Я смотрел на сидящих передо мной шестерых молодых людей: молодые, красивые, полные энергии и перспектив, – кто-то из них совсем не тот, за кого себя визуально выдает. Кто-то из них транссексуал.

Именно это и сбило меня с толку, я считаю: я неправильно внутренне сформулировал задачу, буквально поставив вопрос: «Кто не тот, за кого себя выдает?» И получил совершенно верный ответ: брутального вида симпатичный парень, великолепно физически «накаченный» по всем группам мышц, не за того себя выдает: он на самом деле не парень, а девушка бодибилдер, и не в прошлом, а всегда, и Маргарита не скрывала, что она девушка; просто находящаяся в отменной физической форме. Естественно, что преобладание на энергетическом уровне мужского гормона, выработанного в процессе регулярных высоких нагрузок, в ней просто зашкаливало, но это ни в коей мере не влияло на ее способности, скажем, к деторождению естественным путем. Это была девушка, в спортивной одежде визуально ничем не отличающаяся от мужчины. И я, признаться, был в полном восторге от ее мускулистого рельефного тела – результата, которого она смогла добиться исключительно благодаря своей настойчивости и упорному труду. От ауры Назара, тогда же на площадке, шла некая цветовая эйфория, свойственная преимущественно женщинам, но по своей силе выражения мужской гормон в женской ауре Маргариты был такой мощи, что это рождало очевидное противоречие – я в итоге и сделал выбор именно в ее пользу.

Но если бы я задал вопрос: кто сменил данный от рождения пол на противоположный и теперь искусственно является представителем данного пола, то, видимо, получил бы другой ответ, и его бы в итоге ретранслировал на площадке. Но я этого тогда почему-то не сделал. Учитывая собственный конфуз с постановкой задачи, я вывел для себя очень важную аксиому:

Из двоякого толкования ситуации мироздание, через нашу интуицию или подсознание, выбирает только тот вариант, который отвечает буквальному описанию и признано Коллективным Бессознательным в качестве бесспорного.

Это для нас значение может представляться двояким, а Там все предельно ясно. Например, в ситуации вне контекста, когда «мужчина схватился за ручку, и это спасло ему жизнь», при запросе показать ту самую «ручку» в девяносто девяти случаях из ста мы получим точно не шариковую ручку и не ручку какой-то женщины по локоть. В шестидесяти пяти Мироздание нам явит дверную, а в остальных – непременно стоп-кран поезда. Попробуйте догадаться – а лучше самостоятельно поэкспериментировать – что вне контекста в ситуации «мужчина схватился за кран, и это спасло ему жизнь» может явить ваше подсознание?

Разница между ситуацией, имевшей реальность быть в некое время в некоем месте, и ситуацией «вне контекста» в том, что если мужчина тогда действительно схватился за ручку с целью расписаться в каком-то судьбоносном документе, и это спасло ему жизнь, то у вас будет только один и стопроцентно правильный ответ – видение карандаша или пера, или шариковой ручки, то есть что привычнее вашему подсознанию для правильной интерпретации образа как абсолютной истины, случившейся в прошлом. Или в будущем.

Верьте первому видению, как ему начал верить на «Битве экстрасенсов» я, – там я находился в постоянной борьбе с собственными сомнениями и неуверенностью, и такие внутренние противоречия иногда критично отражались на результатах некоторых испытаний.

Стремление к сбалансированности и гармонии в действии, что называется.

Когда Вера Сотникова выдала на очередном испытании легенду о некоей пропаже в трехкомнатной квартире, то мое подсознание естественным образом настроилось на поиск вариантов со схожей энергетикой – кражи, потери, утраты вещей – в том самом помещении, и мне совершенно определенно пришло знание о двух мужчинах, имевших отношение к какой-то прозрачной пластиковой папочке с документами. Не уверен, что это воры в прямом смысле этого термина, но то, что они в какой-то период времени находились в этом конкретном помещении, проводили там определенные действия, имея при этом не совсем чистые намерения, – факт. Но следовать нужно было легенде – такова задача и основной вопрос испытания, хотя с уверенностью опровергнуть тот или иной случай, конечно, может только сама Истина.

