* * *

...До войны мы, ученые, конструкторы, считали, что не хватит жизни, чтобы пробиться к звездам. Мы, правда, твердо верили, что проникнем в космос, но когда? Основная моя работа заключалась всегда в разработке, осуществлении и отработке в полетных условиях различных ракетных конструкций.

Советскими учеными, инженерами и рабочими была создана межконтинентальная баллистическая ракета, явившаяся выдающимся достижением отечественного ракетостроения и всей советской промышленности. Успешное разрешение этой задачи обеспечено высоким уровнем развития науки и техники в СССР, чегкой и организованной работой научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро и промышленных предприятий.

Располагая столь мощным средством, как межконтинентальная баллистическая ракета. Советский Союз, неуклонно следующий политике мира, использовал это замечательное достижение для целей науки, произведя в соответствии с программой Международного геофизического года запуск искусственных спутников Земли.

Запуск в СССР искусственных спутников Земли неизмеримо расширил границы мировой науки, расширил возможности познания человеком окружающей его Вселенной...

Трудно переоценить этот крупнейший вклад Советского Союза в сокровищницу мировой культуры.

Наступит и то время, когда космический корабль с людьми покинет Землю и направится в путешествие на далекие планеты, в далекие миры,

С. Королев

Замыслы и свершения

1940. Инженер-аэромеханик С. П. Королев, находясь в Москве в ЦКБ Народного комиссариата внутренних дел СССР участвовал в строительстве бомбардировщика 103 (Ту-2) конструкции А. Н. Туполева.

1842. Закончил проектирование самолета-перехватчика с реактивным двигателем РД-1.

1943. Разработал, построил в Особом конструкторском бюро в Казани авиационный ракетный ускоритель (АРУ), предназначенный для боевых самолетов.

1944. Завершил работу над эскизным проектом специальной модификации самолета-истребителя «Лавочкин-5 ВИ» со вспомогательными жидкостными ракетными двигателями. Подготовил и послал в наркомат предложения: «Необходимые мероприятия для организации работ по ракетам дальнего действия».

1945. Участвовал в изучении трофейной немецкой ракетной техники и составлении и редактировании сборника материалов по этой теме.

1947. Как главный конструктор возглавлял проектирование баллистических ракет дальнего действия Р-1, Р-2, Р-3.

1949. Читал лекции на инженерных курсах в Москве: «Основы проектирования баллистических ракет дальнего действия».

1953. Руководил разработкой технического проекта оперативно-тактических ракет Р-11.

1956. Участвовал в передаче на вооружение Советской Армии первых стратегических ракет Р-5М, Р-7, созданных в ОКБ.

1957. Руководил на полигоне Байконур пуском первой в мире межконтинентальной баллистической ракеты Р-7, созданной в ОКБ; первый в мире искусственный спутник Земли возвестил миру о начале космической эры человечества.

 

Глава первая

Великая Отечественная

Наступила долгая осень 1938 года с частыми дождями и ранними заморозками. Тюрьма на колесах, обшарпанный вагон с металлическими решетками на окнах и дверях увозил Королева все дальше и дальше от родного дома, в неизвестность. Один за другим оставались позади пересыльные пункты, менялись конвоиры, передавая из рук в руки, словно вещи, заключенных, неизменно выделяя из разношерстных по «заслугам» арестованные его, Королева, «врага народа». И во время следствия в Москве, и на пути к месту отбывания срока заключения Королев в полную меру испытал на себе всю бесправность и унижения человеческого достоинства. Но больше всего истощало мозг, жгло душу сознание судебной несправедливости, предвзятость и надуманность обвинения в участии в «...контрреволюционной троцкистской организации» и этот ярлык – «враг народа».

«Нет, готов выдержать все, но смириться с клеветой – никогда, – скрипел зубами от негодования Королев, – никогда!»

Поезд перевалил через Урал, потом обошел Байкал, нырнул в тайгу и вырвался из нее, оказавшись на Дальнем Востоке. Все ближе Колыма. Один из лагерей .Главного управления лагерей (ГУЛАГ) НКВД – уже ждал его руки и еще не растраченные физические силы.

Принимая Королева, лагерный лейтенант, сверяя по списку фамилию, назвал его Каралевым, причем сделал ударение на втором слоге.

– Королев, – поправил Сергей Павлович.

– У нас на могилах фамилий не ставят, – огрызнулся лейтенант, – шагай, шагай веселее.

Королев не сдавался.

В августе, октябре 1938 года, в апреле 1939-го – он отправлял в Москву письма с просьбами пересмотреть дело. Они остались без ответа. 15 октября 1939 года он отправил Генеральному прокурору СССР заявление: «Вот уже 15 месяцев, как я оторван от моей любимой работы, которая заполнила всю мою жизнь и была ее содержанием и целью. Я мечтал создать для СССР, впервые в технике, сверхскоростные высотные ракетные самолеты, являющиеся сейчас мощным оружием и средством обороны...» Следствие «проводилось очень пристрастно, и подписанные мною материалы были вынуждены у меня силой и являются целиком и полностью ложными, вымышленными моими следователями... Я вырос при Советской власти и ею воспитан. Все, что я имел в жизни, мне дала партия Ленина – Сталина и Советская власть. Всегда, всюду и во всем я был предан генеральной линии партии, Советской власти и моей Советской Родине... Прошу пересмотреть мое дело и снять с меня тяжкое обвинение, в котором я совсем не виноват. Прошу Вас дать мне возможность снова продолжать мои работы над ракетными самолетами для укрепления обороноспособности страны...»

В эти годы за облегчение трагической участи Королева боролись депутаты Верховного Совета СССР, знаменитые летчики В. С. Гризодубова и М. М. Громов. Причастен к этому благородному порыву двух замечательных людей и авиаконструктор А. Н. Туполев, сам находившийся за тюремной решеткой в стенах Центрального конструкторского бюро (ЦКБ), созданного Народным комиссариатом внутренних дел (НКВД). В этом закрытом ЦКБ оказался не по своей воле не только Туполев, но и арестованные в разное время по навету «враги народа» – несколько групп знаменитых в авиационном мире конструкторов, инженеров. В их числе – В. М. Петляков, В. М. Мясищев, Р. Л. Бартини и другие. В Москве, на улице Радио, для них переоборудовали в тюрьму семиэтажное здание, выделив комнаты для жилья, конструкторской работы. И, конечно же, необходимый для подобного типа «учреждения» охранный персонал. По замыслу организаторов ЦКБ, такая мощная конструкторская служба могла в короткие сроки создать новые образцы машин, которые летали бы выше, дальше и быстрее зарубежных самолетов.

И специалисты работали не за страх, а за совесть, понимая, – дело их необходимо стране, и свято веря, что скоро разберутся и убедятся в их невиновности.

А. Н. Туполев, недовольный тем, что из-за нехватки авиационных специалистов задерживается доработка пикирующего бомбардировщика, настоял на том, чтобы к нему перевели несколько инженеров, конструкторов и технологов, находящихся в тюрьмах и лагерях. В список Андрей Николаевич включил и своего бывшего дипломника, а затем и сотрудника ЦАГИ Сергея Павловича Королева. Однако решающее значение в повороте судьбы конструктора к лучшему все же имело крупное политическое событие. Сталинское руководство, чтобы уменьшить народную напряженность, вызванную беззакониями и массовыми репрессиями, сняло с поста наркома внутренных дел Ежова и назначило вместо него Берию. Исправляя «ошибки» предшественника, новый нарком приступил к частичному пересмотру дел. В числе их оказалось и дело Королева. В 1939 году Особое совещание НКВД заменило Сергею Павловичу ярлык «члена антисоветской контрреволюционной организации» на «вредителя в области военной техники». Десятилетний срок заключения сократили на два года.

Так в начале 1940 года в ЦКБ в группе Туполева появился еще один «зэк» Сергей Павлович Королев.

Сергея Павловича, привезенного под охраной, встретил комендант, отвел в комнату на десять человек, указал железную кровать, выдал постельные принадлежности. Королев начал устраиваться, потом прилег отдохнуть. После дощатых нар постель показалась ему пуховой, и он заснул.

– Извините, пожалуйста, – разбудил его негромкий голос. – Вас просит Главный конструктор.

Сергей Павлович тяжело поднялся с кровати. Вошедший, а это был молодой сотрудник ЦКБ – Сергей Егер – впервые увидел стоящего перед ним человека. Худой, большеголовый, с землистым цветом лица, Королев показался инженеру куда старше своих тридцати трех лет. Из глубины синеватых подглазий на него взглянули карие печальные глаза. Он, Королев, словно извиняясь, что не вовремя прилег отдохнуть, вялым простуженным голосом пошутил:

– Очень устал. Еще два-три месяца, и я бы не выдержал колымского «курорта». Спасибо, в Хабаровске подлечили...

Сняв со стула поношенный пиджак, надел его, потом неторопливо оправил помятую кровать, представился:

– Королев Сергей Павлович.

– Сергей Михайлович, – ответил Егер, кляня себя, что не догадался представиться первым, и торопливо протянул руку новому знакомому, – зовите просто Сергей.

– А вы давно здесь? – поинтересовался Королев.

– Давно, но об этом вечером. Сейчас – столовая, а потом к Андрею Николаевичу. Я провожу вас... По дороге Сергей рассказал, что сейчас ведутся работы над пикирующим бомбардировщиком – 103. Приказано сдать самолет Государственной комиссии не позднее января следующего, 1941 года.

Первая встреча с Туполевым не принесла радости. Учитель показался каким-то тихим, замкнутым. Взглянув на Королева, Андрей Николаевич как-то виновато улыбнулся, будто говоря: видишь, при каких обстоятельствах встретились мы.

– Пойдешь в группу крыла. К Борису Андреевичу Саукке. Надо работать! Время не ждет. – Вот все, что сказал учитель ученику...

В воскресенье, 22 июня 1941 года, Сергей Павлович Королев спустился с пятого этажа огромного семиэтажного здания на улице Радио в помещение, где размещалось конструкторское бюро А. Н. Туполева.

В большом светлом зале стояло несколько кульманов. Королев любил размышлять в полной тишине. Сергей Павлович подошел к своему рабочему месту. Взял резинку, стер с ватмана след карандаша. Проектирование третьего варианта нового бомбардировщика Ту-2 двигалось быстро. Но Главный конструктор этого самолета А. Н. Туполев тем не менее был недоволен. Ему хотелось как можно быстрее запустить машину в серийное производство.

Часа через полтора Королев почувствовал, что устал. Еще раз взглянул на ватман, прижал покрепче угловую кнопку. Нет, чертить больше не хотелось. Сказывалось напряжение последних двух месяцев: работали почти без выходных.

Сергей Павлович подошел к окну, перекрытому металлической решеткой. Взялся рукой за холодный металл. С улицы веяло прохладой. Июнь в этом году стоял в Москве холодный, температура выше семнадцати градусов не поднималась. Редкие солнечные дни уступали стойким нудным дождям, наводившим тоску на невольных обитателей ЦКБ. Но и сегодня солнце, пробившись сквозь тучи, нет-нет да и обдавало город желанным теплом и спетом.

Сергей Павлович Королев не заметил, как быстро и бесшумно вошел Борис Андреевич Саукке, начальник бригады крыла, с которым Королев успел подружиться. Увидев задумавшегося сотрудника, Саукке подошел к нему, поздоровался.

– А вы чего здесь, Сергей Павлович? Да еще в такую рань? Я, по-моему, дал сегодня всем день отдыха!

– Что-то не так получается, Борис Андреевич. Вот я и пришел.

Саукке внимательно посмотрел на чертеж.

– Долго думаете, Сергей Павлович, – упрекнул Борис Андреевич. – В августе начнем строить, а вы? Все, пересчитывайте нагрузки. Завтра вместе посмотрим, – и, понизив голос, добавил: – Сообщаю по секрету: Андрею Николаевичу сегодня разрешили встречу с женой. Кажется, тучи проходят. Сейчас на работе, просил зайти.

«Может, и нас скоро минует беда», – словно искра вспыхнула в голове Королева. Вспыхнула и в то же мгновенье погасла.

– Вы устали, идите-ка в «обезьянник», пока солнце, подышите свежим воздухом, – посоветовал Саукке и ушел.

«Обезьянником» заключенные иронически называли часть плоской крыши здания, обнесенную со всех сторон высокой металлической сеткой и напоминавшую вольер для животных. «Кабэшники», как сотрудников ЦКБ называли надзиратели, любили это место. Любил бывать тут и Королев, а потому охотно воспользовался советом старшего товарища и поднялся в «обезьянник». Но там ни души. Только на столе два воробья отчаянно дрались из-за крошек хлеба, специально оставленных для них. При виде человека они вспорхнули и полетели. Королев долго с завистью смотрел за их свободным полетом, – пока глаз не заметил вынырнувшего из-за горизонта звена легких самолетов. Они плыли над Москвой, пересекая ее с востока на запад, и вскоре скрылись за крышами соседних домов. Королев невольно залюбовался Москвой, раскинувшейся во все стороны и, казалось, не имевшей ни конца ни края... Он мысленно прошел по ее улицам, площадям и вернулся на улицу Радио... Вокруг, невдалеке, все так знакомо. Слева сияющие вдали купола кремлевских соборов, справа – зеленый островок – Лефортово. Прямо, внизу, зеркальная лента реки Яузы. Видится и золотистый крест Елоховского собора, почти рядом родная «Бауманка». Королев взглянул вниз, там, но улицам и улочкам, текла людская волна, многоцветная от ярких одежд. Может, где-то идут сейчас, взявшись за руки, Ксана и Наталка, не знающие, что он тут, недалеко от них. И тоска по дому навалилась на него всей тяжестью... Вдруг Сергей Павлович вспомнил... Тогда, в 1938 году, стоял также июнь, и, кажется, случилось все это в воскресенье.

...Отдаленный рокот моторов спешившего на запад звена самолетов, да к тому же нагрянувший сильный дождь отвлекли Сергея Павловича от воспоминаний, и он вернулся в КБ, к ватману.

Королев снова придирчиво взглянул на чертеж крыла. «Скорость и дальность», – невольно повторил он требования Главного конструктора самолета. Многолетний опыт авиационного инженера позволял ему точно определять ту важную роль, какую играет каждая деталь крыла. Чем лучше аэродинамические и прочностные качества его, тем выше скорость самолета и больше дальность его полета. Сергею Павловичу не нравилась принятая еще до него конструкция одного из элементов крыла-нервюры. Она казалась ему несколько громоздкой. В голове конструктора вырисовывался более совершенный вариант несущего силового набора всего крыла. Туполев всегда требовал: «минимальный вес и максимальная надежность». Новую туполевскую машину, Королев понимал, ждут с нетерпением. Она существенно усилит военно-воздушную мощь страны. Он знал, первый опытный самолет поднялся в воздух, как и требовалось, 29 января этого года. Теперь срочно его дорабатывали, готовя к серийному выпуску. Небольшой, оснащенный двумя мощными моторами Микулина, изящный по своим формам, пикирующий бомбардировщик поднимал три и даже четыре тысячекилограммовых бомбы, имел две скорострельные пушки и крупнокалиберные пулеметы, при этом машина рассчитывалась на большую скорость – свыше 630 километров в час и дальность полета более 2000 километров. Для успешного выполнения поставленных боевых задач на 103-м устанавливалось самое современное по тому времени аэрорадионавигационное оборудование.

Но тут из раструба уличного репродуктора, установленного во дворе ЦКБ, началась передача последних известий. Королев оторвался от ватмана, подошел к окну, чтобы лучше слышать.

Дикторы не торопясь начали свой обычный рассказ о том, чем живет страна. Вначале они процитировали статью «Народная забота о школе», помещенную в «Правде», потом назвали несколько передовых предприятий, досрочно выполнивших полугодовой план. Королев с интересом прослушал несколько сообщений из разных городов о подготовке к 100-летию со дня смерти Лермонтова. Узнав о начавшихся в Москве гастролях киевского театра имени Франко, подумал, что, наверное, мать и Ксана пойдут на спектакль без него... Сергей Павлович с трудом заставил себя не думать о доме.

Пошли сообщения из-за границы. Германия воюет с Англией... Фашисты оккупировали Францию... Война идет в Африке и в Средиземном море. Япония оккупирует часть Китая...

Из громкоговорителя полилась народная песня, но внезапно оборвалась. В то же мгновение раздался взволнованный голос:

– Заявление Советского правительства... ...Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление...

Королев по голосу, по манере говорить, чуть заикаясь, узнал В. М. Молотова, заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и наркома иностранных дел.

– Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы, во многих местах подвергли бомбежке со своих самолетов наши города Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие...

...Враг будет разбит, победа будет за нами. Наше дело правое, – закончил Молотов.

Наступила бездонная гнетущая тишина. Королев бессильно прислонился к стене и стоял, словно оглушенный. В висках стучало, сердце учащенно билось.

Сердце... После колымской каторги оно все чаще давало знать о себе. Королев почти постоянно чувствовал свой «моторчик». Нет, оно не болело в обычном смысле слова, в лекарствах вроде бы не нуждалось. Но щемящее чувство тревоги, какой-то непредвиденной опасности не покидало Сергея Павловича. Часто ночами он прислушивался к своему сердцу. «Ну что ты так стучишь? О чем предупреждаешь? Что еще может произойти со мной?» – думал он. И вот оно. Казалось, что нет больше беды, которая настигнет его, Сергея Королева. Вот о чем ты меня предупреждало. «Беда так беда, у всей страны беда, у всего народа», – Сергей Павлович не заметил, как заговорил вслух.

Конечно, о возможности нападения Германии Королев думал и раньше. Но умом признавая это, он все-таки где-то в глубине души верил, что удастся избежать или по крайней мере оттянуть начало войны, пока страна, оборонная промышленность, армия и весь народ не будут к ней готовы.

«А на что, собственно, надеялись? – спросил себя Сергей Павлович. – Фашисты будут ждать? Нападение японцев на дружественную Монголию... Немецкое вторжение в Польшу... Провокация белофиннов под Ленинградом... Все это звенья одной цепи. С Германией есть договор о ненападении. Его заключили еще в августе 1939 года. Ну хоть покой на западных границах обеспечили на 22 месяца...» Размышления Сергея Павловича прервались шумом хлопающей двери. В КБ собирались сотрудники. В подавленном настроении сидели молча у кульманов, ждали Туполева. Вскоре он пришел. Бледный и решительный. Таким его давно уже не видели. И очень медленно и внятно, делая небольшие паузы между фразами, сказал:

– От нас Родина ждет бомбардировщика. И как можно быстрее, – и повторил свое каждодневное: – Время не ждет, надо работать.

И люди работали. Работали без сна и отдыха, работали не щадя себя, забывая о своем особом положении. Работали без громких слов, для Родины, для победы. Они знали – стране, как никогда, нужны их самолеты, их бомбардировщики. Нужны быстро.

Враг шагал по нашей земле, и остановить его не удавалось. Красная Армия отступала под натиском 170 отборных германских дивизий. У фашистов, набравшихся военного опыта, больше, чем у нас, самолетов, танков, другой военной техники. На их стороне экономическая и военная мощь союзников и покоренных стран. Но советские люди верили, что победят, что выстоят в этой, казалось, неравной борьбе. Не первый раз враги хотели завоевать нашу землю и не первый раз народ давал им сокрушительный отпор.

Вся страна поднялась на защиту Отечества. Начали проводиться в жизнь мобилизационный народнохозяйственный и военнохозяйственный планы на 1941 год. Главное в них – перемещение производительных сил СССР в восточные районы страны – в Поволжье, на Урал, Западную Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан. Планы предусматривали развитие уже имеющихся и создание новых предприятий для производства авиамоторов, самолетов-штурмовиков, истребителей, бомбардировщиков.

В начале июля А. Н. Туполеву отдали приказ подготовить конструкторскую группу для эвакуации за Урал. Такой же приказ получил и директор авиазавода, прославленный летчик А. В. Ляпидевский. Вскоре стало известно, что эвакуируют их в Омск. В короткий срок сотрудники КБ и рабочие завода демонтировали и погрузили в вагоны и на железнодорожные платформы все оборудование самолетостроительных цехов, опытные образцы машин, обширную документацию к ним, материалы, чертежные доски, светокопировальные установки, бумагу, все, что могло понадобиться на новом месте.

Как-то при погрузке оборудования к Королеву подошел человек, лицо которого Сергею Павловичу показалось знакомым.

– Здравствуйте, не узнаете? Я Хромов. Не помните? Я в ЦАГИ работал, когда вы практику проходили.

– Столько лет прошло, но я вас сразу вспомнил, вы были первым, кого я там встретил.

– Выходит, вместе поедем, я с авиазаводом эвакуируюсь.

– А я с КБ.

В Омск прибыли в конце месяца. Сразу же приступили к монтажу оборудования в цехах еще недостроенного завода сельскохозяйственной техники. К зиме авиазавод должен начать сборку самолетов из деталей, привезенных из Москвы. Вскоре в КБ Туполева влился коллектив конструктора А. А. Архангельского, давнишнего его друга и соратника. Дела пошли быстрее.

Сергей Павлович работал наравне со всеми. И грузчиком, и чертежником, и строителем, и конструктором. Но первые недели войны его беспокоила одна мысль:

«Свое ли дело я делаю? На месте ли я? Много ли тут от меня пользы Родине? Здесь смогут и другие, а я летчик, мое место на фронте».

И вот в один из августовских дней он направился в кабинет к А. Н. Туполеву, к тому времени уже освобожденному из заключения.

Андрей Николаевич тепло относился к своему бывшему «дипломнику», всегда отмечал его трудолюбие и ответственность. За время пребывания Королева в Особом техническом бюро Туполев еще лучше узнал его и оценил.

– Слушаю тебя, – чуть приподняв массивную голову над листом ватмана, сказал Туполев.

– Война, Андрей Николаевич.

– Знаю. И что?

– Хочу проситься летчиком на фронт, если доверят, – начал было Королев, но его резко прервал Туполев.

– А кто будет строить самолеты? – конструктор выпрямился во весь рост и в упор посмотрел на стоящего перед ним инженера. – Я один? Ты не первый. Уже пятнадцать таких, как ты, стояли здесь, – не то с раздражением, не то с одобрением сказал Андрей Николаевич. И после паузы: – Мне уже звонили из Москвы. Приказали ускорить строительство бомбардировщиков. Началось строительство третьего варианта. А ты? Делать, что ли, нечего. Пойдешь в группу технологов, там людей не хватает. – И жестко бросил. – Иди, работай, наш фронт сегодня в цехах!

Королев вернулся к себе. На прикроватной тумбочке лежало письмо, прижатое алюминиевой кружкой, невесть каким путем попавшее сюда. Узнал по почерку – от матери. «Дома все хорошо, – писала мать. – Я верю в твои творческие силы и в твою нравственную чистоту. И верю в то, что судьба тебя хранит, и моя вечная мысль, витающая вокруг тебя, где бы ты ни был... Слава богу, что ты работаешь у Туполева. И верю в твою счастливую звезду. Встречалась с Громовым и Гризодубовой. Поблагодарила их. Они просили передать тебе привет. Ксана с утра до вечера в клинике. Хочется, чтобы твой порыв к творчеству получила бы от тебя в дар и маленькая Наташа».

Мать и жена писали теплые, ободряющие письма. Королев нередко ловил себя на мысли, что раньше часто был несправедлив к ним.

«Жаль только, что Ксана не написала ни словечка. Наверное, не успела. Она тоже загружена работой, – успокаивал он себя. – Хотя бы несколько слов о Наташке, о моей доченьке. Ведь большая уже,, седьмой год. Как и где она теперь будет учиться?»

Вести с фронта шли нерадостные. Враг почти у самой столицы. Все эвакуированные в Омск москвичи тяжело переживали эти известия. Ведь почти у всех в Москве остались родные.

А тут еще и в КБ и на авиазаводе не все ладится. Многие квалифицированные рабочие ушли на фронт. Их моста в заводских цехах заняли женщины и подростки. И хотя работали они самоотверженно, не уходили из цехов даже в минуты отдыха, их еще многому предстояло научить. Людей не хватало.

Но недоставало и электроэнергии, цветных металлов и многого другого. А бомбардировщик так необходим Красной Армии! Его ждали на фронтах, он должен взлететь как можно скорее.

На очередное производственное совещание пришел А. Н. Туполев вместе с А. В. Ляпидевским. Это вызвало небольшое удивление у собравшихся. Знали – Туполев не любил многословных и многолюдных совещаний, предпочитал в случае необходимости приглашать к себе небольшие группы специалистов. Видимо, произошло что-то непредвиденное.

Внешне конструктор казался спокойным, только необычный блеск глаз, да руки, не находившие себе места, выдавали его волнение.

– Что говорить, сами все понимаете. Нужны дела. От нас фронт ждет самолеты. Не просто самолеты, а лучше тех, что мы имеем. Мы обязаны построить такие машины, чего бы нам это ни стоило. Наша армия вынуждена временно оставить немалую часть территории. А там запасы полезных ископаемых. Мы уже ощущаем нехватку цветных металлов. Дюраль, где это возможно, следует заменить деревом и бакелизированной фанерой, бронзу, где только можно, – сталью, олово – чем хотите. Надо всемерно сократить длину электропроводов. Это ведь тоже медь и олово.

– Эта задачка и для нас, – шепнул Королеву главный технолог Лещенко. – Многое придется пересмотреть. А отказываться от привычного...

Помолчав немного, глубоко вздохнув, Туполев продолжал:

– Не все продето и с установкой отечественных реактивных снарядов PC-132. Ими мы сможем усилить штурмовое вооружение пашей машины, разместив под каждым крылом по пять таких снарядов.

Еще раз напомнив, что модернизированный самолет Ту-2 должен выйти в серийное производство как можно скорее, А. Н. Туполев словно отдал приказ:

– В конце декабря машина должна быть в воздухе. Наступила тишина. Все понимали важность сказанного сейчас.

– И вот еще что. Рабочих рук не хватает. Все, кто может трудиться, обязаны это делать. – Повернувшись к Архангельскому, добавил: – Александр Александрович, возьмите это дело на себя. – И еще раз повторил: – Все, кто из эвакуированных сможет быть полезен нам, обязаны работать. Не то время, чтобы хлеб даром есть.

– Пришли ко мне две школьницы – циркуль же держать не умеют, – усмехнулся Саукке.

– Учить. Всех учить. Война не на один год, – потребовал Туполев. – Каждый из нас – учитель. Прошу не жалеть на это ни времени, ни средств...

– В вечернюю смену пацаны засыпают, – раздался голос.

– В ночное время давать ребятам дополнительный перерыв, – посоветовал Туполев. – Неплохо бы для них организовать сладкий чай.

– Ростом-то от горшка два вершка.

– Чего смеяться-то. Слава богу, что помогают, – вступился за ребят мастер заготовительного цеха Хромов. – Можно из отходов деревянные подставки сделать. А насчет нехватки рабочих рук скажу так: завтра моя жена Евдокия выйдет на работу.

Королев ушел под огромным впечатлением от выступления Туполева. В нем, как всегда, не было привычных для других начальников громких слов, назидательных ноток, призывов к чему-то вообще. Ясно, что Туполев делился своими сокровенными мыслями, говорил конкретно о наболевшем, как бы советовался со своими товарищами, оттого слова его доходили до сердца каждого.

Сергей Павлович вспомнил сейчас своего давнего друга по учебе в Киеве – Михаила Пузанова, человека, много повидавшего в жизни. Михаилу Пузанову он был обязан многим, даже своим переводом в Москву. Вот бы он сейчас повторил свое любимое: «Если всем миром навалимся – ничто не устоит».

Ночью не спалось, вспоминал сегодняшнее собрание. «Ну почему раньше так мало интересовались нашими предложениями по ракетному самолетостроению. Ведь мы их начали в ГИРДе. Да и потом, в РНИИ. Добились продолжения этих работ. Столько задумано! Если бы тогда но прервали, если бы...» Мысль эта не давала покоя.

