги, двумя руками поддерживая спадающие джинсы. Ирина шла быстро, движения казались лёгкими, почти невесомыми. Ни сучок, ни ветка не хрустнули под босыми ногами. По сравнению с ней Александр топал, как стадо ломящихся через джунгли слонов.

Остановились они в ложбине, сплошь заросшей мхом.

— Костёр бы развести, отогреть тебя… Но спичек нет.

— Я не замёрз, — соврал Светлов. — Ты и так для меня столько всего сделала… Если бы не сняла камень, ни за что бы не выбрался…

Он обессилено присел на мох, сухой и мягкий. Навалилась усталость, хотелось закрыть глаза и забыть обо всём.

Ирина села рядом, обхватив руками колени. Волосы почти скрывали её наготу. Долго молчала. Потом посмотрела ему в глаза.

— Саша… Я не снимала с тебя камень… И не затаскивала в пещеру… Увидела тебя лишь в ней, я… — она замялась и закончила скомкано:

— Я туда заплыла… по своим делам…

— Кто же тогда?! — изумился Светлов. Впервые после выхода на берег его тон и слова соответствовали истинным эмоциям.

— Не знаю…

 

4

Игра в неведение не затянулась. Нарушила её Ирина:

— Я русалка, Саша. Мавка, — сказала она просто. Эмоции в голосе отсутствовали. — И я знаю, кто ты — Хозяин рассказал. Ин-кви-зи-тор…

Последнее слово она произнесла по слогам, явно копируя Новацкого.

— Но как… — растерянно проговорил Светлов.

В голове звенел другой вопрос: зачем она это сказала?! Зачем, если знает, кто он и чем занимается?! И для чего привела — заманила! — в это укромное местечко? Не лежит ли тут где-нибудь за кустиком наготове подходящий камень?

— Я… — она помолчала. — Помнишь… поезд?

— Конечно, помню… Я только про тебя и вспоминал, звонил несколько раз, телефон всё время вне зоны приёма…

Он лгал смело, зная, что проверить его невозможно. Отсутствие сотовой связи — не всегда неудобство.

— Я тогда говорила тебе… о том, что… ну…

— Я помню. Всё помню.

— Правильно. Я говорила, что хочу отомстить… Я нашла способ. Возможность…

— Возможность — став русалкой? Но зачем?

— Я хотела получить силу… Понимаешь? Я обычный человек. И раньше была самой простой. А после того, что случилось… — сил не осталось. Никаких, совсем. Я хотела одного — забиться в нору, чтобы никто не видел и не слышал меня. Но тогда… тогда они… эти подонки… значит, они были правы? Значит, я — никто? — Ира заговорила торопливо, выплёскивая в словах свои сомнения и страх. — Значит, меня можно было топтать и тогда, и сейчас… Понимаешь? Мне говорили, говорили всё одно и то же, что я жива и здорова, а он… Я же не специально! Мне всё равно было, что и как делать, только бы он отстал! Шла домой, домой… не просила меня трогать…

— Успокойся…

— Я должна была отомстить, должна! — она выкрикнула последние слова, стирая с лица злые слёзы.

Светлов мысленно перевёл дух. Русалка знает, кто он такой — но за камень хвататься не спешит. Неужели до сих пор действуют полученные в поезде установки? Да ты просто молодец, господин суб-аналитик… Но стоит проверить и остальные свои догадки.

— Ты попала сюда по объявлению, да? — спросил Светлов. — В газете «Магический вестник»?

Ирина подняла голову и взглянула на него с удивлением. Затем кивнула.

— А дал его Новацкий Казимир Петрович?

— Откуда ты… Я… не знаю, как его зовут.

— Ты должна мне всё рассказать!

— Зачем?

— Возможно, я смогу тебе помочь.

— Помочь? — она горько рассмеялась, — О, да… ты можешь мне помочь. Несомненно. Только я не хочу этой помощи…

— Ира… — ладони Светлова оказались у неё на плечах, он чуть встряхнул девушку. — Я… я правда, хочу помочь…

— Ты не понимаешь… Ты ничего не понимаешь…

 

5

Ирина ошибалась. Светлов понимал всё — даже до того, как увидел приоткрывшиеся на миг жаберные крышки, до того, как услышал признание… Не бывает такой невероятной, нечеловеческой красоты. Не бывает такой белой, словно светящейся изнутри кожи, таких блестящих волос. Волос, которым не страшна вода. Она скатывалась с густых прядей, крупными каплями, и, казалось, стоит Ирине потрясти головой — волосы окажутся совершенно сухими.

И не бывает таких совпадений.

Значит, он прав от начала и до конца. Он должен оставить её здесь и бежать в деревню, связаться с Конторой. Чем быстрее, тем лучше.

А дальше…

Дальше сюда прибудут те, в чьей компетенции такие вопросы. Те, кто будет проводить зачистку. Они живо разберутся и с Казимиром Новацким, и с проклятым депутатом, и с их подручными… Затем в дело вступят специалисты в других делах — и выяснят, что за чертовщина творится на этом озере.

Только всё будет происходить уже без участия Светлова… Потому что приговор — его смертный приговор — лежит у Казимира. И выглядит как безобидная видеокассета…

Значит, общая тревога откладывается. Сперва с Казимиром нужно разобраться самому. Осторожно, на расстоянии, не попавшись вновь его приспешникам… Но для начала — надо разузнать у этой мутантки всё, что возможно…

— Сколько вас? — спросил Светлов.

Она отстранилась, взглянула удивлённо.

— Сколько вас здесь? — требовательно повторил он вопрос. — Расскажи мне.

Он смотрел в её глаза, ожидая увидеть расширяющиеся зрачки. Они остались прежними. Лишь во взгляде появилось удивление.

— Зачем… зачем тебе это знать?

— Неважно… Отвечай!

— Чтобы убить всех? — в голосе русалки слышался страх. — Хозяин сказал правду?

— Что? Нет! Конечно, нет!

— Тогда…

— Я не могу объяснить, — быстро ответил Светлов. — Не спрашивай, ладно? Просто я должен знать кое-что. Ты расскажешь мне всё. Ира, это важно, поверь. Ты должна рассказать!!

— Что ты хочешь знать? — спросила она монотонно и безучастно. Похоже, на сей раз получилось…

— Сколько вас? — повторил вопрос Светлов. И уточнил:

— Вас, русалок?

— Не знаю… Я видела пять… нет, семь… Сегодня появились двое новеньких…

— Кто?

— Девушку я не знаю… А вторая — девчонка, ты… мы видели её в поезде, с матерью… Помнишь? — она взглянула ему в лицо, и Светлов вздрогнул. Суггестия не сработала. Глаза Ирины оставались ясными. Почему же она рассказывает всё это? Не понимает, что грозит и ей, и остальным? Неважно… Важно использовать нежданного союзника, чтобы выполнить главную задачу — тем или иным способом добраться до кассет Казимира. Но сначала — информация.

Он помолчал и спросил:

— Как всё происходит?

Ирина села на землю. Светлов устроился рядом.

— Ты сам просил… Слушай…

 

6

Ночью, незадолго до рассвета, у неё был шанс — убедить себя, что женщина, делающая из дочери убийцу, недостойна называться матерью, недостойна вообще жить на свете… Она смогла бы, смогла, руки уже сами тянулись к топору. Не успела. Стоявшая рядом мавка чуть раньше шагнула вперёд…

Шанс был, и она его упустила… Ирина брела по лесу — бесцельно, просто так, никого не надеясь найти. Более того — подсознательно не желая кого-либо находить. Наверное, она так и не сможет решиться…

«Раньше надо было сомневаться, теперь поздно!» — привычно твердил ей внутренний голос, столь похожий на голос Хозяина.

Раньше?! Да, она сомневалась… Ещё до того, как увидела газету с объявлением… Она ходила в церковь. Пыталась понять, стоя со свечкой в руке: что ей делать? Как жить дальше? Молилась, просила дать ответ… Может быть, она спрашивала не так и не у того?

Что ж, спрашивала как умела. Равнодушные лица глядели на неё — ответа не было.

Она поняла это, как знак — делай всё, что хочешь… Всем наплевать…

А если ответ уже прозвучал — в зале суда, когда объявили, что она невиновна? И на втором суде… Но ей показалось мало… Она жаждала мести. Или ответ прозвучал в поезде? Когда незнакомый парень сказал, что она сможет любить — и что её будут любить? Хорошо сказал, — так, что она поверила… Но всё уже было решено… Кем решено? Кем? Кем??? Ею? Или за неё?

Господи, почему ты говоришь загадками с людьми? Зачем?

Или всё не так? Кто она?

Человек?

Ещё человек?

…Ирина остановилась, юркнула за сосну, прижалась к шершавой, нагретой солнцем коре. Впереди, совсем рядом, послышался обрывок разговора, девичий смех, в просвете ветвей ярким пятном мелькнуло женское платье…

Её появление осталось незамеченным — Ирина знала, что ходит неслышно и передвигается так быстро, что глаз не успевает уследить, а мозг отреагировать на увиденное. Знала, что может приникнуть к стволу дерева, обнять шершавый ствол, слиться с ним, стать практически невидимой…

Двое… Молодые, лет шестнадцать-семнадцать, не больше… Известно, зачем выбираются в лес такие юные парочки — даже если и берут для отвода глаз грибные корзинки… Эти, впрочем, корзины прихватить не позаботились — зато принесли с собой одеяло, уже расстеленное на укромной полянке. Девушка, впрочем, изображала — несколько жеманно и фальшиво — что пришла сюда всего лишь позагорать, и понятия не имеет, чего от неё добивается дружок. Деревенский же Казанова политесов не разводил, сразу приступив к делу — стаскивал с подружки платье неумело, но целеустремлённо и старательно…

«Щенок, — подумала Ирина, — пока ещё щенок, но вырастет из него кобель, такой же, как и все остальные, привыкший добиваться своего не добром, так силой… И кто-то когда-то встретит его на тёмной улице или в тёмном подъезде…»

Повинуясь внезапному порыву, она вышла из-за дерева, шагнула на полянку…

Первой её заметила девица. Оттолкнула кавалера, вскочила, завизжала и бросилась прочь.

Парень встал, с тупым недоумением уставился на кусты, в которых исчезла его подруга. Затем увидел Ирину. Она улыбнулась — прекрасно зная, как умеет теперь улыбаться. Шагнула к нему — прекрасно зная, как умеет теперь ступать.

