В конце 1904 года в Туле был открыт первый прообраз медвытрезвителя. Правда, назывался он не иначе как «благотворительный приют для опьяневших», а впоследствии — амбулатория для алкоголиков. Чести считаться заведующим амбулатории был удостоен врач-невропатолог Константин Зажурило, который в 1938 году был репрессирован и расстрелян.
За что? Тульские архивисты утверждают, что до революции в этом вытрезвителе побывал некий безвестный служащий, который после победы Октября стал «шишкой» и занимал в партогранах очень высокую должность. Он и припомнил Зажурило о своей обиде, а также о тех строгих порядках, которым он подвергся в этом учреждении.
После революции молодое государство советов в вытрезвителях не нуждалась. Во-первых, почти до 1925 по стране гулял сухой закон. А во-вторых, моральный облик человека коммунистического будущего нисколько не отождествлялся с пьяной и разгульной жизнью. Впрочем, так продолжалось недолго. Партийный руководители во главе со Сталиным поняли, что выпуск и реализация водочной продукции составляют основную часть государственного дохода, а потому сухой закон канул в Лету и с 1931 года в стране вновь стали функционировать медицинские вытрезвители.
Если историю создания первого медвытрезвителя «раскопать» было не так трудно, то кто первый из работников этих почетных учреждения стал взимать с клиентов мзду не в государственный, а в свой личный карман найти практически невозможно. Ясно только одно: сотни, тысячи, даже десятки тысяч хороших людей столкнулись с вымогательством в этих заведениях. Установлен же факт: в начале 80-х годов в советских вытрезвителях побывало 15 миллионов человек. Клиенты сталкивались не только с вымогательством.
Есть и другой «убийственный» пример. В канун перестройки один знаменитый университетский профессор, ученый с мировым именем, попал в вытрезвитель, точнее, его туда сдал живоглот-таксист, с которым они не сошлись в цене за поездку. Работники медвытрезвителя потребовали непомерную взятку, но у профессора таких денег не оказалось. Он просил отсрочить «должок» хотя бы на неделю. Но строптивые работники спецмедслужбы ждать не стали. Подготовили документы и отослали по месту работы. Наутро профессор пришел домой, где родственники, естественно, не спали всю ночь. Поскольку раньше ничего подобного с главой семьи не случалось, он сказал, что взял выходной и едет на дачу. Там ученый муж наложил на себя руки, предпочтя петлю тем унижениям, которые ему предстояло пережить (партсобрание, заседание бюро, профком и т. д. и т. п.). Нынче даже трудно представить, сколько аналогичных убийств было совершено в бывшем СССР…
Факт: попасть в медвытрезвитель можно не только упившись вусмерть и ненароком нарвавшись на стражей порядка, но и по несчастливому стечению обстоятельств. Ну, не повезло вам. Хотя Юрий Никулин рассказал как-то газетчикам такую забавную историю.
Однажды ленинградский поэт Орлов получил большие деньги. Всю жизнь печатался в газетах, за что ему платили копейки, А тут вдруг решили выпустить сборник его произведений Принес рукопись в редакцию. Когда сдали её в набор, ему выплатили аванс. Получил около пяти тысяч рублей. По тем временам — сумма значительная. Было это сразу после войны. По этому случаю пошел с товарищами в ресторан. Напились там страшно. Как водится, потерял сознание. Очнулся в комнате с решетками. Лампочка тускло светит. А под ней — фигура дежурного милиционера. В сознании всплыл традиционный вопрос: за что? Начал вспоминать. Деньги! Схватился за карман. Все на месте. Кроме двухсот рублей, которые потратил в ресторане. Подошел дежурный офицер: «Ну как, пришел в себя?» — «Пришел, а что ж я натворил?» — «Да вспомни сам!»
И поэт вспомнил. Когда он шел по улице из ресторана и уже терял в алкогольном дурмане сознание, он увидел вывеску отделения милиции. На ум пришла строчка стихов Маяковского «Моя милиция меня бережет». Из последних сил взобрался по лестнице в дежурку, сказал: «Ребята, сберегите меня…» И упал. Милиционеры положили его, мол, пусть проспится.
Мораль были такова. Человека могли бы на улице ограбить. Пьяный он мог под трамвай попасть. Однако человек пришел милицию за помощью. И получил её.
Правда, таких благодарностей в адрес работников медицинских вытрезвителей крайне мало.
Вхождение Российского государства в рыночную экономику аукнулось и на вытрезвителях. За 90-е годы их число сократилось на четверть. Милиция же вообще перестала подбирать бомжей и безработных. Словом тех, у кого карманы были пусты. Многие из когорты «неимущих» так и оставались валяться на улицах, пока не проспятся или не замерзнут. Зато работники медвытрезвителей охотились и выхватывали из толпы прилично одетых людей, кто возвращался с работы или праздничного вечера «чуть навеселе». Спорить, что ты не пьян было бессмысленно. Оставалось только два варианта: или откупиться или вместе с милиционерами проехать в спецучреждение.
А там…
Случай в вытрезвителе
По поводу выхода моей проблемной статьи мы в конце рабочего дня раздавили бутылку на троих и я побежал домой. Должна была позвонить моя зазноба. Время было в обрез, и мне стоило поторапливаться.
Выскочив из троллейбуса я, словно горный козел, попрыгал вверх по ступенькам. Впереди шел милиционер, и я принял влево, чтобы обогнать блюстителя порядка. Но в эту же секунду, видимо почувствовав сзади горячее дыхание догоняющего человека, и блюститель порядка принял влево, дабы уступить дорогу. Произошла нестыковочка: я наступил милиционеру на ботинок, который соскочил с его ноги, и страж порядка, подвернув ногу, тут же опустился на четыре точки. Форменный ботинок полетел вниз по лестнице.
Через пару секунд мы стояли друг перед другом. Я, справляясь с одышкой, он в драном носке без ботинка.
— Ну извини, — только что и нашел сказать я.
Сержант, словно гончая подергав ноздрями, уловил запах спиртного, исходивший от меня, громко скомандовал: «Стоять здесь». Затем спустился на несколько ступенек вниз, загнул драное место носка на выглядывавшие пальца, надел свой ботинок, не спеша завязал шнурки и в раскачку подошел ко мне:
— Вы пьяны! — заявил он в утвердительной форме.
— Ну что вы, нисколько. — ответил я и постарался оправдаться, — Выпили на работе с друзьями по сто пятьдесят. Так разве от такой дозы напьешься?
Но сержант, видимо уязвленный тем, что мне «посчастливилось» увидеть то ли его драный носок, то ли интересное положение, который он принял споткнувшись на глазах у всего честного народа, остался непримирим.
— Вы — пьяны, гражданин. Пройдемте.
— Куда!? Я опаздываю! Да и мой дом — вон он!
Милиционер, не желая терять времени и привлекать взгляды окружающих пешеходов, крепко взял меня за локоть:
— Я сказал, пройдемте, гражданин.
И повел в сторону вытрезвителя, на который мне часто приходилось смотреть из окна своей комнаты.
Мы зашли в приемное отделение, где сидел дежурный офицер. С порога мой сопровождающий официально заявил:
— Вот, привел клиента, который валялся на лестнице. Видимо, ноги совсем не держат.
— Да не валялся я ни на какой лестнице, — постарался я прояснить ситуацию и у меня некстати вылетела следующая фраза. — Даже наоборот — это вашего сотрудника ноги не держат.
— Видишь, до чего допился. Не он валялся, оказывается, а я.
Дежурный офицер с ехидной усмешкой оглядел меня с ног до головы и голосом не терпящим возражений приказал:
— Раздевайтесь.
— С чего бы! Я что, пьяный в дугу?
Дежурный не стал спорить и приказал моему проводнику:
— Помоги ему раздеться.
Получив неприятный тычок в бок, пришлось повиноваться. Я снял свитер и рубаху.
— Документы есть? — спросил дежурный.
Я достал удостоверение из нагрудного кармашка рубашки, положил на стол.
— Господа, ну давайте по-хорошему. Мой дом в ста метрах от вашего заведения. К чему вам и мне лишние проблемы?
— Тамбовский волк тебе товарищ, — ехидно сказал сержант.
— Хорошо, я буду жаловаться вашему начальству. У меня есть свидетели.
На звонок я уже безнадежно опоздал и совсем успокоился, подумав о том, что может получиться неплохой репортаж от клиента из вытрезвителя.
В это время дежурный офицер открыл мое удостоверение.
— Вы работаете в отделе информации в газете?
— К счастью, — сказал я нахально. — Штаны тоже снимать?
Но к моему изумлению дежурный отставил мой вопрос без внимания и поднял строгие глаза на сержанта.
— Ты кого сюда привел?
— Пьяного… — опешил мой сопроводитель.
— Пьяного! — передразнил офицер, — Документы почему сразу не проверил? В общем так. Вы, гражданин-газетчик, извиняйте и одевайтесь. А ты, — кивнул он в сторону сержанта, — доведешь товарища до дома. Ясно?
Двести шагов до своего дома я шел в сопровождении телохранителя в милицейской форме. Он же первым зашел в подъезд и на лестничной площадке позвонил в дверь моей квартиры.
Открыла мать и тут же схватилась за сердце:
— Что случилось?
— Гражданка Романова? — спросил страж правопорядка.
— Да, — согласно кивнула мать в ответ.
— Сержант Печонкин, — представился он и добавил, — Примите сына в целости и сохранности.
Затем козырнул, развернулся на каблуках и направился вниз по лестнице.
«Не упал бы», — подумал я.
1997 г.
