Тишина. Пустая, неловкая, скребущая душу тишина. Застывшие позы, бегающая на ветру занавеска, хаотично сменяющиеся рекламные кадры беззвучно включенного телевизора. Залетевшая муха, рисуя воображаемые круги в воздухе, бестактно нарушает признаки всеобщего безмолвия. И надо бы что-то сказать, но подходящие слова предательски отказываются лезть в голову. Наконец-то закипает вода в посвистывающем чайнике. Самое время для кофе. Неожиданно в дверном проеме крохотной кухни появляется развеселившееся и расслабленное коньячным эффектом лицо Льюиса, который звонко и по-ребячески восклицает:

— Девочки, ну что же вы так долго? Мы все прямо-таки заждались!

Раздается звон упавшей вилки.

— Дорогой, помоги, пожалуйста, перенести сервиз, — монотонно произносит Софи, доставая из холодильника ее фирменный кремовый торт, без которого не обходиться ни один праздник в этой семье. Отлично научившись распознавать тон, выражение лица, а главное, прохладный взгляд своей жены, свидетельствующий о важности положения «шутки в сторону», Льюис мигом прячет улыбку, сохраняя ее для лучших времен, и, подхватывая цветастые чашки в обе руки, спешит удалиться в гостиную.

Из открытой форточки доносится назойливый визг сработавшей сигнализации соседской машины. Софи слегка вздрагивает от неожиданности и вместе с еле слышным ее излюбленным «твою ж мать…» нарезает торт щедрыми кусками.

— У меня есть мятный чай. Будешь? — понимая, что насущная тема недавнего разговора непроизвольно изжила свое, хозяйка дома уместно переходит к общим привычным вопросам.

— Ага, — задумчиво протягивает ее старшая сестра, критично глядя на свой утренний маникюр с переплатой в несколько евро выше обычной таксы. «Ох, уж эта инфляция… И когда наконец-то экономика стабилизируется?» — подобные риторические вопросы то и дело не перестают откликаться из разных уголков города на протяжении уже нескольких месяцев, но Сильвию всегда больше волновал вопрос качества услуг, нежели их стоимость, именно поэтому ей даже в голову не пришло поинтересоваться причиной повышения тарифов. Мысленно поставив удовлетворительную оценку коррекции ногтей, Сильвия поспешно поправляет прическу и вальяжно направляется к праздничному столу, в последний момент, захватив с собой вазочку с конфетами. В зале размером в 32 квадратных метра с включенным кондиционером и лучшими балладами Криса Ри на легком фоне дружного застолья в честь дня независимости звучал уже ни раз пересказанный монолог Владимира, нынешнего сотрудника Льюиса, который с гордостью, горечью, порой жуткой иронией и ностальгией вспоминал годы работы в России:

— …А мне начальник говорит, мол «Володя, завтра ты работаешь один». Вы представляете, что это значит? Любой обвал не важно, какой степени… К примеру, руку мне придавило. ВСЕ! Я — не жилец! И вот поднимаюсь я в конце смены на поверхность из шахты, а мне Васильевич готовит сразу поляну. Ну и как тут не пить? Скажите мне, как? Если я сегодня живой, а завтра неизвестно, что будет! — заключительно произносит Владимир, живо выпивая рюмку водки без закуски. Его жена, сидящая рядом, продолжает сидеть неподвижно, опустив взгляд в свою тарелку, где некрасиво развалился недоеденный салат с кальмарами.

На последних словах в комнату входит Софи. Расставляя блюдца по кругу стола, она тихонечко напевает текст «That's what they say».

— А какое у тебя вообще образование? — с прежней заинтересованностью спрашивает Льюис, который наверняка заранее знает ответ, но задает вопрос чисто чтобы поддержать разговор.

— Я — бухгалтер. Но жизнь бросила в совершенно иное болото.

— А какие-то непредвиденные случаи у вас там происходили?

— Та конечно! Вот только уже и не припомнишь всех, — отмахивается Владимир рукой, а затем, откашлявшись, продолжает, — Ну вот, к примеру, это самый безобидный курьезный момент который когда-либо происходил со мной на работе. Остальные были хуже. Как-то в конце смены все ребята уже ушли, а я задержался…

— А разве вы не вместе должны подниматься на поверхность?

— Вообще вместе. Но после смены все улетают пулей, их не удержишь. Одним словом, остался я один. И у меня, как назло, перегорает коногонка. А путь некороткий. Слепая темнота вокруг. Пришлось идти по памяти. Пару раз спотыкнулся, упал, разбил себе нос.

— Ужас! И как же ты выбрался?! — теперь роль допрашивающего взяла на себя Софи, которая, всех обслужив чаем, один за одним поглощала цукаты.

— Тогда я особо не переживал, поскольку знал, что вот-вот должна была прийти на этот участок следующая бригада. Собственно они меня и вывели. Но вид у меня тогда был более чем нелепый. Я это понял, по их ошарашенным лицам.

— Ой, слушай, а расскажи ту историю о вентиляции! — предлагает Льюис, желая перевести разговор в более положительное русло.

— Та что рассказывать? — заулыбался Владимир. — Ну в течение смены случаи разные бывают. И по нужде ходить надо, но не будешь же каждый раз на поверхность подниматься… Приходится прямо там. И вот однажды какой-то паразит справился прямо возле вентиляции. Вы представляете эту вонь? Кошмар! Работать невозможно было! Мы задыхались! Я передаю начальнику: «Васильевич, делай что хочешь, но найди эту сволочь»…

В комнате раздается легкий смех. Владимир увлеченно продолжает свой рассказ, а Сильвия тем временем, ощущая невероятную усталость, встает из-за стола и незаметно для всех выходит на улицу. Она устала, не из-за русского друга своего зятя и его шахтерских рассказов, нет, она истощена морально из-за недопонимания, пересудов, тупиков и собственных мыслей. Ей хочется пустить свободу и свежий воздух в свою жизнь, но эти шторы ранимости и нелепых обид, приходящих с годами, так плотно забаррикадировали окна ее души, что заставляет женщину уже практически на последнем издыхании слабыми пальцами тянуть грубую материю велюра вниз и безрезультатно сползать к холодному полу.

Выйдя на крыльцо дома, Сильвия закуривает последнюю оставшуюся в пачке сигарету с пометкой Capri, и направляется к своей машине, припаркованной на другой стороне дороге. Присаживаясь за руль своего полуторагодичного автомобиля марки Chrysler, женщина опускает откидную крышу вниз и заводит двигатель.

