ОЛЬГА И «ХАРЛЕЙ»

Ольга вернулась от Сергея. Она устала. Болели руки, ноги… Ездили целый день. Да еще Сергей велел заменить аккумулятор и вымыть мотоцикл. Плантатор! Он обращается с ней, как с рабыней! Ни одному мужчине она никогда не позволяла так себя вести. Да еще заставил ведро с отработанным маслом оттащить к сточной решетке! На улице движение встало, когда Ольга нагнулась над решеткой с проклятым ведром… Водилы пялили глаза, пытаясь разглядеть, что написано у нее на заднем кармане джинсов. Кто ему дал право…

Что с тобой, Ольга?

Она лежит одетая на кровати у себя дома, вздрагивая от каждого скрипа и малейшего шума за дверью. Ей мерещатся шаги на лестнице. Шаги приближаются, они все громче, они учащаются и отчаянно грохочут в унисон с выпрыгивающим из груди сердцем.

Ольга подскакивает к двери и прислушивается, трясясь от страха. Тишина. Никого…

Такое она переживала однажды. Ей исполнилось семь, когда родители решили, что их дочь нуждается в учителе английского языка. Почему? Ее решили «занять чем-то полезным», убедившись, что в доме не осталось ни одного бытового электроприбора, который она не разобрала, пытаясь докопаться до самой мелкой части, «что всем движет».

В дом пришла худенькая очкастая студентка и два раза в неделю учила Ольгу управляться со словарем и отличать глагол от существительного.

Однажды училка забыла зонтик. Ольга, приученная к порядку, положила его на видное место, заодно выпрямив погнувшуюся спицу и закрепив кусочком проволоки нейлоновое полотнище. И, как обычно после занятий, отправилась гулять. Но когда вернулась, зонтик исчез. Ольга недоуменно поинтересовалась за ужином у папы о природе таинственного явления. Родитель уронил на пол ложку и неестественно равнодушным голосом сообщил, что студентка вернулась и зонтик забрала.

«Интересно, — думала маленькая Ольга, — как она сумела прошмыгнуть мимо меня. Я от подъезда не отходила!»

Едва дождавшись окончания очередного занятия, Ольга приоткрыла дверь и громко сообщила папе, что уходит гулять. Затем хлопнула дверью, а сама спряталась за длинной портьерой, где висели плащи и рядком выстроилась обувь «для плохой погоды».

И тут она услышала шаги за дверью. Кто-то старался производить поменьше шума, но непослушные каблучки звонко выбивали нервную дробь. Шаги приблизились и внезапно замерли у двери.

Тишина оглушила Ольгу. Она едва не заплакала и закрыла рот ладошкой. Веселый розыгрыш стал казаться страшным приключением. Ей казалось, что, если ее найдут, придется очень, очень плохо. Отец подошел к двери и открыл.

Внутрь прошмыгнула Ольгина студентка. Она сняла очки, положила на полку у телефона и близоруко сощурилась. Отец захлопнул дверь, погремел замками и цепочкой. Затем обернулся и (дочка Оленька стояла на расстоянии полуметра) набросился на училку.

Он лихорадочно срывал с нее одежду, стараясь, впрочем, не оторвать пуговицы. Когда на студентке не осталось ничего, он повалил ее на пол, на коврик, и стал делать девушке «больно».

«Больно», потому что студентка жмурилась, стонала, царапалась, извивалась, собрав на себя всю коридорную пыль и скомкав коврик. Она колотила голыми пяткам по полу, изо всех сил прижимая Ольгиного отца к себе. А тот впрессовывал девушку в пол, энергично двигая телом, как если бы старался весь забраться в нее. Он не снимал одежду, только расстегнул брюки.

Когда папа со стоном отвалился в сторону, они оба долго лежали без движения. Ольге стало казаться, что они умерли, как дядя Михаил. У них было такое же выражение лиц, как на дядиной «мертвой» фотографии, которую отец привез с похорон и прятал в среднем ящике письменного стола.

Затем они встали. Студентка отряхнулась и старательно оделась. Отец помогал ей, аккуратно застегивая пуговицы и щелкая молниями. Студентка помедлила и нагнулась перед отцом куда-то вниз. Подробности процесса Ольга не разглядела. Отец повернулся к ней спиной. Он замычал сквозь зубы и положил руки на плечи студентке. Так продолжалось некоторое время, пока отец не откинулся к стене и глубоко вздохнул. У него тряслись колени.

Студентка ушла, дрожащими пальчиками прижимая платок к губам… Они не проронили ни слова. Ольга просидела за портьерой еще полчаса, затем выскользнула, хлопнула дверью и сообщила, что вернулась.

Вечером у нее поднялась температура, начался озноб. Больше всего она боялась проговориться. Поэтому молчала. Родители были в панике.

А через неделю ушел отец. Мама пыталась что-то объяснить дочери, но Ольга твердо сказала: «Нет!» — и женщины, большая и маленькая, никогда не говорили о муже и отце. Даже когда мамы не стало, Ольга не предприняла попытки найти родителя.