С корабля на бал
Одному мужику во время сеанса в кинотеатре очень сильно захотелось по малой нужде. Перед началом фильма выпил в буфете бутылку пива — оказалось к несчастью. Стоило бы, конечно, выйти в фойе, но фильм уже заканчивался и он решил дотерпеть. Когда в зале зажгли свет, он попросил жену подождать его около входа в кинотеатр, а сам пулей полетел искать отхожее место. Между прочим, после операции врачи ему не рекомендовали долго терпеть. Туалетов по близости не было и он пристроился в небольшом скверике к дереву. Только закончил это самое дело, а его сзади кто-то по плечу легонько хлопает. Оглянулся — милиционер. И откуда взялся?
— Нарушаете общественный порядок. Пройдемте.
Стал мужик объяснять, что он после операции и терпеть ему нельзя, но страж порядка ни в какую не хотел войти в положение.
— Пройдемте в отделение, заплатите штраф, а там видно будет.
— Жена меня ждет около кинотеатра. Дай хоть её предупрежу.
— Подождет отрезал милиционер и повел нарушителя к отделению.
— Бог накажет тебя, — сказал с горечью в голосе мужик.
Сейчас посмотрим кого он накажет, — злорадно усмехнулся постовой.
Пришли в отделение. Мужик сразу потребовал отвести его к самому высокому начальнику.
— Жаловаться на тебя буду, — сказал он милиционеру.
— Давай, жалуйся. Только деньги для штрафа приготовь. Да ещё на работу твою сообщение пошлем, расскажем как ты общественные деревья в парке обсыкал.
Подошли они к кабинету начальника. Милиционер пару раз в дверь стукнул, тут же её открыл и чуть ли не силой втолкнул нарушителя в кабинет начальника управления. Следом сам вошел и обомлел. В небольшом кабинетике за сдвинутыми столами восседал почти весь начальствующий штат управления. На столах горы закусок и шеренги бутылок. Кстати, вошли они как раз в тот момент, когда участники праздника, видимо, после произнесенного тоста опорожняли содержимое стаканов.
— В чем дело, Бляшкин? — поставив стакан на стол и приложив рукав к носу, строго спросил человек, находившийся во главе стола, вошедшего подчиненного.
— Вот, нарушитель общественного порядка… Писал в парке… — поникшим голосом стал лепетать милиционер с фамилией Бляшкин. Может быть его в медвытрезвитель доставить?
— Мне терпеть нельзя, я после операции, — тут же успел вставить мужик.
Человек во главе стола побагровел и, сдерживая гнев, обратился к мужику:
— Идите гражданин.
— Куда?
— Домой.
Мужик не стал себя долго упрашивать, выскочил за дверь и за спиной услышал русский трехэтажный, который судя по всему, направлялся не в его сторону.
Он скоро добежал до кинотеатра, где его ждала супруга.
— Ну, сколько можно ждать! — возмутилась женщина, — По телевизору скоро концерт начнется, посвященный дню милиции…
1997 г.
Казус
Одному мужику очень сильно выпить захотелось. А время уже близилось к полуночи. Он в одну палатку ткнулся — закрыта. В другую — тоже закрыта. Подошел к коммерческому магазину — и здесь облом. Постоял посмотрел в к окно — совсем ему жутко стало. На полках и витринах — русская водка. Коньяки армянские. И решил он вспомнить свою старую специализацию. Когда-то уже получал срок за воровство. Правда, условно наказали.
Но выпить все сильнее хотелось, что делать? И решил рискнуть. Грабить не хотел, решил пару бутылок водки прихватить.
Осмотрел он внимательно объект, приподнял двумя руками металлическую решетку — поддается. Тогда он встал на подоконник, вытащил перочинный ножичек и через решетку легко открыл защелку на форточке. Та и открылась внутрь. Оставалось только под решетку пролезть.
Он опять с трудом приподнял её, подпер какой-то доской, подлез под решетку и уже половину тела перебросил в форточку, как зацепил ногой ту доску, что подпирала решетку. Доска вылетела и решетка намертво прижала его к окну. Голова в магазине, а задница, извините, снаружи. И ни туда ни сюда. Причем, какой-то железный прут, оторвавшийся от решетки, уперся ему в бок. Чуть пошевелишься — он ещё больше в тело вонзается. Время полночь. Как быть? Стал звать на помощь. Но прохожие, завидев придавленную задницу в форточке, спешили сразу удалиться.
Прошло пару часов. У любителя водочки все тело затекло. Но вдруг около него оказался какой-то запозднившийся прохожий.
— Ты че это, мужик, здесь висишь?
— Да вот попался. Будь лаской, приподними решетку.
— А че туда полез-то? — не спешил оказать услугу прохожий.
— Да выпить захотелось.
— А че денег не было?
— Да деньги есть, но все магазины и палатки были закрыты. А выпить, видишь ли, очень хотелось. Помоги, будь другом.
Но прохожий оглянулся по сторонам — вокруг никого. Только задница, обтянутая брюками из форточки торчит. Он просунул руку через решетку и принялся шарить по карманам «узника». Вытащил несколько денежных купюр и спрятал их в своей куртке.
А застрявший мужик чуть было сознание не потерял от такой наглости.
— Да ты что это парень, грабить меня! Я ж тебя, сука, порешу…
А довольный и разбогатевший на двести тысяч прохожий, лишь по заднице его похлопал:
— Ну ты торчи тут, парень, а я пошел. Так и быть выпью за тебя двести граммов. Желаю приятных сновидений.
И, действительно, через несколько секунд скрылся в ночи.
Так и торчал неудачник в форточке до самого утра, пока какой-то гражданин, выгуливавший собаку, откликнулся на просьбу воришки и обо всем сообщил в милицейский участок.
Приехали стражи порядка, подняли решетку, стали вытаскивать затекшее тело из форточки. А вокруг уже народу собралось видимо-невидимо. Ржут от удовольствия как сивучи, забыв, что на работу пора спешить.
Привели пострадавшего в участок, стали протокол составлять. Да самим милиционерам, вдруг, жалко стало не похмелившегося мужика. Украсть-то он ничего не украл. Мало того, самого ограбили. Трясется — до сих пор от ночной прохлады согреться не может. Вид жалкий.
Словом, отпустили.
Когда он выходил из околотка, какой-то старшина ему в руку десятку сунул: на, мол, купи чекушку, согрейся и успокойся. Хоть и мент, но душа человек оказался.
Вот такой казус приключился…
1997 г.
Трюкачи
На одном из областных базаров два бомжа не поделили «русский йогурт» двухсотграммовый полиэтиленовый стаканчик с водкой. Один из них сильно оттолкнул товарища, и тот со всего маху налетел на дамочку в ярко-желтом плаще. Грязными ручищами обхватил её за плечи, потом, медленно сползая, обнял за талию и, наконец, совсем упав, прижался к ногам. Та громко заверещала на весь колхозный рынок, хотя держала под руку мужа подполковника: городской милиции. Тот был при форме, в погонах со звездами. Глава семьи тут же пришел на помощь и, брезгуя трогать грязного бомжа руками, попробовал отпихнуть его начищенным ботинком от ног своей женушки. Но не тут-то было: бомж, словно греко-римский борец, взял их в плотный захват.
А дамочка все причитала.
Тогда могучий подполковник схватил бомжа за шиворот и все-таки оттянул на некоторое расстояние от стройных ног молодой жены.
В это время первый бомж, невзирая на звезды, ринулся на выручку товарища. Рванув на себе майку, как это делали революционные матросы, он, заглушая причитания женщины, заорал на всю базарную площадь:
— На, гад, стреляй!
У подполковника, правда, при себе никакого пистолета не было. Но рядом с ним тут же очутился бравый сержант из тех же внутренних войск и застыл в позе: мол, чем могу служить?
Жена, указывая пальцем на бомжей, завопила: «Срочно усади их а пятнадцать суток». Подполковник, в свою очередь, обратился к готовому на услуги сержанту:
— Так, — сказал он. — Обоих вези в обезьянник и оформи по пятнадцать суток. За нарушение общественного порядка.
— Есть! — козырнул подчиненный и тут же задумался: — А как же я их, товарищ подполковник, повезу на мотоцикле с коляской? Они же оба лыка не вяжут.
Женушка офицера внутренних войск продублировала приказ: мол, срочно, сейчас. А если их не отвезут — сам знаешь, что будет. Это она подполковнику приказала. А подполковник опять перевел сержанту: если не хочешь остаться без работы, то срочно и сейчас.
Сержант не хотел терять работу. Одного бомжа, который мог стоять, взял под руку, а другого, который мог только лежать, за шиворот и потащил к мотоколяске. Благо она в десяти метрах находилась.
Того, что только лежал, лихо засунул в люльку. А второй — на ногах стал сопротивляться. Майку до конца разорвал так, что она рубахой стала. Только без пуговиц. Пришлось пару раз пройтись демократизатором по спине бушующего, и тот кое-как взгромоздился на заднее сиденье. Но грозился, что выпрыгнет на ходу. Сержант быстро запрыгнул сам, зажал ногами пьянчужку и рванул к отделению.
Но в поездке задний вдруг откинулся навзничь и раскинул в стороны руки. Второго тоже ветерком обдуло, и, не много протрезвев, он тоже постарался «покинуть салон» Так бы и вывалился, но сержант успел ухватить его за шиворот.
Так они и ехали по главной улице. Задний, размахивая руками, чуть ли не доставал головой асфальт. А тот, что в люльке, свесившись набок, на выбоинах, казалось, хлопал в ладоши. Обоих поддерживал лихой милиционер и управлял мотоциклом, который вилял из стороны в сторону.
