С покрытых широкими листами крыш хижин гостеприимного племени стекали потоки проливного дождя. Тропические ливни, так некстати застигшие путешественников на последнем дне их экскурсии, грозили затянуться на несколько недель. Вождь племени, хитрый лысый туземец, только качал головой и улыбался. Он-то считал дождь наградой за удачное жертвоприношение представителя местной фауны. Впрочем, «великий шаман» считал, что после выходки Спенсера на празднике плодородия, когда он оплодородил половину племени сам лично, крыша потекла даже у неба.

День медленно перетекал в вечер, густые заросли высоких деревьев вокруг свободной от растительности площадки с домами цепляли макушками пенную взвесь облаков, а неугомонный дождь всё шуршал и шуршал по ярко-зелёным листьям незнакомых пальм и ползучих кустарников вокруг.

Сейчас Льюис сидел под длинным навесом на небольшом выступе у входа в жилище, вдыхал ароматы промокшей растительности и круто падал в свою меланхолию.

Агент пришёл в себя достаточно быстро, хотя следы бурной ночи после праздника ещё два дня сохранялись на его мрачном и угрюмом лице. Гриффин сильно сомневался в грусти и сожалении о проделанном в голове Спенсера, списывая его неразговорчивость на какие-то повреждения агрегата для оплодороживания местных женщин. А после того, как доктор невзначай поинтересовался, а давно ли Спенсер проводил имплантацию капсулы безопасности, тот вообще сник.

Спермоцин вводился каждому агенту вне зависимости от его желания или прочих этических проблем. Во всяком случае, так говорили сотрудникам. Корпорация, конечно, была всемогуща и вездесуща, но разбираться с потомками своих полевых агентов совершенно не желала. Да и мало ли, кто там появится, после таких-то доз нанов-хуянов, как считал Гриффин.

А мнению штатного врача Корпорации можно было верить, пусть даже он и бывший сотрудник.

– Нам бы, это, свалить отсюда, – кисло взглянул на Гриффина агент, усаживаясь рядом с ним и закуривая очередную самокрутку из чьего-то там говна и звёздной пыли. – Отдохнули и хватит.

Льюис смерил друга долгим изучающим взглядом.

– И куда на этот раз? – иронично осведомился он. – На яхте покатались, в поход сходили, поужинали, потанцевали. Может, к тебе?

Агент заскрипел зубами.

– Да иди ты, я не из этих. И у нас тут не свидание, а…

– А что? – резко и холодно прервал его Гриффин. – О да, ты доказал, что у тебя стандартная ориентация. Вон, половина деревни ходит и улыбается, – желчно добавил он. – Только дальше-то что? Мы все бегаем, рискуем, куда-то прячемся, от кого-то убегаем. Я едва без лёгкого не остался. А можно спросить, агент-хуент, какого дьявола ты вообще меня выдернул с моей планеты? Только для того, чтобы провести уикенд вдвоём, вдали от цивилизации и шума городов, как было в том рекламном проспекте фирмы Романова?

– Чтобы ты вернул мне память, – зарычал Спенсер, побагровев.

– Отлично! – Гриффин щёлкнул длинными тонкими пальцами. – Память возвращена! Теперь я пойду?

Спенсер осёкся на полуслове. Несколько секунд он молча смотрел на друга, моргая в немом изумлении, будто действительно ожидал возвращения памяти. Потом до него дошло…

– А чего ты ожидал?! – заорал на него Гриффин, когда Спенсер не сдержался и двинул доктору в челюсть за надругательство над своей персоной. – Ты чего хотел, идиот? Думал, стащишь меня с места, отволочёшь в кусты и – вуаля! Я щёлкну пальцами, введу тебе антиблокиратор, да и отпущу тебя восвояси, с напутствиями и мантрами? Ты совсем дурак? Оглянись вокруг, агент! Всё, что мы можем, бегать, блядь, и прятаться. На что ты рассчитывал?

Спенсер в последний момент отвёл удар сжатого кулака в сторону, с силой впечатав его в непрочную стену хижины. Стена тут же проломилась, и в образовавшуюся дыру начала затекать дождевая вода.

– Отлично, – доктор угрюмо потёр ушибленную челюсть, проверяя её на целостность. – Ломаешь ты здорово.

