2.1. Кредиторы-ростовщики-наниматели. Кабаловладельцы. Фабриканты
2.2. Государство
Выгода и обогащение работодателей на Руси являются результатом эксплуатации рабочей силы, которая на протяжении многих веков не имела никаких ограничений. Пределы эксплуатации чужого труда определялись обычаями военного типа, приказами и произволом работодателей, которые постоянно придумывали все новые способы ограбления. Русский человек боялся труда, своего господства, так как в процессе эксплуатации присваивалась не только рабочая сила, но и сам работник и его личность. Работник превращался в живую собственность в процессе эксплуатации и поэтому с ним обращались как с вещью, как средством, для достижения экономических целей собственника. Одним словом, рабочая сила обязана была отдавать и отдавать свой труд работодателю, получая в обмен чуть-чуть или ничего для своего физического существования. Все выгоды, все богатство от живого труда оказывались на одной стороне, у работодателя. Наймиты убегали от бесплатной работы, бросали и искали труд за харчи.
Первыми эксплуататорами чужого труда на Руси были князья военных дружин. Они считали, что источник всех благ находится во вне, у других людей, поэтому создавать сами они ничего не могут, получить в качестве дара они также не могут. Остается одно, отнять что-либо у других людей можно только военной силой. На основе удовлетворения своего хищного инстинкта военные дружины начинают охоту в буквальном смысле слова, на других людей. Первыми жертвами такой охоты становятся слабые, не вооруженные люди, земледельцы. Они заранее по своему поведению и определению выглядят как жертвы, беззащитные. Они не могут оказывать никакого сопротивления и поэтому легко догоняемы. Их можно как угодно подавлять и калечить безнаказанно. Они стадо Христово, которое хищный диктат меньшинства путем закабаления превращает в послушных, робких и покорных людей, воистину, – в «недочеловеков».
Хищные военные дружины под давлением биологических потребностей совершали грабежи, захватывали имущество и продукты для прокорма, людей для продажи и таким способом устанавливали свое господство. Силовой захват рабочей силы и военные грабежи являлись первой формой эксплуатации чужого труда. Побежденные крестьяне в лице победителей не представляют никакой человеческой реальности, они пассивные существа. Земля для них была миром нужды, опасности, чрезвычайных обстоятельств, тягот и постоянного риска. Они попадали в двойную зависимость, от сил природы и вооруженных дружин. Для них «жизнь» означала, прежде всего, стеснение, зависимость, повинность, постоянный, предельный страх перед агрессией и эксплуатацией. Один словом, они находились в постоянном угнетении, которое было практически безграничным.
В X веке, когда возникает экономическая потребность в использовании чужого труда, крестьяне попадают в новую зависимость, к землевладельцам, бывшим дружинникам и людям из близкого окружения князя. Огромное число крестьян становятся повинны работе. Они изнемогают, прикованные к земле и к труду. Выбиваясь из сил, надрываясь и проливая свой кровавый пот, в награду за свою вечную страду они получают кусок мякинного хлеба. Рабочая сила существовала на довольно низком минимуме средств. Появилась новая порода людей человек-кентавр, человек-лошадь…
Рабочая сила крестьянина оказалась в стихии военных и грабительских обычаев. Этот порядок дел и обстановку жизни следует назвать азиатчина.
Это такое устройство быта при котором не ограничены от произвола ни личность, ни труд, ни собственность. Здесь господствует только насилие, персональные экзекции землевладельца, розги и грабеж – наследство рабовладельцев Греции и Рима. Крестьяне как люди совершенно обезличены, у них отсутствует какой-либо дух сопротивления и солидарности. Главной формой взаимодействия рабочей силы и работодателя является силовая эксплуатация и конфликт. Результатом такого состояния является «обезличивание», которое ведет к разложению человеческой природы. Кажется, что личность человека была растоптана, а сам он превращен в вещь. Здесь начинается процесс утилизации рабочей силы, превращение ее в средство достижения целей работодателя.
Особой выгоды работодатели в деле эксплуатации достигали тогда, когда стали превращать наймитов в работников-должников, проявляя к ним «милость» в форме выдачи вперед денег и иных вещей под высокие проценты. Другого способа защитить свое имущество от утраты у кредитора на Руси не было. Зато должник: отрабатывая «милость» господина, вынужден был всю свою жизнь, своим трудом отрабатывать долги, обогащая работодателя.
Со временем, когда фигура должника исчерпала себя, как источник обогащения, появляются кабальные люди. Как и должники, они представляли для кабаловладельца лишь средство для эксплуатации и обогащения. Пространство эксплуатации кабальных людей расширяется и не имеет никаких границ, ни экономических, ни социальных, ни человеческих. Люди-вещи превращаются кабаловладельцами в людей-лошадей, которые под угрозой различных экзекуций обязаны быть постоянно повинны работе. У них один удел: отдавать, отдавать и отдавать постоянно свой труд и не просить ничего у своего господина. Кабальные люди превратились в природный ресурс, из которого можно только брать и брать, ничего не давая для его восстановления.
Фабриканты в России принадлежат к разряду наиболее агрессивных работодателей. Эксплуатация рабочих многие десятилетия не знала никаких ограничений, ни правовых, ни сословных. Она не имела никаких границ. Первыми рабочими были крепостные крестьяне, поэтому силовая эксплуатация на фабриках была преобладающей. Все крепостные привычки и традиции держать людей в кабале и казарме очень быстро проникли в фабричную среду и долгое время были главными в эксплуатации рабочих.
Заводчики и фабриканты использовали различные способы обогащения при использовании труда рабочих, поэтому степень фабричной эксплуатации была очень высокая. Самостоятельной, вторичной формой эксплуатации рабочих были нерегулярная выплата заработка рабочим, а также систематические задержки выплаты заработной платы. Они были экономически выгодны для фабрикантов. Чем дольше срок платежей, тем на большее время рабочий кредитует фабриканта, причем кредитует без всяких процентов, т. е. на очень выгодных условиях. Поэтому не только сами хозяева обходили закон, но и начальство, призванное строго блюсти его, всячески поощряло нарушение установленных правил, в сфере имущественных отношений с рабочими.
