— Чем ты так озабочен? — спросил Григорий.

— Великий магистр уже долгое время меня не допускал к себе, а завтра я должен явиться к нему, — ответил Бертольд.

— Не вижу логики в твоих словах. Сначала ты обиделся, что на тебя не обращают внимания, а когда позвали, то опять не угодили.

— После столь долгой опалы, это приглашение может означать только одно — меня отправят из Иерусалима в мой монастырь или еще куда-нибудь подальше, — горестно заявил Бертольд.

— Чем ты не угодил великому магистру?

— Он разозлился на меня за гибель двадцати восьми тамплиеров.

— Ты же в этом не виноват.

— К сожалению, должен признать, что я согласен с великим магистром. Только на мне лежит вина в гибели братьев-монахов.

— Это война. Без потерь обойтись трудно, — не согласился Григорий. — Если полководец будет оплакивать каждого погибшего воина, то надолго его не хватит.

— Дело в том, что это я убедил великого магистра кинуться в погоню за ассасинами и вернуть хрустальный череп. Мне доверили лучших рыцарей ордена. Никто не предполагал, что эта маленькая вылазка закончится так плачевно. Поэтому для всех данная трагедия явилась большим ударом. Мое сердце разрывается от скорби, и я не нахожу себе оправдания, — вздохнул Бертольд.

— Что тебя так удерживает в Иерусалиме? — не понял Григорий. — Езжай в свой монастырь и проповедуй слово божье.

— Я все же больше воин, чем монах. Сражаться во имя Господа нашего является смыслом всей моей жизни. Здесь я могу принести больше пользы, чем в монастыре.

— Ты выполнил главную задачу — вернул хрустальный череп. Неужели этот подвиг никто не оценил?

— Кому он нужен? Никто не знает, для чего служит этот артефакт. Поэтому его ценность сомнительна.

— Кстати о ценностях, — перевел разговор в другое русло Григорий. — Предложи великому магистру отправить часть сокровищ тамплиеров в Европу.

— Зачем? — удивился Бертольд.

— Ты, наверное, будешь смеяться, но я видел видение, — сказал Григорий.

— Что за видение?

— Я видел Иерусалим в огне.

— Григорий, меня тоже, иногда посещают подобные видения. Бывает, что они сбываются. Но, как я скажу об этом великому магистру? Что мой друг предсказывает гибель Иерусалима? Церковь осуждает подобные пророчества.

— Подойди к этому вопросу с другой стороны, — предложил Григорий. — За последние годы обстановка вокруг Иерусалима сильно осложнилась. Потеряны города Антиохия и Эдесса, которые долгое время сдерживали натиск сарацин. Султан Салах-ад-Дин завоевал Сирию, вытеснив крестоносцев с ее территории. Успехи, сделанные предыдущими двумя крестовыми походами сведены, в настоящее время, практически к нулю. Христианские лидеры не могут поделить между собой власть и постоянно грызутся. Этим пользуются магометане, и с каждым днем отвоевывают все новые и новые территории. Не надо быть пророком, чтобы понять — судьба Иерусалима предрешена. Это вопрос времени.

— Ты потерял веру в дело крестоносцев? — взволнованно спросил Бертольд.

— Если ты помнишь, то я никогда не был крестоносцем. Мы делали общее дело, но каждый оставался при своих интересах, — спокойно ответил Григорий. — После смерти моей родни и императора Алексея I Комнина, у меня ни перед кем нет никаких обязательств. Сейчас я сам по себе.

— Тогда почему тебя так волнуют сокровища тамплиеров и судьба Иерусалима?

— Меня интересует не судьба Иерусалима, а те знания, которые хранятся в библиотеках тамплиеров и старинные артефакты, находящиеся в ваших сокровищницах. Сейчас мы не доросли до понимания некоторых вещей. Но пройдут годы, может быть века и нам понадобятся те сведения, которые хранятся в старинных книгах и рукописях. Мне не хочется, чтобы эту кладезь знаний древности постигла та же участь, что и Александрийскую библиотеку.

— Откуда такие мрачные прогнозы? — не согласился Бертольд. — Я признаю, что сейчас не лучшие времена. Тем не менее, мы не собираемся покидать Святую землю. Разве было легче, когда мы начинали это дело? Многие рыцари готовы жизнь отдать в борьбе за святое дело.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — не стал спорить Григорий.

— Тогда чего ты опасаешься? Почему не веришь, что христиане останутся в Святой земле на века?

— Я много времени посвятил изучению разных наук. Могу заверить тебя, что история человечества часто повторяется. Изучая то, что было раньше, можно предсказывать будущее.

— Что же ты вычитал в прошлом? — с интересом спросил Бертольд.

— То, что все великие империи, рано или поздно разваливались на множество мелких государств. Дарий и Александр Македонский захватывали чужие территории и расширяли свои владения. Проходило время и все возвращалось на круги своя. Завоеванные народы восставали и прогоняли захватчиков. Великая Римская империя расширилась до невероятных размеров. Где она сейчас? Осталась маленькая Италия. То же произойдет и с Иерусалимом. Вы здесь всегда будите пришлыми людьми, вторгнувшимися в чужую жизнь. Вместо того, чтобы сплотиться, вы грызетесь между собой. В первом же крестовом походе начали создавать города-государства. Короли таких государств уже никому не подчинялись и вели собственную политику. Все они сейчас канули в лету. Пройдет некоторое время и вас вытеснят с Востока.

— Ты мне предлагаешь в это трудное время бросить своих братьев по вере? — возмутился Бертольд.