* * *

Когда перед вами раскладывают фото людей, ушедших из жизни, – целого родственного клана, по сути, как в случае с близкими Анастасии Однобоковой из Астрахани, поведавшей о своей беде на одном из испытаний, – нельзя, я считаю, рассматривать подобные случаи вне кармы, причем следует отслеживать жизнь и судьбы родственников на протяжении нескольких поколений, чтобы ненароком не сделать неправильные выводы.

Мы уже коснулись выше проблемы земной и божественной справедливости, и как они в нашем представлении могут отличаться – в принципе, это лишь вопрос времени и приемлемости с точки зрения пострадавших, требующих немедленного отмщения за причиненные им злодеяния. Но телесное наказание, каким бы жестоким оно нам не казалось, – лишь иллюзия на уровне иного измерения. А важной сутью тут являются эмоции, которые сопровождают саму мысль и стремление отомстить и наказать. Это не есть хороший мотив, на самом деле, и он противоречит Святому Писанию – Новому Завету.

Балансировка справедливости в Мироздании осуществляется совершенно иным способом: часто согрешивший когда-то в прошлом дух перерождается в теле с ограниченными возможностями, то есть инвалидом высокой группы, и проходит земные испытания именно за счет усмирения плоти; другим проявлением Божественного Наказания некогда согрешившей души может статься быстрая и неожиданная смена оболочек окружающих родственников, отрабатывающих карму своих предков.

Пути Мироздания действительно трудно предсказуемы и могут интерпретироваться живущими обычными людьми и даже медиумами совершенно по-разному, но вот сомневаться в неизбежном восстановлении баланса добра и зла, иначе говоря – справедливости, – право же, не стоит.

Еще один артефакт, запомнившийся на съемочной площадке «Битвы экстрасенсов», – останки так называемого «Кыштымского карлика». Просто уникальные вибрации исходили от его черепа, провозглашенного наполовину йети. Удивительно, но мне впервые случилось тогда ощутить эти волны, никак не перекликающиеся ни с одним доселе знакомым материалом: ни дерево, ни железо, ни пластик, ни вода, ни камень – вообще ничто не имеет аналога той дрожи, которая возникает в ладонях при сближении с костными тканями, ранее содержащими в себе проводника чужеродной энергии, мозг существа, близкого к человеческому, но лишь наполовину настроенного на нашу земную частоту колебаний. Должен признать, однако, что на сознательном уровне сам я всегда относился к ним, как к троллям, или инопланетным сущностям: лично никогда не сталкивался, и никто из вепсов, насколько мне известно, не контактировал с этими существами. В давние времена человек был более общительным на уровне тоннеля между плоскостями параллельных реальностей – вот и бродили туда-сюда все кому не лень, что называется. С наступлением техногенных преобразований на земле многие наши способности утратились, равно как и сократилось количество и частота возникновения таких порталов: потребности в них снизились, сами они теперь больше сконцентрированы в труднодоступных местах – в глухих таежных чащах, горных массивах, пещерах, в глубинных впадинах озер и на дне океанов. Но это никак не принижает собственно природный материал существа от его Создателя.

Не случайно, видимо, мой хороший товарищ Намтар Энзигаль, некромант и демонолог, прямо на съемочной площадке в эфире поинтересовался, не продается ли это нечто, находящееся в черном ящике, – энергетика того артефакта была действительно просто фантастической.

 

Конверт шестой

Дом на Преображенке напротив бывшего электролампового завода при последних отблесках уходящего дня, казалось, подвисал над проезжей частью Электрозаводской улицы и пялился на случайных прохожих размеренной упорядоченностью одинаковых по размеру и форме, давно немытых снаружи оконных проемов. Сравнительно недалеко отсюда, менее километра по прямой, расположилась старая церковь, и изредка, в периоды синхронного автомобильно-людского затишья, до обитателей этого дома долетал благовест, призывавший к службе – либо к ранней утренней, либо к поздней вечерней. Не все из них ходили в ту церковь. Недосуг. Многие и не слышали никогда ее колоколов. И не знали, что это храм Святого Николая Чудотворца. Исторические корни храма уходили ко второй половине восемнадцатого столетия, когда вся эта территория старой Москвы находилась под бдительным оком старообрядческой общины.

Напротив того храма расположилось кладбище. Оно так и именовалось – Преображенское. Доподлинно неведомо, связывало ли тот дом с тем кладбищем что-либо, кроме мрачных мыслей посетителей и того, и другого.

