Грезы о времени (сборник)

Романов Александр

Многим хотелось бы оказаться в прошлом, чтобы поменять то, что случилось когда-то. Но многие ли понимают, что для этого надо хотя бы знать, что там — в прошлом было? И захочет ли это прошлое слушать советчиков из будущего? И многим хотелось бы знать, что ожидает человечество в будущем. Но для этого надо хотя бы понимать, как шло развитие человечества в прошлом… Да и понравится ли нам то, что мы увидим в будущем?

 

Оптимальное решение

За опущенными шторами на окнах кабинета стояла глухая осенняя ночь.

Сталин, сидя во главе стола, рассматривал выложенные перед ним странные предметы. Телефоны, похожие на дамские пудреницы, и плоский, как альбом, прибор с откинутой крышкой со светящимся телевизионным экраном — персональный компьютер, — и слушал старшего из гостей.

Пришельцы из другого времени, два парня и девушка, одетые в обычную форму без знаков различия, ничем не отличались от их теперешних ровесников. Молодые, взволнованные лица рядовых советских людей, оказавшихся в Кремле. Все они решительно смотрели на него, особенно выразительно девушка, и у всех во взглядах читалось исполинское значение того дела, что привело их сюда, в том числе и в его кабинет. Судьба войны. Судьба партии и страны. Победа или гибель всемирного коммунизма.

Сталин взял в руку трубку, встал из-за стола и дослушивал окончание доклада — рассказа того, кто называл себя Алексом, уже расхаживая неторопливо по ковру. Так ему было привычнее.

Несколько раз он бросил взгляды на других присутствующих на этом совещании. Берия выглядел таким же решительным, как и его подопечные, интеллигентно поблескивая пенсне, но, в отличие от них, следил за вождем без излишнего волнения, хотя так же внимательно. Ишь, нашел себе Лаврик помощников, решил поддерживать во всем, даже сюда притащил: значит верит в открывающиеся возможности, готов рискнуть головой, без дураков.

Шапошников, выдернутый на ночь глядя, серый, с красными глазами, не столько слушал, сколько, хмурясь, рассматривал специально для него изготовленный комплект карт с нанесенными на них подробностями боевых действий аж до сорок четвертого года. Начальника Генштаба можно было понять. Карты были с неслыханной пометкой «Только для пользования тов. Шапошникову. По исходу ситуации — уничтожить». Одни эти карты ставили с ног на голову всю стратегическую ситуацию на всем ТВД советско-германского фронта…

Пришелец замолчал.

С минуту Сталин продолжал прохаживаться вдоль стены. Затем, остановившись, повернулся, шевельнув так и не раскуренной зажатой в руке трубкой.

— Что ви можете добавить, товарищ Берия? — спросил он.

Генеральный комиссар встал.

— Коба, — быстро и заметно (для Сталина) волнуясь, произнес он по-грузински, — это для нас шанс выиграть все! Большой шанс! Они мало знают, но нам и этого достаточно! Политический расклад в Европе, то, что Япония не нападет на нас, а кинется на Америку! Атомное оружие, эта их кибернетическая техника!.. Войну мы сейчас почти проиграли, но сможем выиграть в промышленной гонке! Это мое слово, Коба!

Сталин повертел в пальцах трубку. Увлекся Лаврик, увлекся… Увидел будущее и уже строит в нем планы. Да, чем-то эти ребята очень его к себе расположили.

— Не забывайте, товарищ Берия, — ответил Сталин по-русски, — здесь не все владеют грузинским языком! Излажите, пажалуйста, ваше мнение для детальных присутствующих. И — бэз эмоций.

Лаврентий успокоился. Одернул гимнастерку и заговорил на русском:

— Я считаю, товарищ Сталин, что мы получили политическую и международную информацию… очень большого значения. Опираясь на нее, мы можем начать разработку действий стратегического характера. Так, чтобы по завершению военных действий быть готовыми к овладению мировых рынков в тех их областях, которые будут определять международную политику в послевоенный период. Для этого нам сейчас уже известно достаточно, а в случае привлечения специалистов окончательный план мероприятий может быть разработан к концу текущего года. У нас уже все готово к началу предварительных изысканий. Требуется только ваше распоряжение, товарищ Сталин!

— Хорошо, товарищ Берия! Садитесь, — старший из пришельцев хотел что-то сказать, но Сталин сделал ему знак подождать. — А вы что думаете по этому вопросу, Борис Михайлович?

Шапошников, оторвавшись от разглядывания карт, поднялся из-за стола и взглянул Сталину в лицо.

— У меня пока мало информации, товарищ Сталин, — ответил он, казалось, нимало не удивленный происходящим. — Здесь, — он указал на карты, — довольно точно отображены места боев в ходе минувшей летней компании, и такие же места на три года вперед. Есть информация по участвовавшим… и будущим участвовать в них частям, их приблизительной численности и оснащению. Но, кроме ближайших обстоятельств сражения за Москву, все остальные данные для нас ценности не представляют. Генеральному Штабу жизненно важна реальная информация — оперативные данные о концентрации немецких войск по фронту и в глубину, графики их перемещений, объемы и обстоятельства снабжения войск, планы штабов хотя бы начиная с дивизионного уровня… Ничего этого здесь нет. И, как я понимаю, получить их… данным способом не представляется возможным. В таком… разрезе я не вижу, чем в данных обстоятельствах эта информация может пригодиться сейчас, товарищ Сталин.

Старший из пришельцев опять хотел что-то сказать, и снова Сталину пришлось жестом попросить его остановиться.

— Ви слышали, — сказал он, возвращаясь к столу, — что сказал Борис Михайлович. А он у нас очень грамотный специалист в военном деле. Товарищ Берия, — Сталин бросил взгляд в сторону Лаврентия, — товарищ Берия несколько излишне… оптимистично отнесся к оценке известных вам обстоятельств… Он не специалист.

— Но, товарищ Сталин! — не выдержал пришелец. — Ведь мы!..

— Не будьте так настойчивы, товарищ Алекс, — перебил его Сталин. — Ми очень внимательно выслушали ваш… рассказ. Товарищ Берия проверил все ваши обстоятельства… какие смог проверить. У нас нет сомнения в ваших словах и в вашем желании помочь Советскому Союзу в его борьбе. Центральный Комитет Коммунистической партии большевиков высоко оценит полученную от вас информацию. Но лучшее, что на данный момент мы можем предпринять на основе ваших данных, — это не предпринимать никаких действий. Вам понятно, почему?

— Нет… — удивленно ответил пришелец.

Сталин помолчал, ожидая еще каких-нибудь слов, потом заговорил снова:

— Скажите… товарищ Алекс… Что можно сделать на основе ваших сведений?

Алекс бросил взгляд в сторону Шапошникова, уже переставшего разглядывать карту. Потом снова посмотрел на Сталина.

— На основе имеющихся данных, — сказал он упрямо, — можно хотя бы построить нормальную оборону Москвы!

— Очень хорошо, товарищ Алекс, — Сталин кивнул, — можно построить оборону Москвы. И выиграть это сражение с большим эффектом, чем… это известно вам. Так?

— Ну, так…

— Следовательно, это изменит стратегическую обстановку на всем центральном направлении. И как следствие — на остальных фронтах тоже. Так?

— Да… — признал Алекс, начав понимать, к чему клонит вождь.

— А это означает, — продолжил Сталин, — что изменятся и исходные условия для всех последующих операций войны. И все события на ней пойдут уже не так. И значит то, что нанесено у вас на картах на сорок второй, сорок третий и сорок четвертый годы, перестанет соответствовать действительности. И зачем тогда нам такие карты? Если же мы не станем вносить никаких изменений — да Борис Михайлович и сказал уже, что реально такой возможности у нас нет, — у нас будет в распоряжении некий эталон, по которому мы сможем сверять ход боевых действий. Чтобы, по крайней мере, не отклоняться от него, иначе, как я понимаю, все происходящее вообще пойдет вразрез с марксовой теорией исторического материализма. А мне бы этого, как материалисту, не хотелось.

У Алекса округлились глаза. Да и у остальных его спутников тоже.

— Но… — начал пришелец, желая что-то ответить на услышанное, но Сталин не дал ему договорить.

— У нас на фронте тяжелейшее положение, товарищи гости, — сказал он. — Немцы рвутся к Москве. Нам приходится снимать войска с Дальнего Востока, чтобы переломить ситуацию. А там — японская армия. Если ваша информация верна — японцы по нам не ударят. А если все же ударят? Что сможет противопоставить им Дальневосточный фронт? Не надо так реагировать! Я не сказал, что ваша информация является дезинформацией! Вы сообщили о том, что вам известно. Но вы не сообщили, каким образом нам добиться такого положения, которое, по вашим словам в ближайшем времени сложится на Дальнем Востоке. А не зная этого, мы не можем знать, что нам для этого предпринять. Прикажете верить вам на слово? Я учился в свое время в семинарии. И благодаря этому знаю, чем знание отличается от слепой веры. Давайте не будем уподобляться глухим, ведущим слепого, — ни у вас, ни у нас нет на это права перед историей. Нам сейчас жизненно важно — как ничто иное в данный момент— остановить фашистское наступление. Для этого нам нужны пушки и снаряды, авиация и танки, нужно достаточное количество войск. Нам нужны грамотные генералы, способные разработать план сражения, нужны разведчики, приносящие текущую информацию. Нужна, наконец, твердая партийная дисциплина, чтобы не сорваться в хаос в этой критической обстановке. А рассказы о том, что четвертого декабря Красная Армия начнет победоносное наступление под Москвой, оставим писателям… На потом, когда победим. А сейчас, товарищи, ваш вопрос можете считать решенным. До особого приказа вы поступаете в распоряжение товарища Берия. У него есть в отношении вас какие-то планы. Не сомневайтесь: ваш уникальный опыт и ваши знания будут использованы для победы над немецко-фашистскими захватчиками с максимально возможной эффективностью. И впоследствии — тоже… Заберите… ваши приборы, — Сталин так и не закуренной трубкой указал на выставку на столе. — Время нашего разговора заканчивается. Товарищ Берия позаботится о вас. А вас, Борис Михайлович, я попрошу задержаться в связи с новыми данными…

Посмотрев в спину Лаврентия, уводящего свалившихся им внезапно, как снег на голову, пришельцев из будущего, Сталин взял из раскрытой коробки папиросу и начал набивать трубку, не глядя на молчаливо ждущего Шапошникова.

