Наша ретроспектива перемен в «духе времени» подошла к 60-летнему периоду, который для центрального сообщества Науки соответствует второй, «активной» четверти Надлома. Для сравнения – активная четверть Надлома российской истории длилась с 1918 по 1941 год. При этом, как мы предположили, психотипу Собаки соответствует 14 стадия «гражданской войны» (1918-22); психотип Мастера востребован в период «нэпа», постреволюционной стабилизации (1923-1930); психотип Лестницы доминирует на 16 стадии «культурной революции» (1931-38).

Заметим, что людям нашего поколения, выросшего в конструктивное время третьей четверти, достаточно легко уловить различия в «духе времени» между 17-й хрущёвской и 18-й брежневско-горбачёвской стадиями, которые для внешних наблюдателей, включая новое постсоветское поколение, слабо различимы. Однако они различны по оттенкам от­ношения именно к Науке и социально-психологическим стимулам, а разница столь же существенная, как между перестройкой и ельцинским периодом. В то же время мы уже с трудом различаем столь же существенные социально-психологические различия трёх стадий советской истории между двумя мировыми войнами. Даже для профессиональных политологов и многих историков всё, что после Ленина – это сталинский режим.

Такая же и большая сложность с исследованием различий «духа времени» в период до Крымской войны, до Толстого и Достоевского. Классическая естественнонаучная фи­лософия между Кантом и Марксом-Энгельсом для нас выглядит единым целым с лёгкими вариациями. Смелые научные гипотезы вроде «теплорода» или «эфира» равным образом сложены и забыты в пыльных архивах истории науки. Собственно, по всем этим причи­нам нам придётся рассматривать три знака майя и три эпохи вместе:

Сразу же можно уловить параллель между 14 стадией гражданской войны в России и «эпохой Собаки», которой соответствуют наполеоновские войны – в масштабах евро­пейской цивилизации их тоже можно считать «гражданской войной». В этой связи закра­дывается естественное сомнение: насколько верно мы определили центральное сообщес­тво Науки, задающее общий ритм исторического развития? Потому как 14 стадия для Науки явно совпадает с такой же 14 стадией для политического класса Европы. Может быть, всё гораздо проще, и европоцентризм получит более надёжный фундамент?

Однако не будем излишне переоценивать тот факт, что два сообщества – Науки и европейской элиты в какие-то периоды развиваются синхронно и вместе, что и обеспечивает центральное место Европы в глобальной политике. Уже во второй половине XIX века Наука выходит из сугубо европейских рамок на глобальный уровень, получает надёжных и динамичных помощников в лице элиты североамериканской и российской цивилизаций. Сама же староевропейская надстройка цивилизации завершает активную четверть практически синхронно с Наукой, вместе с Крымской войной, но затем масштаб сообщества Науки резко вырастет, и европейская надстройка начнёт эволюционировать быстрее, пройдя оставшиеся две стадии Надлома, разделённые узлами двух мировых войн. После второй мировой войны Европа получит новую надстройку с политическим центром в лице СБ ООН, точнее кондоминиума внешнеполитических элит СССР и США (плюс неявно между ними Израиль) с их европейскими союзниками.

Таким образом, мы предварительно выявили факт синхронизации политических процессов европейской истории и истории современной Науки, что тоже подтверждает необходимость рассматривать эти три эпохи совместно.

Теперь, как и в предыдущей главе, попытаемся найти отражение трёх эпох и пере­мен «духа времени» в классической литературе. Первым «властителем дум» для европей­ских элит был Иоганн Вольфганг фон Гёте. И главное творение европейской литературы этого периода посвящено Науке. Обоснование того, что две части «Фауста» являют собой притчу и пророчество о судьбах естественной Науки, представлено в начальных главах книги «MMIX – Год Быка».

Нужно заметить, что для русской цивилизации властителем дум в тот же период был Николай Михайлович Карамзин. Как и Гёте, открывший литературную «эпоху Воды» своим «Вертером», Карамзин начинает с сентиментального романа на исходе этой эпохи. Гёте вместе с другими авторами «эпохи Воды» готовит Европу к Великой революции и становится консерватором вследствие этих бурных событий. Карамзин своими записками из революционного Парижа приобретает литературную известность и звание первого российского консерватора.