Стены дома были выложены старыми мастерами, кладка кирпичная. Раньше красный каленый кирпич пекли другой совсем, не чета современному. Да и клали его по-особому, зачастую через плеть да кровь людскую: дом-то ненамного моложе той бывшей старообрядческой обители, что в далеком прошлом «Успенской часовней на Преображенском погосте» именовалась.

Войдя в подъезд, случайный посетитель даже с малой толикой воображения представляет себе барские конюшни: вот стойла справа и слева, выстланные душистой соломкой, и прям вереница их, а там – и гнедые, и серые, и в яблоках; ржут. Над людьми, наверное, которые после еще будут долгие десятилетия жить, и рожать, и растить тут себе подобных. Ну, чай, лучше, чем в землянках-то, поди.

А случайный медиум на входе насторожится: вот шорох нездешний, а там наверху тень на стене, да вроде как от пустого места – видимо, и не тень вовсе, выходит-то, а облако призрачное. Приглядишься – и верно ведь, что женщина в платочке маячит, да боязливо плечами хрупкими ведет, рукой помахивая. Старенькая, тутошняя, и умерла не так давно, без посторонней помощи, а все неприкаянная мечется: при жизни детей ей недоставало, а сейчас так хоть душу с ними отведет, причем буквально – просочится сквозь стены кирпичные, расположится рядышком и играет с Глебушкой. Тот смотрит на нее внимательно, кивает в ответ на ее байки и смеется звонко – знает, что бабушка ребенка в обиду не даст и от угла острого иногда висок мальчишеский отведет, и к огню открытому не подпустит, да и сглаз соседский на себя примет, крестом отрядит. Ей, бабке старой фантомной, и в этом благодать райская.

Пройти в глубь узкого мрачного прохода, и слева в стойле чувствуется угар пьяный, справа – мать, дочь родную сукой называющая; а сверху и снизу потоки мыслей помоями сквозь шаткие половицы на головы себе подобных просачиваются, матом кроя соседей и работодателей, и государство в придачу, якобы загнавшее их всех в дебри долговых обязательств и глухомань кибернетических отношений.

Мрак. Слезы. В каждом стойле – смерть. Не то чтобы она сама по себе – зло: нет, отнюдь, если только не в собственной петле и не от осколка зеркала на своем запястье. Но всех людей, сгрудившихся в этой плоскостной реальности на конкретном пятачке земли в доме на Преображенке, связывает одна еле уловимая трагическая линия.

Квартира шестьдесят шестая. Символично, но не верно.

Квартира пятьдесят пятая – дважды символично, но в итоге-таки не верно.

Совпадение ли? Нет, ибо вера в совпадения – удел сомневающихся, которые по сути не верят ни во что.

Сергей вышел из подъезда и, пройдя направо вдоль вереницы окон, очутился у небольшой арки с проходом во двор. Дом давил своим коробочным массивом и напичканной судьбами энергетикой. Осенний московский ветер колюче метался среди пустых скамеек и детских горок. В песочнице лежали лопатки и яркие разноцветные формочки. Взгляд вепса уперся в клочок бумаги, беспомощно трепыхавшийся нижним оборванным краем на тонком стволе молодой березы. Верхний держался на скотче, и можно было разобрать, что кто-то просил помощи в поиске человека. Романенко приблизился и механическим жестом расправил старое объявление. На него с отпечатанного на принтере фото глянули глаза… немолодой мужчина… очень уставший взгляд из-под насупленных бровей.

«Учитель», – пронеслось в голове…

* * *

Она нервным движением руки откидывает черно-кошачью прядь волос, сбившуюся на глаза. Теперь отчетливо видны пять или шесть металлических колец, вдетых одно за другим по контуру левой брови. Ему отрешенно думается: «Эти тоже сережками называются?» Сережки – это что-то из разряда трогательно-притягательного, ласкающего взгляд и поднимающего настроение. Так ему, по крайней мере, всегда казалось. Эти же, в бровях девочки – как кольца вокруг газового трубопровода: обжимающие, вонзающиеся, требовательные к податливости материала, который они венчают.

– Ну, и че таращишься? – с вызовом бросает она.

На вид лет пятнадцати, в светло-синих облегающих джинсах и черно-блестящей короткой курточке, эта юная женщина смотрит на него с нескрываемой злобой.