У них имелось на сегодня еще много дел.

Гудериан подходил к Туле, и остановить его было практически нечем…

 

Мечта

День клонился к вечеру. Длинные тени протянулись по земле, контрастно подчеркнув еще яркое летнее небо.

Слава сидел у окна и, откинув занавеску, чистил на подоконнике пистолет. В окне, как в телевизоре видна была часть двора и часовой с трехлинейкой у выезда на улицу. По двору ходили куры. Было тихо.

Зафыркал мотор, и возле их дома остановилась запыленная как нечищеный сапог полуторка. Хлопнув дверцей, на траву спрыгнул какой-то командир, отпустил машину и шагнул во двор. Часовой сделал было попытку преградить ему путь, но приезжий что-то коротко сказал, и солдат встал обратно на место и даже вытянулся по стойке смирно.

«Ого! — подумал Слава, проталкивая через канал ствола кусок ветоши. — Это еще кто?» И только затем узнал приехавшего. Сунув не дочищенный ТТ на подоконник, он уже через несколько секунд оказался в сенях и распахнул дверь, ведущую на крыльцо.

— Ну ты даешь, Женька! Тебя и не узнать! — заявил он. — Всего четыре дня назад уезжал солдатом! А счас, блин — капитан. Да как одет! С иголочки! И пострижен! Перевоплотился полностью! Выпускники щукинского училища — самые блестящие офицеры Советского Союза, блин — адназначна!

— Штаб фронта все-таки. Не как-нибудь. Вас тоже всех переодеть надо будет поприличней для столицы — отозвался рассеянно Женька, придерживая рукой щегольскую планшетку. — А офицеров, Слава, всех в Черном море утопили. У нас — командиры! Это здесь, значит, вы расположились? А где народ?

— А народ в поле! В поле народ! — расхохотался Слава, пропуская приятеля в дом. — Ну, рассказывай! Что там, как съездил? Удачно?

— Вполне. Только ты мне сперва пожрать чего-нибудь дай. Полдня, считай, на перекладных добираюсь, да не обедал — голодный, как собака!

— В общем, с Тимошенко все решили, — рассказывал Женька за столом. — Завтра из штаба фронта как раз идет «Дуглас» в Москву, я нас в список внес, как опергруппу. Так что собираться надо, с утра и выедем. Потому и спрашиваю — где все?

— Да кто где: Валерка в оперативном отделе — обстановку изучает, Данька с девчонками в госпитале второй день пропадает. Изображают из себя доктора Кашпировского в нескольких экземплярах. На них там все чуть не молятся…

— А не слишком? — насторожился Евгений. Хотя и не очень: как и остальные, он уже успел понять, что полученный ими дар гипнотического внушения работает со стопроцентной надежностью.

— Да не, нормально, — отмахнулся Слава и неожиданно рассмеялся, — тут с особистом местным пообщаться пришлось, — пояснил он. — На следующий день после твоего отъезда. Вызвал к себе — мы уж думали, что тут нас и повяжут. Но ничего… Предъявил я ему кредитную карточку «Виза» — как положено, не выпуская из рук дал ознакомиться. Бедняга аж под козырек взял и едва каблуками не прищелкнул: шутка ли, спецгруппа непосредственно от самого товарища Сталина! Признал все полномочия без претензий. Полностью содействует теперь, вплоть до предоставления секретных документов.

Евгений только хмыкнул — ему, судя по всему, тоже пришлось столкнуться с похожим в «командировке».

— А ты чем занимаешься, историк саморощенный? — спросил он.

— А я с разведчиками в поиск сходил, — не стал скрытничать Слава.

— Ты чего? Смелый что ли слишком? А если бы грохнули случайно?!

— Да нет. Тут сейчас тихо, — возразил Слава, твердо считавший себя правым. — А волков бояться — в лес не ходить, знаешь ли. Да и нормально сходили, будь уверен. Я даже языка взял.

— Ты?! — на этот раз Евгений удивился по-настоящему.

— Так я ж говорю… — Слава с наслаждением наблюдал за реакцией товарища. — Раз все равно когда-то придется… Вот я и… Подкрался к немцу, да как рявкну: «Хальт! Рюихь! Ауфферштанден!». Как миленький: всю дорогу молчал, руки по швам и не шевелился. А случайные пули… Случайно и здесь прилететь может.

— Ну ты даешь! — покрутил головой Женька. — От кого-кого, но от тебя я такого не ожидал!

— А что я, не человек?

— Да ну тебя! Я, честно говоря, на Валерку скорей бы подумал. А ты, стало быть, сам решил себя в разведку, да? А не пожалеешь потом?

— А у нас есть выбор? Я хоть как-то немецкий знаю, да Данька немного — вот и все кандидаты. Так что расклад получается простой. Ты с девчонками в Москве. Сталина держите и общую координацию осуществляете. Валерка здесь, фронтом командует, — единственный, кто из всех нас что-то в этом понимает. Ну а мы с Данькой — отряд особого назначения. «Здравствуй, Гейнц Гудериан— борода из ваты!» — с наслаждением продекламировал собственного сочинения бредятину Слава. — Приглашаем в путешествие по «Золотому кольцу» России, блин! Если мы немцев под Смоленском до конца июля хотя бы остановим — считай, летнюю кампанию в этом году выиграли! И ни блокады Ленинграда, ни сдачи Киева. А если грохнем всю группу армий «Центр» — так и вообще едва ли не войне конец, поскольку им наступать больше будет нечем!

— Ну ты стратег… — ошарашено сказал Евгений. — Долго думал? Я-то считал — нам хотя бы оборону приличную наладить — и то хлеб.

— Ну, долго не долго… А вот как убедился насчет этого полученного дара гипнотизировать всех, с того момента и появилась мысль. Сперва и сам не верил, но потом подумал, посоветовались с народом. Ты пока в штаб фронта ездил, мы тут времени не теряли, много о чем покумекали. В разведотделе проконсультировались опять же, там ребята вполне грамотные сидят. Ну и решили: если взять под контроль фон Бока или хотя бы 2-ю и 3-ю танковые группы, да наладить обмен информацией в режиме реального времени, да подвести их туда, куда нам нужно, то тут можно такие Канны устроить — размером со Смоленскую область, всей центральной группировке. Мы со штабистами прикинули — вполне за месяц управиться можно. И привет, Макар, ноги озябли! Так что к Виссарионычу сам полетишь, нам тут есть чем заняться…

 

Демократия

1

Что такое демократия? Откуда взялась?

Что такое — это как-нибудь после. А пока — откуда.

Взялась она из Греции (В Греции все есть! (с)).

Не из нашей, правда, а из античной. В Древнем мире никакой демократии не было. Ни в Египте, ни в Месопотамии. А в Греции вдруг завелась.

И с этой греческой демократии берет начало вся наша современная «европейская цивилизация» (никому даже в наркотическом бреду не приходит в голову в данном факте усомниться — а это что-нибудь да значит).

Почему?

А вот почему.

В Египте, Шумере, Аккаде, Вавилоне и прочих персиях государственное устройство было простое. Традиционное. Естественное, можно сказать.

На троне сидел Самый Главный — и его все слушались. Если фараон сказал, что все в три дня станут счастливыми, — значит, так оно и есть! А кто не станет — того в бараний рог! И никто не возражал. Подданные дружно делали по три раза «ку», кланялись и радовались.

Поскольку деваться было некуда. Попробуй сбеги куда из Египта, ага… Тебя даже ловить не будут: сам из пустыни обратно приползешь. Если выживешь. В Малой Азии было малость полегче (не зря она Малая!). Но не сильно. В целом же везде совершенно по Станиславу Ежи Лецу: «Допустим, ты пробил головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?»

Некуда было бежать.

И даже не столько некуда, сколько несподручно. Куда ни беги, почти наверняка догонят, бесполезно…

Никто и не бежал особо.

А коли от власти не убежишь, так у человека два выбора: либо с властью воевать, либо покориться. Воевать — это типа восстание рабов за свободу Спартака, все знают, чем кончилось. Не только русский бунт является бессмысленным и беспощадным. Египетский тоже. Да и остальные — погеройствуют в меру, а потом все с начала, то же самое.

Обычное, в общем, дело. Насквозь житейское.

В Греции же оказалось не так.

Правда, не с Греции все началось.

Вообще, неизвестно с кого конкретно — давно это было. В Восточном Средиземноморье изобрели мореплавание.