В октябре 1886 г. Московское губернское по фабричным делам присутствие вынесло следующее решение: «Относительно сроков расплаты с рабочими никаких отсрочек не дозволять, и расплата должна иметь место не позднее 1-го числа за предшествующий месяц». В конце декабря 1886 г. то же присутствие под давлением фабрикантов выносит другое постановление: «Разрешить инспекции в пределах 12 статьи I раздела закона от 3 июня 1886 г. ввиду сложности производств и расчетов на многих фабриках, удовлетворить желание фабричных управлений, не стеснять определенным числом месяца». И, наконец, распоряжение министра финансов от 11 мая 1887 г. за № 3750 указывает: «Разрешить инспекции ввиду сложности расчетов на некоторых фабриках со значительным числом рабочих допускать выдавать зарплаты на позднее 20 числа следующего за расчетным месяцем», при найме на срок не более одного месяца и «не позднее 14 дней за предшествующие две недели» – при найме на срок неопределенный. Министр финансов при этом не соизволил даже упомянуть, что значит «значительное число рабочих». Впрочем, около 12 000 сормовских рабочих в 1890-х годах нанимались на сроке неопределенный, а зарплату за предшествующий месяц получали один раз – 26 числа. Итак, перед нами не просто произвол, а произвол санкционированный, узаконенный властью.
Третья форма эксплуатации рабочих, на основе которых фабриканты получали свои барыши, огромные штрафы на рабочих. Фабрикантам предоставлялась полная свобода в самом разнообразном и произвольном толковании и применении правил внутреннего распорядка, особенно таких пунктов, как «нарушение тишины во время работы» и «непослушание». Фабричный инспектор Никитинский в своем отчете за 1886–1887 гг. указывает, что Богородско-Глуховская мануфактура, представляя правила на утверждение инспектора, под графу «непослушание» подвела до 60 поводов для взысканий.
Четвертая форма эксплуатации, кредитование рабочих в лавках фабрикантов. Эта практика была широко распространения, так как многие фабриканты вышли из купеческого сословия и наряду с производством занимались торговлей. Здесь также работодателем обогащались на одних сделках купли-продажи продуктов питания. Живые деньги рабочих довольно быстро оказались у работодателей в руках.
Пятая форма эксплуатации носит условный характер и не связана с использованием рабочей силы. Она возникает на рынке рабочей силы, которую в качестве товара покупает фабрикант. И как бы не торговался рабочий, фабрикант, используя свои эксплуататорские качества, надует его и чтобы удержать свое, купит этот товар по самой низкой цене.
Эту манипуляцию на рынке труда подсказала теория К. Маркса. Работодатель оценивает рабочую силу до процесса производства, по меновой стоимости. А используется рабочая сила уже по-другому, по потребительской стоимости. О меновой стоимости рабочей силы в процессе ее использования работодатель забыл навсегда. Это противоречие разрешает работодатель без участия работника, поэтому всегда с выгодой только для себя. Здесь также присутствует в скрытой форме неосновательное обогащение работодателей.
С возникновением государства диктатуры пролетариата возникает экономическая угроза гибели рабочей силы. Цена товара рабочей силы упала настолько низко, что она никак нее могла обеспечить прожиточную норму и прожиточный минимум рабочих. Государство стало монопольным работодателем в лице нанимателя и администрации. Они стремились во всем к экономии ресурсов, в том числе и за счет снижения оплаты на основе принципа ее ограничения. К тому же самих денежных знаков катастрофически не хватало, как и других ресурсов.
В 1918 г. заработок начинает уступать свое место социальному обеспечению, что приводит к так называемым натуральным выплатам. Государство начинает вводить целую программу экономии заработной платы рабочих и служащих. Появляются продовольственные карточки, рабочие пайки и талоны на товары. По данным академика С. Г. Струмилина натуральные выплаты составили 94 % и только 6 % приходилось на денежную форму оплаты труда. Попытка обеспечить прожиточный минимум горожан провалилась, рабочая сила находилась вплотную у так называемого физиологического порога, у границы физиологического минимума.
Реальная заработанная плата также оказалась не обеспечена, нахватало продуктов и товаров. Бумажные денежные знаки, выпускаемые государством не были обеспечены ни золотом, ни валютой, а только властной силой государства. Номинальные денежные знаки это всего лишь административные деньги. Они дают только власть над людьми и сами являются лишь инструментом власти. Это мертвые деньги, их суррогаты. Они слабо связаны с потреблением человека и могут обеспечить лишь аскетичный образ жизни рабочих.
В процессе производства рабочая сила при очень низкой заработной плате не могла воспроизвести себя по причине отсутствия пропорциональности в распределительных отношениях. Она воспроизводила свою противоположность, власть нанимателя, власть администрации, власть государства.
При социализме государство продолжало экономить на живой рабочей силе и при помощи различных экономических манипуляций и правовых фикций сформировала в распределительных отношениях целую систему низких заработных плат.
Главные принципы этой системы – ограничение и уравнительность. В системе низких заработных плат главной фигурой оказался «дешевый» работник. Труд для него потерял всякую ценность. Такой работник осваивал правила поведения homo sovetucus: учись терять, учись не иметь. А результат известен – всеобщая имитация труда при социализме. На работе играют все: весело, изобретательно, артистично, талантливо, как в театре. Работа превращается в театр, рабочие и служащие – актеры!
2.1. Кредиторы-ростовщики-наниматели. Кабаловладельцы. Фабриканты
Изначально на Руси отношения по использованию с выгодой чужого труда возникали на основе, так называемой примитивной русской стипуляции. Бедный, неимущий, нищий наймит проситель «бил челом» своему хозяину, господину нанимателю. Другого способа оказаться в кабале люди на Руси не знали. Бить челом имущему человеку означало бессловесную просьбу человека Му-Му взять его свободу, взять его рабочую силу и личность.
Это была односторонняя немая сделка по которой проситель давал обещание (reus promittendi) работать на нанимателя. Такой проситель-наймит становился должником (promissor) нанимателя. На стороне нанимателя, в чью пользу просителем было дано обещание возникало только право, и это лицо становилось кредитором (stipulator).
Наниматель-кредитор прекрасно видел и, понимал, что в отношениях с наймитом-должником нет и не может быть равенства имущественного характера, произвольно, в ультимативной форме формулировал условия использования рабочей силы выгодные во всем работодателю. Ультимативная сделка формулировалась без учета интересов должника, к выгоде хозяина. Доверия к должнику у кредитора никакого не было. Для него главным был факт получения выгоды. Поэтому хозяин своему должнику иногда совсем ничего не платил, иногда кормил и работник работал за харчи, иногда платил за работу чуть-чуть, чтобы рабочая сила не подала от усталости и голода. Рабочая сила превращалась в лошадь, которой корма давались столько, чтобы она могла выполнить свой урок.
