Медленно, но неотвратимо на горизонте неподвижного моря проявлялась нежнейшая розовая полоска, которая, как и во времена творения, отделила своим светом водную гладь от небес. Постепенно эта полоска становилась все шире и шире, наливаясь теплым алым цветом, словно щечки юной белокожей гречанки, подглядывающей за купанием мускулистых стройных парней. После предрассветного затишья снова послышалось приветственное пение птиц, встречающих рассвет, и черные стремительные ласточки принялись резать воздух над самыми волнами своими тонкими острыми крыльями.

В эти минуты, когда солнце еще только раскрывало свой жадный пылающий глаз и пока что взирало на этот мир с сонной утренней нежностью, даря одну за одной новые краски морю, скалам и деревьям, из-за каменистого мыса острова Стили на секунду появилась крошечная одноместная лодочка и сразу же юркнула в закрытую от волн бухту. Случайному наблюдателю могло бы показаться, что перед ним оживает настоящая греческая легенда и одна из прекрасных нимф – дочерей Посейдона, белокурая, как морская пена, с глазами цвета голубой бездны, с кожей свежей и мягкой, как утренний бриз, самолично решила осмотреть свои владения.

Ангелика играючи правила маленьким послушным каяком. Легчайшие, отработанные до совершенства движения короткого двухлопастного весла направляли лодку точно в узкие, наполненные бурлящей водой проходы между скалами. Здесь, среди яростного прибоя и острых камней, мог погибнуть даже опытный спортсмен, но девушка быстро и уверенно провела свой каяк через опасный участок, лишь смеясь и взволнованно вздымая пышную грудь в те моменты, когда озорная волна бросала ей в лицо пригоршню перламутровых брызг. Наконец, острый нос каяка распорол тихие воды бухты, укрытой за каменным мысом, и Ангелика резко вскинула вверх руки, сжимающие короткое весло, огласив побережье звонким победным кличем. Это был крик хищницы, молодой сильной львицы, обозначающей свои охотничьи угодья. Она чувствовала себя великолепно, от интенсивной гребли мышцы под ее мраморной кожей напряглись, высокая грудь упруго раскачивалась в такт со взмахами весла, а ноздри округлились, жадно втягивая ароматный и свежий утренний морской воздух. За прошедшую ночь она словно помолодела на несколько лет, снова став такой же юной, как в те годы, воспоминания о которых растревожил загадочный гость.

Ангелика любила свой каяк и проводила иногда часы, мерно покачиваясь среди камней на своенравных морских волнах, досконально изучив каждую подводную скалу и каждый опасный перекат на всем побережье Стили. Ее лодка даже была специально расписана на манер греческой триремы, и теперь, когда лучи низкого утреннего солнца падали на покрытые затейливым орнаментом борта каяка, они вспыхивали ослепительным золотым блеском, превращая спортивное суденышко в сияющую лодку волшебной царицы.

Ангелика окинула бухту быстрым внимательным взглядом, и озорная улыбка заиграла на ее губах. На берегу, среди черного вулканического песка, на источенном волной куске скалы, сплетя длинные стройные ноги в подобие цветка лотоса, неподвижно сидела Галатея. Застывшая в медитативном трансе, она была совершенно неподвижна, словно являлась продолжением камня. Великолепная царица встречала великолепный рассвет. Длинные каштановые пряди, тонкие, благородные черты бледного лица, изящная поза – она была сама гармония и безмятежность.

Белокурая красавица, с трудом сдерживая смешок, бесшумно направила свой каяк к берегу, стараясь опускать весло в воду одновременно с громким, редким плеском волны.

До камня, на котором сидела Галатея, оставалась всего пара футов, когда Ангелика плавно развернула свою посудинку бортом и неожиданным движением чиркнула кончиком весла по воде, подняв в воздух тончайшую серебряную паутинку брызг. Блеснув радугой в рассветных лучах, капли упали на невозмутимое просветленное лицо и на нежную, ничем не стесненную грудь, которая в тот же миг приподнялась от резкого вдоха. Галатея недовольно приоткрыла фиолетовый глаз, но, увидев совершенно обворожительную улыбку, сияющую на лице Ангелики, улыбнулась в ответ, невольно залюбовавшись ее яркой, чувственной красотой. Утреннее солнце светило ей в спину, превращая светлые волосы в золотисто-розовый сияющий нимб, обрамляющий ангельский лик, юный и прекрасный.

– Как провела ночь, сестренка? Выглядишь так, словно напилась свежей крови, – поинтересовалась Галатея, с восхищением оглядывая покачивающуюся на волнах подругу. Та довольно ухмыльнулась в ответ, отбрасывая за спину молочно-белые волосы.