Его, вообще-то, не обязательно там изобрели. Есть археологические свидетельства и из других мест. Но вот эффект свой дало оно только в единственном месте — в этом самом Восточном Средиземноморье.

Посмотрим на карту.

Вся восточная часть этого Понта (блин, как его по-гречески-то звали?…) представляет собой, что называется, суп с клецками. Очень густой.

Теплое курортное море, нашпигованное по самое не могу тучей мелких островов. Люди освоили эти острова еще в каменном веке. То ли на плотах, то ли вообще вплавь, не суть.

Но район для развития мореплавания — самый благоприятный. Детсадовский бассейн-лягушатник. Не Тихий Океан. И не Карибское море с их ураганами. Плыви в любую сторону — куда-нибудь да попадешь. Ну и плавали.

И все бы было ничего, да у этого странного «лягушатника» обнаружилась одна особенность. Весьма существенная в сравнении с сухопутным образом жизни.

Вождям оказалось НЕВОЗМОЖНО контролировать своих соплеменников.

Невозможно контролировать в той же степени, что на материке. Там, как мы уже отмечали, — далеко не убежишь так просто. Везде государевы люди.

А здесь: добежал — буквально, бегом! — до любого берега острова, сел в рыбачью лодку — и поминай как звали.

И главное, что на суше невозможно в принципе: если ты успел уйти за линию горизонта — шиш тебя кто потом найдет! Разве что случайно. Потому что невозможно представить, куда ты двинул. Да на все четыре стороны!

То есть устроить на островах монархическую идиллию в духе какой-нибудь деспотии оказалось в принципе невозможно. Если бы, к примеру, правитель острова вдруг вздумал объявить своим подданным, что бурундук — птичка, то реакция была бы адекватной — дурак. А вздумай он насаждать сию истину силой, так от него просто начали бы разбегаться. Чего под придурком жить, когда других островов навалом?

Был и еще один нюанс.

Жители Восточного Средиземноморья изобрели морское судно — без него мореплавание было невозможно учредить. Когда конкретно — тоже толком не известно. Но нам это и не важно.

А важно вот что.

Капитан корабля — верховная власть на борту. Отец, мать, брат, царь, бог и воинский начальник в одном флаконе.

То есть то же самое, что и фараон Египта. Разница только в количестве подданных. Да плюс то, что в первом же порту, если команду не устраивает твое правление, все могут слинять на берег и не вернуться. Легко. Тут поневоле думать придется. Головой. Плюс еще кораблем-то править надо по-настоящему, всерьез. А не сидя на троне под опахалом. Море, оно не шутит.

Да и рядовой мореман — это вам не крестьянин. Моряк, по сути своей, это тот самый Марксов пролетарий, «которому нечего терять, кроме своих цепей». Пожалуй, и в самом деле, команды тех первых судов древности были первыми же на Земле РАБОЧИМИ, а не идиотами от деревенской жизни.

Одним словом, «процентное соотношение» слоев населения «народов моря» оказалось сильно отличным от сухопутных. Средний класс у них оказался развит, в отличие от военных царств материка. И не просто развит, а еще и свободен.

Привело же это незначительное, в сущности, отличие к тому, что на островах ни одна из группировок не могла установить свою единоличную диктатуру. Чисто технически. Как невозможно, например, идя по канату, начать двигаться поперек «направления движения».

Лидерам группировок приходилось договариваться. А чтобы гарантировать соблюдение договоренностей, избирали кого-нибудь третьего в качестве судьи и свидетеля. Собственно, к этой последней категории и относились островные вожди, цари и правители. Они обеспечивали договоренность. А если не обеспечивали… См. выше.

Вот так и родилась демократия.

2

Почему Греция?

Действительно, почему?

Если демократия — изобретение островное?

Как же так вышло, что именно в Греции эта самая демократия утвердилась как система государственных отношений. А не в Египте, не в Месопотамии, не в Китае, не в Индии… Не где-то еще.

Посмотрим еще раз на карту.

Вот греческий полуостров… Или пелопоннесский? Впрочем, не один ли черт…

Мы уже выяснили, что государство с раздробленной территорией имеет меньше возможностей для централизации, чем «цельносухопутное». Египет, Малая Азия, Индия, Китай — это сплошные куски суши, пронизанные транспортными артериями рек. В разных условиях несколько по-разному это сказывается, но везде именно по рекам осуществляется доставка грузов и сообщений. На чем и стоит государство. Называется это транспортно-информационной связностью. Вроде как.

Не знаю, кто этот термин ввел (однозначно не я!). Но он хороню показывает возможности той или иной территории для осуществления контроля над ней. У Египта в этом смысле данный показатель, наверное, можно считать идеальным. В Малой Азии, Индии, Китае явно чего-то не хватает (или, наоборот, что-то лишнее) — там не было такой жесткой и такой устойчивой централизации, как в долине Нила. Скорей всего, этим фактором, понижающим значение транспортно-информационной связности, далее ТИС, является сама территория. В Египте — узкая полоса по обеим сторонам реки. А во всех остальных местах территория расширяется на приличные расстояния. Скорость перемещения соответственно падает, затраты на транспортировку возрастают… Ну, остальное, думаю, понятно.

На островах же, мы уже знаем, — ничего этого нет. Территория махонькая, от берега до берега пройти — не утомишься. Да и что там делать? Основная статья дохода— море. Суша— так, вспомогательная. Елавное, чтоб плавсредство было. Остальное — ерунда.

ТИС здесь такая, что никакому сухопутному государству не снилась.

Правда, стоит уточнить: не снилась ни в каком кошмаре, потому что при таком уровне связности население страны становится подобным газу гелию — сверхлегким и сверхтекучим. Удержать его в рамках границ попросту невозможно.

Да и не нужно, потому что если для сухопутного государства много «трудовых резервов» под контролем — это хорошо (даже если в результате время от времени 90 % населения вымирает от голода и гражданских войн, как в Китае), то для морского государства — это проблема. Людей нужно кормить, их нужно где-то размещать. Недаром экспансия за пределы своей территории у морских народов (и морских цивилизаций) является не предметом военных походов за добычей (хотя может и так выглядеть) или поисков «эликсира бессмертия» (а какие экспедиции за ним снаряжались, с каким размахом!), а просто перманентным фактором жизни. Излишки населения постоянно сбрасываются вовне, искать своей «новой лучшей доли».

А вот теперь посмотрим на Грецию (у нее тогда другое имя было, но это нам сейчас неважно).

Что представляет собой территория данного региона?

Ни рыба ни мясо.

В смысле ни суша, ни море, конечно.

Полуостров выглядит как тряпка, которую долго и небрежно рвали и трепали, — сплошные клочья.

Заливы, проливы, прибрежные острова…

Береговая кромка изрезана так, как редко где на земном шаре. Разве что в Скандинавии. Там тоже заливы непомерной длины — фиорды, но сравнительно узкие. Однозначно проще на лодке переплыть, чем вдоль берега вкруговую переться. И не зря Скандинавия — родина норманнов-викингов, там природой сами условия к тому предназначены, что предпочтительней лодкой пользоваться, чем телегой. Так телеги там, кажется, и не было.

Но в Скандинавии с сушей хуже, чем в Греции. В смысле — лучше. Больше ее там. Скандинавия хоть и полуостров, но вытянутый не в длину, а в ширину. И пешком там из конца в конец совсем ходить неинтересно.

В Греции же не так.

Территория Пелопоннеса как бы квадратна. Что в ширь, что в длинь примерно одинаково. В дополнение к заливам, она разделена еще вдоль и поперек горами, образующими компактные изолированные регионы, по своим условиям (климат, урожайность) вполне приспособленные для самостоятельного прокорма приличного количества населения. Хотя и не запредельного.

В дополнение ко всему с севера территория Греции прикрыта плохо проходимыми горами. И самим грекам выйти не очень удобно, но и нашествие с севера тоже затруднено. Это вам не Китай, где пришлось с незапамятных времен громоздить то, что потом назвали Великой Стеной.

Плюс еще дороги. Климат, почвы — не нужно специальное покрытие мостить. Да еще то, что коммуникации складывались на коротких внутренних транспортных линиях — это вам не Скандинавия, опять же. То есть не просто изолят, но изолят, имеющий еще и внутреннюю транспортную сеть, кроме внешней.

В общем, уютная такая местность. Со всех сторон защищенная и весьма благоприятная, как для развития собственного мореплавания, так и для сельского хозяйства. И площадь для него (сельского хозяйства) тоже достаточная. Недаром, например, внутренняя область Греции — Беотия — называлась в Элладе житницей. А про жителей, ее населявших, во всех остальных городах Эллады ходили анекдоты, как о недалеких и медлительных. О деревенских, в общем.

Одним словом, на греческом полуострове оказались прямо-таки идеальные условия для формирования одновременно и морского, и континентального типа хозяйства.

Они и сформировались. Каждое.

Но поскольку особых преимуществ не было ни у одного, то вышла там какая-то химера. (Не гумилевская. Или гумилевская, все же? Не помню.) Например, Спарта. Что известно про ее мореплавателей? Да как-то ничего. А ведь плавали, между прочим, вполне. Но по какому-то странному стечению обстоятельств там, в Спарте, с самого начала возобладал жуткий тоталитаризм (или уж как его назвать, не знаю, кое-кто и как фашизм определяет). Принципы единства нации. Превосходства над всеми остальными. Как следствие — насквозь милитаризованное общество, зацикленное не на мореплаваньи, а на военном деле. Парадокс такой.