В голове нет конкретного маршрута, лишь бы подальше от этого места. Пускай остальные продолжают свое милое общение, им не будет скучно в отсутствие Сильвии, а она в свою очередь обязательно наверстает упущенное как-нибудь в другой раз. Пустые дороги города — все разъехались, кто на шашлыки в лес, кто к морю. Сегодня все пути открыты, идеальное время для быстрой езды. Как же Сильвия любила ощущение скорости! В момент, когда педаль упирается в пол, а мимо то и дело мелькают тяжелые сосны и постройки из кирпича унылого цветы, весь внутренний мир тут же окрашивается в самые яркие и насыщенные тона колеровки, а в голове беспорядочные мысли разбегаются по своим предписанным полкам.

«Ну как она могла меня не понять? — начала свои мысленные рассуждения Сильвия, отбивая пальцами по рулю такт мелодично звучавшего радио, — Как она посмела перейти в чужой тыл, если раньше, чтобы ни случилось, она всегда была за меня? А происходило всякое, но она ни разу не подвела. Родители застукали за курением, а она поддержала меня. Директор вызывает в свой кабинет за неудовлетворительное поведение, а она снова на моей стороне. Отец не отпускает на рок-концерт, а она опять отстаивает мои права. После выпускного прихожу домой пьяной, а она по-прежнему со мной. Уволили со скандалом с работы, а она и тогда поддержала. Мама не одобрила мой выбор на роль нового парня, а она переубедила ее и все уладила. Скандал с мужем, и даже тогда не смотря на ее крепкую дружбу с Дэном, она только и исключительно на моей стороне. Так почему же не сегодня? Что поменялось? Неужели действительно ей так трудно понять меня? Она же тоже мать, а стало быть, обязана знать то чувство, когда дети начинают ощущать самостоятельность и независимость наперекор старшим. Но здесь особый случай. Это не банальная перепалка на тему «я хочу поехать с друзьями в Ригу на выходные». Сейчас речь идет о будущем, которое не признает черновиков. Ему всего восемьнадцать исполнится только через месяц, а он уже надумал жениться. И на ком?! На женщине старше его на девять лет! Нет, это просто немыслимо. Ну что он в ней нашел? Зачем она ему нужна, когда вокруг столько красивых, молоденьких, свободных девочек? А вот ее-то как раз понять можно. Обоженная провалом первого брака и немного разочарованная в самцах-сверстниках, эта португальская обольстительница в лице моего сына воспитывает под себя мужчину. Хм… толково. Даже не поспоришь. Но я не могу допустить, чтобы мой мальчик наделал глупостей. Ведь речь идет всего лишь о временном увлечении, это понятно. Пройдут месяцы, они присытятся друг другом на фоне шокирующе нудного быта и благополучно разбегутся. Так зачем же для этого засорять паспорт лишними штампами? Пусть поживут вместе, я не против. Наоборот, это даже ускорит их разрыв. Да… Хорошо, что Фредди меня не слышит, а то мы бы с ним точно поссорились. Хотя мы еще и не помирились с момента нашей последней беседы. Этот гаденыш маленький не разговаривает с родной матерью уже около двух недель. Хотя погоди! Нет, это я с ним не разговариваю. И пока он не образумиться, я буду непреклонной. Ведь мне же со стороны и высоты своего жизненного опыта гораздо виднее. А он кто? Мальчишка, живущий иллюзиями! Ну, какой из него супруг и глава семейства пока? Как он будет содержать жену? А когда появятся дети, то как он будет… О, ужас! Дети! Кошмар! Так, тихо… Дыши глубже, пока нет никаких детей. Господи, ну почему он вздумал играть во взрослую жизнь в этом возрасте? Разве не мог подождать пару годочков? Кому, как ни мне, знать финал данной интрижки? Я ведь уже читала этот сценарий. Та что там читала? Я лично писала его! А сюжет вполне прост. Достаточно будет всего несколько абзацев, составленных из каламбура уместных существительных, чтобы дать четкое представление о пережитой мною эпохе. И забавы ради, вместе с одобрительной крылатой фразой Гагарина «Поехали!», занырнем в прошлое:

— Трамвай, взгляд, духота, место, газета, входящее сообщение, чихание, остановка, stop.

— Бульвар, шаги, мост, шаги, супермаркет, шаги, яблоки, пол, помощь, улыбка, шаги, кошелек, выход, шаги, оклик, голова, шаги, сигарета, молчание, stop.

— Ожидание, парк, ожидание, театр, ожидание, кино, ожидание, танцы, ожидание, ресторан, ожидание, приглашение, смех, беседа, поцелуй, подарок, такси, дом, stop.

— Кухня, продукты, вечер, свечи, музыка, слова, нежность, чувства, прикосновение, дыхание, спальня, stop.

— Лень, истома, обсуждения, откровения, идеи, мечты, восторг, планы, stop.

— Шкаф, ванная, зубная щетка, уборка, блюда, ожидание, цветы, радость, часы, дни, недели, stop.

— Утро, молчание, взмах руки, кивок, ночи, холод, ожидание, выходные, ссора, злость, обида, пощечина, слезы, извинения, слабость, объятия, stop.

— Перерывы, взаимные обвинения, крики, ложь, двери, ожидание, звуки, опоздание, апатия, безразличие, алкоголь, друзья, болтовня, вечеринки, знакомства, дом, гостинная, stop.

— Тишина, шаги, часы, шаги, чемодан, шаги, записка, шаги, ключ, шаги, трамвай, stop!

Сильвия сбавила скорость, приближаясь к одиноко скучающему придорожному кафе с покосившейся оранжевой вывеской и абсолютно неоригинальным названием «Juke Jack». Припарковав машину прямо у входа и захватив с собой на две трети прочитанную книжку рассказов Элмора Леонарда, Сильвия вошла в помещение закусочной, в воздухе которой пахло кофейными зернами и беконом. Она окинула зором практически пустую комнату критичным взглядом профессионального дизайнера и, женственно поправив прическу, села у окна созерцать пыхтящие от жары автомобили.

— Добрый день. С днем независимости! — раздалось резко слева мужским голосом с легкой хрипотцой начинающего курильщика. — Желаете что-то заказать сразу? Кофе, чай, может, газированную воду? У нас сегодня вкуснейшие блинчики с земляникой, — задорно и отрепетированно рекламирует официант, улыбчиво протягивая меню. Апатично переведя взгляд на молодого человека, Сильвия застыла в изумленной гримасе и даже на несколько мгновений перестала дышать, жадно впившись глазами в невозмутимое лицо парня, на вид который был, казалось, чуть старше Фредди. Дело в том, что практически все: рост, телосложение, стрижка, ямочки на щеках и даже нос с небольшой горбинкой, молниеносно в одно предыхание амальгамы переспелых чувств напомнили женщине ее бывшего мужа, точь-в-точь таким же, какой он был на первых порах их знакомства. «Неужели посторонние люди настолько могут быть похожими?! Это удивительно! — вдруг подумала Сильвия. — Наверняка, где-то, быть может, даже на другом конце земного шара, где-нибудь в Никарагуа или Гвинеи, ходит зеркальная копия меня без кровной привязки и осознании о моем существовании. Так странно…».

