Память, как бы люди ни жаловались на нее, делает нас теми, кто мы есть. Формирует наши стремления и приоритеты, дает силы добиваться намеченных целей, из кусочков знаний и опыта складывает мозаику мировоззрения… А заодно нередко оберегает от пережитого, прикрывает ослабевшую от страданий психику, подтасовывает воспоминания, делая их не такими болезненными. Хорошо ли это? Каждый отвечает на этот вопрос сам. Но если бы было иначе, далеко не факт, что человек бы выжил в том безумном водовороте, в который нас так часто затягивает жизнь.

И стоило бы быть благодарными за то, что есть механизмы, которые спасают нас от себя самих и позволяют жить дальше. Но, увы, мы почти никогда не замечаем плюсов, зато сразу вычленяем минусы и тычем ими в лицо любым возражениям при каждом удобном и неудобном случае.

Стилетто поступал так же, сжимая от злости кулаки, потому что не мог вспомнить всех деталей своего прошлого. Прошлого, которое растоптало его «я» и превратило в другого человека. В того, кого он стыдился, ненавидел и кем никогда не хотел быть. Отчаянный (или, может быть, отчаявшийся?) грек не задумывался, зачем ему нужны детали и подробности, которые сейчас ускользают от сознания. Что они могут ему дать? Силы для дальнейшей борьбы, уверенность, целеустремленность? Или просто еще больше злости, ненависти и страха, который и так приходилось перебарывать каждую секунду, что он находился на Стили?

Нет, подобные мысли мужчину не посещали. Ему казалось, что, если он восстановит в памяти все события, вспомнит всех участников, это вернет ему ту часть личности, которую проклятые Царицы отняли много лет назад. Однако предательница-память не собиралась помогать Стилетто, подсовывая жалкие ошметки настоящих событий… Правда, и от них у него до боли сжималось сердце и к горлу подкатывал отвратительный ком из ненависти и ужаса.

Калейдоскоп воспоминаний крутился перед внутренним взором одноглазого мстителя, и ему хотелось кричать от обжигающего коктейля эмоций, который обрушивался на него с каждой новой картинкой.

Дорога с яхты Марио Лучиано до Стили была сплошным черным пятном, потому что привязанным друг к другу пленникам крепко завязали глаза. Несколько долгих дней Стилетто провел, чувствуя теплую спину девушки. Их вместе кормили, вместе водили в туалет (что было чудовищно унизительно), не развязывая – так же вместе – швыряли на тонкий тюфяк, где пленникам полагалось поспать. Сон не шел, тело затекло от туго затянутых веревок. Грек помнил, что пытался разговаривать со своей «напарницей», но после сильного удара по голове, которым его наградили вышибалы дона Марио, мысли путались, и он не запомнил не то что самих разговоров, а даже голоса девушки.

На острове их разделили, и Стилетто не знал, что дальше случилось с его рыжеволосой подругой. Были только смутные подозрения, для которых не находилось никакого подтверждения, кроме внутренней убежденности. Грек не сомневался: потом – намного позже – они еще несколько раз встречались на Стили, только амплуа у девушки, которую он защищал от гнусных нападок мафиозного босса, сильно изменилось. Ему казалось, что несколько раз он узнавал ее голос среди тех, кто приходил к нему в камеру. Правда ли это или просто плод воспаленного воображения, сказать было сложно. Стилетто хотел верить, что ошибся, но гнусный червяк подозрения засел внутри и непрерывно подтачивал уверенность, подсовывал обрывки воспоминаний, полунамеки. И от этого на душе становилось чудовищно тяжело. Но самое страшное было даже не в предательстве почти незнакомой девушки…

Они приходили к нему и вместе, и по одной. Царицы острова Темной Любви ответственно исполняли заказ дона Марио – сломать строптивого юнца, сделать из него послушную марионетку, которая не прекословит, не сопротивляется и, самое главное, не может себе даже помыслить ничего такого.

В камере, где он был прикован к стене тяжелой железной цепью, как сторожевая дворняга, света почти не было. Маленький факел у входной двери скорее чадил, чем освещал, и по углам клубились черные бесформенные тени. Компанию Стилетто большую часть времени составляли крысы и тараканы. Однако в любой момент дверь могла распахнуться.