Опускаясь на видавшее виды одеяло, она поняла, чего так не хватало её новому телу…

Дон-Жуан сельского разлива явно никогда не листал «Камасутру», а эрогенные зоны — если и слышал краем уха про таковые — наверняка считал глупыми бабьими выдумками. Любовный стиль его был незамысловат: засунуть побыстрее да поглубже.

Он вошёл в Ирину резко, грубо, больно — именно так, как ей хотелось…

— Ещё, ещё, ещё! — кричала она, извиваясь от дикого возбуждения.

Нежданный любовник не заставлял себя упрашивать. Боль пронзала Ирину насквозь — боль и наслаждение. Она ненавидела и презирала своего партнёра — и одновременно страстно желала его. Казалось, всё вернулось — тёмный подъезд, сиплое пыхтение насильника и мерзкий запах гниющей банановой шкурки, ласкающий ноздри…

— Глубже, глубже!!! Ещё!!! Сильнее!!! — вопила Ирина в такт размашистым тычкам.

Она уже не сомневалась — это ОН, конечно же ОН, отчего-то показавшийся ей в тот вечер старше… Ирина чувствовала, что вот-вот весь мир — и она тоже — взорвётся в ослепительной и испепеляющей вспышке. Впилась поцелуем в губы, не смущаясь лёгким перегаром и вонью дешёвого табака, вонзила ногти в спину — сейчас, сейчас…

Парень вдруг вскрикнул — на удивление тонким голосом. Застыл на мгновение. Затем попытался отстраниться, слезть с Ирины. Она взвыла раненой волчицей — и вцепилась зубами в его губу, почувствовала пряный вкус крови, резко дёрнула головой…

И тут мир взорвался. Она тоже. Не осталось ничего…

…Парнишка лежал неподвижно. Не дышал. На одеяле расползалось, ширилось кровавое пятно.

С непонятной отстранённостью Ирина смотрела на его руки, лишь до локтей загоревшие — выше кожа была бледной и покрытой бисеринками пота. «Он жив, жив, — билась в голове идиотская мысль, — жив, потому что мёртвые не потеют…»

Вновь взглянуть на лицо она не могла себя заставить — лица, как такового, у парня не осталось. Уродливая кровавая маска — нижней губы нет, изрядный кусок щеки превратился в свисающие ошмётки, белеют обнажившиеся кости скулы и нижней челюсти. И рваная дыра на месте глотки.

Ну вот…

Вот ты и сделала, что хотела…

И поняла, что хотела вовсе не этого…

Она не могла поднять взгляд на изуродованное лицо — но оно всё равно стояло перед внутренним взором. И будет стоять всегда…

Всё неправильно — всё, что она делала в последнее время… Правильным был лишь тот вечер… И тот подъезд… И тот мужик…

Вот для чего она родилась на свет… Для того вечера, и для того кобеля, растоптавшего её жизнь. Кто она такая, чтобы спорить? Грязь, ничтожество… Маньячка… Убийца… Всё, что с ней тогда произошло — правильно. Она виновата, и получила расплату за свои дела — авансом, загодя… И никто никогда не убедит её в обратном…

Она посмела не согласится с этим. Посмела мечтать о мести, посмела думать о новых силах и цене, которую готова заплатить… Что ж, вот плата — лежит на окровавленном одеяле… Но нужно ли ей теперь оплаченное?

Нет, жить после такого она не сможет. Не посмеет.

Всё закончено…

 

7

— Я тащила его в пещеру… Не знаю, не знаю, зачем… Всё равно не поплыву вечером к Хозяину… Заглянула внутрь и увидела там тебя. Вот и всё…

Рассказывала Ирина долго — солнце уже перевалило зенит и медленно клонилось к западной части горизонта.

Светлов надолго замолчал, напряжённо обдумывая ситуацию. Всё оказалось много хуже, чем он представлял себе. Крыша у мутантки поехала, давно и всерьёз, и озеро здесь не виновато — все симптомы наблюдались уже при первой их встрече…

Но никто другой ему не поможет… Русалки, как он уже понял, очень тяжело поддаются суггестии. Чертовка с камнем тому лучший пример — ментальный поединок у берёзы Светлов выиграл с огромным трудом, причём находясь на пике своих возможностей… В нынешней его форме — избитому, обессилевшему — глупо надеяться взять под контроль мозг мутантки. Значит, надо действовать хитростью. И полностью использовать все посылы, что она получила в поезде…

Он наконец заговорил, постаравшись улыбнуться как можно обаятельнее.

— Спасибо, Ира!

Она глянула удивлённо.

— За то, что спасла жизнь, вытащила из пещеры… Ещё пара минут, и я бы там точно задохнулся… Хочу отплатить тебе тем же. Казимир Новацкий — которого ты знаешь как Хозяина — не соврал: я действительно работаю в организации, которая интересуется странными людьми. Необычными… Такие, как Казимир, вполне могут считать нас «инквизиторами». И ненавидят от всей души — потому что кроме нас никто не помешает им наживаться на…

— Как наживаться?! — недоумённо перебила Ирина. — Он же не берёт ни копейки!

Светлов снисходительно улыбнулся:

— ПОКА не берёт! А потом… К чему, как ты думаешь, требовать непременно кого-нибудь убить? Ведь если… — он осёкся, торопливо заменил слово «мутация» более мягким синонимом, — если изменение в организме уже произошло, то какие ещё могут быть «долги озеру»! Почему, скажи, он не позволяет вам ничего надеть, заставляет голышом бегать по лесу и плавать по озеру?

Ирина попыталась было пересказать слова Хозяина о том, что надо беречь жабры, что нельзя прикрывать их даже самой лёгкой тканью… И сама почувствовала, как неубедительно звучат эти доводы…

— Ерунда! — отрезал Светлов. — Купальник-бикини ничем и никак их не прикроет! Всё гораздо проще — в таком виде вы сидите тут как на привязи, не можете далеко отойти!

— Я пыталась… Больше двух часов нельзя…

— И ты, и любая из твоих «коллег» могла уплыть по речке, что вытекает из озера! Или приехать на своей машине, оставить её в часе ходьбы отсюда — и потом спокойно уехать, иногда останавливаясь, чтобы искупаться в подходящем водоёме. Но Казимиру совсем не нужно, чтобы такая находчивая дамочка прикатила неделю спустя с трупом в багажнике — получите, мол, долг! Всё должно произойти здесь… Знаешь, почему?

Она покачала головой… Действительно, странно… Когда объяснял Хозяин — слова его казались убедительными и весомыми, не возникало ни малейшего сомнения… А сейчас…

— Вся округа напичкана подслушивающей и подглядывающей аппаратурой! Я сам нашёл три микрокамеры! — с торжеством объявил Светлов. — И когда-нибудь к достигшей большого жизненного успеха женщине придут и предъявят несколько снимков: полюбуйтесь, мадам, как вы тащите свеженького покойника к пещере! Вот тогда-то и начнётся настоящая расплата!

Он врал легко, вдохновенно, и настолько уверенно, что сам вдруг усомнился: а ну как эта с ходу сочинённая выдумка окажется истиной?

— Никто ко мне не придёт… — медленно сказала Ирина. — И ничего не предъявит… Я убила человека, понимаешь ты?!!! — сорвалась она на крик.

После долгой паузы произнесла тихо, обречённо:

— Я не смогу с этим жить… Не смогу…

Вот ведь сука, разозлился Светлов. Раньше-то каким местом думала?! Да не живи, чёрт с тобою, только сделай, что мне надо, и не заживёшься, будь спокойна…

— Ты не убийца, — сказал он со спокойной уверенностью. — Ты ничего не делала здесь своей волей… НИЧЕГО!

— Я сама… Сама утопилась… И сама… — она не договорила.

Светлову неожиданно пришла новая блестящая идея.

— Да?! А помнишь берёзу по пути сюда? Родник, лавочку? Ты ведь остановилась отдохнуть, попила водички?

— Да… Но какое…

— А такое! — оборвал её Светлов. — Вкус воды странным не показался?

— Действительно…

— Там подмешан наркотик! Сильнейший психотроп! Мы с таким уже сталкивались… С той минуты ты уже за себя не отвечала! И топилась не своей волей, и убивала — не своей!

Светлов говорил горячо — стараясь не дать заметить за эмоциональным напором кое-какие прорехи в логике. Надеялся: поверит, потому что очень хочет поверить… Людям свойственно искать себе оправдания, а не находя — выдумывать.

Он не ошибся. По лицу Ирины впервые скользнула робкая тень надежды. И спросила она уже не таким понурым тоном:

— А как же это? Я не хочу жить с этим!

Она приподняла локоть, демонстрируя жаберную крышку.

Отлично! Тварь почти поверила, всерьёз задумалась о будущем… Будущего у неё нет и быть не может. Но знать ей об этом нельзя.

Короткий проблеск надежды вновь сменился у Ирины беспросветным унынием.

— Боюсь, ты ошибаешься, Саша… Про смерть через семь дней — чистая правда. Девушка с нами была… Юля… Вчера её срок кончился, и она умерла…

— Девушка? — переспросил Светлов, вспомнив встречу у берёзы. — Худенькая блондинка? А на голове венок из кувшинок и лилий?

— Да… Ты её видел?

— Видел, как же… Только тебе соврали. Она не умерла. Она в частной клинике, готовится к операции. Я же говорил — наш институт не впервые сталкивается с этим феноменом. Обратная трансформация требует несколько сложных операций, и долгого реабилитационного периода — но вполне реальна. Ты будешь жить! И ты останешься человеком!

Пожалуй, он поспешил продемонстрировать этакий пряник. Ирина произнесла недоверчиво:

— Зачем вы этим занимаетесь? И почему никто не знает? Такая сенсация…

— Кому надо — знают. Но держат в секрете. И тебе очень повезло, что ты столкнулась с нами, а не с этими «знающими»… Иначе провела бы остаток дней в бассейне, зарешеченном сверху. Кое-кого весьма интересует возможность заполучить подводных диверсантов, не нуждающихся в аквалангах…

А это тебе вместо кнута… Должно сработать — наверняка ты, пока была ещё человеком, читала статейки и смотрела передачки, обвиняющие засекреченную армейскую науку во всех мыслимых и немыслимых грехах. Пойми и проникнись: единственная твоя надежда выжить не в качестве морской свинки — делать, что тебе скажет Саша Светлов. И пора подводить разговор именно к этому…

— Похоже, Казимир тут хозяйничает не сам по себе. Не могло бы его предприятие так долго существовать без надёжного прикрытия. А если к воякам попадёт компромат на тебя…

Он вздохнул и нахмурился, показывая всем видом: тогда чем-либо помочь тебе будет весьма затруднительно.