Одни, наблюдавшие за этой сценой прохожие, думали, что идут съемки какого-нибудь российского боевика. Другие были уверены, что им показывают бесплатные цирковые трюки.
Дальнейшая судьба бомжей неизвестна.
1997 г.
Ловит ли милиция мышей?
Два приятеля Тарайкин и Лючкин пили водку, закусывали огурчиками и, как это бывает, вели беседы на светские темы. Впрочем, какие могут быть светские беседы у людей, недовольных ни рыночной экономикой, ни развитием капиталистических отношений, ни демократизацией, ни расширением женских прав, ни правопорядком на городских улицах. Словом, вели они беседы на те проблемные вопросы, которые каждый раз обязуются решить кандидаты в депутаты при выборах в ту или иную думу. В районную ли, городскую или в самую высшую — государственную. Но те, правда, дискутируют по этой теме на трезвую голову. А у приятелей дискуссия под водочку проходила.
Так вот, когда заканчивалась вторая бутылка, принялись они обмывать косточки нашей доблестной милиции.
— Они, — хрустя огурчиком, высказывал свою точку зрения Лючкин, вообще мышей не ловят, если это не касается их личной выгоды.
— Это точно, — поддержал его Тарайкин, разливая остатки водки из второй бутылки, — Их министр по телевизору жалуется, что у работников правопорядка зарплата маленькая, а ты видел милиционера, который бы не имел своей собственной машины? Да какой! В худшем случае — «Жигули» девятой модели. А так у всех сплошь иномарки.
— Ха! Чего там говорить — взяточники! Снизу доверху в коррупции повязли. Думаешь, для чего они всех бандитов пересадили?
— Известно для чего. Чтобы ликвидировать конкурентов и самим заниматься рэкетом. А вообще они бандюг и не ликвидировали вовсе. А выжидали, пока братки сами себя не перебьют. Зачем им в междоусобицы вмешиваться и здоровьем рисковать? Легче мирных граждан, усугубивших рюмку-другую в отделение привести…
— Ну что, открываем третью? — спросил один из собутыльников.
— А че на неё смотреть? Конечно, открывай.
— А ну как по дороге домой, менты в вытрезвитель заберут? — уже разлив по стаканам, вдруг испугался один Лючкин.
— Это они могут. Еще и карманы вывернут, а на утро заявят, что шел без денег.
— Да у меня ни копейки и не осталось.
— Да ты у меня ночуй — от греха подальше. А то ненароком в вытрезвитель угодишь. Ну, за что выпьем?
— Чтоб дети грома не боялись…
— Хороший тост. Только, чтобы они этого самого грома не боялись, милиция и должна держать руку строго на пульсе.
— Это как? — не понял Лючкин. Он морщился и стучал ладонью по своим губам, словно стараясь протолкнуть ставшую комом в горле водку подальше в желудок.
— А очень просто. Раньше как криминал действовал? Пырнут ножом — и в кусты. А теперь вопросы решают и деньги отнимают с помощью бомб и гранат. Не хочешь делиться по-товарищески, — получи гранату под дверь. Живешь хорошо, — под машину бомбу подложат. А милиция — только зубы скалит и наблюдает.
— Да нет, иногда хватают.
— Да кого они там хватают! Детей да бомжей. А с умным человеком разве справятся?
— Не-е-е, — погрозил пальцем сторону приятеля Лючкин, — Иногда хватают.
— Только дураков-то и хватают. А с умными им нипочем не справиться. У моей дочки в школе занятия отменили: кто-то из учеников позвонил и сказал, что в раздевалке бомба заложена. В школу-то приехали, а бомбы нет. И того, кто позвонил, поймать не смогли. Ребенка вычислить не смогли! А ты говоришь — хватают.
— Так он с автомата, наверное, звонил. А те, кто из квартиры дезинформацией занимаются, — тех хватают. — не сдавался Лючкин, вступая в спор.
Как так, третью бутылку уже начали оприходовать, а спора ещё не было. Ну, что за посиделки без спора? Тарайкин, видимо, тоже решил не сдаваться и быть последовательным до конца.
— Да если хочешь, я сейчас наберу ноль два и скажу, что в нашем продовольственном бомба под прилавком. И фиг они меня вычислят.
— И не вздумай! Еще как вычислят. У них на этот случай специальная аппаратура по определению телефона и адреса.
— Не вычислят, — не сдавался Тарайкин, — надо только быстро сказать и сразу трубку на телефон. Мы в детстве пожарников знаешь, как разыгрывали? Звоним, спрашиваем: «У вас горячая вода есть?» «Есть», — отвечают. А мы им: «Тогда вымойте ноги и ложитесь спать». И так звонков по пять. И не вычисляли.
— То раньше, а то сейчас.
— Не веришь? — терял терпение Тарайкин.
— Не-а.
— Наливай. Сейчас выпьем, и проведу эксперимент.
Лючкин разлил в стаканы, разрезал на кружочки толстый огурец.
— Ну, за твое безнадежное дело.
— А это сейчас увидим. В общем, так. Звоню и говорю, дескать, извините, я соседа застрелил. И вешаю трубку.
— А через четверть часа пятнадцать суток получишь.
Тарайкин не стал больше тратить время на разговоры. Поднял трубку телефона, который висел на кухонной стене, и набрал 02.
— Это дежурный? — спросил он и сразу же выпалил, — Я убил соседа по лестничной площадке.
Через пару секунд трубка висела на аппарате. Уже хорошо захмелевший Лючкин улыбнулся:
— Когда?
— Что когда? — не понял Тарайкин.
— Мандеть научился…
— Ты что думаешь, что я не звонил никуда?
— Конечно, не звонил.
— А если сейчас придут?
— Ага, как же! Держи карман шире! — покатился от хохота Лючкин.
Оба приятеля гостей и в самом деле не ждали. Лючкин думал, что Тарайкин никуда не звонил, а Тарайкин был уверен, что за пять секунд разговора милиционеры, даже если бы смогли с помощью своей аппаратуры вычислить телефон и адрес, то не стали бы посылать наряд, посчитав скороспешный звонок обыкновенным баловством.
Но в это время из прихожей раздался звонок. Тарайкин так и застыл с бутылкой в руке над стаканами, куда собирался налить водочки. У Лючкина тоже глаза округлились.
— Кто там? — после затянувшейся паузы наконец крикнул в сторону прихожей Тарайкин.
— Это Анатолий из одиннадцатой, — и в самом деле ответил сосед по лестничной площадке.
Оба собутыльника обрадовались и поднялись из-за стола. Как раз третьего для разрешения спора им и не хватало.
— А мы, Толян, только-только о тебе вспоминали, — смеялся Тарайкин, проворачивая ключ в замочной скважине. Наконец он открыл дверь и обомлел: в проеме стоял Толян, а за его спиной три милиционера. В касках, бронежилетах и с «Калашниковыми» в руках. И когда Тарайкина и Лючкина стали закручивать в бараний рог, Толян виновато улыбнулся:
— Да никто в меня не стрелял…
1997 г.
Лужа
Ванька Грозный дожидался автобуса. Под мухой. Ну не так, чтобы совсем стоять на ногах не мог, но и под категорию «чуть выпивших» тоже не подходил.
Около остановки чернела огромная лужа, и Ванька, прохаживаясь, рядом с ней, балансировал, как говорят, на грани фола. Одно неверное движение — и он там, в грязной-грязной воде. Несколько раз от «купания» его спасал какой-то доброжелательный мужик: хватал за руку, когда Ванька вот-вот готов был уже рухнуть.
— Спасибо, коллега, — благодарил Ванька и все ожидающие автобуса на остановке дружно улыбались.
— Ишь, коллегу нашел! — с надеждой поглядывал на симпатичную женщину «спаситель» и нежно ей улыбался. Скорее всего, чтобы показать незнакомке, каким он может быть добрым и заботливым. Но женщина была равнодушна и оставляла его взгляды без внимания. А самому Ваньке вообще было трудно понять, что такая цаца, которой впору ездить на престижной иномарке, вообще делает на автобусной остановке.
А Грозный продолжал балансировать. Потому что просто так стоять на месте не было мочи.
— Дай стой спокойно, — обращался к нему мужик и снова оттаскивал от лужи, ухватив за полу кожаной куртки, которую Ванька купил в специализированном магазине на прошлой неделе. — Замри! А то вон уже и «канарейка» наготове.
— Не порви куртяк-то, — незлобно отвечал Ванька, — Чай, такие куртки на дороге не валяются.
Мимо остановки, действительно, уже второй раз на медленной скорости проезжал милицейский уазик и сержант оценивающим взглядом окидывал Ваньку.
На третьем заходе «канарейка» все-таки въехала на пешеходный тротуар и остановилась. Из кабины выпрыгнули два блюстителя порядка — сержант и старшина, — аккуратно обошли лужу и приблизились к Ваньке.
— Пьян? — спросил старшина.
— Ни в одном глазу, — ответил тот и выпрямился, как осиновый кол.
— А документы при себе? Как фамилия?
— Какие могут быть документы? — смачно икнул Ванька и тут же добавил, — А зовут меня — Иван Грозный.
Милиционеры переглянулись: неужели этот пьянчужка издевается над ними при всем честном народе?
— Грозный говоришь? — ухмыльнулся сержант, — А может быть, Малюта Скуратов?
— Нет, Грозный. — замотал головой Ванька и шатнулся в сторону лужи.
Мужик, ожидавший автобус, как и прежде кинулся было на помощь, но милиционеры опередили его и как по команде с двух сторон взяли Ваньку под руки.