Причем в то же время государственное устройство в Спарте было скорей демократическое, чем тоталитарное. Цари там были, но абсолютной власти не имели (да, кажется, и с обычной-то властью у них было не очень).

Про Афины, пожалуй, можно бы и не говорить. Да уж ладно.

Это ж, типа, как раз светоч демократии!

А случилось у них там вот что.

Собственно подвластная афинскому городу-государству территория невелика. И с ростом населения все окрестности были распаханы, что называется, до основанья. А затем…

А затем выяснилось, что с этого уже не прокормиться.

Будь Афины городом сухопутным, воевать бы им с соседней плодородной Беотией. Но афинский полис был существом двоякодышащим. И сделал ставку целиком на море. Точнее, на морскую торговлю.

Афиняне повсеместно на своих землях начали выращивать оливки. Только оливки, ничего, кроме оливок! Собирали эти оливки и везли по всему Средиземью на продажу, чем и кормились. И, надо сказать, кормились неплохо. Собственно, на этом фундаменте и произросло все афинское богатство.

И расцвет этой самой греческой демократии пришелся где-то на этот период.

А вот в Беотии никакой такой демократии не образовалось. Обычное традиционное общество во главе с Самым Главным. Царь, крестьяне, аристократия…

Правда, было одно небольшое «но».

В Беотии никогда не случалось перенаселения. И, как следствие, не происходило никаких грандиозных захватнических войн. Ну, то есть, были, конечно, но на уровне обычных разборок между городами, не более.

Причина этого проста.

Избыток населения уходил на соседние земли — на побережье. А там всегда рабочие руки требовались. Кому-то ведь надо было по морю плавать…

При таких условиях демографическое давление внутри региона не доходило до запредельного, и централизованное государство там (и тогда!) возникнуть просто не могло.

То есть — и это важно! — греческий регион оказался по своим характеристикам не континентом, а островом. И не островом даже, а архипелагом. С достаточно изолированными друг от друга частями, тем не менее, связанными между собой надежными транспортно-информационными связями (все та же ТИС).

То есть — это стоит подчеркнуть особо (наверное, даже, кромешно): если при прочих равных условиях мы имеем местность у водного пространства с БОЛЬШОЙ изрезанностью береговой линии, если из любой точки территории можно БЫСТРО И БЕЗ ПРОБЛЕМ добраться до побережья, и у нас на этой территории имеется определенная плотность населения (на что нам территория без подданных?), то рано или поздно у нас тут возникнет МОРСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ. (Ну, цивилизация — это в пределе, конечно, но культура — обязательно. На Чукотку посмотрите, например.)

Можно даже формулу составить.

Ее можно записать как отношение произведения длины береговой линии (L), скорости перемещения внутри страны (V) и численности населения (N) к площади территории (S).

То есть: LVN/S=C

С здесь — связность.

По мере роста L, V, N значение С будет увеличиваться. А, соответственно, с ростом территории падать.

Пожалуй, что по этому уже можно считать.

А размерность получается… Метры, помноженные на метры в секунду и на человеков и деленные на метры квадратные.

Э-э… Два пишем, три на ум кладем… Сто тыщ зрителей по одному рублю…

Жуткая штука эти дроби, блин!

Вроде получаются человеки в секунду.

Если я чего не перепутал…

Чего-то мне такой размерности не встречалось.

Но вообще-то, если подумать, то не так уж и глупо выходит.

Связность-то транспортно-информационная.

Если б была только транспортная, тогда были бы килограммы в секунду: как раз пропускная способность системы. Это если бы в условии просто грузы закладывались.

Но сам же я ввел именно население.

Вот что ввел, то и получил.

Так вот, значит, какой ты, северный олень…

В смысле — цветочек аленький!

И — я не считал, но готов поспорить — для всех морских культур показатель этот будет примерно одинаков. А вот для континентальных может быть различен. И значительно более низок, нежели у морских. Впрочем, за абсолютную одинаковость не поручусь. Но тем не менее.

Одним словом, на Пелопоннесе, вполне континентальном по площади регионе, сложились, по существу, островные условия существования.

И возникло государство с ДЕЦЕНТРАЛИЗОВАННОЙ СТРУКТУРОЙ.

Ну, не то чтобы государство… Но регион — однозначно.

Как Европа, например. Там тоже куча вполне демократических государств, а вот ЕДИНОЙ империи не было (хотя попытки и были).

И вообще: Финикия, Греция, Скандинавия, Дания, Еолландия, Англия, Португалия, Испания, Бельгия, Венеция…

У всех ярко выражены:

— малая территория;

— сильная изрезанность береговой линии;

— время, за которое можно добраться до моря с любой точки территории, — максимум дни, а вообще часы;

— высокая плотность населения.

Это не может быть просто так.

Конечно, не у всех стран все четыре особенности присутствуют в одинаковой степени. Испания и Португалия — вроде бы страны со вполне прямыми берегами. А у Испании еще и территория немаленькая. (Впрочем, это в сравнении с Голландией или Данией. Так-то — не одна шестая часть суши…) Но ведь во всяком правиле бывают исключения. Вот если бы их совсем не было!..

Но будут ли у кого сомнения, что все вышеперечисленные страны — колониальные державы?

Кстати, и у Франции колоний было немало. И у Германии кое-какие земли за морем имелись. Правда, Германия из всех европейских стран позже других начала и колоний своих удержать не сумела. Но ведь пыталась! Да еще как! Это вам не Россия. Которая Аляску начала было колонизировать, да в конце концов благополучно продала. И за заморские колонии отродясь не воевала — не с чего было.

Одним словом: что хотите со мной делайте, но что Греция в античности, что Европа в Новое время (на другом витке истории) — МОРСКИЕ РЕГИОНЫ.

Т.е. — ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ.

Просто по условиям существования.

3

РИМ.

Опыт построения монархического демократизма.

Или демократического монархизма?

Рим.

Великий Рим.

Паке Романа — или как его там…

Вечный город.

Трудно недооценить его значение в истории.

Переоценить, впрочем, тоже.

И ведь казалось бы — такой же полуостров, как и Греция.

И расположен точно так же.

И едва ли не в том же самом месте.

И даже по времени тогда же.

Ровесники эти страны.

Но греки — демократы.

А римляне… республиканцы.

О как!

Не империалисты. Не националисты. Ешкин дрын, даже не тоталитаристы! Хотя хватало там всего, пожалуй…

Но тем не менее.

И ведь что интересно: хотя Рим прошел путь государственной эволюции до самого конца — до создания Самого Главного Наверху — а так и остался республикой. Демократией то есть, если в рамках нашей темы говорить.

Располагайся Италия где-нибудь в Месопотамии или в Средней Азии, случилось бы с ней такое? Да ведь ни в жисть!

Вон греки, кстати, эллинизировали всю Переднюю Азию. А что толку? Как только Александр помер, так все и развалилось на куски. И во главе каждого куска оказался не кто-нибудь, а царь. И никакой демократии не возникло.

А Рим захватил во много раз больше и…

В чем причина?

А все в том же. В море.

Рим изначально не был морской цивилизацией. Береговая кромка апеннинского «сапога» практически прямая. Заливов нет. Бухт очень мало. Для развития мореплавания условия отсутствуют. Регион, кроме того, благоприятен для сельского хозяйства.

Кроме того: территория единая — т. е. легко централизуемая. Причем не просто единая, а почти как в Египте. Всей разницы — в долине Нила два берега у одной реки, а тут два побережья у одного полуострова. Вся централизация сводится к продвижению по линии север-юг. Объединяй, не хочу!

Ну, объединили, конечно.

* * *

Кстати, большой разницы с Египтом, по моему скромному мнению, у Рима и нет.

Я вот о чем.

Рим, как и Греция, — это государства хоть и Древнего мира, но «второй волны».

Они (Греция и Рим) возникли примерно за тысячу лет до рождения И. Христа (плюс-минус двести лет для нас сейчас несущественны). В это время «старые» страны Египта и Передней Азии уже насчитывали не меньше пары тысячелетий.

И такой значительной известностью что греки, что римляне обязаны именно этому обстоятельству. Их рождение и формирование происходило при свидетелях, в отличие от того же Египта или Шумера, — было кому записать подробности.

Будь письменность распространенной в ранние времена — кто знает, может быть, мы бы восхищались трансформацией демократии в деспотию, например, в долине Нила. Просто у нас о той эпохе нет таких животрепещущих подробностей.

Как, например, звали древнеегипетского «Муция Сцеволу» (5000 лет назад)? Или его же оппонента, древнеегипетского «царя Порсену» (тоже в те же времена), врага древнеегипетского народа? А черт его знает… Неизвестно даже, были ли такие. А ведь должны были быть! Ведь не появился же Египет сразу же в таком виде, в каком мы его знаем: со сфинксом, пирамидами и мумиями фараонов под каждым кустом… в смысле, барханом. Был и в его истории период объединения. И однозначно немаленький.

Но речь не об этом.

Вспомним Льва Николаевича Гумилева с его пассионарностью (блин, получается уже почти по-библейски: царя Давида и всю кротость его!). Цикл существования этноса — 1200 лет. По моему скромному мнению, здесь Лев Николаевич подметил вполне верный момент. Тысяча двести лет — длинный исторический цикл (или сверхдлинный — не суть). И первый такой цикл Египта, когда демократия как раз переходила в «фараонизм», приходится по современным представлениям аж на IV тысячелетие до нашей эры. Все дальнейшие «циклы» уже чисто «государственные», т. е. «централизованные».