Люди, склонные прикрыть радикализмом отсутствие талантов, всячески пытались и пытаются приравнять понятия «консерватор» и «реакционер». Этой прижизненной и посмертной участи не избежал и Гёте. Хотя для разумного человека достаточно вблизи посмотреть на плоды деятельности радикалов под прикрытием романтики прогресса, чтобы возжелать движения к прогрессу без радикализма.

Карамзин в многотомной «Истории государства российского» заложил фундамент «памятника», завершённого Пушкиным и Гоголем – литературного русского языка, а заодно и исторического самосознания русской цивилизации и будущей российской нации. Что касается Гёте, то воздвигнутый им «нерукотворный памятник» сложнее. Речь не о языке немецкой литературы, а об общеевропейском языке символов и понятий, а также вовлечении в современную литературу широчайшего исторического диапазона жанровых форм. Если рассматривать «Фауста» как стихотворную «Историю Науки европейской», то параллели и единство «духа времени» между Европой и Россией в рассматриваемые эпохи вполне очевидны. Но также заметны отличия – Европа сосредоточена на материальных, естественнонаучных аспектах бытия, Россия – на гуманитарных, исторических, социаль­но-психологических, что проявится позже и в творчестве русских классиков, и в рождении русского аналога и продолжения «Фауста» – булгаковского Романа о Воланде.

Рассмотрев влияние европейской цивилизации на Россию, мы не можем не прини­мать во внимание параллельные события на северо-западных берегах Атлантики. Здесь взаимосвязь творчества И.В.Гёте с политической культурой САСШ прослеживается через масонство. В целом североамериканские Штаты далеки от европейских сантиментов и символов, но намного более конкретны в претворении идеалов в политическую практику. Кроме того, общее культурное пространство с метрополией избавило бывшие колонии от творческих мук и хлопот по переводу европейских ценностей на заокеанскую почву. Дж.Байрон, В.Скотт, Ч.Диккенс – достаточно велики как властители дум. Однако смею предположить, что масонские речи Гёте оказывали большее влияние на отцов-основа­телей США. К тому же английская литература со времен Шекспира держится особняком, перерабатывая европейские тренды в сатирически-фантастические сюжеты, например, превращая Фауста в Франкенштейна.

Кроме политических сюжетов и классической литературы в нашем распоряжении есть также труды европейской классической философии: немецкой естественнонаучной и французской социальной, английской политэкономической, а также оригинальной амери­канской и российской политической мысли. Так что материалов для исследования вполне достаточно. А вот чего нам недостаёт, так это понимания психологии элит столь отдалён­ной от нас эпохи. Нам придётся глубже фокусировать «оптику» различения психотипов и соответствующих исторических эпох. Поэтому эту главу мы завершим не детальным сопоставлением событий и артефактов трёх эпох, а общим углублением представлений о трёх востребованных в эти эпохи психологических типах.

Итак, обрисуем небольшой этюд в сфере аналитической психологии, позволяющий развить понятия интровертности и экстравертности в конкретной взаимосвязи с основны­ми психологическими функциями по Юнгу – интуицией, ощущением, чувством и мышле­нием. При этом внутренняя конфигурация психотипов полагается не абстрактно и произ­вольно, а в привязке к конкретным стадиям эволюции социальных процессов. Для нагляд­ности привяжем конкретные примеры к хорошо знакомым нам 14-16 стадиям Надлома российской истории (гражданская война, нэп, культурная революция).

Покажем, как по мере движения к Дну Надлома в его второй, «активной» четверти востребованные психотипы постепенно переходят от амбавертности психотипов Воды и Собаки (баланса интровертных и экстравертных функций) к сугубой интровертности Лес­тницы и Тростника.

После революционной смены центра в конце 13-й стадии (Вода) социальная систе­ма частично разрушается, поэтому противостоящим в гражданском конфликте движениям приходится действовать в сложных условиях полураспада привычных связей и условий. В этом разреженном и опасном социальном пространстве перестает быть ценным прежний опыт продвижения прогрессивных идей в устойчивой среде «старого режима». Этим иск­лючён экстравертный вариант ощущающей функции как носительницы того или иного профессионального опыта (системы представлений). Наоборот, востребованы личности ощущающего типа, способные к мобилизации коллективного опыта действий в подобных послереволюционных условиях. Такой опыт прежних поколений хранится в глубинах под­сознания, но может быть мобилизован лишь, когда вовне сложится такая же «оперативная обстановка» как во времена приобретения исторического опыта.