— Ну, что, Грозный, пойдем баиньки в царские палаты?
Ванька, словно надеясь получить защиту, тоскливо посмотрел в сторону пассажиров. И они молча ответили ему сочувствующими взглядами: что можно в этом случае сделать против власти и силы? Ни-че-го!
И Ванька покорно пошел к «канарейке».
— Грозный он, понимаешь! — ехидно улыбались милиционеры, — Сейчас быстро покорным станет!
Чтобы не запачкать казенные ботинки, они отцепились от Ваньки и как кузнечики стали прыгать с одного сухого места на другое, стараясь не угодить в лужу. А Грозный, не выбирая дороги, шлепал по воде и, казалось, покорно шел за ними.
Служители порядка уже дошли до машины, как позади них раздался звонкий всплеск. Ванька Грозный в новенькой куртке лежал на спине посреди лужи и отчаянно молотил по воде руками и ногами. Брызги летели в разные стороны. Милиционеры в растерянности смотрели на него.
— Иди сюда — тоном, не терпящим возражений, приказал старшина.
— Ща-а-с! — согласился Ванька и стал подниматься.
С одежды ручьями струилась вода и сползала серая грязевая жижа. — Куда садиться?
— Он нам всю машину уделает. Потом не отмоем! — сообразил старшина.
— И дежурку обгадит, — согласился сержант.
— Ну его к черту, — махнул рукой в Ванькину сторону старшина и открыл переднюю дверь уазика. — Поехали. Авось ещё кого подберем.
Воронок скрылся из виду и Ванька вылез из лужи. Похлопал себя по одежде, разбрызгивая грязевые капли: куда он теперь такой?
— Смотри-ка, какой находчивый! — вдруг похвалил его мужик, пятясь от Ваньки в сторону симпатичной женщины, — Теперь, брат, тебе придется домой пешком топать. Разве можно таким грязным в автобус?
Женщина с осуждением посмотрела на мужика и подошла к Ваньке:
— Хотите я вам одежду постираю? — вдруг неожиданно спросила она почти что протрезвевшего Грозного к полному изумлению пялившего на неё глаза мужика.
— А сто грамм нальете? — стуча зубами от холода, спросил Ванька.
— Поищем, — улыбнулась она и, не боясь испачкаться, взяла его под руку.
1997 г.
юбилей
Вечером Николая Сергеевича Музыкина, начальника управления райканализации, ждал банкет. Торжественный ужин был приурочен к юбилейной дате — службам городской канализации исполнялась ровно сто лет. Управление загодя начало готовиться к столь знаменательному дню. И хотя некоторые знакомые господина Музыкина посмеивались и с нескрываемой иронией интересовались, дескать, не сошел ли ты с ума, Коля, Николай Сергеевич, как ни в чем не бывало отвечал:
— А что здесь такого? Почему можно отмечать юбилей космонавтики, атомной энергетики, бараночного или водочного завода, а день канализации праздновать неловко? Что, работники системы канализации сделаны из другого теста и в их жилах течет не такая как у космонавтов кровь?»
— Кровь-то может быть и одинаковая, — отвечали ему, — Но ты не путай хрен с пальцем. Что такое космонавтика и что такое канализация! Чувствуешь разницу?
Музыкин отмахивался:
— В сортирах все одинаково штаны снимают. И в космосе и на земле. К тому же нас проблемы космонавтики нисколько не волнуют, а вот космонавтов, когда в их земных квартирах унитазы забиваются, вопросы канализации очень даже начинают беспокоить. Поэтому стоит ещё поспорить, что важнее покорение космоса или укрощение отхожих стоков.
— Опустился ты, Николай, ниже своей городской канализации, — смеялись друзья в ответ на его доводы.
А Николай Сергеевич не обижался: делал свое дело и готовился к торжеству.
Это он позаботился, чтобы в праздничный день работники всех коммерческих сортиров города не только пропускали клиентов бесплатно, но и снабжали их метром бесплатной туалетной бумаги. Ему принадлежала идея покрасить в алые цвета чугунные крышки канализационных люков. Именно он, Николай Сергеевич, распорядился, чтобы на всех автомобилях с цистерной вместо кузова, были написаны лозунги «Канализации — 100 лет!». Именно он, как это было во времена развитого социализма, отдал приказ повесить над парадным подъездом управления огромный транспарант со словами «Да здравствуют работники городской канализации!».
А вечером состоялся торжественный ужин, на который были приглашены все передовики и заслуженные работники городской канализации. И хотя город, как и всю страну охватил экономический кризис, Музыкин позаботился, чтобы на столах было вволю закуски и выпивки.
Николай Сергеевич поднял бокал и сказал короткий тост: «За нас! Чтобы дети не путали шипение ядовитой змеи с шипением отечественного унитаза!»
Все выпили и праздник начался. Работники системы канализации люди простые. Многие свою карьеру с профессии сантехника начинали. Поэтому отбросив в сторону светские приличия, стали вспоминать о курьезных случаях. Один рассказывал, как великий артист перстень с печаткой в унитаз обронил и как именно работник канализации помог найти драгоценность. Другой вспоминал, как музыканты из популярной рок-группы построили на своем дачном участке туалет и по этому поводу решили устроить презентацию. На месте самой презентации лоточники торговали шашлыком и пивом импортного производства, военный оркестр играл бравурные марши. А чтобы заведение долго не пустовало, гости хлестали пиво на скорость и на количество выпитого. Дубасили друг друга надувными дубинками по животам и бегали, бегали обновлять заведение.
Третий рассказывал о диггерах. Четвертый…
К ночи все набрались изрядно. Расцеловались на прощанье и стали расходится по домам. И Николай Сергеевич Музыкин, отпустив служебную машину решил пройтись до своей улицы пешком. Только вот чем он не приглянулся работникам милиции, сказать теперь трудно.
Почти около самого дома остановил его патрульный наряд, и старший группы, оглядев элегантно одетого начальника управления, спрашивает:
— По какому это такому поводу, папаша, вы так набрались и своим видом оскверняете общественное место?
Уж кому-кому, но только Николаю Сергеевичу не надо было напоминать о том, как могут оскверняться общественные места. Но Музыкин сдержался, улыбнулся и даже постарался пошутить:
— Праздник у нас, сынки. Юбилей городской канализации. Сто лет вот уже исправно утилизируем и сплавляем то, что исходит из внутренних органов…
Музыкину даже договорить не дали: скрутили руки и закинули в воронок. Не заслуженно закинули. Ночь он провел в медвытрезвителе.
А на другой день, к обеду вернувшись в управление, разгневанный Николай Сергеевич вызвал секретаршу.
— Я попрошу вас сию же минуту отправить поздравительные телеграммы во все управления внутренних дел города.
— Слушаю вас, — секретарша приготовилась записать текст.
— Искренне поздравляем работников внутренних органов с праздником городской канализации. — продиктовал Николай Сергеевич и не забыл под поздравлением поставить свою фамилию.
Он вовсе не собирался оскорблять работников правопорядка. Своим поздравлением он хотел ещё раз напомнить, что на улице работников системы канализации праздник. Такой же, какой бывает у космонавтов, моряков, строителей. А напомнить нужно было для того, чтобы избежать различных эксцессов, который произошел с ним прошедшей ночью. Ведь за свою долгую жизнь, Николай Сергеевич ни разу не попадал в вытрезвитель…
1997 г.
В гости
Один мужик решил уважить друга детства и приехать к нему в гости. А товарищ писал: «Мишаня, друган, приезжай, наберем какавы, спрыснем нашу встречу, вспомним о былых временах…» И Мишаня, здоровенный мужичина килограммов под сто сорок, решали не обижать старого знакомого. Благо на дворе зима стояла, и в деревне практически делать было нечего.
В пятницу, нагрузив полную сумку салом, купил билет до областного центра и занял свое место в автобусе. А через шесть часов уже стоял на городской площади и озирался по сторонам. Номер дома и квартиры, где жил друг, он отлично помнил, а вот название улицы забыл. Но точно знал, что названа она в честь какого-то летчика-героя. То ли Гастелло, то ли Талалихина, то ли Чкалова…
На глаза попалась рюмочная, и мужик решил зайти: может быть после стаканчика водки правое полушарие головного мозга и вспомнит улицу? Он пропустил сто граммов, потом повторил заказ. Улица не вспоминалась. Тогда он подошел к буфетчице, заказал ещё сто граммов и спросил, знает ли она где находится улица легендарного летчика?
Громова, что ли? — подняла на него глаза буфетчица.
Мужик обрадовался: вот и решение всей проблемы.
— Ну, конечно, Громова. Мне ведь не танкист и не артиллерист нужен, а летчик…
Буфетчица взяла салфетку и нарисовала, как добираться до улицы Громова. Мужик залудил сто граммов, поблагодарил и устремлено зашагал на улицу Громова. Нашел нужный номер дома, поднялся на четвертый этаж и нажал на кнопку звонка. Дверь открыл незнакомый мужчина и сказал, что тот, которого ищет мужик в этой квартире никогда не проживал.
— Как не проживал? — удивился мужик, — Улица летчика, дома такой-то, квартира такая-то…
— В этом квартале пять улиц летчиков-героев, — хозяин квартиры сообразил, что непрошеный гость ошибся в названии улицы, — Талалихина, Мересьева, Кожедуба, Гастелло и Громова. Какая вам нужна?
Мужик пожал плечами:
— Хрен его знает!
— Ну тогда ищи хрен и спрашивай у него, — дверь перед носом мужика захлопнулась.