Рим, как и Греция, прошел в Древнем мире только первую «тысячедвухсотлетку». После чего распался на Западную и Восточную империи. Западная приказала долго жить. А вот Восточная вполне благополучно отработала еще один цикл (как минимум: Турция-то возникла практически в тех же границах, знаете ли…).

Но уже безо всякой демократии.

Этот момент куда более интересен, чем может показаться.

Вот почему.

Восточная римская, т. е. Византия, — это, в сущности, Греция (ну, не совсем, конечно, но речь не об этом). То есть территория к тому времени уже освоенная один раз. Там и население, и инфраструктура уже сложившиеся. И отстоявшиеся. А Западная — целина.

Рим успел понастроить колоний. Но в целом там все еще обитает коренное население, а на Севере так и вообще царствует голимое варварство. И никакой централизующей структуры (а таковой является как раз государство) нет. Как противовес Византии, сложилась Священная Римская империя германской нации, но это такой огрызок в сравнении со всей Европой, что всерьез о ней, как о централизующем факторе, говорить нет смысла.

В остальном же получилась совершенно «греческая» ситуация (из античных времен): компактный регион с очень сильно изрезанной береговой кромкой, расчлененный горами и пронизанный по всем направлениям судоходными реками и сухопутными римскими дорогами, то есть очень близкая география с Балканским полуостровом.

Климат тоже…

Морской.

Вот населения — да, мало. Примерно как в Греции времен Гомера. А то и еще раньше.

В результате — транспортно-информационная связность на совершенно архаичном уровне. Примерно как в Греции же в период, предшествовавший формированию полисов. Когда еще никакого государства нет.

И неизвестно, какое оно будет.

Но НАЧАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ — УЖЕ ЕСТЬ.

Правда, Европа скорей не столько МОРСКОЙ регион, сколько ОКЕАНСКИЙ. Ну так и цивилизацию она впоследствии создала соответствующую. Впрочем, это будет несколько позже…

* * *

Сейчас же мы малость отвлеклись. Вернемся к античному Риму.

Главной особенностью формирования римского СУХОПУТНОГО государства было море.

Ничего удивительного — полуостров же, можно сказать.

Но здесь особенность была не в мореплавании, а в его отсутствии у римлян (тогда они еще римлянами не были, но бог с этим). Точнее, в наличии его у соседей. Ведь все кому ни лень норовили колонизировать «маленькую, но гордую» птич… Италию, в смысле. И финикийцы, и греки, и даже этруски — с севера.

Этруски, кстати, преуспели поначалу более других — первые цари Рима были этрусками, как известно. Пока свободолюбивые римляне не угрохали Тарквиния Гордого (Брут там, кстати, тоже, кажется, участвовал) и не учредили ту самую республику.

То есть царство в Риме изначально не прижилось.

Что, как бы, странно. После всего уже сказанного.

Почему так вышло? А вот почему!

Ситуация в Италии на момент возникновения Рима была вот какая.

На севере — этруски. На Юге — Великая Греция. А Рим — в аккурат по самой середине между этими двумя «тенденциями». На границе сред.

Если непонятно, приведу более конкретный пример: Запорожская Сечь. Та тоже появилась в схожих специфических условиях. На севере — Москва, на юге — Стамбул. А между ними — Дикое Поле. Ничейная земля. Пограничье. То есть место, где какое-либо государство возникнуть не может — его раздолбают с обеих сторон. Но людям, там живущим, как-то организовываться нужно же, вот и возникает объединение мелких групп по функциональному признаку: которые ни с теми, ни с этими, а сами по себе.

Демократия, то есть.

Если бы у Сечи по бокам вместо степи оказалось море, то неизвестно еще, что бы сталось как с русскими, так и с турками, и где бы у нас сейчас была столица. (Хотя все остальное, подозреваю, шло бы тем же самым порядком — я имею в виду колонизацию Сибири.)

Но моря в степях Украины не было. Так что сложилось, как сложилось.

А вот с Римом вышло именно так.

И, кроме того, с севера у него было нарождающееся централизованное государство (этруски), норовящее подмять всех под себя, а с юга — разношерстная куча греческих и финикийских колоний.

Тоже, в общем, не ангелов. Но, поскольку колонисты представляли собой МОРСКИЕ цивилизации, то и опирались они в первую голову на МОРСКОЕ хозяйство, а не на сухопутное. И заинтересованы были не столько в ЗАХВАТЕ земель (хотя и не без того, конечно, но несопоставимо меньше, чем северный сосед), сколько в ТОРГОВЛЕ.

И бороться-то Риму приходилось в ту пору не с югом. А с севером. В той ситуации логичным представлялось скопировать южную, более прогрессивную (как казалось; впрочем, почти так и было, за исключением того, что римляне в этом случае поставили телегу впереди лошади: демократию впереди мореплавания) организацию. Отличную от формы правления ненавистного оккупанта, да…

Ну, а дальше пошло-поехало почти само собой. Пока воевали за «свободу» на полуострове — ничего другого и не требовалось, — система управления вполне справлялась. Когда дошло до пунических войн (а Рим вступил в них абсолютно без всякой подготовки и даже без каких-либо соображений, чем же, собственно, морская война отличается от сухопутной), государственная организация Рима уже сложилась и работала как хорошо отлаженный механизм даже в условиях, для которых, казалось, была не предназначена.

В качестве примера: Как Рим вышел победителем в войне с Карфагеном на море?

Ведь нонсенс же! Карфаген — это финикийцы. Морской народ, лучшие мореплаватели Средиземноморья во все времена (и породители демократии, заметим в скобках), — с этим никто никогда не спорил. Им не было равных, что называется, «ни в труде, ни в бою».

Правда, греки при Саламине их уделали, в эпоху Марафона и грекоперсидских войн, да… Но вообще-то там было одно сражение. И исход его зависел не столько от того, что греки смогли заманить своих противников в узкий пролив, а от того, что резервы персидского флота были уничтожены перед тем штормом. Но в любом случае, финикийцы после Саламина продолжали плавать по морям как ни в чем не бывало. А вот карфагеняне после пунических войн (после 2-й, кажется), увы…

А случилось тогда нечто неожиданное.

Римляне, мало чего смыслившие в морском деле, взяли и изобрели морскую пехоту.

В то время как сражались? Тараном и абордажем. Причем абордаж был основным способом. Корабли подходили друг к другу, сцеплялись и высаживали абордажные партии (уж извините мне повторение общеизвестного). Естественно, поскольку дело происходило на море, никто в бою доспехами не пользовался: в случае простого падения это верный камень на шее и гарантированное утонутие. А упасть за борт было проще простого: при абордаже с корабля на корабль ПРЫГАЛИ. Через борт. Как пираты во всеми любимых голливудских фильмах (да и в реальности тоже, надо признать. Так и они, однако, доспехами при этом не отягощались — понимали, что почем).

А римляне придумали простое, но хитрое усовершенствование: абордажные мостики. Они их «воронами» называли. Мостик с железным клювом перекидывался на борт противника. Там впивался клювом в палубу (или еще во что). А по мостику, как по Арбату, так сказать, на вражеский корабль вламывались гоплиты в тяжелом вооружении. Бездоспешные противники ничего с ними поделать не могли. Так и кончилось морское господство Карфагена.

Так вот: какой моряк в здравом уме мог додуматься до того, чтоб идти на абордаж в доспехах?

Утверждаю — никакой!

А римляне — додумались.

КРЫСЫ СУХОПУТНЫЕ.

Адназначна! ©

Зато какие они дороги строили! (Некоторыми до сих пор пользуются.)

Без всяких асфальтов, катков и прочего дорогоукладочного оборудования.

Вот нам бы сейчас так…

Одним словом, стал Рим «владычицей морского».

И сама золотая рыбка служила у него на посылках, да…

И вот тут начинается самое смешное.

Рим как был, так и остался сухопутной страной. Государство централизованно захватывало прилегающие территории и расселяло на них своих подданных.

То есть, повторю: именно захватывали соседей военной силой и присоединяли к себе.

Рим не проводил ТОРГОВОЙ экспансии. Исключительно военную.

А это признак именно континентальной цивилизации.

И никаких исследовательских морских экспедиций никуда не посылалось.

Да и что там было исследовать? В Средиземноморье и так все уже известно, а в океан… И суда не те, да и не больно-то и надо, зачем?

Поэтому флот использовался только как транспортное средство (ну, военное тоже, однако для нас это в данном конкретном случае значения не играет и роли не имеет).

Не более того.

Никакого серьезного влияния на жизнедеятельность Паке Романа море по большому счету не имело.

Ну, по крайней мере, так принято считать.

В принципе, это верно.

Однако было кое-какое НЕБОЛЬШОЕ влияние.

Точнее, даже два.

И вот эти-то два момента в истории Рима, как ни странно, и являются решающими. Если не фундаментальными.

Во-первых, это, конечно, транспорт.

Только благодаря морским перевозкам Рим и смог освоить весь регион Средиземного моря. Для сравнения посмотрите, сколько они смогли отхватить «пешком»: по самой большой оценке только южную Европу. (На самом деле существенно меньше, потому что без флота ни Испанию, ни Балканы им было бы не только не удержать, но и не завоевать — далеко слишком. Про Египет, Палестину, Азию и все прочее я уж и не говорю…)

А во-вторых…

Завладев морем, Рим против собственной воли вздул свой показатель ТИС до уровня морской страны. Надо ли объяснять, что это означает?