При дефиците рабочей силы кредитор изыскивал различные способы, чтобы удержать у себя работника и предупредить побег к другому нанимателю. Должник получал от кредитора так называемую «подмогу», которая предоставлялась ему не безвозмездно и не бескорыстно. Она называлась «купа», «милость», «покрута». Это страшные слова для должника. Кредитор считал, что он купил рабочую силу в собственность и поэтому может распоряжаться ею как вещью. Из ничего для работника возникла кабала, личная зависимость от нанимателя во всем. У нанимателя появился постоянный и надежный источник для неосновательного обогащения. Произвол кредитора нарушал всякую видимость обмена, который по своему содержанию был неэквивалентным и фиктивным.
Это была односторонняя сделка по которой наймит получал плату, ссуду или заем деньгами или вещами под определенные проценты. Наймит попадал таким образом в личную зависимость от кредитора, если он работал на земле – зависимость вторая, а также в зависимость от «подмоги», которая отрабатывалась также живым трудом. Проценты от кредита доходили до 50 %, а это означало, что должник всегда был несостоятельным и неисправным. Такой наймит жил в долгах, уходил в бега в долгах и умирал в долгах.
В отношениях кредитор-должник, наймит попадал в тройную зависимость и в результате подвергался внеэкономическому принуждению со стороны кредитора. Степень эксплуатации в этих отношения была самая высокая, так как наймит попадал в кабалу зловещего и устрашающего характера. Он уже не принадлежал себе, стоять за себя не мог и при всех неисправностях в поведении подвергался физической экзекуции и расправе со стороны кредитора.
Кредитор во всех делах и отношениях видел только должника, который должен постоянно, и днем, и ночью отдавать свой труд, выполнять свой урок и тем самым обогащать своего кредитора. Обогащение работодателя в таких случаях принимает грабительский характер. Оно ничем не ограничено, кроме произвола и каприза кредитора. Должник превращается кредитором в лошадь, весь смысл существования которой заключается в работе, в увеличении богатства кредитора. Работе нет конце и как говорят расчетливые хозяева вне работы, без нее наймит никому не нужен. Он без работы, вне ее представляет один ущерб. Основой обогащения кредиторов на Руси была грабительская эксплуатация чужого труда. Она так прижилась у кредиторов, что многие века ее использовали и совершенствовали как частные работодатели, так и государство.
Кабаловладельцы. Постоянный дефицит рабочей силы вынуждал землевладельцев отыскивать новые способы внеэкономического принуждения людей к труду, к земле и к личности господина. В XV веке появляется новый вид несвободного, пожизненного состояния людей – самапродажа человека по кабале – заемной расписке за взятый долг, обычно 3–5 р. Эти люди именовались кабальными. Они обязаны были работать за долг на заимодавца-кабаловладельца. И практически находились под властью лиц, купивших людей за деньги вплоть до уплаты долга. Сама работа должника не давала возможность заработать деньги для погашения долга кредитору, кабала должника становилась пожизненной, а сам должник таким способом превратился в кабального человека. На Руси хозяева умели выводить новую породу подневольных людей: вначале наймит-должник, затем должник-кабальный человек.
При помощи кабалы покупалась самая дешевая рабочая сила и таким способом расширялось и закреплялось сельское население. На основе простого обычая, примитивной сделки о займе у кредитора появляется право в одностороннем порядке требовать определенные трудовые действия от должника. При этом, без всякого закона, без какого-либо договора кредитор на основе своего произвола присвоил это право, а также право на саму личность должника, на его жизнь. Должник действует как лев, устрашением и силой.
Первыми кабальными людьми стали холопы, зависимые люди, затем иные, не имеющие средств к существованию, а также должники. Одним словом, это были люди без свободы, без собственности и без работы. Русские пауперы, люди нужды и голода. Море кабальных людей на Руси постоянно расширялось и к середине XVII века превратилось в огромный человеческий океан русских рабов. Кабальными людьми стали крепостные крестьяне. Это мелкие безвестные люди, у которых в сердцах неисходное горе и стон, крест на шее и кровь на ногах, писал о них Н. Некрасов.
Эксплуатация кабальных людей осуществлялась кабаловладельцами без меры и каких-либо пределов, на основе террора, конфликта и утилизации чужого труда. Силовая, агрессивная, грабительская эксплуатация позволяла выжимать все соки из кабальной рабочей силы ради одного – выгоды и обогащения кабаловладельцев. А что же оставалось кабальным людям, ничего, один воздух, казарма, спартанский стол и его каторжные бесконечные работы, не имеющей никакого предела. Появляется новая порода людей – кентавр, человек-лошадь, коняга, для которого кабальный труд – каторга и истязание. Такой высокой степени эксплуатации чужого труда не знало ни одно общество. Власть кабаловладельцев по своей жестокости и вседозволенности превзошла древневосточных фараонов при прямом попустительстве государства.
Фабриканты. Использование чужого труда в массовом масштабе начинается с развитием торговли и промышленности и появлением трудового населения, крепостных и феодальнозависимых крестьян, работных людей и ремесленников. Такие люди, лишенные каких-либо средств существования начинают продавать свою рабочую силу. Законодательство об условиях продажи рабочей силы, ее эксплуатации отсутствовало. Регулятором таких отношений являлись обычаи о найме труда, различного рода односторонние сделки и устные соглашения сторон. Это означало, что рабочая сила была товаром, который покупался по самой низкой цене. Рабочее время и его продолжительность определялись покупателем рабочей силы, которая использовалась без каких-либо ограничений. Заработная плата продавца рабочей силы представляла собой издержки производства. Она определялась как средство для прокорма и физического существования. И корма и отдых рабочей силы отмеривалось столько, чтобы она способна была выполнить свое задание. Рабочая сила оплачивалась по минимуму, а доходы от присвоения чужого труда рабочих фабрикант получал по максимуму. Никакой закон не препятствовал такой эксплуатации и неосновательному обогащению фабриканта.
Фабрикант, при отсутствии законодательства, всячески опутывал рабочих выдачей им денег вперед, обязательством закупать на фабрике продукты, постоянно задерживал оплату, скрывал денежные счета, превращал работников в должников и брал их в кабалу. Он относился к работным людям как крепостным и постоянно применял к ним вычеты и штрафы по любому поводу. В первой четверти XVIII веке прожиточный минимум семьи работного человека составлял примерно 15 р. в год. При этом речь может идти лишь о небольшой семье в 2–3 чел. Соотношение заработной платы основной рабочей массы и необходимого прожиточного минимума хорошо охарактеризовано камер-юнкером Ф. В. Берхгольцем, который посетил в 1720-х годах Россию в составе голштинского посольства: «Заработная их плата почти не превышает того, во что обходится содержание арестанта».