– Да, ты права, эта ночь наполнила меня силой, как свежий ветер наполняет паруса корабля. И это ветер родом из прошлого.

Высокая царица оторвалась от медитации и удивленно приподняла бровь:

– Прошлого?

– Да. Внутри меня словно все перевернулось. Словно разворошили прошлогоднюю палую листву, а под ней оказались живые, зеленые росточки, которые тянутся к солнцу. И знаешь… Мне кажется, что этот свежий ветер, он смог растормошить, разбудить весь остров. Наш старый добрый остров, затхлый и мрачный…

Ангелика сделала несколько легких гребков веслом, чтобы удержаться на месте среди игривого прибоя, и, нахмурившись, посмотрела на каменный шпиль, возвышающийся над Стили. Утреннее солнце уже окрасило темную громаду скалы в теплые тона, своей магией превратив зуб древнего чудовища в волшебную сказочную башню.

Царица прогнала на секунду набежавшую на лицо тень и продолжила с мягкой ностальгической улыбкой:

– Ведь ты помнишь, когда-то он не был таким угрюмым, и мне кажется, что теперь к нему возвращается былая его жизнь, и, может быть, вскоре мы все увидим его таким же светлым и радостным, как прежде…

– Все случится так, как должно случиться!

Галатея, спеша переменить тему, принялась выспрашивать у подруги про грядущий вечер. От этих расспросов глаза Ангелики немедля взволнованно заблестели, а налитая грудь начала возбужденно вздыматься под спортивным топиком.

– У нас снова будет встреча сегодня ночью… – выпалила наконец она и спрятала взгляд синих глаз. Галатея усмехнулась в ответ и вопросительно изогнула бровь.

– Но?..

– То, что происходит со мной, пугает меня, я чувствую словно меня несет ураганом, и это прекрасно и страшно одновременно, и я боюсь, Я НЕ ХОЧУ ИДТИ!

Ангелика замерла с приоткрытым ртом, до сих пор не в силах поверить в свои собственные слова. Галатея по-прежнему сидела в позе лотоса и смотрела на нее с понимающей улыбкой. Высокая царица, протянув руку, со всей нежностью погладила белокурую подругу по мраморной щеке, несмотря на постоянно палящее солнце, не тронутой даже признаком загара, и промурлыкала в ответ мягким успокаивающим тоном:

– Ты пойдешь и ничего не будешь бояться. У этого острова есть свои правила, и даже мы не можем их нарушать.

Обе царицы подняли взгляд на остроконечный каменный пик. Утро уже окончательно пришло на Стили. Остров, расцвеченный солнцем и оживленный неумолкающим птичьим пением, готовился принять на себя приближающийся полуденный зной. На мгновение им обеим показалось, что у подножия пика короткой вспышкой блеснул металл.

Там, наверху, у самого подножия скалы, встречал рассвет еще один обитатель острова. Утренние лучи солнца освещали его мускулистую спину, покрытую каплями пота, они ослепительным блеском отражались от двух стальных клинков, которые он держал в руках. Шаг, еще шаг, удар, разворот, удар. Железо с веселым свистом распарывало еще прохладный утренний воздух, а мужчина все продолжал свою тренировку, больше напоминающую отчаянный ритуальный танец на маленькой скалистой площадке, поросшей колючим кустарником.

Как и его давние предки, Стилетто упражнялся во владении мечом совершенно обнаженным, и было видно, как бугрятся его мышцы под бронзовой кожей, как изгибаются в причудливом танце татуировки на его груди и спине. Шаг, разворот, удар, еще разворот.

Короткие греческие мечи-ксифосы, наследие предков, две серебряные молнии, стали продолжением его рук. Они рубят и колят невидимого противника, оплетая бойца сверкающей стальной паутиной. Словно в трансе повинуясь этой безумной пляске, он безошибочно ступает по самому краю над пропастью, не чувствуя, как шипы кустарника впиваются в его босые ступни, как острые камни обдирают кожу, как кровь из случайных порезов течет по его телу, смешиваясь с потом, пылью и песком. Удар, еще удар, обманный выпад, разворот.

Слезы текут по его лицу, застилая пеленой единственный глаз, но он не замечает их, зрение больше ему не нужно. Теперь он видит своего врага самим сердцем. Его ноги исполняют отчаянный танец на краю скалы, его руки кромсают и режут пустоту, его губы непрерывно шепчут, словно заклинание: «Я до тебя доберусь, доберусь…»