На пороге появлялась изысканно одетая женщина в гротескной маске, а дальше узник переставал быть собой, превращаясь в послушное орудие для забав гостьи.

Иногда царицы приходили вместе или даже приводили с собой целые экскурсии. Эти посещения Стилетто прекрасно помнил. И воспоминания заставляли его невольно вздрагивать всем телом.

Правительницы острова были очень разными, и развлечения у них тоже сильно отличались. Объединяло девушек одно – каждая источала такую властность, уверенность и такую сексуальность, что даже у обессиленного пленника член вставал от возбуждения. Стилетто ненавидел себя в эти минуты. Ненавидел, наверное, даже сильнее, чем своих мучительниц, потому что они без всяких усилий показывали ему, что безраздельно властвуют над его телом. Не он хозяин для своих инстинктов и желаний, а они, Царицы Стили, для которых строптивый грек не больше чем невежественный самец, которого нужно обучить манерам.

Образы хозяек замелькали перед внутренним взором Стилетто, как дорожные столбы, мимо которых несется скоростной поезд.

Она хлестала его плетью, приговаривая ледяным голосом:

– Лижи мне ноги, паршивая шавка. Я не остановлюсь, пока ты не слижешь с них всю грязь.

Прикованный к стене мужчина чувствовал, как на спине вздуваются кровавые полосы от каждого жгучего прикосновения плетки. Он стоял на четвереньках голый и беззащитный. Его язык, пересох-ший от долгого вылизывания, уже почти ничего не чувствовал. Зато все остальное тело стонало от боли. А вокруг кружился хоровод унижения.

Приглашенные царицей гости шли мимо него, попивая из хрустальных бокалов ледяное шампанское. Они разглядывали Стилетто, щупали его, кто-то даже вылил ему на спину немного вина, и грек зашипел – свежие ожоги от плетки отозвались острой болью. Он чувствовал, как на израненной коже лопаются пузырьки шампанского. А со всех сторон слышались негромкие смешки, словно это была какая-то изысканная шутка.

– Не смей шипеть на моих гостей! – рявкнула Царица и толкнула его в лицо ногой. Стилетто упал на грязный пол, и какая-то немолодая толстая матрона с сильно напудренным лицом схватила его за пенис.

– Какой забавный жеребчик, – неприятно хриплым голосом сказала она. – Дайте его мне хотя бы на вечер. Я очень люблю воспитывать непослушных мальчиков.

– Я бы с радостью, донья Августина, но этот скакун еще не объезжен. Обещаю, как только он усвоит манеры, я немедленно пришлю его к вам.

Царица рассмеялась низким грудным смехом, от которого у Стилетто внизу живота все завибрировало, и тут же обрушила на беззащитное тело пленника очередной удар.

Воспоминание мигнуло и угасло, будто кто-то выключил свет в комнате. Но на смену ему тут же пришло другое.

На мускулистого грека надето платье. Белый и розовый шелк, рюши, пышные юбки. К коротким волосам приколот большой бант. Согнувшись в учтивом поклоне, он подает царице (той же самой? другой?) поднос, на котором красиво разложены канапе. В комнате полумрак, через балконную дверь внутрь льется тихая серенада – один из рабов поет во дворе.

На изящном ложе полулежит прекрасная обнаженная девушка. Маска скрывает большую часть ее лица, и Стилетто видит только манящие полные губы. Царица берет один из малюсеньких бутербродов и медленно кладет его в рот. Мужчина смотрит на это простое движение как завороженный. Его влечет к бесстыдной равнодушной красавице, которая даже не замечает его присутствия. Он вожделеет и ненавидит ее одновременно. Это она заставила его напялить нелепый наряд. Он ходит в нем уже несколько дней. Даже справлять малую нужду она вынуждает его сидя, а если он начинает протестовать – бьет костяным ажурным веером или отсылает назад в камеру под замком. А туда приходит та, другая. С плеткой.

