Кирилов почувствовал, что устал. Только теперь он до конца понял, что есть огромная разница между ответственностью только за себя и ответственностью за многих людей, за их настроение и благополучие, за большое и сложное хозяйство, за десятки проблем, которые каждый день возникают из противоречий человеческого бытия. Он поднялся в свой гостиничный номер, сел в глубокое мягкое кресло и заварил кофе. В его служебной квартире шел ремонт, поэтому он жил пока здесь, в своей любимой комнате, где он жил всегда, когда приезжал на наблюдения.

Максим Петрович рылся в своем блокноте, пытаясь еще раз осмыслить и восстановить в подробностях прошедшие на горе дни, но это получалось плохо, мысли путались, а его глаза все больше смотрели почему-то не в блокнот, а на небольшую фотографию, стоявшую на столе. С фотографии улыбалась Сима, освещенная высоким солнцем и вокруг нее блестели еловые иголки, мокрые от дождя. Он носил этот снимок с собой всегда, даже после того тяжелого дня, когда совсем неожиданно получил ее письмо, горькое и резкое, наполненное обидой и болью. Он помнил его почти дословно…

«Уважаемый Максим Петрович!

Я вполне понимаю, что у многих мужчин стремление к победам над женщинами — это черта чисто биологическая. Никак не могла предположить, что и вы принадлежите к этой когорте, поэтому поверила вам, и, как я понимаю, сразу же была обманута. Теперь я уже знаю, что вы поддерживаете отношения со своей первой женой и никогда их не порывали. Вы скрывали это от меня, когда встречались со мной, видимо, чтобы не создавать себе лишних проблем. Я должна вам сказать, что я не игрушка и не дамочка для легких развлечений во время ваших командировок. Вы совершили вероломный и не имеющий оправданий шаг, впрочем, наверное, вполне рядовой для вашего круга. Прошу вас больше никогда не приходить ко мне и не искать со мной встреч. Не смею мешать вашей жизни и вашим отношениям с супругой, они наверняка наладятся!

Серафима.»

Когда Максим Петрович получил это письмо, он понял, что в Галаевской что-то произошло, поэтому тоже решил написать Симе, но на все свои письма не получил ни одного ответа. Некоторое время спустя он узнал от Танечки, что им очень интересовалась Тамара и у него появилось смутное ощущение того, что этот интерес как-то связан с письмом Серафимы. Ощущение это еще более усилилось, когда однажды вечером Тамара неожиданно позвонила ему по телефону.

— Не ждал?

— Признаться, даже забыл, что ты существуешь…

— Как видишь, еще существую. Впрочем, твоя забывчивость вполне объяснима. Слышала, что у тебя появилась новая подруга… Правда, не в наших краях.

— Не понимаю твоего интереса к этой проблеме. Ты за- мужем, как будто все у тебя благополучно.

— Максим, у меня в жизни многое переменилось, я хотела бы с тобой встретиться и поговорить. Прошу тебя, будь великодушен!

— Ну хорошо, хорошо, ты знаешь, где мой кабинет, приходи завтра после шести… Ничего, я подожду… До свидания.

Они не виделись уже не один год. Когда дверь кабинета открылась и Кирилов увидел Тамару, он с удивлением отметил про себя, что она почти не изменилась: та же корона густых светлых волос, те же глаза… разве только вокруг этих глаз появились едва заметные лучики морщинок, да взгляд стал немного настороженным, совсем не таким, каким он был в молодости.

— Ну, здравствуй! Ты замечательно выглядишь, совсем не изменилась.

— Спасибо, Максим, очень рада это слышать. Не могу не сказать того же. Правда, ты смотришься сейчас намного солиднее.

— Что делать? Работа, наблюдения, статьи, в общем постоянное, так сказать, творческое напряжение…

— Да, да, я где-то читала, что ты открыл новую комету, стал знаменитым.

— Это просто случайность и не самое главное в моей теперешней жизни. И моя знаменитость — штука временная. Комета пролетит, о ней все забудут так же, как и обо мне. Это нормально.

— И все же о тебе говорят в научных кругах как о восходящей звезде!