Неожиданно осознавая, что официант с бейджиком «Том» по-прежнему ожидает ответа, а выдержанная женщиной пауза уже неприлично подзатянулась, Сильвия, выхватив меню, поспешила спрятать глаза и произнеся запинающе «Да… хм… Капучино, пожалуйста, ну и… блинчики…», она почувствовала, как ее кинуло в жар.

— Благодарю за заказ, — последовала дежурная реплика все тем же по-мужски хрипловатым голосом от скрывающегося за стойкой официанта.

С полным отсутсвием внимания и скорее для приличия Сильвия пролистала неслишком разнообразное меню, и осознав, что она совсем не голодна, поскольку не так давно покинула богатый сытными блюдами праздничный стол сестры, переложила потрепанный тонкий альбом напечатанных названий угощений на край стола и осмотрелась по сторонам. Высокие потолки, светло-зеленые обои, ажурные люстры, несколько настенных фотографий, изображающих знаменитые и наиболее посещаемые достопримечательности городов мира каких как Париж, Рим и Санкт-Петербург, которые нетрудно узнать сразу, а также газетный столик и расположенный в самом дальнем от входной двери раритетный музыкальный автомат. Одним словом, обычная ничем не примечательная забегаловка среди таких же клонов круглосуточно встречающих дальнобойщиков.

Осмотрев интерьер, женщина переключает свое внимание на юную девушку в джинсовом комбинезоне, которая, приближаясь к парню ее же возраста, сидящего возле стойки с желтым тюльпаном в левой руке, невозмутимо произносит: «Не делай такое печальное лицо. Я ведь совсем недолго…».

Именно протяжное и колющее сердце последнее слово мгновенно переносит Сильвию далеко в прошлое, когда она, будучи истинной кокеткой, хлопая густыми ресницами, услышала фразу Дэна «Я так долго тебя ждал…».

— Хм… аж 7 дней? — ироничным тоном переспросила двадцатипятилетняя Сильвия.

— Да… 7… — и по многозначительной паузе Дэна девушка поняла, что на самом деле он ждал ее гораздо дольше. Возможно, именно в ту секунду Сильвия и пришла к выводу, что у нее больше нет желания медлить.

Кадры воспоминаний прервались поданным горячим кофе в керамической чашке и тарелкой блинчиков, эстетично и профессионально украшенных сливками и листиками мяты. Навеянный ароматным запахом аппетит заставил Сильвию в одно мгновение забыть о вчерашнем решении не есть ничего мучного, и женщина тут же решила радостно поддаться искушению десерта.

* * *

Немного уставшие от еды и бездействия, гости Софи предложили осуществить прогулку к набережной и заодно посмотреть в спорт-кафе хоккейный матч, который предполагал начаться через час и сорок четыре минуты. Пока все удалились на перекур, выйдя на улицу, Софи проворно убирала тарелки со стола, желая оставить как можно меньше домашней работы на потом, как вдруг голова женщины резко закружилась, а в животе хлыстнула разрывающая боль. Вся скукожившись, Софи постаралась сохранить равновесие, патриотично сжимая в правой руке элементы того самого, дорогущего сервиза, что ей подарила свекровь на День Ангела, при этом другой рукой она попыталась схватиться за дверцу навесного шкафчика на кухне, однако силы покинули ее. Женщина с грохотом разбитой посуды рухнула без сознания на пол.

* * *

Когда, наконец, еще недавние резолюции были окончательно свергнуты поглощенными калориями, Сильвия почувствовала тягу к интеллектуальной пище. Открыв книгу на нужной странице, женщина развернула листок бумаги служившим в данный момент закладкой, которую она вчера, опаздывая на встречу с бывшей одноклассницей, поспешно раздобыла в ящике письменного стола, куда не заглядывала с того дня, как они с Фредди переехали в новый дом. На сером клочке продукта местного целлюлозно-бумажного комбината было написано следующее:

Вопрос средь толпы концертного зала Громом раздался как провокация. Обдумав его, она тихо сказала: «Меня не пугает твоя аберрация. Я буду… Но лишь при хорошей погоде». Он к церкви явился за два часа. Тоскливо она отвечала свободе: «Все же удачно, что дождь начался…»

Это стихотворение Сильвия написала в честь деверя и его невесты, инфантильной барышни, которая долгое время вила с него веревки, а, в конце концов, прямо в преддверии свадьбы сбежала в Финляндию с каким-то маляром, предварительно сняв со счета своего бедного глупого воздыхателя пару тысяч евро. Покинутого жениха Дэну пришлось еще долго спасать от затяжных запоев и смехотворных философских идей о том, что «жизнь неожиданно потеряла всякий смысл». Личная драма родственника частенько фигурировала в разговорах между Сильвией и ее мужем, финализируя ее темой измены. Тогда молодая жена даже предположить не могла, что в последствии сама станет жертвой супружеского предательства. Спустя несколько лет, сидя на пляже и наблюдая за тем, как в волнах Мертвого моря весело плескается ее муж, Сильвия невзначай кинула взгляд на Дэна телефон с интригующе мигающим зеленым огоньком пришедшего сообщения. Копаться в чужих вещах никогда не было привычным занятием Сильвии, однако, в тот день сам черт подтолкнул ее на то, чтобы она прочитала тот кинжалом вонзившийся в ее сознание текст. После откровенной беседы и парочку ребром поставленных вопросов, добившись признания мужа, Сильвия не стала слушать его извинений, и где-то на подсознательном уровне, ощущая полное отсутствие искренности в его попытках наладить отношения, она поняла, что никогда не сможет впредь доверять этому мужчине как раньше. Хорошенько выплакавшись, молодая женщина, держа на руках двухлетнего ребенка, вскоре переехала на съемную квартиру. Однако истинная обида и боль пришли к ней спустя несколько месяцев, когда Дэн хладнокровно и невозмутимо подписал документы о разводе. Вот так Сильвия просто ушла, а он не посчитал нужным ее остановить. После развода они виделись крайне редко. Поначалу Дэн еще стремился навещать Фредди, но со временем интервалы его приездов все увеличивались, и вскоре он стал мало принимать участия в воспитании сына, ограничиваясь лишь финансовой поддержкой и кратковременным присутствием на больших торжественных мероприятиях типа дня рождения или выпускного. Единственное, что знала о нем Сильвия на данный момент это то, что Дэн живет в гражданском браке с двадцатилетней пигалицей в доме его покойных родителей. Никакой дополнительной информации Сильвии больше не требовалось. Интерес к этому человеку пропал и не возвращался годами, а парой казалось, что и целыми тысячелетиями.

