Джоанна Стингрей прявилась в России в 1984 году. Появилась вместе со своей сестрой Джуди и сразу что-то началось. Точнее не «что-то началось», а «что тут началось»!

Она не знала ничего о России, но получив в гиды таких серьезных профессионалов в области реальной советской действительности, как «Аквариум» в полном составе, поняла, что ей есть что здесь делать. Поняла и начала.

Случилось это благодаря информативному меценатству, проявленному Андрюшей Фалалеевым, нашим Каменноостровским, а теперь уже калифорнийским другом.

Он знал с кем и когда водиться, и перед самым отъездом этой парочки, Джоанны и Джуди, в Россию подсунул им наши телефоны.

С этого момента и началось уже окончательное ржавение «большого железного занавеса». Во всяком случае его петли настолько стали ослабевать, что приоткрываясь, они уже с трудом закрывались обратно.

Ещё никто не проявлял к Российскому рок-н-роллу такого внимания, как эта калифорнийская парочка.. Абсолютно никто. И особенно Джоанна Она знакомилась, слушала, задавала вопросы, она вела себя так, как на её месте вел бы нормальный студент, решивший изучать это как и науку и свою будущую специальность.

Никаким студентом она не была. Её практическому любопытству можно было удивляться, а темпераменту, проявлявшемуся в достижении поставленной цели, позавидовал бы любой современный «новый русский». Джуди, её сестра, все фотографировала. Обе ни слова не понимали по-русски, обе не считали это помехой.

То первое знакомство произошло во время концерта в Доме Союза композиторов, в 1984 году. На нем нас тогда впервые послушал Андрей Павлович Петров, секретарь правления ленинградского отделения этой большой бюрократической организации страны, и после которого «Аквариум» получил в свои защитники ещё одно влиятельное российское лицо.

После концерта в большом дубовом зале того композиторского особнячка, что на Большой Морской, к нам подошли две девушки несоветского вида и стали как со старыми знакомыми болтать, болтать по-английски, фотографировать всех, не обращая внимания на иных окружающих, короче вести себя так естественно и нормально, как в той России 1984 года вести себя в присутственных местах было не принято.

Они были из той Америки, где такое знакомство было нормой, а мы были ещё из той России, где не только за доллар в кармане, а за то что ты только зашел в валютный магазин для иностранцев, уже можно было угодить в «кутузочку» и потом пожизненно расхлебывать неприятности на работе.

Истинный абсурд той жизни заключался тогда вот в чем – 260 миллионов россиян должны были жить как кому-то хочется, а остальные 4 миллиарда жителей планеты Земля – как хотели так и жили.

И чтоб у россиян не было никакого сомнения, что этот кто-то – прав, им не давали возможности сравнивать. То есть общение с иностранцами не только не поддерживалось, но и категорически возбранялось. Не надо было советским людям иметь даже представления об этих заграницах.

Мы твердо знали, что население планеты – пролетариат и крестьянство. Они борются за правое дело с остальными жителями Земли, которые их поработили, и «наши» обязательно победят.

Поэтому, когда кто-то из-за границы приезжал и начинал интересоваться жизнью здесь, то иначе как шпиона в этом человеке не видели. А тот, кто с ним общался – сами понимаете кем оказывался… Вот в такое общество Джоанна Стингрей и приехала, а с ней и Джуди Анн.

Любой рассказ об их приключениях в России не может не начинаться именно с этого слова – приключения. Только так можно определить их настоящий статус пребывания в России. Только приехали они сюда совсем не для поиска каких-то сокровищ, а просто так. В этом и весь парадокс.

Первое и главное, что им удалось серьезного здесь сделать – это выпустить пластинку, в которую вошли русские записи. Они собрали материал и совершили невозможное, повторив подвиг Мишеля Ле-Форестье, продюссера Владимира Семеновича Высоцкого, который издавал его французские релизы. Занятие это самое что ни на есть неблагодарное, но как выясняется очень полезное.

Вообще это не только российская тенденция. Даже на примере The Beatles понятно, что своё отечество никогда и никого не замечает, пока ему это не покажут со стороны.

Если бы не их уникальный тур по Америке в начале шестидесятых и уже практически на основании этого – мировая слава, то мало кто из британских домохозяек заметили бы всерьез этих гениев.

Так всегда происходило и в России. Нобелевские премии Булгакову и Солженицину, скандальные «западные» издания Василия Аксенова и многое, многое… Короче что-то похожее созрело и для местной рок-музыки.

Если говорить серьезно, то никакому «западу» никакая русская рок-музыка и на фиг никогда была не нужна, никогда, но эта же самая «западная» аудитория всегда была очень тактична и любезна по отношения ко всему, что появлялось из России, и искренне радовалась не только советскому цирку и Кировскому балету. Это ещё один мало объяснимый парадокс – зачем им всё это вообще нужно?