И рыбка клюнула! Поверила, поверила, дура, что останется жить человеком…

— Но можно ведь что-то сделать? Я не хочу… в бассейн с решёткой…

— Можно… Надо изъять у Казимира видеоматериалы. Изъять и уничтожить. Думаю, кассета с последней съёмкой ещё в видеокамере, — та, на которой запечатлена ты, с трупом у пещеры…

— Кто же меня снял?! — изумилась Ирина. — Хозяин, по-моему, даже к воде близко не подходит…

После её рассказа найти кандидата на роль подводного кинооператора было не так уж трудно. Светлов сказал уверенно:

— Старуха. Старуха-лобаста. Я думал, ты догадалась, зачем она вас «опекает»…

Дальше он говорил командным тоном, не допускающим сомнений и возражений:

— Проберись в его дом. Ищи камеру «SONY», она скорее всего в водонепроницаемом боксе, но, может быть, Казимир её оттуда уже достал… Надо вынуть кассету, если уже вынута — отыскать и унести.

Про водонепроницаемый бокс Светлов придумал на ходу — чтобы у мутантки не возникло подозрений: как же бытовой камерой её умудрились запечатлеть под водой?

— И что потом?

— Потом мы уедем отсюда. Вместе. В нашу лабораторию, к знающим специалистам, — сказал Светлов чистую правду.

Да, именно так. В Контору он вернётся триумфатором — предоставив наглядное доказательство существования водоплавающей нелюди. И сам, сам спланирует операцию по отлову мутанток! Спланирует так, что произойдёт непредвиденная случайность: Казимир и трое его подручных погибнут при задержании… Время продумать детали будет. Если удастся захватить кассету — всё у него будет…

А если не удастся…

Тогда разочарованный суб-аналитик Светлов покаянно явится пред суровые начальственные очи: напрасно, дескать, съездил, лишь убедился — нет русалок и никогда не было.

— Саша, я боюсь… — сказала Ирина. Прозвучало это по-детски, жалобно. — Мне нельзя входить в его дом…

— Он запрещал?

— Нет, но… Я знаю — нельзя…

— Ты же сама говорила: умеешь ходить бесшумно, незаметно… Пойми — это твой единственный шанс выпутаться из поганой истории… Единственный! Если кассета уйдёт к хозяевам Казимира — я ничем помочь не смогу. Ты должна это сделать!!!

Терять было нечего, и Светлов вложил в ментальный посыл все оставшиеся силы.

— Хорошо… — сказала Ирина, поднимаясь. — Встречаемся через два часа здесь же. Если я не приду, то…

Она не договорила, шагнула в сторону озера. Затем, словно передумав, резким движением прильнула к Светлову. Поцелуй был нежным, страстным, но… Но Александру показалось, что в нём ощущается привкус чего-то мерзкого, гнилостного… Возможно, то было самовнушение — не каждый день приходится целоваться с нелюдью.

— Замечательно! Просто семейная сцена! — насмешливый голос заставил их отпрянуть друг от друга.

 

1

На краю ложбинки стоял человек в камуфляже. И целился из пистолета — не то в Светлова, не то в Ирину.

— А теперь, милая леди, отойдите от него. Медленно, без резких движений.

Александр вглядывался в лицо незнакомца. Нет, раньше они не встречались. Но целился мужчина всё же в русалку… Оперативник Конторы? Долгожданная кавалерия из-за холмов? Где ж они были, когда Светлова топили, как котёнка?!

Ирина сделала шаг назад. Второй. Третий…

Сейчас он пристрелит её, подумал Светлов, и пропадёт последняя надежда вернуть кассету… И всё. Конец… Как именно Контора поступает с изменниками, Светлов не имел понятия. Но, возможно, ему ещё придётся пожалеть о чудесном спасении со дна Улима.

Дальнейшее стало внезапным порывом, о последствиях Светлов не задумывался.

— Беги! — завопил он, сопровождая вопль сильнейшим ментальным посылом. И рухнул на землю, не желая подставляться под шальную пулю.

Звуки двух выстрелов раскатились по лесу гулким эхом. И больше не звука… Тишина… Даже птицы испуганно смолкли.

Вставать не хотелось. Хотелось лежать и лежать, прижимаясь лицом к мягкому мху… А ещё больше хотелось открыть глаза, проснуться в своей псковской квартире, и отправиться в налоговую инспекцию — ставить на учёт фирмочку с незатейливым названием «Рассвет-2000».

Вместо этого у самого лица Светлов увидел ботинки. Высокие, шнурованные.

Владелец ботинок — судя по металлическим лязгающим звукам — вынул из пистолета обойму, зарядил новыми патронами, вставил на место… А на Светлова не обращал внимания, как будто валявшиеся у ног суб-аналитики давно стали для него самым обыденным делом. Поднадоевшим.

Ситуация выглядела странной, а молчание — нелепым… Но начинать разговор с человеком, лёжа у его ног — ещё более странно и нелепо. Светлов неохотно поднялся на ноги, проклятые джинсы тут же сползли на колени, опять пришлось придерживать их руками. Оперативник издал непонятный звук — словно бы задавил на корню смех…

Светлов злобно взглянул на него, затем — туда, где должно было лежать тело Ирины. Не лежало! Промахнулся…

Он облегчённо перевёл дух. Теперь надо как-то внятно объяснить только что сделанное… Но для начала неплохо познакомиться. И убедиться, что человек в камуфляже — из Конторы. В жизни бывают самые разные совпадения. Мало ли кто и по какой надобности мог оказаться в лесу с пистолетом.

— Светлов, я полагаю? — сказал незнакомец, не иначе как прочитав мысли Александра (утвердительных интонаций в словах было куда больше, чем вопросительных). Тут же отрекомендовался сам:

— Полевой агент Лесник.

И вновь замолчал.

— Это была русалка… — начал Светлов, ожидая, что его перебьют удивлённым восклицанием: какая ещё русалка?! Не бывает!

Лесник не перебил, спокойно ждал продолжения. Не дождавшись, сказал равнодушно:

— Я вообще-то догадался. Не первый раз сталкиваюсь.

— А мне… — Светлов осёкся. Слава первооткрывателя русалок утекала, как вода сквозь пальцы…

— А тебе говорили, что русалки не существуют, — закончил за него Лесник. — Но ты их нашёл-таки. И возликовал, как семиклассник, открывший существование мастурбации. Молодец.

 

2

Неведомая сила буквально подняла Ирину над землёй. Подняла и понесла вперёд. Скорость, с которой она бежала, казалась невообразимой.

За спиной послышался хлопок, потом ещё один. Выстрелы? Выстрелы… И стреляют в неё.

«За что? За что? Что я им сделала?» — подумала Ира и тут же поняла: за что… Пришло желание упасть на землю, прижаться к траве, не убегать, не прятаться, подождать того человека с пистолетом, и…

Но тело отнюдь не желало дожидаться пули в затылок. Тело мчалось вперёд, деревья мелькали перед глазами. Что характерно — ни разу Ирина не зацепилась за ветку, ни разу не споткнулась о корень: тело жило своей жизнью, реагируя на препятствия самостоятельно, предоставляя мозгу полную свободу думать о чём угодно…

Лес кончился. Ирина призрачной тенью пронеслась по открытой полоске берега, беззвучно нырнула… Озеро ждало её, распахнуло с готовностью свои воды, как материнские объятия — принимая и защищая. Здесь твой дом, здесь никто не обидит и никто не найдёт…

Холодная свежесть хлынула в жабры, теперь Ирина думала о них без недавнего содрогания и отвращения… Ничего противного или неестественного… Пальцы пробежались по жаберным щелям, мягко массируя нежные края. Она их любит. Они ей нужны…

Здесь, в безопасности, надо поразмыслить…

Странно: совсем недавно, рядом с Сашей, и потом, во время безумного бега по лесу, — Ирина вспоминала недавние события как человек, обычный и нормальный, для которого убийство — нечто запретное и отвратительное…

Сейчас всё изменилось.

Паренёк, оставшийся лежать с перегрызенной глоткой на окровавленном одеяле, не вызывал никакого сочувствия. Похотливый щенок без единой мысли в голове, типичная жертва алкогольного зачатия. Кто будет убиваться по его ничтожной жизни? Даже эта глупая тёлка, его подружка — не будет. Невелика потеря, только свистни — набегут точно такие же, прыщавые и сексуально озабоченные…

Ирина раскинула руки, придавая телу горизонтальное положение. Солнечные лучи сквозь воду касались кожи, как мягкие и нежные пёрышки, — ласкали, согревали…

Ценность того, что имеешь, — понимаешь, лишь потеряв. Достаточно оказалось свистнуть двум пулям, выпущенным в неё, — и мнение Ирины о никчёмности и загубленности собственной жизни кардинально изменилось… Она будет жить! Будет, назло всем «инквизиторам»!

Кто же они такие? Действительно альтруисты, бескорыстно изучающие странные способности людей? Зачем Саша задавал столько вопросов? На какой-то момент она поверила ему — и рассказала всё… Тогда это казалось правильным. А сейчас?

Ведь Хозяин употреблял слово «инквизиторы» не в переносном смысле, не как уничижающий эпитет…

Инквизиторы разве такие? Они были — когда-то, очень давно — монахами в рясах, с фанатичным взглядом… Парень с ноутбуком — инквизитор?! Смешно…

Но тот, второй, с пистолетом… Коллега он Александра, или конкурент, — неважно. Нельзя дать этому убийце добраться до неё…

Всё, решено. Долг озеру уплачен, и она уедет. Не уйдёт голой через лес, как дура-Марина. Заберёт свои вещи у Хозяина, найдёт в деревню машину… Есть же там хоть одна машина?! Любой водитель-мужчина сделает всё, что она скажет. Отвезёт, куда надо, и будет покорно останавливаться у подходящих водоёмов, и терпеливо ждать, пока она закончит купаться…

Потом… Потом будет всё, что она захочет. Закончить учёбу, получить диплом? Легко! Большинство преподавателей — мужчины… Заняться бизнесом, заработать много денег? Ещё легче! Мужики повсюду: выдают кредиты в банках, плотно сидят в креслах генеральных и коммерческих директоров — и этот шовинизм ей только на руку…

А месть?! То, ради чего всё затевалось? Смешно теперь вспоминать… Отправить на зону прокурора в качестве «петуха»? Но вдруг он, ха-ха, начнёт ловить кайф от этого занятия? Нет, она просто ему… отдастся. Один раз. Так, как ему никто и никогда не отдавался, уж она-то сумеет. И больше никогда не подпустит близко… Если, конечно, удержится от искушения сомкнуть зубы на мягкой, жирненькой прокурорской шейке…

…Её лицо, подставленное ласковым лучам солнца, было у самой поверхности воды. Ирина улыбалась — мечтательно. Стороннему наблюдателю улыбка показалась бы прекрасной.

