Ночью произошло событие, повергшее всех в шок. Кто-то убил двух воинов, которые стояли на посту у ворот. Раны были очень странными. Словно какой-то хищник вцепился им в горло и своими крепкими зубами вырвал часть плоти. Но животное не могло отодвинуть тяжелый засов ворот, которые на ночь закрывали, а сейчас были распахнуты. Если это сделал человек, то почему он не убил остальных? В доме все крепко спали. Бессмысленное, не поддающееся логике, жестокое убийство вызывало страх. Бертольд приказал обыскать каждый уголок двора и подвалы. Но поиски ничего не дали. Не было найдено ни одного доказательства, что на месте трагедии побывал посторонний человек или животное. В подвале нашли только слугу Калауна. Сначала подумали, что он мертв. Но когда один из воинов прислонился к его груди, то услышал слабое биение сердца. Пленник был слишком немощен, чтобы справиться с двумя стражниками. Странно было и то, что ничего не пропало. Неизвестным злоумышленникам здесь было чем поживиться. В конюшне стояли лошади фризской породы. Каждая из них стоила целое состояние. В доме находились драгоценности, полученные от Калауна. Рыцарское вооружение тоже имело ценность. Все это было на месте. Никто ночью не услышал ни единого подозрительного звука. Григорий, чей сон был всегда очень чутким, тоже ничего не слышал.

Рыцари находились во дворе и размышляли над ночным происшествием, когда к воротам подошла экзотическая процессия. Восемь слуг несли на плечах носилки, которые используют на Востоке для перемещения по городу знатные особы. После того, как их поставили на землю и открыли дверцы, из них вышел Калаун. На нем был парчовый халат, расписанный золотой вышивкой, а голову венчала розовая чалма. Пальцы рук украшали большие перстни с драгоценными камнями.

— Я подозревал, что мы взяли с него слишком маленький выкуп, — зашептал Гуго Григорию на ухо. — Посмотри, как разоделся. Словно издевается над нашей бедностью.

— Стыдись, Гуго. Вчера ты прыгал от счастья, что получил такой большой выкуп.

— Мне кажется, что он сказочно богат, — не мог уняться Гуго.

— Позволят ли мне благородные рыцари войти? — спросил Калаун вместо приветствия.

— Что тебе надо? — Бертольд хмуро посмотрел на визитера. Он все еще был под впечатлением ночного происшествия, загадку которого тщетно пытался разгадать.

— Я пришел забрать своего слугу.

— Забирай и проваливай.

— Если благородные рыцари уделят моей особе пару минут внимания, то я бы хотел сделать вам интересное предложение.

— Мы не торговцы! — взревел Бертольд фон Гогенштауфен.

— Боже упаси! У меня и в мыслях не было предложить вам что-то недостойное, что оскорбило бы вашу добродетель, — Калаун вскинул руки к небу, словно призывал Всевышнего быть свидетелем его чистых помыслов.

— Так чего же ты хочешь?

— Мне бы не хотелось, чтобы наш разговор был доступен посторонним ушам. Это и в ваших интересах.

Бертольд фон Гогенштауфен посмотрел на своих друзей. Те молча пожали плечами. Речь Калауна всех заинтриговала. Каждый подумал, что вреда не будет, если они выслушают этого человека. Чутье Гуги говорило, что конечным результатом беседы будет звон золотых монет. Поэтому он первым направился в дом, показывая дорогому гостю дорогу. Дорогим Калаун был не в том смысле, что родной и близкий, а из-за того, что имел большое состояние. На этот счет Гуго никогда не ошибался.

В комнате, где они расположились, было всего четыре стула. Может, это была случайность, а может, Бертольд фон Гогенштауфен специально оставил стоять Калауна, чтобы тот понимал разницу между благородными рыцарями и ничтожным сарацином. Последний никак на это не отреагировал. Чтобы их не подслушали, Калаун попросил поставить снаружи кого-нибудь, кому рыцари доверяют. Этот пост заняла Лейла.

— Что же ты молчишь? — спросил Бертольд фон Гогенштауфен, которого сильно раздражали мероприятия, предпринятые купцом. Тот терпеливо ждал, когда Лейла выйдет и закроет за собой дверь.

— Жду вашего разрешения, — кротко ответил Калаун.

— Зачем такая секретность? Кого ты боишься в этом доме?

— Всех, — Калаун, как всегда говорил спокойным голосом, опустив глаза вниз. — То, что я хочу вам предложить, не должен услышать посторонний человек.

— Кого же ты считаешь посторонним?

— Всех, кроме вас.

— Хватит загадок, — разозлился Бертольд фон Гогенштауфен. — Переходи к делу.

— Мои предки родились в Египте, — начал Калаун свою речь. — Они придерживались нашей древней религии и воспитали меня в ней. Поэтому магометане мне чужды так же, как и вам. Я занимаюсь наукой и собираю по всему миру утерянные знания нашей древней культуры. Торговля для меня является только средством для пропитания и путешествий. В Египет много раз вторгались чужеземцы. Какие только завоеватели там не побывали. Поэтому наша религия и культура постоянно подвергалась гонениям. Но часть народа, возглавляемая жрецами, однажды покинула свою Родину и переселилась на небольшой остров. Там в изоляции от всего мира они живут и по сей день. Я являюсь верховным жрецом этого народа. Сейчас в Азии идет война, и я не могу заниматься своими исследованиями. Это слишком опасно. Мне надо отправиться к своему народу. Если вы поможете добраться до моего острова, то я вас щедро вознагражу.