Он вышел из подъезда и увидел вывеску «Пельменная». Мощный организм требовал подпитки. Он сразу заказал двести и три порции пельменей. Вместо чая купил ещё сто. Волнение отошло на второй план, на первый выступила решительность. Большая ли проблема — обойти четыре улицы и найти дом, в котором живет друг детства.
На Талалихина товарищ не проживал. Зато была обнаружена закусочная. Дабы перевести дух мужик заказал сто пятьдесят и яичко под майонезом.
На Мересьева нужного адресата тоже не оказалось. Зато прямо в универсаме функционировал отдел, где спиртное отпускалось в разлив. Опять сто пятьдесят и бутерброд с печенью трески.
Улицу Кожедуба он прошел из конца в конец несколько раз. Но нужного номера дома на ней вообще не оказалось. Затор был бар, пивбар, диетическая столовая и стопочная. У не проходить же мимо стопочной. А сто пятьдесят приемлемая норма.
Когда он добрался до Гастелло, областной центр утонул в сумерках. И как это часто бывает ни одна табличка с названием улицы и номером дома, не светилась. Но мужик-то точно знал, что именно на Гастелло живет его друг. Ведь это была пятая улица с именем героя-летчика. Четыре он уже обошел.
Пошатываясь, он зашел в магазин, купил литровую бутылку водки и, не выпуская её из руки, упрямо зашагал к товарищу. Битый час отыскивал нужный номер дома. Мороз жалил уши и щеки, забирался под куртку, и мужик, откупорив бутылку, сделал несколько глотков для «сугреву». Наконец, отчаявшись самостоятельно отыскать нужный дом, одернул прохожего:
— Выпить хочешь?
— Нет.
— Тогда скажи, где дом номер сорок.
— Вот, — показал прохожий на дом за железными воротами.
Дверь в подъезд была заперта и мужик, в очередной раз отхлебнув из бутылки, принялся колотить в неё ногами и руками. Наконец, дверь открылась и перед приезжим нарисовалась фигура милиционера.
— Дом номер сорок?
— Так точно.
— Квартира двадцать три?
— Заходи, родной, гостем будешь, — радушно улыбнувшись, сказал милиционер.
Едва державшийся на ногах мужик с початой бутылкой водки в руке, перешагнул порог и тут же рухнул на пол. Несколько стражей порядка с трудом оттащили его в «номер», уложили на топчан, раздели, укрыли чистой простыней и постарались до утра не будить. Когда такое было, чтобы клиенты сами приходили в вытрезвитель.
Утром мужик плакался: надо же пять улиц с именами летчиков обошел. На последней в вытрезвитель угодил, а старого дружка так и не нашел.
— Так их не пять, а шесть, — отдавая паспорт клиенту, сказал дежурный по вытрезвителю.
— На Мересьева был, на Кожедуба был, — стал перечислять мужик.
— Так на Чкалова-то не был?
— На Чкалова не был, — ответил незадачливый посетитель и вышел на улицу.
Напротив вытрезвителя красовалась вывеска «Трактир «У трех фонарей». И он решительно зашагал на улицу Чкалова. В гости…
1999 г.
Промилле
Знакомого милиционера, который сделал для меня очень важную услугу, я пригласил в кафе-бар. Нет, это была не взятка, а скорее благодарность. Мало того, «под шафе» я даже надеялся использовать его в своих целях. И вот когда мы уже сидели за столиком, любовались красивыми девушками и слушали плавную музыку, мой капитан не в меру разболтался и без всякого принуждения поделился со мной служебными секретами. Перед дежурством каждый из стражей порядка должен ознакомиться с памяткой. Так вот, патрульная милиция имеет право забирать людей в вытрезвитель только в средней и сильной степени опьянения. Но как определить, в какой степени опьянения движется тот или иной человек. Одному для отруба и 50 граммов водки хватит, а другой и две бутылки выпив не запьянеет. Поэтому, чтобы милиционер не ошибся есть и специальные толковые таблицы. В них по всем приметам расписано, когда наступает легкая стадия опьянения, когда средняя, а когда тяжелая. Так вот, легкой считается после приема 20–40 граммов чистого алкоголя. Это могут быть две бутылки трехпроцентного пива, полтора-два стакана восемнадцатиградусного портвейна типа «Чашма» или «Кавказ» или же 50–100 миллиграммов водочки или коньячка. Средняя равна 50–100 граммам чистого алкоголя. Это уже две бутылки «Чашмы» по 0,7 или полбутылки водяры. Тут уж работнику милиции определить степень опьянения не сложно: если у поддавшего глаза блестят и при этом он движется по улице вальяжной походкой, а при обращении о предъявлении документов, начинает шутить, показывая, что является более остроумным чем патрульный, то ему автоматически налагается средняя степень. А про сильную степень и говорить не стоит: здесь от работника милиции требуется лишь недюжинная сила, дабы поднять с асфальта и перенести в машину почти мертвое тело. Хорошо еще, если оно сухое, ничего не разбрызгивает по дороге и не лягается.
Сколько мы выпили водки в минуты откровения, подсчитать трудно. Правда, была хорошая закуска и мы все ещё считали себя трезвыми. А мой знакомый не остановился на первом откровении и пожелал выдать ещё один секрет. Оказывается есть и смертельная доза алкоголя для человека — 5 промилле. Честно сказать, что означает «промилле» и чему оно равняется, я до сих пор не знаю. Убедился только в том, что эти самые пять для русского человека, как удар ладошкой по голой заднице. Когда одного моего очень хорошего друга остановили на дорожном посту и замерили его степень опьянения у него было 9 промилле. Значит, четырьмя промилле ранее он должен быть уже на том свете. Но он не только не умер, а умудрялся управлять автомобилем.
Рассказ оказался «в руку». Как сон. Мы пропили все мои деньги и возвращаться домой вынуждены были на метро. Несколько патрульных с удивительной точностью определили последнюю степень нашего опьянения. Мой знакомый мент ни то чтобы заступиться, — сказать ничего не мог, потому что безнадежно висел у меня на руке. Боже мой! Нас доставили туда, куда следует, попросили раздеться и сделали контрольный замер. У меня оказалось 7 промилле! Семь! А у моего товарища — 12. Всего лишь. Да мне вообще бы не было до него никакого дела, если бы не его удостоверение. Оно к месту выпало из кармана, когда с него снимали рубаху.
И транспорт тут же нашелся…
1999 г.
Защитничек нашелся…
Младший брат к старшему в гости пришел. Давно не виделись. Впрочем, не виделись бы ещё столько же, да крайняя необходимость привела на огонек. Ночью жена младшего с курорта возвращалась, а Курский вокзал находился в двух шагах от дома, в котором жил старшой. На курорте, как рассказывала жена по телефону — жарища, а в Москве уже белые мухи закружились. Вот и попросила супруга поднести к поезду пальтишко да шапочку. Да и надежнее глубокой ночью добираться до дома в сопровождении мужа.
Старший брат, несказанно радуясь дорогому гостю, бутылку на стол поставил. Младший из кармана тоже такую же достал. Решили малость посидеть, о былом вспомнить — когда ещё случай представится?
Двух оказалось мало. Сходили за третьей и четвертой. А часам к девяти старшой младшего спать уложил — отдохни, протрезвей, чтобы перед женой молодцом предстать. А в два часа ночи, как и обещал, поднял братана, всучил в руки пакет с пальто и шапкой и выставил за дверь — иди встречай свою ненаглядную. А как встретишь — сразу сюда.
Младший с пакетом под мышкой вышел на улицу, поежился от промозглого ветра и направился в сторону Курского. Только дойти до вокзала не успел. Он, одинокий пешеход с поклажей, вызвал подозрение у милицейского патруля. Канарейка затормозила рядом, из машины вышел бравый сержант и попросил предъявить ночного гуляку документы.
— Не взял я, к сожалению, документы, — разбавляя морозный воздух парами перегара, ответил встречающий.
— А в пакете, что несешь? — спросил страж порядка.
— Шапчонку да пальтишко.
— А ну покажь!
Патруль взглянул на вещички — женские. Да и лицо припозднившегося пешехода милиционерам не понравилось. Не бритое, помытое, испускающее во все стороны такое амбре, что хоть соленый огурец хватай.
— Для установления личности вам, гражданин хороший, придется в отделение проехать.
— Да я же жену не успею встретить! Вещи-то её, а поезд с юга через сорок минут должен прибыть! — возмутился хороший гражданин.
Доказывать что-либо милиции, особенно в ночное время, труд напрасный. Пакет и встречающего запихали в воронок и отвезли в отделение. Дежурный, бросив взгляд на задержанного, спросил:
— Чем докажешь, что ты тот, за кого себя выдаешь?
— Брату позвоните. Вот телефон.
Капитан набрал номер, включил телефон в режим громкоговорящей связи. На другом конце провода трубку подняли.
— Это гражданин Смирнов?
— Да, а чем обязан? — заполнил дежурку голос старшего брата.
— Это из отделения милиция вас беспокоят. У вас брат есть?
— Конечно.
— А где он в данный момент находится?
После нескольких секунд молчания, бодрый голос старшего брата произнес:
— Спит в кровати, где же ему ещё в такое время быть!
Дежурный положил трубку и с угрозой посмотрел на задержанного:
— Ну, а теперь быстренько колись — с кого снял пальто и шапку? Аль какую квартирку подломил?
Младший в ужасе за голову схватился:
— Да старшой с похмелья-то, видимо, совсем забыл, как сам меня разбудил и отправил встречать жену. Звоните ему ещё раз.