— Нет. Я предлагаю тебе задуматься о будущем. Знания, которые хранятся у тамплиеров в хранилищах, и которыми они не могут сейчас воспользоваться, возможно, понадобятся будущим поколениям. Помоги сохранить это сокровище.

— Никто не собирается ничего уничтожать, — пожал плечами Бертольд. — Наши ученые братья досконально изучают старинные рукописи, делают копии. Поэтому не вижу повода волноваться за их сохранность.

— У меня есть тревожное чувство, что может случиться непоправимое.

— Чего ты конкретно боишься?

— Когда сарацины ворвутся в город, то первыми, кто окажется в ваших хранилищах, будут простые воины. Увидев на полках вместо золота ветхие пергаменты, они начнут все крушить и жечь. Так было всегда.

— Ты уверен, что Иерусалим вскоре захватят сарацины?

— Уверен.

— Хорошо. Я поговорю об этом с верховным магистром, — пообещал Бертольд.

Вечером Бертольд вернулся такой же мрачный, каким был с утра. Своих друзей он застал в столовой, где они дегустировали вино, привезенное Гугой из Франции.

— Как прошла встреча с великим магистром? Что решили? — сразу накинулся с расспросами Григорий.

— Подтвердились мои худшие предположения, — ответил Бертольд. — Меня удаляют из Иерусалима.

— Бертольда лишили любимого развлечения, — рассмеялся Гуго. — Теперь придется повесить меч на стену и облачиться в рясу.

— Замолчи! — попросил Григорий француза, понимая, что шутки на эту тему очень болезненны для германца. — Рассказывай Бертольд все по порядку.

— Великий магистр так и не смог простить мне гибель двадцати восьми тамплиеров. Об этом он прямо и заявил. Поэтому приказал отправиться в свой монастырь. Я попросил его выслушать мои соображения по поводу сложившейся обстановки. Для него это не являлось секретом. Он тоже считает, что если европейские правители в ближайшее время не объединятся, то мы потеряем Иерусалим. Имеющимися войсками на Востоке, мы можем сейчас только обороняться. Это не лучшая стратегия, которая в будущем обязательно приведет к краху.

— Что великий магистр сказал по поводу переноса сокровищ в Европу? — нетерпеливо перебил Григорий.

— Он уже занимается этим вопросом. Часть золота он переправил на остров Кипр, чтобы поддержать этот форт-пост христианства. Также отправил средства в Европу, для найма новых рекрутов. Великий магистр согласился со мной, что научную библиотеку надо перевезти в наши европейские замки. Я буду сопровождать этот ценный груз в Европу, и развозить по разным монастырям.

— Отлично, — обрадовался Григорий. — Когда отправляешься в путь?

— Не раньше, чем через неделю, — ответил Бертольд. — Сначала отберут и отсортируют старинные рукописи. Потом решат, куда и что надо будет отправить.

— Какой ты выберешь путь?

— Сухопутный.

— Морем было бы намного безопасней, — посоветовал Григорий. — Сейчас генуэзские купцы владеют хорошим флотом. Под их защитой ты мог бы спокойно добраться до любого европейского порта.

— Возможно, что ты прав, — нехотя согласился Бертольд. — Только помимо сарацин, на море есть и другие опасности.

— Ты имеешь в виду стихию?

— Совершенно верно. Уже не раз морские бури уничтожали хорошие армии за одну ночь. Мне бы не хотелось подвергаться опасности со стороны противника, против которого я бессилен.

— Бертольд боится утонуть? — насмешливо спросил Гуго.

— Не во мне дело, — серьезно ответил германец. — Я переживаю за порученное дело.

— На мой взгляд, дело совсем в другом, — не унимался Гуго. — С кем тебе воевать в море? С пиратами? Эту угрозу устранят корабли сопровождения. То ли дело на суше. Здесь сарацины сидят под каждым кустом. Едешь по дороге и машешь мечом направо и налево в свое удовольствие.

— Этим удовольствием я поделюсь с тобой, — хитро улыбнулся Бертольд.

— Что ты имеешь в виду? — Гуго почувствовал подвох в словах германца.

— Ты отправляешься в путь вместе с нами, — радостно сообщил Бертольд.

— Постой! — возмутился Гуго. — Я вольный человек. Никто не может мне ничего приказывать. Я не нанимался в ваш орден мальчиком на побегушках.

— Неужели ты оставишь своих друзей в опасную минуту? — искренне удивился Бертольд.

— При чем здесь наша дружба? Мы с Григорием не обязаны верой и правдой служить твоему ордену. Решайте свои проблемы сами.

— В нашем ордене не так уж много воинов. Поэтому каждый человек на счету. Мне дают десять тамплиеров, которые в ратном деле имеют небольшой опыт. Я пообещал великому магистру усилить отряд храбрыми рыцарями-добровольцами.

— На меня ты можешь рассчитывать, — сразу дал согласие Григорий.

— У меня другие планы, — заупрямился Гуго. — Я обещал навестить своего приятеля в Париже. Он собирается походатайствовать о должности при дворе короля…

— Приятель знает о твоем отлучении от церкви? — ехидно поинтересовался Бертольд.

— Во-первых, еще не отлучили. Во-вторых, кто-то мне обещал индульгенцию? — Гуго тоскливо посмотрел на германца.

— Я не забыл своего обещания. Как только мы прибудем в один из наших монастырей, сразу же вручу тебе этот священный документ. Напоминаю, что индульгенция выдается тем людям, которые жертвуют своими жизнями ради святого дела, — нравоучительно сказал Бертольд.