В технологическом отделе Королев работал с присущим ему увлечением. Он всегда любил новое дело, оно обогащало его знания и опыт. Знакомства с цехами ему не понадобилось. Ведь достраивали корпуса всем коллективом, едва выгрузившись из эшелонов. Но все-таки поразился, увидев уже неплохо налаженное производство. Стеклились окна, устанавливались чугунные печки-времянки, завод готовился к зиме. От всего вокруг веяло какой-то обжитостыо, будто все здесь давно и прочно. То тут, то там висели написанные наспех «молнии», прославляющие ударников труда. На специальных щитах – номера местной газеты «Омская правда» с ночным сообщением Совинформбюро о положении на фронтах. В каждом цехе – радиорепродуктор. Их, как правило, никогда не выключали.

В цехах уже заметили, что появился новый человек, который любит поговорить о делах с мастерами, рабочими, что-то записывает, хронометрирует, обещает помочь... Так и сегодня. Побеседовав со специалистами, отвечающими за сборку крыла, и, убедившись, что отклонений от документации нет, Королев пошел к себе в конструкторское бюро, где было и их, заключенных, житейское пристанище. На выходе, у проходной завода, Королева, как всегда, ждал конвойный Аким Коротких. Недоучившийся студент с крайне плохим зрением, он тяготился своей службой и исполнял ее кое-как. Это облегчало участь Королева. Между ними установились необычные для заключенного и конвоира отношения: Королев называл солдата просто Аким, а тот его не иначе как Сергей Павлович.

Королев задержался возле Доски почета, стал читать новые фамилии, недавно появившиеся на ней, и не заметил, как подошел Хромов, коснулся плеча. После эвакуации из Москвы они не часто встречались. Сергей Павлович давно проникся уважением к этому неторопливому человеку – ветерану отечественного самолетостроения. Он пришел в ЦАГИ в 1918 году прямо из Красной Армии. Приобрел новую профессию и на всю жизнь остался ей верен.

В свое время с Михаилом Васильевичем, как рассказывали, за руку здоровались основатели ЦАГИ Н. Е. Жуковский, С. А. Чаплыгин. Уважением пользовался кадровый рабочий и у Туполева.

– Давно тебя не видел, Сергей, – взглянул в лицо Хромов, подумал про себя: «Похудел, как-то осунулся, глаза потускнели. Что-то, видимо, случилось? Зря спросить раньше не решался». – Пойдем ко мне, посидим, – и легонько подтолкнул инженера в спину, – расскажешь, как работается.

Деревянная, сколоченная бог весть из чего, конторка оказалась внутри уютной. На стене висела карта с отмеченным на ней положением на фронтах. Возле стола несколько ящиков вместо стульев. На небольшой железной печке, которую только истопили, весело попыхивал чайник.

– Погрейся, Сергей. Едва октябрь начался, а на улице холодина, как в позднюю осень. Одно слово – Сибирь.

Разделся и Хромов. Молча разлил в кружки кипяток, достал из шкафчика тонюсенький кусочек сала, разрезал его пополам, разломил на равные части ломоть хлеба, подвинул к Королеву.

– Перекусим немного.

Какое-то необъяснимое чувство доверия питал Королев к этому пожилому мастеру. Его ненавязчивое участие грело душу, располагало к себе. И хотя Хромов ни о чем не спрашивал, Королеву вдруг страшно захотелось рассказать сидящему перед ним человеку все, все... К удивлению Сергея Павловича, Хромов многое знал о нем: о ГИРДе, о ракетах и даже читал его книгу «Ракетный полет в стратосфере». Знал, почему его оторвали от любимого дела, почему оказался вне стен Реактивного института. Михаил Васильевич слушал Сергея внимательно, мелкими глотками пил чай.

– Все полетело прахом! – с болью закончил Королев. – Все! – И умолк.

Молчал и Хромов, понимая, как тяжело Сергею Павловичу. Долго сидели, не произнося ни слова. Мастер теребил узловатыми пальцами подбородок, посматривал на Королева.

– Вот что, Сергей, давно хочу тебе сказать. Ты гнись, но не ломайся. Гнись и гни свою линию.

Совет старшего товарища показался Королеву настолько неподходящим, что он готов был возмутиться, уже пожалел, что разоткровенничался.

– Не в моем характере гнуться, – и решительно встал, чтобы уйти.

– Не сердись, может, я не так сказал. Послушай меня до конца. Я ведь давно тебя знаю. Ты мужик настоящий и головастый. Ради большой цели люди, как бы тебе сказать, гнулись, да еще как. Но только ради большой цели. И так, чтобы не сломаться. А потом разогнешься. Это ничего, нестрашно.

– К чему клоните, Михаил Васильевич? Могу сказать о себе только, что «служить бы рад, прислуживаться тошно».

– Опять не понял ты меня, Сергей. Ты помнишь самый первый цельнометаллический самолет Туполева? А я не забываю тех дней. Двадцать лет назад конструктора чуть с потрохами не слопали. Отказался от дерева, фанеры, ткани. Решил построить весь самолет из металла! Большинство специалистов на высоких постах, видать и не глупых, посчитали задумку Андрея Николаевича бредовой. Да и многие из нас, рабочих, тоже привыкли к дереву. Надо переучиваться, а кому это охота. Не простая это штука.

– Да то ведь была техническая революция в авиации! Все пришлось пересматривать: и принципы конструирования, и технологию производства, – оживился Королев.

– Но главное, Сергей, – металл понадобился. Легкий, да к тому же и прочный. А где его взять? Так к чему я все это тебе говорю, Сергей? Андрей Николаевич цепко дрался за свою идею. Но где надо гнулся, ой как гнулся, чуть не до земли. Это с его-то самолюбием и гордостью. Потому что не о себе думал, а о деле. Спасибо, Серго Орджоникидзе поддержал. Потом АНТ-4 – наш первенец. А когда Валерий Чкалов через Северный полюс в Америку махнул, все на свое место встало. Теперь вот мыслим, как самолет в непробиваемую броню одеть, да при этом чтобы машина скорость и маневренность не утратила... Таким должен быть наш бомбардировщик, его теперь Ту-2 величают! Так что ты своих замыслов не бросай, думай, прикидывай. Да старайся быть поближе к сегодняшнему дню, Сергей. И не забывай: после ночи обязательно день настанет, – и, внезапно переменив тему разговора, спросил:

– Писем-то из дома давно не получал? Как там Москва-то? Немцы все прут и прут.

Самолет Ту-2 давался коллективу КБ нелегко, как всякая новая машина. Правда, удалось собрать несколько образцов машин. Но каждый раз требовательный А. Н. Туполев и его летчики-испытатели находили новые возможности улучшения летных качеств бомбардировщика.

Королев как губка впитывал в себя все новое, что появилось в авиастроении за последние годы. Впитывал, не теряя надежды, что приобретенный опыт ему пригодится. Сергей Павлович всегда смотрел вперед, в будущее. Мысль о создании реактивного самолета не покидала его. Реактивный нужен. И не просто самолет, а реактивный самолет-перехватчик. А пока хорошо бы придать ракетное оружие туполевскому самолету, причем мощнее реактивных снарядов.

Как-то утром, в комнате, где работал Сергей Павлович, зазвонил телефон. Ему не хотелось отрываться от важного расчета – пришла мысль о замене обычных бомб крылатой управляемой ракетой-торпедой. «В этом случае, – размышлял Королев, – летчик мог бы наносить точный удар по цели издалека, не подвергаясь опасности со стороны средств вражеской противовоздушной обороны». Королев приподнял трубку и бросил на рыжачок. Но в ту же секунду звонок загремел с еще большей настойчивостью. Сергей Павлович нервно схватил трубку.

– Ну что там? – и после долгой паузы удивленно повторил: – Меня? Ляпидевский? Пропуск заказан? – Королев внимательно взглянул в трубку, откуда раздавался голос, словно хотел увидеть говорившего по телефону. Осторожно положил ее на рычаг и начал быстро убирать все бумаги в ящик стола.

– Я Королев! – войдя в кабинет Ляпидевского, представился Сергей Павлович.

Из-за стола вышел коренастый человек, с крупной головой, обильно посыпанной на висках сединой. На гимнастерке поблескивала Золотая Звезда Героя. Директор завода окинул взглядом вошедшего. Все на нем сидело ладно: и выцветшая от многих стирок гимнастерка, накрепко перепоясанная ремнем, и синив выглаженные брюки галифе, и начищенные кирзовые сапоги. Лицо показалось знакомым. «Не тот ли Королев, о котором среди авиационников еще до войны ходили разные легенды, связанные с ракетами и космическими кораблями», – подумал Ляпидевский. Но, решив не вдаваться в мирные воспоминания, пригласил Королева пройти и указал рукой на кресло, стоявшее вплотную к письменному столу директора.

– Так вот, тов... – и, странно поперхнувшись на таком привычном слове «товарищ», директор продолжал, не заметив, как передернулось лицо его собеседника: – Так вот, Сергей Павлович, – решительно добавил он: – Андрей Николаевич рекомендует вас заместителем начальника сборочного цеха, где идет работа по Ту-2. Грамотных и толковых инженеров не хватает. Не скрою, нашу кандидатуру утьердили не сразу. Были сомневающиеся, можно ли вам доверить такой ответственный участок. Но сейчас вопрос решен.

Королев от неожиданности привстал. Дыхание перехватило. За одну секунду множество мыслей пронеслось ц голове: «Это большое доверие. А ответственность? Одного только оборудования в цехе... Малейшая неудача... Но разве он не знает дела? Нет, он должен справиться. А риск – ну что ж, не привыкать... Предлагают живое дело... А это – вклад в победу, с которой связаны все мечты и надежды... шаг к реактивному самолету-перехватчику...»

– Ну что, Сергей Павлович, вы раздумываете? – спросил Ляпидевский.

– Я согласен, – четко сказал Королев. – Только как меня примут в цехе... А без доверия...

В эту минуту в кабинет Ляпидевского без стука вошел высокий человек, явно штатский, в хорошем сером костюме с резко выделявшимся на белоснежной рубашке, серебристом, в полоску галстуке. Ляпидевский взял вошедшего под локоть, подвел к столу.

– Вот вам, товарищ Италийский, и заместитель.

Знакомьтесь. Сергей Павлович Королев.

– Лев Александрович, – подавая руку, назвался начальник цеха. – Прошу в цех. Дел – невпроворот.

Дни не побежали, а помчались. В цехе сразу обратили внимание на настырного зама, вникавшего с необычайной дотошностью в инженерные дела, быстро решавшего все вопросы.

Свою каждодневную работу Королев начинал с заготовительных цехов. Следуя совету своего добровольного наставника Михаила Васильевича Хромова, везде завязывал узелки дружбы, неизменно повторяя: «Вы нас не подведите. Наш цех – зеркало всей вашей работы».

Появляясь в том или ином цехе ранним утром, Сергей Павлович заинтересованно наблюдал, как заводские «закройщики» по специальным шаблонам вырезали будущие детали фюзеляжа, вели раскрой металлических листов для обшивки. В механическом цехе работали в основном вчерашние мальчишки и девчонки, сменившие у станков своих отцов и братьев. Стоя у токарных станков, они из стальных прутьев и трубок нарезали болты и гайки. Несложная, но очень нужная работа.

Досконально разобравшись в делах, Королев с согласия начальника составил четкий план работы каждого подразделения, фактически каждого из ста пятидесяти работающих. Правой рукой Сергея Павловича стал руководитель технологической группы цеха Михаил Трайбман, смекалистый, энергичный и трудолюбивый двадцатишестилетний специалист. Он с полуслова понимал заместителя Италийского, хорошо зная свое дело. Миша, как по-дружески сразу стал называть его Королев, мог дать и разумный совет. Сергей Павлович же поставил перед ним такую задачу:

– Фюзеляж как-нибудь сколотим, прочный и надежный, но без начинки – оборудования, за которое отвечаешь ты, – он, что консервная банка. Так что составь для себя и для меня график получения всего необходимого и не ленись, выбивай все у смежников. И вот что: каждую деталь, как бы она незначительна ни была, прежде чем поместить в фюзеляж, семь раз проверь, поставь, еще семь раз проверь. Надежность – главное. В машине летчику жить. От всех требуй особой тщательности. Я вмешиваться не стану. Но вот когда закончишь монтаж оборудования всего – от радионавигационных систем до наружного освещения самолета, – спрос будет жесткий и с тебя одного, Миша.

Сергей Павлович требовал неукоснительного выполнения раз и навсегда установленного перядка, но в процессе работы сам вносил много предложений, улучшающих качество узлов и деталей. Обычно он говорил сотрудникам: «Если у вас что-то не получается, приходите ко мне, вместе найдем решение вопроса. Но не выжидайте: невыполнение того или иного задания – самое страшное, особенно в настоящее время, когда дороги каждый час, каждая минута».

Дуэт Л. А. Италинский – С. П. Королев оказался очень деятельным. Постепенно коллектив сборочного цеха набрал нужный темп работы и вскоре вышел в передовые. Но случилось ЧП. Один из сотрудников, оценив по-своему причины, как он считал, чрезмерной требовательности заместителя начальника цеха, в грубой форме отказался выполнить задание Королева, да еще напомнил ему, кто он «есть», «что напрасно вражина выслуживается и что не будет ему прощения».

– Вон из кабинета! – в бешенстве крикнул Королев, и, не появись в этот момент Сергей Егер, несдобровать бы распоясавшемуся грубияну: рука у Королева была тяжелой – недаром в юности увлекался спортом, в том числе боксом.

– Вы что, Сергей Павлович, с ума сошли?! – крепко схватив за руку Королева, прикрикнул на него Егер. – Да за это дерьмо срок прибавят. Вы этого хотите?! – и с силой посадил друга на табуретку. – Остыньте!

Сергей Павлович не мог успокоиться. Нервная дрожь била Королева так, что ему самому было противно. Наконец придя в себя, засунул руки в глубину карманов, словно боясь, что они выйдут из повиновения. Через силу улыбнулся.

– Вы по делу?

– А как же. Искал Италийского, а он на заседании парткома. Обсуждают новую инициативу комсомола, да еще жилищные дела...

– Да садитесь, чего стоите?

– Андрей Николаевич дал поручение. Старик ищет возможности хотя бы на полмесяца сократить сроки сборки Ту-2. Просил меня поговорить с людьми. Я вроде как в разведкр. Звонил Берия. Разговор с ним не из приятных. Сами понимаете.

Королев взглянул в открытую дверь. Там на стене висел портрет наркома внутренних дел. Он смотрел на всех через толстые стекла пенсне, кажется, не видя никого. Сергей Павлович отвернулся.

– Так какие советы дадите? – спросил Егер.

– Дайте мне подумать до завтра.

...И все-таки «обиженный» пожаловался на «грубость Королева». Администрации завода пришлось разбираться. Не окажись во время инцидента С. М. Егера, трудно сказать, чем бы закончилось дело. Директор завода вместе с общественностью признали правоту Королева. Помогли и рабочие, знавшие подлинную цену жалобщику. Что они сказали ему, никто не знает, но больше его па заводе не видели.

Как-то в конце смены, когда Сергей Павлович, определив задания на завтра, отпустил всех и сел было за стол поработать над ватманом, он неожиданно увидел стоявшую у двери в нерешительности чертежницу КБ Раю Малофееву.

– Вы почему не ушли? Что случилось, Раечка, – и, подойдя к ней, Королев, как всегда, пошутил: – «Как растешь на радость папе и маме».

– Я не девчонка, чтобы со мной так говорить, – к удивлению Королева, вспылила девушка... – Мне девятнадцать, а вы, а вы... «на радость маме», – и вдруг заплакала.

– Да не хотел я вас обидеть. Поверьте, товарищ Малофеева.

– Ничего-то вы не понимаете, – и передразнила: – «Товарищ Малофеева», – и вдруг как-то вся сникнув, осела на стул и, обхватив спину руками, опустила пышноволосую золотистую голову, зарыдала. – Я же... С того первого дня... Ничего не могу поделать с собой... Не могу...

Сергей Павлович встал смущенный, не веря сказанному. Да, к Рае он испытывал добрые чувства, на душе становилось всегда теплее, когда она, излучавшая столько доброты, улыбаясь, подходила к нему, но как казалось, всегда по делу... И тут, словно освещенный молнией, вспомнился ему давний эпизод: заметив болтающуюся на пиджаке Королева пуговицу, Рая тут же остановила его, достала иголку с ниткой и, не снимая пиджака с его плеч, стала пришивать эту пуговицу. Кто-то из подружек проходил мимо и пошутил: «Ох, Раиска, пришьешь ты свое сердечко к этому пиджачку».

Вспомнив это, Сергей Павлович подошел к Рае, обнял за плечи, попытался успокоить.

– Ты чудесный человек, Рая! – не сдержав чувств, охвативших все его существо, нежно взял в руки голову Рай, крепко поцеловал ее. -Какая ты чудесная! – и, подвинув соседний стул, сел рядом с ней, обняв ее. – Мне всегда хорошо, когда ты рядом. Даже стихи читать хочется. Ты любишь Шевченко?

Раиса слушала и, не зная украинского языка, сердцем все поняла. Долго молчали. Потом встала, вытерла глаза платком и попыталась спрятать свою неловкость за нарочитой дерзостью.

– Не стоите вы моих слов. Так взболтнула. Кровь девичья взыграла. Вы женаты, у вас дочь. Я даже знаю ее имя – Наталка...

– Ну вот и хорошо, – с притворным равнодушием ответил Сергей Павлович. – У тебя впереди такая жизнь, Раечка. Придет настоящая большая любовь, и ты навсегда забудешь этот зимний ноябрьский день...

– Никогда! – вырвалось у Раи. Но в серых ее глазах появившееся было негодование внезапно потухло. Она стала прежней Раей, не способной скрыть своих подлинных чувств. – Мне ничего от вас не надо, – торопливо заговорила девушка, словно боясь, что ей не разрешат сказать всего. – Мне только быть иногда с вами рядом. Говорить о чем думаю... – и, увидя на столе эскизы, наброски какого-то необычного самолета, воспрянула духом: – Сергей Павлович, можно я вам помогу. Сделаю вам все чертежи. У меня столько свободного времени. Ну, иожалуйста!

– Ну что ты, Рая, – Сергею Павловичу стало так жалко стоявшую перед ним девушку, чистую, искреннюю в, своих намерениях. – Все будет хорошо у тебя, вот увидишь. А от помощи не откажусь. Спасибо.

С тех пор Королева и Раю часто видели вместе и радовались их дружбе, видя, как она помогает им выстоять в эту тяжелую годину.

Несмотря на трудности, не досыпая, не доедая, всячески экономя материалы, самолетостроители сдержали слово. К середине декабря 1941 года начались полетные испытания Ту-2. Но тут произошло непредвиденное. Из наркомата пришло указание: заменить на самолете мотор водяного охлаждения Микулина на недавно появившийся менее мощный мотор воздушного охлаждения Швецова. Хотя по своим габаритам и мощности они не сильно отличались друг от друга, тем не менее замена «сердца» в самолете потребовала модернизации его и отодвигала время сдачи в серию, поступление на фронт. Руководство КБ и Опытного завода, общественные организации решили оповестить всех о случившемся, созвав общее собрание. В сборочном цехе, где стояло несколько экспериментальных самолетов, на стыке двух смен собралась не одна сотня людей. Было решено, что обо всем скажет сам Туполев.

Андрей Николаевич говорил недолго.

– Время не ждет! Надо работать! – этими словами закончил Генеральный конструктор свое короткое выступление.

Лозунг: «Все – для победы, все – для фронта!», написанный на красном полотнище, перекинутом с одной стороны цеха на другую, вмещал в себя, кажется, все, сказанное на собрании.

Вперед вышел Хромов. Секунду стоял молча, подыскивая слова.

– Начинай, Васильевич! – крикнули из цеха, – Что молчишь?

– Да вот думаю, с чего начать, – сунул кепку в карман халата. – Не совсем согласен я с Андреем Николаевичем. Конечно, работать надо. Но как? Так вот, иду я вчера вечером, скорее ночью в конце второй смены по механическому цеху к себе в конторку. Смотрю, двое токарей станки выключили, ручки свои тряпочкой вытирают. Похоже, работу кончили. Взглянул на часы, а стрелочкам до конца смены еще полчаса бежать. Спрашиваю: «Не на свадьбу ли торопитесь?» – «Нет, – говорят, – женаты». – «А заготовки деталей зачем тут?» Мужики поняли, к чему клоню, обозлились на меня и в наступление: «Мы норму свою выполнили, а остальное не твое дело». Обозлился и я на них: «А там на фронте, – спрашиваю, – тоже от сих до сих или с позиции уходят, „норму“ выполнив?» Ничего мне не ответили, а побыстрее пошли из цеха. Я им вдогонку пару нежных слов всадил. Да что толку – не поняли.

– Больно ты строг, Михаил Васильевич, – крикнула из толпы работница Потапова, – не бездельники же они.

– Строг, говоришь. У тебя, Пелагея Андреевна, на фронте муж. Двое пацанов за подол юбки держатся? Так?

Митинг притих, насторожился. А. Н. Туполев, А. А. Архангельский, А. В. Ляпидевский, парторг ЦК ВКП(б) Н. Н. Андреева, перекинувшись между собой несколькими словами, замолчали. Все ждали, что скажет дальше Хромов.

– Норма, конечно, закон государственный, но у каждого из нас сейчас, когда столько земли супостату по-оставляли да народу потеряли, есть еще свой рабочий закон. И .имя ему – совесть. Что же это получается? Если, значит, эти двое завтра норму за полсмены одолеют, значит, выключат станки и полезут на полати, извините, задницу греть?!

Толпа качнулась, загудела словно море перед бурей. Кое-где раздался смешок. Переждав его, Хромов продолжал:

– Дружу я тут с одним молодым инженером из сборочного. Королев его фамилия. Что прячешься, Сергей Павлович, плохого не скажу. Утром раненько приду в цех, а он уже у меня. «Как с деталями?» – спрашивает. В конце смены опять у меня: «С деталями на завтра, Васильевич, не подведи!» Думал, к одному ко мне по дружбе зачастил. Разговорился с соседями, а они чуть не в один голос: «Востроглазый-то, от Италийского? Житья от него нет. Во все дырки влезет, и все с толком... Ему все подай, да еще вовремя... Дефект обнаружит – расшумится...» В народе говорят: лишняя копейка кармана не рвет. Так и на войне: лишний патрон, снаряд, лишняя винтовка или пулемет, танк или самолет солдатам не в тягость, а в подмогу. Ты, – снова обратился Хромов к работнице, – не подумала, взяв под защиту двух моих «знакомых».

– Да я что, так ведь, по-человечески, – оправдывалась Потапова. – Работают же они.

– А по-человечески я тебе скажу так. Прикинь-ка своим умом. Твоему Илье на фронте в самую нужную минуту боя вдруг не хватит двух-трех патронов. А ему всю «норму» их уже выдали, а в запасе – ни-ни. Вот и гляди, как все обернуться может. Так что лишняя копейка кармана не рвет.

Рабочий снова обратился к участникам митинга, чуть повысил голос, чтобы слышали его все.

– Думаю, что со мной все согласятся: пусть фронтовики не сомневаются – самолеты они получат в срок. Но тут уж так: выполнил норму – хорошо, перевыполнил – еще лучше, а дал полторы-две нормы – слава тебе. Нынче, когда идет проклятущая война с фашистами, нельзя работать только за себя. Надо и за тех, кого нет рядом: мужей, отцов, братьев. Тыл и фронт, что крылья самолета – едины. Нельзя, чтобы одно крыло было «вкривь», а другое – «вкось». Считайте, что мы, заготовители, с этой минуты на фронтовой вахте.

Собравшиеся одобрительно хлопали в ладоши. Выступление мастера Хромова всем понравилось.

– Спасибо, Михаил Васильевич, – поблагодарила Андреева, – разрешите и мне сказать несколько слов. Верно, нельзя, чтобы одно крыло было «вкось», другое «вкривь»...

Слушали парторга внимательно. Миловидная сорокалетняя женщина, полная энергии, с душой, распахнутой для всех, хорошо знала производство, людей, пользовалась у них уважением. Она выросла в этом коллективе. Семнадцать лет проработала в КБ конструктором, с 1924 года член ленинской партии, активная общественница, два года назад коммунисты избрали ее секретарем парторганизации.

– Согласна я с товарищами, работа наша – фронтовая, – продолжала Андреева. – Только есть разница: там льется кровь, там гибнут наши мужья, братья и отцы. Кто же им поможет, если не мы? Кто? У них там, на фронте, вся надежда на нас.

– А у нас на них, родненьких, – крикнула Потапова.

– Верно, – подхватила парторг, – фронт и тыл едины. Товарищами предлагалось стать до конца года на фронтовую вахту...

Выступление парторга прервал исступленный голос Раи Малофеевой, вбежавшей из соседнего цеха: «Москва... Москва...», растолкав собравшихся, включила репродуктор, молчавший по случаю митинга. Но опоздала...

«Мы передавали „В последний час“, – сообщал диктор. – Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы. Поражение немецких войск на подступах к Москве...»

Но этого было достаточно, чтобы в то же мгновение под сводами цеха сотни голосов слились в единое торжествующее – «Ура-а-а!» Ближе всех к репродуктору стояла Пелагея Андреевна Потапова. По красному, обветренному лицу ее текли слезы. Она размашисто по-сибирски крестилась и шептала про себя: «Слава те, господа!»

Новый, 1942 год оказался для С. П. Королева во многом поворотным в его жизни. В августе Государственная комиссия приняла Ту-2 к войсковым испытаниям, а затем и к серийному производству. Этот самолет признали намного лучше немецких и итальянских бомбардировщиков. Конечно, потребовалось еще немало времени, прежде чем сразу на трех заводах началось серийное его производство и он стал по-настоящему массовой фронтовой машиной.

В Омске параллельно с КБ Туполева работал коллектив В. М. Мясищева. Он завершал разработку дальнего высотного бомбардировщика ДВБ-102. Конструктор искал человека в Технологический отдел. Владимир Михайлович знал Королева еще до войны. Воспитанники МВТУ, они одно время вместе работали в ЦАГИ. И Мясищев остановил свой выбор на Сергее Павловиче.

Всякое новое дело отвечало душе Сергея Павловича, а работать с таким конструктором, как Мясищев, он посчитал очень полезным и охотно согласился, и это тем более, что на проект ракетной аэроторпеды никакого ответа не было.

– Ас Андреем Николаевичем и тюремным начальством я договорюсь. Думаю, возражать не будут, – сказал Мясищев, получив согласие Королева.

Сергей Павлович с головой окунулся в новое дело. Двенадцатилетний опыт работы в авиационной промышленности причем в различных ее подразделениях, как никогда, нригодился. И действительно, Королев знал самолетостроение как немногие конструкторы и по существу, и в деталях. Моторная группа и крыло, фюзеляж, автопилот, вооружение – все это ему известно не теоретически, а практически. А самолет Мясищева даже по сравнению с Ту-2 выглядел как прорыв в будущее.

Чем глубже Королев влезал в разработку технологии производства нового самолета, тем чаще возвращался к мысли об использовании в авиации могучих сил, таящихся в реактивном движении, и тем энергичнее работал над проектом ракетного самолета, стараясь совместить свою мечту с мудрым советом Хромова: «Поближе к сегодняшнему дню».

Неожиданный вызов в ноябре 1942 года в Казань прервал работу Королева в КБ Мясищева. Сергей Павлович пошел к А. Н. Туполеву попрощаться.

Генеральный конструктор оторвался от дел, приветливо посмотрел на вошедшего.