Вспомнив о шариковой ручке у себя в кармане пиджака, которой она предусмотрительно запаслась в целях подписать почтовую открытку, старинный способ коммуникаций несравнимый с банальностью электронных сообщений, Сильвия на обратной стороне закладки, словно под диктовку, записала строчки, крутящиеся у нее в голове:

Смотрю на часы, быть в бегах я устала. Время твое похитить хочу. Больше нет обвинений, упрекать перестала. Ты уйдешь, не простившись, и я промолчу. Спотыкаюсь еще раз, в кровь разбиты колени. Сколько будет таких же у тебя на пути? Задыхаюсь от трепета, не пугают ступени, Все равно на вершину мне не дойти. В этой схватки на финише нужно быть первой, Но фальстарт на прямой, как назло, у вокзала. Бьет флажком иронично в конвульсии нервной. Прекращай торопиться — ты давно опоздала.

«Немного уныло, но жизненно» — подумала женщина, пряча листок собственного сочинения обратно в страницы окрашенной яркой фантазией книги. По предварительной просьбе женщины официант принес счет. Как и в предыдущие разы, Сильвия не могла оторвать взгляда от парня, который с легкостью годился ей в сыновья. Буквально проедая каждую черту его лица, телосложения и походки, неожиданно Сильвия заметила, как стоящая у входа на кухню официантка игриво подмигнула Тому, на что тот ответил гримасой фактически кричавшей «Хватит издеваться!». Легко распознавая намеки и секретные невербальные шуточки с подколками, Сильвия поняла, что этот безобидный жест коллеги Тома был сотворен в ее честь. «Ну, конечно, они не могли не заметить, как я таращилась на этого еще зеленого мальчишку и должно быть подумала, что я влюбилась в него. Вот и нашлась отличная тема для разговора в перерыве между подачей блюд. Класс…» — подумала Сильвия, впопыхах поднимаясь с места. Расплатившись по счету со щедрыми чаевыми, смущенная женщина робко покинула кафе, стараясь игнорировать бестактный шепот за ее спиной.

* * *

Давящий, раздражающий, назойливый шум в ушах постепенно начинает утихать, а перед медленно открывающимися глазами, будто фокусировкой фотоаппарата, настраивается четкость изображения. В поле зрения немногое: когда-то давно побеленный потолок, густая паутина в углу и голая лампочка без люстры. Правую руку мигом обволакивает тепло чьих-то прикосновений.

— Мама! Мамочка, ты меня слышишь? — доносились приглушенные слова старшей дочери, которую Софи узнала моментально и без труда.

Игнорируя вопрос, женщина слабым, истощенным, но полным волнения голосом неустанно твердила:

— Сильвия… Сильвия! Где она?! Что с ней? Сильвия…

— Она еще не отошла от наркоза, — раздался грубый мужской совершенно незнакомый голос откуда-то слева, постепенно отдаляющийся с каждым произнесенным словом.

— Софи, дорогая, я здесь. Успокойся… — наконец произнес Льюис, по-прежнему гладя жену по руке и наклоняясь к ней чуть ближе в надежде попасть в ее поле зрения. Женщина же, детально изучая трещинки потолка, неустанно продолжала твердить: «Сильвия… Что с ней?…».

— Софи, милая, с чего ты взяла, что с твоей сестрой обязательно должно что-то случиться? У нее всего напросто отключен телефон, и то, скорее всего, это легко объяснить севшей батареей. Я помню, как она еще утром жаловалась на слабый заряд. Пожалуйста, не переживай. Как только она включит телефон, мы сообщим ей, где ты, и она непременно приедет. Ты только не волнуйся. Тебе после операции лишняя нервотрепка совсем не нужна…

На этой заключительной фразе Софи закрыла глаза и провалилась в глубокий упоительный сон.

* * *

Затворка иллюминатора поднята, спинка кресла перенесена в вертикальное положение, мобильный телефон переключен в режим полета, ремень пристегнут, стройная стюардесса в синей наглаженной форме под надписью «выход» с зеленой подсветкой демонстрирует способ применения спасательного жилета. Эта заученная и до совершенства отточенная жестикуляция, должно быть, так сильно и крепко поселилась в ее памяти, что, казалось, разбуди девушку посреди ночи, ей не составило бы особого труда автоматически и точь-в-точь повторить цепочку последовательных движений.

Уговорив Софи уступить в этот раз место возле окна, Сильвия улыбнулась, поражаясь весьма удобной способности сестры мгновенно засыпать в любом месте, где есть на что опереться. Обнимая свою вечно сопровождающую ее подушечку в форме клубнички, Софи со слегка приоткрытым ртом перевалила голову на костлявое плечо сестры, которая из тряпичной дорожной сумки оливкового цвета достала потрепанные листки бумаги, вырванные из тетрадки и сложенные пополам один под другим. Это были письма, предназначенные для бабушки Сильвии и Софи по папиной линии. Адресат умерла еще четыре года назад. Решившись, наконец, продать старую квартиру своей матери и очень быстро отыскав покупателей, мистер Круминьш сообщил дамам семейства, что через два дня сделка о купле-продаже будет заключена, поэтому если кто-то желает в последний раз посетить пока еще их недвижимость, такой шанс имеется, но до вторника. Сильвия с мамой тут же поспешили на финальную экскурсию для того, чтобы забрать кое-какие нужные им вещи, в то время как Софи напрочь отказалась заходить в ту квартиру, поскольку, зная, что бабушка умерла именно там, она предостерегала себя от негативных воспоминаний и переживаний. Среди оставшегося личного имущества семидесятитрехлетней старушки «нужного» для Сильвии оказалось немногое: бабушкин белый шарфик тонкой вязки, комнатный термометр в форме Кремлевской башни, открытки с изображением звезд мирового балета в память о фанатической любви бабушки к данному виду искусства, и несколько писем тайной покрытого адресанта по имени Барбара, о которой Сильвия раньше не слышала внутри семейных беседах. У бабушки всегда было много подруг, но о некой Барбаре никогда не было упоминаний. Должно быть, они с этой барышней слишком давно утратили связь. Быть может, объяснения хранились в данных письмах, чтение которых поможет Сильвии понять, какую роль в жизни ее родственницы занимала данная неизвестная ей особа. Однако Сильвия не только желала отвлечь себя новыми сюжетами, она также стремилась найти ответы и новые источники рассуждений касательно собственной жизни, которая, как ей тогда казалось, застоялась на одном скучном участке. Кто знает, а вдруг Сильвия сумеет разглядеть в строчках что-то новое, нечто такое, что изменит ее сознание и повернет ее в совершенно иную сторону. Все возможно на этой планете. Недаром говорят: «Кто владеет информацией, тот владеет миром».