Само собой, в морскую цивилизацию римская республика не превратилась. Но она резко снизила демографическое давление внутри себя — за счет регулярных переселений людей в провинции.

За счет этого удалось сохранить от разрушения демократическую традицию в метрополии. Поскольку борьба за власть не достигала накала драки пауков в банке, всегда был хоть какой-то, но выход. За границу, типа. В провинцию.

А на осваиваемых землях не до создания централизованных государств было.

Тем более что и было-то некому. Все ж колонисты — римляне. Республиканцы то есть. И, опять же, территорий неосвоенных — до бениной бабушки. Пока их все приведешь к единому знаменателю…

Вот только когда это удалось — к первому веку до нашей эры (!) — и все берега Средиземного моря оказались заселены, то есть когда плотность населения достигла некоего определенного уровня, вот только тогда в Риме и завелись цезари.

 

Космонавтика

Попытка ненаучного прогноза

4 октября 1957 года в Байконуре на Первом Старте по распоряжению Королева горнист протрубил «зорю».

Так началась космическая эра в истории человечества.

В 2007 году исполнилось пятьдесят лет этому событию.

Круглая дата.

К этой дате и писался данный текст.

0

Не вдаваясь в славословие, от которого, честно говоря, мало толку, хотелось бы помянуть эту тему с точки зрения фантастики, что ли. А точнее говоря, прогнозов и попыток представить пути развития «космической экспансии», про которые сейчас хотя и поговаривают время от времени, но как-то уже вяло. Скорее по инерции, чем от реального интереса, вспыхнувшего в первые годы.

Легко убедиться, что в космонавтике с прогнозами дело обстоит весьма слабо. Если не сказать — плачевно. Максимальный всплеск — в шестидесятые годы — приходится на пик эйфории от первых минут прорыва к новым рубежам. И являет собой пример классического «головокружения от успехов». Вполне серьезные люди, ничуть не смущаясь, предсказывали на семидесятые-восьмидесятые годы высадку людей на планеты, создание там постоянных поселений, а некоторые наиболее смелые — отправку к двухтысячному межзвездных экспедиций. Вышла даже книга «Контуры будущего» (ну, я ее так запомнил, хотя нынче в интернете переводят как «Черты», а в оригинале она вообще называлась «Profiles of the Future», и написал ее не кто-нибудь, а Артур Кларк), где все это было перечислено с указанием возможных сроков реализации.

На данный момент из многих пунктов того прогноза осуществленным оказался только один — высадка на Луну. К сожалению, не помню, было ли что-нибудь про орбитальные станции, их тогда (да и потом тоже, к слову сказать) никто всерьез не принимал, но даже если и было — то что это на фоне того, что не сбылось?

Затем имела место вторая волна прогнозов, в семидесятые. Содержательно она ничем от предыдущей не отличалась. Только объем запланированного значительно уменьшился. Тем не менее и данное предсказание не состоялось. Поскольку ни на Марс никто не слетал (все только собираются), ни даже захудалой базы на Луне построить не получилось.

А к настоящему моменту никаких прогнозов никто уже делать не пытается. Разве что звучит несколько приевшимся рефреном фраза о скорой экспедиции на Марс. Но в нее, по-моему, мало кто верит даже и из широкой публики. О специалистах я уже не говорю, поскольку им-то положение дел известно гораздо лучше.

Интересуясь этим делом — космонавтикой, я последние лет двадцать, начиная с восьмидесятых годов, пробовал самостоятельно спрогнозировать развитие в данной области. Точнее говоря, я пытался найти какие-то закономерности. Чтобы можно было делать хоть сколько-то реальные долгосрочные прогнозы общего плана и более конкретные — на короткий период.

Ничего, кроме чистого любопытства, с моей стороны за этим не стояло, поэтому никаких особых успехов я не достиг. (Правда, в 1980-м году составил списочек всех основных достижений космонавтики до конца десятилетия, и не ошибся. Но это было НЕ предсказание. Просто я из периодики знал, что должно будет появиться в ближайшее время. Интересовало-то меня нечто другое.) Однако перелопатил некоторое количество материала и выяснил, по крайней мере относительно пилотируемых полетов, что на период с пятидесятых годов до конца века (пресловутого «миллениума») вес серийно запускаемых космических кораблей и орбитальных станций возрастал на порядок каждые двадцать лет.

Это довольно легко различается, если построить график запусков по характеристикам «дата/полетная масса», и в принципе согласуется с подобными сроками в других областях техники. В авиации, например, принято считать, что вес летательных аппаратов удваивается в среднем каждые двадцать лет (или двадцать пять?), вроде как; станочный парк обновляется тоже за такой же срок; так что здесь выдающимся было только удесятерение показателя. Но это значение я не выдумал. Одним словом, ничего особенного в данном наблюдении нет.

Были еще кое-какие детали, касательно линейных размеров, численности экипажа, полезной нагрузки и т. п., что позволяло построить довольно конкретную экстраполяцию хоть на сто лет вперед.

Я ее и построил.

Но не буду сейчас здесь приводить по той простой причине, что полученный мной график был достаточно нагляден для того, чтобы я сам догадался усомниться в нем.

Уж больно неправдоподобно выглядели получаемые данные. Единичные объекты в десятки миллионов тонн полетной массы с километровыми габаритами на рубеже XXI–XXII веков были бы, конечно, приятным достижением, однако появление их в эти сроки представлялось малореальным.

И была еще одна причина. Хотя космонавтика и развивалась вроде бы теми же темпами, и полный вес Международной космической станции должен был превысить четыреста тонн, а в двадцатые-тридцатые годы ничто технически не мешало бы соорудить тысячетонный объект (новую станцию или корабль для полета на Марс, например), тем не менее некоторое замедление в космическом строительстве было налицо. И, что более существенно, чем дальше, тем более заметно.

В принципе это было не так страшно. В конце концов, процесс не обязан был идти с логарифмической точностью (хотя в предыдущие годы практически так и было). Мало ли по каким причинам темпы могли замедляться или ускоряться?

Хуже было другое. Я попробовал прикинуть стоимость космического строительства (забавно, что раньше я до этого не додумался). Вернее даже не стоимость, а соотношение расходов массы при запуске и собственно веса космических кораблей. В космонавтике это называется коэффициентом полезной нагрузки, КПН сокращенно. Он показывает отношение стартового веса ракетоносителя к выводимой им полезной нагрузке. Это показатель, по аналогии близкий всем известному КПД — коэффициенту полезного действия. Так вот, этот аналог КПД у ракетной транспортной системы оказался ниже, чем у паровоза. Где-то от 2 до 3,5 %. Грубо говоря, для того, чтобы вывести на орбиту 2–3,5 кг, нужно сжечь 96,5-98 кг материалов.

Если кто еще не сообразил, то сравните: если всем понятный легковой автомобиль тратит на перевозку нескольких человек (условно 500 кг) 10 килограмм бензина на сто километров (а это примерно как раз расстояние до границы атмосферы), это считается многовато. Но что вы скажете, если он будет тратить на это же 25 тонн? Товарищи автовладельцы, вы согласны расходовать для поездки на дачу и обратно каждый раз шестидесятитонную железнодорожную цистерну? У вас хватит на это денег?

Вот так примерно выглядят наглядно расходы на космические запуски.

1

Если с космодрома в год производится десяток пусков (ну или дюжина — пусть раз в месяц, это все равно не очень много), то на каждый пуск в ракету требуется заправить сотни тонн топливных компонентов — горючее и окислитель. Ну, допустим, в ракету типа «Союз» двести тонн (цифра высосана из пальца, двести взято просто для круглого числа, но порядок примерно такой). Это значит, за год две тысячи или две тысячи четыреста тонн. Это немного — два железнодорожных эшелона (ну, тоже с натяжкой, сейчас это для нас не важно). Эти 10–12 ракет, предположим (ну пусть это будет что-то вроде «Союза-2») выведут на орбиту 100–120 тонн. За год. За четыре года, в принципе, можно собрать станцию типа МКС. Здорово?

Здорово.

Но не очень.

Сейчас оставим пока в стороне то обстоятельство, что станцию нужно снабжать и менять на ней экипажи, хотя штук шесть запусков в год на это уйдет свободно. Откинем, как несущественный, и вес самих ракет (вес конструкции невелик), хотя это уже некоторый волюнтаризм: ведь ракеты-то нужно тоже доставить на космодром с завода, да еще перед тем изготовить!

Представим, что одновременно со станцией решают строить и космический корабль для полета на Марс. Весом, скажем, те же четыреста-пятьсот тонн. Это будет еще столько же запусков в то же время в те же сроки (плюс, опять же, дополнительные корабли снабжения и обслуживания «космических монтажников», без них никак). То есть еще пару-тройку тысяч тонн топлива. Еще пара эшелонов.

Но это тоже пока не страшно.

Но представим, что одновременно со всем этим наши исследователи космоса решили строить базу на Луне.

ДЛЯ СПРАВКИ: для проектировавшейся у нас в 60-70-е г.г. лунной базы требовалось доставить на Луну 80 тонн посредством 20 ракет Н-1 и 14 «Протон». Это примерно 80000 тонн и 12500 тонн — в сумме 92 000 тонн. Ццфры исключительно приблизительные, потому не будем мелочиться, выкинем с большим запасом вес конструкции (с о-очень большим) и получим приблизительно ВОСЕМЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ТОНН. По тысяче на тонну. ПО ТОННЕ ЗА КИЛОГРАММ. Коэффициент полезной нагрузки — КПН — 0,1 %. ОДНА ДЕСЯТАЯ ПРОЦЕНТА!