– Ты должен радоваться, – внезапно говорит Царица и поворачивает голову к своему прислужнику. Холодные голубые глаза блестят в прорезях маски. – Мы с тобой как Геракл и Омфала. И если ты будешь таким же покорным, как легендарный герой, я, возможно, тоже окажусь доброй хозяйкой.

Он кивает, устремив взгляд на мраморные плиты пола – нижнему запрещается смотреть на господ, – но внутри все клокочет и сопротивляется. Если бы не огромные рабы-охранники, наводняющие каждое помещение дворца, Стилетто давно бы показал этой высокомерной шлюхе, в чьих руках сила. Она рыдала бы под ним от наслаждения и молила о пощаде, требуя еще и еще.

Пожалуй, эту бесстыдную красотку он ненавидел меньше других. Временами она и правда была к нему добра. Не то что та, другая, которая заставляла приходить к ней в пещеру…

На Стилетто накатила новая волна воспоминаний, и он задохнулся от ужаса, захлестнувшего с головой, как и тогда – много лет назад.

Темноты грек боялся с детства. Воображение постоянно подсовывало ему картинки, где жуткие чудовища поджидают его во мраке и разрывают на куски, как только гаснет свет. Бороться с этим страхом не получалось – это было что-то глубинное, животное, сопровождающее еще с тех пор, когда Стилетто был совсем маленьким.

И она узнала… Она перепробовала множество вариантов, пока не нашла тот, который заставлял его покрываться холодным потом, задыхаться и скулить от страха. И тогда началась бесконечная ночь.

Его приводили в пещеру с завязанными глазами. Но когда повязку снимали, светлее не становилось. В помещении царила абсолютная чернота, и временами пленник боялся, что ослеп. Этот страх добавлялся к шорохам, вздохам, шуршанию, которые неслись со всех сторон. Они были тихими, и приходилось напрягать слух, чтобы расслышать. Но от этого звуки казались только более жуткими. Чудовища подстерегали Стилетто на каждом шагу, скреблись у стен, спускались с потолка. А когда он больше не мог терпеть и начинал умолять о пощаде, приходила она.

От первых неожиданных прикосновений он обычно вскрикивал и шарахался в сторону. Его хватали, скручивали руки, ставили на колени. Затем она хватала его за волосы и с силой тыкала себе в промежность, приказывая:

– Лижи мой клитор, пока не кончу!

И он покорно начинал работать языком. Он даже радовался этому, потому что рядом были люди, а значит, монстрам, затаившимся во мраке, до него не добраться.

Затем его бросали на подстилку, и женщина садилась на него сверху – иногда на лицо, если ей хотелось еще ласк, иногда сразу на член. Ужас, который испытывал Стилетто в темноте, каким-то непостижимым образом делал эрекцию особенно сильной. Пенис наливался так, что становилось даже больно… пока он не погружался во влажную, горячую вагину незнакомки.

Она хлестала его руками и стеком, заставляла вылизывать ей клитор и анус, связывала так, что веревки впивались в тело, причиняя сильную боль. Мужчину то распинали на кресте, привязывая так, что он не мог пошевелиться, то подвешивали на растяжках, будто марионетку.

И все это в полной темноте. А тишину нарушали только короткие резкие команды царицы. Она была изобретательна. О, она была невероятно изобретательна, безжалостна и сексуальна. Она знала, как доставить себе удовольствие, и пользовалась этим. Без зазрения совести превращая мужчину в куклу для секса, которая может только стонать от страха, боли или редких моментов удовольствия.

Наигравшись, госпожа отсылала его назад в камеру, где Стилетто приводили в порядок, мыли, смазывали ссадины и ушибы и наконец оставляли одного. После всего пережитого ему хотелось сойти с ума. Но он не мог себе позволить такой роскоши. Ведь тогда ОНА придумает еще что-нибудь более страшное, чем сейчас. И в темноте, может быть, и правда появятся чудовища.

Чтобы сохранить рассудок и волю, Стилетто у себя в камере писал стихи. В юности ему очень нравились произведения Гомера, так что, наверное, поэтому сейчас все его стихи были написаны гекзаметром. А так как бумаги ему не давали, он заучивал строчки на память. Тяжелый, сложный ритм классического стиха позволял греку сосредоточиться и успокоиться… насколько это было возможно в тех адских условиях, в которых он оказался.