«Здравствуй, Нина!

Я так рада, что наконец-то мне удалось найти время, чтобы черкнуть тебе пару строк. Последние недели были чрезвычайно активными, напряженными и даже стрессовыми для меня. Переезд, обустройство нового жилья, поиск работы — скучать нам не приходилось. Знаешь, я в восторге от того, что теперь у меня появился повод чаще употреблять «мы» вместо одинокого «я». Ты как никто другой понимаешь, насколько важный период наступил в моей жизни. Каждая вещь, что сейчас происходит со мной — это все впервые. Но самое интересное, что новый город, работа и окружение — ничто по сравнению с фактом нового сожителя. Конечно, мне уже приходилось раньше делить комнату в общежитии и мне знакомо распределение бытовых обязанностей. Но то все было вынужденной мерой, тогда как теперь я многое делаю просто потому что мне так хочется. Ведь я впервые живу с мужчиной под одной крышей. И не просто с мужчиной, а с МОИМ! А это совершенно что-то другое.

Ежедневно я ощущаю себя значимой в наших четырех стенах, поскольку каждый раз, когда я готовлю ужин, собираю на утро тормозок или наглаживаю рубашку, я вижу, как сильно он мне благодарен. Я ощущаю себя любимой, поскольку не могу не заметить всю его нежность, заботу и трепет по отношению ко мне. Я ощущаю себя счастливой, поскольку у меня есть крыша над головой, любящий мужчина, еда, чтобы прожить в ближайшие три дня, планы на будущее и вся жизнь впереди. Я не имею представления, кого мне за это благодарить, но я безумно счастлива. Не поверишь, я даже несколько раз по собственному желанию посетила местную церковь. Мне приятно, что в отличие от других, я обратилась к религии не в минуты горя, а в целые дни переполненных безоблачным счастьем.

Уже начало десятого, а у меня еще даже не собран чемодан. Сегодня ночью я еду в Ленинград к своей троюродной сестре, о которой я, кажется, тебе рассказывала. В последний раз (собственно он же был и первым) мы виделись с ней, когда мне было всего восемь месяцев, а ей — семь лет. Так что встреча обещает быть интересной. Мне, конечно, не очень хотелось бы ехать одной, но, к сожалению, кто-то из нас двоих должен работать, и я предпочитаю, чтобы это была прерогативой мужчины. Уже сейчас я так не хочу с ним расставаться и в тоже время я уже предвкушаю момент моего возвращения. Он обещал отпроситься с работы и встретить меня. Я представляю, как выхожу из вагона, а он стоит на перроне с букетом полевых цветов или пионов (интересно, они сейчас уже цветут?) или вообще без ничего, ведь это так неважно. Главное, что он там будет! Такой родной, такой хороший… И у меня мурашки бегут по коже. Это будет один из самых романтичных эпизодов в моей жизни.

По приезду обещаю тебе написать с подробными рассказами и восхищениями о моем маленьком приключении. Жду вестей от тебя. Как ты там? Как мама себя чувствует? Что вообще нового? Когда ты приедешь к нам в гости? Я соскучилась.

Пиши. Обнимаю крепко.

Твоя Барбара

14 июля 1967 г.»

Прочитав последнюю строчку, Сильвия подняла голову и осмотрелась по сторонам. За стеклом иллюминатора висели пушистые облака, в салоне самолета бортпроводницы начали предлагать напитки и еду, Софи по-прежнему сладко дремала. Стрелки часов на руке показывали ровно половина шестого утра. Сильвия развернула следующее письмо.

«Дорогая Нина!

Я никогда не могла подумать, что счастье — настолько кратковременная штука. Вот уже который день я нахожусь в полной прострации. Буквально две недели назад у меня все было прекрасно, а сегодня я не просто подавлена… Я растоптана, растеряна и убита. Теперь не только на словах я знаю всю соль предательства. По всей вероятности, у моей судьбы возник план продемонстрировать мне наглядные примеры, причем она решила сделать это скопом и без особой тщательности сортировки по степени жестокости.

Моя поездка началась весьма удачно и совершенно не предвещала беды. Я очень быстро нашла общий язык с сестрой. Она оказалась крайне интересной девушкой, очень общительной и добродушной. С невероятным рвением Анечка водила меня по самым красивым достопримечательностям, предоставляя краткие исторические сводки и факты, которые могли бы вызвать мой интерес. Она очень хорошо подготовилась к моему визиту. В первые четыре дня я безнадежно влюблялась в Ленинград, будучи неспособной вдоволь им надышаться, а на пятый — я возненавидела этот город.

Мы договорились, что ежедневно вечером в одно и тоже время он будет звонить мне с почтового телефона. У Анечки аппарат установлен прямо в квартире — они так богато живут! И вот как-то в понедельник я все ждала, ждала, но он так и не позвонил. Следующие сутки я провела дома в надежде, что он даст о себе знать. Ничего. Тогда я реально запаниковала. Анечка помогла узнать мне номер справочной службы с места его работы. Я расспрашивала о нем, мне отвечали, что он жив, здоров и в данный момент очень занят. Я просила пригласить его к телефону, но мне постоянно отказывали и, в конце концов, сказали больше не звонить.

В среду мы с сестрой купили билеты в Эрмитаж. Анечка настояла на том, чтобы я развеялась, поскольку по ее словам «на мне не было лица». Знаешь, это было самое ужасное единение с искусством в моей жизни! Я не просто места себе не находила, там среди сотен шедевров, в окружении толпы безликих людей, мне хотелось кричать, поскольку никогда раньше я не чувствовала себя такой одинокой. Все мелькало как в тумане. Я ходила из одного зала в другой с опущенной головой, иногда ловя себя на мысли, что я даже не стараюсь хотя бы одним глазком взглянуть на картины. Зато теперь я с абсолютной точностью могу описать узор паркета на каждом этаже.

Когда мы вышли из здания Зимнего Дворца, мне стало немного легче, так как я знала, что буквально через час я снова окажусь возле телефона. И к моему долгожданному облегчению, он, наконец, зазвонил. Его голос был каким-то чужим, холодным и хмельным. Без лишних приветствий он тут же принялся меня ругать за то, что я, как он выразился, «донимаю его на работе своими дотошными звонками и порчу его репутацию». Я попыталась оправдаться, сказав, что я переживаю и не понимаю его поведения. На что он истерически начал кричать фразами: «Меня бы понял даже тупой безмозглый ребенок трех лет! Между нами ничего нет! Я тебя не люблю!». Затем он поинтересовался, звонила ли мне какая-то девушка вчера (он не назвал ее имени). Я ответила, что ни с кем не разговаривала, и тут же спросила, неужели он нашел себе другую. «Какое твое дело?!» — огрызнулся он. Я тут же воскликнула что, если бы мне не было никакого дела, я бы не донимала его «дотошными звонками». Но это все он уже не слышал. На другом конце провода раздавались ноющие гудки брошенной трубки.