– Я вас знаю: вы из девятого «В», – произносит мужчина, начиная чувствовать некую неловкость от ее прямого вызывающего взгляда. Но почему это он должен, собственно, чувствовать неловкость? Это же не он на спортивной площадке в пяти метрах от угла школы высасывает остатки пива из пластиковой полуторалитровой бутыли!

– Напугал, ага!.. – Она ухмыляется, нагло глядя ему в глаза. – Ты, может, вааще извращенец какой, шляешься тут по школьному двору в полутьме…

Тропинка от остановки до спального квартала действительно пролегает через школьный двор, и, припозднившись с работы, он решил сегодня сократить дорогу, прошмыгнув в отверстие в ограждении. Его сын учился в параллельном с ней классе, и, бывая периодически в школе по тому или иному случаю, за девять лет мужчина как-то привык распознавать лица сверстников своего ребенка.

– Барышня, вы бы не огрызались, а перестали все-таки… пить спиртное. Выкиньте бутылку в тот бак. – Он уже жалеет, что несколько мгновений назад сделал ей первое замечание. Стоило ли? Наверняка есть кто-то, кому следовало бы за ней приглядывать. «Если б на ее месте был парень, я бы, наверно, промолчал, – с грустью думается ему. – Факт!»

– Ты чо, педро, она ж денег стоит, – снова огрызается девица, оглядываясь через плечо на стоявшие поодаль гаражи. – У тебя лишней сотни, кстати, не найдется?

Ему начинает казаться, что девочка как-то неестественно реагирует на ситуацию, и он намеревается повернуться уже прочь, плюнуть на эту затею с воспитанием чужих чад. Не то чтобы весь эпизод выглядит ординарным и рутинным, но девица не выражается матерно, и это уже определенный позитив при сложившихся обстоятельствах.

– Ты куда, дядька? – вдруг выкрикивает она ему вслед. – А ну стой, щас закричу!.. Насииильниииик!!!

Он замирает, оторопев. Девица визжит как ошпаренная. Мужчина поворачивается к ней и в этот момент замечает две или три тени, выскакивающие из-за гаражей. Один, судя по всему, продолжает застегивать на ходу ширинку.

– Леля, ты чего орешь?! – кричит одна тень, ближайшая к ним, сиплым подростковым басом, но, замечая рядом стоящего, как вкопанного, мужчину, обращается уже к нему: – Эй, дружбан, у тебя проблемы, что ли? А, друг? Лелька, чего он хотел?

– Пиво забрать! – выплескивает она слова сквозь зубы. – И потрахаться. Прикиньте, еще спросил, мол, у вас что ль перемена между уроками, типа перепихнуться с тобой успеем…

Все трое, замедляя движение, приближаются к мужчине. Напряжение в воздухе заметно нарастает, и мужчина неожиданно замечает, как у него учащается пульс и дыхание начинает вырываться из горла нервными толчками.

– Какая перемена, уроки давно кончились! – все же удивленно произносит сбитый с толку мужчина. – Сколько вам лет, молодые люди? – обращается он к ним. – Эта юная особа не совсем верно восприняла мое замечание. Вам бы тоже не следовало…

Удар приходится откуда-то сзади прямо по шее, а мгновением позднее – другой, уже по лицу, так, что от неожиданности он буквально прикусывает язык, а колени как-то сами подкашиваются, и его тело обмякает, опускаясь на сырую землю. Она пахнет весной: поздний апрель только-только начал высушивать газоны после затяжной и холодной в этом году зимы. Мужчина пытается инстинктивно придержать рукой очки, чтобы они не свалились при падении, – дорогие очки, на его кандидатскую зарплату не каждый год менять станешь! – но не успевает, и они слетают с его лица, больно черканув дужкой по виску. Старый, но крепкий еще виниловый портфельчик приземляется, как ему кажется, секундой позже – рядом, возле головы.

– Ыых! – вырывается у него непроизвольно.

На какой-то миг воцаряется тишина. Затем голос Лельки:

– Тычка, посмотри у него в карманах…

Мужчина пытается привстать на четвереньки, но кто-то грубо буквально втаптывает его голову носком своей обувки в мягкую апрельскую землю. Должно быть, это и есть Тычка.

– Лежи уже, филопед!

– Педофил, дурень!

– Сам дурень. Погляди, чо там в котомке у него.