Так вот на основании этого самого парадокса Джоанна Стингрей и издала на свой страх и риск пластинку с очень модным тогда названием «Red Wave».

Это был «двойник» и в него вошли песни четырех групп – «Кино», «Алисы», «Странных игр» и «Аквариума», по стороне пластинки на каждую группу. Вышло очень солидно и красиво.

Рокеры на Красной площади и на фоне Мавзолея смотрели с обложки на изумленного слушателя, а сами пластинки были в отличии их «черных» собратьев – разноцветными. Красными и желтыми. И что тут началось!

Вот этим Россия точно всегда отличалась от «запада». Если что-то происходит бесконтрольно для властей, то в первую очередь приходят к автору и прозрачно так предлагают отказаться от всего, что издано. На всякий случай. Мол, не ты это делал и не хочешь иметь к этому продукту никакого отношения.

Опять невольно вспоминается Василий Аксенов и предисловия к его изданиям «Острова Крым» и «Ожог», где с самого начало читателя ставили в известность, что автор не понимает и знать не знает каким образом его рукописи перелетели через «большой железный занавес» и оказались под дверью редактора издательства, который эти рукописи, конечно, немедленно и издал. Нечто похожее происходило и с «Красной волной».

Она своим фактом существования нарушала все правила общепризнанной морали – не была ни кем разрешена, т.е. ответственности за её выход, а так же за последствия такового, никто не нес (заметьте, и расходов тоже). Часть её тиража привезли в Россию и раздарили по-приятельски.

Джоанна с сестрой ничего на этом не заработали, а вот музыкантам стало от этого одновременно и сложнее и намного проще!

Как удивительно противоречива наша жизнь. Смотрите сами – с одной стороны ты находишься под давлением и не угоден, но куда дальше падать рокеру – он и так уже на низшей черте общества: «Поколение дворников и сторожей…».

Этих людей уже нечего больше лишать, кроме собственно свободы – юридически или самой жизни. Но теперь это становилось не так и просто – а вдруг придут из-за границы и спросят – где тут у вас такие-то и такие-то с этой вот пластинки? И что сказать в ответ? Ни что так не пугало тогда, как ныне столь затертое слово – гласность!

Поэтому выходило, что с одной стороны рок-музыки, как и секса в России нет и не было, а с другой стороны – вот она пластиночка-то!

«Red wave» стала официальным сертификатом мирового признания факта существования целого пласта отечественной культуры. Паспорт этакий!

Оно само, это движение, пробивало себе дорожку, и Джоанна с Джуди сделали его достоянием гласности – сделали первыми в российском андеграунде.

Эту парочку можно смело сравнивать по своей деятельности с фольклорными консерваторскими экспедициями, что баулами возили ленты с записями деревенских распевов из самой российской глубинки.

Вот по-настоящему подвижническое занятие – пить с русскими бабками и мужиками водку, а после этого записывать как они поют. И как хватало при этом выдержки не запеть самим за компанию при такой системе записи?

Точно тем же занимались и Джоанна с Джуди, только они, конечно, пели вместе с теми, кого снимали. Ну что поделаешь – любили они это дело – петь!

В России деятельность таких экспедиций имела конечный результат, я имею в виду – фольклорных. Нельзя не вспомнить в этой связи великолепную серию таких пластинок «Гуди, гораздо!», на одной из которых меня просто потряс один мужичок, что пел и подыгрывал себе на балалайке так, что и Питу Сигеру не снилось, а другой под гармошку голосил чистым Tom Waits.

«Red Wave» – этот разноцветный двойник, стал российским «Гуди, гораздо» для многих американских слушателей, и одним махом снял «железный занавес» между востоком и западом в области молодежной музыки. И это благодаря смелым исследованиям Джоанны и её сестренки. Во бабы!

И ещё одной замечательной особенностью обладали в те времена эти две подружки – они служили серьезным объединяющим звеном в той ленинградской, а затем и московской «тусовке» для многих групп.

Общий интерес к их персонам неминуемо заставил общаться многих музыкантов между собой – они стали своеобразным «рок-клубом – 2», абсолютно самодостаточно его подменяя, но не акцентируя на себе внимания.

В их компании водились все, кто только мог, от Сережи Курёхина, до автора этих строк. И уж если речь зашла о «Рок-клубе», то тогда самое время вспомнить и о нем.

На сколько это может показаться несправедливым я не знаю, но хоть ленинградский «Рок-клуб» и был первым в стране, но он по самому факту своего существования он был уже третьей попыткой создания подобного объединения.