В тот момент я не плакала, я задыхалась. Мне никогда раньше не изменяли, и я не знала, как реагировать. Сердце бешено билось, в животе все сжалось, ноги стали ватными. Что было после, я помню смутно, больше все какими-то вспышками несвязных кадров, нежели полноправным фильмом с последовательным сюжетом. Более-менее опомнилась я уже в поезде. То и дело выходила в тамбур, чтобы пассажиры вокруг не видели моих непрерывно наполняющимися слезами глаз. Я полночи бродила взад и вперед, мучая себя безответным вопросом «как жить дальше?». Тогда мне казалось, что я просто умру от невыносимой боли.

Когда я вошла в квартиру, его вещей уже не было. Ты знаешь, я сейчас пишу тебе все это, а такое ощущение, что все события происходили не со мной, а вместо этого я банально и хладнокровно описываю тебе сюжетную линию понравившейся мне книги. Так странно. Не душе беспросветная пустота и, казалось, каких-либо эмоций здесь и в помине не было. Я заставляю себя совершать ежедневные примитивные вещи, такие как подняться с кровати, принять душ, позавтракать, сходить в магазин, почитать новости и многое другое, но все это я делаю под эгидой одного и того же содержания: «а смысл?»

Ниночка, подумай, пожалуйста, хорошенько, быть может, тебе удастся ко мне приехать. Ну хоть на пару денечков. Твое присутствие мне бы очень помогло. Маме привет. Скучаю сильно.

Пиши. Целую.

Твоя Барбара

30 июля 1967 г.»

В этот раз Сильвия следом принялась читать следующее письмо, не отвлекаясь на посторонние предметы.

«Милая Нина!

Он снова здесь, со мной рядом, будто никогда и не уходил. Он вернулся, и я снова дышу. В одно мрачное, но такое очаровательное утро выходного дня он переступил порог квартиры, которая тут же с его появлением опять стала «нашей». У меня земля ушла из-под ног, когда я услышала, как он с огромным букетом цветов в руках начал просить у меня прощение и говорить, как сильно я нужна ему. И я, естественно, не устояла. На самом деле я сдалась почти сразу, как только открыла дверь и встретилась с ним взглядом, еще задолго до того, как он заговорил. Дурочка я, конечно, но ничего не могу с собой поделать. У нас снова все как раньше, и мы стараемся не возвращаться к теме разрыва и его причин. Не знаю, насколько правильно я поступила, простив его. Возможно, ты меня осуждаешь, но пойми, мне так легче, ведь я так сильно его люблю. Я понятия не имею, что будет завтра. Не предаст ли он меня еще раз? Не разочарует? Не обидит ли? Я стараюсь не думать об этом. Однако, не смотря ни на что, я все же вечно надеюсь на лучшее.

Ниночка, как твои дела? Ты так редко пишешь. Мне бы хотелось узнать подробности о том, что происходит в твоей жизни. По-прежнему очень скучаю.

Обнимаю.

Твоя Барбара

26 августа 1967 г.»

— Сильвия. Сильвия!

— Ну что?! — немного резковато отозвалась девушка на зов младшей сестры, теребящей ее за рукав спортивной кофты.

— Не нужно так нервничать, — потягиваясь, произнесла Софи с интонацией опытной учительницы.

— Прости, моя хорошая. Вырвалось.

— Нам еще долго лететь?

— Час как минимум. Спи.

«Родная Нина!

Чем дольше я живу, тем сильнее убеждаюсь: судьба меня не балует, она учит, постоянно доказывая, что нужно быть сильной, смелой, уверенной и уметь уважать себя. В очередной раз я поняла, что люди не меняются, а тот, кто однажды уже тебя обидел, обязательно рано или поздно повторит свою попытку. Это жестокая аксиома моего горького опыта. Моя проблема в том, что я настырно и целенаправленно пыталась быть с человеком, с которым, вероятнее всего, мне просто не судилось быть. Я поплатилась и за свои усилия и за свои слабости. Урок усвоен отменно.

Мне было нужно немногое: просто чтобы он меня выслушал. Я была на приеме у врача, которая огласила мне результаты неутешительных анализов. Ничего смертельного, но мало приятного. Я расстроилась. Но не успела я закончить даже первое предложение, как он перебил меня, сказав, что разговоры о медицине портят ему аппетит. Я всегда знала о его чрезмерной брезгливости, но тогда мне хотелось, чтобы он подумал, прежде всего, обо мне. Ведь я не просто захотела обсудить реформы Николая II или политику Военного Коммунизма. Я подошла с вопросом, касающегося моего здоровья, а, может, даже целой жизни, но столкнулась с отпором и эгоизмом. И я, естественно, обиделась. Он заметил мою реакцию, хоть я ничего ему и не высказывала. Я не думала ссориться, просто, видимо, не сумела должным образом спрятать свои эмоции, которые послужили огромным толчком для его гнева. Он загорелся как спичка, начал раздражаться, ругаться, психовать и с каждым последующим произнесенным словом он злился еще больше чем секунду назад, таким образом, самостоятельно нагнетая обстановку. Теряя дар речи, я не могла понять, что с ним происходит, пока внезапно он не заорал так, что у меня практически заложило уши. Это был истерический крик, будто его что-то мучило на протяжении нескольких дней, а то и недель, выдержанного молчания, и вот наконец-то сегодня он сорвался. Я никогда не слышала такого грязного потока ругательств в свой адрес. Но знаешь, ни эти слова, ни то что последовало после не задело меня так как умудрилась сделать одна его фраза формулировкой: «Да на хрена мне вообще нужны твои анализы?!». И тут я поняла: он прав, ему нет дела до них. Он равнодушен к любой теме касательно меня. Ему плевать на мое здоровье. Мне стало моментально больно от собственных мыслей.