– С собой же ты как-то справился, – сказал Спенсер, зло глядя на Гриффина, на челюсти которого набухал и разрастался багровый синяк. – Наны вывел, память вернул. Как ты это сделал?

Спенсер стоял, уперев руки в бока и нависая над доктором. Он требовательно смотрел на Гриффина, собираясь ждать ответа хоть бесконечно долго. Льюис открыл рот, сморщился от боли в челюсти и отвёл взгляд, намереваясь уйти подальше, пусть и под проливной дождь. Агент вовсе не желал отпускать добычу, но тут рядом с их жилищем появилась туземка. Невысокая, с достаточно широкими плечами, коренастая и смуглокожая, как и все представители племени, она была мокрой с головы до ног, и улыбалась, глядя на спутников.

– Вождь звал тебя, великий охотник, – обратилась она к Спенсеру, хитро поглядывая на него. – Дожди затянутся, а вам пора уходить. Он хотел обсудить варианты.

Её речь была чистой и безо всякого акцента. Гриффин с любопытством рассматривал туземку, которая только казалась таковой. Смуглая кожа, как понял, присмотревшись, доктор, была лишь загаром, тёмные волосы, спутавшись и повиснув сосульками не завивались, как у всех туземцев, а глаза были не чёрными, а тёмно-зелёными.

Спенсер медленно кивнул, шагая прочь.

– Мы не закончили, – бросил он Гриффину через плечо. Тот лишь фыркнул и шепнул Спенсеру в ухо:

– Вождя только не трахай, он нам ещё пригодится.

Агент заскрипел зубами, но смолчал. В каком-то смысле он чувствовал свою вину перед Льюисом. Когда он поймал его вытаскивающим свои пожитки из багажного трюма «Александрийской Рулетки», Гриффин едва не вмазал ему по морде, не собираясь выслушивать агента с его объяснениями. Спенсер уговорил его успокоиться, и Льюис, в свойственной ему манере, развернулся на сто восемьдесят градусов, моментально остыв к ссоре и спорам. Спенсер сжато рассказал про Тайну и про Кловиса, скупо упомянув о своём прошлом увлечении этой девушкой с тёмными волосами и о том, как именно Инульгем заронил в него зерно мятежа.

Гриффин тогда рассмеялся так громко, что, казалось, весь космопорт сбежится на его стенания и хрипы. Когда доктор проржался, он поведал Спенсеру про встречу с Патриком Вунишем и о его размышлениях на все эти темы. Спенсер взгрустнул, опустил плечи и молчал всю дорогу до пункта выхода на экскурсию.

Теперь же, как думалось агенту, стало ещё хуже. От его былой уверенности, впрочем, как и от самоуверенности, не осталось и следа. Он паниковал, метался, совершал ошибки, что-то доказывал себе и окружающим, бегал, стрелял и убивал.

А когда Гриффин задал, в общем-то, самый логичный вопрос о том, чего агент от него ожидал и какова их конечная цель, Спенсер, вместо того чтобы нормально поговорить, врезал Льюису в челюсть. И за что? Только лишь за то, что сам же и натворил.

Спенсер уныло месил грязь по дороге к величавой хижине вождя, размышляя о том, в кого же он превратился. Беглец, преступник, а говоря по правде, просто бомж. Одичавший, напуганный и нервный бомж, которому проще сбежать, напиться, подраться, чем признаться самому себе – он проиграл ещё до начала всей этой истории.

Конечно, Корпорация и не выпускала его из виду. Естественно, Кловис нашёл его при первом же удобном случае, махнул перед ним его же тайной… Его Тайной…

Спенсеру захотелось дать по морде самому себе…

Гриффин зашёл обратно в дом, налил из глиняного кувшина холодный напиток в большую кружку, в которой тут же появился одинокий и несчастный, как подумалось доктору, жёлтый листик, плавающий от стенки к стенке. Льюис уже собирался подумать о том, что и его жизнь похожа на этот дрейфующий листок, сравнить себя с плывущим по жизни дерьмом, но тут кто-то деликатно кашлянул, привлекая его внимание.

Льюис оглянулся на проём двери. За ним было достаточно темно от сгущающихся вечерних сумерек и сплошной пелены дождя. Крупные капли ручейками стекали по листьям крыши, собирались в озёрца и огромнее лужи у порога, стекали по пузатым бокам хижины и скапливались в специальных водоотводах, предназначенных для сбора воды про запас.