– Будь моя воля, не отпустил бы тебя, Королев. Вызов из авиамоторного завода. При чем тут ты – аэромеханик... Твое дело самолеты конструировать. Двигатели – удел других. Ты человек мыслящий широко... К тому же есть решение: всю нашу «шарагу» освободить.

– Спасибо, Андрей Николаевич, за все: и за прошлое, и за настоящее, – с грустью поблагодарил Королев. – Я над собой не властен...

– Ну, иди. Будет возможность, возвращайся к нам, место для тебя всегда найду,

Единственный пассажирский вагон с табличкой «Омск – Москва» был последним в составе, груженном зерном. На товарных вагонах пестрели лозунги: «Трудящиеся Алтая – фронту», «Каждый пуд зерна – удар по врагу». Состав с хлебом шел из Алтайского края – житницы Сибири. В Омске к нему и прицепили пассажирский вагон. В него вошли несколько военных, севших особняком. С. П. Королев и его конвоир Аким Коротких поднялись последними. Одет Сергей Павлович в стеганую куртку, такие же штаны, серые валенки и шапку-ушанку. В вещевом мешке – две буханки черного хлеба, банки консервов, махорка да рулон с бумагами, обернутый в старую клеенку, – вот и все его имущество. Проводница наметанным глазом распознала по одежде в новом пассажире работягу. Узнав, что едут до Казани, отвела им купе рядом с собой.

– Зови меня Фросей, – сказала она Королеву, сильно окая. – Ехать нам долго. Недельку, полторы протопчемся. А тут теплее, да и мне поможешь.

Проводница не ошиблась. Состав шел очень медленно, впе расписания. Он часто останавливался, то пропуская санитарные эшелоны, шедшие в глубь Сибири, то его обгоняли поезда, мчавшиеся на фронт с новыми сибирскими дивизиями.

На станции Камышлов, между Тюменью и Свердловском состав задержали на целые сутки. И тут ударил преждевременный мороз, угля у проводницы осталось совсем мало, она его экономила. Ночью Фрося разбудила конвоира и Королева, и те набросали в татабур сосновых дров, да так много, что часть пришлось перенести в вагон. Распилив несколько поленьев, покидали их в печь. Запылал веселый огонек, потянуло смолой. Через час в вагоне стало тепло.

Королев пошел в свое купе, впервые за три дня снял с себя ватник. Потом достал с верхней полки рулон с чертежами и заметками к эскизному проекту ракетного самолета-перехватчика, которым в свободное время занимался в КБ Туполева. Сергей Павлович разложил листы ватмана на нижней полке и стал в который раз рассматривать компоновку будущей машины. В общих чертах она отдаленно напоминала ракетоплан РП-318, которому он отдал много сил еще в РНИИ. Сергей Павлович знал, что усилиями его соратников в 1940 году его ракетоплан был модернизирован, и летчик Владимир Федоров успешно проложил первую реактивную тропинку в небо. Но дальше работа в РНИИ застопорилась. Идею подхватило другое авиационное КБ В. Ф. Болховитинова, и в 1942 году в СССР в небо поднялся первый отечественный ракетный самолет БИ.

...Стоило Сергею Павловичу закрыть глаза, как перед ним словно наяву возникала его короткокрылая краснозвездная птица. Ему чудилось, как всего за две минуты она поднимается на высоту десяти тысяч метров и мчится в бесконечной синеве неба с небывалой скоростью – тысячу километров в час, почти в два раза быстрее лучших немецких самолетов... Сергей Павлович представлял себе, как, проскочив облака, ракетный самолет внезапно появился над фашистскими летчиками. Крутой разворот, и вот уже свинцовый ливень из пушки, из двух пулеметов обрушивается на врага. Не успев ответить, несколь" ко немецких самолетов загораются и, объятые пламенем, падают на землю. Другие пытаются удрать, но из-под крыльев краснозвездного самолета вдогонку им, со свистом рассекая воздух, мчатся ракетные снаряды и настигают их...

Проводница пригласила Королева пить чай, налила ему в стакан кипятку, пододвинула сухари.

– Погрейся. У тебя дети-то есть?

– Дочка, Наталка, семь лет. Не знаю, когда увидимся. Столько горя кругом.

– А у меня сын, три года, Василек, а мужа под Сталинградом... Там, солдат говорил, такое... Немцам почище Москвы...

Королев курил мало, только когда нервничал. Вот и сейчас, достав кисет, сшитый из цветного ситца, подарок Раи, неумело из газеты скрутил «козью ножку», засыпал ее махоркой, чиркнул спичкой.

– Может, ты, Фрося, поменяешь мою махорку...

– Я не умею. Мне она не нужна. Некурящий друг в дорогу дал...

– Ладно, – охотно согласилась проводница. – Махорка нынче на вес золота.

Поезд тронулся, проводница вышла в тамбур прикрыть дверь. Королев пошел к себе в купе. Взглянул на часы – было около четырех дня. Начало темнеть. В углу сидел Аким Коротких. Работать было темно, и Сергей Павлович стал вспоминать, как его провожали Борис Андреевич Саукке, Сергей Михайлович Егер, Михаил Васильевич Хромов...

...Высокий Егер, чтобы обнять Королева, чуть нагнулся:

– Ну, Сергей, пора! Не забывай нас, туполевцев, наш многострадальный Ту-2. Немцы еще попляшут под его музыку. Ты, Сергей, отдал самолету много сил и сердца. Не зря! Помни, твоя работа в нашем КБ – заслуживающий высокого уважения вклад в победу. Я знаю, она придет, и мы встретимся с тобой в Москве.

У Королева к горлу подступил теплый комок, и он ничего не смог сказать в ответ – так растрогали его слова друга. Он молча крепко пожал Егеру руку. Не знал Сергей Павлович, что слова эти просил ему передать сам Туполев, скуповатый на похвалу.

– Это тебе моя Евдокия на дорогу приготовила, – сказал Хромов, передавая пакет, завернутый в газету. – Тут кое-что перекусить. Не богато, сам знаешь, а в дороге не лишнее, – помолчал, а потом, словно спохватившись, что чуть было не забыл сказать главного, глядя прямо в глаза, произнес:

– Дорогу ты выбрал себе, Сергей, верную, только не нроторенную. Идти по ней будет тяжело – не по асфальту. Набирайся сил. Главное – не сломайся. И гнись, когда очень надо...

Сергей Павлович не заметил, как задремал. Проснулся от скрипа открываемой двери. Вошла проводница.

– Ну и крепко ты спал, Сергей. Я– тут на полустанке твою махорку променяла. Держи, – и Фрося выложила на стол кусок масла, пяток вареных картофелин. – А тут, в тряпочке, десяток яиц. Проживем, не горюй. Скоро Свердловск, а там, гляди, и ваша Казань...

Сергей Павлович отдал Фросе несколько яиц, остальное сложил в вещевой мешок. «Казань... Казань... Что там меня ждет?» – спросил он сам себя, но ответить ничего не мог.

 

Глава вторая

В этом моя жизнь

19 ноября 1942 года в, день начала разгрома фашистских войск под Сталинградом поезд прибыл в Казань. Королев вышел из вагона и увидел среди встречающих старого знакомого – В. П. Глушко.

– Валентин Петрович? – не скрыв своего крайнего изумления, воскликнул Королев. – Вот чего не ожидал, так не ожидал...

– Как видите, я здесь. Да вы, Сергей Павлович, вижу, не знали, что после суда меня сюда сослали. Судьба у нас с вами одна. – Валентин Петрович иронически улыбнулся и продолжал: – Рад видеть вас, Сергей Павлович. Будем работать снова вместе. А дел столько...

В. П. Глушко в то время возглавлял коллектив, входивший в очередную «шаражку», или специальное КБ системы НКВД при авиационном моторостроительном заводе. Валентин Петрович сразу перешел к делу:

– Не секрет, что наша авиация еще отстает от фашистской. Новые самолеты только начинают выпускать сорийно. Решили применить жидкостные ракетные двигатели в качестве ускорителей боевых самолетов. Подсчитали, что тогда машины смогут увеличить скорость на 180-200 километров в час. И не вам, Сергей Павлович, объяснять, что с ракетным ускорителем самолет и от земли оторвется быстрее, и в воздухе будет маневренное. Теперь ясно, для чего вы понадобились?

– Я всегда говорил, что главное – мотор, – отвечал, посмеиваясь, Сергей Павлович.

– Он есть. Его тяга достигает трехсот килограммов. Главное сегодня другое. Надо запрячь его в самолет. Одним словом, до зарезу нужна специальная авиационная ракетная установка – АРУ. Я знаю, только вы сможете в короткий срок сконструировать ее. Ради этого я и добивался перевода вас к нам, в Казань. Руководство обещает создать вам все необходимые условия.

Немного обжившись на новом месте, Сергей Павлович послал родным письмо: «Переехал из одного города в другой срочно и ничего из вещей, даже самую необходимую одежду, захватить не успел. Нас здесь просто замечательно встретили, и очень много людей сейчас хлопочет о нашем дальнейшем благополучии... На производстве для нас сделаны многие хозяйственные предметы, как, например, алюминиевая посуда, которую я терпеть не могу, так как все это время пользовался только ею, затем всякие плитки, тазы, бидоны и пр. Шьют нам занавески на окна и белье... Чувствую, что вы в ужасе. Но, ей-богу, это же все пустяки, и я даже не замечаю всего этого. Так что не волнуйтесь и давайте посмеемся вместе».

Приятной неожиданностью для Королева стала встреча в этом же режимном ОКБ с Борисом Сергеевичем Стечкиным. Он занимался разработкой воздушно-реактивного двигателя. Сергей Павлович попросил профессора при необходимости консультировать его, как в ГИРДе.

– Почту за честь, – охотно ответил Стечкин так, как будто не к нему обращались с просьбой, а он к Королеву.

Несмотря на шестнадцатилетнюю разницу лет, между двумя будущими академиками сложились не просто взаимоуважительные, а самые дружеские отношения, много способствовавшие плодотворной работе по созданию ракетных ускорителей. Королев в трудную минуту не раз советовался с Борисом Сергеевичем.

Да, Сергеем Павловичем в эти дни владело хорошее настроение. В КБ его приняли прекрасно, хотя и оставался он по-прежнему заключенным. Но жизнь постепенно налаживалась. Королев имел возможность вплотную заняться ракетным делом, разработкой авиационного ускорителя. Пришлось на время отложить проектирование самолета-перехватчика, начатого в Омске. Работа над эскизным проектом АРУ не заняла у Сергея Павловича много времени. Помог значительный опыт, накопленный в ГИРДе и РНИИ в 1931-1938 годах.

Выступая на одном из заседаний техсовета КБ,

С. П. Королев доложил об основных положениях проекта АРУ:

– Жидкостный ракетный двигатель РД-1, как вам известно, работает на азотной кислоте и тракторном бензине. Его предполагается установить в хвосте. Сложнее с баками для топлива – его не одна сотня килограммов. Их надо разместить так, чтобы не нарушить центровку машины. Пожалуй, им место в средней части фюзеляжа. Топлива должно хватать на 10 минут полета. Надо еще продумать способ подачи топлива в камеру сгорания ЖРД.

Члены техсовета начали задавать вопросы:

– Как мыслите систему управления установкой?

– Из кабины летчика путем включения специального рубильника. При этом пускать двигатель, то есть увеличивать скорость самолета, предусматривается в любое время полета.

– А что дает самолету включение ракетного двигателя на земле?

– Вертикальная скорость при отрыве от земли с включенной ракетной установкой возрастает примерно на 30 процентов, соответственно увеличивается и угол набора высоты.

– Вот это здорово! Этого-то как раз и не хватает многим нашим машинам.

– При этом процентов на 70 сократится разбег самолота, он быстрее поднимется в воздух. Еще есть вопросы? – спросил Королев.

В качестве базовой машины для экспериментов выбрали самолет Петлякова – Пе-2.

Проект Королева специалисты оценили по достоинству. 1 января 1943 года приказом по КБ его назначили руководителем отдельной группы, которой поручалось конструирование авиационной ракетной установки.

Как ни важно и ответственно для Королева было конструирование авиационных ракетных установок, потаенная мысль о реактивном самолете никогда не покидала его. И, обдумывая АРУ, Сергей Павлович все более убеждался, что ускорители – временная мера, что рано или поздно винтомоторную группу в авиации вытеснит реактивная сила. Отрывая часы от отдыха и сна, одновременно с АРУ Королев продолжал совершенствовать проект реактивного самолета-перехватчика РП, начатый еще в Омске.

Вскоре С. П. Королев представил руководству конструкторского бюро 58 листов расчетов, эскизов, компоновок самолета-перехватчика и приложил объяснительную записку. В ней конструктор предельно лаконично определил назначение и применение проектируемого самолета «как средства борьбы с вражеской авиацией в воздухе при обороне наземных объектов – городов, укреплений и т. д., а также для внезапной.и быстрой атаки наземных целей противника – танков, батарей, зенитных точек, переправ».

Через несколько дней руководство КБ, несмотря на очень заманчивые характеристики предлагаемого самолета, все-таки потребовало от Королева не отвлекаться от поставленной первоочередной задачи и сосредоточить усилия на разработке проекта ракетной установки-ускорителя для пикирующего бомбардировщика Пе-2. Королев со своей группой приказ выполнил в беспрецедентно короткий срок – за четыре месяца.

В окончательном проекте АРУ, утвержденном 24 мая 1943 года, отмечалось: «РУ-1 является совершенно новым техническим агрегатом, впервые осуществляемым на самолете с целью испытания и отработки реактивного двигателя в летных условиях».

С. П. Королев так организовал работу, что подготовка Пе-2 и изготовление АРУ пошли в быстром темпе. Через несколько месяцев на заводском аэродроме появился внешне ничем особенно не отличавшийся от своих собратьев самолет под номером 15/185. Только при внимательном взгляде специалист мог заметить в хвостовой части машины небольшое сопло. Из него порой с невероятным шумом вырывалась огненная струя. Шли многократные наземные испытания установки. В комиссию по испытаниям входили В. П. Глушко, С. П. Королев и летчик А. Г. Васильченко. Бортовым инженером назначили участника разработки ЖРД Д. Д. Севрука. Работа продвигалась быстро, и на 1 октября назначили летные испытания самолета Пе-2, оборудованного вспомогательным ракетными двигателем.

День стоял на редкость теплый и солнечный. С. П. Королев, В. П. Глушко не скрывали своего волнения. Летчик Александр Васильченкв включил мотор. Блеснув на солнце лопастями, пропеллер превратился в сплошной круг, и самолет легко побежал по взлетной дорожке.

– Старт отличный, – похвалил летчика Королев, увидев, как незаметно Пе-2 оторвался от земли и, сделав разворот над аэродромом, стал набирать высоту.

– Ну что же он не включает реактивный двигатель?! – не отрывая глаз от самолета, нетерпеливо спросил Глушко.

– Все по программе, Валентин Петрович. Не волнуйтесь. Васильченко летчик аккуратный.

В этот момент из хвостовой части Пе-2 вырвалась огненная струя. Самолет словно кто-то подтолкнул вперед, и он заметно прибавил скорость и высоту.

– Сработал! – облегченно вздохнул Глушко. – Поздравляю вас, Сергей Павлович.

– Ваша лошадка, Валентин Петрович, моя уздечка, – пошутил Королев, – а все вместе АРУ. Но это только начало.

Пе-2 возвращался на аэродром. К Королеву и Глушко подошел авиационный конструктор В. М. Мясищев, под руководством которого после гибели В. М. Петлякова разрабатывались все модификации этого самолета.

– Поздравляю вас, Сергей Павлович и Валентин Петрович, с успешным началом, – пожав руки, поблагодарил Владимир Михайлович. – По моим подсчетам, АРУ проработала, как и требовалось для первого полета, две минуты. Скорость Пе-2 увеличилась больше чем на девяносто километров в час. Это то, что нам надо! Спасибо!

Это было действительно только начало. С того октябрьского дня один полет следовал за другим. Они проходили на разных высотах и режимах скорости, и каждый раз решали новые задачи, которые подбрасывал ЖРД. «Но фронту наше КБ пока ничем не помогает. Немцев под Курском и Белгородом разгромили, а АРУ все испытываем... – с горечью размышлял Королев. Обида брала за сердце: – Чем я помог народу? Одно утешение – туполевский бомбардировщик... Авиационный ускоритель! Когда он еще войдет в серию!»

Королев с еще большей интенсивностью продолжает испытания. Тщательно проверялись приборы контроля за режимом реактивного двигателя, система автоматики, споаобная выключать ЖРД в случае неисправности и, естественно, сам двигатель. Королев, хотя это и не входило в его обязанности, стремился испытать работающий ЖРД лично, непосредственно в полете на различных высотах и скоростях.

Удачи и неудачи чередовались: то падало давление в камере сгорания двигателя, то он самовыключался. Однажды во время отладочного полета двигатель взорвался. Благодаря мастерству и самообладанию летчика Александра Васильченко все кончилось более или менее благополучно. С. П. Королева ранило, возникла угроза зрению, и он оказался в больнице.

Казалось, после этого случая Сергей Павлович надолго откажется от испытательных полетов. Но он человек другого склада. Там, где был риск, он всегда старался проделать эксперимент лично.

Королев и Глушко разобрались в причине аварии, и вскоре Сергей Павлович снова испытывал АРУ в воздухе.

Как-то один из руководителей авиазавода высказал свое недовольство слишком растянувшимся, по его мнению, сроком испытания АРУ.

– Если потребуется, мы поднимем самолет в воздух сто, двести раз. Необходима величайшая надежность. Там человек. Или вы об этом забыли? И человеку тому сражаться с врагом. Так что прошу не командовать...

Не каждый мог так ответить начальнику, тем более находясь в положении Королева.

Надежности машин, которые конструировал Королев, заботе о летчиках Сергей Павлович всегда отдавал особое предпочтение и никогда ни на йоту не отступал от этого им же принятого правила. Так было и на этот раз. На бомбардировщике Пе-2РД с ракетным двигателем на химическом зажигании (РД-1ХЗ) экипаж совершил 110 экспериментальных полетов. Убедившись, что АРУ работает надежно, Королев написал в докладной: «Испытания показывают, что двигатель РД и реактивная установка работают нормально. Хорошо совпадают экспериментальные и расчетные данные». После этого начались контрольные испытания АРУ на самолете Пе-2РД с участием представителя Военно-Воздушных Сил.

Ракетные установки, разработанные Королевым, были взяты за основу подобных экспериментальных АРУ, которые использовались затем на самолетах Лавочкина, Яковлева, Сухого.

В августе 1944 года произошло долгожданное и вместе с тем неожиданное событие, хотя на первый взгляд и не изменившее всю остальную жизнь С. П. Королева. Его, как и остальных участников работ над ЖРД и АРУ, освободили из заключения. Об этом он узнал из предъявленной ему выписки протокола No 18 заседания Президиума Верховного Совета СССР от 27 июля 1944 года. Освободили по представлению НКВД СССР. Сергей Павлович несказанно радовался. «На два года раньше, – вдруг подумал Королев. – Шесть лет чуть 1не день в день». Но сознание, что он свободен, было настолько сильным, что в мгновенье утопило в памяти все прошлое. «Скоро домой... Ксана... Наташа... Мама...»

Но шла война, и освобожденные не могли тотчас же разъехаться по домам. Королев тоже остался. Да он и не мог бросить испытания, не доведя их до конца. Имелось и еще одно малоприятное обстоятельство. При реорганизации ОКБ Казанского авиационного завода группу Королева, работавшую над АРУ, не выделили в самостоятельную опытно-конструкторскую и научно-исследовательскую организацию, как он настаивал в своих предложениях, ее включили на правах отдела в КБ двигателей. Главным конструктором его назначили В. П. Глушко, а его заместителем по летным испытаниям С. П. Королева.

Теперь Сергей Павлович жил в собственной комнате, которую ему выделило руководство Казанского авиазавода. Он был так рад этой комнате, что решил в письмо к матери подробно описать ее, рассказать о своем быте:

«У меня хорошая комната... с двумя окнами... много света и солнца, так как мое окно смотрит на юг и на восток немного. Утром с самого восхода и до полудня, даже больше, все залито ослепительным, ярким светом. Я но ощущал раньше (до войны) всей прелести того, что нас окружает, а сейчас я знаю цену и лучу солнца, и глотку свежего воздуха, и корке сухого хлеба. Комната моя „шикарно“ обставлена, а именно: кровать со всем необходимым. Стол кухонный, покрытый простыней, два табурета, тумбочка и письменный стол, привезенный мною с работы. На окне моя посуда: три банки стеклянные и две бутылки, кружка и одна чайная ложка... Но я не горюю... Это ведь не главное в жизни, и вообще все это пустяки...»

Королев, как-то зайдя поздно вечером в техническую библиотеку, чтобы проверить несколько актов об испытаний! АРУ, обратился к дежурной в этот день Лидии Павловне Палеевой, которая часто и охотно подбирала для Королева нужную литературу.

– Нет ли у вас каких-либо материалов по немецким самолетам и ракетам? – спросил конструктор.

– Нет, откуда. Мы и газеты-то получаем не все.

– Надеюсь, есть Годдард и Оберт, хотя бы в выпусках «Межпланетные сообщения» профессора Рынина? Лидия Павловна развела руками.

– Есть, правда, один редкий журнал «Былое» за 1918 год. Чудом сохранился. В нем помещена статья «Проект воздухоплавательного прибора» Николая Кибальчича. Читали?

– В юности, смутно помню. Разрешите.

Библиотекарь передала Сергею Павловичу журнал, и инженер быстро нашел нужные страницы. Вначале читал молча, потом не выдержал:

– Нет, вы послушайте, Лидия Павловна, что пишет этот человек: «Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти, я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении. Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными-специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу Родине и человечеству: я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью...»

– Какая сила духа! – изумился Королев, прервав чтение. – Невероятно! Вот он истинно русский человек. Запишите журнал за мной.

Лидия Павловна взглянула в лицо Королева – щеки впали, под глазами синие круги. Она знала – он берет книги, чтобы работать по ночам.

– Нельзя так, – невольно вырвалось у женщины, – не жалеете себя.

– Разве можно работать иначе, жалеть себя, когда Родина в опасности? – резко ответил Королев.

Почувствовав, что своим тоном, кажется, незаслуженно обидел женщину, еще раз взглянул на нее: вид у нее был невеселый.

– Что-нибудь случилось, Лидия Павловна?

– Дочь тяжело заболела, – призналась она, – осложнение на почки, нужна сахарная диета. А знаете, как сейчас с сахаром...

– Ну это в наших силах... Вы хоть рядом с ней. А я... Моя Наталка без меня выросла, ей почти девять лет, – с грустью сказал Королев. – Возвращусь, не узнает... Письма и те редко... От жены. Одними письмами живу.

– Все будет хорошо. Скольких людей война разметала по земле, – успокаивала Палеева Королева.

– При чем тут война! Вы же знаете, Лидия Павловна!.. – Сергей Павлович что-то еще хотел сказать, но тут же взял себя в руки. – Значит, сахарная диета? Только и всего?

А через некоторое время Королев принес свой паек сахара.

– Это для дочки, – решительно сказал он. Сколько его ни уговаривала, ни упрашивала Лидия Павловна, взять сахар обратно не согласился.

– А книжечки, что я прошу, – поищите. Казань велика. Может, найдутся они в университетской библиотеке?

– Обязательно, Сергей Павлович. Да, я для вас отложила «Красную звезду». Несколько дней назад получили. Тут про немецкие ракеты.

С. П. Королев развернул старый номер «Красной звезды» с интересным сообщением: «Немецкие баллистические ракеты „Фау“ разрушили кварталы нескольких английских городов. Есть человеческие жертвы».

«А ведь мы могли бы иметь подобное оружие куда раньше фашистов, – с досадой подумал Королев. – Нет, нам в этом отставать нельзя. Не имеем права. Не можем и не будем. Надо пробивать ракетный перехватчик. Необходимо еще раз обратиться с просьбой в соответствующие инстанции, чтобы разрешили мне заниматься непосредственно ракетной техникой».

Жизнь Королева текла по заведенному распорядку. Днем – схемы, чертежи, эскизы, стендовые и летные испытания. Так как его оригинальный проект ракетного самолета-перехватчика Наркомат авиационной промышленности так и не поддержал, Сергей Павлович предложил усовершенствовать самолет конструктора С. А. Лавочкина Ла-5ВИ, снабдив его жидкостным ракетным двигателем.

Вечером – снова чертежи, но уже «свои», для души... А ночью... Ночью Сергея Павловича не оставляли думы о доме, о Ксане. Письма из дома были редки, а Сергею Павловичу хотелось знать о родных ему людях все-все. Как там доченька. Ведь ей уже десятый год. Когда-то еще доведется увидеться. «Да ведь она меня не помнит, – эта мысль часто обжигала Сергея Павловича. – Полюбит ли она меня? Конечно, полюбит, моя Наталка, ведь она на меня похожа, моя дочка».

Наступало утро, и Сергей Павлович шел в КБ.

С фронта приходили хорошие вести. Красная Армия била фашистские войска за пределами СССР. На советской земле в освобожденных районах налаживалась жизнь. «Скорей бы война кончилась, скорей бы! Вот тогда поработаем. Противников, уж наверное, не будет. Война доказала необходимость в ракетах. Нельзя отставать от других стран, это-то уж всем ясно», – так все чаще думал Сергей Павлович.

В октябре 1944 года Королев отправил в Москву документ, в котором доказывал необходимость разработки и производства ракет дальнего действия.

Предложение С. П. Королева о развертывании ракетного дела не осталось без внимания. В ЦК КПСС и Советском правительстве уже рассматривались вопросы, связанные с созданием ракетного потенциала. К решению практических задач были привлечены Академия наук СССР, Академия артиллерийских наук, группа ученых и специалистов, работавших в этой области. Они заинтересовались конкретными предложениями Сергея Павловича, просили выслать документацию. Королев получил и конкретные задания по разработке ракет дальнего действия. Проектное задание оказалось именно таким, на которое надеялся сам конструктор. 2 декабря 1944 года Сергей Павлович сообщал близким: «Но задачи громадны и высоты, на которые надо взобраться, так велики, что наши большие предшественники и учителя могли бы только мечтать о том, над чем практически уже мы начали сейчас работу».

Сергей Павлович рад, рад, как редко случалось в жизни. Он понимал, что подчиненность двигателистам дело временное, и чувствовал, что близок к реализации своей мечты, он уже держит в руках хвост своей жар-птицы. Пусть с АРУ еще много забот, но все основные силы – на разработку ракет, на выполнение ответственного задания. А для этого надо знать и о достижениях в этой области за рубежом. Инженер Королев начинает изучать английский язык, немецкий он знает. "Я теперь занимаюсь английским языком, – пишет он десятилетней дочери Наташе 25 декабря, – и мне мой учитель обещал поставить пятерку. А почему ты получила четыре?

Вот я приеду, и мы с тобой будем разговаривать по-английски".

Сергей Павлович не сообщил дочери, что сейчас занят еще и разработкой курса лекций, которые он собирается читать в Казанском авиационном институте. «Все хорошо. Война скоро кончится. Красная Армия неудержимо рвется к Берлину. Все хорошо. Сердцем чувствую – скоро буду дома», – подумал он, заклеивая конверт.

Весть о Победе застала Королева в цехе авиазавода. И хотя все уже давно ждали этого известия, ликованию не было предела. Вот оно! Свершилось!

Столпились у громкоговорителя.

– Товарищи! Соотечественники и соотечественницы! – начал И. В. Сталин 9 мая обращение к народу. – Наступил великий день Победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени войсками Красной Армии и наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.

Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, – не прошли даром и увенчались полной победой над врагом.