Царицы «работали» над ним с фантазией и знанием дела. Они подавляли его волю, личность, чувство собственного достоинства. Унижения и пытки становились с каждым разом все изощреннее, боль сильнее, а ласки изысканней. Но все эти женщины, вместе взятые, не шли ни в какое сравнение с той, что, в конце концов, нашла ключик к его естеству… и все-таки сломала упрямого бунтаря.

Она одна докопалась до глубин его души, дотянулась до самого сокровенного и в итоге изменила его. И сейчас самым болезненным для Стилетто было то, что он почти ничего о ней не помнил. Память предала его, скрыла, погребла под миллионом других картинок то, что было сейчас самым важным.

Единственное, что мужчина смутно припоминал – Черный зал… Кажется, он был на самом деле, а не появился после недавней встречи с Дамианой. Да, вроде это было…

Именно там, в Черном зале, от свободолюбивого и гордого афинского хулигана ничего не осталось. Он разучился поднимать глаза, перестал сопротивляться, а покорность стала приносить радость, восторг и наслаждение, каких он никогда доселе не испытывал. Стилетто стал настоящим нижним. Без воли и устремлений. Единственное, что его волновало теперь в жизни – удовольствие доминанта.

И Царицы вернули его назад – к Марио Лучиано. Задача была выполнена. Строптивый подчиненный стал послушным и готовым выполнить любой приказ.

Убедившись, что новых сюрпризов от Стилетто ждать не стоит, дон Марио снова поставил его на должность начальника охраны молодняка, который возят на Стили. Но, кроме того, теперь в обязанности грека входила еще и «вербовка» будущих рабов и рабынь. Не задумываясь и не обсуждая приказов, Стилетто с рвением принялся за дело. Ведь самым важным было то, что пожелал господин Лучиано. Если он хочет, чтобы его раб приводил живой товар и развивал бизнес – раб так и будет делать.

Обманом и подлостью Стилетто заманивал доверчивых юношей и девушек в сети подпольного бизнеса. Изобретательности и красноречия ему было не занимать и раньше, а теперь его еще подгоняло и стремление угодить боссу. На Стили начали поступать особо крупные партии «учеников», и дон Марио с удовольствием подсчитывал заметно подросшие прибыли. А расторопный грек получал в награду благосклонность хозяина, а временами даже сеансы у Цариц. Теперь этих встреч Стилетто ждал с нетерпением, смакуя каждый удар плетки, каждое унижение, каждую вспышку боли, перерастающую в бурный оргазм.

Охоту на живой товар Стилетто в основном вел в странах третьего мира. Но случались набеги и на прибрежные города цивилизованных стран – некоторые заказчики любили интеллигентных, образованных сабов, а среди крестьян и бродяг таких было, конечно, не найти.

Именно один из таких набегов и закончился катастрофой.

Деятельность Стилетто была слишком успешной и масштабной, чтобы скрыться от бдительного ока спецслужб. По большей части это было не опасно – дон Марио знал, кого подмазать, чтобы продолжать спокойно вести дела. Но иногда и для опытных бизнесменов ситуация складывается так, что из нее не выпутаться без потерь. Приходится чем-то жертвовать.

В одном из рейсов в Грецию Стилетто подцепил девушку, которая оказалась дочкой какого-то крупного чиновника. Она была вдребезги пьяная и, по сути, сама увязалась за привлекательным мужиком. Упускать такой счастливый случай показалось «охотнику за головами» глупым. Так что, в итоге, ее радушно встретил остров Темной Любви. Отцу девицы исчезновение дочери, само собой, не понравилось, он поднял грандиозную бучу, и добрый господин Лучиано без колебаний отдал на растерзание полиции своего непутевого раба.

С учетом всех обстоятельств, Стилетто дали пятнадцать лет тюрьмы строгого режима. Из них он отсидел в греческой тюрьме десять.