Слышится шуршание. Курсовые работы третьего курса… никак нельзя их потерять, это же… люди работали, старались, многие ночами бороздили Интернет в поисках информации…

– Простите, молодые люди… – бормочет он, но прикушенный язык уже разбух и еле ворочается, так что изо рта несется нечленораздельная каша.

– Он что, пьяный? – спрашивает кто-то справа. – Посмотри в чемодане – может, бухло там есть еще? Эй, дядька, ты откуда такой идешь, веселый-то?

Мужчина чувствует, как его плащ обшаривают чужие руки. Там лежит его мобильный – найдут?

До него вдруг доносится шорох других приближающихся шагов, и мелькает надежда. Тут же пропадает, впрочем. На улице уже совсем темно. Голос Тычки:

– Гега, чего так долго-то, обосрался там, что ли? У этого ни фига нет – мелочь какая-то в карманах. Слышь, филопед, давай пять сотен, и мы забудем, что ты нашу Лелю хотел отбеременить. А то полицию позовем!

У него нет пяти сотен, и даже одной с собой нет. На работу берет только мелочь на табак, а обедом их кормят за счет университета в студенческой столовой.

– У меня нет столько, – намеревается произнести он, но с губ срывается что-то вроде «уиаэт-тоха».

«Наверно, губы разбили, или при падении… – мелькает в голове мужчины мысль, – а завтра лекция на механическом…»

– Да бухой совсем, чего с ним делать будем? Пусть валяется тут?

Неожиданно Леля выплескивает из себя:

– Он меня узнал! Сказал, из какого я класса. Не бухой, притворяется! Куда оставлять его, вы чего, офигели? Меня мои педры сразу подвесят, если узнают…

Воцаряется тишина. Новый голос – видимо, последнего подошедшего – произносит:

– А мобила-то хоть была у него?

Мужчину как током прошивает: он резко дергается, пытаясь приподнять голову и что-то сказать, но Тычка со всего маха вновь ударяет сверху по уху, и жертва снова затихает.

– Да вон, Нокиа древняя, – говорит другой подросток, обшаривавший ранее мужчине карманы. Тот же, кто копался в портфеле, тогда же и отшвырнул ненужный мусор в сторону обшарпанных баков, а теперь сидит на спортивном бревне, лениво покручивая крышку на пластиковой бутылке из-под пива: закрутит – раскрутит, закрутит – раскрутит… – Гега, он тебе ни к чему.

Гега, глядя издали в полумраке на старенькую трубку, усмехается:

– Надо ж! Я думал, что только мой чудик такой фигней пользуется, а их вон сколько еще по рукам ходит-то…

– Фи-и, выдумал! У моей бабки еще первый джи-эс-эмовый «Эриксон» с флэппом. Вот это гаджет, не поверишь! Он сейчас раритет, на толчее как твой смарт по цене потянет.

– Чего бубнишь-то – «как смарт потянет»! Выдумал еще!

– Да хватит уже. Давайте этого куда-нибудь определять. – Леля подходит к мужчине и боязливо тыкает его носком куда-то в бок. На лице девочки уже нет прежней злобы, а лишь одно неподдельное любопытство, почти детское.

Тот лежит неподвижно, сгруппировавшись всем телом в один комок, так что в сумерках кажется, будто и не человек вовсе, а куль простой, набитый чем-то. В голове у него еще стоит звон от последней тычки в ухо, и быстро нахлынувший было туман понемногу рассеивается, так что доносящиеся откуда-то сверху голоса постепенно снова фиксируются сознанием, хоть и отрывками:

– Да вон ту глыбу приподнять и опустить на голову… типа несчастный случай…

– …Оттащим к «трамвайке», а там уже судьба…

– Я в это не играю, вы долбанутые совсем, что ли…

– Да не ссы ты, никто его не видел… это же круче, чем в мониторе, это ж реалити, братан!

– Какой, блин, реалити!..

Мужчина приоткрывает глаза и старается различить лица или хотя бы силуэты. Он интуитивно оборачивается на голос, который слышал уже пятнадцать лет каждый день, который всегда любил и лелеял, и сейчас просто не может поверить, что это именно тот голос; боже, это как же возможно-то…

– Вон, зашевелился…

Отблеск фар проезжающей в стороне машины на миг выхватывает из темноты знакомые и до боли родные черты Георгия.