Все слушали, стараясь не пропустить ни звука. Каждое слово доходило до сердца, обжигало радостью,

Сергей Павлович смахнул слезу. Стыдясь своей слабости, он оглянулся по сторонам: не было в эти минуты вокруг него безразличного человека – многие молча плакали, не стыдясь нахлынувших чувств.

Через месяц пришло известие, что Сергей Павлович награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Так Родина оценила вклад в Победу конструктора Сергея Павловича Королева.

В августе 1945 года С. П. Королев покинул Казань. Его отозвали в Москву.

Несколько суток тащился поезд до столицы, останавливаясь чуть ли не на каждой станции, пропуская воинские эшелоны. В одних, с цветами и песнями под гармошку, возвращались домой солдаты, для которых война уже кончилась, в других ехали те, которым предстояло еще разбить японских милитаристов. Эти составы шли без задержки на восток.

Только выйдя из вагона, ступив на мокрый от дождя перрон Казанского вокзала, Королев поверил, что наконец он в Москве.

Сергеи Павлович перекинул через плечо вещевой мешок, взял в руки легкий фибровый чемодан и, увлекаемый потоком пассажиров, быстро зашагал вдоль перрона, завернул за угол вокзального здания и оказался на Комсомольской площади, убранной флагами добровольных спортивных обществ. Выше всех развевался флаг спортобщества «Локомотив». 12 августа 1945 года впервые после войны отмечался Всесоюзный день физкультурника. Королеву то тут, то там встречались небольшие группы спортсменов. Кто-то шел с Красной площади, где только что закончился парад физкультурников, кто-то торопился на стадионы. Вместе со всеми Сергей Павлович вошел в метро...

Чем ближе подходил к дому на Конюшковской, 26, тем тревожнее и вместе с тем радостнее билось сердце, застанет ли кого-нибудь из родных. Предупредить заранее о своем приезде он не смог. Вот и дом. Легко вбежал по лестнице на родной этаж, остановился у квартиры 11. Закрыто. По давней привычке пошарил рукой в укромном местечке и нащупал ключ. Открыл дверь и не в силах больше сделать и шага, тяжело опустился на стул. Посидел, передохнул, но не смог унять учащенно бьющееся сердце.

Вошел в комнату. Тот же столик и фотография, где он с Ксаной и двухлетней Наталкой. Возле снимка лист бумаги с торопливо написанными словами: «Сережа, сразу же позвони по телефону... Ксана». Значит, ждала, ждала!! Не было более счастливой минуты, чем эта, и не было дороже этих нескольких строк.

...Через два часа в доме у Баланиных на Октябрьской собралась вся семья. Не оказалось только Наталки. Она где-то бегала с подругами и обычно возвращалась лишь к обеду. Сияющая от счастья Ксана не отходила от мужа. Худой, осунувшийся, еще более большелобый, он казался старше своих лет и вызывал гнетущее чувство жалости. Они сидели рядом, взявшись за руки, и не могли наговориться. Мать и Григорий Михайлович, чтобы не мешать, незаметно ушли на кухню готовить праздничный обед. На этот раз было из чего: Сергей привез с собой несметное богатство – две буханки хлеба, банку американской тушенки, кулечек сахара и банку сыра. Мария Николаевна принесла припасенную для этого дня пачку настоящего чая, полученную по продовольственной карточке.

На стол, накрытый белой скатертью, как в прошлые годы, поставили его любимую чашку с голубыми цветами. Едва сели за стол, как влетела Наталка. Увидев сидящего рядом с матерью мужчину, улыбающихся бабушку и дедушку, вначале растерялась, не узнав, но быстро сообразив, что перед ней ее отец, которого она знала лишь по старой фотографии да по рассказам матери, бросилась к нему и крепко обняла.

– Папа, почему ты так долго был в командировке?

– Так случилось, Наталка, – это все, что отец мог ответить дочери.

Шли дни. Сергей Павлович отдыхал, наслаждаясь домашней жизнью. Ждал назначения. И -был даже доволен, что оно задерживалось. Сергей Павлович не мог не заметить, как сильно изменилась Ксана за минувшие семь лет. Стала строже, собраннее и молчаливее, почти совсем седая. Глаза, которые так любил, редко загорались прежним озорным блеском. Где-то на дне их затаилась неугасимая печаль. А ведь ей всего тридцать семь... И все же невзгоды, выпавшие на долю Ксаны, не подкосили ее. Все эти годы жена трудилась в больнице имени Боткина, в годы войны лечила раненых, защитила кандидатскую диссертацию. Она получила известность как прекрасный хирург-травматолог.

Но чуткая душа Сергея Павловича не могла не уловить едва заметную перемену в их отношениях. Жена стала сдержаннее в своих чувствах к нему. А может, это только казалось ему, жаждущему чего-то необычного. Ведь позади семь лет тяжкой разлуки. Да и приходила Ксана с работы бесконечно усталой.

Незаметно для себя Королев стал тяготиться своим временным бездельем. Он не знал толком, хотя и догадывался, для чего его отозвали из Казани в Москву. Пытался выяснить, отвечали: «Отдыхайте, когда надо будет, вызовем».

«Хорошо, что у Наталки каникулы», – думал Королев. Проводив Ксану на работу, позавтракав, они с дочерью уходили из дому, смотрели кинофильмы, бродили по паркам, ездили к бабушке на Октябрьскую. Им вместе было хорошо. Отец не мог наглядеться на дочь. Такая же темноволосая, с красивым изгибом бровей над искристыми карими глазами. Дочь и характером походила па него. Однажды зашел разговор, кем она хочет быть.

– У тебя, Наталка, хорошие способности к математике. Для инженера это прекрасно.

– Нет, папа, я твердо решила – буду врачом, как мама.

– Так уж и решила, – улыбнулся отец.

– Мне жить и мне решать...

Ответ дочери словно вернул Королева в юность. Дочь ответила ему теми же словами, что он когда-то своей матери.

Первого сентября Наталка пошла в школу, и Сергей Павлович оказался совсем один. Друзей, с которыми работал в РНИИ, почти не осталось, другие сторонились, хотя жили с ним в одном доме.

В этот день Сергей Павлович гулял по Москве один. В красочном наряде первого месяца осени она казалась красивой, как прежде. Но и раны войны, приметы суровых лет встречались чуть ли не на каждом шагу. Еще много зданий с развороченными обгоревшими крышами. Рядом с книжной витриной на стене магазина нестертый знак указывал на бомбоубежище. В стороне от цветочной клумбы, разбитой на месте разрушенного дома, щетинились поржавевшие металлические противотанковые «ежи». На стенах читались полустертые временем лозунги военной поры: «Все для фронта!», «Ни шагу назад!» Но все это не оставляло удручающего впечатления. Чувствовалось, что Москва стремится скорее наладить мирную жизнь, восстановить народное хозяйство. Столица показывала в этом пример всей стране – почти все городские предприятия, научные высшие учебные заведения вернулись из эвакуации. Станки и металл, автомашины и ткани шли с московских предприятий в города России, на Украину, в Белоруссию, в республики Прибалтики, в Молдавию и Карелию. «Выстояли в 41-м, выстояли потом, выстоим и сейчас. Еще как выстоим. Дайте только небольшой срок», – радостно думал Сергей Павлович, возвращаясь домой. А вечером второго сентября они вышли на улицу всей семьей. Знали, сегодня Москва от имени Родины будет салютовать двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами советским солдатам и матросам, разгромившим японских вояк.

Вторая мировая война закончилась. Наступил долгожданный мир.

Через несколько дней Королева пригласили в Наркомат вооружений.

Тут он узнал, что еще в годы войны в военных кругах Советского Союза не без влияния достижений немецких ракетчиков вопрос об отечественной ракетной технике стал в повестку дня. В середине 1944 года в Научно-исследовательском институте Наркомата авиационной промышленности появилось подразделение, назовем его «Ракета». Ему поручалось дать научно обоснованное заключение о целесообразности и возможности использования ракет в оборонном потенциале Родины. Научное руководство «Ракетой» возглавлял известный авиаконструктор В. Ф. Болховитинов. В нее вошли бывшие соратники Королева по ГИРДу и РНИИ М. К. Тихонравов, Ю. А. Победоносцев, а также конструкторы А. Я. Березняк и А. М. Исаев, построившие вслед за королевским ракетопланом в 1942 году первый опытный реактивный самолет-истребитель, специалисты различных технических направлений Н. А. Пилюгин, В. П. Мишин, Л. А. Воскресенский, Б. Е. Черток, представители армии.

В распоряжение группы Болховитинова стали поступать блоки ракет «Фау-2» с артиллерийского полигона Дебице (Польша), где в свое время размещались немецкие ракетные позиции. С них велись учебные стрельбы. В точках падения ракет советские войска обнаружили их обломки. Они-то и стали предметом исследования советских специалистов.

Но полученных данных явно недоставало, чтобы сделать окончательные научно-технические обобщения и тем более начать собственное производство нового отечественного вида оружия. К тому же руководство Наркомата авиационной промышленности отказалось от продолжения работ по ракетной тематике как несоответствующей ее профилю. Решением ЦК КПСС и Совета Министров СССР новое дело передали в Наркомат вооружений. Так по главе ракетного производства стал нарком Д. Ф. Устинов. Знакомство с материалами группы «Ракета» убедило наркомат, что требуется дальнейшее углубленное изучение немецкой трофейной техники. В то время в Германии работала Межведомственная техническая комиссия. В ее-то состав позднее и вошли специалисты из группы «Ракета» и других научно-исследовательских, производственных и военных организаций – Г. А. Тюлин, В. П. Глушко, В. П. Бармин, М. С. Рязанский, В. И. Кузнецов, Е. Я. Богуславский. В августе 1945 года первая группа членов Межведомственной технической комиссии вылетела в Берлин.

– Формируется Советская техническая комиссия, – сообщил заместитель наркома. – Одной из групп ее, куда "входите и вы, Сергей Павлович, предстоит ознакомиться с немецкой трофейной ракетной техникой. Полетите в Берлин.

Настроение у Королева сразу испортилось: снова предстоит разлука с семьей.

– Вы, конечно, понимаете, – продолжал заместитель наркома. – Американцы не успокоятся. Сбросив атомные бомбы месяц назад на Хиросиму и Нагасаки, они будут продолжать разработку атомного оружия. И враг у них теперь только один – мы. И мы должны быть не только во всеоружии, но обязаны опередить в этой области американцев. По отзывам вы, Сергей Павлович, крупный специалист по ракетам и всегда занимались их конструированием.

– Не мне судить об этом. Но с ракетами я действительно связан давно, с тридцатых годов. Во время войны работал в авиастроении, потом занимался проектированием ракетных ускорителей для боевых самолетов. Все это составит, наверно, несколько больших томов. Другой профессии, кроме ракетчика, для меня нет. В этом моя жизнь.

– Вот и хорошо. Весь ваш опыт мы и намерены использовать. Вам надо докопаться до конструктивных нринпипов строительства «Фау», разобраться в сущности организации серийного производства, технологии... Да, что мне вас учить, вы это лучше меня знаете. Одно скажу – американцы вплотную всем этим занимаются. К ним в руки попало больше сотни снарядов «Фау», а их конструктор Вернер фон Браун в добровольном плену и усердно помогает им. Нам отставать в этом деле не с руки. – И, уже прощаясь с Королевым, счел нужным предупредить: – Найти трофейную технику, тем более документацию к ней не просто. Немцы уничтожили все, что могли, остались «ножки да рожки».

– Ясно, – ответил Королев.

– Обживетесь, можете вызвать к себе семью, – будто прочитав затаенные мысли Королева, добавил заместитель наркома. И еще раз напомнил: – Поручается нам дело государственной важности. Оно находится под личным контролем товарища Сталина.

Ранним сентябрьским утром Королев вместе с другими пассажирами, преимущественно военными, поднялся на борт самолета Ли-2, следующего по курсу Москва – Варшава – Берлин. Сергею Павловичу перед командировкой присвоили звание подполковника, и он впервые через много лет надел военную форму. Сел к иллюминатору. За несколько минут до отлета второе кресло занял молодой офицер. Они познакомились. Соседом Королева оказался лейтенант Иван Бровко, возвращающийся в Германию, где выполняет задание Технической комиссии, возглавляемой Л. М. Гайдуковым и Ю. А. Победоносцевым.

День выдался ясный, безоблачный, на залитой солнцем земле все виделось так четко, как смотрится макет города в архитектурной мастерской. Щедрая сентябрьская природа сколько могла скрашивала все вокруг. Но разве спрячешь разрушенные города и поселки, выжженные леса, пустующие поля, валявшуюся разбитую технику.

– Скажите, что это за город? – обратился Королев к Бровко. – Вижу: несколько церквей и больше ничего нет.

– Это все, что осталось от Смоленска, – ответил он, не впервые летевший по трассе Москва – Варшава – Берлин.

Летчик, уточняя курс полета, словно специально развернул самолет над городом. Смоленск лежал в развалинах.

– Да, город русской славы, – задумчиво произнес Королев. – Сколько врагов он повидал, сколько войн. Выстоял. Задержал недругов и в 1941-м, помог Москве. Вечная ему слава. И спасибо.

– Немцы два года хозяйничали в городе, – добавила бортпроводница, угощая пассажиров чаем. – Я сама-то из этих мест. Год как шинель сняла. Дом свой искала. Даже переулка не нашла. Мне люди говорили: из восьми тысяч домов всего триста осталось. Да и в тех без ремонта жить нельзя.

Самолет сел в разрушенном варшавском аэропорту. Трудно было поверить, что мелькнувшая под крылом самолета гигантская развалина – некогда один из красивейших городов Европы Варшава – подлинное собрание архитектурных шедевров. Гитлеровцы преднамеренно уничтожили польскую столицу.

Королев и Бровко вышли из самолета подышать свежим воздухом.

– А сколько наших сел и городов гитлеровцы стерли с лица земли, – с горечью сказал Бровко. – Людская кровь не водица, а пролито... ее... чем измерить. Были бы у нас в армии к началу войны на границе знаменитые «катюши»...

– Их могли дополнить реактивные самолеты, – и . тут же Королев зло бросил: – Не наша вина, что мы отстали, не наша... История спросит, и спросит с кого надо со всей строгостью. С тех, кто... А нас обвиняли, что мы мешаем оборонным делам... Эх, сколько времени потеряли, сколько людей! Войну меньшей кровью могли выиграть.

Многое передумал за дорогу в Германию Сергей Павлович, все увиденное казалось ему кошмарным сновидением. Живя– в Омске и Казани – городах, не опаленных войной, он не представлял в полной мере всего бездонного бедствия, принесенного стране гитлеровскими ордами. Судьба, как он считал, помешала ему в полную силу послужить Родине в тяжкую годину. Но сегодня, кажется, настал его день. Теперь он, Королев, сможет отдать без остатка все свои знания, накопленный опыт народу, Родине. Его ракеты – он был уверен, что теперь их построит, – надежно защитят страну. Сергей Павлович понимал, что реально приступает к осуществлению дела всей его жизни.

С этими мыслями Сергей Павлович прилетел в Берлин.

На аэродроме под Берлином их встретил один из руководителей Советской технической комиссии подполковник Георгий Александрович Тюлин.

– А мы где-то с вами встречались, – подавая руку в внимательно всматриваясь в Тюлина, сказал Королев.

– Так точно! До войны в Реактивном институте, я еще был студентом физического факультета МГУ. В университетской лаборатории выполняли заказы вашего отдела.

– Верно. Вы приезжали к нам. Рад встретиться.

Через несколько дней в Тюрингии, где обосновалась Техническая комиссия, состоялось совещание. Г. А. Тюлин представил собравшихся друг другу. Сергея Павловича он охарактеризовал как известного специалиста-ракетчика, одного из основателей ГИРДа, первого в стране Реактивного института, конструктора авиационных ракетных установок.

Среди членов Технической комиссии только Сергей Павлович Королев в течение многих лет занимался ракетами, да еще Валентин Петрович Глушко, разрабатывающий жидкостные ракетные двигатели; остальные – специалисты в разных областях техники. А предстояло полностью разобраться в конструкции и производстве «Фау», попытаться собрать хотя бы несколько немецких ракет. В этих условиях приняли единственно верное решение. Каждый из специалистов, в зависимости от направления его деятельности, отвечал за один из компонентов ракеты. Так, В. П. Глушко изучал двигатели, Н. А. Пилюгин – системы управления ракетой, В. И. Кузнецов и М. С. Рязанский занимались автоматикой и радиотехникой, В. П. Бармин – пусковыми устройствами.

С. П. Королев, как специалист, лучше других знавший в комплексе все проблемы ракетостроения, понимавший тонкую взаимосвязь между компонентами конструкции, стал неофициальным лидером группы.

Королев трудится, можно сказать, с наслаждением: занимается любимым делом и, как никто другой, зримо представляет себе его великие перспективы. А тут еще непредвиденное. В начале октября к Королеву пришло руководство комиссии и поздравило его с награждением орденом «Знак Почета». Сергей Павлович, услышав новость, на какую-то долю секунды усомнился: возможно ли это? Но сердце, его сердце подсказало: «Правда, правда, Родина ценит тебя, не зря трудился всю войну».

Работала Техкомиссия в сложнейших условиях. Замнаркома оказался прав. Отсутствовала техническая документация, особенно по системам управления. Правда, в разных точках советской зоны оккупации Германии, па территории Польши и Чехословакии удалось найти остатки «Фау». Тут-то и проявил себя Королев. Его обширные знания, прекрасная интуиция очень помогали делу. Не имея технических данных, он как бы «дорисовал» неизвестное. И вскоре удалось понять всю систему производства и применения ракетных снарядов «Фау-2» от разработки чертежей до запуска ракет. Работе комиссии большую помощь оказал Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, бывший тогда главнокомандующим группы советских войск в Германии.

Настал день, когда подошло время начать монтаж, а затем испытания трофейных ракет. За разрешением обратились в Москву. Оттуда последовал приказ: «Везите домой и испытывайте». Но где и как? Ведь в стране не было испытательных ракетных полигонов. Королева осенила оригинальная мысль. Он предложил построить испытательный центр на колесах. Его поддержали. Каждый вагон специального поезда переоборудовали в отдельную лабораторию. Вскоре «Ракетный центр» на колесах начал действовать.

...Международная обстановка все более усложнялась. Не успели еще высохнуть чернила на документах, подписанных союзниками по антигитлеровской коалиции, как У. Черчилль, лидер английских консерваторов, в присутствии президента США Г. Трумэна, в американском городе Фултоне, призвал англосаксонские страсы к объединению против СССР. Вскоре стали создаваться военно-политические блоки, направленные против СССР и стран, встающих на путь социалистического развития. Над миром нависли грозовые тучи «холодной войны». Создалась взрывоопасная обстановка. Центральный Комитет КПСС, Советское правительство оказались вынужденными принять экстренные меры по повышению обороноспособности страны. В марте 1946 года сессия Верховного Совета СССР законодательно закрепила эти меры. Принятый на сессии пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства предусматривал развитие новых оборонных отраслей техники и производства. А Совет Министров СССР во исполнение решения сессии 13 мая 1946 года принял историческое постановление о создании отечественной ракетостроительной промышленности.

Сергею Павловичу Королеву вместе с другими членами Технической комиссии и многим научным, конструкторским и производственным коллективам страны предстояло своей работой претворить в жизнь ото постановление.

Для контроля за работой специалистов в Германию приезжала авторитетная комиссия во главе с наркомом вооружения Дмитрием Федоровичем Устиновым. Детально ознакомившись с работой, он одобрил усилия технической группы одной фразой: «Не зря хлеб едите».

Во время поездки в Германию Д. ф. Устинов близко узнал Королева и обратил внимание на его технические знания, организационные способности и ту энергию, с какой он работал. Впоследствии судьба не раз сводила ик, большей частью они находили взаимопонимание.

В мае 1946 года на все лето к Сергею Павловичу приехала жена с дочкой. Все стало на свои места: работа, семья. Хотя дел у него было по горло, он все-таки находил время отдыхать. Часто, посадив Ксану и Наталку в машину, сам садился за руль, возил их по городу или окрестностям. Тут, в Нордзаухене в августе застало Королева сообщение об утверждении его начальником отдела и Главным конструктором баллистических ракет дальнего действия головного научно-исследовательского института. Приказ о его назначении подписал Д. Ф. Устинов. Позднее также его приказом первым заместителем Главного конструктора утвержден тртзднач 11-летний авиационный инженер Василий Павлович Мишин.

– Вот и настал твой день, Сергей, – услышав приятную новость от мужа о назначении его Главным конструктором, поздравила жена. – Я так рада за тебя. Главный – хорошо звучит.

– Главный – это генерал? – спросила одиннадцатилетняя дочка, не разбиравшаяся в чинах.

– Нет, дочка, просто полковник. У меня три звездочки на погонах, а у генерала всего одна, – отшутился отец.

– А где твое конструкторское бюро?. – поинтересовалась жена.

– Наверное, не в Москве, Ксана! Слышал, в районе Подлипок. Кажется, не очень далеко.

Ксения Максимилиановна насторожилась: опять разлука. Она уже устала от них. Ей хочется после всего пережитого раз и навсегда быть вместе.

– Ты не волнуйся, Ксана, – заметив еле уловимое движение бровей жены, Сергей Павлович попытался успокоить ее. – И для тебя там найдется интересная работа. Помнишь, ведь ты еще в ГИРДе помогала нам, проводила медицинские исследования.

– Как же так, Сережа. Я же не смогу бросить Боткинскую. Там столько друзей. Самые трудные годы с ними. Если бы не их поддержка... Нет, я не смогу... Ты пойми, я ведущий хирург-травматолог.

И вдруг Ксана не сдержалась, выплеснула все, что накопилось за долгие годы разлуки. На полуслове оборвав себя, долго молчала, досадуя на внезапную вспышку. Немного успокоившись, она подошла к мужу, положила руки ему на плечи. – Извини, я погорячилась. Ты можешь меня понять?

– Не надо!..-отстраняясь от жены, воскликнул муж. Он уже не слушал, что ему говорила Ксана. Он осознал:

Ксана не хочет понять его. Сейчас, когда давняя мечта, пронесенная через всю жизнь, стала, как никогда, близкой и осуществимой, – она, его Ксана...

– Сережа, Сережа! Я так исстрадалась. Ждала тебя... Столько лет.

– Тебе придется сделать выбор. Я или твои друзья. Ты слышишь, Ксана! Нет, не нахожу слов. Как ты могла сказать такое, как у тебя повернулся язык. Да без любимого "цела мне просто не жить. Нет, ты не хочешь ехать со мною потому... – он долго подбирал нужное слово. Но так и не подобрал, крикнув: – Ты поедешь со мной, со мной...

– Я подумаю, – неожиданно для мужа твердо сказала Ксана. – Я подумаю.

Когда муж ушел, Ксана крепко прижала к себе дочь и, сокрушаясь, сказала сама себе: «Кажется, все возвращается на круги своя. А нам как быть, Наталка? Работа для отца – главное. А мы?»

Эта маленькая трещинка, появившаяся в отношениях между Королевым и женой, вскоре переросла в глубокую пропасть, разделившую их навсегда.

А работы по подготовке к летным испытаниям трофейных ракет в спецпоезде продолжались. По результатам исследований советские специалисты готовили многотомный труд под названием «Сборник материалов по изучению трофейной реактивной техники». Вывод всех ученых был однозначен: несмотря на большие практические достижения «немецкий путь развития ракетного дела не содержал каких-либо секретов и откровений... Надо учесть их опыт, но продолжать идти своим путем, начало которому положено еще в 30-х годах коллективами Газодинамической лаборатории (ГДЛ), Группы изучения реактивного движения (ГИРД) и Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ)».

В январе 1947 года Королев окончательно вернулся на Родину. А спецпоезд проследовал в приволжские степи, где в местечке Капустин Яр, недалеко от Сталинграда, создавался первый советский ракетодром.

Но радость от возвращения в Москву была не столь велика, как представлялась Сергею Павловичу в долгие месяцы жизни в Германии. Их размолвка с женой привела к тому, что жить вместе стало невозможно, наступил полный разрыв. Королев переехал в комнату, выделенную ему институтом в подмосковном городке.

«Ну что же, сам, наверное, виноват. Да и сколько мы были вместе? У Ксаны тоже есть любимое дело, – пытался он оправдать бывшую жену. – А Наташка – Наталка, дочь моя. Без нее мне будет еще тяжелее. Да и ей нелегко. Сам рос без отца, знаю. Но я не позволю обманывать мою дочь, как когда-то моя мать меня. Я жив, полон сил, занят любимым делом. Вот только сердце иногда сильно стучит. Ну и хорошо, что стучит, – горько улыбался он. – Слава богу, что стучит. Надо жить, жить и работать».

И Сергей Павлович с головой уходит в работу, находя в ней не только душевное удовлетворение, но и забвение от тягостных раздумий о семье.

«Главный конструктор» – ответственное назначение. Все надо начинать с нуля, практически с создания самого конструкторского бюро, подбора людей. Но это только начало. Предстояло увлечь людей новыми идеями, показать, что ракетостроение требует совсем другого отношения, чем любая, пусть даже очень сложная техника, которой он занимался раньше.

Он хорошо понимал, как важно для работы КБ наиболее рационально использовать возможности каждого сотрудника, конструктора, инженера, ученого, рабочего, слить воедино все таланты, создать коллективный разум, которому было бы по плечу решить столь ответственные и важные для страны задачи.

– Нет ничего выше оказанного нам доверия, – сказал Королев на первом совещании сотрудников нового проектно-конструкторского коллектива. – Оборона Родины. Что может быть важнее этого.

И чем глубже вникал С. П. Королев в работу, тем больше возникало проблем. Это и разработка принципиально новой конструктивной компоновочной и силовой схемы ракеты, которой еще не знал научный мир, определение технических характеристик узлов, агрегатов ракеты и наземного комплекса, увязка последовательности работы всех систем, выбор топливных компонентов, размещение приборов и аппаратуры систем управления, телеметрии, энергопитания, полезного груза.

Создание ракеты – это и непрерывные взаимные увязки между разработчиками отдельных систем, постоянная борьба за каждый килограмм веса конструкции. Это и извечный компромисс между старыми, отработанными и, следовательно, надежными принципами и устройствами и еще недостаточно проверенными, с непредсказуемой падежностью, но более перспективными и многообещающими решениями.

Идей рождалось много. Ему, Главному, следовало каждую оценить, многократно обдумать, прежде чем дать ей ход. Многое опровергала практика, но кое-что становилось нужным. При неудачах, а их на первых порах было достаточно, коллектив конструкторов не отчаивался, продолжал дерзать. Научные решения порой казались настолько смелыми, что отдавали фантастикой: их-то и брал на вооружение Королев, но осуществить их удавалось далеко не всегда.

14 апреля 1947 года в Кремле состоялось совещание, где обсуждались перспективы развития ракетостроения в стране. Вместе со многими видными военачальниками и специалистами на него пригласили и С. П. Королева. Собравшиеся приняли решение: не распылять силы на многие объекты, а сосредоточить внимание специалистов на создании двух-трех ракетных конструкций, добиваясь их надежности. Причем советовалось не спешить с разработкой перспективных конструкций, как предлагал Королев, а сначала воспроизвести немецкую конструкцию, чтобы использовать ее как учебную и для самих конструкторов, и для производства, и, конечно же, для армии.

После совещания С. П. Королева попросили задержаться. Его принял И. В. Сталин. Много позднее Сергей Павлович рассказывал обозревателю ТАСС: "Перед тем как войти в кабинет Сталина, меня предупредили, чтобы я ему не задавал вопросов, был предельно краток. Имевшуюся у меня небольшую папку с тремя листами конспекта доклада не разрешили взять с собой. Сталин отве тил на мое приветствие, но руки не подал. Сталин был s внешне сдержан. Я не знал, одобряет ли он то, что я говорю, или нет. Достаточно Сталину было сказать «нет», как это «нет» в мгновение становилось законом. Такая была обстановка. Очень боялся сталинского вопроса: «Где был раньше, почему не ставил вопрос о ракетах?» Что бы я ему мог ответить?