Однако не все работные люди получали жалованье. Временно мобилизованные по государственным нарядам на строительные и подсобные работы, а также приписные крестьяне работали без вознаграждения.
С появлением первых рабочих актов: о принудительном наборе рабочей силы (1719–1722 гг.); о рабочем времени (глава XII «Регламента» адмиралтейству 1722 г.); «Регламента» об исправной работе (глава XIII); Наказа устроителям уральских горных заводов Генкину (1723 г.); о закреплении рабочей силы (1736 г.); Регламента о работных регулах (1741 г.); Положения об оплате для Купавинской шелковой фабрики (1803 г.); Положения об отношениях между хозяевами и рабочими людьми (1835 г.) и т. п., положение об оплате труда работных людей и рабочих не улучшилось.
По уровню заработной платы рабочих в XIX веке Россия стояла на одном из последних мест в Европе. У большинства рабочих России заработная плата была ниже прожиточного минимума.
Натуральная форма выдачи заработной платы была широко распространенным методом ограбления рабочих. Подобная «оплата» труда являлась одной из форм вторичной эксплуатации. Она ставила рабочего в крепостническую зависимость от фабрикантов и давала им сверхприбыли. Даже по явно заниженным данным фабричной инспекции, в начале 90-х годов примерно 1/10 часть заработка рабочего выдавалась не наличными деньгами, а натурой – продуктами и товарами, включая «содержание на хозяйских харчах».
Особенно широко натуральная форма оплаты была распространена на предприятиях Центрального промышленного района и Поволжья. Так, рабочие Богородско-Глуховской мануфактуры в 1883 г. в жалобе указывали, что «съестные припасы рабочие обязаны покупать в лавке фабриканта по увеличенным ценам, дурного качества, с обмером и обвесом, в счет заработной платы, которая доходила до самой низкой цифры – 8 р. в месяц, за исключением штрафа, по произволу налагаемого фабрикантом, рабочему придется получать только 6 р.». По данным фабричной инспекции, на многих фабриках и заводах Смоленской губернии в конце 1880-х годов до 90 % заработной платы выдавалось в виде талонов в продуктовые лавки.
Эта система оплаты с рабочими была также распространена и на горнозаводских и горных предприятиях Юга. Рабочие Брянского металлургического завода Екатеринославской губернии в конце 1890-х годов писали: «…Расчет мы получаем не деньгами, а марками, на которые нигде ничего не дают, приходится покупать в заводских лавках, где продают очень дорого и притом негодный товар. В другом письме начала 1890-х годов с одного из рудников Донбасса отмечалось, что «рабочему с трудом удается получать 1/4 часть деньгами; на остальную сумму выдаются талоны в кладовую. В кладовой ничего, кроме железа и дегтя нет. Рабочему приходится брать этот товар и продавать его лавочникам за 1/2 цены… Контора иногда сама принимает талоны со скидкой 8 %».
Во многих рабочих поселках и на стройках заводчики монополизировали в своих руках торговлю, устраивали кабаки и, как пиявки, высасывали из рабочих трудовые копейки. На горных предприятиях Сибири обычным явлением при расплате хозяев с рабочими были «винные порции».
Особенно ухудшала положение рабочих грабительская система штрафов, являвшаяся подлинным бичом в руках хозяина. На фабрике кнут надсмотрщика за рабочими был заменен штрафной книгой надзирателя. Штрафы на фабриках носили распространенный характер. По данным фабричной инспекции в первой половине 1880-х годов на предприятиях Владимирской губернии поглощали 30 % заработка рабочих. Произвол в наложении штрафов на рабочих царил на крупнейшей Никольской мануфактуре Морозовых в Орехово-Зуеве. Только за три года, с 1881 по 1884 г., штрафы возросли в полтора раза и привели к уменьшению заработной платы рабочих на 25–40 %. Эти штрафы давали Морозову ежегодно до 800 000 р. прибыли.
С изданием специальных норм о заработной плате (Закон от 3 июня 1886 г., Устав о промышленности), в которых появились правила охраняющие заработную плату рабочих, органы надзора за их соблюдением фабрикантами этих правил, ничего не изменилось к лучшему. Правовые нормы оказались мертвыми, фабриканты не обращали на них никакого внимания и всячески их нарушали. Как всегда, по привычке, по российской традиции. Фабричная инспекция, незначительная по своей численности, выполняла огромное количество функций, поэтому просто физически не справлялась с задачами по наблюдению за исполнением фабрикантами «рабочих правил», составлением протоколов о нарушениях и «возбуждением преследований» против фабрикантов-нарушителей.
Фабричная инспекция подчинялась министерству финансов, но со временем, в определенных сферах она оказалась в подчинении Министерства внутренних дел, со всеми вытекающими отсюда для инспекции последствиями. Тесное взаимодействие фабричной инспекции и полиции определялось, в частности, тем, что полиция в соответствии с законом также осуществляла надзор за соблюдением трудового законодательства.
Связь фабричной инспекции с полицией и выполнением инспекторами функций по охране «полного порядка и благоустройства» на предприятиях и особенно по предотвращению забастовок, вызывали негативную реакцию демократических и революционных сил. В социал-демократической прессе и публицистике фабричная инспекция именовалась не иначе как «фабричная полиция», инспекторов называли «фабричными урядниками», «фабричными приставами». Был изобретен даже такой термин – «ополицеивание фабричной инспекции». У фабрикантов появились государственные помощники, охраняющие их от различных недоразумений и конфликтов со стороны рабочих. Государству нужен был казарменный порядок, в том числе и на производстве. Фабриканты постарались и создали казармы с их обитателями, очень похожие на термитники.