Внешняя причина, неожиданная и грубая, сломала всё — и мечты, и улыбку. Над озером прогрохотал вертолёт — низко-низко, над самой поверхностью воды.

Ирина нырнула напуганной рыбкой — глубже, глубже, чтобы не заметили, чтобы не нашли.

Размечталась, дура… Богатство, месть… Надо уносить ноги, немедленно. Но так, чтобы потом никто не пришёл и не выложил снимки — она с окровавленным трупом в руках.

Держась у самого дна, Ирина стремительно поплыла — к скалам, к дому Хозяина.

 

3

Настроение у Костоправа было пакостное… Причём уже не первый день. Не нравилось, как проходит эксперимент по совместной работе с полевыми агентами… Чем бы дело не закончилось, в отчёте Трём Китам он своё мнение отразит.

И в самом деле, что ни говори, но главную ношу в расследовании влачит Лесник. А он, Костоправ? А он исполняет роль не то доктора Ватсона при великом сыщике Холмсе, не то доктора Скалли при великом спецагенте Малдере… Срочные экспертизы? Не так уж много их случилось… Да и то часть тестов Лесник мог сделать самостоятельно, полевые агенты неплохо подготовлены к работе с компакт-лабораториями. А кое-какие необходимые исследования не смог провести и Костоправ — требовалось стационарное оборудование.

Тот же расклад и сегодня — Лесник на передовой, а Костоправ здесь, у машины… Обеспечивает тылы. В тишине и спокойствии…

В тишине?!!

Он вдруг понял, что сквозь шум ветра в лесных кронах уже какое-то время пробивается иной звук — слабый, находящийся на пределе слышимости. И очень напоминающий полузадушенное хрипение.

…На крохотной полянке рос дуб, дерево относительно редкое в здешних лесах. Молодой, дуб-подросток — по меркам своей неторопливой растительной жизни, зачастую измеряемой веками — зелёный росток проклюнулся из неведомо как попавшего сюда жёлудя пять или шесть десятилетий назад. Но ствол, хоть и не приобрёл кряжистой основательности, присущей старшим собратьям, был уже достаточно мощным; привольно раскинувшиеся руки-сучья, казалось, грозили окрестным осинам и берёзам — и те не решались приблизиться, опасливо толпились в отдалении. А с одного из сучьев…

Костоправ остановился на бегу, застыл на мгновение, словно не в силах осознать увиденное — с одного из сучьев свисала петля. В петле билась девушка. Вернее, даже девочка-подросток. Полностью обнажённая.

Умирала — хрипела, задыхалась — верёвка была не видна, настолько глубоко врезалась в шею.

Умирала давно, Костоправ не сразу точно определил расположение источника странных звуков, и отнюдь не сразу нашёл эту полянку.

Умирала и никак не могла умереть.

Костоправ рванул нож из ножен, тут же стиснул зубами (второпях порезался и не заметил этого), высоко подпрыгнул, зацепился за сук…

И лишь когда спасённая упала на траву, увидел трепещущие жаберные крышки.

 

4

— Я её завербовал! — настойчиво втолковывал Светлов. — Нельзя было в неё стрелять!

Лесник с большим трудом сохранял спокойное выражение лица и удерживался от неуместного смеха. Вербовщик… Джеймс Бонд с голой задницей… Причём в самом прямом смысле — помянутая часть тела выпадает из джинсов, распоротых и загаженных. И запашок соответствующий.

— Не горячись, — невозмутимо сказал Лесник. — Я так и понял. И пальнул пару раз в воздух, чтоб быстрее бежала.

Он действительно стрелял мимо цели, хоть и по несколько иной причине. Большую часть происходившего в ложбине разговора Лесник слышал. И решил: пусть здешний «Хозяин» тоже узнает всю ахинею, что наболтал русалке Светлов. Всегда полезно всучить противнику дезинформацию, сбить с толку — особенно перед решающим этапом операции. А она не за горами — часть людей Алладина переброшена к Улиму по воздуху, остальные вот-вот подтянутся по земле.

Проще всего было бы отпустить русалку, не показываясь ей на глаза — благо, вроде бы собралась уходить. Но… Не понравилось Леснику выражение лица мутантки, когда она оторвалась на миг от губ Светлова. Улыбка не понравилась, весьма похожая на оскал. И он не стал рисковать, вмешался. Лучше перебдеть…

Светлова тем временем прорвало — изливался о подробностях своих злоключений. Причём, не подозревая, что начальные этапы его пути были под плотным контролем, — несколько приукрашивал действительность. Побеждённые шпанята из часовни, к примеру, как-то незаметно стали на несколько лет старше — и выглядели в рассказе настоящими бандитами.

Повествование о работе в Беленькой тоже звучало достаточно странно. Светлов упорно отводил разговор от Казимира, от его подручных, от дома у озера… Даже от сарая, откуда господина суб-аналитика вынесли, чтобы утопить. И столь же упорно переводил стрелки на Веру-продавщицу — дескать, именно она подставила, заманила в ловушку. И надо с ней немедленно разобраться.

Лесник кивал с самым серьёзным видом. Только что он перекинулся по рации несколькими кодовыми фразами с Алладином — и коллега попросил убрать Светлова на пару часов от озера. До тех пор, пока не будет подготовлена заключительная фаза акции. Вера так Вера, заодно неплохо бы прояснить и исчезновение Незабудки…

— Пошли, — коротко сказал он Светлову.

— Куда? — не понял тот. — Беленькая — во-о-он там!

— У меня неподалёку машина, — терпеливо объяснил Лесник. — Я сегодня немного не в форме, долгие пешие прогулки не для меня…

Александр уже заметил, что его новый знакомый не то чтобы хромает — но наступает на левую ногу очень осторожно.

— Что случилось?

— Об корень споткнулся, — сухо ответил Лесник. И добавил:

— А тебе надо переодеться, не стоит появляться в таком виде в деревне, люди не поймут. Зеваки сбегутся, будут глазеть и принюхиваться…

 

5

— Здесь чудеса, здесь леший бродит, русалка на дубу висит, — продекламировал Лесник, перевирая классику.

Снятая с дуба русалка ничего не ответила. Она вообще оказалась мало способна к разговору: большую часть обращённых к ней речей не слышала, лишь изредка воспринимала одно-два слова из фразы — тогда, зацепившись за них, говорила много, но совершенно бессвязно. Некоторые лишённые смысла слова были «птичьи» — звучали вроде и по-русски, но отсутствовали в любых словарях.

Вот и сейчас — зацепилась за успокаивающую фразу Костоправа: «Всё будет хорошо!», и твердила без остановки:

— Хорошо будет, да? Ты говорил, банилка будет хорошо? Точно хорошо будет? Хорошо уманаш будет?

И так далее, и тому подобное — минут на десять-пятнадцать.

— Конечно, уманаш хорошо, — терпеливо соглашался Костоправ. Девчонка его явно не слышала. Равно как объяснения, вполголоса адресованного Леснику и Светлову: схожие нарушения связи между речевыми и мыслительными центрами встречаются при инсульте — но иных признаков этой болезни он не обнаружил.

— Тварь… — сказал, как плюнул, Светлов. — Незачем с ней возиться, связать — и в багажник.

— А ведь эта тварь тебя спасла, — словно между прочим произнёс Лесник, вертя в руках толстый чёрный провод, снятый с горла русалочки.

— Как… Я думал… Разве не вы, с аквалангом?

— Не я. Меня… немного отвлекли. Но этот вот провод — совместно с камнем — был на твоей шее. Надо понимать, девчонка его сняла и пихнула тебя в пещеру.

Говоря, он искоса поглядывал на Светлова. Приязни к спасительнице во взгляде господина суб-аналитика не возникло. Зато на Лесника он посмотрел с откровенной недоброжелательностью. Процедил:

— Значит, если бы не тварюшка, я бы сейчас лежал на дне? Низкий вам поклон, господин полевой агент. А эта дрянь меня не спасала, будьте спокойны. Ей столь необходимый покойник чуть не на голову свалился — она и обрадовалась, потащила в пещеру, даже не дожидаясь, пока захлебнусь… Сука!

— По-моему, она уже и тогда мало что соображала и понимала, — возразил Костоправ. — И сделала всё на рефлексах… Что-то у них не сложилось, что-то не сработало. Возможно, возраст слишком мал для удачной мутации.

— У неё лейкемия… была… — сообщил Светлов, перетягивая ремнём в талии тренировочные штаны Костоправа, чересчур широкие. Принадлежавшие Леснику кроссовки пришлись почти впору.

— Может быть, и в самом деле лейкемия как-то повлияла… — задумчиво сказал Костоправ.

И обратился к Леснику:

— Кстати, этот вот очень характерный шрамчик ничего тебе не напоминает?

Лесник присмотрелся к шраму на шее спасённой — располагался тот сзади, чуть ниже затылка. Действительно приметный, Y-образный. Вроде где-то он видел мельком нечто подобное, но где и когда…

— У девушки из Сланцев был точно такой же, — подсказал Костоправ. — Тот показался совсем старым. А теперь сдаётся мне — не такой уж многолетний, просто регенерация ускоренная…

— Хирургическое вмешательство?

— Или имплантация…

— Ирина ничего не говорила, ни про какие имплантации! — встрял Светлов.

— Не говорила, так не говорила, — не стал спорить Лесник. — Ты переоделся? Тогда отправляемся в Беленькую. Время дорого, а нам ещё на место пропажи Петра взглянуть надо.

А сам подумал: едва ли Ирина сама имеет представление, что именно с ней проделали. Наркоз и небольшое гипновмешательство — и готово, никаких воспоминаний об операции.

 

6

Здесь, у самого дна, вода была не просто холодной — обжигающе ледяной. Старуха-лобаста как-то говорила Ирине, что температура в нижних слоях не меняется ни зимой, ни летом — «глыбко слишком»…

Холод отрезвил, и в краткий миг просветления Ирина ужаснулась: что с ней происходит? Что за дикие и кровавые мысли она лелеяла только что, перед тем как над озером прогрохотал вертолёт? Как она вообще могла представить себя в роли хищной, безжалостной женщины… нет, не женщины, вообще не человека… Как??!!