Гриффин проковылял к двери, чувствуя, как синяк на челюсти распух настолько, что речь уже даётся с трудом. На пороге стояла всё та же женщина, которая приходила за агентом.

– Меня зовут Таикудупу-Кулалумпура-Окунакутаси, – с улыбкой сказала она, – можно Таи, – быстро добавила женщина, увидев офигевший взгляд «великого шамана».

– М-м-м, – только и промычал доктор, кивая, – Кхе-кхе, – добавил он, подумав. Таи переминалась с ноги на ногу, пока Гриффин не додумался пригласить её войти. Таи присела на корточки, и множество тоненьких ручейков, сбегавших с её нехитрой одежды, тут же образовали рядом лужу дождевой воды. Женщина провела рукой по лицу, смахивая капли и посмотрела на Гриффина с улыбкой в тёмно-зелёных глазах.

– Достойному воину не понравилось твоё предсказание, великий шаман? – стараясь не улыбаться, кивнула Таи на синяк Льюиса. Тот собирался сказать что-то едкое и колкое, в свойственной ему манере покончив разговор до его начала, но вздохнул и, мысленно послав к чертям всех подряд, ответил:

– Ты же не из племени, Таи. Да и мы не воин с шаманом.

Таи хмыкнула.

– Я так давно живу среди этих людей, что даже получила от них моё имя. Так ли важно, единая у меня с ними кровь или нет? Твой друг ведь тоже не твоя родня, но вы идёте вместе, помогаете друг другу в пути и скованы одной цепью событий. Не будешь же ты бросать его в беде только потому, что он не из твоего племени?

Гриффин подавился напитком из кружки. Таких глубоких мыслей от этой невзрачной туземки он никак не ожидал. Впрочем, а чего он вообще ожидал? Доктор хотел сказать, что Спенсер ему вовсе и не друг, а так, вынужденный товарищ, но осёкся.

Сколько у него было возможностей просто сбежать, оставив агента одного, или хотя бы не спасать его жизнь, не выводить те либидо-наны из крови, просто не рисковать собой на борту космической яхты или раствориться в любом мире, через которые шла регата. Он не сделал этого. Да, в начале Спенсер убедил его в том, что он ему нужен для побега. Агент обещал Льюису оставить его в покое, едва тот вернёт ему память. Но как объяснить этому упёртому идиоту, что память невозможно вернуть по заказу? Да и впоследствии, когда у Гриффина была уйма времени подумать и прикинуть план побега, он даже не собирался этим заниматься.

А теперь получалось так, что у него есть друг. Но теперь же вставал вопрос правды, которую Льюис так не хотел ворочать внутри своих мыслей, словно она могла проснуться, запустить в него едкие щупальца памяти и сожрать мозг.

А правда была простой и немудрёной. При самом лучшем стечении обстоятельств, в которое доктор не верил, в голове Спенсера стоят блоки памяти. Много, со вкусом, с толком и с расстановкой. Их можно убрать, но для этого нужны, как минимум, две вещи – время и необходимые инструменты.

В худшем случае, к которому и склонялся Льюис, память Спенсера просто была стёрта, а на её место давно была наложена другая личность. И тогда восстанавливать просто нечего. Единственным выходом в этом случае были архивы Корпорации, где должны храниться все данные о прошлом агента. А здание Информатория находилось на Терре, впрочем, как и штаб-квартира Корпорации, все её самые лучшие и элитные войска и отряды генетически модифицированных улучшенных, людей, агентов и персонала.

– Я не знаю, как сказать моему… другу, – последнее слово Гриффин выдавил сквозь сжатые зубы, – что он обманулся в своих надеждах на мою помощь в его жизни, – наконец закончил он. Таи внимательно посмотрела на стоящего перед ней мужчину. Она поднялась на ноги, от чего множество бусинок и гремящих побрякушек на её юбке тревожно зашуршали, откинула мокрые пряди волос с лица и встала перед Гриффином. Ростом Таи была ему ровно по плечо, и доктору приходилось опускать голову, разговаривая с женщиной. Таи смотрела прямо и открыто, искренне недоумевая.

– Вы пришли вместе, но ты не хочешь ему помочь? Разве такое бывает?

Гриффину было откровенно жаль эту маленькую женщину, так долго прожившую в племени пигмеев, что она совершенно не представляла, что творится в огромном котле миров Корпорации.