Впервые правовые нормы о защите права рабочих на свою заработную плату появились в «Правилах о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих» (от 3 июня 1886 г.). В них содержались следующие положения:
воспрещалось понижать заработную плату до окончания срочного договора;
воспрещалось производить оплату с рабочими купонами, условными знаками, хлебом, товаром и иными предметами вместо денег;
воспрещалось взимать проценты на деньги, выдаваемые рабочим взаимообразно, и вознаграждение за ручательство по их денежным обязательствам;
воспрещалось взимать с рабочих плату за врачебную помощь, за освещение мастерских и за пользование «при работах для фабрики орудиями производства»;
расплата с рабочими должна производиться не реже одного раза в месяц, если наем заключен на срок более месяца, и не реже двух раз в месяц, при найме на срок неопределенный;
при каждой определенной плате допускалось удержание не более 1/3 причитающейся суммы, если рабочий холост, и не более 1/4, если он женат или вдов, но имеет детей;
в расчетной книжке, выданной рабочему должен быть указан размер заработной платы, основания ее исчисления и сроки платежей;
если условия найма с рабочим недостаточно четкие для точного определения и исчисления заработной платы, то в качестве оснований для исчисления принимались общие расценочные табели и ведомости, урочные правила и тарифы, выставляемые на предприятии за подписью его заведующего.
Впервые в России законодательство закрепило право рабочих требовать от фабрикантов исполнения обязательства по договору найма в случае задержки в выплате заработной платы в виде полной компенсации и «сверх должной фабрикантом суммы». Текстуально эта ответственность за неосновательное обогащение совпадает с правовой моделью – кондикцией в римском праве между кредитором и должником, которая сформулирована следующим образом:
«Рабочий, не получивший в срок причитающейся ему платы, не по собственной своей вине, имеет право требовать судебным порядком расторжения заключенного с ними договора. По заявленному на сем основании, в течение месяца, иску рабочего, если просьба его будет признана уважительною, в его пользу присуждается, сверх должной ему фабрикантом сумму, особое вознаграждение, в размере, не превышающем: при срочном договоре – двухмесячного его заработка, а при договоре на срок неопределенный – двухнедельного заработка» (ст. 98 Устава промышленности).
Такая правовая новация была слишком смелой для XIX века и поэтому выглядела, как исключение. Требовать расторжение договора найма рабочему было совсем ни к чему, так как возникали новые проблемы с продажей своей рабочей силы новому фабриканту, которого необходимо было найти и уговорить, чтобы не оказаться в новой казарме и кабале.
Основной формой ответственности для фабрикатов, нарушающих правовые нормы о зарплате, была административная, которую применяли фабричная инспекция и суды. За совершение проступков, в том числе нарушения права рабочих на заработную плату, вызвавших «волнение, сопровождающееся нарушением общественной тишины или порядка», и повлекших за собой принятие чрезвычайных мер для подавления беспорядков, заведующий предприятием подвергается «аресту на время до трех месяцев» и сверх того может быть лишен навсегда права «заведовать фабриками или заводами». На практике до наказаний по этой статье доходило очень редко, и не потому что, не было поводов к применению, а потому, во-первых, что в стачке всегда были «виноваты» рабочие и, во-вторых, в случаях обнаружения таких фактов и поводов фабричная инспекция боялась и поэтому не решалась давать им судебный ход.
Основной формой ответственности фабрикантов были денежные штрафы, которые налагались как судебными органами, так и присутствиями по фабричным и горнозаводским делам. По своим размерам денежные штрафы на фабрикантов были столь незначительными, применялись редко и поэтому никак не препятствовали нарушениям прав рабочих на заработную плату. Жалобы рабочих не помогали, и в конце 1890-х годов в России началась новая волна стачек, в Донбассе, Минске, Тифлисе, Вильно и других городах по поводу увеличения заработной платы и сокращения штрафов и вычетов.
Для владельцев предприятий и их управляющих в определенных случаях законодательство установило и уголовную ответственность:
за нарушения правил относительно выплаты заработной платы со стороны заведующего предприятиями, если эти нарушения повлекли за собой волнения рабочих или были обнаружены в третий раз. Однако эти нормы на практике применялись крайне редко, так как фабриканты всегда и во всем в волнениях и конфликтах обвиняли самих рабочих.
2.2. Государство
После совершения пролетарской революции появилось государство диктатуры пролетариата. Основными задачами этого государства являлись уничтожение частной собственности, эксплуатации человека человеком и системы наемного труда. В условиях экономической разрухи так быстро решить эти задачи не удалось. Новое государство экономически оказалось совершенно не состоятельным, без каких-либо ресурсов. Государство было нищим. Процессы национализации и реквизиции частной собственности шли медленно. Они сопровождались вооруженным сопротивлением и гражданской войной. Зато рабочую силу удалось национализировать в короткие сроки.
Эксплуатировать рабочих начинает государство. На смену наемного труда приходит принудительный труд, трудовая повинность, мобилизации и трудовые армии. Оплата рабочих в условиях экономической разрухи падает в десятки раз. Стихийные поправки к существующим тарифным расценкам приводили к постоянному падению заработка. При этом русский рабочий не только жил, но и кое-как работа. Отсюда государство решило, что можно и впредь с учетом русской бедности еще кое-что сэкономить на заработной плате.
Государство законодательным путем вводит жесткий принцип ограничения заработной платы и таким путем пытается экономить ресурсы за счет ухудшения состояния рабочей силы. Это была политика непродуманной экономии, самый худший по своей убыточности вид экономики. К началу 1921 г. такая «экономия» потеряла всякие экономические пределы, понижение зарплаты рабочих привело к физиологическому порогу существования рабочей силы. Государство «обогащалось» условно, путем экономии ресурсов, в том числе и денежных.
К тому же государство-работодатель в своей экономической политике принимало решения механически, без расчета и прогнозов примитивным способом. Оно стало формировать вознаграждения трудящихся на основе морально аскетических мотивов: от каждого – по его силе, каждому – по его нужде. Такая минимальная зарплата могла с трудом обеспечивать простое прокормление работника. Государство превращало эту процедуру в акт попечительной милости со стороны работодателя и таким способом формировало у рабочих просительное, петиционное сознание. В этом государство видело главный мотив своих «экономических» решений в сфере оплаты.
Официально, заработная плата и ее размер определялись как мера государственного вознаграждения, на основе тарифных положений. Они вырабатывались профессиональными союзами по соглашению с руководителями или владельцами предприятий и хозяйств и утверждались Народным Комиссариатом Труда (ст. 7, 8, 55 КЗоТ 1918 г.). Принцип ограничения стал главным. На практике это означало, что такая «зарплата» могла обеспечить лишь простое прокормление работника.
Многие положения тарифных соглашений заключались методом проб и ошибок совершенно не компетентными в этих вопросах профсоюзами. Поэтому нормы выработки и тарифы по своему содержанию носили характер формальных, мертвых функций. В условиях гражданской войны, нехватки ресурсов, необходимости обеспечить хотя бы первичные потребности рабочих, обход тарифов приобрел всеобщий характер.