Прикинули? Оценили? Это вам не околоземная орбита.

Понятно, что это не за год. И даже не за четыре. Это лет так за десять (МКС, кстати, тоже примерно десятилетие уже строится, «Мир» тоже примерно столько же времени занял, так что срок вполне реальный)

Но и это еще все мелочи. Это — исследовательские запуски. А, предположим вполне закономерно, на Луне решат начать гелий-3 добывать. Для блага человечества. И металлы там тоже можно чуть не лопатой грести — прямо с поверхности. И там же на Луне, перерабатывать, получая неслыханную для Земли чистоту и прочность (в разы, как минимум, а вообще в земных условиях такое получить не возможно). Представляете, сколько нужно сжечь массы, чтобы построить и снабжать на Луне какой-нибудь заводишко с оборудованием в жалкую тысячу тонн весом?

Да даже если и не на Луне, а просто на околоземной орбите. Сколько должен весить какой-нибудь завод безгравитационного литья для производства сверхкачественных шариков для подшипников и сколько нужно будет тратить на доставку ТУДА сырья?

Объем запусков при промышленной эксплуатации космоса даже в самых скромных масштабах оказывается такой, что потребное количество топливных компонентов просто невозможно будет подвозить в требуемом количестве. И хранить на месте тоже невозможно, поскольку это потребует создания «складов ГСМ» объемом в миллионы тонн. Как минимум. На такое никто не пойдет — были прецеденты.

2

А теперь совершим небольшой экскурс в историю.

Так сказать, информация к размышлению.

2.1

21 сентября 1783 года двое французов— физик Пилатр де Розье и маркиз д' Арланд — совершили короткий сорокапятиминутный полет над Парижем. Их аппарат стартовал вертикально в дыму и пламени и держался в воздухе, пока у него сохранялся полученный в момент старта запас энергии. «Пэр аспера ад астра» было отчеканено по этому поводу по распоряжению французского короля не то на памятной медали, не то на гербе, пожалованном кому-то из героев этого проекта.

Аппарат назывался «Монгольфьер».

Это был первый прорыв человечества в третье измерение.

В 1794 году во французской армии была создана первая воздухоплавательная рота.

В 1852–1855 годах француз Анри Жиффар построил первые образцы управляемого аэростата (дирижабля), снабженные паровой машиной.

22 августа 1859 года австрийские войска впервые в истории подвергли массовой воздушной бомбардировке последний оплот свободы Италии — Венецию. Десятки беспилотных воздушных шаров с подвешенными к ним бомбами с часовым механизмом позволили захватить город, сопротивлявшийся перед тем три месяца.

В восьмидесятых годах XIX века дирижабли наконец смогли успешно летать при слабом ветре.

В 1891 году в дирижаблестроение пришел Фердинанд Цеппелин.

А 2 июля 1900 года на Боденском озере совершил первый полет LZ-1 графа Цеппелина.

В газетах появились восторженные заголовки: «Пассажирские воздушные корабли!», «Наконец многовековая мечта человечества — воздушный корабль легенд и сказок— осуществлена!». Это не в связи с Цеппелином, а вообще на рубеже веков было такое общее настроение.

В Первую Мировую дирижабли строились сотнями и применялись в вооруженных силах всех стран-участниц. Они бомбили Лондон, конвоировали морские военные караваны, перевозили людей и грузы, сразу по окончанию войны пересекли Атлантику.

В двадцатые-тридцатые годы дирижабль облетел вокруг света, совершал регулярные полеты из Европы в Южную и Северную Америки, перелетел через Северный полюс, стал летающим авианосцем…

И на этом, в общем, все кончилось.

У дирижабля осталась своя ниша, которую он занимает до сих пор, но основным средством воздушного транспорта он не стал. Хотя и имеет множество преимуществ не только перед самолетами, но и перед наземным транспортом, в частности дешевизну перевозки.

Вся эта, с позволения сказать, эпопея с аппаратами легче воздуха заняла примерно полтораста лет.

2.2

История паровоза. Тут у меня данных не так много, и изложение будет не столь драматичным.

Первый паровоз Ричарда Тревитика— 1804 год.

Первые паровозы Стефенсона и первая железная дорога — 1812–1829 годы.

Прекращение производства паровозов — 50-е годы XX века.

Тоже, в общем, полтораста лет.

2.3

Автомобиль. С данными тоже не очень, но…

1885–1886 Даймлер и Бенц начинают производство первых автомобилей.

К настоящему времени автомобиль с производства вроде бы не снимается, но… полтораста лет еще не прошло. Да и появление тепло— и электровозов (см. предыдущий пункт) не отменило железные дороги. Вполне возможно, что дело тут в двигателе.

2.4

Двигатель внутреннего сгорания.

1860, Франция, Этьен Ленуар — первый ДВС.

1878, Германия, Н. Отто — первый четырехтактный.

Где-то вот сейчас должно что-то прийти на замену.

Конкретно сказать трудно, но, по крайней мере, президент США однозначно заявил о переходе на водород. А это было бы кардинальным изменением. Сюда же можно отнести и водобензиновые смеси…

Последние два пункта выглядят неубедительно.

Однако и в том и в другом случае нельзя не отметить, что развитие что автомобиля, что ДВС в их изначальном виде дошло до, гм, точки. Того бурного прогресса, что имел место в первые десятилетия автомобильной эры что-то не наблюдается. Идут мелкие, частные улучшения. Увеличение разнообразия моделей — чистый дизайн. Борьба за проценты экономии топлива… Это все как-то не «фундаментально».

Но в любом случае можно предположить, что сто пятьдесят лет вполне можно считать если и не сроком существования, то, во всяком случае, развития-формирования технической системы.

3

Еще одно отступление. Не совсем историческое.

Как бы «Информация к размышлению-2».

Правда, сразу предупрежу, что все далее написанное проходит скорее по части фантастики, чем строгой науки. Но я ведь с самого начала уже это обозначил, поэтому, как говорится, за что купил, за то и продаю. Но принять к сведению, тем не менее, рекомендую.

В 80-90-е годы в Москве вышел ряд публикаций, включая книги некоего Григория Кваши с общим названием «Структурный гороскоп».

Сейчас это все подзаглохло ввиду откровенно «жареного» названия, но из тех состоявшихся публикаций лично я узнал для себя кое-что интересное.

Товарищи взялись исследовать китайский, он же восточный, двенадцатилетний календарь. Явление совершенно реально существующее и имеющее к мистике отношения не больше, чем календарь европейский ко всем известным астрологическим прогнозам.

Это исследование привело их к ряду интересных выводов по самым разнообразным направлениям. Не вижу смысла здесь их перечислять — все желающие сами могут найти и прочесть книги Г. Кваши. У него нынче в интернете есть свой сайт, легко гуглится по имени-фамилии. Укажу только одну разрабатывавшуюся им тему, представляющую интерес в рамках данного рассуждения.

Так называемый «исторический гороскоп».

Суть вопроса, вкратце, вот в чем.

Существуют всем известные двенадцатилетние циклы восточного календаря. Каждый год имеет свой знак с неким мистическим значением, повторяющийся каждые двенадцать лет. Для нас это сейчас абсолютно не существенно. Но Кваша с товарищами развили эту систему как в сторону разбивки истории на меньшие циклы (четырехлетки), так и на большие — до ста сорока четырех лет. И получается там довольно любопытная схема периодизации истории (к слову сказать, с восточным оригиналом имеющая уже крайне мало общего).

Вкратце и максимально упрощенно выглядит она примерно следующим образом.

Существует 144-летний цикл, имеющий в основе стандартную восточную двенадцатилетку. Цикл этот делится на четыре этапа по тридцать шесть лет (по три двенадцатилетки на этап), каждый из этапов имеет свое внутреннее содержание.

Этап I.

Скрытый.

В это время где-то в «недрах истории» или общества зарождается и формируется та идея, движение или изобретение, которые будут составлять суть начавшегося цикла. Процесс этот обычно внешне не виден, и конкретные изменения удается вычленить только задним числом.

Этап II.

Штурм.

Здесь, наоборот, созревшая идея вырывается на всеобщее обозрение и начинает ничем не удержимое развитие, стремясь протиснуться во все уголки жизни и заменить всюду, где только можно своих предшественников (если те имели место).

Этап III.

Инерция.

Или застой — кому как нравится. Запущенные родившейся идеей (изобретением) процессы продолжают крутиться, но уже без должного энтузиазма, и со все меньшей и меньшей отдачей. От дела отваливается все лишнее, без которого оно может существовать. Бывает так, что лишней оказывается и сама породившая все идея. Остается только то, что составляет суть процесса.

Этап IV.

Специалист по кристаллам Кваша назвал его кристаллизацией.

Название не хуже прочих.

На этом этапе, наконец, реализуется в окончательном виде то, что было задумано на первом этапе, полтораста лет назад. Реализуется, опять же, не в том виде, в каком все это когда-то представлялось, но, тем не менее, принимает тот самый вид, в котором и войдет в историю.

В качестве примера приведу последний на данный момент цикл в истории России.

Первый этап. 1881–1917 гг.