Возможно, что Сталин знал о проводимых нами опытах. Однако все внимание руководителей оборонных организаций, советников Сталина по военным делам де войны сосредоточивалось на разработке конструкций новых типов самолетов с поршневым двигателем, артиллерийских орудий обычного типа, танков.

По мере заинтересованности моим рассказом Сталин стал изредка прерывать меня, задавать короткие вопросы. Чувствовалось, что он имеет полное представление о ракетах. Его интересовали скорость, дальность и высота полета, полезный груз, который ракета сможет нести. Особенно с пристрастием он расспрашивал о точности ее попадания в цель.

Видимо, Сталину, его военным советникам стало наконец ясно, что первые опыты по созданию реактивных самолетов, артиллерийских ракетных установок и других разработок могут дать впоследствии положительные, далеко идущие результаты. Возможно, что именно тогда ему и напомнили о группе советских ученых, которые шаг за шагом пробивали дорогу этим идеям. Эта встреча все же сыграла свою положительную роль..."

После совещания в Кремле проектированию мощных ракет, продолжавшейся организации научно-исследовательских учреждений и лабораторий, оснащению ряда заводов для перехода на производство ракет, двигателей и приборов к ним стало уделяться еще большее внимание. Выдающиеся ученые – физики, химики, специалисты по баллистике, аэродинамике – включались в работу.

Сергей Павлович Королев был избран членом-корреспондентом Академии артиллерийских наук. В процессе подготовки к первым пускам баллистических ракет по его предложению сформировали Совет главных конструкторов для коллективного решения проблем, связанных с созданием ракетной техники... В него вошли многие из тех специалистов, кто составлял в Германии Техническую комиссию. Валентин Петрович Глушко занялся разработкой ракетных двигателей, которым он посвятил всю свою жизнь. Николай Алексеевич Пилюгин – конструированием систем автоматического управления, Виктор Иванович Кузнецов – гироскопических приборов. Михаил Сергеевич Рязанский взялся за создание средств автоматики и радиотехники. На долю Владимира Павловича Бармина выпало строительство наземного пускового оборудования. Позднее, по мере усложнения разрабатываемых ракетных комплексов в совет вошли и многие другие главные конструкторы. Вошел в совет и Мстислав Всеволодович Келдыш – вице-президент Академии наук СССР.

«Между участниками кооперации,-вспоминал член-корреспондент АН СССР Б. Е. Черток, – царили честные деловые отношения, основанные прежде всего на порядочности. Чтобы согласовать сложный вопрос, достаточно было простого визита и даже телефонного звонка. И если человек дал слово, ему и в голову не приходило отрекаться от него. Когда возникали трудности, то не скрывали их, а искали способы преодолеть их сообща».

Несмотря на поддержку ЦК КПСС и Советского правительства, Совету главных конструкторов с трудом приходилось преодолевать межведомственные бюрократические преграды. С. П. Королеву постепенно удалось добиться правительственного решения, по которому постановления совета являлись обязательными для всех министерств и ведомств...

Успеху дела во многом способствовало и то, что в каждом КБ, возглавляемом одним из членов Совета главных конструкторов, имелся свой «штаб» – технический совет. Он формировался из талантливых творческих людей, увлеченных новой техникой, с лету подхватывавших замыслы своих шефов. Но, в свою очередь, они питали Главных и своими конкретными идеями. Такой мозговой трест Королев создал и в своем ОКБ и очень гордился им. В него входили союзники-единомышленники Главного, энтузиасты нового дела, беспредельно ему преданные... В апналы истории ОКБ Королева навсегда вошли В. П. Мишин, Л. А. Воскресенский, М. К. Тихонравов, Б. В. Раушенбах, К. Д. Бушу ев, Б. Е. Черток, С. С. Крюков, С. О. Охапкин, П. В. Цыбин, Д. И. Козлов, В. П. Макеев, Е. В. Шабаров, М. Ф. Решетнов, В. С. Будник, большая группа производственников, и среди них – Р. А. Турков, В. М. Ключарев, В. Д. Вачнадзе и другие.

В эти годы в жизни Сергея Павловича Королева произошло одно очень знаменательное событие, окончилось его одиночество.

В мае 1947 года его женой стала Нина Ивановна Котенкова, работавшая в НИИ в бюро переводов. Ей тогда исполнилось двадцать шесть лет. Стройная, с пышными пепельными волосами, собранными в пучок, серыми искристыми озорными глазами, молодая женщина привлекала к себе внимание с первого взгляда.

Как-то руководитель бюро попросил Нину Ивановну зайти в КБ к Королеву.

– Помогите ему в переводе.

По дороге Нина Ивановна встретила знакомых сверстниц. На вопрос, куда она спешит, быстро ответила:

– К какому-то Королеву послали.

Девушки хихикнули и тут же смолкли. К ним подходил моложавый, коренастый черноголовый мужчина. Чуть замедлив шаг, взглянул на них и скрылся за дверью какого-то кабинета.

– Нина! Это же Королев. Строгий, говорят, ужас!

– Ну, девочки, пожалуй, сегодня мне лучше к нему не ходить.

На другой день утром Нина Ивановна пошла к Королеву. Но секретарша решительно сказала:

– Сергей Павлович занят.

– Я не тороплюсь, подожду.

Дверь в кабинет была неплотно закрыта, и Нина Ивановна слышала, как Главный по телефону с кем-то разговаривал. Закончив разговор, Королев выглянул из кабинета и увидел посетительницу:

– Вы ко мне?

– Да. Из бюро переводов.

– Вы очень мне нужны, – сказал он учтиво. – Прошу, заходите, – и открыл перед переводчицей дверь в кабинет.

Пригласив сесть, Сергей Павлович тут же положил перед Ниной Ивановной стопку английских технических журналов. Пока она листала их, Королев внимательно рассматривал сидящую перед ним миловидную женщину. Она понравилась ему уверенностью в себе, непринужденностью. От всего ее облика веяло всевластной женственностью. Отметив статьи для перевода, Королев предупредил:

– Редактировать буду сам.

– Извините, но лучше посоветуйте мне грамотного инженера, чтобы разобраться в технических терминах. Когда перевод будет готов, я занесу его вам.

Через несколько дней Нина Ивановна принесла готовые переводы. Королев одобрил их. Все чаще он стал просить Котенкову перевести необходимые статьи. Ему нравилась эта веселая, острая на язык переводчица, неузнаваемо строгая и деловая, едва речь заходила о работе. Тщательность, аккуратность Нины Ивановны, с какой она выполняла просьбы Сергея Павловича, все больше импонировали ему. Все это сближало их. Молодая женщина не могла не почувствовать повышенного интереса к ней. Суровый и даже иногда строптивый Королев поражал Нину Ивановну знаниями, далеко выходящими за пределы его инженерных дел.

– Нина Ивановна! – осмелел однажды Сергей Павлович. – Не обижу, если приглашу вас в ресторан?

На обратном пути выяснилось, что живут они в одном доме и даже в одном подъезде.

– На втором этаже моя холостяцкая берлога. Надо же! – от души рассмеялся Сергей. – Живем в одном доме и ни разу не встретились...

Сергей Павлович и Нина Ивановна стали часто встречаться.

Однажды он попросил:

. – Нина, расскажи о себе, о своей семье.

– Да что особенно рассказывать. Все известно в отделе кадров, – пошутила она. – Отец умер в 1936-м. До революции был бухгалтером, а потом работал коммерческим директором на крупных предприятиях в Туле, Ижевске. Затем отца перевели в Подмосковье. Я там тоже немного работала. Нарком Орджоникидзе подарил отцу за хорошую работу автомобиль, но потом, после смерти отца, его продали. Ведь у меня три сестры и брат. Мне и еще одной сестре государство установило небольшую пенсию. Так я смогла кончить институт иностранных языков, это было в 1943-м. Работала переводчиком в советском торгпредстве в Иране, а с 1947-го – здесь, в НИИ.

Рассказ Нины Ивановны подтолкнул и Сергея Павловича к откровениям.

– А я теперь беспокоюсь только о Наталке. Осталась ведь без отца. Разлад в семье между отцом и матерью – трагедия для детей. Я сужу об этом по себе. Насколько счастливее была бы моя жизнь, будь рядом со мной отец.

– Зачем же так отчаиваться. Многое зависит от тебя. Вы же, можно считать, в одном городе с Наталкой!

– Нет, дочь уже настроили против меня. Она не хочет со мной встречаться.

– Кто же виноват, что все так получилось?

– Помню свое детство. Веря матери, винил во всем плохом отца... Узнав уже взрослым правду, не мог понять мать. В гибели семьи редко бывает виновен один человек – муж или жена. Повинны обе стороны. В доме тепло, когда в очаг подбрасывают дрова в четыре руки.

Нина Ивановна ничего не ответила. Глядя на молчавшего и как-то поникшего Сергея Павловича, она поняла, что этот человек дорог ей. От всего облика его веяло искренностью, располагающей надежностью. И эта маленькая исповедь, и внимание к ней даже в мелочах, и ненавязчивое желание быть рядом, и эта теплота в глазах... «Нет, это не временное увлечение...» – думала Нина Ивановна. Женское сердце ее не ошиблось...

Осенью 1947 года в основном из найденных за границей, а частично вновь изготовленных деталей построили первые экспериментальные управляемые баллистические ракеты типа «Фау-2» или А-4. Для испытания их в полетных условиях группа ученых и специалистов во главе с С. П. Королевым выехала в Капустин Яр. Накануне отъезда Сергей Павлович позвонил начальнику полигона Вознюку.

– Самую суть, Василий Иванович, – попросил Главный.

– Ждем вас. Вся техника на месте, сборка объектов заканчивается через неделю. Можно начинать испытания.

– А где Леонид Александрович? – спросил Королев о Воскресенском, своем заместителе но летным испытаниям.

– Он вместе с Василием Павловичем Мишиным в поле. Пылища тут такая, солнца не видно. По ночам холодновато. Одевайтесь потеплее.

Королев решил ехать поездом: отоспаться, набраться сил перед испытанием ракет. Четыре дня пути. Время отдыха и раздумий. Настроение было приподнятым, коллектив единомышленников становился все дружнее. Разработанные новые принципы выбора конструктивно-компоновочных схем баллистических ракет дальнего действия (БРДД) единодушно одобрены научно-техническим советом института. Приятно было вспомнить и о том внимании, с которым встретили его доклад на торжественном заседании, посвященном 90-летию со дня рождения К. Э. Циолковского.

В первых числах октября Королев прибыл в Капустин Яр. Сразу провел совещание всех служб полигона. 16 октября начались наземные огневые стендовые испытания ракеты. Это были напряженные дни, Сергей Павлович писал жене:

«...Мой день складывается примерно так: встаю в 4.30 по московскому времени, накоротке завтракаю и выезжаю в поле. Возвращаемся иногда днем, а иногда вечером, но за тем, как правило, идет бесконечная вереница всевозможных вопросов до 1-2 ночи, раньше редко приходится ложиться».

«...Свой долг я выполню до конца и убежден, что вернемся с хорошими, большими достижениями...»

Конечно, далеко не обо всем писал жене Королев. Во время полетных испытаний одной из ракет произошла неполадка с двигателем, не развившим нужной тяги. Мог возникнуть пожар, а за ним неминуемо взрыв ракеты на старте. Первым оценил опасную ситуацию Королев, наблюдавший за пуском ракеты через перископ. Не сказав никому ни слова, он стремительно выскочил ив бункера, вырвал у растерявшегося испытателя брандспойт и начал заливать готовую расплавиться конструкцию пускового стола водой. Выбежавший вслед за Королевым его заместитель по испытаниям Л. А. Воскресенский оттащил Королева из опасной зоны. Но королевские минуты спасли положение. Дефект в двигателе устранили, и ракета успешно стартовала.

– Зачем ты полез туда? – раздраженно выговаривал Королеву Леонид Александрович, единственный из сотрудников КБ, говоривший с Главным на «ты».

– Да я не думал, – оправдывался Королев. – Взорвалась бы...

– Вот именно. И ты вместе с ней. – И, перейдя на шутку, Воскресенский пригрозил Королеву, что будет отныне привязывать его к перископу, чтобы не убежал.

18 октября 1947 года на полигоне Капустин Яр состоялся старт первого образца баллистической ракеты, собранного и отлаженного под руководством С. П. Королева. Затем тут провели еще десять пусков таких же экспериментальных ракет. И хотя в заданный квадрат тогда долетела только треть из них, испытания посчитали успешными. Они помогали наметить пути совершенствования конструкций будущих ракет.

В те дни на полигоне Королев остро почувствовал нехватку инженеров. «Если мы не займемся подготовкой нужных нам специалистов, – думал Королев, – то далеко не уедем. А путь у нас длинный, можно сказать, бесконечный...» В один из приездов на полигон министра вооружений СССР Дмитрия Федоровича Устинова Сергей Павлович завел с ним разговор об этом.

– Что ты, Сергей Павлович, уговариваешь меня как девицу, сам думал об этом, – ответил министр. – Поговорю с кем надо. Может, приспособить для этих целей Ленинградский военно-механический? Отличная школа. Сам окончил его.

– Можно, – согласился было Королев. – Только найдутся ли там нужные специалисты. А ездить москвичам «туда», «сюда» накладно. Времени нет. Лучше Бауманский, Дмитрий Федорович. Все главные конструкторы помогут – готовые преподаватели.

В том же году в МВТУ открылись Высшие инженерные курсы по ускоренной подготовке ракетчиков. Состоялся набор студентов на новый специализированный факультет. 31 декабря С. П. Королев прочитал там вводную лекцию в свой курс «Основы проектирования баллистических ракет дальнего действия». Но Главный конструктор сам оставался «вечным студентом» – он учился на философском факультете вечернего университета марксизма-ленинизма, посещал в столичных институтах по выбору различные лекции видных ученых.

Одновременно с испытаниями трофейных баллистических ракет дальнего действия велась разработка эскизного проекта аналогичной советской ракеты с дальностью полета 3000 километров.

Командировки в Капустин Яр продолжались. Но всегда Сергей Павлович знал, что его ждут в тихой однокомнатной квартирке недалеко от КБ, писал теплые письма Нине Ивановне.

10 октября 1948 года в Капустином Яру стартовала первая отечественная управляемая баллистическая ракета дальнего действия Р-1. Все пуски прошли успешно. Это означало, что советское ракетостроение в короткие сроки успешно освоило разработку и изготовление жидкостных баллистических управляемых ракет.

Случались и неприятности.

Одна из новых экспериментальных ракет, как говорилось у ракетчиков, «ушла за бугор», то есть, пролетев несколько секунд, сошла с заданного курса и завалилась. Это ЧП. Королев казался очень мрачным. После обследования обломков ракеты тут же созвал Совет главных конструкторов. И, как всегда, был немногословен: заседание начал без предисловий.

– Нас подвела автоматика, – Королев взглянул на главного конструктора систем управления Н. А. Пилюгина. Тот с невозмутимым видом, как обычно, делал из листков бумаги коробочки и выстраивал их в одну линию. Эта кажущаяся невозмутимость и вывела из себя Главного конструктора. Карие глаза его потемнели, густые брови вытянулись в одну линию и сошлись на переносице.

– В чем дело, товарищ Пилюгин? – вместо обычного «Николай Алексеевич» спросил Королев. И, не дав ему сказать слова, обрушился на конструктора: – По вашей вине миллионы на ветер. Нам их народ дает на оборону. А мы из-за вашей безответственности – на ветер. Вы что, не понимаете, что делается в мире? Нам дорог каждый час. Они там за океаном не будут ждать...

Пилюгин молчал, не поднимая глаз, с места на место переставлял коробочки. И только пальцы больших рабочих рук, некогда державших слесарный молоток и зубило, нервно подрагивали.

– Не первый раз фирма Пилюгина подводит, – раздался негромкий голос двигателестроителя В. П. Глушко. – Может, стоит подумать о привлечении новых сил?

Такого крутого поворота Пилюгин не ожидал, не ожидал и Королев. В мгновение оценив обстановку, Главный понял, что в накале страстей виноват сам. Он, как никто другой, не хотел, чтобы участники Совета главных конструкторов перешли границы сложившихся откровенных, порою резких, но по сути своей добрых отношений, опасался разрушить творческую атмосферу совета, столь необходимую для такого большого дела, как создание баллистических ракет.

– Может, Николай Алексеевич, – мягко, словно и не было никакой вспышки, поспешил Королев на выручку Пилюгину, – может, вас производственники подвели? В нашей практике, к сожалению, это еще случается.

Вопрос какую-то долю минуты оставался без ответа... Напряженная тишина воцарилась в зале. Все смотрели то на Пилюгина, то на Королева, ожидая развязки.

Пилюгин неторопливо встал. Высокий, большеголовый, с неподвижным лицом. Однако кровь отлила от его висков, и он был до крайности бледен.

– Нет, Сергей Павлович, – негромко, но решительно начал Пилюгин. – Производственники тут ни при чем. Думаю, что конструкторский просчет. Моя вина. Разберемся.

– Мы уж однажды слышали это... «разберемся», – снова сказал тот же Глушко.

– Верно, слышали, – подхватил Королев и с каким-то удовлетворением в голосе добавил, – и «разобрались». Ракеты с пилюгинской системой управления прекрасно полетели. Полетит и эта. – Главный конструктор кивнул в сторону макета новой машины, стоящей здесь же в зале. – Всякий срыв – явление крайне нежелательное. В любом деле. Но будем смотреть трезво. Идем неизведанным путем. И опыт истории техники убеждает, что без издержек не обойтись. Будем же терпимы друг к другу, когда речь идет о поиске рационального, лучшего, чем сегодня. Но если безответственность – гнать, невзирая на лица... – В голосе Королева зазвучали было жесткие нотки, но он неожиданно для присутствующих как-то подобрел: – Думаю поступить так. Коли Николай Алексеевич признался, что в неудаче с системой управления ракетой виноват его институт, то есть предложение: поручить товарищу Пилюгину разобраться во всем и в рабочем порядке сообщить мне о принятых мерах. Нет возражений? Ну вот и хорошо, значит, договорились.

Выступил Д. Ф. Устинов. Любитель крепкого образного словца, он на этот раз говорил мягко. Поддержав предложение председателя совета разобраться в причинах неудач самому Н. А. Пилюгину, он все же предупредил:

– С производственников спрос особый. И мы не забудем об этом.

Конечно, Пилюгин преувеличил, приняв тогда все на себя. Но он больше всего боялся другого: как бы его конструкторы, разработчики, переваливая недостатки на других, не потеряли чувство собственной ответственности за технику, едва передав ее проект в производство. «Подлинный конструктор, – любил повторять Н. А. Пилюгин, – должен знать, как будет вести его детище в сотом, тысячном варианте».

Предвидение С. П. Королева оправдалось: группа специалистов Н. А. Пилюгина самостоятельно разобралась в причинах отказа одного из блоков системы управления полетом. Следующие старты экспериментальных ракет прошли успешно, и на них отрабатывались другие элементы ракетной техники.

С той поры в совете и установился такой порядок: каждый из главных сам искал дефект, не ждал создания комиссии. Все было построено на взаимном доверии. Такой опыт оправдал себя.

 

Глава третья

Нам нужен мир

Поздним июльским вечером 1949 года командующий артиллерией Вооруженных Сил СССР Н. Н. Воронов, министр вооружений СССР Д. Ф. Устинов, заместитель министра Вооруженных Сил Н. Д. Яковлев, начальник Главного артиллерийского управления М. И. Неделин, руководители ракетной и атомной программ СССР С. П. Королев и И. В. Курчатов вошли в кремлевский кабинет И. В. Сталина.

Оторвавшись от дел, Иосиф Виссарионович мельком взглянул на вошедших и плавным движением руки пригласил всех сесть за длинный стол. Дочитав какой-то документ, Сталин подписал его и отложил в сторону. Приподняв голову, внимательно оглядел сидящих. Он хорошо знал всех. Пожалуй, только о С. П. Королеве он знал меньше.

– Докладывайте, – обратился И. В. Сталин к собравшимся и взглянул на часы, словно призывая к краткости.

Ноделин, Воронов, Курчатов сообщили об экспериментальных исследованиях, о состоянии организационных, производственных дел.

Дошла очередь до Королева. Он очень волновался. У Сталина не принято было говорить по бумажке. Великолепное знание дела, блестящая память позволили Сергею Павловичу свободно оперировать цифрами, иллюстрировать свои мысли убедительными фактами. Заключая свое краткое выступление, Главный конструктов сказал уверенно:

– Ракета под индексом Р-1 по своим характеристикам лучше, чем немецкая «Фау-2». Следующая баллистическая Р-2 несколько тяжелее первой, но по дальности полета превосходит ее вдвое. Кроме того, она имеет отделяющуюся головную часть, где можно разместить боевой заряд или контейнер с научной аппаратурой. Можно считать, что отработаны пусковое устройство, система управления стартом и полетом ракеты. Налаживается технология производства машин, улучшается материально-техническая база.

С. П. Королев обратил внимание Сталина на необходимость четче наладить кооперацию в масштабах страны между научно-исследовательскими институтами, конструкторскими бюро и промышленностью.

Сталин докапывался до основных причин, порождавших трудности в создании ракетно-ядерного оружия, записывал на листке бумаги отстающие предприятия, чтобы потом разобраться с ними.

В конце встречи И. В. Сталин, выйдя из-за стола, обратился к присутствующим:

– Мы надеялись на долгий, прочный мир. Но Черчилль, этот поджигатель войны номер один, и Трумэн боятся советского строя как черт ладана. Грозят нам атомной войной. Но мы не Япония. Так что вы, товарищ Курчатов, и вы, товарищ Устинов, и вы тоже, – обратился Сталин к Королеву, – поторапливайтесь. Есть еще вопросы?

– Тесновато нам в Капустином Яру, товарищ Сталин, – доложил Д. Ф. Устинов. – Я там много раз бывал. ?

– На оборону, товарищи, вы знаете, мы средств никогда не жалеем и никогда не будем жалеть, – ответил Сталин. – Наш девиз – новую технику заменять новейшей. Техника во главе с людьми, овладевшими техникой, может и должна дать чудеса. Готовьте свои предложения. Рассмотрим. Но советую быть экономными. Очень экономными во всем. – Сталин вернулся к письменному столу, сел и после раздумья, как бы подводя итог беседе, заговорил: – Нам так необходим мир. Но, конечно, не будем забывать предупреждения Ленина:

«Мы не намерены позволить, чтобы нас задушили насмерть во имя мира...»

Из кремлевского кабинета И. В. Сталина Королев вышел вместе с Неделиным. Оба молчали, находясь под впечатлением от состоявшейся беседы. Пожалуй, больше всех был доволен ею Сергей Павлович, надеявшийся, что вот теперь-то на тех, кто плохо помогает ракетчикам, управа найдется. Об одном только жалел Королев, что не сказал Сталину о возможности создания ракет для полета за пределы атмосферы, о которых мечтал К. Э. Циолковский.

Мечта о таких полетах уже полностью овладела Главным конструктором.

– Да, пожалуй, еще не время, – прервав молчание, выдохнул Королев конец фразы, заключавший его размышления.

– Что не время? О чем ты? – спросил Митрофан Иванович своего спутника.

– Да так, чуть было не выложил Иосифу Виссарионовичу о полетах за атмосферу... возможно, и человека. Я об этом давно думаю. А в прошлом году слушал доклад Михаила Клавдиевича Тихонравова, в котором он обосновал возможность получения первой космической скорости и запуска искусственного спутника Земли. Это произошло на годичной сессии Академии артиллерийских наук. Михаил Клавдиевич очень рассердил артиллеристов. Они усмотрели в этом посягательство на «бога войны». Но обвинения были все какими-то демагогическими. Конкретных, чисто технических возражений, не было... и не могло быть. Многие наши ученые боятся пошире взглянуть на известные, казалось бы, вещи. Консерватизм. Я с ним не раз сталкивался.

– Ну кто-то поддержал Михаила Клавдиевича?

– Да, артиллерийский конструктор Грабин пытался переубедить своих коллег, убеждал, что грешно стоять на пути нового дела. Да еще профессор Ветчинкин – давний мой учитель и друг – он верный сторонник ракетной техники. Да и я не мог промолчать и не выступить с поддержкой выводов доклада. К счастью Тихонравова, ему помогает руководство его института – Алексей Иванович Нестеренко и Георгий Александрович Тюлин. И, конечно, сам президент Академии артнаук Анатолий Аркадьевич Благонравов за него.

– Они-то поддерживают, но и им могут дать по рукам, – тихо сказал Неделин. – Прихлопнут тему – и все дела. Тихонравов для многих не авторитет.

– Ну это вы зря, – горячо возразил Королев. – Да Тихонравов крупнейший специалист. Недавно снова был у него. Работают на голом энтузиазме. Но какие головы. Я его пригласил на работу к себе, если что случится.

– Не горячитесь, – прервал его Неделин. – Мне вся эта история, Сергей Павлович, давно известна. Вы, наверное, не знаете, но нашлись ученые-генералы, что потребовали отставки Благонравова с поста президента артакадемии. Твое имя тоже не обошли. И обо всем написали...

Королев помрачнел и пошел быстрее. Прибавил шагу п Неделин. У Спасской башни, предъявив пропуск дежурному офицеру, вышли из Кремля и пошли к ожидавшим их машинам.

– На свой страх и риск я эти бумажки положил под сукно.

На душе конструктора сразу стало спокойнее. Возле машин остановились, Неделин, прощаясь, задержал руку Королева.

– Нам нужна, до зарезу нужна ракета, которая смогла бы перешагнуть континенты, достичь любой точки земного шара. Пока ее нет. «Холодная война» опасна. В любой момент она может перейти в горячую. Там, за океаном, тоже не спят... Мой совет – дерзай, хоть и не время, – добавил он улыбнувшись. – И еще. Ракеты ваши скоро могут понадобиться. Так что внимания к вашему НИИ будет предостаточно. Уж не знаю, хорошо это или плохо. – И, весело рассмеявшись, Неделин сел в машину.

...29 августа 1949 года, в Казахстане, в присутствии Верховного командования Советской Армии, руководителей партии и правительства была испытана атомная бомба. Советский Союз показал, что он создал ядерное оружие и любому противнику может дать достойный отпор. Но страну окружали со всех сторон военные базы капиталистических стран. Проблема доставки нового вида оружия к цели стала первостепенной.

Испытания ракет не прекращались. Для лучшей координации работ по созданию ракетной техники из отделов, подведомственных Сергею Павловичу, министерство организовало внутри института Особое конструкторское бюро (ОКБ) по разработке ракет дальнего действия. Королева назначили его руководителем.

Рабочий день Сергея Павловича расписан по минутам. Все многочисленные крупные проблемы он привык решать сам, а их предостаточно. В один из таких напряженных дней в его кабинет вошла секретарша и сообщила, что в приемной ждет Янгель.

– Просите!

Сергей Павлович окинул взглядом входящего: высокий, серые зоркие глаза. Подал руку. «Жесткая», – подумал про себя Королев.

– Садитесь, Михаил Кузьмич. Мне о вас говорили. Вот сюда, поближе. Я временами недослышу.

Королев знал, сидящий перед ним специалист имеет высшее авиационное образование, опыт работы с Н. Н. Поликарповым, В. М. Мясищевым, да и к тому же недавно окончил Академию авиационной промышленности. За плечами немалый опыт в авиастроении. «И ни с того ни с сего – в ракетостроение», – подумал неприязненно Королев. Он не терпел случайных людей в любом деле, а потому напрямик спросил:

– Что вас привело к нам, к ракетчикам, Михаил Кузьмич?

– Меня всегда влечет к себе новое дело.