Нормы выработки, по признанию наркома труда В. В. Шмидта, «мы признавали, как принцип, но нигде на практике эта работа не проводилась». В результате, система норм и тарифов не действовала. Зато широкое распространение получила единственно возможная и «справедливая» в таких условиях уравнительность в оплате. И даже на начальном этапе индустриализации преобладали, так называемые, «бытовые нормы», основанные на достигнутых рабочими результатах, нормы по «соображению» – «ПС». Рабочие в шутку называли их «СП» – «с потолка».
В первые годы Советской власти вознаграждение за труд определяло не государственную меру потребления, а меру экономического и даже физического существования рабочих, поэтому относить вознаграждение к понятию оплаты труда можно лишь в условном смысле. Вот как выглядела заработная плата квалифицированного рабочего г. Петрограда по отношению к 1913 г. – 100 %, при Временном правительстве он получал уже 81,6 %, в 1919 г. – 20,8 %, а в 1920 г. – лишь 9,6 %. Снижение заработка рабочих в тот период наблюдалось повсеместно. По данным экономиста С. Г. Струмилина реальный заработок рабочего относительно 1913 г. составлял следующие показатели: 1918 г. – 36 %, 1919 г. – 28 %, 1920 г. – 27 %, 1921 г. – 28 %, 1922 г. – 39 %, 1923 г. – 55 %, 1920/21 г. – 26 %, 1921/22 г. – 37 %, 1922/23 г. – 51 %. Общий месячный заработок индустриального рабочего вместе с натуральными доплатами (харчи, паек, промтовары, квартира, коммунальные услуги) в 1918–1922 гг. составлял в среднем 7–8 р. Он вплотную находился у границы физиологического порога. Поэтому рабочие и служащие существовали в качестве физического, а не социального субъекта.
Под угрозой уголовного наказания за обман запрещалась выплата дополнительного вознаграждения (кроме сверхурочной работы) независимо от того, под каким предлогом и в какой форме производились дополнительные работы (ст. 65, 67 КЗоТ 1918 г.). Из вознаграждения, получаемого трудящимся, допускалось удержание заработанного трудящимися во время отпуска и производство вычетов за прогул (ст. 68 КЗоТ 1918 г.). Ограничивался также и дополнительный заработок при сдельной оплате, не должен превышать 100 % нормального заработка.
Зарплата была настолько низкой, что рабочие губернских городов в 1919 г. получали питание ниже физиологического минимума. Его могло хватить только для поддержания жизни в состоянии покоя или в лучшем случае для легкой работы. В 1924/25 г. на долю рабочих в национальном доходе приходилось 24 %, в 1926/27 г. – 29 %. Это означает, что каждый рабочий работал менее 2 ч в день на себя и более 6 ч на государство, в 1926/27 г. соответственно – на себя 2 ч, на государство – 5 ч.
На предприятиях и в организациях администрация допускала грубые нарушения в сфере оплаты труда: задержки в выплате длились месяцами, применялись удержания и понижения не основанные на законодательстве, зарплата выдавалась недоброкачественными продуктами, использовались низкие тарифные ставки и расценки, не выплачивались отпускные и компенсации. Во многих отраслях производства и местностях (Центр, Урал, Сибирь, Юг, Украина, Белоруссия, Азербайджан) возникали различные рабочие протесты, трудовые конфликты с государством-работодателем: стачки, забастовки, итальянские забастовки («волынки»), массовые собрания и митинги, демонстрации, коллективные жалобы, в том числе и в вышестоящие инстанции, заявления профсоюзов в суд и т. п. Недовольство и нестроения рабочих, забастовки и конфликты фиксировались в материалах информационного отдела ЦК РКП(б) с пометкой «Совершенно секретно», отдела ОГПУ.
А вот какую справку составил Норкомтруд РСФСР к отчету правительства за 1924/25 г. о трудовых конфликтах, их причинах, методах и результатах разрешения конфликтов (табл. 2.1).
Таблица 2.1
Масштабы конфликтного движения
Таким образом, число конфликтов увеличилось в 1925/26 г. в 23/4 раза против 1924/25 г., а число участников в 2,2 раза. Как видно, из всех конфликтов большинства (78 %) падает на конфликты, возникающие на почве существующих условий труда, однако, число участников здесь гораздо меньше (27 %), чем по конфликтам на почве существующих условий труда (здесь, вероятно, опечатка, надо: чем при заключении колдоговоров). Отсюда следует, что у нас преобладают мелкие конфликты с незначительным числом участников, причем обстоятельством возникновения их является преимущественно нарушение трудовых прав рабочих и служащих и споры при проведении коллективного и трудового договора. Наркомтрудом совместно с профорганизациями приняты меры к тому, чтобы конфликты на почве существующих условий труда направлялись преимущественно в судебные органы, оставляя за примирительно-третейскими органами разбор конфликтов, возникающих при установлении новых условий труда, т. е. заключения и толкования коллективных договоров.
Причины конфликтов. Обращаясь к конкретным причинам возникновения конфликтов, мы имеем следующую картину (табл. 2.2).
Таблица 2.2
Причины возникновения конфликтов
Таким образом, главной причиной возникновения конфликтов являются споры по вопросам заработной платы (68,4-73,6 % при заключении колдоговоров и 59,5-63,5 % – на почве существующих условий труда), куда входят размер ставки 1-го разряда, сроки выплаты, неуплаты в срок, сдельные расценки и прочие вопросы, связанные с зарплатой; прочие же вопросы занимают значительно меньшее место. Характерно отметить рост спорных пунктов по вопросам охраны труда, что объясняется усилением внимания вопросам охраны труда, в частности, вопросам спецодежды, отпусков и рабочего времени.
Результаты разбора конфликтов. Результаты разбора спорных пунктов в трудовых коллективах, разбиравшихся в примирительно-третейских органах, представляются в следующем виде (табл. 2.3):
Таблица 2.3
Результаты разбора спорных пунктов в трудовых коллективах, разбиравшихся в примирительно-третейских органах
Из табл. 2.3 видно, что в большинстве случаев спорные пункты разрешались в пользу рабочих; значительное место занимает при заключении колдоговора также процент компромиссных решений (по вопросам зарплаты они даже преобладают), что по существу также надо считать в пользу рабочих, хотя и в меньшем, чем предъявленные требования. Процент компромиссных решений по конфликтам на почве существующих условий труда, естественно, меньше, так как здесь идет спор о применении тех или иных существующих норм к данному конкретному случаю без изменения этих норм и поэтому имеется гораздо меньше возможностей к компромиссному разрешению спорного вопроса.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в 1925/26 г. по всем спорным пунктам значительно уменьшился процент разрешенных в пользу рабочих; объясняется это тем, что в области зарплаты и других условий труда к началу 1925/26 г. мы дошли до такого уровня, при котором дальнейшее улучшение благосостояния трудящихся возможно лишь по мере общего роста хозяйственных ресурсов страны. Необходимо еще отметить, что по вопросам зарплаты и компенсации (при заключении колдоговоров) имеет снижение процента разрешенных в пользу рабочих; только по числу конфликтов, разрешенных в пользу рабочих, имеется увеличение процента (табл. 2.4).