Позвонили. Брат снова поднял трубку и уже со злобой в голосе ответил дежурному, что не позволит марать честное имя младшего братишки, который в данное время продолжает крепко почивать в смежной комнате.
Пакет с верхней одеждой изъяли, а задержанного засунули в обезьянник. Мол, дождемся утра, которое мудренее, а там и выясним по предполагаемому месту жительства — откуда и кто такой?
И в самом деле, к десяти утра на задержанного имелась полная информации. Художник, заслуженный деятель искусств, лауреат государственных премий, проживает по указанному адресу, имеет жену, сына и брата.
Что делать? Да ничего — отдали пакет и нехотя принесли извинения. Бывает…
Младший, понимая, что в десять утра искать жену на вокзале уже бесполезно, помчался к старшему брату. Тот открывает дверь с довольной миной, палец к губам прикладывает:
— Тише, не ори. Твоя в комнате отдохнуть прилегла. А ты знаешь, братуха, тебя-то всю ночь милиция разыскивала. Ты что натворил-то? Звонили из отделения спрашивали, где ваш брат? Только я тебя не выдал, защищал как мог. Отвечал, где же ему ещё быть? Вон — в комнате спит. Так ты успокойся и расскажи, где был, почему жену не встретил, и по какому поводу тебя менты искали-то?..
2000 г.
Верхолазы
Первого января мы гуляли с Мишкой, Левой и Пашкой. А к вечеру нас забрали в милицию. Правда, быстренько разобрались, что по чем и отпустили. А беда началось с того, что в Пашкином чемоданчике мы обнаружили четыре красных шубы — торжественное одеяние Деда Мороза. Пашка — актер. Еще позавчера он взял из театральной реквизиторской дедморозовское одеяние. Себе и своим товарищам по актерскому цеху. С завтрашнего дня они должны проводить праздничные елки. Главный костюмер слезно просил Пашку войти в его положение, не тревожить в новогодние дни и умолил взять все четыре комплекта сразу, чтобы потом он их раздал остальным актерам. Пашка — душа человек.
Мы выпили две бутылки водки на четверых. Вот тогда и попался Леве под руку Пашкин чемодан с шубами. Решили напялить их на себя и сходить в соседний подъезд, чтобы поздравить Димку Расторгуева с новым 2000 годом. Вот удивиться! Откроет дверь, а перед ним сразу четыре Деда Мороза. Пашка не возражал. Он ведь — душа человек.
Лучше бы мне никогда не видеть реквизиторскую дедморозовскую шубу. Никакая это вовсе не шуба, а самый настоящий плащ, если не вовсе платье из лавсана. С горя я выпил стопку водки и высказал свою обиду Пашке. О том, что они, Деды Морозы-самозванцы дурят нашего брата. Пашка тоже обиделся: мол, попробуй-ка отработай хотя бы сеанс и попляши в настоящем постовом тулупе полтора часа? Да ладно бы на улице, а то в зале! Дело чуть было не дошло до рукоприкладства. Но нас развели в разные стороны. А потом мы надели бутафорские шубы, водрузили на головы такие же шапки с картонной подкладкой и покинули квартиру. Поздравлять.
От Димки мы направились к Витьку. Он в соседнем доме живет. Сразу за нашим. От Витька, уже изрядно выпивши и путаясь в полах атласных шуб, перешли дорогу и устремились на другую улицу к Наташке с Матвеем. Им тоже не мешало показаться в таком наряде и поздравить с тремя нулями на календаре. К обеду вернулись ко мне домой, поднялись на второй этаж и обнаружили одну, казалось бы, несущественную странность. Связка с ключами от квартиры осталась в моей настоящей шубе — дубленке германского производства. Дверь у меня, естественно, сейфовая, замки по последнему образцу. Ехать к мамаше за вторым комплектом ключей на другой конец города в таком легком бутафорском одеянии — предел легкомыслия.
Мы вышли на улицу, грустно посмотрели на окна, за которыми было тепло и уютно, а в холодильнике находилось лекарство от уныния. Мне показалось, что форточка на комнатном окне была открыта.
— Ну что, выполним пирамидку? — спросил я, показывая на приоткрытую форточку.
Все согласились, но пирамидка из четырех, старших на плечи друг другу Дедом Морозов не получалась. Зато Лева, светлая голова, вспомнил, что на школьном дворе есть длинная лестница. И мы помчались на школьный двор.
Через четверть часа лестница была успешно приставлена к подоконнику, и мы гуськом стали подниматься к теплоту и свету. Я даже к форточке не успел притронуться, как внизу заскрипел снег под колесами «канарейки» и несколько ментов профессионально сбросили нас лестницы и также профессионально засунули в кабину. Только в отделении и разобрались, что лезли мы не в чужую, а в свою картину. «В таких случаях нужно службу спасения вызывать», — посоветовал на прощанье дежурный капитан. Обратно отвозить нас, естественно, никто не собирался. «Канарейка» упорхнула на какое-то ответственное задание. И мы, Деды Морозы, наперегонки понеслись к моему дому. Благо лестница все ещё стояла под окном. Преодолев беговую дистанцию и препятствие в виде второго этажа — долго же мы согревались…
2000 г.
Изыди, сатана!
Совсем ещё «зеленому» оперу Вадику Ежикову в морг нужно было наведаться. Конечно, не по собственному желанию, а по делам служебным. Одна бандитская группировка «наехала» на другую, произошла перестрелка, и один из боевиков был убит прямым попаданием. Бандит-то он бандит, но требовалось провести опознание.
Ежиков положил в карман фотографию представившегося преступника, заложил в кобуру под мышку пистолет и посмотрел на заместителя начальника отдела.
— Ну, я пошел на опознание?
— Ага, иди! — не выходя из размышлений, ответил заместитель начальника. Но когда Ежиков взялся за ручку двери, старший товарищ резко остановил его, — Слушай, Ежиков, а ты противогаз взял?
— Противогаз? Зачем?
— Как зачем? Ты же и минуты в морге пробыть не сможешь. Там такие ароматы! Короче, без противогаза никак не обойтись. Задохнешься с непривычки.
И как это Ежиков сам об этом не догадался? В криминальном морге трупы месяцами хранятся, дожидаясь пока их кто-нибудь из родных или родственников опознает и заберет. А в городе регулярные перебои с электричеством. Значит, «жмурики» могут разлагаться…
Ежиков молча открыл шкаф, взял сумку с противогазом и положил её в дипломат.
— За подсказку с тебя пол-литра, — улыбнувшись, пошутил начальник.
Уже в «предбаннике» морга Ежиков почувствовал тяжелый запах и надел лицевое защитное средство. Открыл дверь, вошел и сразу завертел головой в обе стороны, надеясь увидеть работников траурного заведения. Ни-ко-го.
Откуда было знать следователю Ежикову, что оба дежурных сотрудника заведения, выкушав литровую банку крепчайшего самогона, решили передохнуть. Один занял топчан в служебном кабинете. Другой примостился на свободном столе, предназначенном для усопших. А чтобы не тревожили назойливые мухи, накрылся с головой простынкой.
Ежиков прошел между столов с трупами и, не обнаружив в помещении никаких признаков жизни, решил приступить к непосредственной работе. Трудно что ли заглянуть под простыню, да сличить лицо жмурика с физиономией преступника на фотографии?
Он передвигался от стола к столу, приподнимал край простыни и, придерживая трубку с углевым очистительным бочком, через стекла противогаза внимательно вглядывался в мертвецов. Так и дошел до стола с сотрудником печального заведения. Поднял угол простыни, ну а тот в это время свои ясные очи открыл. Увидел чудовище с трубой вместо носа, замигал не протрезвевшими глазами, а не перекреститься, не сказать от страха ничего не может.
Тут и Ежиков видит, что труп стал корежиться и глазками моргать, да как броситься в сторону выхода. Только у двери и вспомнил, что под мышкой у него номерной пистолет. Выхватил его, но ума хватило не стрелять. А «труп» уже носился по моргу, размахивал руками и орал во все горло, что-то насчет сатаны.
Так и не справившись с заданием, Ежиков примчался в управление и рассказал о своих похождениях заместителю начальника. Хлопнули они для храбрости поллитровку и уже вместе направились в злополучный морг. Перед входом Ежиков испариной покрылся, а напарник только улыбается: не робей, мол, салага…
Зашли в морг, их встретили два дежурных санитара.
— Вам чего здесь надо, ребятки?
— Мы из милиции, — сказали следователи и предъявили удостоверения.
— А! Все-таки приехали! — по всему было видно, что работники морга, от которых перегаром несло так, будто они работали не в морге, а в вытрезвителе, очень обрадовались.
— А вы что, вызывали?
— Санитары недоуменно переглянулись. Один стал рассказывать:
— Ну, конечно. Раз пять по 02 звонили. Объясняли, что в морге какой-то сатана завелся.
— Это сначала мы про сатану говорили, а потом предложили версию об инопланетянах.
— Ну да, так и было. Только дежурный в милиции нас каждый раз по матушке. Даже обещал на пятнадцать суток посадить за хулиганство.
— Да не сатана это был и не марсианин, а наш сотрудник, — расхохотался заместитель начальника, — Он в противогазе пришел, чтобы не угореть от трупного запаха.
Ежиков посмотрел на свои часы с календарем. Было без четверти десять. Вечера. Заканчивался день 1 апреля…
2000 г.
Новые приключения итальянцев в России
Какого черта понадобилось Марчело Фабио и его сестре Франческе получать высшее образование в России, одному черту известно. Но Марчело, как все итальянцы был горяч и упрям, да и сестричка ему под стать. К тому же оба хотели приобрести чисто русские специальности. Марчело — профессию инженера-нефтяника (где у них там на Апеннинском полуострове нефть добывают?) А Франческа сдала документы в хореографическое училище. Стало быть, балериной решила заделаться. Понимала, что лучше чем в России балету не обучат.