– Та-а-ак, – протянул недовольно Главный, – значит, лет через пять увлечетесь новым, и ракеты побоку.

– А может, и так, Сергей Павлович, – не скрыл Янгель. – Но пока не закончу вашу школу, никуда не уйду.

– Спасибо за откровенность. Школу нашу придется начинать с азов. Не ладится у меня в одном из отделов. Руководитель – человек знающий, но организатор никудышный. Характера не хватает...

– Согласен.

– Люблю, когда с полуслова понимают. Обязан предупредить, Михаил Кузьмич: пяти лет на «школу» вам не дам. Хватит полгода. А потом спрос будет жесткий, как с ветерана, – и рассмеялся. – Вы у нас первый с академическим образованием. Ну, ни пуха ни пера, -и, протянув на прощание руку, спросил: – Как с жильем, не стесняйтесь. Я знаю, вы – человек семейный.

– Спасибо, Сергей Павлович, я ведь давний москвич... хотя и родился в Сибири.

– Вот еще что: не все идет у нас гладко. Сегодня держал бой за одну перспективную работу. Время крутое: могут и снять с работы. Верно с меня спросили: «Где был раньше?» А что ответить. Идея не ребенок – девять месяцев, и готово. Иные идеи вынашиваются ве ками. Так-то. – И тут же предложил: – Пойдемте, я вас познакомлю с производством. Начнем со сборочного цеха.

В ОКБ Королева постоянно проектировались, строились и испытывались все новые и новые образцы ракет. В 1950 году начались испытания первой оперативно-тактической ракеты Р-11. Ее можно хранить и транспортировать в заправленном состоянии. Двигательная установка для нее сконструирована в КБ А. М. Исаева. Эта ракета стала основоположницей нового направления в отечественном ракетостроении. Предыдущая paкета Р-2, о которой Королев докладывал И. В. Сталину, I тем временем пройдя серию контрольных испытаний, по– ! ступила на вооружение Советской Армии. \

Больших успехов удалось достичь при создании геофизических ракет, получивших позднее название академических. На них опробовались всевозможные приборы для высотных научных исследований. По просьбе ученых на разные высоты – до 500 километров – поднимались возвращаемые на землю контейнеры с подопытными биологическими объектами, в том числе собаками. Шел новый активный процесс изучения стратосферы, прерванный войной, зондирование глубин ионосферы. Советская наука вплотную подступала к изучению условий осуществления пилотируемых полетов. Все, что делалось в этом направлении, проходило по инициативе Королева и при его активной практической и организационной поддержке.

Командировки следовали одна за другой. Нина Ивановна редко видела мужа дома. Но в разлуке большой поддержкой были его письма – ласковые, нежные, полные заботы. «Мой удел собирать Сережу в дорогу... и ждать, ждать его возвращения... иногда месяц, а то и два. И только его добрые сердечные письма согревали меня... Я бережно храню их», – говорила она часто родным и друзьям.

А когда Сергей Павлович бывал дома, в Подлипках, они, словно торопясь наверстать упущенное, ходили в театры, на концерты, в музеи. Сергей Павлович часто шутил: «Надо нажать на профком, а то билетов в кассах не достанешь».

Дома была подобрана хорошая библиотека. Техническую литературу покупал сам, художественную – Нина Ивановна. На особом месте в шкафу стояли труды В. И. Ленина. Королев часто обращался к ним. Особенно, когда учился в вечернем университете марксизма-ленинизма.

Единственно, что огорчало Сергея Павловича, – редкие встречи с дочерью. Зато каждое свидание праздник. Сергей Павлович сознавал, что дочь далека от него. Но кто в этом виноват? Нельзя всю вину перекладывать на других. Много ли она его видела? Что она знает о нем? И во время встреч Сергей Павлович старался как можно больше рассказать о себе, своих родных, стремился привить дочери свои жизненные принципы.

– Учись, Наталка, учись, – советовал отец. – Мне повезло, что я окончил стройпрофшколу. В ней не было ни одного предмета, который не пригодился бы мне в жизни. И еще, если веришь в дело, не отступай, отстаивай его.

Сергей Павлович подолгу потом помнил о свидании с любимой Наталкой. Воспоминания о них согревали его и во время длительных командировок.

Новая важная веха в творческой жизни С. П. Королева и отечественного ракетостроения связана с его научно-конструкторским трудом «Принципы и методы проектирования ракет большой дальности». Он вошел в 20-томную работу, руководимую им, являющуюся эскизным проектом баллистической ракеты дальнего действия – Р-3. В ней предусматривалось применение жидкостного двигателя увеличенной мощности, к тому же она имела совершенно новую схему, нежели предыдущие машины. «Новизна поставленной задачи, – писал Королев во „Введении“, – потребовала проведения научно-исследовательских и теоретических работ... опирающихся, во-первых, на результаты всестороннего изучения предшествующего опыта по существующим ракетам и, во-вторых, на достаточно широкие исследования перспектив дальнейшего, развития ракет дальнего действия».

На подготовку эскизного проекта Р-3 понадобился год напряженнейшей творческой работы коллектива ОКБ п смежных организаций. Далеко не все шло гладко, и это естественно: создавалась ракета, которой еще не знала мировая практика. Тем не менее приближалось время подготовки всей документации и перевода проекта Р-3 в металл. Военное ведомство страны возлагало на новую машину большие надежды. Обладая значительной подъемной силой, она смогла бы доставлять полезный груз на расстояние до 3000 километров.

На одном из заседаний Межведомственного комитета в середине 1953 года было решено обсудить итоги работы ОКБ Королева по ракете Р-3. Все ждали, что Главный конструктор, как всегда в этих случаях, сразу возьмет «быка за рога», кратко проинформирует о состоянии дел и скажет конкретно заинтересованным организациям, что от них требуется и в какие сроки. Но почему-то на этот раз Сергей Павлович начал свое выступление с дальних подступов, вызвав немалое удивление присутствующих. Отметив многополезную работу проектантов, Королев особо выделил мысль, что в итоге проработки эскизного проекта сформировалась целостная программа дальнейшего развития ракетной техники. В нее входит конструирование ракет на высококипящем топливе для морского флота, носителей на твердом топливе, которые составят основу будущих ракетных войск, а также новых образцов жидкостных баллистических и крылатых ракет.

– Как вам известно, в ходе работы над Р-3, – неторопливо продолжал Королев, – мы выпустили ракету Р-5, а затем модернизировали ее, установив на ней курчатовскую боеголовку. Эта машина уже несет свою вахту в нашей армии, составляя важнейший элемент ракетно-ядерного щита нашей Родины. С каждой ракетой мы обогащаемся не только теоретически, но и практически. Появились новые идеи. Нас не удовлетворяет дальность полета Р-5 в тысяча двести километров, считаем, что и проектируемая для Р-3 дальность в три тысячи километров тоже не отвечает перспективным задачам.

Королев замолчал. Настороженная тишина воцарилась. на совещании в ожидании того, что скажет далее Главный конструктор. Но то, что он произнес, ошеломило всех:

– В процессе проектирования Р-3, а затем и испытаний экспериментальных образцов ракеты Р-5 и других, на которых отрабатывались заложенные в проекте принципы новой машины... Одним словом, наш коллектив пришел к обоснованному выводу о том, что есть возможность перешагнуть через Р-3 и начать разработку межконтинентальной ракеты.

Ошеломляющее заявление Главного конструктора но сразу дошло до присутствующих. Участвовавший в совещании Министр среднего машиностроения СССР В. А. Малышев с недоумением посмотрел на Королева. Не скрыли своего крайнего изумления члены комитета М. И. Неделин, Д. Ф. Устинов. Наконец председательствующий – заведующий отделом Совмина СССР В. М. Рябиков пришел в себя и, не веря в сказанное Королевым, переспросил:

– Вы не оговорились, Сергей Павлович?

– Нет. Я настаиваю на прекращении всех работ, относящихся к изделию Р-3. Поверьте, мне нелегко далось принять такое решение. Но я хочу быть честным перед своим народом, перед самим собой.

Королева перебили сразу несколько голосов.

– Не громкие ли это слова?

– Сколько времени ухлопали.

– Говорите по существу.

– Вы же не даете мне говорить, – усмехнулся Королев. Достал из папки несколько листков бумаги, взглянул на них и отодвинул в сторону. – Начатую ракету можно довести до серийного производства. Лишней она в армии не будет. На каком-то не длительном этапе ракетостроения она нам послужит. Но она не решит всех проблем. Я пришел к выводу, что надо, не теряя времени, откинув в сторону прежнее решение, направить усилия на разработку межконтинентальной машины, способной достигать любой точки земного шара. Подчеркиваю: любой. Мы с товарищами подсчитали: на новое изделие потребуются почти такие же затраты сил, средств и времени, как на Р-3. Надеюсь, высокое совещание меня поддержит.

– Это только ваше мнение или и Совета главных конструкторов? – спросил Рябиков сердитым голосом.

– Мнения наши по ряду позиций разошлись, поэтому я вынес свою точку зрения на обсуждение данного совещания.

– Через год вы нам скажете, что у вас родился куда более лучший вариант ракеты, чем нынешний, – раздался голос представителя машиностроительного министерства Томилина. – По мне лучше держать в руках синицу, чем ловить журавля в небе. Я категорически против предложения товарища Королева. Министерство, в частности, наш Главк определил смежников, подготовил план обеспечения КБ всем необходимым для реализации всех заданий. Надеемся, что в ближайшие три года ракета Р-3 встанет на вооружение Советской Армии.

Все вопросы в этом плане согласованы уже с Министерством обороны.

– Да, это так, – поддержал Неделин. – На первый взгляд ломка всего и мне нежелательна...

Его перебил кто-то из членов комитета, обращаясь к Королеву:

– Перестаньте отвлекать государственные средства на ваши фантазии. Вероятно, новый проект, как вы считаете, поможет развитию науки. Но деньги дает не Академия наук. И так уже ни один полет не обходится без научных приборов. Запускаете специальные геофизические ракеты. Животные у них, видите ли, летают. Биологические эксперименты, геофизические опыты. А это все деньги, народные деньги.

– А я только о народном благе и думаю, – раздражаясь, ответил Сергей Павлович и продолжил, обращаясь к Неделину: – Митрофан Иванович, поверьте, я понимаю вас, согласен и с товарищем из промышленности. Мне спокойнее жить, продолжая разработку Р-3. Через некоторое время мы предложили бы новый вариант ракеты, той, за которую ратую сегодня. И никто меня за это не осудил бы. Но ведь это двойной, тройной расход средств и материалов и потеря времени. А время ныне дороже денег. Понимать бесперспективность Р-3 и как ни в чем не бывало продолжать работать над ней?! Это равносильно предательству. Это но по мне...

– АО чем вы раньше думали? – бросил Рябиков.

– Может, вы, Василий Михайлович, объясните, почему вначале на вооружении современных армий появилось гладкоствольное ружье, потом нарезная винтовка, и, наконец, перед началом второй мировой войны с трудом пробил путь к нашему советскому солдату автомат. Творческий процесс – это решение задач со многими неизвестными. Но если мы понимаем, что государству выгоднее...

На полуслове Королева резко оборвал Малышев.

– Что такое государственные интересы, мы знаем не хуже вас, а может, и лучше. А знаете ли вы, товарищ Королев, что существует государственная дисциплина?..

– Вячеслав Александрович, – выждав паузу, вмешался Устинов, – Королев внес только предложение. Наша воля с ним согласиться или не согласиться.

– Да за одно такое предложение в годы войны голову снимали, – распалился Малышев. – Решение правительства, видите ли, для Королева не закон?

– Да, и в авиации подобные случаи бывали, – заметил Устинов. – Рядом с одной хорошей машиной порой появлялась другая, лучшая. Она-то и шла в серию.

– Хорошо, – смягчился Малышев. – Вы что же, товарищ Устинов, полагаете поддержать Королева? Он намерен жить по принципу «что хочу, то и ворочу». Не выйдет! Правительственное решение никто не отменял, и за выполнение его несете и вы ответственность. Обязываю вас работу, товарищ Королев, над Р-3 продолжать.

– Я отказываюсь, Вячеслав Александрович, – выдержав жесткий взгляд Малышева, ответил Королев. – Повторяю: это негосударственный подход к делу.

– Вот как! Он отказывается, – окончательно вышел из себя Малышев. – Незаменимых людей нет. Найдем другого.

Обстановка на совещании накалилась до предела.

После В. А. Малышева никто выступать не решался. Вопрос неясен и противоречив. Прав Малышев, требуя продолжения работ по Р-3, утвержденной самыми высокими инстанциями в стране. Но убедительны и доводы Королева, не желавшего продолжать разработку, по его уверению, морально устаревшего объекта.

Королев огорчился, что отмолчался Неделин. Сергей Павлович понял, однако, что он проявил ненужную самоуверенность, что зря не посоветовался с заинтересованной стороной и внутренне усмехнулся, вспоминая слова рабочего Хромова: «Гнись, гнись, если любишь дело... Добьешься, выпрямишься, и никто тебя больше не согнет...» «Не послушался я тебя. Учту ошибки».

– Дальнейшее обсуждение вопроса считаю бесполезным, – сказал В. А. Малышев и встал из-за стола.

Вернемся, однако, в начало 1952 года, к важнейшей странице биографии С. П. Королева, преднамеренно опущенной, чтобы не нарушать последовательность рассказа о его конструкторской деятельности. Странице, как животворный луч солнца высветившей духовную суть Королева и вызвавшей к действию новые, еще не использованные силы его могучего творческого потенциала.

Коллектив Особого конструкторского бюро НИИ готовился к общему собранию. Партбюро решило, что с докладом о ходе работ выступит Главный конструктор С. П. Королев. Он не возражал.

– Хочется, чтобы вы сделали общий анализ. Не стесняйтесь говорить о недостатках. О перспективах обязательно, – советовал докладчику секретарь партбюро ОКБ Д. И. Козлов. – И об очередных задачах коммунистов.

– Принято, – ответил Сергей Павлович. – Вот только насчет задач коммунистов, Дмитрий Ильич, не могу. Не с руки мне, беспартийному.

Козлов грустно улыбнулся и, выйдя из-за стола, сел рядом с Королевым. Помолчал.

– Никак не могу представить, что наш Главный вне партии. Да и по делам, по ответственности вы – коммунист, хотя и без партийного билета.

Вошел Б. А. Строганов, член парткома НИИ.

– Не помешаю?

– Садись, садись, Борис Александрович, вовремя зашел, – пригласил Козлов. – Разговариваем с Сергеем Павловичем о партии.

Королев молчал. Он не раз думал об этом. Готовился к подобному разговору. Всеми своими помыслами и делами он всегда был с партией. Но что-то удерживало его от этого шага. Ему казалось, просить о приеме в партию – значит навязывать себя ей... Если он заслужит, то...

– Я всеми помыслами с партией. Но мое прошлое... Придя к себе в кабинет, Сергей Павлович долго не мог сосредоточиться на делах. Для него, требовательного к себе человека, решение стать коммунистом означало сделать в жизни исключительно важный шаг. Ничто не ценил он больше всего, как доверие к человеку. И сам он, испытавший превратности судьбы, в каждодневной практике придерживался этого правила. Разговор о вступлении в ряды ВКП(б) был для него тем целебным бальзамом, который как бы окончательно залечивал давние душевные раны.

В НИИ в 1952-1953 годах входило несколько конструкторских и производственных подразделений, в каждом из них партийные организации, возглавляемые партбюро. Все их объединял партком НИИ, которым руководил М. Г. Медков, недавно перешедший на работу в институт. По заведенному порядку Д. И. Козлов пошел к Модкову, чтобы сказать о намерении коммунистов принять в свои ряды Главного конструктора КБ. Парторг ЦК плохо еще знал людей, почти не встречался с беспартийным Королевым и дал было «добро» на прием его кандидатом в члены партии, но, услышав «про 1938 год», изменился в лице.

– Да вы, товарищ Козлов, в своем уме?! Кого хотите протащить в партию? Что, у нас нет более достойных? – Взвинтившись, Медков уже не говорил, а кричал. – Нет, я своим партбилетом дорожу. – И уже бесповоротно: – Партия обойдется без врагов народа, хотя и бывших...

Д. И. Козлов понял, что дальше продолжать разговор бесполезно, но не сдался и пошел посоветоваться с членом парткома, директором НИИ К. Н. Рудневым, человеком принципиальным, да и к тому же уважавшим талант и энергию Королева, оказывавшим ему в работе всяческую помощь и поддержку.

Выслушав парторга, Руднев задумался. Он не раз встречался со сверхбдительными людьми, подобными Медкову, знал их силу, но все-таки решился.

– А как с рекомендациями? – спросил он, – время-то непростое.

– Не поставить бы нам, Константин Николаевич, в ложное положение Королева, – засомневался Козлов. – Подрежем ведь человека под корень. И все же рекомендацию я ему дам.

...В начале марта 1952 года Королев получил рекомендации от коммунистов и подал заявление в парторганизацию ОКБ с просьбой о приеме его кандидатом в члены партии. Этот шаг Королева связан с именами коммунистов, знавших его по совместной работе от пяти до двадцати лет. Дать в пору культа личности рекомендацию в ряды ВКП(б) бывшему «врагу народа» – зна– чило совершить не только нравственный, но и политический акт, непредсказуемый по своим последствиям. II этот смелый акт исполнили Ю. А. Победоносцев, работавший с Сергеем Павловичем еще в ГИРДе и РНИИ, Д. И. Козлов, встречавшийся с ним в 1946 году в Германии, А. М. Пронин, участвовавший вместе с Королевым в испытаниях первых ракет в Капустином Яру, коммунисты И. М. Рябов и И. В. Лавров, по нескольку лет работавшие в ОКБ. Их рекомендации и сейчас поражают единством точки зрения на С. П. Королева, как человека незаурядного, преданного интересам Родины, объективностью. «Товарищ Королев своими знаниями и опытом во многом способствовал коллективу ОКБ добиться значительных успехов в деле укрепления нашей Родины» (Д. Козлов), «Королев отдает максимум энергии на укрепление могущества нашего государства», – пишет И. В. Лавров. Тут же он дает совет: «Больше уделять внимания воспитательной работе среди коллектива, особенно среди руководства ОКБ и своих ближайших помощников», «Товарищ Королев очень любит свою работу и отдает ей все силы и знания. Переживая глубоко даже небольшую неудачу, не опускает руки, а, наоборот, еще энергичнее ищет правильного решения задачи... Будучи вспыльчивым человеком, тов. Королев иногда бывает не совсем тактичен в своих разговорах с подчиненными» (А. Пронин), «...Будучи чрезвычайно твердым в отстаивании и проведении в жизнь своей линии, товарищ Королев нередко встречал энергичный отпор и сопротивление. На этой почве у него возникали конфликты с отдельными товарищами. Однако товарищ Королев всегда оставался последовательным и принципиальным в намеченном им решении того или иного вопроса» (Ю. Победоносцев).

Вопреки мнению Медкова, коммунисты 12 марта на заседании партбюро, а 18 марта на своем партийном собрании ОКБ единогласно проголосовали за принятие Главного конструктора в свои ряды. Однако такое решение пришлось не по нутру Медкову, и он решил добиться своего, полагая, что ему удастся склонить членов парткома НИИ к отмене решения партийного собрания ОКБ.

На заседании парткома НИИ 28 марта присутствовал партийный актив. После того как зачитали рекомендации, Королеву предложили рассказать свою биографию. Сергей Павлович интуитивно чувствовал, что вокруг его приема в ряды партии идет какая-то закулисная возня, да и к тому же до него дошли слухи о недоброжелательности к нему отдельных членов парткома.

Негромко, но чтобы все хорошо слышали, Королев начал говорить, сдерживая охватившее волнение. Он повторил, по существу, из слова в слово некогда написанную им автобиографию:

– С 1929 года после знакомства с К. Э. Циолковским и его работами, – сказал Сергей Павлович, – начал заниматься ракетами. Вначале руководил на общественных началах одной из первых групп по ракетной технике, бывшим ГИРДом, а затем перешел на постоянную работу в этой области. Имею за период до 1951 года сорок работ – научных трудов и проектно-конструкторских разработок по авиации и специальной технике. В 1947 году избран членом-корреспондентом Академии артиллерийских наук по IV отделению.

Не скрыл Королев, что в 1938 году его необоснованно репрессировали, во время войны работал на оборонных заводах, в 1944 году освобожден со снятием судимости.

Именно этих слов с нетерпением ждал Медков.

– Но позвольте, это не реабилитация, – словно по команде прорвал Королева кто-то из членов парткома. – Мне известно, что в 1944 году специальным указом досрочно освобождались все заключенные, работавшие на оборону. Тут что-то не так.

Для многих членов парткома этот факт в жизни Королева оказался неожиданным. Кое-кто из них поторопился с предложением посоветоваться в инстанциях. Кто-то в душе решил воздержаться при голосовании, а кое-кто мысленно упрекал рекомендующих в необдуманном шаге... Наступила гнетущая тишина.

Такого поворота Королев не ожидал. Он сидел, опустив массивную голову, которую преждевременно посеребрила седина, стиснув до боли зубы. Мертвенно-бледное лицо его казалось каменным. Лишь на висках в венах, словно пытаясь вырваться наружу, неистово билась кровь. Глаза то вспыхивали, то гасли. Нервы начали сдавать, сердце учащенно билось. Королев попытался встать, чтобы уйти. Сидевший позади него А. М. Пронин с силой посадил его на место.

– Сиди, – властно прошептал он, – сиди. Королев подчинился. Сидел, отрешившись от всего, что происходило вокруг. Не слышал, как заговорил Константин Николаевич Руднев, директор НИИ. Он сообщил членам партбюро, что вопрос о приеме Королева в партию рассматривался в нужных партийных инстанциях.

– Как член парткома, – негромко заключил Руднев, – я советовался и в Центральном Комитете партии. Там дали «добро». Между прочим, один из секретарей ЦК сказал примерно так: «Я бы тоже дал Королеву рекомендацию, да опоздал. У него уже есть одна такая, что я позавидовал – боевая ракета его конструкции. Она лучшая оценка его деятельности. Побольше бы нам таких коммунистов».

После такого убедительного разъяснения К. Н. Руднева все члены парткома высказались за прием Королева кандидатом в члены партии. Мытищинский горком ВКП(б) утвердил решение парткома. Вскоре С. П. Королев получил кандидатскую карточку No 10012568.

Через год, 15 июля 1953 года, коммунисты ОКБ принимали С. П. Королева в члены партии, переименованной к тому времени из ВКП(б) в КПСС. Сергей Павлович и на этот раз сильно волновался. Но все шло хорошо, один за другим выступали рекомендующие, справедливо оценивали его конструкторскую деятельность, высказывали доброжелательные советы, все отмечали, что С. П. Королев активно участвует и в общественной жизни и что за время кандидатского стажа значительно вырос как руководитель ОКБ и коммунист...

...Собрание течет ровно. Сергей Павлович обрел спокойствие, ответил на все вопросы. Но в тот момент, когда председательствующий хотел было покончить с ними, из зала раздался вопрос, которого больше всего не желал Королев: «Дожил чуть ли не до пятидесяти лет, а о партии подумал только сегодня».

– Разрешите ответить мне, – попросил слова рекомендующий А. М. Пронин. – Как-то на стартовой площадке, когда закончились комплексные электрические испытания ракеты Р-2, я оказался рядом с Сергеем Павловичем. Беседовали о текущих бытовых делах экспедиции. В том, 1948 году в этой экспедиции я был парторгом. И прямо спросил Королева: «Сергей Павлович, почему вы не вступаете в партию?» Королев ответил мне тогда: «Если говорить откровенно, о вступлении в партию давно думаю». – «Так в чем же дело?» – поинтересовался я. «В партию надо прийти с чем-то, а но просто с одним заявлением. Вы понимаете меня?» – «Да, кажется, понимаю», – ответил я. На этом разговор наш и закончился. Вот прошло несколько лет, и я с удовольствием даю Королеву рекомендацию в члены партии. Позвольте мне напомнить несколько строк из моей рекомендации: «Обладая большим техническим кругозором и хорошими организаторскими способностями, товарищ Королев сумел создать и воспитать высококвалицифированный дружный коллектив, который под его руководством уверенно решает ряд новых проблем по новой технике».

«Общее собрание коммунистов ОКБ НИИ единодушно проголосовало за принятие Королева в члены партии. Вслед за парткомом это решение утвердило бюро Мытищинского горкома партии».

Гордость и счастье переполняли сердце Сергея Павловича. Он понимал, что с него навсегда снято грязное пятно, брошенное злопыхателями в 1938 году. И он по праву считал, что в глазах общественности его доброе имя гражданина навсегда и полностью восстановлено.

«Это важно не только для меня... Нельзя забывать о Наташе. Тень, павшая на родителей, падает и на их детей. Такова жизнь... Но, к счастью, несмотря на тяжелые испытания, которые все мы вынесли за минувшие годы, – подумал Королев, – ни на один миг наша Родина по оставляла заботу о ней. Как ни было трудно, но она росла и училась, и жизнь для нее была светлой. Помни об этом, Наталка, и всегда люби наш народ и землю, на которой ты выросла. Этого я тебе желаю во всем и всегда!» Сергей Павлович невольно усмехнулся: «Да ведь я, кажется, повторяю про себя слова письма Наташе, посланного к совершеннолетию?!»

В «Деле No 1274 по приему в члены КПСС тов. Королева С. П.» хранится ныне ставший историческим «Протокол No 45 заседания Мытищинского ГК КПСС от 11 августа 1953 г.». Заключительные его строки: «Утвердить решение парторганизации. Принять тов. Королева С. П. в члены КПСС, установив партстаж с июля 1953 года». ...В назначенный день и час получения партийного билета С. П. Королев в горком партии не явился. Что случилось? Такого еще не бывало. Короткая приписка, сделанная от руки на протоколе, дает ответ:

«В командировке. Выписан партийный билет No 1063534. 20/VIII 1953 г.».

Что за неотложная командировка помешала Сергею Павловичу в названный день получить желанный партийный билет? Буквально через несколько дней после приема Королева в партию он вместе с членами Совета главных конструкторов выехал на полигон, в Казахстан, па испытания первой термоядерной бомбы. Поездке предшествовало совещание, на котором окончательно сформулировали общие требования к транспортным средствам доставки атомных зарядов на различные расстояния, определили первоочередные задачи, связанные с модернизацией стратегических и долгохранящихся оперативно-тактических баллистических ракет дальнего действия Р-5 и Р-11 для доставки боезарядов нового типа. В частности, выявилась необходимость внести изменения и в разрабатываемую в те годы межконтинентальную ракету, способную нести ядерную бомбу более значительной массы.

На рассвете 12 августа 1953 года в присутствии руководителей партии и правительства, Советской Армии был произведен сброс с самолета водородной бомбы над специально оборудованной позицией. Наблюдали взрыв из специального убежища. Яркий ослепительный свет, страшный грохот, и грибообразное облако, медленно вырастая на глазах членов государственной комиссии, поднялось в атмосферу.

На месте металлической башни образовалось широкое углубление в виде тарелки. Башня исчезла вместе с бетонным основанием. Металл и бетон испарились. Почва вокруг превратилась в спекшуюся стекловидную массу, желтую, испещренную трещинами, покрытую оплавленными комками. Разрушенные и отброшенные танки, орудия, опрокинутый паровоз, снесенные взрывной волной бетонные стены, сожженные деревянные постройки. Дальше от эпицентра – обугленная земля. На ней – беспомощные птицы. Свет разбудил их, они взлетели, но излучение спалило им крылья и выжгло глаза.

Все это видел С. П. Королев и не мог принять ни сердцем, ни разумом того, что когда-нибудь подобное оружие снова может быть кем-то пущено в ход против человека.