— Да полно тебе, Тамара, что я, эстрадный певец что ли? Даже неудобно слушать! Насколько я понимаю, эти самые круги вовсе не научные, а вероятнее всего «околонаучные» и почти наверняка дамские. Ты лучше расскажи о себе: как живешь, как семья? Как Степан Савелич?

— Ты еще не знаешь, что мы разошлись? Странно…

— Да нет, ничего странного. Я в последнее время настолько отключился от внешнего мира, что в свободное время занимался только просмотром научных статей. А что же так?

— Да вот так… Оказалось, что между нами мало чего общего. Ему хотелось домашнего уюта, тепла, детей, мне не хотелось бросать театр…В общем, все закончилось довольно скоро. Я осталась совсем одна. Папа, ты знаешь, умер, мама больна.

Тамара грустно и пристально посмотрела в глаза Кирилова.

— По вечерам сижу на кухне и вспоминаю, как подавала тебе чай, когда ты возвращался с работы. Как оказалось, больше вспоминать почти не чего, — добавила она, смахнув с ресницы слезинку — А как у тебя, все так же один?

— Как тебе сказать? У меня ведь есть весьма ревнивая и капризная дама, которая почти не терпит соперниц — астрономия.

Тамара достала из сумочки пачку сигарет.

— Можно?

— Ради Бога, — ответил Максим Петрович и подал зажженную спичку.

— Знаешь, Максим, я наделала за эти годы кучу глупостей и только теперь до конца это поняла. Все могло быть совершенно по другому… Мне надо было понять, что кто-то из двоих всегда должен быть главным, что ради успехов его жизни и карьеры надо все время чем-то жертвовать. Иначе в семье не получится ничего хорошего.

— Это говоришь ты? Совершенно искренне? — удивленно спросил Кирилов.

— Искренне, как никогда. Если бы я была хоть немного уверена, что в тебе сохранились хотя бы какие-то остатки добрых чувств ко мне, я бы постаралась тебе это доказать, как никто другой.

Максим Петрович опустил взгляд, стараясь не смотреть на Тамару. Цель ее визита стала совершенно понятной, как и причина того письма, которое он получил из Галаевской. Было пока не совсем ясно, как Тамара добралась до Симы, но сейчас это было и не важно. Максим Петрович, с трудом сдерживая гнев, взглянул на Тамару и спросил.

— Если я правильно тебя понимаю, ты предлагаешь мне вернуться к нашим прежним отношениям? Как ты это себе представляешь?

— Если бы у нас это получилось, я бы все сделала, как ты захочешь. Где жить — это теперь не важно, можно и у тебя…

Она повернулась к окну и замолчала.

— Видишь ли, дорогая Тамара, ни у тебя, ни у меня не получится. Я через некоторое не очень большое время перебираюсь на Астростанцию на должность тамошнего начальника и теперь уже насовсем. Приказ уже готов. Так что…

Тамара медленно повернулась к Максиму и ее глаза заблестели зло и сухо.

— Ты это всерьез?

— Более чем.

— Значит это правда…

— Что именно?

— То, что ты спутался там, в станице с деревенской девкой и собираешься с ней…сожительствовать! Образцово-показательная семья! Он — ученый с мировым именем, она — телятница! По вечерам она доит корову, он читает ей «Астрономический журнал»!

— Прекрати! — почти выкрикнул Кирилов. — Ты ничего о ней не знаешь. Серафима образованная и обаятельная женщина, с чистой душой и сильным характером. Если ты считаешь, что главное достоинство человека — это принадлежность к светским кругам, то для меня это не имеет никакого значения!

— Да ты и сам к ним никогда не принадлежал. На самом деле ты — дитя плебса и всегда им останешься.

Она нервно раздавила сигарету о пепельницу и резко встала.

— Я хотела тебе помочь выкарабкаться из этой ловушки, я сделала для этого все, что смогла, а ты… ты делаешь большую ошибку, Максим. Подняться к вершинам общества ты никогда не сможешь: там тебя просто не поймут. Прощай!

Тамара быстро вышла, стукнув дверью. Кирилов посмотрел ей в след и подумал: «Ни капли не изменилась и останется такой на всю жизнь».

… Максим Петрович отвел глаза от фотокарточки и подумал: «Надо обязательно встретиться с Симой. Обязательно и как можно быстрее».