Много позже она узнала, что отец прожил со студенткой один месяц, затем утопил ее в ванне, залез к ней в воду, обнял труп и перерезал себе горло бритвой. Ольга встретила известие равнодушно. Она плохо помнила папу, и тот не успел ей понравиться.

Она запомнила шаги. Шаги на лестнице навсегда остались для нее знаком беды.

Сейчас шагов не слышно. Они остались в воображении Ольги. Что же ее страшит?

Ольга решительно вскочила и схватила телефонную трубку:

— Танька? Я к тебе! Надо кое-что обсудить… Я здорова… Голос как голос… Они у тебя? А что меня не позвали? Тоже мне, подруги! Нечего оправдываться! Могли бы и дозвониться… Через час буду.

Ольга бухнула трубку на телефон и закусила губу. Зря она так… Телефон действительно был отключен, пока она пряталась в кровати со своими переживаниями.

Но когда она встретилась с подругами, легче ей не стало.

— Мне не нравится несуразная жизнь. Я люблю вас. Тебя, Тань. Ирину, Алену… Но я не могу без всех остальных людей. Я хочу разговаривать, я хочу ездить… Я хочу нравиться людям. А с нашими планами, боюсь, прикончат меня однажды…

— А людям нравится тебя ненавидеть! Или мы мало про тебя знаем? Я химик, а не врач… Но простой диагноз поставить смогу! Если тебе нравится, когда тебя ненавидят, тогда это мазохизм чистой воды! Тогда тебе нужно искать объявление в газете, покупать кожаную амуницию и ехать в особый летний лагерь. Там соберутся такие, как ты. Вы будете хлестать друг друга плетьми по голым задницам и радоваться «общению».

— Ты опять за свое? Понимаешь ведь, что я имею в виду! Я хочу простой, нормальной жизни. Не следить, не бегать, не строить из себя то шлюху, то королеву красоты!

— Придется тебе потерпеть! — вмешалась Ирина. — И мне! Заказов на картины нет, муж на плоту спускается по реке, сын в зоопарке выхаживает простудившуюся кобру и скоро сам покроется чешуей. Зато у меня есть новая жизнь! И все благодаря Таньке, Алене и тебе, раскольница! А куда ты подашься с дочерью, продав квартиру за долги?

— Лучше сидеть в долговой яме, чем лежать на кладбище!

— А я думаю, — кипела Таня, — лучше бы мы с тобой вообще не связывались! Если бы я знала…

— Тань! Не надо! — вступилась Алена. — Оленька не хочет ссориться с нами! Ведь так, Оленька?

— Между прочим, с тебя, Алена, все и началось! Все эти авантюры…

— Авантюры? Да мы о тебе заботимся, королева блондинок! У меня есть на примете роскошный план…

— Нет, Танька! Хотите оставить мою дочь сиротой? Обойдетесь без меня!

— Это ты у нее сирота! Шляется твое чадо неизвестно где… Посмотрю я на тебя, когда станешь бабушкой внука, у которого в отцах пять байкеров и два мотоцикла!

— Ты не трогай мою дочь! И мотоциклы… Лучше смотри за своими детьми, Менделеев недоделанный! У тебя их в два раза больше! А если они останутся без матери?

— Их мать имеет голову на плечах, а у тебя там…

— Девочки! Не надо! Я вас прошу! Хотите, на колени встану!

— Брось этот шейпинг! Лучше мужика себе заведи, чем мне грудь гладить!

— Заткнись, Олька! Я тебе сейчас за Алену так врежу! Идиотка!

— Идиотка, говоришь? Может быть! Тебе лучше знать! Ты по психам крупный специалист! Сама от них недалеко ушла! Того гляди…

— Договорились! Обе! Молчать, стервы! Попросить сына притащить тарантулов, чтобы вы разбежались?

— Обойдемся… Я сама уйду… Навсегда. И напоследок скажу. Тебе, Танька, просто нравится нами вертеть. Ты свое тщеславие удовлетворишь и смоешься. А нам раны зализывать и цветы в колумбарий носить. Ирине нравятся приключения. Творческий импульс… Советую заранее написать автопортрет. Его с плачем понесут Танька и Алена за твоим гробом.

— Про меня еще забыла…

— А что ты? Ты, Аленка, вообще никто! Бежишь, словно собачонка, по первому свисту…

— Уходи!

— И уйду! Обойдусь без вас! Прощайте!

Хлопнуть дверью просто. Но гул еще долго отзывается в сердце. Вроде бы все правильно сделала, а что-то гложет и покоя не дает.

Выкатив мотоцикл из гаража, Ольга перевела дух.

Черт с ними!

«Харлей» медленно продвигался среди гудящих в пробке машин. Ольга часто останавливалась, упираясь ногами в асфальт. Она удерживала равновесие, а водители соседних машин едва удерживались в салоне. Они разглядывали необыкновенную мотоциклистку, вытягивая шеи и стараясь не упустить ее из виду.

Ольга ловила на себе взгляды и раздраженно хмурилась. Но внутри нее все ликовало.

День волшебный! Солнце! А как ей идут синие джинсы, черная облегающая майка и красный платочек на шее («Название, черт побери, все забываю! Бидона, кажется…»).