В России второй половины двадцатого столетия – объединения вообще были основной формой общественной деятельности. Клубы писателей, клубы поэтов, клуб самодеятельной песни – «Восток», джазовый клуб «Квадрат», короче, все в клубах…

Первая попытка создания «Рок-клуба», на сколько известно, была связана с человеком по фамилии Жук, но это было очень давно, чуть ли не в конце шестидесятых и закончилось как всегда печально – его разогнали. Какая такая рок-музыка!!!

Следующей попыткой стала инициатива компании вокруг Коли Васина, но и она пришла к похожему концу, что и первая.

А вот третья, но с уже с инициативой от Дома Самодеятельного Творчества Ленинграда, имела реальный успех. Вообще здесь надо объяснить зачем это делалось и почему было нужно.

Дело в том, что для выступления с любой сцены в те годы было необходимо разрешение. Разрешение любого органа, что нес бы за вас полную ответственность, т.е. не сам артист, а кто-то, кто его контролирует, и даёт разрешение на концерт В просторечии – нужна была «литовка»! Вот какое слово!

Профессиональные организации типа Ленконцерта или Росконцерта её давали. А что делать представителям «самодеятельности», которые туда не входят?

Вот тут и становится понятен феномен «Рок-клубов» – своим фактом существования они давали официальное право для выступления своих членов на сценах города, если не сказать громче – страны. И если первые попытки объединений носили узко-специальный характер – просто организация концертов, то последнее – давало литовку, без которой в той стране ни ногой!

И понеслись повсеместно питерские рок-группы имея худо-бедно, но официальные бумаги на право выступать!

Да и вообще это настало время, когда советский рок получил, наконец, статус и стал такой же «песней советских композиторов».

Я имею ввиду тот факт, что существовала в те годы одна «квота» на исполняемые песни – программа любой группы должна была в процентном соотношении состоять из какого-то числа зарубежных песен и из какого-то числа «песен советских композиторов». А вот последними мы и не считались! Все песни, написанные нами – «песнями советских композиторов» не считались!

Поскольку песен Пахмутовой с Добронравовым или иных официальных советских композиторов никто из рокеров не пел, то возникал вопрос, что же они поют? Чьи песни?

И никто из официальных лиц без соответствующей бумаги ничего на это сказать не мог, просто не решался. Никто не мог определить, без надлежащего документа принадлежность песен ни Цоя, ни Кинчева, ни Гребенщикова, как «советского композитора».

В конечном итоге чиновники были правы, но тогда чем же песни перечисленных личностей являлись?

Вот этот статус и начал впервые в советской истории определять «Рок-клуб». Он давал документ, обозначающий возможность соответствия рок-концерта официальному пониманию концерта как такового, и тем самым снимал с любого чиновника естественный страх за своё будущее. И более того – давал возможность, случись что, свалить всю вину на «Рок-клуб». Ох как это пригодилось в последовавшее десятилетие.

Трещали по швам и лопались все «нормы» ханжеской советской артистической морали, мифа о том, что искусство должно быть «по-ждановски» приятно слуху и глазу, и должно служить отдыху и наслаждению.

Наслаждению оно конечно должно служить, но вот в каких формах и что считать наслаждением?

Это, наконец, стало зависеть уже не от чванливого худсовета, а непосредственно от самого артиста, а в нашем случае от группы. За всё уже отвечал «Рок-клуб».

Я хочу сказать, что «Аквариум» в те годы имел полностью «залитованную» программу, и, конечно же, через «рок-клуб». «Залитованы» были все песни, на сколько это было возможно. Это было чудовищное количество текстов, и это давало возможность, ничего не меняя в старом аквариумовском методе выступлений, продолжать концертную деятельность.

Чтоб было понятнее, основной метод выступления «Аквариума» все свои реальные годы существования был прост – перед любым выступлением мы точно знали максимум три первые песни, которые будем играть и пару последних. Остальное рождалось прямо на сцене. Нет, я не хочу сказать, что все было импровизацией.

Импровизацией был лишь порядок песен. И он уже полностью зависел от публики, от самого зала. Он фактически шёл от самого слушателя и той атмосферы, которую создавал сам зал. Наше дело было как можно точнее угадать это состояние и следующей песней лишь усилить его…

Этот метод никогда с годами не менялся и поэтому каждый аквариумовский концерт являлся абсолютно уникальным событием, увидеть которое, ещё раз не было никакой возможности в будущем.

Я не говорю об общем настроении каждого концерта. Оно никогда не повторялось, как никогда не повторяются ни восходы, ни закаты в этом городе, невзирая на эпохи и социальные ломки…