Первый семестр начался с того, что Марчело сначала угодил в вытрезвитель, а затем автоматически получил десять суток за то, что откушав русской водки, спутал лифт с платной туалетной кабинкой. То был единственный лифт в районе, который в качестве эксперимента оснастили специальными датчиками, чутко реагирующими на запах аммиака. Студенты, возвращаясь из пивного бара в общежитие, обходили лифт десятой дорогой. А вот Марчело попался. Когда он пытался сделать свое мокрое дело, датчик сработал и двери лифта наглухо закрылись. Неопытный итальянец оказался в ловушке, в которой и просидел, ожидая прибытия лифтера с сотрудниками милиции.
Франческа даже не могла посочувствовать скверному положению, в котором оказался брат, потому как пребывала в не менее скверном состоянии. Дело в том, что когда Марчело знакомился с соседями по нарам, его сестра была представлена комендантом общежития соседке по комнате Верке Сидоровой. Верка приехала из Рязани тоже заниматься балетом. Но понятия о выполнении домашнего задания у россиянки и итальянки были совершенно разные. Вместо того, чтобы до десятого пота отрабатывать упражнения в танцевальном зале, Верка каждую ночь приводила в комнату нового жениха и до утра потела с очередным любовником в скрипучей кровати. Франческа с головой накрывшись одеялом вызывающе вздыхала, но разве могли слышать её вздохи те, кто не желал скрываться под одеялом и к тому же вызывающе кричали и стонали? Никакие жалобы не действовали на Верку. Она, молодая и здоровая, не хотела себе отказывать ни в чем: ни в любви, ни в удовольствиях. Сигаретные бычки она тушила в кастрюльке, в которой Франческа подогревала себе утреннее молоко, выстиранные лифчики и трусики сушила на люстре и вдобавок, как самая настоящая итальянка, обожала пиццу и макароны с сыром, которые и заимствовала из тумбочки у соседке по комнате.
Через два месяца Марчело вновь попал в вытрезвитель. Он отказывался верить, что в такую ноябрьскую холодину можно промчаться верхом на метле пусть даже ночью из одного конца проспекта в другой. Без одежды, в чем мать родила. Но его сокурсник, родом из Тюмени, уверял, что готов это продемонстрировать за триста баксов. Ударили по рукам. Сокурсник разделся, подмял под себя метлу и умчался в ночь. А Марчело подобрал ночной отряд милиции. Когда итальянец стал объяснять, какого черта во втором часу ночи он делает на проспекте, ему дружно поставили диагноз — белая горячка.
И у Франчески не обошлось без неприятностей. Очередной Веркин ухажер устроил ей сцену ревности прямо в комнате. Франческа зажавшись в угол смотрела, как по комнате летали кастрюли, бутылки, конспекты и учебники, как истерично визжала Верка, как ревнивец кухонным ножом вспарывал матрацы и подушки…
Продолжить образование брат и сестра решили в Италии. Несостоявшиеся нефтяник и балерина мирно сидели в зале ожидания аэровокзала, тянули из пластиковых стаканчиков кьянти, пока кому-то из других пассажиров не пришла в голову мысль включить телевизор. Это был черно-белый «Рекорд». Транслировался матч между «Интером» и «Спартаком». И Марчело вдруг разнервничался, потому что угадать, кто из игроков в данный момент владеет мячом не мог. Все футболисты были в одежде серого цвета. Он жестикулировал плечами и что-то кричал, пытаясь объяснить подоспевшему администратору, что телевизор не иначе как сломан — цвет не показывает…
2000 г.
Вот так встреча!
У Пряниковых гуляли. Так сказать в семейном кругу, но на широкую ногу. Помимо всяких салатов была и икорка, и балычок, и сервелат. Пряникова-мама для сына постаралась. Потому как двадцать пять лет бывает только один раз в жизни. Пряников-папа подливал своему наследнику фирменную водочку и провозглашал короткие заздравные тосты. Пряников-младший с каждой выпитой рюмкой все больше краснел и поглядывал на часы — в девять вечера у него было «забито» свидание. А Пряникова-мама с любовью смотрела на сына и подкладывала в его тарелку телячьи котлетки.
— Все! — С тоской поглядев на две полнехонькие бутылки водки, сказал Пряников-младший и постучал пальцем по стеклышку часов, — Мне пора. А вы тут без меня гуляйте.
— Мы тебе на утро остограммиться оставим, — сказал Пряников-старший, заметив жадный взгляд сына.
— Обязательно оставим, — без тени сомнения подтвердила Пряникова-мама и убрала одну бутылку со стола.
— Похмелится? Это хорошо! Голова болеть не будет. — одобрительно улыбнулся Пряников-младший и ушел на свидание.
А Пряниковы старшие запели песню. Ту самую, под которую любили вальсировать в молодости. Долго пели, пока водка в двух бутылках не закончилась.
Мама с осуждением посмотрела папе в глаза: как же так, мы ведь обещали сыну оставить похмелиться…
— Пряников-старший накинул на плечи пиджак:
— Действительно, непорядок. Я в коммерческую палатку мушкой слетаю и прикуплю на утро.
Пряникова-старшего не было уже более часа, и Пряникова-мама решила выйти на улицу: уж не случилось ли что? С трудом спустилась с четвертого этажа, присела на лавочку около подъезда…
…Пряников-младший открыл глаза и увидел спящего отца. Родитель был накрыт белой простынею и храпел сильнее приземляющегося реактивного лайнера. На потолке тускло горела лампочка, освещая стены темно-зеленого цвета. Пряников-младший снова закрыл глаза, подумав, что ему приснился какой-то странный сон. Но «реактивный лайнер» включил форсаж и гремел пуще прежнего. Сынок высунул руку из-под простыни и, дотянувшись до лица батьки, прикрыл ему рот ладонью. Пряников-старший тут же открыл бесцветные глаза.
— Вот так встреча! — удивился он, увидев сына.
— А где мы, батя?
— Как где? В вытрезвителе. Помню, что меня около коммерческого киоска сцапали. Денег-то у меня уже не было, а вот две бутылки водки изъяли. Из одной я несколько глотков успел сделать, а другая — целехонькая. Как ты думаешь, отдадут?
— Не знаю.
Пряников-старший вдруг нахмурил брови:
— Слушай, а ты-то как сюда попал?
— Не помню, — облизал пересохшие губы сын и сбросил ноги с топчана. С Иркой встретились, шампанского выпили. А потом — ничего не помню.
Пряников-старший тоже оторвал голову от подушки и сел.
— Мать, наверное, волнуется!
— Наверное.
— Небось все морги и больницы обзвонила! Как так: ни отца ни сына?
— Да-а-а.
Лязгнул засов, двери в «спальню» открылись.
— Пряниковы, на выход!
Нераспечатанную бутылку водки, как ни странно, вернули. А початой след простыл. Вышли, поддерживая друг друга из заведения. Майское солнышко слепило глаза. В скверике надрывался соловей. Поллитра грела сердца и жизнь казалась немалозначной.
— А вон и наша мать нас встречает! — чуть ли не подпрыгнул от радости Пряников-старший, увидев во дворике вытрезвителя свою супругу, — Надо же какая молодец! Вычислила, где мы с тобой ночевали и пришла встретить.
Пряникова стояла к ним спиной. Мужики бодро зашагали в направлении женщины. Мамаша от неожиданности вздрогнула, когда муж и сын взяли её под руки с двух сторон и… ни с того ни с сего разревелась.
Ну будет, будет, — похлопал её по плечу Пряников-старший. — Ничего с нами без тебя не случилось. Руки, ноги целы, только вот в головах непорядок. Но это дело быстропоправимое. Правда?
Пряникова зарыдала ещё громче.
— Ой спасибо!
— За что, маманя? — не понял Пряников-младший.
— Как за что? Меня разыскали и пришли встретить.
— А разве не ты нас разыскала? — почти в один голос спросили дивленные мужики.
— Я? — она ошалело переводила взгляд с мужа на сына, — А вы, что тоже здесь ночевали?
После недолгой паузы, Пряников младший улыбнулся:
— Ну куда же мы без тебя денемся! Айда-ка в скверик. К соловьям…
2000 г.
На симпозиуме
Два российских профессора, два доктора наук, и тот и другой светило в научном мире, встретились на очередном международном симпозиуме. На этот раз научный мир решил высказать свое «фе» промышленникам, которые палец о палец не желали ударить, дабы решить проблему очистных сооружений, а значит и проблему сохранения морской фауны и флоры. Но в общем, с того самого момента, когда взгляды двух профессоров встретились в вестибюле гостиницы, сохранение флоры и фауны стал не самым главным вопросом, ради которого они приехали в курортный приморский городок из разных областей России. Между прочим, один был доктором технических наук и представлял клан провинившихся промышленников, а другой — доктором биологических, находился по другую сторону баррикады и защищал как раз интересы морских животных и растений.
— Уважаемый! — обратился биолог к технарю, поправив на носу очки в золотой оправе, — Мы с вами раньше нигде не встречались? На коллоквиуме, симпозиуме?
— На этих мероприятиях — исключено, — поковыряв пальчиком блестящее темечко, ответил технарь, — Между прочим, у меня тоже имеется ощущение, что мы когда-то были тесно знакомы. Вы случайно в Снежинске не были?