Но шлем, шлем! В нем душно. Отчаянно чешется ухо, до которого она дотянется лишь через десять минут, остановившись в условленном месте, у метро «Динамо». Еще Сергей заставил надеть тяжелые армейские ботинки на тройном каблуке, купленные в магазине «Культурка». Нужный размер искала вся смена продавцов — заросших бородами молодых парней. Ольга поначалу очень страдала в непривычной обуви, но постепенно привыкла.

Тверская заканчивалась, подъехали к мосту. Сергей затерялся где-то позади на машине, не в силах пробиться сквозь сплошной поток. Зажегся зеленый. Ольга газанула, и «Харлей» с урчанием скатился на малую дорожку. Ольга почти научилась управлять тяжелой машиной, но иногда повороты давались ей с трудом. В глубине души прочно засел страх: как бы кого не задеть!

И сейчас пришлось занять средний ряд, что делать не хотелось. Ольга остановилась у светофора и оглянулась. Сергея не было видно. Без него Ольга чувствовала себя слепцом без верного пса-поводыря. Она отвернулась и принялась выбивать пальцами нервную дробь на руле. Вспомнилась Эмма. Ольга улыбнулась. Увидела бы она сейчас маму! Но нет, еще рано…

От мыслей ее отвлек скрежет тормозов справа. Резкий толчок, и Ольга упала набок…

Ее спасли шлем, ботинки и левая дуга безопасности.

Ольга лежала под мотоциклом на асфальте и беспомощно смотрела по сторонам. Странно, никто и не думал вылезти из машины и помочь ей. Она со стоном приподнялась, и ей стало все ясно. Справа, немного впереди, из сбившей ее большой черной машины вылезали по очереди четверо больших бесформенных парней. Они собрались у машины, тыкали в нее жирными пальцами и о чем-то поспорили, прежде чем направиться к Ольге.

Один из них с кряхтением нагнулся и снял с нее шлем, и четверка с любопытством уставилась на распростертую по дороге длинноволосую диву.

— Гранд-фокус! — Один щелкнул пальцами от удивления. — Смотри, братва, яка крута телка!

— Ага, щас доить будем! — угрюмо отозвался второй. — Она мне своим самокатом машину поцарапала! Вдоль борта во-о-т такая полоса! Вишь, дугу у мотика свело? Весь хром с нее осыпался…

— Но это не я, это вы… — едва нашла в себе силы выдавить ошеломленная Ольга.

Парни захохотали.

— Да, девушка, в неприятную историю вы попали, — посочувствовал третий.

Ольга с надеждой посмотрела на него. Тот задумчиво продолжил, помогая Ольге подняться:

— Платить надо. Много платить… Ущерб велик.

— Я заплачу… — Ольга едва не плакала от боли и унижения. — А сколько?

— А сколько твой драндулет стоит! — радостно вмешался молчавший дотоле четвертый. — Нам его отдашь, а сама — гуляй! Но сначала съездим к нам, бумаги оформим. Не возражай. У нас и аргументы имеются. Железные!

Все четверо радостно загоготали. Ольга с ужасом посмотрела по сторонам. Водители старались прошмыгнуть опасное место. Сергей не появлялся.

Приходилось выпутываться самой. Интересно, как Танька поступила бы на ее месте? Наверное, так!

Ольга глубоко вздохнула и приветливо улыбнулась. Парни смолкли и уставились на нее.

— Поехали, мальчики! Кто из вас сядет на… как его… на «мотик»?

Гробовое молчание в ответ. Внезапно парни загудели разом:

— Я давно на этой штуке не катался… А я и систему такую не знаю… Взорвется еще, чего доброго…

Один решил за всех.

— Делаем так. — Он рубанул рукой в воздухе. — Ты запиши номер, а девка пусть впереди нас едет. В случае чего по номеру найдем! А документы у тебя есть?

— Что вы, какие документы? — Ольга чуть не рыдала. Она не притворялась. Документов действительно не было.

— Да оставь ты ее! Номера достаточно. Найдем как миленькую.

Даже такая форма сочувствия была приятна Ольге. Она благодарно взглянула на говорившего. «Благодетель» безразлично добавил:

— Попробуешь удрать — я тебя располосую.

Ольга быстро натянула шлем. Парни нехотя помогли ей поднять мотоцикл и забрались в свой роскошный экипаж. Подождав, пока Ольга проедет вперед, они двинулась следом.

Ольга не стала выжидать. Резко вывернув руль влево, она бросила «Харлей» на бордюр и одним махом взмыла на газон. Рифленая резина вращалась с бешеной скоростью, выворачивая дерн пластами. Преодолев газон за полторы секунды, мотоцикл пулей вылетел на Ленинградское шоссе, на полосу встречного движения.

Уроки Сергея пошли на пользу. Оставив широкий черный штрих на асфальте, Ольга выжала газ и стремительно ушла на Тверскую. Позади яростно жестикулировал экипаж сбившей ее машины. От неистовой ругани элементарно обманутых парней дрожали витрины соседнего магазина.

…Ольга медленно проехала во двор и долго ждала Сергея. Тот появился через час, без машины и крайне расстроенный.