– Даже если бы я хотел, я вряд ли бы смог, – Льюис поставил глиняную кружку на столик позади себя, внезапно ощутив неловкость от того, что до сих пор стоит с ней, как дурак. – В жизни есть такие вещи, которые весьма неоднозначны…

– А что такое жизнь? – снова уселась на пол Таи. – Где она, как её посмотреть? Жизнь – это то, что окружает тебя, чему ты позволяешь себя окружать, позволяешь врастать в тебя каждый день. И во что врастаешь сам.

Гриффин моргнул. Он пытался осознать лекцию о философии от одичавшей поклонницы туземцев.

– У меня есть кувшин, – продолжала Таи, – я пользуюсь им и таскаю в нём воду. Если он станет мне не нужен, я оставлю его и вернусь за ним, когда он мне понадобится. Но могу ли я назвать кувшин моей жизнью? – Таи задорно усмехнулась. – Думаешь, я просто дикарка, великий шаман? Нет, – она покачала головой. – В прошлой жизни я была энтомологом, как ни странно. Антропология, ксенобиология, медицина и прочие науки от меня были так же далеко, как я сейчас от благополучия городской жизни. Мне пришлось выбирать, учиться ли чему-то тут или оставаться в своей науке, но далеко отсюда.

– Люди не кувшины, – попытался поспорить Льюис. Таи согласно кивнула и продолжила:

– Хочешь сказать мне про живых людей, мораль, этику, долг перед обществом, обязанности и привычки, шаман? Но тут есть и другая сторона дела. Однажды мой кувшин кто-то выпачкал клейкой смолой и он приклеился к моим рукам. Мне пришлось разбить его, ибо он не хотел меня отпускать, а мне он был не нужен. Так и с людьми, как ни странно. Если тебя не отпускают долги прошлого, бремя воспоминаний, угрызения совести или тяжкая вина, тебе надо разбить их. Правда, тут для начала стоит подумать, а не нужны ли они тебе на самом деле. Возможно, не они, а ты не желаешь их отпускать. Всё, что ты хотел мне перечислить, есть везде, – Таи кивнула в сторону двери, за которой всё ещё лил дождь. – И мораль, и обязанности, и прошлое. Мне приятно было выбрать это, а не свою жизнь в городе, где у меня были другие вещи со схожей функцией. А если ты бежишь от жизни, а она никак не хочет оставить тебя в покое, значит кто-то вымазал твой кувшин души клеем.

Таи поднялась на ноги и шагнула к выходу. На пороге она помедлила, оглянувшись на Гриффина с непонятной тревогой в глазах. Доктор не был силен в философии, до сих пор силясь понять метафоры Таи.

«И чего бы ей это всё Спенсеру не сказать? – с тоской подумал Льюис. – Пёс точно разбирается во всех этих метафорах-хуяфорах».

Он тоже шагнул вперёд, с твёрдым намерением найти агента и вытрясти с него перевод всей этой непонятной философии от Таи.

– Не бросишь старый кувшин? – с улыбкой спросила женщина, стоя прямо перед пеленой дождя. Мелкие капельки моросью оседали на её загорелом лице, скатываясь по скулам и капая с носа.

– Воин хоть и тот ещё кувшин с простоквашей, но пока не такой уж и старый, – улыбнулся в ответ Гриффин, выходя под дождь.

«Есть ли жизнь, нет ли жизни, какая, к чёрту, разница? – думал Льюис, поскальзываясь в липкой грязи, в которую превратились тропинки между хижинами. – Я не знаю всех обстоятельств, почему энтомолог Таи бросила всё и осталась тут жить. Может, у неё некого было разбивать, отклеивать или оставлять. А может, с ней так и поступили, что и привело к таким результатам. Одно мне точно ясно: кто-то нахуячил мне клея на стул, и теперь я с ним так и бегаю, не перестать, не обосраться. Вот сейчас найду этого придурка, вмажу разок за попорченный вид и мы решим, кто, куда и от кого действительно тут бегает».

Гриффин почти ничего не видел из-за дождя, то и дело оскальзываясь и падая в липкую дрянь под ногами. Он уже почти до макушки перепачкался в глине, листьях и текущих по канавкам кучках испражнений, когда, наконец, добрался до большой хижины вождя. За дверью было подозрительно тихо и как-то непохоже на ведение бурной беседы по поводу провожатых для туристов.