Для трансляции коллективного опыта в реальные действия нужна личность с инт­ровертной (направленной на образы коллективного бессознательного) функцией ощуще­ния. Однако и это не последнее условие. Выжить и организовать вокруг себя других в условиях полураспада социума и гражданского конфликта могут только лидеры со строго экстравертной функцией мышления, направленной на реалии внешнего мира, а не мира внутренних идей. При этом взаимодействие такого лидера с ведомым сообществом, зависящим от действенного в сложных условиях опыта, осуществляется на основе форми­рования «шкалы оценок» тех или иных действий, ресурсов, обстановки.

Сам интровертно-ощущающий тип, если бы действовал в одиночку, то пользовался бы интровертной шкалой, прилагаемой к коллективному опыту, но не к экстравертным реалиям. Социальная роль лидера и неизбежная взаимозависимость от окружения застав­ляет его переводить внутренние, интровертные оценки в систему оценок, понятных для всех. Точнее, преимущественно экстравертное окружение воспринимает и запоминает определённые внутренним опытом оценки лидера в тех или иных ситуациях.

Психологическая функция интуиции отвечает за мобилизацию понятий, в соответ­ствии с которыми строится опыт как система представлений, а также за генерацию соответствующих внутренним образам внешних символов. Проявление лидерства и моби­лизация коллективного опыта поколений были бы невозможны, если бы на предыдущей 13 стадии творческий «знак Воды» не перевёл в зримые внешние символы глубинные архетипы подсознания.

Таким образом, мы имеем следующую таблицу функций психотипа под майянским знаком Собаки (он же Путь):

1) интуиция – амбавертная (восприятие внешней символики как ключа к содер­жимому глубинного опыта в коллективном бессознательном);

2) ощущение – интровертная (подсознательная система представлений);

3) чувство – амбавертная (трансляция внутренней шкалы оценок для окружения);

4) мышление – экстравертная (внешнее действие под влиянием проявленной вовне внутренней оценки в некотором смысле «мастерство» как исполнительная ипостась такой личности также относится к внешнему окружению).

Аналогичным образом можно составить табличку функций для психотипа под зна­ком Мастера, востребованного в период революционной стабилизации:

1) интуиция – интровертная, поскольку внешние формы «нэпа» резко противоречат символике революции и прогресса, движущей красноречивыми лидерами этой эпохи;

2) ощущение – интровертная, по той же причине, что и в случае Собаки, опыт совмещения революционных понятий с «реакционной» действительностью требует созда­ния параллельной реальности, что и выражается в авангардном искусстве эпохи;

3) чувство – интровертная, поскольку для ипостаси мастерства и для социального окружения мобилизуется внутренняя, глубинная шкала оценок;

4) мышление – амбавертная, поскольку для ведущей чувствующей функции нужен материал для оценки. Таким материалом может быть художественная идея, внутренний замысел, если такой Мастер предоставлен сам себе. Однако суровая действительность и голодный желудок заставляет его стать субъективным лидером для окружения учеников, работы которых вызывают реакцию Мастера, формируя новую шкалу оценок для эпохи.

Наконец, для 16-й стадии Надлома (культурная революция) и психотипа Лестницы таблица функций будет полностью интровертной, включая интуицию, которая будет переключена в амбавертный режим лишь в конце 16 стадии, в узле под знаком Тростника.

К началу 16 стадии постреволюционная стабилизация достигает целей, сообщество в целом объединяется на основе революционной символики нового искусства. При этом ведомые экстравертные «знаки» в целом восстановили экономическую и бытовую основу, накопили резервы, которые могут быть мобилизованы для «штурма небес». Проблема заключается в том, что лидеры эпохи Лестницы мыслят в отрыве от реальности, утопиче­скими идеями, а не практическими шагами. Точнее утопическое, интровертное мышление станет основой для очередного социального заказа на творчество, поиск в глубинах подсо­знания и перевод в зримые символы образов и понятий, востребованных на следующих стадиях развития. Однако на основной дистанции 16 стадии продуктом развития являются сами авангардные идеи, такие как блестящая «бумажная архитектура» 1930-х. Достаточно напомнить о советском проекте Дворца советов, чтобы уяснить тождество майянского символа Лестницы и библейского символа Башни.

Пожалуй, теперь, после уточнения значения майянских символов и разъяснения структуры стоящих за ними психотипов, мы лучше готовы к сравнительному анализу трёх эпох Собаки, Мастера и Лестницы. Чем и займемся в следующей главе.