— Прости, чертов карбюратор полетел именно сегодня! Пока техничку ждал, пока бумаги заполнял… — Сергей так сокрушался, что Ольга нашла в себе силы его пожалеть. — Я бросил тебя. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?

— Номера поменяй! — вырвалось у Ольги само собой.

Сергей недоумевающе вскинулся:

— Номера? Что за номера?

— На мотоцикле.

Ольга нехотя рассказала о происшествии.

Реакция Сергея оказалась неожиданной. Он привалился к стене гаража и громко захохотал.

— Ничего смешного! — обозлилась Ольга. — Какого черта? Меня чуть не убили, могли изнасиловать, теперь меня найдут по номеру этого…

Она толкнула ногой ни в чем не виноватый мотоцикл и тут же пожалела. Ей показалось, «Харлей» сжался и поник. А он старался…

Ольга похлопала мотоцикл по переднему крылу, и тот приободрился. Наверное подумал: «О женщины!»

Сергей посерьезнел, собираясь что-то объяснить, но снова фыркнул и зашелся в хохоте, едва не свалившись в кусты. Ольга поджала губы и вздернула подбородок. Сергей моментально собрался.

— Оленька, милая! Номер, — Сергей указал на помятую жестянку с цифрами и буквами, привинченную к мотоциклу, — номерной знак я подобрал на проселочной дороге в глухом Подмосковье года два назад, когда с коллегами из редакции ездил на рыбалку. Теперь я иногда вешаю его на «Харлей», когда еду покататься и немного перестараюсь с пивом. К чему лишние неприятности? А сейчас смотри!

Сергей быстро отодрал номер и швырнул его в мусорный контейнер. Немного покопавшись в глубине гаража, он вышел покрытый пылью, держа в руке еще штук пять мотоциклетных номеров.

— Эти я также подобрал… Не помню где… Выбирай любой. Кстати, если сама такой найдешь, сразу хватай и неси в гараж. Неизвестно, когда он потребуется. Сегодня, например.

Сергей не договорил. Ольга затворила дверь гаража и звякнула засовом. Повернувшись к Сергею, она положила руки ему на плечи, закрыла глаза и поцеловала один раз, второй… Третий продолжался долго. Так долго, что им обоим хватило времени помочь друг другу раздеться. Тяжело дыша, Сергей уселся на сиденье мотоцикла и притянул к себе Ольгу. Та и не думала сопротивляться. Опускаясь на Сергея, она позволила ему целовать грудь.

Следующие полчаса они оба были очень заняты.

«Харлей» помалкивал и терпеливо сносил частые толчки двух возбужденных тел.

Как бы им подсказать, что для такого дела надо улучшить пружинную подвеску?

Стоит недорого.

И всем будет приятно…

 

ЛОВИСЬ, КЛИЕНТ, БОЛЬШОЙ И ЛЮБОЙ

Твердо решив стать «рабочей девушкой», Ольга не откладывала поиски новой работы. Для начала она обзвонила своих бывших сослуживцев, выкинутых с работы в одно время с ней.

Кое-кто провалился в неизвестность, кто-то нашел утешение на дне стакана, кто-то жил на пособие по безработице и от скуки посещал районные курсы психологической реабилитации. Но некоторые приспособились и преуспели. Ольга сумела набрать три рекомендации. Ее уверили, что во всех трех местах примут обязательно!

«Пошло дело! — с удовлетворением размышляла Ольга. — Мир не без добрых людей! Посмотрю я на Таньку, когда сообщу ей свой рабочий телефон!»

Турецкая фирма «Ай. Вай. Постройка» процветала, богатела и расширялась. Она воздвигала мусоросжигательные заводы, христианские храмы и располагалась в двадцатиэтажном здании неподалеку от Сухаревской площади.

— Вы не бойтесь! — радостно сообщила ей дорого и со вкусом одетая девушка-секретарь. — На стройке работать не будете. Там работают другие, попроще… А вам, если и придется ездить, то вместе с делегацией. — Девушка вздохнула.

— У нас начинается безумная запарка, когда делегации… Там одни шишки из руководства. На них не угодишь!

В лифте она внимательно оглядела Ольгу со всех сторон. Осмотром осталась довольна.

— Вас примут, обязательно! С такой фигурой, да еще и строительная специальность… И нам подмога. Девчонки рады будут. Нас тут двадцать, но работы по горло!

Девушка облизнула полные губы:

— Просто захлебываемся!

Странное сочетание «фигуры» и «специальности» насторожило Ольгу. Но пока все шло хорошо. Слишком хорошо.

Пройдя по дорогому ковру, дамы подошли к большой резной двери с двумя причудливыми бронзовыми ручками в форме женской и мужской обнаженных фигур. Когда входящий брался за ручку, то получалось, что большой палец упирался в… У Ольги перехватило дыхание. Секретарша привычным движением потянула ручки на себя, пропустила Ольгу и вошла следом за ней.

Из-за огромного стола встал низенький брюнет с крючковатым носом. Он сделал три шага в сторону Ольги, на ходу пожирая ее жадным взглядом. Подойдя вплотную, обхватил Ольгу за талию, проводив к низенькому столику, окруженному маленькими табуреточками.