— Нет, в Снежинске никогда не был. А не в канадском Веллингтоне ли мы с вами познакомились?
— Увы, я до сих пор не выездной.
— Значит, мне показалось.
— Нам показалось. — Поправил профессор-технарь.
На другой день профессор-биолог на протяжении двух часов в пух и прах разносил промышленность в лице доктора технических наук, который мирно дремал в своем кресле.
В ресторане они оказались за одним столом.
— Ловко вы меня прикладывали, — похвалил технарь.
— А мне показалось, что вы спали. — Аккуратно снял губами с вилки помидорчик биолог.
— Стоп! Да, мне кажется, что мы вместе с вами где-то провели целую ночь.
— И мне так кажется. Хотя я вовсе не голубой. Я вы случайно не останавливались в столице в гостинице «Россия»? Я всегда только в ней останавливаюсь.
— Увы! А мне бронируют номер в отеле «Москва».
— Опять мимо! — казалось даже с сожалением ответил биолог.
— Да, наверное это было в другой жизни, — улыбнулся технарь.
На следующий день трибуну два часа занимал технарь и смысл его выступления свелся к тому, что все специалисты в области морской флоры и фауны вообще зря поедают хлеб. За несколько последних десятилетий не выведено ни одного вида морских животных, способных приспосабливаться в новой окружающей среде. Словом, отстают от технического прогресса по всем статьям.
После обеда участников симпозиума усадили в автобус и повезли на экскурсию. Технарь оказался рядом с биологом.
— А вы в каком городе учились? — вернулся биолог к теме интересующих обоих.
— В Питере. Тогда он Ленинградом назывался.
Биолог аж подпрыгнул на своем кресле, будто укололся о вырвавшуюся наружу пружину.
— И я в Питере! В университете.
— А я в политехническом.
— Значит…
— Ничего не значит. Вузы в разных концах города. Связи между биологическим и техническим факультетами никакой. Мы не могли с вами быть тесно знакомы. Если только вы не участвовали в легкоатлетических соревнованиях в городской универсиаде.
— Нет, я в туристическом обществе возглавлял группу натуралистов.
Оба вздохнули. Оба были на сто процентов уверены, что видели друг друга. И была это вовсе не мимолетная случайная встреча.
— Ленинград, Ленинградище! — с тоской в голосе сказал технарь, — Город молодости и воспоминаний. Получив дипломы, мы всю ночь гуляли по Невскому. Шумели, веселились.
— И мы по Невскому, — улыбнулся светило биологической науки. Это было 26 июля 1983 года.
— Да, — не выходя из сладостной задумчивости, ответил технарь. — Это было 26 июля 1983 года. В этот день я должен был уезжать в Свердловск, мусту распределения. Но поездку пришлось отложить.
— А я должен был встретиться со своей будущей женой. И не встретился. — Биолог заговорщицки захихикал, — Хотите скажу почему?
— Ну?
— Меня забрали в вытрезвитель.
— Вспомнил! Я все вспомнил! На весь салон заорал технарь, и водитель резко затормозил, — Мы с вами ночевали в вытрезвителе. На Васильевском острове.
— Так это вы отказались выполнить просьбу милиционера и присесть тридцать раз!
— Я! А вы, наоборот, приседали.
— Потому что хотел показать, что вовсе не пьян и что с координацией у меня все нормально.
— И я отказался приседать, потому что хотел доказать, что нисколько не пьян. Разве трезвый человек станет выполнять дурные команды?
— Но вас все равно раздели и положили спать.
— Будто бы вас тут же выпустили! — съязвил технарь.
Биолог откинулся на спинку сиденья и засмеялся:
— А я-то три дня все думаю: ну где я вас мог видеть?
— А все так прозаично оказалось. Надо бы это дело вспрыснуть!
— Я не возражаю.
— Ну надо же какая встреча!
Когда туристический автобус прибыл к высоченному утесу, с которого скидывал свои воды минеральный ключ, от группы ученых отделись два человека и устремились к зданию близлежащего ресторанчика. А через час водитель автобуса громко посигналил на всю округу и не стал ожидать зазевавшихся туристов. Впрочем, опоздавших было лишь двое. Оба профессора, доктора наук, оба — светила с мировыми именами.
Поздно вечером они кое-как спустились по ступенькам из ресторанчика, вышли на дорогу и проголосовали. Первая же машина остановилась. Это была патрульная служба местного вытрезвителя…
2000 г.
Бюро находок
Памяти Антона Синюхина мог бы позавидовать любой математик. Не память, а компьютерная база данных! Поэтому Антон Синюхин с подробностями и в деталях помнит, что, где и сколько они вчера с Митричем пили. Вот только куда девался Митрич? Все время был рядом, по правую руку Синюхина (Антон правша. Ею, правой, крепкой, и держал Митрича, дабы он не опустился как обезьяна на четыре точки), а затем, в какой-то момент исчез. Куда?
Память у Синюхина покрепче библиотечной картотеки. Значит так. Миновав заводскую проходную, они направились в дом-кухню. Там на первом этаже родная закусочная, где разливают в стаканчики. Опрокинули по двести беленькой, рассчитались и заспешили в гастроном. Надо было успеть до закрытия. Какой бы родной закусочная не была, а водка в разлив всегда в этой точке продавалась с существенной наценкой.
В гастроном они влетели ровно без четверти восемь. Вечера, конечно. «Столичную» покупали. В одном полулитровом экземпляре. За магазином, на ступеньках, её и выпили. Зачем же с ней к дому переться, если по пути имеется ещё неограниченное количество рознично — разливных точек, где каждый раз здоровье можно поправлять, а настроение улучшать.
Синюхин нисколько не сомневался, что после «Столичной» они выпили по бутылке сухонького. Это было на автобусной остановке. А когда вышли около метро «Электрозаводская» — во рту очень сухо было. Митрич и предложил по пивку рвануть.
«Жигулевское» показалось не совсем свежим. Чтобы добавить крепости, пришлось купить в коммерческом киоске чекушку «Русской». Разбавили в меру, как положено. Вот с того момента Митрич и оказался от Синюхина по правую руку.
Четко чеканя шаг — Митрич к этому моменту настроился — вошли в метро, без проблем миновали старуху-контролершу, дежурного мента и запрыгнули на эскалатор. Митрич по дороге вниз сидел на ступеньке. Вышли к поездам Митрич все ещё держался молодцом с правой стороны. А когда Синюхин проснулся на Щелковской — Митрича ни справа ни слева уже не было. Дела!
Друга в беде может оставить только отпетый подлец. Синюхин подлецом себя никогда не считал. Еще раз собрался с мыслями, просчитал все ходы от заводской проходной до входа в метро и решил вернуться на «Электрозаводскую». К этому моменту он себя уже считал совершенно трезвым.
На «Электрозаводской» подрулил к толстой тетке в черном форменном костюме и в красной шапочке.
— Извините, сказал, — вот полчаса назад где-то здесь товарища потерял. Где теперь его искать?
У красной шапочки вздрогнули ноздри, как у беговой лошади, она смерила Синюхина натренированным взглядом и презрительно ответила:
— Разве что в бюро находок.
— Извините, — показывая в себе человека интеллигентного и мысленно упрекая себя за недогадливость, снова обратился Синюхин к работнице метрополитена, — А где находится это бюро находок?
Тетка хохотнула:
— Наше — на Комсомольской. А на верху — в каждом районе.
Синюхин поехал на Комсомольскую. Отыскал дверь с табличкой «Бюро находок», негромко постучал и вошел.
— Вам чего, гражданин? Зонтик потеряли или ещё что?
— Какой зонтик! — отчаянно махнул рукой Синюхин, — Я друга потерял. Бригадира.
Женщина бальзаковского возраста в недоумении поджала губы:
— Ну и что вы хотите?
— Как что? Хотел бы у вас узнать — Митрич не находился?
— Митрич — это ваш друг значит?
— Да. Полозков Иван Дмитриевич.
— Бригадир вдобавок…
— Он самый.
— В метро потерялся, бедный.
— По-моему на «Электрозаводской».
— Так вам, милый, его не здесь надо искать, а в вытрезвителе.
— В каком вытрезвителе? Мне красная шапочка, то есть ваша работница, посоветовала сюда обратиться.
Работница «бюро находок» грустно улыбнулась:
— Бедные, где же вы все так набираетесь! Как вас только жены терпят!
— Ну вот что! — осерчал Синюхин, — Про жен мы как-нибудь в другой раз поговорим. А сейчас вы мне прямо скажите: поступал к вам Митрич или не поступал? В сером пиджаке, рубаха в синюю клетку…
Женщина, о чем-то раздумывая, несколько секунд с печалью смотрела в глаза Синюхину. Потом угрожающе прошипела:
— Вот ведь сейчас вызову милицию, а через полчаса уже будешь рядом со своим бригадиром.
— Где он?
— Ну что вызывать?
— Я без Митрича отсюда никуда не уйду.
Синюхин что было силы хряснул рабочим кулаком по барьеру, за которым находилась женщина бальзаковского возраста.
— Хам! — вздохнула женщина и придвинула к себе телефонный аппарат, Алле, дежурный…
Митрич, мирно посапывая, в одних трусах занимал крайний топчан в углу суточно-принудительного профилактория. Синюхин поднял с полу упавшую простынь и заботливо накрыл волосатое тело. Затем, растолкав на соседней лежанке какого-то мужика с недельной щетиной на лице, посоветовал ему найти другое место. Подложил руки под голову, лег на спину, остановил взгляд на тусклом свете лампочки и, засыпая подумал: «Вот тебе, Митрич, и бюро находок…»
2000 г.