Ответил ей внутренний голос, ставший столь привычным в последние дни: «А что ты хотела, голубушка? Получить новое, нечеловеческое тело — и остаться прежней? Остаться человеком? Так не бывает… Форма определяет содержание — никогда не слышала такую мысль? И новое тело постепенно, исподволь перестраивает мозг — делая его наиболее подходящим для себя…»

На берег Ирина вышла, уже ничего не понимая — что она собирается предпринять, зачем, для чего… Откуда-то, из какого-то закоулка души выбралась ненависть к Хозяину: да, да, да! Она ненавидит его! Он, лишь он один во всём виноват! Пусть только окажется в своём домишке, пусть только… О, с каким наслаждением она сомкнёт челюсти на его глотке!!

Хозяина на подворье не оказалось. Там вообще никого не оказалось. Дом был не заперт — на крыльце стояла прислонённая к двери метла. Ирина смутно помнила, что в местах патриархальных, где чужие не бродят, избы, уходя, не запирают, — а именно таким способом оповещают: хозяин ушёл, но достаточно скоро вернётся.

Ирина скользнула в сени. И замерла — не понимая, абсолютно вдруг позабыв: зачем она здесь? Для чего? Что собирается делать?

Глаза почти мгновенно приспособились к полумраку сеней, зрачки расширились, Ирина разглядела небрежно сваленную в углу груду вещей: чемоданов и дорожных сумок, — отчего-то раскрытых и пустых. Лежал там и её рюкзачок — тоже пустой, сморщенный. Она не удивилась и не возмутилась, совершенно равнодушно опознала когда-то принадлежавшую ей вещь… Нет, не ей! Той глупой клуше Ире Величко, той идиотке, что комплексовала по поводу жиденьких волос и нездоровой пористой кожи… Идиотка мертва — утопилась в Улиме, ха-ха, туда ей и дорога!

Она расхохоталась, и долго, очень долго заходилась истеричным смехом — отчего-то каждое воспоминание о той, прежней, вызывало новый пароксизм дикого хохота…

Потом было что-то ещё, а что — она не поняла и не могла вспомнить, в событиях образовался непонятный провал, и теперь Ирина — опять (и всё ещё!) прежняя Ира Величко — оказалась в комнате, и думала о Саше Светлове, — думала с любовью и нежностью. Да, она любит его, она всё поняла и знает наверняка, что он тоже любит её, и поможет, конечно же поможет, надо только выполнить его просьбу и забрать эти проклятые кассеты, которые способны изломать столько жизней, столько судеб…

Обстановка в комнате оказалась самая спартанская: никаких обоев, стены обшиты досками; узкая железная койка, по-солдатски заправленная; самодельный двустворчатый шкаф; пара длинных полок вдоль стен; тумбочка. Ни стола, ни стульев… В углу висела иконка — простенькая, дешёвенькая — но Ирина, занятая лихорадочными поисками, к ней не присматривалась, да и к прочей обстановке тоже.

Мини-кассеты для камеры лежали на самом виду, но она не заметила, долго искала по углам, а может просто казалось, что долго, на самом деле прошли считанные секунды… Затем увидела — аккуратная стопочка на полке, рядом та самая «SONY», водонепроницаемого бокса на ней нет, да и неважно. Забрать — и скорей, скорей отсюда…

Она схватила кассеты, прижала к груди рассыпающуюся кучу — ничего, донесёт как-нибудь! Метнулась к двери — и остановилась. Кретинка! Говорил ведь Саша: самая главная кассета — съёмка Ирины, плывущей к пещере — может быть ещё в камере! Схватила аппарат, вертела так и сяк, второпях не понимая, как открыть, как вынуть кассету…

А зачем куда-то нести? Можно уничтожить на месте… Она распахнула дверцу печки — ага, несмотря на тёплую погоду, предусмотрительный Хозяин заранее уложил в топку и берёзовые поленья, и растопку… Ирина засунула камеру на самый верх, над дровами, суетливыми движениями распихивала кассеты в щели между поленьями…

Готово! Осталось лишь поднести к сухой бересте спичку. Или зажигалку…

Зажигалки не было. Спичек тоже. Ни, естественно, у Ирины, ни рядом с печкой… Она шарила взглядом по комнате, готовая застонать от отчаяния… Ну почему, почему ей всегда так не везёт в критические моменты?!

Спокойно! Взять себя в руки, на кухне точно есть спички… Она поспешно шагнула к выходу — и замерла.

В сенях хлопнула дверь. Послышались голоса.

 

7

Казалось, мухи собрались не просто со всей деревни Беленькой — со всего района, со всей Псковской области, со всего северо-западного региона Российской Федерации. Собрались, просочились через узенькую — едва кошке прошмыгнуть — форточку, и жужжащей тучей заполонили подсобку магазина: ползали по стенам, потолку, роились в воздухе, жужжали мерзко.

Больше всего их было на Вере. Женщина лежала на полу, раскинув в стороны руки и ноги. Невидящие глаза уставились в потолок. Рот широко открыт — и из него тоже выползла муха…

Светлов боролся с рвотными позывами, пока успешно… И глядел на Лесника с затаённой ненавистью — тот, ничуть не смущаясь, взялся за руку Веры, приложил ладонь ко лбу, задумчиво осмотрел рану на виске.

Орудие убийства валялось неподалёку — двухкилограммовая гиря, чуть тронутая ржавчиной и измазанная кровью. Убийца воспользовался первым, что подвернулось под руку — Светлов помнил эту гирю, вчера она стояла здесь же, в подсобке, на старых чашечных весах…

— Со вчерашнего вечера лежит, — констатировал Лесник. — Говоришь, из магазина она не вышла, ты обошёл, а подсобка снаружи заперта? Убийца и запер…

Потом задумчиво добавил непонятное для Светлова:

— Что же он гирей-то? Неужели патроны закончились?

Они вышли из магазина. Деревенская улица была всё так же пуста. Только чья-то собака, лежащая в зарослях лопухов у стены магазина, подняла голову, взглянула лениво на двух мужчин и вновь впала в дремотное забытье…

Над Беленькой прогрохотал вертолёт — в очередной раз. Опять в сторону озера… Светлову не хотелось даже думать, что сам сейчас творится. Да и неважно, всё неважно, кроме одного, главного: успеет Ирина? Уничтожит кассету?

 

1

В сенях хлопнула дверь. Послышались голоса.

Ирина замерла, прижалась к стене — плотно-плотно, словно хотела впитаться, просочиться в поры дерева, чтобы её не заметили, не нашли, когда войдут сюда…

Но в «её» комнату не вошли. Пришельцы — судя по голосам, было их трое — оказались в соседней комнатушке. Разговор там шёл нехороший, на повышенных тонах. Ирина слушала, не дыша. Параллельно голосам раздавались иные звуки — не то громкий шорох, не то шуршание. Словно говорившие — или только кто-то из них — одновременно рылись в куче одежды.

— Нету… Ни хрена нету… — сказал мужской голос. Странное дело, вместо разочарования в тоне сквозило неприкрытое торжество.

— В девчонкиных пошарься, — коротко скомандовал второй.

Третий попытался было вмешаться:

— Я ж и грю, не…

Но его тут же грубо оборвали:

— Схлопни варежку, слово те не предоставили! С депутатами, друганами своими, п…деть без регламенту будешь!

Вновь шуршание одежды. Слух Ирины не то обострился сверх предела от страха, не то среди умений её нового тела оказалось и умение слушать сквозь стены — но она воспринимала ВСЁ, улавливала даже дыхание троих мужчин.

— И тут ни хрена! — сообщил первый голос ещё более радостно.

— А вот теперича болтай, Серёга. Где колечко-то с брюликом? Его Вадюха у толстомясой есчё давеча заприметил, со станции подвозимши… Да и Петрович видал. Ну давай, свисти канарейкой, депутат херов!

Первый голос — надо думать, рекомый Вадюха — подтвердил радостно:

— В натуре видал, бля буду! Нехилая гайка!

Депутат пытался оправдаться:

— Да вы чё, Толян, Вадюха?! Может, ей Петрович сразу с лица не глянулся, вот и заныкала сама куда-нить подальше!

— Может и так, — неожиданно легко согласился Толян. — А серьги с зелёными камушками, чё у той, раскосенькой, в ушах болтались? И ей, сталбыть, Петрович не глянулся?! А есчё она в Плюсе мороженку покупала, допрежь как к Вадюхе сесть — он грит, бабла в лопатнике хватало, — так с чё опосля всего две сотняхи нашлись?!

Ирина не понимала ничего. Хозяин всегда казался ей… она никогда не пыталась точно сформулировать, кем именно казался… современным колдуном и чародеем, наверное… А его помощники, виденные мельком — подмастерьями мага… Что же происходит за стеной?! Банальные урки банально не поделили добычу?!

Депутат тоже ничего не понял. Или сделал вид, что не понял.

— Какие серьги? Может ты, часом, на солнышке перегремшись?!

Шуршание бумаги, и Толян явно зачитал по-писаному:

— «Серьги женские, две штуки, с зелёными самоцветами», тут те и вес, и проба, всё прописано… Мозги-то не канифоль! Думаешь, не прознаем, каку-таку зазнобу ты аж в Луге завёл? В ломбарде зазноба твоя сидит, чё на улице Тоси Петровой, приёмщицей кличется! Вон бумажки-то, целу кучу там Петровичу наксерили-насерили, и всё отчевой-то с фамилией твоей!

— Толян, я…

Депутат не договорил. Звук удара, шум падающего тела, ещё один звук — значение его Ирина не поняла, долгий хрип…

— Ну вот, кровищей всё уделал… — протянул Вадюха.

— Ничё, всё одно когти рвать не сёдня, так завтра. Халупу запалим, будет гаду кремация… А финку оставь свою, оставь в ём, не марайся…

Вновь послышались какие-то звуки — похоже, тело незадачливого депутата передвинули в сторону.

— Эх, штанцы знатные залило, — посетовал Вадюха. — Моднючие, бабцы городские с таких аж пищат, чёбы жопу навроде колготок обтягивали, и пупок весь нару… ТОЛЯН!!! ТЫ ЧЁ???!!!

Грохнул выстрел. Ирине показалось, что в соседней комнате бабахнула пушка — не больше и не меньше. Несколько секунд тишины, лишь эхо звенело в ушах.

Потом заговорил Толян — но, удивительное дело, из речи его напрочь исчезли и деревенские обороты, и блатные словечки, и неистребимое местное «чёканье».

— Вот и обрезик ко двору пришёлся… Ты извини, Вадим, но больно уж складная картинка получается. Повздорили вы с депутатиком, ты его ножиком, а он, умирая, — дробью тебе в грудь… Зачем хорошим людям отчётность «висяками» портить? А так разом дело закроют.