Турок ростом не вышел и едва доставал Ольге до плеча. Диспропорция в размерах возбуждала его почище национального аттракциона «гашиш».

Он усадил Ольгу на табуретку. Ее платье задралось и при желании можно было разглядеть место, где начинались колготки.

Турок, назвавшийся Решадом, очень ценил свое время. Один раз внимательно смотрел Ольге в рот, два раза успевал слазить глазами ей под юбку. И так ежесекундно. Ольга терпеливо сносила похотливые взгляды, списав их на особенности восточной натуры будущего шефа.

Разговор занял пару минут. Решад щупал Ольгу взглядом с головы до ног и беспрерывно улыбался. Задав дежурные вопросы о возрасте, семье и образовании, Решад с места предложил секретарше Любе ввести Ольгу в курс дела, зачислить в штат с испытательным сроком и вечером, перед уходом, еще раз заглянуть к нему «обсудить туда-сюда доклад, да».

Люба привела Ольгу в большую комнату, где вдоль стен вытянулись множество платяных шкафов, а за столами расположилось полтора десятка девушек, попивавших кофе и нервно вздрагивавших от каждого телефонного звонка. Ни компьютеров, ни рулонов ватмана с чертежами, ни кульманов… Словом, ничего инженерного.

Ольге обрадовались, как радуются каждому новому лицу, разбавляющему серую пелену буден. Ее усадили за стол, выделили чашку и наполнили ее кофе.

Девушки говорили одновременно. Ольга вслушивалась.

— …а когда я отказалась идти к нему в третий раз за день, то мне назначили пять ударов прутом! Хорошо хоть, не заставляют платье снимать, а то помните, раньше…

— Эй, девчонки! Куда дели презервативы для анального секса? Обычные рвутся с третьего задвига, а мне сейчас на стройку ехать с главным архитектором…

— Разве закончились? Любка! Отправь курьера в аптеку! И пусть возьмет без дурацких усов, морд и цветочков! Простые, ароматизированные! Пусть хоть пахнут нормально.

— Ольга! А ты у врача еще не была? На всякий случай спустись на второй этаж, у нас там штатный венеролог. И при малейшем подозрении сразу к нему! Он классный специалист. Вычистит только так…

— А кого ей в пару назначили? Если никого еще нет, то меня, меня! Я свободна. Лизавета уже неделю валяется в больнице. Переутомление… Обычная вещь в нашем деле. А без пары нельзя. Не будешь же ты сама с собой перед нашими янычарами любовью заниматься? Им нравится, когда вдвоем…

— Смотри, глаза никогда не открывай, когда на спине лежишь. По башке двинут так, что взвоешь! А бюллетень не допросишься…

— Если месячные, выходной не дают… Есть тут целая компания тех, кому так нравится. Ох, противно!

— Деньги не забудь получить на экипировку: белье шелковое и весь прикид. Запиши себе адресок магазина, мы там отовариваемся. Отпустят по дешевке, а чек выпишут на всю сумму. Экономия что надо!

— Эй, ты куда?

Ольга провела полчаса в маленьком кафе, притулившемся к зданию цирка. Рюмка мартини вернула ее в норму. Она начала сомневаться в искренности тех, кто порекомендовал ее сюда. Интересно, что ждет ее в двух остальных местах? Смеяться или плакать над турецкой работой, она не знала. Решила подумать на досуге и двинулась по следующему адресу.

Вывеска брачного бюро «Спутник по жизни» бросалась в глаза издалека. Изображенные на ней мужчина и женщина устремились навстречу друг к другу, протянув руки и ненатурально улыбаясь. Неизвестному автору удались мельчайшие детали туалетов, но у него напрочь отсутствовало чувство перспективы. Если бы бегущие ожили, то наверняка бы разминулись. Или это тайный замысел? Ольга не стала мучиться над загадочным полотном и решительно шагнула внутрь.

В центре большой комнаты суетилась дама, чей возраст можно было определить, лишь смыв косметику почти индейских расцветок. Она бросалась к каждому вошедшему с приветливой улыбкой, нервным движением поправляя платок на шее. Распорядительница невнятно хрипела, жестами отсортировывала клиентуру, мужчин направляя в правую дверь, женщин — в левую.

Ольгу она приняла сама, обрадовавшись возможности перевести дух.

— Клиент пошел на нерест, подобно лососю! Успевай закидывать крючок и леску сматывать. То есть, если он на фотографии ненадолго взгляд задержал, сразу подсекай, — вводила она Ольгу в курс дела, осушив стопку коньяку и закурив папиросу. — А к берегу подтащишь — немедленно его багром за жабры цепляй! Я хочу сказать, что если выбьешь из него согласие на первое свидание, так сразу бумаги на подпись давай, предварительный контракт. А то запросто сорвется и в тину уйдет. Если активно сопротивляется, глуши его обухом, чтоб не дергался! Ну, я имею в виду, что надо напирать на то, что партнер богатый. Тогда добыча сама в садок прыгает.

Дама перевела дух. Плохо скроенный деловой костюм топорщился на ней по всему телу.