Каким бы трагическим ни было это событие, у него был один положительный момент – положительный с точки зрения нынешнего Стилетто. За годы отсидки ему удалось прийти в себя, вернуть ту личность, которая была у него до того, как дон Марио сослал его на остров к Царицам. Путь был трудным, стоил греку одного глаза, но борьба за выживание в тюрьме позволила переродиться и снова стать человеком, а не бессловесным сабом.

Теперь Стилетто знал, кто во всем виноват. ОНА! Она сломала его волю, уничтожила его личность, подчинила его душевно и физически. Это из-за нее он беспрекословно выполнял все приказы проклятого Марио Лучиано, а потом был вынужден бежать из страны, скрываться и от закона, и от мафии, а в итоге все равно оказался в тюрьме. Она отняла у него почти половину жизни, разрушила все, чем он дорожил и к чему стремился. И теперь единственное, что сохранило для него смысл, была месть. Он должен ей отомстить, иначе никогда не сможет в полной мере стать самим собой.

Выйдя на свободу и разрабатывая план проникновения на остров Темной Любви, Стилетто размышлял только над одним моментом, по поводу которого никак не мог принять окончательное решение: оставить виновнице всех его бед жизнь или нет? В конце концов, он пришел к мысли, что примет это решение, когда найдет ее. Тогда он заглянет Царице в глаза и поймет, как поступить. Она убила Стилетто морально, что помешает ему сделать то же самое, только физически? Убийство больше не пугало его – оно было справедливостью.

Но, оказавшись на Стили, отчаянный грек столкнулся с проблемой, о которой совсем позабыл, вынашивая горячечные планы мести. Он не помнил, как выглядела его тюремщица. На кого ему обратить свой гнев?

Мужчине пришлось стать шпионом: выслеживать, прислушиваться, замечать намеки. Но на острове невозможно было следить за Царицами и не принимать участия в их играх. Если ты приехал на Стили, ты должен страдать и наслаждаться. И Стилетто снова начал погружаться в пучину Темы. Оргии, сладостные пытки, удовольствие и боль, точеные тела самых красивых на свете женщин, которые отдаются ему со всем пылом нерастраченной страсти. Грек видел, что стал отдушиной для этих всемогущих красавиц, прячущих за маской властности скуку и разочарование. Его ярость и страсть стали для них глотком свежего воздуха, отдушиной в пыльной череде будней.

С ними он все глубже погружался в пучины разврата, постепенно забывая, зачем на самом деле приехал на остров. Наслаждение неумолимо смывало ужас от странных и страшных вещей, которые здесь творились. Стилетто помнил, что стал свидетелем жутковатого колдовского обряда, посвященного Гекате. Такие лунные празднества проводили их предки тысячи лет назад. И в те времена там приносили человеческие жертвы. Неужели то, что он видел, было правдой? И Царицы тоже не стесняются подобной жестокости? Или это только инсценировка?

На мгновение Стилетто отвлекся и посмотрел на лежащую рядом Ангелику. Только она наконец-то узнала его. Остальные, похоже, и не предполагали, кто перед ними. Очередной «привет из прошлого», какой-то давнишний клиент, который решил поиграть в более хитрую игру, чем обычно.

Но мужчина не мог не заметить, что девушки, сталкиваясь с ним, и сами меняются. Они не хотят в нем раба, саба, нижнего. Они хотят в нем мужчину. И пускай, по привычке, каждая старается применить на нем свои приемы, подчинить и обуздать, на деле они больше не видят в нем послушную марионетку. Они ждут отклика, ответных чувств, настоящей страсти. И, глядя на все это, Стилетто чувствовал, как злость уходит из него.

И хотя он все так же жаждет найти ЕЕ – главную героиню, – его душа больше не истекает слюной при мысли о том, как его руки сомкнутся на тонком горле, а темный огонь в ее глазах померкнет.

Внутри Стилетто нарастали противоречия, которые одновременно и мучили его, и обещали нечто прекрасное и сладкое в будущем. В конце концов, одна из Цариц лежит рядом с ним. И возможно, именно это вернет ему ту жизнь, к которой он так когда-то стремился.