— Зачем тебе мы? — спросил Григорий. — Ведь у тебя есть собственный корабль.

— Его сожгли турецкие пираты. Но и на нем бы я не рискнул отправиться на свой остров. В это смутное время любой торговец является лакомым кусочком для пиратов. Они не брезгуют грабить своих единоверцев. Что уж говорить об остальных. Поэтому мне нужна хорошая охрана. Предприятие опасное, и не каждому по силам. Вы же являетесь опытными воинами. Предпринятые мною меры безопасности не являются излишними. Я боюсь, что, узнав об этой экспедиции, многие захотят напасть на меня. Надеюсь, что теперь господа рыцари понимают мои опасения.

— У крестоносцев нет своих кораблей, — сказал Бертольд фон Гогенштауфен.

— Зато они есть у генуэзцев, которые вам помогают. Флот, который вез осадную технику для штурма Иерусалима, был турками разгромлен. Прорвался лишь один корабль. Сейчас он находится в Лаодикее. У короля Иерусалима, достопочтимого Готфрида Бульонского, сейчас сложная ситуация. Он нуждается в пополнении своего войска, а без денег этого сделать невозможно. Если вы доставите меня на остров, то я нагружу ваш корабль серебром и золотом, которого хватит, чтобы нанять большое войско.

— Этот вопрос может решить только король Иерусалима, — заметил Бертольд фон Гогенштауфен. — Почему ты обратился к нам?

— Кто же допустит жалкого сарацина к столь высокой особе?

— Как ты можешь доказать, что все сказанное тобой правда?

— Никак.

— Почему же мы должны тебе верить? Может, ты хочешь заманить нас в ловушку и убить? Или захватить в плен, чтобы потом требовать выкуп?

— Доверившись мне, вы ничего не теряете. На корабле поместится не более ста воинов. Никого не прославит победа над такой горсткой людей. Выкуп мне не нужен, я очень богатый человек. В этом вы могли убедиться по тем ценностям, которые я вам предал за свое освобождение из плена.

— Хорошо, мы передадим твою просьбу королю Иерусалима, — сказал Бертольд фон Гогенштауфен после долгого раздумья.

Сразу после ухода Калауна рыцари начали спорить, стоит ли вообще беспокоить Готфрида Бульонского этой просьбой. Довериться незнакомому человеку, иноверцу в таком деле опасно. Нет никаких гарантий, что их не обманут. Только Гуго с воодушевлением принялся всех уговаривать довести эти сведения до короля Иерусалима. Ведь деньги для продолжения святого дела, ради которого они сюда пришли, были необходимы. Этот довод решил исход спора, и Бертольд фон Гогенштауфен отправился к королю. Все равно окончательное решение должен был принять он.

Калаун сел в носилки и дал команду трогаться. Внутри уже находился его слуга Табук, которого перенесли из подвала. Как только он увидел своего хозяина, то тут же упал на колени и поцеловал ему руку. От его немощности не осталось и следа.

— Ты зачем убил крестоносцев? — спросил Калаун.

— Меня мучила жажда, хозяин, — виновато произнес Табук.

— Не мог потерпеть?

— Когда я очнулся, а тебя рядом не оказалось, то подумал, что ты меня бросил. Я потерял голову, и не понимал, что делаю. Безумная жажда, овладевшая мной, толкнула меня на этот поступок.

Калаун схватил слугу за горло и сильно сжал пальцы.

— Ты поставил мой план под угрозу срыва.

— Прости хозяин. Такое больше не повторится.

— Почему ты остался, а не убежал?

— Я хотел убежать, но в последний момент вспомнил, что ты приказал остаться в подвале, пока ты не придешь за мной. Поэтому я вернулся и притворился умирающим.

— Только это тебя и спасло от моего гнева, — Калаун разжал пальцы. — Надо было что-нибудь украсть. Тогда бы все подумали, что на дом напали грабители. Сейчас же ты им задал загадку, которую они не могут разгадать. Из-за этого они стали злыми и подозрительными.

— Прости меня мой господин, — Табук опять схватил руку Калауна и начал целовать.

— Я тебя уже простил, — верховный жрец вырвал руку. Сейчас его не волновало ночное происшествие в доме рыцарей.

— Какие будут приказания, мой повелитель?

— Иди, найди пищу, — Калауну нужно было подумать в уединении. Поэтому он отправил своего слугу, хотя есть ему совсем не хотелось.

Табук выскользнул наружу, а верховный жрец откинулся на спину и закрыл глаза. Он вспомнил разговор с рыцарями и усмехнулся. Все равно человеческая жадность победит разум. Жажда наживы уже давно гложет человечество. Зависть, что твой сосед живет лучше тебя толкает людей на самые гнусные преступления. Были времена, когда отдельные завоеватели потрясали мир ради славы. Они хотели приблизиться в своем могуществе к богам. Ради этого уничтожались целые народы. Потом все желания переплелись. Могущество, власть, богатство — все это стало обязательными атрибутами великого человека. Без силы ты не завоюешь власть. Без денег нельзя добиться могущества. Во все времена, все народы уважали силу. Персидский царь Дарий завоевал соседние царства своими ордами. Александр Македонский пол мира прошел своей фалангой вдоль и поперек. Великая Римская империя стала могущественной благодаря своим легионам. Постоянно совершался круговорот денег, мощной армии и власти. Одно без другого не могло самостоятельно существовать. Поэтому Калаун не сомневался, что его предложение будет принято.