— Черт бы побрал эту одежонку! Скорее бы суббота. Колодец на даче недокопанный остался… За прошлые выходные пять соседских кошек оттуда вытащила! Весь поселок на меня злой ходит. Дети соседские плачут и прозвали «тетя Альф»…

Загасив сигарету, дама обратилась к Ольге с главным вопросом:

— Ты рыбалку уважаешь?

— В каком смысле? — не поняла Ольга.

— В прямом! — удивилась недогадливости брачная дама. — Поехать к реке, развести костерок, наловить рыбки, выпить и закусить!

— Н-не очень, — честно призналась Ольга. Она не была знакома с этой стороной жизни.

Дама бросила на Ольгу подозрительный взгляд. Та поняла, что надо срочно себя реабилитировать в глазах работодателя.

— Я охоту люблю! — неожиданно для самой себя выдала Ольга.

И бессознательно добавила:

— Уток там всяких настрелять, оленей, кабанов…

Дама с уважением посмотрела на Ольгу и больно хлопнула по ее плечу мозолистой ладонью.

— Здорово! — Она просто зашлась от восторга. — А у нас здесь, представь, одни домохозяйки, дуры набитые, работают! Стоящий кадр, ты, например, ни сетью не возьмешь, ни на донку. Стоящие норовят к конкурентам смыться, будто там жмыхом прикормлено… А я своего муженька оставила на хозяйстве, а сама этим рыбсовхозом командую. И ничего!

Дама энергично вскочила.

— Поставлю тебя сейчас на мужиков. Посмотрим, что получится.

— А испытательный срок будет? — слабо поинтересовалась Ольга.

— Будет! — подтвердила дама-рыболов. — Два часа хватит? Снасти проверить и место присмотреть?

Ольга кивнула. А что делать? Кому легко?

…Только кажется, что на уличное знакомство способен самый отчаянный субъект. Самый безрассудный и отважный долго на улице не задерживается. Он прямиком отправляется в брачное агентство. Сотрудники агентства громко радуются и шепотом сообщают, что ждали именно его. Из сейфа, гремя замками, извлекают потертые альбомы с цветными фото. Дальше используют багор или полено, следуя рекомендации рыболовной дамы.

Никто не искал красивую. Мало кого интересовали интеллект и кулинарные способности, будь она хоть выпускницей высшей школы кондитеров. Но всех волновал наличный капитал и недвижимость, даже самых корявеньких мужичков.

Появление Ольги все изменило. Оказывается, никто из претендентов на чужую недвижимость рядом с настоящей красотой никогда и рядом не сиживал. При виде Ольги они бледнели, суетились, роняли на пол листки с перечнем требований к будущей супруге и долго эти листки собирали вокруг Ольгиных ног.

Через час в комнату к Ольге зачастила начальница. Сначала прогнала из коридора известного всем брачным бюро безобидного маньяка Быкова. Тот выбирал в альбоме женское фото «пораздетей», отбегал с ним в сторону и занимался в углу тем самым, что даже самые плохие мальчики бросают делать по достижении совершеннолетия.

Затем начальница вызвала Ольгу к себе и сообщила, что волевым решением «бросает ее на женщин». Оказывается, клиенты мужского пола все поголовно обращались к ней с требованием предоставить Ольгу, хотя бы на время.

— Они что себе думают? — орала рыбачка. — У нас здесь дом свиданий? Да мы почти что кардиоцентр!

От крика со стены сорвался спиннинг с дарственной надписью на ручке: «Екатерине Панкратьевне в День рыбака. Ловись, клиент, большой и любой!».

С женщинами прошло на удивление гладко. Второй вопрос, который они задавали Ольге, узнав ее возраст, был о семейном положении. Услышав, что она не замужем, женщины быстро собирали свои заявления и исчезали.

Начальнице они сообщали, что если ее бюро не сумело пристроить собственную сотрудницу, да еще такую, то им здесь вообще не светит.

Рыбачка вызвала Ольгу и отказалась от ее услуг, посоветовав «сверлить лунку в другом месте».

Ольга не расстроилась. У нее был последний, но абсолютно верный вариант.

Ее давняя знакомая, однокурсница, удачно овдовела и унаследовала от супруга ни много ни мало целую секцию в ГУМе. Вика сама позвонила Ольге и предложила ей «интересную работу с людьми». В институте они никогда не были большими подругами, особенно после того, как жених Вики бросил ее, сообщив, что влюбился в Ольгу. Ольга ему отказала из верности институтской дружбе, хотя парень ей нравился. А Вика постаралась забыть грустный случай.

Вика мало изменилась. Маленькая, живая, остроносая… Но проявились резкость в словах и незаметная раньше жесткость. Впрочем, думала Ольга, в торговле иначе и нельзя.

— Ты станешь лицом и фигурой нашей фирмы! — Вика неслась по мраморному полу ГУМа и быстро говорила на ходу. На Ольгу она почти не смотрела. — Ты пришла вовремя. Мы начинаем новую рекламную акцию. Без тебя нам никуда. Сейчас тебя переоденут — и на работу!

— Я нормально одета. — Ольга обиделась. Утром она выбрала самый дорогой наряд, два часа проторчала в парикмахерской и еще полтора часа красилась дома, стараясь не обращать внимание на ехидные замечания Эммы.