 

2

Лесник принюхался — из ствола кисло пахнуло застарелой пороховой гарью. День или два назад владелец оружия несколько раз из него выстрелил — а затем не почистил, вопреки всем наставлениям по стрелковому делу.

Заводской номер на девяносто второй «Беретте» отсутствовал — не спилен или сточен, попросту не выбит, когда пистолет покидал заводские стены. А ствол на пару сантиметров длиннее, чем положено — и на самом его конце резьба. Для крепления глушителя, надо понимать. Причём витки той резьбы поблёскивают металлом, воронение сошло — значит, глушитель привинчивали.

Обрез двустволки, говорите? Ну-ну…

Документы, присыпанные песком в той же ямке, — паспорт и права на имя Петра Глебовича Завгороднего — любопытства у Лесника не вызывали. И без того понятно, что в небрежно замаскированном тайнике лежат вещи незадачливого агента. Путь, по которому тащили к озеру тело Незабудки, тоже мог не заметить лишь дилетант вроде Светлова.

Именно Незабудки: недаром лицо трупа, обнаруженного в подводной пещере — хоть и распухшее, хоть и попорченное мелкой озёрной живностью — напоминало фотографии, настойчиво подсовываемые Алладином.

Так, что тут ещё? «Беломор» — марка номер один в здешней глуши… Расчёска… А вот это интересно… Предмет, показавшийся беглому взгляду допотопным сотовым телефоном, — на деле им не был. И переносной трубкой от телефона обычного — тоже не был. Рация… Модель оказалась незнакомой Леснику. Сомнений не вызывало одно: Контора такими игрушками никогда не пользовалась.

На кого же реально работал Пётр-Незабудка? Что пули, полученные в результате контрольного отстрела из его «Беретты», совпадут с пулями, убившими женщин в Щелицах — Лесник не сомневался. Но какой всё-таки сукой был покойный: свою сожительницу наверняка пристрелил просто за компанию, видать, вконец опостылела за месяцы «семейной жизни», требовавшейся по легенде…

 

3

Ирина чувствовала резкий, неприятный запах сгоревшего пороха. И другой — тоже резкий, но ласкающий ноздри — запах крови. Этот запах кружил голову, как самые дорогие парижские духи, — в которые, как известно, добавляют вызывающие любовное томление летучие вещества-ферамоны.

В какой-то момент она с изумлением обнаружила, что пальцы её правой руки ласкают сосок — набухший, затвердевший. А левая рука, словно невзначай, движется к промежности. И Толян — последний оставшийся живым в соседней комнате — вызывает уже не только законное и естественное желание вцепиться зубами ему в глотку, но и предварительно заняться кое-чем иным…

Идиотка! Нашла время!

Если Толян решит убраться — пусть убирается; заглянет в эту комнату — сам виноват. А она должна забрать кассеты, что за дурацкая идея — сжигать?! Отдавать Саше-придурку — да как же она могла только что думать о нём с любовью? — ещё глупее. Нет уж, самой пригодятся… Будет на досуге устраивать видеопросмотры. А в своё время продемонстрирует кое-кому… И у мавок появится своя королева. Она, Ирина Первая. Нет, лучше Ирина Великая…

И тут же мечты о будущем величии рухнули. Толян — судя по звукам, продолжавший что-то искать в соседней комнате — вдруг заматерился. Яростно, зло — но при этом растерянно.

Встревоженная русалка бросила взгляд за окно. Заметила — мельком, на границе сектора обзора — фигуру в камуфляже. Человек быстро перебежал и залёг за невысокими кустиками.

Они! Инквизиторы!

Наверное, Толян увидел из своего обращённого к лесу окна то же самое. И раздумал изображать декорации двойного убийства. Звуки из соседней комнаты изменились — там что-то лилось. Русалка почувствовала запах бензина, и поняла, что сейчас произойдёт… Чирканье спички, бензин полыхнул с глухим хлопком. Сразу же — никаких шагов русалка не услышала — тягучий скрип и стук вроде как захлопнувшейся двери.

Что за… Подпол! — после короткого замешательства догадалась мавка. Наверняка есть какой-то потайной выход. Она бросилась в ту же комнату, разом позабыв и свой страх перед Толяном, и желание добраться до его глотки. Спасающиеся от пожара или наводнения звери не сводят счёты друг с другом.

Поздно!

Она увидела в центре комнаты дощатый прямоугольник крышки люка — могла и просмотреть на фоне такого же пола, но зацепилась взглядом за ручку — круглое железное кольцо… Но не добраться, не уйти, кучи разбросанной одежды полыхали, бензиновое пламя стояло чуть не до потолка, занимались стены… Даже на пороге комнаты оставаться стало невозможно.

Русалка метнулась обратно. Она уйдёт, она не попадётся, как глупая, окружённая сетью рыба… Ни один мужик не выстрелит сразу в девушку, в молодую, красивую, да ещё и в обнажённую — просто рука не поднимется. Мгновения замешательства она использует сполна, стремглав понесётся к озеру — и они промахнутся, обязательно промахнутся, как уже промахнулся сегодня страшный человек с пистолетом…

Рванула дверцу печки… Кассеты? Чёрт с ними, сгорят так сгорят, возьмёт лишь камеру, самой важной плёнкой рисковать нельзя…

Она вновь выглянула в окно. После нескольких секунд ожидания вновь увидела мелькнувшую фигуру, уже значительно ближе. Неведомо откуда появившийся инстинкт хищника, спасающегося от охотников, подсказывал: спешить нельзя, пусть подойдут поближе, вплотную к стенам — тогда не грозит густой перекрёстный огонь, от пуль значительной части стрелков её прикроют пристройки и дом…

«И что потом? — скептично поинтересовался внутренний голос. — Или ты думаешь, что это кольцо облавы — единственное?»

Неважно… Главное — вырваться! А потом… потом она придёт туда, в укромную лощину, и Саша проведёт её сквозь любое оцепление, уж она сумеет сделать так, чтобы не отказался… И отблагодарить сумеет. О, как она его отблагодарит! Бедный дурачок никогда не пробовал любви с мавками, — каким же ярким и прекрасным будет последнее впечатление в его жизни!

Пора! Пятнистые фигуры совсем близко! Она с размаху ударила камерой по стеклу.

Острые стеклянные клыки хищно скалились со всех сторон рамы — но, казалось, внутри русалки появился некий компьютер, безошибочно, до микронов рассчитывающий любое движение — и она нырнула в окно, даже не оцарапав кожу.

Вскочила, не выпустив из рук камеру, стремительно понеслась к озеру — пожалуй, с такой прытью она ещё ни разу не бегала в своей новой русалочьей жизни.

Сзади — изумлённые крики. Оборачиваться некогда, быстрее, ещё быстрее!

А теперь зигзагами, вот-вот опомнятся, начнут стрелять…

Но пока не стреляли… До Улима оставалась сотня шагов, когда прямо перед русалкой внезапно вырос человек в камуфляже. Выскочил из прибрежных кустов, как чёртик из коробочки.

Она круто свернула, обегая, и успела удивиться странному оружию инквизитора — напоминавшему пистолет с непропорционально большим и широким стволом.

Всё! Больше никого между ней и озером, ровная пустая луговина… Пересечь её — две, много три секунды…

За спиной раздался хлопок — тихий, не похожий на выстрелы в лощине. Бег русалки оборвался. Она рухнула прямо на старое кострище, забилась, безуспешно пытаясь сбросить опутавшую сеть. Разорвать её на клочки, убить этого, громко топочущего сюда, и в озеро, остальные не успеют, не добегут…

«Зачем? — успела подумать Ира Величко. — Надо немедленно сдаться, Саша не врал, не может врать такой добрый парень, ей непременно помогут…» Это стало её последней связной мыслью. Последним проблеском её сознания. Ирина умерла.

За свободу билось существо, лишь внешне на неё похожее… Билось без успеха — нити, на вид совсем тонкие, не поддавались отчаянным усилиям.

— Попалась, стриптизёрша! — прозвучал довольный голос рядом, над ухом.

Она метнулась туда вместе с сетью, и увидела ногу — пятнистые брюки, высокий ботинок, и впилась зубами как раз над кожаным голенищем. Ячейки сети не помешали укусу, ткань тоже, кровь хлынула в рот мавке, прекрасная, возбуждающая кровь, она стискивала челюсти всё сильнее, не чувствуя градом сыпавшихся ударов, и не заметив чуть позже, как в руку, затем во вторую что-то кольнуло — вроде и несильно, но по телу поползло странное холодное онемение. И прежде чем этот холодок дополз до челюстей, растущее наслаждение успело взорваться ослепительным, заполнившим весь мир фейерверком…

— По-моему, она кончила… — подивился оперативник, изумлённо разглядывая стонущую, изгибающуюся в экстазе русалку. — Чудеса…

— Не стой столбом! — рявкнул второй, торопливо затягивая жгут на конечности пострадавшего коллеги. — Жми за доктором!!

 

4

— Вроде он, — сказал Светлов неуверенно. — Или не он…

Узнать Новацкого, недавнего «хозяина» Улим-озера, и в самом деле было мудрено. Видел его Александр мельком, в сарае, причём в состоянии, не способствующем внимательным наблюдениям. Тогда больше всего запомнилась одежда — отдающая театральщиной, киношным псевдорусским стилем: штаны-галифе, заправленные в щегольские, гармошкой, хромовые сапожки, красная шёлковая рубашка, жилет, картуз с лаковым козырьком и высокой тульей… Ещё запомнилась благообразная бородка подковой.

Теперь же у ног Александра лежал мужчина гладко выбритый, в городском костюме. Исчезновение бороды молодило лицо на пару десятков лет…

Алладин, подошедший от штабного кунга, тоже не добавил ясности — хотя ему как раз доводилось разглядывать на снимках это лицо, не украшенное излишней растительностью.

— Похож… — задумчиво протянул заместитель начальника оперативного отдела. — Но моложав больно для двадцать восьмого года рождения…

Казалось бы, содержимое небольшого чемоданчика, обнаруженного рядом с мужчиной, не позволяло усомниться: он, Казимир!