Таблица 2.4
Результаты разрешения споров, % участников
Отсюда можно сделать вывод, что по этим спорным вопросам конфликты разрешались в пользу рабочих, преимущественно в крупных предприятиях, где зарплата наиболее отстала.
Заработная плата
Политика заработной платы. Политика правительства в области заработной платы в течение отчетного периода была направлена в сторону подтягивания зарплаты в отсталых отраслях промышленности и управления и поднятия зарплаты во всех отраслях промышленности в соответствии с ростом производительности труда.
Динамика заработной платы. Картина роста заработной платы в крупной промышленности по данным ЦСУ в 1924/25 г. и первой половине 1925/26 г. представляется в следующем виде (табл. 2.5).
Таблица 2.5
А. В промышленности
Картина роста заработной платы в крупной промышленности по данным ЦСУ в 1924/25 г. и первой половине 1925/26 г.
Таким образом, номинальная зарплата в крупной промышленности повысилась за полтора года на 24,5 %, а реальная зарплата – на 7,1 %). Движение зарплаты в цензовой (3) промышленности за 1925/26 г. представляется в следующем виде (табл. 2.6).
Таблица 2.6
Движение зарплаты в цензовой промышленности за 1925/26 г.
Как видно, номинальная зарплата увеличилась за год на 11,4 %, а реальная зарплата, имея во II и III квартале снижение максимально на 8,2 %, лишь в IV квартале восстанавливается на прежнем уровне с незначительным превышением его. Только соотношение между ростом номинальной и реальной зарплаты объясняется повышением цен на товары, принявшим особо резкий характер во II и III квартале 1925/26 г. Достигнутый к концу 1925/26 г. уровень реальной зарплаты в цензовой промышленности составляет… % довоенного (4, 1913 г.) уровня.
Месячная номинальная заработная плата по всей государственной промышленности повысилась за отчетный период (по данным ЦОСа ГЭУ ВСНХ) с 39 р. 83 к. в I квартале 1924/25 г. до 54 р. 62 к. в IV квартале 1925/26 г., или на 37 %, а месячная реальная заработная плата с 23 р. 50 к. в I квартале 1924/25 г. до 27 р. 37 к. в IV квартале 1925/26 г., или на 16 %
Государство не сразу стало реагировать на трудовые конфликты зарплатного характера. И только КЗоТ 1922 г. установил два способа разрешения дел о нарушениях законов о труде, в том числе и на «почве» зарплаты:
1) принудительный порядок – особые сессии судов;
2) примирительное разбирательство – в расценочно-конфликтных комиссиях, примирительных камерах и третейских судах (ст. 168 КЗоТ).
Государство не сразу стало реагировать на трудовые конфликты зарплатного характера. И только КЗоТ 1922 г. установил два способа разрешения дел о нарушениях законов о труде, в том числе и на «почве» зарплаты:
1) принудительный порядок – особые сессии судов;
2) примирительное разбирательство – в расценочно-конфликтных комиссиях, примирительных камерах и третейских судах (ст. 168 КЗоТ).
Также вводится уголовная ответственность за нарушение нанимателем, как частными лицами, так и соответствующими лицами государственных или общественных учреждений и предприятий, законов, регулирующих применение труда (ст. 133 УК РСФСР 1926 г.). Такая ответственность устанавливается и при нарушении нанимателем заключенных им с профсоюзами коллективных договоров, тарифных соглашений и соглашений примирительных камер, если при производстве дела в судебном или примирительном порядке установлен злонамеренный характер нарушения (ст. 134 УК РСФСР 1926 г.). Доказать такой мотив преступления было невозможно и политически опасно. Нанимателями были представители пролетарского государства. Поэтом ответственность выглядела как угроза, которая никогда не приводилась в исполнение. Не могла же власть судить сама себя, это противоречит природе всякой власти, а пролетарской, в особенности.
Принцип ограничения в регулировании распределительных отношений и при социализме остается главным, что приводило к различным деформациям в оплате труда. В результате различных манипуляций, спекуляций, парадоксов, метаморфоз и хитростей государство удерживало многие десятилетия заработную плату в жестких обручах уравнительности и ограничений на монопольно низком уровне. При социализме стихийно действовали две довольно сильные центробежные тенденции в распределительных отношениях: оплата без трудового результата (вклада), без затрат труда; оплата значительно меньше, чем трудовой вклад, затраты труда, результат труда.
Анализ Инструкции о составе средств, направляемых на потребление (1990 г.) показывает, что включению в фонд оплаты труда подлежат многие выплаты, денежные суммы и расходы не за выполненную работу, а совершенно по другим обстоятельствам: выплаты за время отпуска каникулярного характера перед началом работы выпускникам ПТУ и молодым специалистам; оплаты рабочим и специалистам времени их обучения в системе повышения квалификации и переподготовки кадров; оплата работникам-донорам за дни обследования, сдачи крови и отдыха; доплата при временной утрате трудоспособности до фактического заработка; оплата специальных перерывов и за время вынужденного прогула; расходы по оплате бесплатного жилья и т. д. Таких случаев насчитывается около 20.
Перед нами явные деформации в составе фонда оплаты труда, имеющие тенденцию к постоянному расширению и исключающие не только эквивалентный обмен, но и вообще всякий обмен трудом. К тому же это приводило к резкому снижению размера заработной платы, которая была плотно заблокирована денежными выплатами совершенно иной природы и иных функций. Такой «обмен» трудом на практике превращался в социальную игру, которая вела к неустойчивости распределительных отношений, к поддержанию их видимости, иллюзии в экономическом сознании работников, к увеличению не заработанных денежных знаков и возрастанию их массы на потребительском рынке. По признанию Правительства СССР последние годы в ряде отраслей народного хозяйства тарифы в заработной плате рабочих составили менее 50 %. А это означает, что более 50 % в составе заработной платы приходилось на различного рода незаработанные деньги в виде премий, приписок, дополнительных выплат с потолка и т. д.