Вика бросила скептический взгляд на Ольгу и фыркнула:

— И это ты называешь «нормально»? У нас фирма с репутацией. Мы торгуем национальными сувенирами. Наши клиенты — богатые иностранные граждане. Они у нас ничего не купят, если их приветствует дама в твоих обносках! Наконец-то, пришли! Видишь вывеску? «Das Russische Sarafan».

Название фирмы простое, незамысловатое и бьет в точку.

Вика провела Ольгу внутрь секции, открыла маленькую дверь в глубине зала и бесцеремонно втолкнула однокурсницу внутрь.

— Новенькая! Готовьте к выходу! — крикнула Вика и исчезла.

Ольга недоуменно оглянулась.

Непосвященный мог бы подумать, что попал в гримерную ансамбля народной песни, пляски и матрешки. Свободное пространство небольшого помещения было забросано яркими платьями, бисерными поясками, бусами из шаров размером с апельсин и огромными расписными деревянными ложками. По «гримерной» носились десять полуголых женщин разного возраста.

— Быстро сюда! — крикнула ей взмыленная девчушка, обсыпанная пудрой и волосами из париков. — На, держи! Торопись, времени нет. Скоро начинаем!

— ??? — Ольга недоуменно разглядывала необъятных размеров сарафан.

— Ты работать пришла или что? — в отчаянии кричала девчушка, пытаясь натянуть алые сапожки на пухлые икры немолодой дамы.

Дама закатила глаза и закусила губу от боли. На ногах рельефно проступили синие вены. Женщина решила до конца использовать последний шанс на работу и терпела.

— Здесь ошибка. Мне Вика сказала…

— Тебя Ольга зовут? — кричала девчушка, не отрываясь от своего занятия. — Там бирка есть, посмотри. Мне некогда! Ты сама управишься?

Ольга переворошила ворох цветастой ткани, из которой был скроен «das Sarafan», и действительно обнаружила подколотый картонный квадратик с ее именем и фамилией.

Кровь прилила к голове Ольги. Она посмотрела в большое зеркало и представила себя в сарафане.

— Эй, держи еще! — Девчушка швыряла ей предмет за предметом. Обернувшись к полуодетым женщинам, она издала вопль: — Поворачивайте задницы, коровы! Сейчас ваш выход! Разбирайте ложки, караваи и серпы! Кос нет! Вы русские крестьянки, а не смерть на кладбище! Цепляйте плакаты на груди и марш по ГУМу! Оркестр заиграл. Сейчас интурист повалит! Вы нас разорите!

Ольга рассмотрела свой «комплект». Помимо сарафана в него входили зеленые потрескавшиеся сапоги, пара толстых рыжих кос, кокошник на проволочном каркасе и неиграющая балалайка из папье-маше.

Значит, Вика не забыла…

Всю дорогу домой Ольга беззвучно плакала, закрыв лицо руками. Она наскребла со дна сумочки нужную сумму на такси, чтобы в метро никто не приставал к ней с утешениями. Когда подъехали к дому, водитель посмотрел на зареванную Ольгу, отстранил протянутые деньги и молча уехал.

Значит, не все потеряно! Ольга гордо выпрямилась, высокомерно задрала нос и шагнула в подъезд.

И едва не упала, споткнувшись о мирно спавшего под почтовыми ящиками пьяного оборванца.

Дальше она шла осторожно и даже в лифте опасливо посматривала на пол.

Утро началось с того, что Ольга сбегала за газетами и притащила домой целый ворох.

Чтение объявлений о вакансиях ее немало озадачило. Часто просто невозможно было понять, что, собственно, требуется от кандидата.

Среди прочих мелькали предложения:

«Работа и зарплата для женщин без задержек»;

«Менеджер по закупкам шкур КРС и шкурок ПЗ».

Ольга вздрогнула. «КРС» напомнил ей крыс, а «ПЗ» — вообще что-то ужасное.

«Женщине-руководителю требуется в офис молодой человек для энергичных действий в нестандартных положениях»;

«Помощника по оргвопросам — симпатичного юношу приглашает мужчина большого бизнеса»;

«Демонстратор в салон элитной сантехники — красивая девушка ростом не менее 175 см»;

«Требуется аккуратный и трудолюбивый ассенизатор со своей развитой клиентской сетью»;

«Интересная перспективная работа — горничная в теплой африканской стране!».

Китайской корпорации срочно требовался «доброжелт.» сотрудник.

Ольга удивилась. Если это не опечатка, значит, работодатели начинают предъявлять требования к цвету лица.

Некто неизвестный сообщал, что ему позарез необходим «мерчендайзер с привилегированными возможностями франчайзинга при уверенной коммуникабельности и наличии сертификата трейдера». При этом «промоушн со стороны спонсора» гарантировался.

Ольга пожала плечами. Она не была уверена, есть ли у нее все это.

Остальные сулили одно и то же: «Надежность, стабильность, новые возможности» или отчаянно заявляли: «Абсолютно доходная работа!». Некоторые настаивали, что «интеллект необходим», но большинство хозяев удовлетворяли «серьезность и ответственность».

Ольгу заинтересовало объявление, потрясающее своей краткостью и мощным эмоциональным зарядом:

1200$!!!