– Это же чудовище, – наконец вымолвил он. – И такое американцы... Против мирных японских городов! Большего преступления мир не знал, – гневно, прерывисто заговорил Королев.

– Да, это ужасно, – согласился Игорь Васильевич Курчатов, показывая на обезображенную взрывом территорию полигона. – Вы знаете, Сергей Павлович, так хочется как можно скорее достижения атомной энергетики использовать в народном хозяйстве. Энергия атома – это энергия созидания. Вот ведем строительство атомной электростанции. Вы знаете, при умелом использовании какие огромные блага от них получит человечество! А сейчас, – Курчатов на минуту задумался, нервно погладил редкую бороду, посмотрел на опустошенный после взрыва район и с горечью сказал: – Силы разума против сил разума. Да, это ужасно!-

– Нам это «чудовище» надо разместить на ракете и четко управлять им. Это ваша задача. Ближайшая! Американские вояки уже разработали план атомной войны против нас. Названы конкретные цели поражения, – добавил присутствовавший здесь маршал Жуков.

– И чем раньше соединим бомбу с ракетой-носителем, тем лучше, Сергей Павлович, – снова включился в разговор И. В. Курчатов. – Мы не имеем права допустить атомного преимущества над нами. Надо торопиться, враги не будут дожидаться, пока мы освоим новый вид оружия. Там, за океаном, готовят, кажется, еще не один сюрприз, – добавил Игорь Васильевич, – ну, да мы тоже не спим. Но дел впереди уйма.

– За нами дело не станет, Игорь Васильевич, – ответил Королев. – Сделаем что надо и в срок.

– Не торопимся мы что-то с новым полигоном, – вставил М. И. Неделин. – А надо бы!

– Вот и торопитесь, – словно команду отдал ему Г. К. Жуков.

Д. Ф. Устинов, М. И. Неделин, С. П. Королев, другие представители научных и производственных организаций в конце 1953 года подготовили для ЦК КПСС и Совета Министров СССР записку, в которой обосновали необходимость строительства второго ракетного полигона – ракетодрома, дали примерную его характеристику. Совет Министров СССР рассмотрел проектное задание на строительство этого полигона. Возведение его возлагалось на военных строителей, ответственным назначался М. И. Неделин.

...Инженер-подполковник А. А. Ниточкин явился в точно назначенное время – в восемь утра. Приемная заместителя министра обороны СССР маршала артиллерии М. И. Неделина была пуста. Адъютант маршала спросил:

– Вы подполковник Ниточкин?

– Так точно.

– Вас ждут. – И открыл дверь в кабинет. Маршал стоял у большой карты Советского Союза, внимательно рассматривая ее...

– Проходите, – пригласил Неделин.

Ниточкин сел, выжидающе посмотрел на Неделина. Митрофан Иванович еще раз взглянул на бумагу, что лежала на столе. Это была выписка из личного дела Алексея Алексеевича Ниточкина.

– Подполковник Ниточкин! Вас в числе других специалистов рекомендовали мне как человека, способного возглавить группу по разработке нового ракетного полигона. Необычного. Такого нет у нас и тем более за границей. Но мы уверены, что вы справитесь. Вы ведь уже проектировали полигон в Капустином Яру.

– Так точно, товарищ маршал.

– Ну, что скажете, Алексей Алексеевич?

– Когда прикажете приступить к работе, товарищ маршал?

– Считайте, что уже приступили, – в том же тоне ответил Неделин.

В этот момент раздался телефонный звонок. Маршал взял трубку.

– Неделин... Так точно. Разрешите доложить... Слушаюсь... Так точно, – положил трубку на рычаг телефона. – Маршал Жуков звонил. Поторапливает. Так что дело за вами. Вот вам телефон главного заказчика. – И, передав Ниточкину листок бумаги, посоветовал: – Свяжитесь с Королевым в ближайшие донь-два. И прошу – никаких других дел. Сегодня главное дело ваших людей – это.

Во второй половине следующего же дня инженер-подполковник Ниточкин вошел в маленький рабочий кабинет Главного конструктора баллистических ракет. Королев был не один. Возле стола сидел бритоголовый человек в звании полковника и читал какую-то бумагу. Сергей Павлович вышел из-за стола, поздоровался за руку с Ниточкиным, а потом обратился к полковнику:

– Знакомьтесь, Георгий Максимович. Это наш главный проектант Алексей Алексеевич Ниточкин. Полковник встал и, подавая руку, представился:

– Шубников, начальник строительного управления. Мне поручено строить.

Г. М. Шубников к тому времени слыл известным строителем. В годы войны он занимался инженерным обеспечением боевых операций частей Советской Армии. С первых мирных дней трудился над восстановлением объектов народного хозяйства, участвовал в возведении памятника советскому воину-освободителю в Трептов-парке в Берлине.

– Сколько лет мы не виделись с вами, Алексей Алексеевич? – обратился Королев к Ниточкину. – Пожалуй, с конца 1947 года, а сейчас уже 54-й. Капустин Яр и все, что с ним связано, навсегда в памяти. Я рад еще раз поработать вместе. Прежде чем ознакомить с проектным заданием, товарищи, скажу о нем несколько слов. Это более крупный, чем в Капустином Яру, ракетный полигон.

Королев подошел к коричневой доске, висевшей на стене, взял мелок и стал писать исходные данные будущих ракет. Именно они диктовали, каким быть полигону: монтажному корпусу, хранилищу топливных компонентов. Стартовые сооружения проектировал коллектив КБ В. П. Бармина.

По мере того, как Сергей Павлович говорил, очертания нового полигона становились для Ниточкина и Шубникова все яснее, определеннее.

– Новый полигон – это стартовая площадка и экспериментальная база, – пояснил Королев. – Значит, нужны различные службы для проведения комплексных испытаний ракет-носителей и их головных частей, объектов, стартовое оборудование и многие вспомогательные службы. В общем принципиальной разницы в самой схеме между Капустиным Яром и новым полигоном как будто нет. Но все должно быть масштабнее и все на уровне новейшей техники. Даже с учетом той, что еще на ватмане или существует пока в виде идей. – Королев усмехнулся. – Все, о чем говорил, товарищи, это не только моя точка зрения – так думает Совет главных конструкторов. На новом ракетодроме будем испытывать новые мощные ракеты-носители. Их назначение – оборона и наука. Со временем они полетят к Луне, Венере,

Марсу...

– К Луне? – усмехнулся Ниточкин и, решив поддержать, как казалось, шутку Главного, в том же духе спросил: – А нового Жюль Верна нашли, Сергей Павлович?

Не обратив внимания на ироническую реплику, Королев кратко обрисовал суть проблемы, сообщил, что на стапелях конструкторского бюро уже заложены ракеты, которые, по замыслу, должны будут достигать любой точки земного шара и плюс к этому выводить за пределы Земли в космическое пространство научно-исследовательские аппараты.

– А место новостройки, Сергей Павлович? – спросил Шубников.

– Вот этого, Георгий Максимович, пока и сам но знаю. Для поиска его создана комиссия. Ее возглавляет наш общий знакомый, начальник полигона Капустина Яра Василий Иванович Вознюк. По первым прикидкам – Казахстан. Народ начинает там осваивать целинные земли, ну а нам осваивать космическую целину. А вот сроки сжатые – 1956 год.

– Эгакую махину?! Меньше трех лет! Успеем ли, Сергей Павлович, – посомпевался Шубников. – Разработка проекта займет не меньше года. А там всего ничего останется.

Главный конструктор предвидел этот вопрос и даже успел согласовать необычную технологию работ, но, прежде чем сказать о ней строителю, спросил:

– Георгий Максимович, а во время войны проекты фортификационных укреплений тоже вынашивали так долго? – обратись к собеседникам, словно попросил: – Проектирование объектов и строительство придется вести почти одновременно. Работа адская. Но другого выхода нет. В этом же темпе придется трудиться и тем организациям, кому поручено готовить все техническое оборудование комплекса. Кстати, начальником нового полигона скорее всего будет известный ракетчик Алексей Иванович Нестеренко.

 

Глава четвертая

Оборона и наука

Ракеты надежно встали на защиту социалистической Родины. Знаменитый королевский девиз «Ракеты – это оборона и наука», с которым Сергей Павлович пришел в ракетную технику, постепенно осуществлялся. На листах ватмана уже рождалась межконтинентальная ракета. С ней он связывал свои давние научные мечты. Королеву уже виделись спутники, запуски животных, полет человека по орбите вокруг Земли, старты ракет к Луне, Марсу, Венере – вот что обещали эти ракеты. Но не все ученые и партийные и государственные деятели были убеждены в необходимости этого.

Президиум Академии наук СССР решил выяснить точку зрения ученых об изучении космоса и разослал многим из них письмо, в котором просил высказать свое мнение. Ответы стали приходить быстро.

«...Фантастикой не увлекаюсь...»

«...Думаю, что это произойдет через несколько десятилетий и наши дети смогут сказать точнее...»

«...Давайте научимся летать сначала в стратосфере...»

Ученых, сказавших космосу «нет», в первое послевоенное десятилетие оказалось больше, чем смотревших в завтра. Рассуждали примерно так: зачем брать эту ношу на плечи нашему поколению. Пройдет, может, тысяча лет, прежде чем людям понадобится жить в космосе. А раз так, то зачем тратить средства и силы. Давайте устраивать жизнь на своей планете, а космос подождет.

Но у С. П. Королева нашлись и сторонники. «Можно провести уникальные эксперименты, – писал академик Василий Григорьевич Фесенков, – в разных областях астрономии...»

«Бесспорный интерес представит изучение всевозможных частиц и излучений, – утверждал академик Сергей Николаевич Вернов. – Аппаратуру следует разработать весьма оригинальную. Физики могут ее делать...»

«Если в любой отрасли знаний открываются возможности проникнуть в новую, девственную область исследования, – сказал свое веское слово академик Петр Леонидович Капица, лауреат Нобелевской премии, – то это надо обязательно сделать, так как история науки учит, что проникновение в новые области, как правило, и ведет к открытию тех важнейших явлений природы, которые наиболее значительно расширяют пути развития человеческой культуры».

Сергей Павлович ознакомился с ответами ученых на письмо Академии наук СССР. Его удивило и потрясло, что многие видные представители науки не приняли идеи Циолковского. Тем радостнее для него было увидеть ответ своих единомышленников. Не удержался, позвонил Петру Леонидовичу Капице, поблагодарил его и не скрыл разочарования, что многие не хотят смотреть вперед, чуть дальше своего носа. А в ответ услышал:

– Поверьте мне, через несколько лет им будет стыдно за свою слепоту. Эти люди живут сиюминутными проблемами. А быть подлинным служителем науки – надо смотреть хотя бы на полвека вперед.

Чувствуя себя не одиноким, поняв, что есть люди, которые его поддержат, Сергей Павлович решается поставить перед ЦК партии и правительством вопрос о целесообразности использования в будущем межконтинентальных ракет как носителей летательных аппаратов для изучения Вселенной.

И Королев обращается с просьбой к Михаилу Клавдиевичу Тихонравову, который вместе с другими учеными продолжал расчеты космических полетов, подготовить специальную докладную «Об искусственном спутнике Земли». 26 мая 1954 года С. П. Королев посылает ее в Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР. В сопроводительной записке он напоминает, что «проводящаяся в настоящее время разработка нового изделия с конечной скоростью около 7000 м/сек позволяет говорить о возможности создания в ближайшие годы искусственного спутника Земли... Мне кажется, что в настоящее время была бы своевременной и целесообразной организация научно-исследовательского отдела для проведения первых поисковых работ по спутнику п более детальной разработки комплекса вопросов, связанных с этой проблемой».

Через пару месяцев Главный конструктор ОКБ С. П. Королев назначается заместителем директора НИИ по научно-исследовательским и опытно-конструкторским работам. Возможности Королева для осуществления своей мечты о межпланетных сообщениях еще более расширяются. Но окончательного решения о спутнике нет. Это тревожит Королева. Скептики на земле еще не перевелись, даже среди ученых!

В это время организуется новое конструкторское бюро ракетного направления. Министерство подыскивает его руководителя. Выбор падает на М. К. Янгеля. На вопрос Королеву, как он смотрит на выдвижение Янгеля, Сергей Павлович честно ответил: «Хотя отношения между нами не сложились как надо, Янгелю можно поручить самостоятельное дело. Михаил Кузьмич прошел на пашем предприятии путь от начальника отдела, заместителя Главного конструктора до руководителя всего нашего НИИ. Такое не каждому под силу. Мы с ним не ссорились, но крепко спорили. Творческие споры, точнее принципиальные разногласия. Да, жаркие, по никто в них не сгорел. Человек он большого таланта и отличного знания дела. Так и должно быть».

На следующий день Янгель зашел к Королеву.

– Пришел попрощаться, Сергей Павлович. Спасибо за науку. Школа ракетчиков у вас прекрасная – это главное, остальное мелочь. Другие новые дола меня уже никогда не соблазнят. Я до конца жизни ракетчик. Еще раз спасибо.

– Может, скоро снимут с наших плеч хотя бы часть военного груза. Возьмете на себя...

– Космос, Сергей Павлович?

Королев только улыбнулся в ответ.

А в небо уже стартовали геофизические ракеты с собаками и другими животными на борту. Все полеты проходили успешно. Катапультированные с ракеты контейнеры благополучно приземлялись, и четвероногие путешественники возвращались па Землю. Но это лишь пока прыжки в небо, а Королеву нужен полет по орбите вокруг Земли. «Человек в космосе» – вот мечта Сергея Павловича, и ради нее Главный конструктор готов был преодолеть все препятствия, убедить и доказать всем необходимость и возможность такого полета. И извечные друзья человека – собаки, не раз уже помогавшие человеку в разрешении тайн природы, и здесь выручали ученых.

Но однажды произошел забавный случай. Собаку по кличке Смелый, уже летавшую, подготовили к новому полету. За день до старта она прошла все процедуры. Вечером, как обычно, Смелого отпустили погулять, но он, как потом шутили, почуял, что ему лететь, решил «отказаться» от участия в эксперименте и убежал. Сколько его ни искали, не нашли. До старта оставалось несколько часов. Вторая же собака Белка, спутница Смелого по путешествию, с нетерпением ждала его.

Больше всех нервничал Владимир Иванович Яздовский, отвечающий за эксперимент. Пригрозив уволить всех сотрудников, он наконец решился идти к Королеву. Но кто-то подсказал другой выход – поехать к столовой, там возле кухни всегда немало собак, рассчитывающих на доброту повара. Медикам повезло. Они нашли там полугодовалого песика черной масти, быстро обработали, поставили датчики – ив кабину. Все были довольны, только недоверчиво поскуливал пес. Полет прошел, как никогда, хорошо. Едва врачи выпустили из кабины «новичка», как он стал ко всем ласкаться, словно благодарил людей за хорошее питание и необычное путешествие.

Сергей Павлович, узнав о происшедшем, захотел после полета взглянуть на собаку, спросил, как ее зовут.

– ЗИБ, – ответили ему.

– Что за странное имя?

– ЗИБ – это сокращенно. Заменитель Исчезнувшего Бобика...

Королев громко рассмеялся, а потом в глазах его сверкнула ироническая искорка.

– Выходит, все ваши тренировки собак на вибростендах и барокамерах ни к чему, если случайный пес без всяких последствий перенес полет. Молодец, – сказал Королев и уже серьезно добавил: – Ну что ж, товарищи, спасибо вам! За нами дело не станет. Надо шагать вперед. Вселенная ждет человека.

Уверенный, что вопрос о спутнике будет решен положительно, Королев еще в июне писал в АН СССР: «Сейчас необходимо было бы развернуть работы, связанные со всем комплексом вопросов по созданию искусственного спутника Земли (ИСЗ), поначалу в самом простом варианте... В связи с разработкой проблемы ИСЗ несомненно возникает необходимость организации еще лабораторий, групп и отделов в ряде институтов Академии наук СССР и в промышленности».

Вскоре в АН СССР состоялось совещание, на которое собрались ведущие специалисты по ракетной технике, представители заинтересованных областей знаний. Короткое сообщение сделал Королев.

– На днях состоялось заседание Совета главных конструкторов. Мы подробно рассмотрели ход доработки ракеты-носителя для запуска искусственного спутника весом до тысячи четырехсот килограммов с различной научной аппаратурой. Мы надеемся приступить к первым пускам ракеты-носителя в апреле – июле 1957 года. Пора подумать о создании при Академии наук специального межведомственного органа по выработке программы научных исследований с помощью серии искусственных спутников Земли.

Уточняя цель новой организации, Сергей Павлович сказал, что она должна также уделить самое серьезное внимание таким проблемам, как изготовление научной аппаратуры для исследования космоса, привлечение к этому ведущих ученых Академии наук, ведомственных институтов и производства. Он предложил избрать председятелем межведомственного совета вице-президента Академии паук СССР М. В. Келдыша.

Пожалуй, именно эта встреча положила начало еще более тесному многолетнему плодотворнейшему сотрудничеству Келдыша и Королева, теперь уже в новой, космической области знаний. Казалось, много лет назад, еще в начале тридцатых годов, они могли бы встретиться, работая, например, в ЦАГИ и отдавая свои силы авиации. Но этого не случилось. Их творческие пути тесно переплелись в послевоенный период, когда началось строительство ракет оборонного и научного назначения. К тому времени М. В. Келдыш, в тридцать пять лет ставший академиком, уже прославился своим математическим даром. Его труды по аэрогазодинамике и прикладной математике сыграли важную роль в создании методов расчета авиационной, а позднее атомной и ракетной техники.

Разные по складу ума и характеру – один взрывной, второй до предела сдержанный, с разницей в возрасте всего в пять лет – Королев и Келдыш оказались и космонавтике равно темпераментными и равно увлеченными, равно смотрящими вперед, равно преданными ей.

Предложение Королева о запуске искусственных спутников Земли нашло поддержку Академии наук СССР и Советского правительства. Узнав об этом, Сергей Павлович пригласил к себе М. К. Тихонравова.

– Поздравляю, Михаил Клавдиевич. Считаю, что идея запуска первого искусственного спутника Земли окончательно созрела. У нас растут возможности для ее осуществления. Нас поддержали там. – И Королев рукой показал наверх. – Приглашаю вас, Михаил Клавдиевич, к нам в конструкторское бюро на постоянную работу. Вы возглавите отдел, который на первых порах займется только спутником.

– Спасибо! Сергей Павлович, со мной работает несколько молодых...

– Ну конечно же, о чем речь. – И, крепко пожав руку Тихонравову, весело закончил: – И она будет, эта рукотворная звезда.

В начале 1956 года М. К. Тихонравов перевелся в КБ Королева и начал комплектовать отдел по разработке первых искусственных спутников Земли.

Идут дни и ночи. Недели выстраиваются в месяцы. С. П. Королев использует, каждую возможность, чтобы подключить к идеям о космосе широкую научную общественность. Он встречается с астрономами, физиками, биологами, медиками, социологами и юристами. Постепенно идея о прорыве в космос сплачивает сторонников ее осуществления. В апреле 1956 года Академия наук СССР по инициативе С. П. Королева созвала Всесоюзную конференцию по исследованию верхних слоев атмосферы. На ней доклад «Исследования верхних слоев атмосферы с помощью ракет дальнего действия» делает Сергей Павлович. На второй день конференции, неудовлетворенный тем, как идет обсуждение вопроса, он неожиданно вновь поднялся на трибуну.

– Мы беремся поднять приборы на ту высоту, какую вы захотите, – начал Главный конструктор. – Но этих требований мы сегодня не слышали. И если говорить о сегодняшних выступлениях товарищей из Геофизического института, мне кажется, что они прозвучали несколько обычно... Мы верим в силу этого коллектива, в силу товарищей, которые выступали... Но чтобы эта вера была оправдана, она должна быть подтверждена, доказана делами... Говоря о перспективах, нельзя не остановиться на одном из самых злободневных вопросов, это – вопрос полета человека в ракете. В настоящее время эта задача становится все более и более реальной... Хотелось бы услышать здесь, на конференции, мнения товарищей по этому вопросу...

Межведомственный совет под председательством академика М. В. Келдыша в итоге тщательной проработки плана исследований околоземного пространства, которые можно будет провести с помощью спутников, пришел к заключению не ограничиваться одним вариантом. Рекомендовали создать несколько летательных аппаратов, отличающихся друг от друга составом аппаратуры, а значит, и весом.

Первым в январские дни 1956 года в ОКБ приступили к проектированию нескольких вариантов спутника-лаборатории весом в 1300 килограммов. При этом вес разнообразной научно-исследовательской, измерительной аппаратуры с источниками питания составлял около тонны, на одном из вариантов такого спутника в специальном контейнере предполагалось послать в околоземное путешествие первое живое существо – собаку.

Все завертелось в быстром темпе. Но не все пошло полным ходом, как задумывалось. Отставали разработчики научной аппаратуры. Первым понял, что в намеченные сроки не уложиться, сам Главный конструктор, но отказываться от задуманного не в характере Королева. Он отступил на другие позиции, предложив пересмотреть программу и «забить колышек» в космосе, послав в его просторы простейший спутник, с минимумом приборов. Он же дал ему и название: ПС-1.

– Спроектировать ПС надо в самые сжатые сроки, – предупредил Королев разработчиков. – Построить и испытать еще быстрее. Он должен промчаться над планетой Земля первым, понимаете, первым.

Совет Министров СССР согласился с предложением 228

Академии наук. Это внимание к идеям ученых, понимание сложностей предстоящего эксперимента окрылило их, прибавило сил и уверенности в успехе задуманного. В те дни Королев, его единомышленники и соратники узнали еще об одном знаке внимания к ним. Многих ученых, конструкторов, инженеров и техников, рабочих за создание ракетной техники, поднявшей оборонный потенциал армии и флота, Родина удостоила самых высоких наград. В числе других Сергею Павловичу присвоили звание Героя Социалистического Труда с вручением высшей награды – ордена Ленина.

Нина Ивановна предложила:

– Надо собрать друзей и отметить это событие.

– Ты у меня умница. Я всегда это знал. Но, чур, все заботы на тебе.

Это был прекрасный вечер. Казалось, что счастливее Сергея Павловича никогда никого не будет. Поздравляли друг друга. Но, естественно, много говорили и о работе, об искусственных спутниках Земли, и о полете человека в космос, спорили.

А спорить было о чем. Когда рождался проект космического первенца, среди инженеров и конструкторов-разработчиков группы М. К. Тихонравова, шли споры: «Каким ему быть по форме?» Выслушав доводы сторон, С. П. Королев заявил категорически:

4 – Шар и только шар! – и, не дожидаясь вопросов, объяснил свой замысел: – Шар, его форма, условия его обтекания с точки зрения аэродинамики досконально изучены. Известны его плюсы и минусы. И это имеет немаловажное значение. Но дело в данном случае в другом. Поймите – первый! Когда человечество увидит искусственный спутник, он должен вызвать у всех добрые чувства. Что может быть выразительнее шара? Он близок к форме естественных небесных тел нашей Солнечной системы. Люди воспримут спутник как некий образ, как символ космической эры. На борту его считаю нужным установить такие передатчики, чтобы их позывные могли принимать радиолюбители на всех континентах. Орбиты полета спутника так рассчитать, чтобы, используя простейшие оптические приборы, каждый с Земли мог видеть полет советского спутника.

Ведущим конструктором по ПС-1 Главный конструктор назначил энергичного и дотошного инженера М. С. Хомякова, а его заместителем О. Г. Ивановского, инженера ,с неменьшим чувством ответственности. Напутствуя их, Сергей Павлович сказал всего несколько слов: «Я вам доверяю».

В эти дни весь научный мир уже готовился к проведению крупного события – Международного геофизического года (МГГ). Он должен начаться в июле 1957 года и закончиться в декабре 1958 года. О своем участии в нем уже заявили Соединенные Штаты Америки. На заседании очередного конгресса Международной астронавтической федерации (МАФ) представители США зачитали письмо президента США, в котором говорилось о намерении американских ученых первыми запустить искусственный спутник Земли. Соединенные Штаты полагали, что пальма первенства будет принадлежать им. Участники конгресса шумно аплодировали... Советский Союз тогда еще не вступил в члены МАФ. Участвовавший в заседаниях конгресса на правах наблюдателя академик Л. И. Седов неожиданно устроил пресс-конференцию...

– Советский Союз, – сказал он журналистам и специалистам, – располагает необходимыми средствами, чтобы также принять участие в Международном геофизическом годе. Вопрос об искусственном спутнике советскими учеными включен в повестку дня.

Оглушающая сенсация. Сообщение о необычном заявлении советского ученого обошло мировую печать. Ему нельзя было не поверить. Человечество знало; советские люди – люди слова и дела.

Чтобы подтвердить это мнение, ОКБ Королева не жалело сил.

Шла вторая половина 1956 года. Завершались наземные испытания новой мощной ракеты – Р-7. Полным ходом велось строительство полигона. Как всегда, утром Сергей Павлович, закончив просмотр документов и дав необходимые распоряжения по ОКБ, решил, как обычно, просмотреть газеты, отметить, что надо прочитать дома вечером... Внимание его привлекла «Правда», а в ней постановление Центрального Комитета партии. Взглянул на подзаголовок – «О преодолении культа личности и его последствий». Не смог удержаться, начал читать. Едва пробежал глазами первые колонки, как остановился, чтобы осмыслить прочитанное: «Впервые такая жесткая правда о Сталине, – подумал Королев, – слово Сталина означало слово Партии, а выше ее авторитета ничего не было».

Вошел Мишин. «Вот некстати», – подумал Королев, но сдержался, спросил глухо:

– Читал, Василий Павлович?

– Все читают... Никто не работает... – усмехнулся зам. – Да и ты, вижу, занят тем же. Зайду позднее.

– Я скоро... садись. Посмотри пока зеленую папку. Там мои замечания по ракете для первого спутника.

Мишин сел за маленький столик, примыкающий к королевскому, открыл папку и стал просматривать документы, изредка поглядывая на шефа. А тот чем дальше читал, тем становился все мрачнее и мрачнее, тер рукой подбородок – признак крайнего волнения. Не выдержал, взорвался:

– Ты мне скажи, Василий Павлович. Неужели в недрах нашей здоровой и сильной партии не нашлось людей, способных выполнить давнее пожелание Ленина и переместить Сталина с поста генсека? Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович. Что они, марионетки в руках Сталина? Десятки и десятки членов ЦК партии, Маленков, Хрущев... – и, не закончив фразы, резко оборвал себя, но мысль остановить не мог: – А где ты был, Никита Сергеевич? Может, тоже не знал?.. С 1935 по 1938 год руководил Московской городской и областной партийными организациями... Без твоего согласия и подписи вряд ли обходилось... Может, и наш ракетный институт...

Королев снова углубился в газету: «Многие факты и неправильные действия Сталина, в особенности в области нарушения советской законности, стали известны лишь в последнее время, уже после смерти Сталина, главным образом в связи с разоблачением банды Берии».

Отложив газету в сторону, так и не найдя для себя точного и убедительного ответа на все возникшие вопросы, Королев тяжело вздохнул.

– Надо все осмыслить, нужно время. Очень нужны убедительные факты... Очень. В постановлении одна констатация. Этого для работы мысли очень мало. Людей надо во всем убедить... иначе не поверят. Для меня ясно и неясно. Как же совмещались всенародный энтузиазм – и массовое беззаконие. Я это испытал сам. Страшное время...

– Сейчас другое время, его называют «оттепель».

– Тоже не все просто, Василий Павлович. Конечно, обстановка сейчас несравнима с прежней. Многое делается с пользой, и нам, ракетчикам, дорога стала шире... Культ не так просто выжечь. Он еще всюду. Слово начальника главка – последнее слово, министра – закон, не перешагнешь. Ну хватит, пора к делу. Ты посмотрел мои замечания?

– Не совсем согласен. Надо подумать, посоветоваться. Буду готов – зайду.