Лежала там толстая пачка российских денег — потрёпанные купюры самого разного достоинства, перехваченные резинкой. Тоненькая пачечка валюты: доллары, дойчмарки, и отчего-то две сотни эстонских крон… Украшения — кольца, цепочки, серьги — в пузатом полотняном мешочке. Несколько сотовых телефонов. Свыше полусотни паспортов, запакованных в газетную бумагу — и старые, выданные в СССР, и новые, российские — но все на имена молодых женщин. Бритва, смена белья, ещё кое-какие необходимые в дороге мелочи…

Но инквизиторы не спешили с выводами. Слишком многое им в этом деле подставляли, могли подставить и мужчину с чемоданчиком… Тело его обнаружили бойцы Алладина, прочёсывавшие лес частым гребнем — нашли там, где ведущая от дома Казимира неприметная дорожка выходила на большак. Не успели совсем чуть-чуть: слышали негромкий хлопок выстрела, шум отъезжающей машины — увидеть её сквозь деревья и кусты не удалось. Добычей стало лишь тело, ещё тёплое. И чемоданчик. Умер мужчина от крохотной пульки, всаженной точно в сердце. Контрольный выстрел в голову убийца не сделал…

Алладин вспомнил вдруг характерную примету Новацкого, скомандовал оперативникам:

— Снимите-ка с него штаны! Трусы тоже!

Подчинённые повиновались, не удивляясь странным желаниям начальства. Несколько секунд спустя один из них воскликнул:

— Евнух, мать твою! Мы-то думали, он среди русалок своих, как козёл в капусте… А он кастрат!

— Новацкий! — безапелляционно заявил Алладин. — На третьей ходке лишился. Не то авторитет какой его яйца на кон поставил, да карта не пришла… Не то блатные его на свой манер судили… Но точно он.

И Алладин поведал коллегам раскопанные северо-западными факты из биографии Казимира Новацкого — и в самом деле носившего эти имя и фамилию.

Был он уголовником-рецидивистом, попадавшим на зону по специфичным статьям: изнасилование, затем растление несовершеннолетней, затем вновь изнасилование и вновь несовершеннолетней… В колонии выступал в малопочтенной должности «петуха», а затем и вовсе расстался с орудиями, необходимыми для преступлений схожего плана. После очередного освобождения десять лет тихо-мирно прожил в посёлке под Себежем, затем исчез — чтобы всплыть здесь, в Щелицах и Беленькой.

«Неужели его выбрали на эту роль единственно из-за фамилии? — размышлял Лесник во время рассказа Алладина. — Из-за её сходства с фамилией сгинувшего шляхтича Навицкого?»

При словах «изнасилование несовершеннолетней» Лесник пристально посмотрел на Светлова. Тот не смутился. Последний час парень вообще предпочитал демонстративно держаться поближе к Алладину.

«Чёрт с ним, — думал Лесник. — Северо-западные и так всё знают, в жизни не поверю, что они ищут новые кадры, разгуливая по коридорам администраций областных городов, наверняка гадёныш засветился на каком-то любовно-гипнотическом подвиге, а рано или поздно войдёт во вкус и спалится по-крупному… И в дело вступят ликвидаторы СВБ, которым плевать на всё, кроме чистоты рядов».

Светлов тем временем настойчиво выспрашивал Алладина:

— Совсем ничего не вытащили из горящего дома?

— Не успели… Полыхнуло мигом, затем начали канистры с бензином взрываться, баллоны газовые — не подойти. Потом на пепелище пороемся, поищем, что осталось… Но сдаётся мне, если Костоправ не ошибся, — то оперировали кандидаток не там. Должна быть где-то ещё берлога. Отыщем, не волнуйся. И спортсмена твоего найдём, поквитаешься… Но сейчас займёмся русалками. Пора…

Всё было готово к операции по отлову водоплавающей нелюди. Эхолоты подтвердили — в озере плавает около десятка объектов, по размеру соответствующих человеку. И едва ли это дожившие до преклонных лет сомы или щуки. Передвигались объекты быстро, гораздо быстрее пытавшихся добраться до них аквалангистов — единственной добычей инквизиторов стало тело убитой Лесником старой лобасты (никаких признаков скоротечного разложения, к удивлению специалистов, у трупа не проявлялось).

Алладин, готовый к такому повороту дела, приказал пустить в ход мощные ультразвуковые генераторы. Скоро всей без исключения озёрной живности станет неуютно в глубине.

Берега оцеплены, у бойцов наготове ПМС — портативные метатели сети, доказавшие свою эффективность при поимке русалки у пылающего дома Новацкого. А если русалочьи организмы окажутся вдруг устойчивы к ультразвуку, в дело вступят старые добрые глубинные бомбы… Уж они-то осечек не знают, именно такими штучками инквизиторы угрохали в восемьдесят третьем неподалёку от Гремихи морского змея, чуть не вызвавшего ядерную войну своими неожиданными появлениями на экранах радаров. А уж на что легендарная тварь была…

Генераторы — здоровенные, поблёскивающие нержавейкой цилиндры — несли к берегу, когда началось. Началось нечто, вовсе не запланированное Алладином.

Поверхность озера в буквальном смысле вскипела. Рыбы, ондатры, земноводные и всевозможная беспозвоночная мелочь — метались в движениях словно бы хаотичных, но направленных к одной точке. Тела, столь похожие на тела обнажённых женщин, были издалека заметны в этом кипении.

Лесник изумился:

— Так ведь это же…

 

5

Лесник в рыбалке разбирался неплохо. С малолетства каждое лето выезжал с матерью в археологические экспедиции, в основном в Южную Сибирь, реже в соседнюю Монголию. А в тех местах, на степных озёрах и реках, изобилие рыбы даёт изрядную фору хоть бы и волжской дельте — Мекке российских рыболовов. Глушь, безлюдье, а немногочисленные аборигены испокон веку с брезгливостью относились к рыбе как к источнику пищи. Непуганые обитатели водоёмов — ленки, таймени, хариусы — буквально в очередь выстраивались, чтобы опробовать на вкус диво дивное: блесну или иную приманку. И страстью к рыбалке заражались даже те археологи, что раньше относились к данному занятию с полным равнодушием.

Увлёкся и Лесник. С тех пор ловить приходилось повсюду — и на безлюдных рыбных Клондайках и Эльдорадо, и на подмосковных прудах, где до приличного размера дорастают лишь карасики, успешно выдержавшие неоднократные поединки с самыми современными снастями и привадами.

В рыбалке Лесник разбирался. И знал, разумеется, что такое «электроудочка». Хотя, честно говоря, название жаргонное и неточное: — леска и крючок, обязательные атрибуты любой удочки, у пресловутого агрегата напрочь отсутствуют. Больше подошло бы наименование «электросачок» — именно к ободу сачка крепится кабель-анод. Катод же — обычно толстый медный провод без изоляции — свисает в воду с кормы лодки, если электроудильщик сидит на носу. Или с носа — если ловец устроился на корме своего плавсредства.

После чего электроудочка включается (источник напряжения — обычный автомобильный аккумулятор), и начинаются весьма интересные вещи. Окрестная рыба, словно обезумев, словно полностью утеряв всякую осторожность, выскакивает на поверхность и плывёт прямиком к сачку, — которым тут же и подхватывается.

Фокус в том, что силовые линии, протянувшиеся под действием импульсов в воде, создают в теле несчастной рыбы разность потенциалов между головой и хвостом. Чем крупнее экземпляр — тем разность потенциалов больше (мелкие рыбёшки успевают благополучно спастись). Пытаясь избавится от дискомфортных ощущений — проще говоря, от дикой боли — рыбина вытягивает тело вдоль силовой линии и плывёт туда, где боль ослабевает. В сачок. К высшей нервной деятельности, протекающей в крохотном рыбьем мозгу, происходящее отношения не имеет — неосознанная реакция мышц. Примерно так же подскакивает человек, неосторожно приземлившийся седалищем на подложенную канцелярскую кнопку — сознание ещё не разобралось в происходящем, а мышцы уже отреагировали.

Хотя, как упоминалось, рыбья мелочь обычно успевает спастись, но сей способ считается даже более хищническим, чем глушение взрывчаткой. Дело в том, что ускользнувшие экземпляры — мелочь и крупные рыбины, оказавшиеся на периферии зоны поражения — теряют способность к размножению, на долгие годы, а то и навсегда. И активное применение электролова способно быстро обезрыбить водоём приличных размеров.

Поэтому работники рыбнадзора не любят электроудильщиков, и карают куда строже, чем браконьеров с архаичными сетями, острогами и переметами — на первый раз преизрядный денежный штраф, при рецидиве — уголовное дело с вполне вероятной тюремной отсидкой в финале…

Лесник видел электроудочку в деле, хотя сам не пользовался — скучно, промысел, работа, никакого азарта.

Но сразу всё понял, и воскликнул удивлённо:

— Так ведь это же… электроудочка, …на мать!

Последняя, экспрессивная часть восклицания — относилась к размерам электроудочки. И в самом деле, речь не шла о стандартной зоне поражения радиусом в семь-восемь метров. Здесь и сейчас зоной поражения стал весь Улим. Катод располагался где-то на дальнем конце — в том месте, где в озеро впадал безымянный на картах ручей, именуемый аборигенами Чёрной речкой. Анод, соответственно, — там, где из озера вытекала речка Чугуйка. Где за прибрежными скалами прятался дом Казимира Новацкого.

Не оказалось лишь сачка, прикреплённого к аноду — гигантского, соответствующего размеру всей снасти. Вместо этого на плоской прибрежной скале появился человек — его белая футболка была издалека видна на фоне тёмно-серых камней. Появился — и тут же выстрелил в первую русалку, подплывшую к берегу.

 

6

Спортсмен работал неторопливо, грамотно. Не тратил зря патроны, благо дичь не уплывала и не убегала, наоборот, стремилась к нему. В каждую русалку стрелял дважды — крупной картечью. Один раз в голову, второй — когда тело неподвижно обмякало в воде у берега, у самых его ног — в жабры. Затем переламывал двустволку, вставлял новые патроны (патронташ висел у Толяна отчего-то не на поясе, а наискосок через грудь). И поджидал новую жертву, торопливо плывущую навстречу смерти.

Казалось, что здесь, у скал, воды осталось уже меньше, чем водных обитателей, собравшихся со всего Улима. Выпрыгивали из воды здоровенные щуки, змееобразно извивались налимы, золотисто-зелёные лини с живостью, не свойственной их породе, кружили над источником импульсов. Рыбья мелочь, в силу невеликих размеров менее чувствительная к электроударам, роилась вокруг тел русалок, жадно хватала попадающие в воду капли крови и частицы мозгового вещества…

Спортсмен выстрелил ещё дважды. Есть четвёртая! Остальные пока плывут с отдалённых концов Улима…

 

7

Алладин матерился отчаянно и бессильно. Казалось бы, убийца русалок рядом, рукой подать — но ничего не сделать, ничем не помешать. В обход, по берегу, от штаба операции — метров триста, триста пятьдесят. Напрямик, через водную гладь — и того меньше. Близок локоть, а не укусишь… Автоматы бойцов — короткоствольные «Каштаны», идеальные в скоротечных перестрелках на близких дистанциях — на расстоянии свыше ста метров бесполезны. Несколько оперативников, впрочем, азартно палили по спортсмену, опустошая магазин за магазином — Алладин не препятствовал, вдруг случится чудо и шальная пуля отыщет цель.

