Останься Столыпин жив, революции в России не было бы – В Мисхоре в Крыму – Эмир Бухарский – Генерал-фельдмаршал Милютин – Авиационная школа в Севастополе – Экзамены в лицее, завтраки в полку
Живя в Павловске, я часто бывал у Васильковского на одной из Матросских улиц, на которой он жил со своей женой, тестем Губовичем и свояченицей. Васильковский дал мне мысль поехать в Крым, на виноградное лечение. Перед нашим отъездом произошло убийство в Киеве председателя Совета Министров П.А. Столыпина. Смерть Столыпина была громадной потерей для России. Останься он жив, не было бы, по всей вероятности, революции. Потому-то и убили его революционеры, что он вел Россию по пути процветания. В Екатерининском соборе, в Царском Селе, была отслужена торжественная панихида, на которой я присутствовал. Было очень много народа, и священник сказал трогательное слово.
Итак, я поехал с Васильковским в Мисхор, в пансион, где мы наняли несколько комнат. Предварительно я отправил в Севастополь свой автомобиль. Как приятно подъезжать к Севастополю после двух ночей, проведенных в поезде, когда показывается Черное море и светит южное солнце. На душе становится так легко и весело.
В прежнее время, когда мы ездили в Крым под началом полковника Бородина, мы из Севастополя отправлялись в Ливадию на лошадях и приезжали вечером, в темноте, очень усталые. Но теперь, благодаря автомобилю, мы часа через три были уже на месте. Большое удовольствие во время пути очутиться у Байдарских ворот, откуда совершенно неожиданно открывается чудный вид на море.
Император Александр II, уезжая из Крыма осенью 1880 года, завтракал у Байдарских ворот с княгиней Юрьевской, на которой только что женился. Он в последний раз в своей жизни любовался дивным видом. Через полгода он был убит революционерами.
Когда мы приехали с Васильковским в Мисхор, государь был в Ливадии, поэтому на следующий день я поехал явиться. Государь жил в только что выстроенном новом Ливадийском дворце.
Он встретил меня очень ласково: “Какой сюрприз!” – сказал он. Я никогда, ни до, ни после, не видел государя в таком хорошем настроении. Государь принял меня в своем большом новом кабинете с балконом, очень светлом и с видом на море. Большой письменный стол стоял посреди комнаты. Государь вышел со мной на балкон и показал мне, какой с него открывается чудный вид.
Новый Ливадийский дворец был довольно красивый и очень светлый; к сожалению, он был некрасиво меблирован.
Мне было приятно снова побывать в Ливадии, в которой я провел два учебных года, и увидеть знакомые места. В общем, все оставалось по-старому, кроме нового дворца, который Ливадию только украсил. Управляющий имением был тот же, генерал Янов, и сторож у ворот, со стороны Ореанды, с большой рыжей бородой, был тот же, который был и при нас.
Мисхор находится рядом с Алупкой, которую я так люблю. Конечно, я снова осматривал Алупкинский дворец, и показывал его все тот же пожилой татарин, у которого были часы с портретом великого князя Николая Николаевича Старшего. Мы с Васильковскими очень часто гуляли по дивному Алупкинскому парку, и я от души наслаждался. Погода стояла чудесная.
Мы ездили с визитом к княгине Зинаиде Николаевне Юсуповой, в тот самый дом, в котором Татиана была объявлена невестой князя Багратиона.
Мы как-то обедали у Юсуповых. Они жили по-царски. За стулом княгини стоял расшитый золотом татарин и менял ей блюда. Мне помнится, что стол был очень красиво накрыт и что были очень красивые тарелки датского фарфора. В столовой было большое зеркальное окно с прекрасным видом на Ай-Петри.
После обеда мужчины сели играть в бридж, а я остался разговаривать с княгиней и другими дамами. Я томился, потому что все темы быстро были исчерпаны.
В это время в Ялте жил эмир Бухарский, который ходил в халате с генеральскими эполетами и свитскими аксельбантами. Я поехал к нему с визитом на его собственную дачу, посидел у него и пригласил его к себе в Мисхор. В условленный день я послал за эмиром автомобиль и для торжественности посадил рядом с шофером моего камердинера Рымаря. Эмир приехал со своим доктором, худым стариком, и с состоявшим при нем офицером. Последний произвел на меня отвратительное впечатление. Не помню, чем я угощал эмира, полагалось его угощать “дастарханом”. Мои камердинер и шофер получили от эмира медали и были очень этим довольны.
В Симеизе, вблизи Мисхора, жил престарелый генерал-фельдмаршал граф Милютин, пробывший военным министром в течение почти всего царствования императора Александра II. Мне очень хотелось с ним познакомиться. Я написал ему письмо, прося его меня принять. В назначенный день мы с Васильковским явились к графу Милютину. Ему было девяносто с лишком лет, но он был еще бодр и, к моему большому смущению, сам пододвинул мне кресло. Он был седой, как лунь, с небольшой бородкой, в новой генерал-адъютантской тужурке с вензелями императора Александра II и фельдмаршальскими жезлами на погонах. Мы сидели у него в кабинете-библиотеке. Мне помнится, что говорили мы и о моем дяде, которого он прекрасно знал, заседая много лет подряд в государственном Совете под его председательством.