Для успешного строительства ракетно-космических систем в августе 1956 года по инициативе С. П. Королева министерство провело реорганизацию ракетного Центра. Отдельное конструкторское бюро Королева вместе с опытным заводом выделились в самостоятельную организацию – научно-исследовательский институт (НИИ). Сергей Павлович стал руководителем крупнейшего проектно-конструкторского предприятия отрасли с мощным КБ, проектными, экспериментальными и технологическими подразделениями и оснащенного по последнему слову техники крупного опытного завода. За прежним НИИ, с которым организация Королева продолжала тесно сотрудничать, остались задачи по экспериментальной отработке вопросов аэрогазодинамики, теплофизики, прочности и других научных проблем, связанных с созданием ракет.

Советское правительство возложило на новую организацию и персонально на ее руководителя и одновременно Главного конструктора С. П. Королева головную роль в завершении работ по межконтинентальной ракете – Р-7 или, как ее чаще называли, «семерке».

Всевозможные научные, проектно-конструкторские изыскания, проведенные совместно со многими академическими и отраслевыми институтами и КБ, накопленный опыт ракетостроения подтвердили реальность проекта мощной баллистической ракеты-носителя с дальностью полета до 8000 километров. Еще в начале теоретических и экспериментальных исследований ученые и конструкторы согласились с Королевым: новая машина – двухступенчатая с жидкостными ракетными двигателями конструкции В. П. Глушко. Составная ракета явится подлинной революцией, так как все предыдущие машины представляли одноступенчатый монолит, с отделяющейся или неотделяющейся головной частью. Так Сергей Павлович Королев претворял в жизнь гениальную идею К. Э. Циолковского о «ракетных поездах». «Ракетный поезд» – по словам Константина Эдуардовича – это целое семейство взаимосвязанных ракет, где после старта по мере выгорания топлива отбрасываются лишние части, а остальные достигают нужной скорости и продолжают полет.

Сергей Павлович то радовался как ребенок, что вскоре сумеет осуществить идеи своего учителя, то огорчался, что не все еще трудности преодолены, хотя создание новой ракеты быстро продвигалось вперед. И не только благодаря инженерным талантам Королева и его помощников. Подстегивала международная обстановка. США и их союзники стремились достичь военного превосходства над СССР и держать его под прицелом.

В конце 1956 года строительство первоочередных объектов полигона в районе Байконура – монтажно-испытательного корпуса (МИК) для сборки ракет, стартового сооружения и других вспомогательных служб – в основном завершалось.

Построенный в безлюдной казахской пустыне всего за два с половиной года в тяжелейших условиях сорокаградусной жары, сорокаградусных морозов и буйных ветров, космодром стал свидетельством трудового подвига военных строителей, возглавляемых Г. М. Шубниковым. Трассы полета ракеты простирались на тысячи километров над советской территорией и заканчивались в акватории Тихого океана. Вдоль этих трасс на суше и воде расположили систему измерительных пунктов со средствами связи – «Земля – Земля», «Земля – космос – Земля».

Бетонный островок в центре полигона – стартовая площадка. Со всех сторон, как океанские волны, на нее наступают щербатые пески молчаливой, однообразной и бесконечной пустыни.

Необычайно своеобразна красота этого обживаемого края. Днем он представляется гигантской серо-желтовато-зеленоватой равниной, покрытой сверху прозрачной голубой чашей неба. Снизу вверх по ней медленно, не оставляя следа, катится огненный диск солнца.

Оно так раскалено, что, кажется, расплавит мачты высоковольтных линий, уходящие за горизонт, испепелит на своем пути города, поселки, отары овец, людей, изнемогающих от жары. Ночью – та же равнина, только много меньше дневной. А над ней – темно-синее пространство, усеянное мириадами мерцающих звезд – далеких и близких, ярких и слабых. Кажется, все отдыхает, набирается сил на завтра, на день, на годы, на ве ность.

Едва закончилось оснащение служб полигона всевозможной техникой, как специалисты приступили к отладке пусковой установки, к подготовке испытаний на ней ракетных комплексов. Начались контрольные про" верки оборудования с использованием макета ракеты, Многосложное это дело – отладить, настроить, отрегулировать и проверить большое количество агрегатов, систем, приборов, узлов и отдельных элементов ракеты Испытания отдельных систем ракетного комплекса проводились до двенадцати раз.

4 марта 1957 года С. П. Королев утвердил «Техническое задание .No I». Началась доработка прибывшего на полигон летного образца межконтинентальной стратегической ракеты.

В апреле на полигон приехал сам Главный конструктор.

Невдалеке от стартовой площадки Королев облюбовал для себя деревянный домик под двухскатной крышей. Было в нем три небольшие комнаты – гостиная, спальня, кабинет – и крошечная кухонька. Вскоре к нему подселилась пара голубей, им понравилось уютное место в козырьке над крыльцом.

– Мне стало веселее, – шутил Сергей Павлович,

Каждый раз, выходя из дома, он любил наблюдать за появившимся вскоре голубиным семейством.

Оберегая покой Королева, местные домоуправленцы решили убрать «голубятню», но Сергей Павлович категорически запретил это делать.

Вскоре у домика по просьбе его хозяина разбили цветник, а вокруг высадили деревца, кустарники. Но жизнь их в этой пустыне держалась только на искусственном орошении. Воду сюда гнали из реки за несколько десятков километров по специальному водопроводу. Как-то случилась авария, и вода доставлялась в цистернах только для питья и бытовых нужд. Деревья стали чахнуть. Сергей Павлович воду на свои нужды расходовал очень экономно и каждое утро поливал деревья, поддерживая в них жизнь. Это послужило примером для опальных. У каждого молодого дерева появились шефы. Деревья были спасены.

Как-то поздно вечером, придя в свой домик, Сергей Павлович увидел на столе в гостиной конверт. По почерку узнал – от жены. Он любил получать от нее сердечные письма, по-женски обстоятельные, со всеми житейскими подробностями. Едва пробежал первые строки, как почувствовал, что ему не хватает воздуха. Рывком расстегнул ворот рубашки и счастливо выдохнул: «Наконец-то!»

Нина Ивановна сообщала, что только-только получила пакет из Прокуратуры СССР – ответ мужу на просьбу пересмотреть дело о его судимости и реабилитировать за. невиновностью. Почти два долгих года ждал Сергей Павлович ответа, и пятно осуждения по-прежнему угнетало, тяготило... Жена писала, что 18 апреля 1957 года Военная коллегия Верховного суда СССР пересмотрела многолетней давности постановление Особого совещания при НКВД СССР и отменила его. «Дело за отсутствием преступления прекращено».

– Пре-кра-ще-но, – нараспев вслух перечитал Королев это короткое и бесконечно много значившее для него слово. Сел на диван и откинулся на спинку. Долго сидел, полузакрыв глаза. Сердце от радости учащенно билось. Сунул было руку в карман за валидолом, но передумал. Еще раз перечитал письмо, и память невольно нернула в прошлое: вспомнил, каким нелегким оказался для него жизненный путь с июня 1938 года до этого желанного слова «прекращено». Телефонный звонок оторвал Сергея Павловича от дум.

– Нет, как же я могу забыть его. Бутылочку сухого пинаЭ Найду, найду. У меня сегодня двойной праздник, – и, не ответив на недоуменный вопрос собеседника, добавил: – Через полчаса жду.

Достав из папки листок бумаги, начал писать жене, чтобы отправить письмо с оказией в Москву. Есть в нем ц такие строки:

«...Очень меня обрадовало твое сообщение о решении Верхсуда. Наконец-то и это все окончательно закончилось... Конечно, я здесь невольно многое вспомнил и погоревал, да ты и сама можешь себе представить, как печальна вся эта кошмарная эпопея...»

5 мая с утра у монтажно-испытательного корпуса царило необычайное оживление. Собравшиеся ждали вывоза на стартовую площадку ракеты Р-7. Открылись огромные металлические ворота, показалась ее торцевая часть, размещенная на установочном агрегате машины. Мотовоз медленно повез ее по рельсовому пути к месту назначения. Группа специалистов во главе с Главным конструктором провожала ее, почему-то вдруг обпажив головы. Момент действительно волнующий.

В предстартовые дни главные конструкторы поч ежедневно собирались у С. П. Королева, обсуждая теп щие вопросы.

– Прошу, призываю, требую от всех сотрудника тщательной проверки всех систем, – говорил Главный ) добавлял: – Если ты сделал быстро, но плохо, все ско ро забудут, что сделал быстро. Но долго будут помнит! что сделал плохо. Но если ты делал долго, но сделал хо рошо, все скоро забудут, что делал долго, но всегда будут помнить, что сделал хорошо! Одним словом – надежность и еще раз надежность!

В жизни С. П. Королева май – август 1957 года оказались, пожалуй, самыми напряженными месяцами. Письма домой Нине Ивановне шли откровенные, доверительные. В них «железный король» – как нередко за глаза называли Главного конструктора работавшие с ним люди – представал совсем иным. В них раздумья и тревоги. И вместе с тем чувство ответственности и уверенности в успехе.

«Жизнь наша и дела идут, как принято говорить, – ходом, а я добавил бы – очень быстрым ходом. Все дело, конечно, в том, что происходящие и произошедшие события по мере нашего познания их, в процессе изучения полученных данных, несут нам все новые и новые неожиданности и открытия».

«Я все более убеждаюсь, как много значит в каждом деле отношение того или иного человека к порученной задаче, его характер и то личное, свое, что он вкладывает в свой труд. А особенно это важно в нашем, таком новом и необычном деле, где запросто приходится перелистывать книгу знаний».

«Мне зачастую трудно, о многом думаю и раздумываю, спросить не у кого. Но настроение тоже неплохое, верю в наш труд, знания и в нашу счастливую звезду».

«Мне думается, что до берега уж не так далеко, и мы, конечно, доплывем, если только будем дружно, вместе выгребать против волн и штормов».

«В нашу работу втянуты очень многие организации и институты, практически по всей стране, много разных мнений, много опытов, много самых различных результатов – все это должно дать в итоге только одно правильное решение. Вот почему так много уходит сил и нервной энергии. Мечты, мечты. А сейчас близка к осуществлению, пожалуй, самая заветная мечта. Во все эпохи люди вглядывались в темную синеву неба и мечтали...»

На пороге космической эры С. П. Королев каждый день вынужден был встречаться с неизведанным, брать на себя полную ответственность за каждый кирпичик того нового, из чего складывалось ракетное дело. В одном из писем к жене он написал:

«Безграничная книга Познания и Жизни... листается нами здесь впервые. Надо быстро понять, осмыслить то или иное событие, явление и затем безошибочно дать решение...»

Да, большую ответственность нес на своих плечах Глаиный. Но колебаться Королев не привык. Решал всегда все вопросы быстро, даже не располагая порой необходимой информацией. Его инженерная интуиция практически не подводила. Правота Королева находила себе подтверждение – тут же, через несколько месяцев или даже лет.

Предполетная проверка систем ракеты на старте и паяомного оборудования продолжалась десять дней. На 15 мая 1957 года Государственная комиссия назначила пуск первой экспериментальной многоступенчатой баллистической ракеты. В 10 часов вечера по московскому времени в грохоте и пламени «семерка» медленно, очень медленно поднялась над стартовой площадкой. Стало светло как днем. Набрав высоту, ракета, управляемая автоматикой, отклонилась от вертикали и уверенно взяла курс в заданный район.

Прошла целая минута – шестьдесят секунд. Уже летела «семерка», вселяя в души ее творцов уверенность в успехе.

Улучив момент, Королев подошел к своему заму Воскресенскому, слегка потеснил его у перископа и сам прижался к его окулярам. На маленьком экране размером в открытку – мчащаяся ракета в виде светящегося диска... Но что это... Чудовищно яркий всплеск пламени резанул по глазам, и тут же наступила кромешная тьма. «Не может быть! Да нет же...» И, не веря себе, Королев еще раз прильнул к окулярам, надеясь на чудо... Но его не было. В небе висел только белесый след от ракеты да тускло светились звезды. С трудом оторвался от перископа. Кольнуло сердце. Машинально достал таблетку валидола, положил под язык. Но она не таяла, и он со злостью ее выплюнул. Взглянул на соратников.

– Авария! – с угрюмой решимостью выдавил Глав ный конструктор. – Ракета взорвалась.

Первым шагнул к Королеву маршал Неделин, не ш нее огорченный неудачей, чем Главный конструктор.

– Пойдем, Сергей Павлович. Надо отдохнуть, – снимая нестерпимое напряжение, сказал Митрофан Иванович, легко взяв Королева под локоть. – Утро вечера мудренее. Да, в Москву доложу сам: ракета стартовала, ракета летела. Это главное. Сергей Павлович благодарно взглянул на Неделина. Итоги полета стали предметом строго научного анализа. Вначале прошли совещания у главных конструкторов систем, а затем, когда картина стала яснее – на Совете главных конструкторов. Подвел итоги Л. А. Воскресенский, один из немногих, кто одновременно с запуском ракет отрабатывал всю методику испытаний, готовил инструкции для тех, кто будет работать завтра.

– Замечаний по конструкции ракеты у меня нет, – сказал испытатель. – Мы установили, что пожар, а затем и взрыв ракеты произошел из-за технологического дефекта.

В середине августа 1957 года началась подготовка к запуску очередной «семерки». На Байконуре уже знали, что Главному присудили степень доктора технических наук. Поздравляли. А у Сергея Павловича не находилось даже минуты, чтобы порадоваться. Каждый час был расписан по минутам. И за эти минуты отвечал конкретный человек. Для этого существовали особые книги. Это повышало ответственность людей, позволяло вести контроль за ходом дел. В день запуска, 21 августа, Главный конструктор наблюдал за каждым этапом подготовительных работ. Нервничал. Все проверял сам.

За полчаса до старта ракеты все, кто не участвовал непосредственно в ее запуске, разъехались по площадкам для наблюдения за стартом. Не было в те часы на космодроме человека, который не волновался бы за судьбу предстоящего эксперимента.

В командном бункере у перископов, наведенных на тело ракеты, замерли руководители старта. С. П. Королев старался сохранить спокойный вид. Н. А. Пилюгин, скрывая свое волнение, в который раз из одной и той же бумажки мастерил коробочку.

– Готовность пять минут! Минуты бегут с быстротой секунд.

– Объявляется минутная готовность!

До поворота ключа в положение «старт» всего шестьдесят секунд...

В одной из комнат командного бункера с группой старших – офицеров находился маршал артиллерии М. И. Неделин. Он слушал передаваемые по открытой связи команды пускающего, поглядывал на часы. Этот поседевший за годы войны военачальник тоже волновался.

До него доносились заключительные команды:

– Три, два, один, пуск!

Считанные секунды, и ракета, сотрясая землю и воздух, уходит ввысь.

В небе еще не растаял след от ушедшей ракеты, а все уже выбежали из бункера. И десятка два людей, не от-рыиая взгляда от неба, мысленно представили себе, как ракета со скоростью, в десять раз превышающей скорость снаряда и в двадцать – самолета, мчится в заданную точку.

– Товарищ маршал, вас просит Москва, – обратился к Неделину дежурный по связи. Неделин взял переносную трубку.

– Неделин. Так точно. Старт ракеты прошел успешно, точно в расчетное время. Уверен, что достигнет цели. Ждем подтверждения из заданного района. Так точно. Немедленно сообщу. До свидания.

...Вскоре из заданного района полета «семерки», на полигоне, Неделину пришло долгожданное сообщение. Пробежав его глазами, маршал встал из-за стола, одернул китель и с не свойственной для него торжественностью в голосе прочитал членам Государственной комиссии:

– Ракета достигла расчетной точки. – Волнуясь, продолжал: – Позвольте мне, дорогие товарищи, от имени министра обороны СССР, от Вооруженных Сил нашей Родины поздравить всех с успешным завершением работ по межконтинентальной ракете. Это новый, очень важный шаг в обороне Родины. Это подлинный триумф советских ракетчиков. Он явился логическим следствием титанических усилий научных, конструкторских, производственных коллективов. Вооруженные Силы СССР уже располагают стратегическими, оперативно-тактическими ракетами с ядерным боевым зарядом, соответствующим образом оснащены и подводные корабли Воен-но-Морского Флота. Отныне ракетно-ядерный щит нашей страны стал неуязвимым, как никогда. – Неделин возвысил голос. – Уверен, что наша красавица охладит слишком горячие головы некоторых не в меру ретивых заокеанских стратегов. Советский народ может спокойно трудиться и отдыхать. Горжусь, что мне посчастливилось работать вместе с вами, людьми большого таланта и высокой ответственности. Еще раз спасибо всем за все. ,

Королев хотел было сказать ответное слово, поблагодарить военных строителей, сумевших в невероятно трудных условиях, всего за два с половиной года, построить полигон, Неделина за повседневную помощь и внимание, но не успел. Митрофан Иванович закрыл заседание и, попрощавшись, поехал на аэродром. Его ждали другие неотложные дела.

Сергей Павлович несколько огорчился. Он глубоко уважал Митрофана Ивановича, питал к нему дружеские чувства.

В тот же день вечером после отлета М. И. Неделина в Москву в небольшом деревянном домике С. П. Королева собрались главные конструкторы, руководители полигона, наиболее близкие сотрудники.

– Ну что же, друзья, подведем итоги. Считаю, что все мы неплохо поработали. Но мы обязаны с вами паш успех разделить с учеными, инженерами, рабочими и других научных конструкторских организаций, промышленных предприятий.

– Возражений нет, – раздался голос Пилюгина.

– Ну ладно, Николай Алексеевич, не будем голосовать, – улыбнулся Королев. – Но сама суть вот в чем: то, чего мы добились, – это результат высокого уровня развития науки и техники. И тут низкий поклон всему нашему советскому народу, нашей Коммунистической партии. Оборона Родины теперь надежно обеспечена. – Сергей Павлович замолчал, окинул взглядом собравшихся. – Не использовать нашу баллистическую ракету в интересах науки было бы непростительно. Думаю, что вы меня поддержите. Так что теперь на очереди спутник. Он почти готов. Как говорил Циолковский, пора сделать «первый великий шаг».

27 августа из сообщения Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС) весь мир узнал, что Советская страна осуществила запуск сверхдальней межконтинентальной многоступенчатой баллистической ракеты.

«Испытания ракеты прошли успешно, они полностью подтвердили правильность расчетов и выбранной конструкции. Полет ракеты проходил на очень большой, еще до сих пор не достигнутой высоте... Полученные результаты показывают, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара...»

В тем же темпе, в каком прошли завершающие испытания ракеты-носителя Р-7 на Байконуре, в подмосковном ОКБ полным ходом шло строительство трех искусственных спутников Земли. Изготовлением их занижался опытный завод, входивший в ОКБ. Его возглавлял заместитель Главного конструктора по производству

~Р. А. Турков.

Через несколько дней после успешного старта и полета межконтинентальной баллистической ракеты Королев говорил Туркову:

– У нас с ракетой, как ты знаешь, все в порядке. Роман Анисимович, цель достигнута. Спасибо за твой труд. Теперь спутники. Не спускай с них глаз. Сроки поджимают.

Создание уникальных, еще не виданных на земле летательных аппаратов, вызвало немалые трудности. Недоставало нужной оснастки, инструмента, подготовленных специалистов; многое создавалось непосредственно на заводе. Особое внимание Главный конструктор и руководство опытного завода обращали на развитие приборостроения.

Но не все удавалось, случались сбои, недоработки. НЖ заводе одно время плохо внедрялась автоматизация. Агитбригада предприятия даже сочинила об этом оперу. Кто-то сообщил об этом Королеву. Однажды, после торжественного заседания, Королев полюбопытствовал:

– Сегодня в концерте агитбригада участвует? Оперу послушаем?

– Нет, в программе оперы нет, – ответил руководитель концерта, – такой праздник! Не хотим сегодня о недостатках говорить.

– Предрассудки, – настаивал Королев. – Если все участники в сборе, сыграйте оперу. Я о ней много слышал.

...Опера, по воспоминаниям очевидцев, действительно была злая, очень остроумная. Досталось виновникам и за отношение к технической информации, и за поверхностное руководство рационализацией и изобретательством, и за неверное отношение к критике. Были в опере и «хоры», и «ансамбли», и «арии», даже увертюра. А самое главное – опера имела в основе твердый фактический материал.

«Люди гибнут за металл», – басил Новый Резец. «Я вам писала, не отпирайтесь», – обращалась к главному инженеру молодая Изобретательница.

«Не довольно ль вертеться, кружиться...» – пел хор. Вот на сцене в образе Кармен появляется Новая Фреза. Та самая, которую не хотят внедрять в производство. «Хабанера» вызывает в зале гомерический хохот и овацию. «Меня не любишь, но внедряюсь я, берегись любви моей!»

Горячее всех хлопал в ладоши Королев. После концерта Сергей Павлович и его спутники прошли за кулисы. Весело посмеиваясь, Главный похвалил:

– Смело вы нас! Кое-что не по адресу, но смело! Нам надо решать трудные задачи, и спасибо агитбригаде, что задает тон. – Потом, обратившись к руководителям общественных организаций, уже серьезно добавил:

– Надо ребят поощрить за смелость. Придя домой, Сергей Павлович, посмеиваясь, спросил Нину Ивановну об опере:

– Тебе понравилось? Ну как, нужна наша самодеятельность?

– Ты не видел, как я смеялась. А как аплодировал зал! Да и тебе порядком досталось, – ответила Нина Ивановна, довольная, что муж в хорошем настроении.

– Да, опера не для большой сцены. Но, надо думать, когда мы запустим спутник и затем все новые аппараты уйдут в космос, создадут об этом оперу. И мы с тобой обязательно ее послушаем, и не один раз.

– Но людей ты подобрал, Сергей, себе под стать. Смелые, ироничные. Не боятся начальства. Тебя теперь это не пугает?

– Что ты, то, что надо. Только с такими людьми и можно делать настоящее дело. С подхалимами прогресса не жди.

– Не побоялись, что руководитель недавно стал Героем Социалистического Труда.

– Утешает, что не только меня критиковали, – усмехаясь, сказал Сергей Павлович. – Пошли пить чай. Наталка не звонила?

Директор завода Р. А. Турков собрал совещание, на котором решались вопросы автоматизации производства, освоения новой техники. Присутствовал на совещании и Сергей Павлович.

Высказав свои соображения по поднятому вопросу, С. П. Королев согласился с пожеланиями заводского коллектива: «Новейшую технику надо делать наиновейшими средствами». В конце выступления обратился с просьбой:

– Не задержите спутни,ки1 Сроки поджимают. Очень грошу.

– Американцы, слышал по радио, поторапливаются, – раздался голос.

– Вот именно! Не к лицу нам отставать. Просто не можем.

...В одном из заводских помещений шел постепенный и, как это часто бывает в новом деле, не всегда гладкий перевод мыслей и идей в металл. Немало прошумело творческих споров, порой резких, но, как правило, необходимых для дела. Не все шло с ходу, порой срывались сроки, приходилось наверстывать упущенное. «Но работали с необычайным энтузиазмом, выкладывались полностью. Не проходило дня, чтобы Сергей Павлович не заходил в цех», – вспоминает О. Г. Ивановский. Когда закончили макетный образец спутника, пригласили С. П. Королева. Многое ему не понравилось. Шов после сварки полусфер спутника выглядел грубым. Высказав М. С. Хомякову ряд справедливых претензий, Главный признал:

– Условия, в которых идет работа, Михаил Степанович, не отвечают нашим требованиям. Не забывайте, это – спутник Земли, причем первый, самый первый. Он, если хотите, должен быть и красив. Для сварки надо использовать автоматы. Но это уже, видимо, моя забота, договорюсь. Очень прошу каждого быть предельно ответственным.

Прощаясь, еще раз напомнил ведущему конструктору:

– Везде должна быть стерильная чистота и максимум удобств для работы, – и, тут же отдав соответствующие распоряжения о переоборудовании рабочего места, снова обратился к инженерам: – Халаты, перчатки – обязательно. Под корпус спутника – бархатное ложе.

Правота Сергея Павловича подтверждалась неоднократно.

Шли испытания.

Герметичности корпуса спутника придавалось особое значение. Но добиться желаемого эффекта поначалу не смогли. Пришлось разбирать. И тут-то выяснилась причина: тонюсенькая ниточка попала под резиновую прокладку. Давно никто не видел Королева таким разгневанным.

– Вы понимаете, что вы создаете, что вам доверили. Не можете, так сдайте пропуск. – Эту фразу Сергея Павловича знали все. Это были самые страшные слова для сотрудников.

Королев ежедневно контролировал ход работ. Не обходилось и без курьезов. Многие сотрудники КБ помнят такой случай. Сергея Павловича для краткости за глаза называли «Эс Пэ», а спутник значился в документах как «Пэ Эс». Так вот на одном из технических совещаний М. С. Хомяков, докладывая о ходе дел, сказал примерно так:

– Работа по Эс Пэ идет точно по графику. Предварительные испытания систем показали, что все параметры Эс Пэ в норме.

Королев, улыбнувшись одними глазами, выслушал доклад ведущего конструктора до конца, а потом пояснил:

– Эс Пэ – это, кажется, я, а спутник Земли Пэ Эс. Все остальное принимаю к сведению.

Контроль велся жесткий. Однажды, не желая беспокоить Сергея Павловича – повода для этого не было, Михаил Степанович не позвонил ему ночью, как делал прежде, когда что-нибудь не ладилось. Попало крепко. Главный любил твердую дисциплину, в малом и большом.

Сроки сдачи спутника поджимали. Как-то во время ночного обхода цеха Королев спросил Михаила Степановича:

– Когда домой уезжаете?

– Часа в три, – ответил он.

– Устал, Михаил Степанович?

– Я-то ничего, а вот вы?

– Сейчас нам некогда о здоровье думать, – помолчал немного и попросил: – Вот что, Михаил Степанович, возьмите мою машину, съездите домой. Скажите жене, что уезжаете в командировку. Соберите чемоданчик. А мы тут что-нибудь придумаем для вашего отдыха.

Работы велись без шумихи и преждевременной рекламы, которых так не любил Королев. И вообще Сергей Павлович предпочитал сначала завершить дело, а потом говорить о нем. Поэтому все космические эксперименты, проводившиеся под его техническим руководством, становились сенсацией не только по причине их научной новизны, первооткрытия, но и потому, что были неожиданными для тех, кто не связан с исследованием космоса.

Мир еще не подозревал, что скоро произойдет событие, которое перевернет привычные, тысячелетиями выработанные представления человека о Земле, о космосе.

Сергей Павлович всегда возвращался домой на одной и той же черной «Волге». Откинувшись на спинку си-донья, он обычно мысленно подводил итог дневным делам, сокрушался, что не все успел, прикидывал план на завтра. Сегодня он отступил от обычного правила. Перед окончанием работы помощник передал ему давно обещанную стенографическую запись выступлений его соратников и друзей на ученом совете НИИ, посвященном его пятидесятилетию и награждению орденом Ленина. Королев честолюбив, но в меру. Высокая оценка деятельности, высказанная на совете, льстила ему. Но он тогда в феврале как-то не понял слов Глушко о Циолковском и о нем. Достав из папки запись выступления Валентина Петровича, Королев прочитал: «Сергей Павлович и руководимый им коллектив, используя отечественный и зарубежный опыт, не только обогатили теорию техники, но и создали ряд ракет наиболее совершенного типа для данного уровня развития этой техники, имеющих большое практическое значение. Таким образом, в истории развития отечественных ракет по размеру сделанного в их развитие вклада Сергей Павлович занимает первое место после Циолковского».

Прочитав сказанное, Королев улыбнулся: «Переборщил Валентин Петрович. Я и Циолковский?! Несравнимы. Он жил впереди своего века, а я – скорее всего – шагаю в ногу со временем».