Двое других в надувной лодке дёргали шнур подвесного мотора. Как зачастую и бывает в критических ситуациях, мотор не заводился.

Ещё несколько человек побежали в обход, по берегу. И почти сразу влетели в топь на низком берегу речушки Чугуйки… Выберутся, конечно, и добегут, и возьмут стрелка… Вот только живых экземпляров нелюди к тому времени в озере может не остаться…

Чёрт, и ни одного снайпера на этом берегу!!!

Только и оставалось бессильно материться…

Лесник торопливо, почти уже не прихрамывая, вернулся от кунга. Алладин увидел в его руках прозрачный пакет с длинноствольным пистолетом. Вспомнил — вещдок, изъятый на месте гибели Незабудки… Сказал понуро:

— Брось… Без винтовки ничем не достанешь…

Лесник не ответил. Разорвал пакет, вытащил пистолет. Целился, стоя у самой кромки воды, широко расставив ноги, держа оружие двумя руками.

«Не выйдет, господин супермен, — с неожиданным для самого себя злорадством думал Алладин. — СКД-вакцинация на законы внешней баллистики не распространяется. Убойной силы, конечно, хватит, но разброс пуль на таком расстоянии — полтора метра, а то и два…»

Оперативники прекратили бесполезную пальбу, с любопытством наблюдая за действиями полевого агента. А у скал, наоборот, вновь раздались два выстрела. Пятая русалка… И ещё четыре подплывают всё ближе.

«Беретта» громыхнула — раз, другой, третий…

Алладин, хоть и не верил в успех, не отрывал глаз от спортсмена. И увидел, как тот выпустил двустволку, подломился в коленях, медленно оплыл на скалу…

Лесник опустил пистолет. Вытер пот со лба…

Алладин подумал, что после этого случайного успеха, этого дешёвого фокуса, ничего, по сути, не изменившего в ходе операции, подкоп под личную гвардию обер-инквизитора затруднится… Но подошёл, поздравил с удачным выстрелом.

Бойцы добежали до скал. Захлопали выстрелы из ПМС, — сети, разворачиваясь на лету, опутывали корчащиеся тела русалок. Причём от штаба показалось, что пара выстрелов была сделана отнюдь не по цели — по невиданному рыбьему скоплению.

 

8

Костоправ в последних событиях не участвовал, почти не казал носа из лабораторного кунга — дорвался наконец до стационарной аппаратуры.

Однако, когда к штабу доставили свежепойманных русалок, именно Костоправ взял на себя руководство заключительной фазой операции. Отрывисто командовал, называл неизвестные Леснику препараты, дозы — и медики хлопотали над телами, обездвиженными миостагнатором.

— А заморозка? — не понял Алладин. Потом сообразил-таки: — Расколол орешек?!

— Ну, не я один… — скромно улыбнулся Костоправ. — Все работали в темпе вальса. И не до конца раскололи, ещё возиться и возиться придётся. Но заживо разлагаться не будут, гарантирую.

И объяснил: девочка-русалка, сама того не ведая, дала ключ к решению проблемы. Вернее, её лейкемия — ныне бесследно исчезнувшая. Но и жабры у русалочки уже не работают, находятся в процессе активного отторжения. Равно как и введённый сквозь Y-образный надрез имплантант… А остальным пленницам сейчас имитируют последствия лейкемии, активно снижают количество кровяных телец.

— Что за имплантант? — поинтересовался Лесник.

— Не уверен, но сдаётся мне, что источник имплантируемых тканей один — зарезанная тобой старуха. У неё, полное впечатление, постоянно изымали частицы гипофиза — и хоть бы что, заживало, как на собаке…

…Дело, можно сказать, закончено. Но Лесника (и не только его) не оставляло странное чувство: вся затея с русалками организована с одной целью — чтобы о ней стало известно Новой Инквизиции. Именно так отправляют в атаку обречённый полк, выявляя слабые и сильные места обороны противника.

Но кто, зачем, почему организовал такую хлопотную и дорогостоящую разведку боем? Всё равно что долго, кропотливо своими руками строить дом, а потом облить его бензином и поджечь — единственно с целью проверить, насколько оперативно работает пожарная команда.

Загадка…

Но Контора, как её мысленно ни ругай, думал Лесник, привыкла справляться с загадками, для того и создана. Расколет и эту… Хочется надеяться.

Странное дело — подобно всем бойцам, воюющим на передовой, Лесник думал о штабистах, не покидающих кабинетов, с долей лёгкого презрения. Однако презрение презрением, но оставалось подспудное ощущение — сверху виднее, взгляд из начальственных высей охватывает всё поле боя; там, наверху, получают куда более полный поток информации — и хотя бы вследствие этого могут находить ответы на кажущиеся неразрешимыми загадки, и принимать единственно верные стратегические решения…

Что им руководят люди, допускающие глобальные ошибки ничуть не реже прочих смертных, Лесник убедился много позже.

 

9

— Ну, Светлов, пора тебе становиться настоящим оперативником, — сказал Алладин. — Проявил себя в деле хорошо, верный след взял в одиночку, в лапах врага не дрогнул… Осталась «клятва на клинке» — и ты пёс Господа, солдат Инквизиции. А это своё братство внутри Конторы. Действуй!

Светлов медленно, заторможенными движениями взял протянутое ему оружие. Потянул за рукоять из ножен, уже догадываясь, что за клинок увидит. Но одно дело догадываться, другое — знать точно.

И когда лезвие Дыева ножа тускло сверкнуло на солнце — Александру стало по-настоящему плохо. Нет. Только не это… Мясницкая работа не для него…

— Бей в жабры, — холодно посоветовал Лесник. Лишь они с Алладином присутствовали свидетелями при этой сцене — как старшие по званию. Для ритуала клятвы требовался и третий свидетель, но Стриж где-то задерживался.

Опутанное сетью, скованное по рукам и ногам обнажённое тело скорчилось на земле. Тёмные волосы, не боящиеся воды, пропитались кровью искусанного агента, торчали слипшимися сосульками. Алладин решил, что пятерых пойманных сегодня русалок вполне достаточно — никто не рассчитывал захватить столько живьём. И шестой, особенно агрессивной, вполне можно пожертвовать.

Светлов медлил. Губы его дрожали.

— Действуй! — мягко понукал Алладин. — Работал ведь с Дыевым ножом на манекенах? Представь, что это манекен. Тут даже по точкам бить не надо, разок ткнул — и готово.

Подошёл Стриж, держа в руках несколько неуместный сейчас предмет — видеокамеру «SONY». И присоединился к уговорам:

— Давай, Саня, не тушуйся! — он повертел камеру и добавил со значением:

— У нас, знаешь ли, братство такое, что по блату не попадёшь, через кровь перешагнуть надо. Зато СВОИХ не выдаём, понимаешь? НИ-КОГ-ДА.

«Сейчас опять обделается», — подумал Лесник, наблюдая за Светловым.

Тот присел на корточки рядом с русалкой. Дыев нож дрожал в руке. А затем упал на траву.

Светлов распрямился, попытался что-то сказать:

— Я… н-н-не… — не договорил, закрыл лицо руками.

Лесник глядел на Алладина с любопытством. Как будет выкручиваться коллега? Любое правило, любой ритуал — формальность, обойти его при нужде недолго… Вот только нужен ли нам такой соратник, господа инквизиторы?

— Лесник, здесь все свои… — сказал Алладин негромко.

Больше ничего не добавил, но смотрел красноречиво.

Лесник кивнул. Поднял Дыев нож — брезгливо держась двумя пальцами за самый кончик рукояти. Касаться дерева, липкого от пота Светлова, не хотелось. Да и отпечатки его перекрывать своими незачем — клинок, покрытый запёкшейся кровью, будет до самой смерти новоявленного оперативника храниться в Конторе…

Он наклонился над тварью. Всматривался в глаза, пытаясь разглядеть проблеск разума… Но видел лишь взгляд смертельно опасного животного. Лесник не знал и не хотел гадать: способен ли пройти приступ агрессивного бешенства, а дамочка стать относительно вменяемой, вроде Матрёны-Инги Заславцевой? Или перед ним лежит отход производства, которому в любом случае предстояло отправиться на дно водоемчика под городом Сланцы, или в аналогичное укромное место?

Разницы никакой. Для пса Господа — никакой.

Пойми, если ты хоть что-то ещё способна понять, что у меня нет ненависти к тебе, ни малейшей… Ты такая, какая есть. Тебя сделали такой — тварью, жаждущей крови, жаждущей убивать. И меня, по большому счёту, СДЕЛАЛИ — чтобы убивать подобных тебе. Сегодня не повезло тебе. Когда-нибудь не повезёт мне. Умри с миром!

 

10

Кровь ударила высоким фонтаном, и хлестала на удивление долго.

 

11

Лесник швырнул окровавленный Дыев нож под ноги Александру.

— Стриж! Текст клятвы, живо! — крикнул Алладин. Затем растерянно взглянул на Лесника. — Чёрт, за всей суетой про псевдоним для Светлова не подумал…

Рабочие псевдонимы оперативники получали сразу после «клятвы на клинке» — после чего по имени-фамилии их называть переставали. Обычно псевдоним был напрямую связан с предшествовавшей клятве операцией. Андрей Урманцев, например, стал Лесником после акции в одном лесничестве под Красноярском, где работал обходчиком очень неприятный человек. Вернее, не совсем уже человек…

— Нет мыслей светлых? — спросил Алладин. — Насчёт псевдонима?

Губы Лесника искривились, словно он хотел сказать нехорошее слово. Но ничего не сказал. Молча развернулся и пошёл в сторону озера. Закатное, багрово-красное солнце ещё проглядывало сквозь деревья на дальнем западном берегу — и окрашивало воды Улима в кровавый цвет… Лесник шёл и думал, что Юзеф прав: их проклятую работу необходимо делать, но нельзя полюбить. Никому. Никогда. Даже такие вот Светловы любят лишь себя в роли инквизиторов… Если вообще способны кого-то любить…

Кто сказал, что мы псы Господни?

Мы волки, едва приручённые волки, и Господь давно о нас позабыл…