Я сидел, устремив глаза на Милютина, чтобы как следует его рассмотреть: ведь я сидел перед начальником штаба Кавказской армии, который в 1859 году взял Гуниб и пленил Шамиля, перед деятельным сотрудником Царя-Освободителя, реорганизовавшего нашу армию, перед человеком, которого не сможет обойти историк царствования Александра II!
Через месяц после моего визита Милютина не стало. Как я счастлив, что мне удалось его повидать и перекинуться с ним несколькими словами! Милютин умер одновременно со своей женой, и их хоронили вместе. После смерти Александра II Милютин ушел с поста военного министра и с тех пор безвыездно жил в своем имении в Симеизе. Обстановка его дома была очень скромная. Он приезжал в Москву на коронацию императора Николая II и на открытие памятника Александру II в Москве в 1898 году и тогда был произведен в генерал-фельдмаршалы.
Перед отъездом из Крыма следовало откланяться государю. Я поехал в Ливадию и просил доложить о себе, но государя не было дома, он совершал большую прогулку. Меня позвала к себе государыня и оставила завтракать. Никогда еще со мной не случалось, чтобы государь или государыня оставляли меня завтракать невзначай. Поэтому я был чрезвычайно тронут вниманием царицы. Она была очень в духе и очень мила со мной. Мы завтракали наверху, в маленькой столовой. Я помню, что в столовой, над дверью, висела гравюра, изображавшая встречу царя Соломона с царицей Савской.
На обратном пути из Мисхора в Севастополь мы ехали очень быстро. В Севастополе отправились в гостиницу Киста, в которой позавтракали. Там мы встретились с полковником Генерального штаба Одинцовым, начальником авиационной школы в Севастополе. Он предложил нам осмотреть его школу. Я охотно согласился. Школа была за городом. После осмотра мне предложили полетать на аэроплане. Я с радостью принял это заманчивое предложение.
Пришлось снять саблю и вместо фуражки надеть шлем. Аэроплан был совсем открытый, и меня привязали к сиденью. Пилотом был известный летчик Ефимов. Было немножко страшно, но очень приятно. Мы поднялись на шестьсот метров и пролетели над кладбищем, по направлению к которому двигалась похоронная процессия. Я хотел перекреститься, но было страшно отнять руку от жердочки, за которую я держался, но я все-таки перекрестился. В воздухе мы встретились с другим аэропланом, на котором летел флигель-адъютант Е.К. Арсеньев. Он приехал в Севастополь, чтобы ехать в Ливадию дежурить. Ему, как и мне, предложили попробовать полетать на аэроплане. Я вижу его сидящим на аэроплане в красных флигель-адъютантских лампасах. Когда Ефимов стал спускаться, у меня захватило дух, как на качелях. Я был в восторге, что мне удалось полетать.
Неприятно возвращаться осенью из Крыма в Петербург. Из тепла – в сырой, хмурый петербургский климат.
Мне снова надо было приниматься за ученье. Олег очень успешно перешел с первого курса на второй и продолжал по-прежнему заниматься с профессорами в Павловске. Мне же нужно было сдать еще много экзаменов из-за кори, которой я болел весной и которая помешала мне их сдать своевременно.
Поэтому, по рекомендации профессора Никольского, я пригласил себе репетитора, бывшего правоведа Н.М. фон Мензенкампфа, который каждый день приезжал ко мне в Павловск. Таким образом, я успешно сдал все экзамены за первый курс лицея. Когда я бывал готов к очередному экзамену, я телеграфировал директору лицея генералу Шильдеру, и он назначал мне день экзамена. Перед экзаменом и после я каждый раз заезжал в часовню Спасителя на Петербургской стороне.
Перейдя, таким образом, на второй курс, я и дальше придерживался той же системы, то есть просто готовился к экзаменам с Мензенкампфом в то время, как Олегу профессора читали лекции. Я сдавал экзамены среди учебного года, когда хотел, а Олег в положенное время, вместе со своим курсом.
В это время к Олегу приезжал читать лекции министр юстиции Щегловитов. Он завтракал вместе с нами у моих родителей. Я помню, что однажды за завтраком он показывал нам фотографию убийцы Столыпина Богрова, снятого во фраке, то есть в том виде, в каком он совершил убийство в театре, в Киеве.
Мензенкампф приезжал ко мне по утрам, а остальное время я был свободен. Обыкновенно я каждый день ездил завтракать в полк, куда меня очень тянуло. Мои мысли и интересы были в полку. Но я твердо решил дотянуть лямку до конца, то есть окончить курс Императорского Александровского лицея. После завтрака я всегда ездил верхом. Часто я отправлялся в Петербург, бывал у Васильковских и в театрах.
Бывая ежедневно в полку, я ближе подошел к своим товарищам и вопреки моим прежним взглядам перешел с ними на “ты”. Я почувствовал, что иначе и быть не может, что, если я хочу быть действительно близок к ним, я должен быть с ними на “ты”, чтобы не было между нами никаких преград: все они были на “ты” между собой. В полку решили, что младшим я сам буду предлагать выпить на “брудершафт”, а старшие будут мне предлагать. Таким образом, в скором времени я со всем полком был на “ты” и почувствовал себя гораздо лучше и свободнее. Я как бы стал полноправным членом полковой семьи.