Сгоряча, я назвала его самым большим эгоистом в мире, на что он резко подбежал ко мне и замахнулся кулаком. Я испугалась. Думаю, он все прочитал по моему лицу, быть может, именно страх в моих глазах заставил его остановиться. Но в тот момент я спросила себя: «Сейчас он по какой-то причине сдержался, а что будет завтра?». Мне срочно нужен был воздух. Я начала обуваться, как вдруг он очень грубо и стремительно принялся выталкивать меня из квартиры, из «нашей» с ним квартиры! Я упорно сопротивлялась, желая уйти по собственной воли, а не так унизительно, как он мне организовывал. Он теребил меня, и я в надежде избавиться от его агрессивных прикосновений инстинктивно отмахнулась от него ногой, на что он обдуманно ответил тем же, ударяя меня по коленям. Ошарашенная данной низостью, я попросила его исчезнуть из моей жизни раз и навсегда. Захватив ключи, я вышла в подъезд, на эмоциях, скорее всего даже не осознавая, что говорю, я произнесла какие-то оскорбления, точные формулировки которых уже не помню. Но уйти далеко я не успела. В пролете между вторым и третьим этажами я почувствовала, как он схватил меня сзади за волосы и принялся тащить меня по кругу, должно быть, решая в какую конкретно стенку меня швырнуть. К счастью, толчок был слабым, и я не ударилась, а всего лишь прикоснулась щекой к холодному цементу. Огрызнувшись в последний раз фразой «Лечись, полу-мужчина!», я направилась вниз, но, сделав пару шагов, я услышала, как он бежит за мной. У меня не возникло сомнений в том, что если он догонит меня, на этот раз одними волосами я явно не отделаюсь.

Выскочив из подъезда, я еще долго бежала, опасаясь оглядываться. Ту ночь я провела на вокзале. Не сомкнув глаз, я наблюдала за тем, как, волнительно таща за собой тяжелые чемоданы, отбывали пассажиры, а на неудобных деревянных лавочках мостились бомжи. Мне стало себя жалко. Ненавижу это чувство!

На следующий день пока он был на работе, я быстро собрала все вещи и уехала. Я вернулась в свой родной город к родителям. Устроилась на хлебозавод. Потихоньку осваиваюсь. Поначалу мне было очень тяжело без него. Я плакала по любому поводу. Вплоть до того, что у нас в соседнем доме живет мужчина, ему уже около пятидесяти лет. Но еще в глубоком детстве с ним случилась беда — он упал с велосипеда и с тех пор все, что он может делать это прогуливаться вокруг детской площадки и кататься на качели. Его отсталость сделала его абсолютно неприспособленным. Он живет с мамой, и я понятие не имею, что с ним будет, когда ее не станет. Сколько я себя помню, Юра всегда был таким, отрешенным с несвязной речью дикарем. Конечно, картина взрослого мужчины, который ведет себя как несмышленый трехлетний ребенок, удручающая. Но я-то видела ее ни раз. Она для меня ненова. Однако по приезду домой, сидя как-то у окна, я заметила Юру, все также как и двадцать лет назад катающегося на качели, и я залилась горькими слезами. Господи, ну почему жизнь такая не справедливая! В тот день Юра был не единственным поводом, по которому я рыдала. Мне удавалось находить печаль во всем: в газетах, фильмах, спортивных передачах, скудном личном гардеробе и даже в отсутствии соли на ужин. Я выплакалась за каждый прожитый свой день.

Парадоксально, но мне не хватало его. Не хватало так, как будто от меня отрезали что-то очень важное, без чего я могу, но элементарно не хочу существовать, поскольку до этого было комфортнее. Пусть иллюзорно, но комфортнее. По этому поводу я даже написала стих, который лучше меня расскажет о моем тогдашнем состоянии:

А мне дожить бы до вечера и не сорваться, Чтобы трубку не брать, почту не проверять, Чтоб в толпе безликой не растеряться, Обознаться и снова не потерять. А мне заснуть бы пораньше и не терзаться В море чувств и эмоций просроченных дней, Память выключить смело и не копаться В мыслях, фразах, мечтах, упреках теней. А мне взбодриться бы утром быстрее сегодня После горького кофе и сигарет, Плотно график делами забить до полудня, На печаль и слезы поставить запрет. Дотянуть бы до вечера и не сломаться. На ночь глядя — не время паниковать. Просто искренне верить и не сдаваться, Чтобы «жить» вместо горького «существовать».

Знаешь, даже теперь, по прошествии некоторого времени, изо дня в день меня по-прежнему одолевают навязчивые идеи и паника. Мне нужно ему позвонить, чтобы просто спросить как дела, чтобы еще раз расставить все точки над «и», чтобы снова уколоть упреками и зарыться в обвинениях, чтобы выслушать его совершенно ничего не значащее «алло» и помолчать, подавляя слезы. Плевать на причину! Мне нужно! Это болезнь. Я пытаюсь лечиться всем, чем только возможно: работой, книгами, музыкой, спортом, поэзией, танцами, алкоголем, сигаретами, снотворным, болтовней со знакомыми и совершенно бесперспективными, безрезультатными и зачастую скучнейшими свиданиями, с одной стороны которые меня порядком отвлекают от мысли о том, что «нас» нет, но с другой стороны одновременно напоминают о нем, поскольку я то и дело сопоставляю каждого с уже существующим образом в моей голове. В течение любой такой встречи время от времени проскальзывают вердикты в моем сознании: «голос не тот», «взгляд не такой», «рост не подходит», «шутки плоские», «амбиций недостаточно», а главное «слова не его».

У меня есть список. Подручное средство, к которому я обращаюсь чаще, чем к чему-либо еще. Листок бумаги в клеточку с перечисленными достоинствами и недостатками этого страшного человека, а также выводы данной связи. Несколько раз на день, как только почувствую слабость, я тут же перечитываю все пункты под заголовком «Против». Я как наркоман, который трясущимися руками достает из кармана очередной коробок с вялым комментарием «Последняя. Решено!». Мне также как и ему нужна эта доза. Я перечитываю свой список, и меня немного попускает.

Вчера сидя на перерыве на лавочке, я небрежно положила свой спасательный инструмент рядом с собой, но поднявшийся ветер унес мой листок и начал катать его по асфальту. Я пробежала за ним больше двадцати метров, бросив при этом оставшийся лежать на лавочке кошелек с проездным билетом и полученной с утра зарплатой, ключи и сережки, от которых у меня заболели уши. И все это ради чего? Ради жалкой бумажки, цена которой не больше копейки! Да, я определенно умею расставлять приоритеты.

А знаешь, сколько пунктов в каждой категории моего списка? Ты удивишься. 22 «против» и только 2 «за». Это смешно! Так по кому здесь можно скучать? Господи, я такая глупая. Перечитываю список, который знаю уже наизусть, и мне обманчиво становиться легче, но только до следующего воспоминания, случайно найденной фотографии, услышанной фразы, когда-то сказанной им, и похожего затылка на улице. Так я постепенно привыкаю жить без него.

Не смотря на то, что я значительно прогрессирую, послевкусие от этих отношений все еще дает о себе знать. Вот когда-то мне казалось, что нет лучше имени на земле чем его, а сейчас при одном только упоминании «Ванечки» или «Ванюши» меня передергивает. У нас на заводе есть грузчик — его тезка. Я еще ни разу не назвала его по имени. Стараюсь избегать личного обращения. Подумать только, как один человек, способен моментально повлиять на предпочтения другого.