Второй этап. 1917–1953 гг.

Третий этап. 1953–1989 гг.

Четвертый этап. 1989–2025 гг.

Перечитайте. Подумайте.

Внутренне деление этапов тоже небезынтересно.

1. 1881-1893-1905-1917

2.1917-1929-1941-1953

3.1953-1965-1977-1989

4.1989-2001-2013-2025

Собственно, повторно оговорюсь, данное построение есть не более чем игра ума. Подвернувшаяся мне под руку за неимением другой.

Но в принципе, все равно, какой линейкой мерить — было бы что мерить.

Как с той астролябией у Остапа Бендера.

4

А теперь прошу сравнить.

1.1921-1933-1945-1957

2.1957-1969-1981-1993

3.1993-2005-2017-2029

4.2029-2041-2053-2065

1957 год — это однозначно начало второго этапа, когда идея, материализовавшись, вырвалась, в буквальном смысле, на мировой простор. И следующие тридцать шесть лет — череда практически непрерывных дерзких мероприятий, приносивших громкие, эффектные результаты. Как следствие, породившие те «головокружительные» прогнозы, что были упомянуты в самом начале.

Разберем более подробно.

ПЕРВЫЙ ЭТАП. Скрытый.

1921 год.

Годдард в Америке перешел от лабораторных опытов к полигонным испытаниям ракет. Цандер опубликовал первый инженерный проект космического корабля. В Москве была создана Газодинамическая лаборатория — знаменитая ГДЛ. Наверняка можно добавить еще фактов. И не обязательно по этому году. Суть в том, что именно в окрестностях этой даты космонавтика из чистой теории перешла в область инженерной практики.

1933 год.

В СССР создано первое в мире государственное учреждение по развитию ракетной тематики: Ракетный научно-исследовательский институт — РНИИ. Фон Браун в Германии стартовал тремя годами позже. Но по причинам, как бы сказать, технологическим и политическим развивался быстрее и к сорок пятому году успел больше.

1945 год.

В Германии создается первая суборбитальная пилотируемая ракета— А9/А10. Это была не шибко удачная конструкция, но она была сделана. Как минимум в двух экземплярах, просто немцы не успели дойти до запусков.

ВТОРОЙ ЭТАП. Штурм.

1957 год.

Первый спутник. Приоритет нашей страны здесь неоспорим. И даже не знаю, что тут можно еще добавить.

1969 год.

Высадка на Луну. Ответ, так сказать, Америки на «вызов». Достижение по всем меркам просто феерическое, напрочь затмившее произошедшее же в этом году другое не менее фундаментальное событие: создание первой опытной орбитальной станции путем стыковки к\к «Союз-4» и «Союз-5». Слов нет, последнее действие было «поскромнее». Однако слова «экспериментальная космическая станция» были сказаны. И этого у нас тоже никто не отнимет.

1981 год.

Полет первого корабля многоразового использования («шаттл») «Колумбия». Тоже так ничего себе событие. А если учитывать, что корабли этой серии весили сто тонн, так и вообще.

ТРЕТИЙ ЭТАП. Застой.

1993 год.

Российское космическое агентство (РКА) и НАСА договорились строить МКС. Тихое такое было соглашение. Мало кто про эту дату в курсе. Это вам не высадка на Луну и не первый спутник!

2005 год.

Планировалось где-то здесь закончить строительство МКС. Но… гладко было на бумаге. Как раз в этом году американцы срезали финансирование. А в 2004 Берт Рутан запустил свой «SpaceShipOne», начав тем самым дорогу к частной космонавтике (через 60 лет после А9/А10) и утерев, кроме всего прочего, нос всем государственным космическим агентствам: он заложил в свою конструкцию схему «воздушного старта», самую перспективную и экономичную на данный момент.

2017 год.

По некоторым настойчиво повторяемым заявлениям куча народа собирается на Луну примерно в те времена. И даже не просто так, а строить там постоянную базу. Копать, типа, гелий-3. Интересно, где они наберут столько тяжелых носителей? Впрочем, могут обойтись и существующими (кому интересно, могут зайти на сайт РКК «Энергия» http://www.energia.ru/energia/news/news-2006/docs/public_07.pdf— там достаточно подробно описаны все обстоятельства данного мероприятия). Однако расходы от этого не уменьшатся. В нынешних баках это приблизительно ТРИЛЛИОН. И шиш его знает, кто отважится такой кусок отслюнить…

Поговаривают еще и про марсианскую экспедицию. По самым трезвым оценкам — в районе 2029 года. Уже всем понятно, что раньше никак не получится. А я бы добавил, что, по тому судя, что разработок соответствующего носителя — в должном объеме финансирования — нет и не предвидится, так и эта дата под большим вопросом. Кетати, стоимость «марсианского проекта» сопоставима со стоимостью «лунной программы» (а вообще-то больше). И личное мое мнение, что все эти разговоры… не более чем разговоры. Застольная болтовня, то есть.

Одно слово — застой.

ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАП. Кристаллизация.

2029 год…?

2041 год…?

2053 год…?

2065-й…

Вот тут я лучше промолчу. Потому что вполне очевидно уже, что изначальная «ракетная тенденция» сошла на нет, сменившись бюрократической возней вокруг бюджетов. Возможности ракет-носителей как средств выхода в космос исчерпаны. Как исчерпались во второй половине XIX века возможности воздушных шаров по завоеванию «пятого океана», и даже дирижабль их не спас. Только самолеты с началом двадцатого века дали новый толчок воздушным сообщениям. А они, в свою очередь, появились как следствие прогресса в двигателестроении. А это, в общем, совсем другое направление, не аэростатика.

Что придет на смену нынешним «средствам выведения»? Я пока предположить затруднюсь, поскольку точных критериев для определения не имею. Есть разные варианты. А кроме того, каким бы странным это ни показалось, нет сколько-то серьезного стимула для развития данной области (я имею в виду пилотируемую космонавтику). То есть он наверняка даже есть. Но поскольку пока широко не озвучен, сказать что-либо определенное по данному поводу не представляется возможным. Ведь осуществившийся прорыв в космос произошел не потому, что так хотелось энтузиастам межпланетных сообщений. Все было куда прозаичней. Просто военная техника в середине двадцатого века от рождества Христова дошла до стрельбы на межконтинентальную дальность. А в процессе решения задачи выяснилось, что характеристики системы позволяют достичь первой космической скорости. И баллистические ракеты были использованы для выведения спутников.

Вот беспилотные космические аппараты — совсем иное дело. Спутниковая связь, телевидение, навигация (и не только они) нашли самое широкое применение, и области эти процветают. Автоматические межпланетные станции с неслыханным триумфом облетели все планеты Солнечной системы и вышли за ее границы. И работы в этом направлении никто и не думает сворачивать.

Скорее всего, можно предположить, что это и станет основным содержанием четвертого этапа «первой космической стасорокачетырехлетки» — создание «спутниковой инфраструктуры» в масштабах всей Солнечной системы. Большая задачка, надо признать. Но технически реализуемая. Поскольку основывается на базе уже разработанных технических средств.

Да и нужная. Ведь надо же сперва — прежде чем лететь! — посмотреть, что там. Закартографировать «пыльные тропинки далеких планет», прежде чем на них высаживаться. Наладить там спутниковую связь и интернет. Автоматическими планетоходами исследовать поверхность с целью отыскать площадки, способные выдержать вес посадочных модулей. Проверить на опасные для жизни бактерии, наконец. И уж только после этого, если будет на чем, лететь. Если так хочется.

Но это — межпланетные пилотируемые экспедиции — явно уже содержание «следующей серии». 2065–2209.

Когда решен будет вопрос с узким местом «земля-орбита». Когда расходы на запуск сравняются хотя бы с самолетными. А лучше железнодорожными.

Когда можно будет выводить в космос хотя бы тысячи и десятки тысяч тонн грузов и сотни людей без специальной подготовки.

Когда создана будет космическая промышленность и лунные рудники (поскольку они по факту в космических масштабах дешевле земных).

Когда космическую технику возможно будет ремонтировать в полете.

Когда бортовые компьютеры отменят необходимость в сотнях людей на земных командных пунктах, обеспечивающих полет одного корабля.

Когда появятся системы жизнеобеспечения (СЖО) полностью замкнутого цикла.

Когда медицина, наконец, твердо решит задачу жизни человека в космическом полете на протяжении лет десяти…

И еще многое, много других «КОГДА» — без чего пилотируемая космонавтика в масштабах Солнечной системы просто невозможна.

Ведь мы, в смысле человечество, на настоящий момент не более чем первые неандертальцы, научившиеся сталкивать в воду отдельные бревна и плавать, сидя на них верхом и загребая ступнями. Правда мы уже учимся вязать первые плоты из этих бревен. Мы же все-таки хомо сапиенсы — соображаем. Но от этих неуклюжих сооружений, которые мы гордо зовем «космическими кораблями», до настоящих кораблей еще очень и очень далеко. Почти как до Луны пешком. И сколько времени займет этот путь, сказать трудно.

Хотя это не так уж мрачно, как может показаться. Просто мы сейчас в самом начале космической эпохи. Типа «вышли на берег океана Вселенной». И собираемся теперь там плавать, да… Не первый раз человечество сталкивается с задачей, требующей для своего решения жизни не одного поколения. И даже не десяти. И достаточно хорошо известно, что «путь длиной в десять тысяч ли всегда начинается с маленького первого шага». А этот шаг мы уже сделали…