– Геша, сын, что с тобой? – безумно хочется прокричать. И тут он слышит родной голос:

– Погодите! Погодите! Это ж…

Мужчина вдруг успокаивается. Ну конечно, он его узнал, как же он может не узнать своего папку, Гешка, они ж сколько лет вместе, вдвоем; поздний ребенок… Валя погибла, когда мальчугану и трех лет еще не исполнилось, и с тех пор одни. Ночи в дежурствах, дополнительные часы в техникумах, двойная нагрузка в университете; и «Нокиа» старенькая тоже ведь сперва его была, Гешина, а подаренный ректором на юбилей смартфон мужчина сыну тогда же и отдал… ему-то он к чему, игрушка, право же…

– Погодите, вот ремень… на шею кинем – надежнее будет.

Вспоминается, как однажды позвонили ему из школы: «Нужно приехать, у Георгия травма руки на уроке труда… Но вы не переживайте, Иван Николаевич, обойдется», – он просто обезумел от черных мыслей, хлынувших в голову. Как? Что могло произойти на уроке труда? В пятом классе они и стамески-то еще не держали… Сбежал с лекции, примчался в школу, а оказалось… спектакль оказался, вместе с друзьями, чтобы сорвать сдвоенную пару уроков по труду…

– Затянуть покрепче, дыхание сразу перекроется…

А в первом классе – Геша с бабочкой, улыбающийся, с огромным букетом, из-за которого и малыша-то видно не было, – вручает цветы первой своей учительнице, которая совершенно серьезно говорит: «Это вырастет настоящий мужчина, надежда и опора своему отцу!» А потом самая первая школьная перемена, Геша разбивает себе нос, но не плачет – нет, он всеми своими мальчишескими силами тогда сдерживался! – когда Иван Николаевич видит кровь, кровь своего ребенка…

– Ну, дядька… Перемены ему хватило бы!..

Да… перемена, перемена, перемена…

* * *

Вепс оторвал руку от березы с черно-белым объявлением «Внимание, пропал человек!» и резко выдохнул – голова кружилась, и, если бы не стоящая подле низенькая скамеечка, мог бы запросто рухнуть так вот навзничь. Что это было?

– Вам нехорошо? – неожиданно услышал позади себя голос.

Рядом стояла пара молодых людей, у девушки в ноздре и брови – золотые колечки… Сергей непроизвольно откинулся сперва было на спинку скамейки, но тут же поймал себя на том, что от этой пары исходило, совершенно определенно, сочувствие и яркое, искреннее желание помочь. Это были не те молодые люди…

– А… спасибо, все нормально. – Он постарался улыбнуться, глубоко вздохнув.

Они с сомнением на него посмотрели. Вепсу пришло в голову спросить, и он кивнул в сторону березы:

– Вы не знаете, кто это? Нашелся ли человек?

Ребята посмотрели на объявление, переглянулись и отрицательно покачали головой.

– Если из этого дома, то и не удивительно, – сказал парень, глядя на торец дома, у которого они находились. – Тут постоянно: или хоронят кого-нибудь, или по этапу отправляют.

– Недавно, я слышала, вроде гопников каких-то посадили – они преподавателя из универа запинали до смерти, – вставила девушка.

– Не посадили – это малолетки совсем, их то ли в спецшколу отправили, то ли в СИЗО детское поместили, – вставил парень. – С вами точно все в порядке?

– Да, ребята, спасибо. – Сергей снова широко им улыбнулся. – Вам удачно съездить в Петербург! Мой родной город.

Те вдруг опешили:

– Мы знакомы? Откуда вы знаете?

Теперь настала очередь опешить вепсу: он не мог сказать, почему у него вырвалась эта фраза про Питер.

– Ну, мне отчего-то показалось, что… вы как будто собрались куда-то на выходные. А куда еще тут ехать-то? – постарался он оправдаться, разведя руками.

– Вам тоже хороших выходных!

Ребята развернулись и заспешили через дворик прочь, решив, видимо, что с прохожим действительно… все в порядке, да. Мало ли, у кого какой порядок, в голове-то.

Сергей еще долго сидел, упершись взглядом в некрашеный деревянный забор перед собой, пока, наконец, не почувствовал, что окончательно озяб. Тогда он поднялся со скамейки и побрел через арку на улицу, прочь от дома, где в тот день состоялось его очередное испытание на телевизионном шоу. Квартира шестьдесят шестая – это была не та квартира, да.

Но «шоу маст гоу он».