Ниночка, когда же, наконец, мы уже увидимся? Как у тебя со временем и рабочим графиком? Я не теряю надежды на встречу. Скучаю еще больше прежнего.

Жду ответа.

Береги себя.

Твоя Барбара

9 октября 1967 г.

П.С. Я перестала ходить в церковь…»

Сильвия свернула последнее письмо по уже предварительно намеченным перегибам. «Ваня… Это же имя моего покойного дедушки», — проговорила про себя Сильвия. «Неужели речь идет об одном и том же человеке? Нет, не может быть. Это просто нелепое совпадение… Хотя странно, почему все-таки бабушка никогда не упоминала об этой Барбаре?… Загадка…»

На последней фразе рассуждений девушки неожиданно самолет начало сильно трясти, и Сильвия почувствовала неприятные толчки. Словно по воображаемой команде на борту самолета в один миг началась паника. Женщина на переднем сиденье истерически закричала «Мы падаем!». Кто-то принялся громко рыдать, кое-кто молился, кто-то начал петь. Нелепая картина скорее напоминала обычный день в психиатрической лечебнице. Стюардесса тщетно просила всех сохранять спокойствие, в то время как незнакомый молодой человек, сидящий сзади Софи, нагнувшись над сестрами, иронично произнес: «Дамы, а давайте поменяемся местами так, чтобы образовались полноценные пары, а то нам с моим товарищем очень не хотелось бы умирать в мужских объятьях».

«Господи, какой придурок! Где ж ты такой взялся?» — подумала Сильвия, игнорируя предложение парня и чувствуя, как Софи нервозно впилась ей в руку.

— Сильвия, мне страшно! Что происходит?

— Я не знаю…

«Нет, это не может быть финалом. Только не сейчас. Пока не время уходить. Ведь я еще не успела влюбиться, выйти замуж и нарожать детей. А главное, я так и не побывала заграницей, о чем так долго мечтала. Я не верю. Нет! Мы не можем упасть…»

И Сильвия оказалась права. Вскоре ситуация стабилизировалась, толчки прекратились, пассажиры успокоились, и самолет благополучно приземлился в аэропорту Ираклиона. С ликующим торжеством в душе, Сильвия впервые вступила на чужую землю, и тут же расплылась в блаженной самодовольной улыбке.

Ожидая, когда багаж появится на конвейерной ленте, парень, неудачно шутивший в столь волнительный момент полета, оставил Сильвии свой адрес в Skype, на случай, как он выразился, если «девушки заскучают и им нужна будет приятная компания». На небольшом клочке бумаги, который когда-то был оберткой из-под батончика Snickers, корявыми буквами было написано Den_is_Yes.

— Ооочень оригинально, — прокомментировала Софи, ошибочно предполагая, что данный контактный адрес им не пригодится.

Тем же вечером, Сильвия сидела на пляже и наслаждалась чарующими красотами Средиземного моря, пока ее сестра разговаривала по телефону со своим парнем. Расслабляющая атмосфера погрузила Сильвию в философские размышления. У себя в голове она многое перетерла, и в итоге остановилась на вечном — личном.

«Интересно, где он ходит, мой единственный и желанный? И кто с ним сейчас рядом? Что он сейчас делает? О ком думает? О чем мечтает? Почему мы еще не встретились? Неужели это так сложно устроить? Да я могу хоть сейчас придумать как минимум десяток сценариев нашего знакомства, при чем каждый будет лучше предыдущего. Так в чем проблема?…»

— Как вам отдыхается? — приятный мужской голос неожиданно прервал мысленные расспросы Сильвии.

Девушка удивленно посмотрела на мужчину около шестидесяти лет, стоящего по щиколотки в воде и держащего в одной руке свернутую футболку, а в другой — сандалии. Как он узнал, что у Сильвии имеются славянские корни, и что она без труда поймет поставленный ей вопрос? «Все-таки рыбак рыбака видит издалека. Вот вам и доказательство» — подумала Сильвия, а вслух произнесла на языке собеседника:

— Отлично, спасибо.

— Вы знаете, я, признаться, за вами наблюдал. Вы очень красивая, — робко произнес мужчина, пристально глядя на девушку и впитывая каждую мельчайшую черту ее лица.

— Благодарю, — односложно ответила Сильвия, заметно смущаясь.

— Нет, вы даже сами не знаете, как вы красивы, — продолжал увлеченно мужчина, будто завороженный, не отрывая взгляда от своей собеседницы. — Наверняка, у вас много поклонников…

«Вот только сюда не нужно лезть, пожалуйста. Этого мне не хватало…» — проговорила про себя девушка, сохраняя молчанье. «Боже, ну зачем же так глазеть?…»

— Сильвия, мы идем? — раздался спасательный голос Софи, наконец, завершившей свои традиционные телефонные отчеты порой чересчур контролирующему Льюису.

— Да, конечно! Прошу прощение, — облегченно проговорила Сильвия, поспешно поднимаясь с шезлонга. — Всего хорошего.

— Что хотел этот извращенец? — весело поинтересовалась Софи, набрасывая на плечи полупрозрачную шаль лазурного цвета.

— Я даже знать не хочу, — твердо ответила Сильвия, предварительно взяв сестру под руку, при этом отдаляясь от мужчины, по-прежнему стоящего одиноко в воде и провожающего свою собеседницу печальным, задумчивым, полным собственной историей и воспоминаниями взглядом.

* * *

Внезапный режущий слух визг колес нарушил идиллию относительно спокойного участка трассы. Педаль тормоза резко ушла в пол. Бежевый Chrysler в момент развернуло на девяносто градусов так, что испуганная до смерти Сильвия, посмотрев налево, могла видеть, как всего несколько дюймов отделяли боковые колеса ее машины от страшного обрыва.

— Вы в порядке? — раздался голос женщины из открытого окна вишневого джипа, остановившегося неподалеку от опасного поворота. Рядом с ней, на переднем пассажирском сидении сидел молодой парень лет пятнадцати, он также с интересом следил за реакцией Сильвии.

— Да… Да. Спасибо. Все хорошо, — выдавила из себя женщина, все еще тяжело дыша. Вишневый внедорожник тут же поспешил продолжить свой путь, оставляя легкую дымку пыли позади себя.

«Человеческая жизнь висит вовсе ни на ниточке, как это утверждают, и даже ни на волоске. Там явно что-то значительно тоньше, практически невидимое и еле ощутимое. Вот так на сорок третьем году жизни я неожиданно родилась. Поздравляю, Сильвия! Начинай взрослеть прямо сейчас» — подумала женщина, разворачивая машину по направлению к дому своей сестры.

2013 г.