Тотальное отчуждение работников от средств производства, от конечных результатов своего труда и процессов распределения при социализме привели к искажению природы заработной платы. Она стала определяться государством как стоимость рабочей силы, по которой определяются все товары и относиться за счет издержек производства. Такие экономические деформации позволили государству и администрации предприятий очень легко и открыто проводить различные спекуляции и манипуляции по замораживанию (налогообложение прироста средств, направляемые на оплату труда), ограничению (тарифная система, широкое распространение уравнительного принципа распределения) и снижению (перекосы в нормировании труда, командная форма управления и организации труда) заработной платы.
Экономические парадоксы в определении природы заработной платы и наступившие в результате негативные последствия неизбежно привели к отрыву вознаграждения как отдельного, так и совокупного работника от конечных результатов труда и создали видимость обмена труда.
Труд только кажется условием собственности работника, а в действительности имеет своей социальной основой отсутствие какой-либо собственности у работника. Появилась красивая и изобретательная игра – имитация, в которой гарантированная оплата достигалась ценой незначительных трудовых усилий работников, ценой минимума труда. О результатах и успехах в труде работники перестали думать и мечтать.
Отсутствие эквивалентного обмена трудом в распределительных отношениях привело к новым моделям поведения работников. Одни работники негативно реагируют на такую экономическую ситуацию, значительно снижают свои трудовые усилия, что ведет к формированию пассивной, конформистской личности. Другие, при минимальных затратах труда стремятся получить доход выше затрат. Здесь формируется так называемое оппортунистическое поведение работника. Третья группа при минимуме труда добивается максимума дохода. Они находят различные способы получения нетрудовых доходов путем неправомерного поведения.
В целом же, при социализме, нормативное несоответствие между трудом (затратами и результатами) и вознаграждением привело к формированию иждивенческого типа поведения у работников, которое не связано с трудовым поведением, трудовым вкладом и эффективностью труда. У работников формировалось просительное, петиционное сознание. В распределительных отношениях такой работник ничего не мог изменить, ничего требовать. Он мог только просить у государства возмещения затрат своей рабочей силы на основе принципа нуждаемости, существования самого и членов своей семьи. Как и ранее, в царской России, работник оставался в роли просителя у парадного подъезда, который всегда и во всем испытывал постоянную нужду. Право нужды у работника оказывается выше самого физического существования человека.
Выводы
1. Не очень богатые наниматели на основе дефицита рабочей силы экономического неравенства постоянно отыскивали различные способы внеэкономического характера, чтобы рабочая сила находилась в одном состоянии – была повинна постоянной работе на своего хозяина, господина, нанимателя. Таким примитивным способом наниматель стремился к получению выгоды с довольно слабой рабочей силы.
2. При помощи различных способов помощи работнику-наймиту со стороны нанимателя – «подмоги», «купы», «милости», «покруты» – за довольно высокие проценты без каких-либо договоров и соглашений наймит становился должником. Он всю свою жизнь отрабатывал «помощь» нанимателя и попадал к нему в личную зависимость до самой смерти.
Из милости нанимателя для наймита-должника возникала кабала, зависимость работника во всем. Она имела тотальный характер и являлась постоянным и надежным источником получения большой выгоды для нанимателя-приобретателя за счет вмешательства в имущественную сферу работника.
Работник попадал в кабалу зловещего и устрашающего характера. Сам работник и его семья себе не принадлежали и по закону кабалы должны постоянно отдавать свой труд и тем самым обогащать своего кредитора-нанимателя-ростовщика. Основой получения сверхвыгоды приобретателями-нанимателями становится грабительская эксплуатация чужого живого труда.
3. Кабаловладельцы-наниматели-приобретатели различной выгоды за счет должников со временем начинают совершенствовать кабалу должников-наймитов. Рабочая сила попадает в кабалу по заемным распискам. Труд для работника теряет всякую ценность, наймит становится кабальным человеком во всех отношениях. Его поведение начинает регулироваться законами кнута и казармы. И все ради обогащения и выгоды кабаловладельцев.
4. Фабриканты в способах внеэкономического принуждения рабочей силы и неосновательного обогащения в полной мере использовали традиции кабального труда и кабальной зависимости наймитов. На основе закона казармы факбриканты-приобретатели держали свою рабочую силу в черном теле в полном смысле этого слова. Рабочая сила оплачивалась по минимуму, а доходы от присвоения чужого труда фабрикант получал по максимуму.
Ограбление рабочей силы фабрикантами осуществлялось с широким размахом: натурализация оплаты, штрафы, удержания по любому поводу. Никакие правовые нормы и акты фабричного законодательства не могли препятствовать фабрикантам грабить рабочую силу по своему произволу и таким способом получать неосновательное обогащение за счет работников-потерпевших в процессе сверхэксплуатации.
5. Государство как единственный наниматель в полную силу проявило себя в первые годы советской власти. Процесс национализации и реквизиации частной собственности захватил и рабочую силу. В России, наряду с квалифицированной рабочей силой, существовала огромная масса пролетариев-люмпенов. Это были пауперы, они постоянно просили минимальные средства существования от новой власти. Требование пролетариата к государству «Хлеба!» звучало в России многие годы.
Государство диктатуры пролетариата в своих декретах внедряет на производстве принудительный труд, трудовую повинность для богатых и бедных, проводит мобилизации и формирует трудовые армии. Оно провозгласило в своих декретах утопическую установку о бесплатном труде. Оплата рабочих в условиях экономической разрухи падает в десятки раз. При этом рабочий не только жил, но и как-то работал. Поэтому государство решило, что на нужде, страданиях и бедности можно еще кое-что сэкономить.
Государство при большом дефиците материальных ресурсов законодательным путем вводит жесткий принцип ограничения заработной платы и таким способом пытается экономить ресурсы за счет ухудшения экономического и социального состояния рабочей силы. Такое обогащение работодателя под флагом непродуманной экономии на живой рабочей силе представляет самый худший вид экономии. Такая «экономия» в первые годы советской власти потеряла всякие социальные и экономические пределы, что привело к физиологическому порогу существования рабочей силы. Такое государство «обогащалось» условно, путем экономии ресурсов, в том числе и денежных знаков.
При социализме принцип ограничения в регулировании распределительных отношений в сочетании с различными манипуляциями и спекуляциями остается главным. Это приводило не только к деформациям в оплате труда, но и к обогащению социалистического государства и его казны.