«Роскошно! — размышляла Ольга. — Просто и ясно. Интересно, сколько раз в день я должна упираться головой в подушку и раздвигать ноги за такие деньги?» Но позвонить все-таки решилась.

Очевидно, ей улыбнулась настоящая удача. Голос в телефоне, сама вежливость и доброжелательность, так искренне радовался ее звонку, что Ольга расчувствовалась и дала ответы собеседнику на его немногочисленные вопросы: возраст, давно ли потеряла работу, где работала раньше. Предложили ей необременительный труд в офисе с «документацией», четкий распорядок дня, два выходных, оплату наличными и точную сумму назвали.

Ольга прикинула про себя. Получалось, что с грядущими заработками она станет самой богатой из подруг в ближайшее время!

Записывать адрес пришлось долго. Разбирая торопливые заметки, Ольга поняла, что необходимо «сесть в последний вагон, выйти направо, затем в переходе налево, пройти до желтого здания Дома культуры казаков Центрального административного округа, повернуть во двор, спуститься по чугунной лестнице, пройти до стоянки автокранов, спросить шестой склад, там подняться на четвертый этаж и по коридору дойти до тупика, где есть обитая коричневым дерматином дверь, сказать охраннику, что вы к Эдуарду Марковичу».

А, Ольге все равно. Маркович так Маркович! Если он обитает на таинственном шестом складе за обитой коричневым дерматином дверью, значит, ему там нравится. Лишь бы деньги платил.

После череды неудач визит по объявлению вернул Ольге веру в человечество.

Ее встретил вальяжный человек средних лет, одетый не просто дорого, а с претензией на изыск. Его представительный вид слегка портило странное сочетание черного костюма-тройки, желто-розового галстука и тяжелого пристального взгляда. Но стоило ему заговорить, и раздражающие мелочи отошли на второй план.

Первым делом представительный господин потребовал Ольгин паспорт. Внимательно изучив его, он переписал данные в свой блокнот и только затем представился. Звали его Дмитрий Вологда.

— Я ищу себе помощницу в офис.

Он тщательно подбирал каждое слово, говорил медленно и веско.

— Дел много. Вы умеете работать с людьми?

Ольга сообщила, что всю жизнь проработала среди людей и они ей чем-то даже нравятся. Дмитрий кивал в знак согласия, подолгу задерживаясь взглядом на вырезе вдоль бедра. Ольга проклинала себя за выбор чересчур легкомысленного одеяния для визита в серьезную организацию.

— Очень хорошо, — нараспев, не торопясь, сообщил он. — У меня есть клиенты. Вам нужно контролировать их деятельность. Я сам не успеваю справиться с потоком. Будете вести учет в специальном журнале и отчитываться передо мной. Вас устраивает напряженный труд?

Ольга колебалась. Многоопытный господин Вологда усмехнулся.

— Оклад восемьсот долларов в месяц. Оплата наличными.

В глазах Ольги он прочитал положительный ответ и немедленно продолжил:

— Сейчас мы заключим с вами договор. Заплатите небольшую сумму за оформление и отправитесь на учебу. Тридцать долларов предназначены для оплаты услуг бухгалтерии по начислению вам зарплаты.

Он задумчиво постукивал пальцами по столу, пока Ольга старательно заполняла бланк печатными буквами, ликуя в душе. Долларов не нашлось. Дима поморщился, но удовлетворился простыми рублями. Вынув кожаное портмоне, Дима задумался. Затем спрятал портмоне обратно в карман и брезгливо сбросил Ольгины рубли в ящик стола, не считая.

— Вы понимаете, что вам необходимо ознакомиться со спецификой работы компании?

— А в чем она состоит?

Резонный интерес Ольги тут же был удовлетворен.

— Мы предлагаем людям, считающим, что они несчастны, наш «продукт», «Хэппи-тоник». Из названия понятно, что это — тонизирующий состав в разнообразном исполнений и с особыми программами потребления.

— Ваша фирма называется?.. — робко осведомилась Ольга.

Дмитрий Вологда горделиво выпрямился, устремил взгляд поверх головы собеседницы и торжественно произнес:

— Нас знают во всем мире. Мы — «Фербагайл»!

Это слово Ольга слышала. Когда-то, где-то, как-то… Ничего определенного. Его часто можно было услышать от людей с огромными значками, обитавших около станций метро. Там они группами и поодиночке слонялись около автобусных остановок и приставали к прохожим с просьбой приобрести то ли лекарственные консервы, то ли консервированные лекарства…

Да не все ли равно? Ее это не касается.

Ольга засунула руку в карман джинсов и проверила, на месте ли пропуск. Вчера ей домой звонил Дима (настоявший, чтобы она называла его Димой) и предложил срочно посетить собрание «распределителей». Так официально назывались те, кто, по выражению Димы, «толкал продукт» массам. Вологда и его коллеги по «Фербагайлу» называли свой товар «продуктом». Не посетив собрание, сообщил Дима, она будет неправильно представлять себе благородную миссию «Фербагайла» в России и не узнает об оздоровительном эффекте «продукта».

Маршрут до места собрания заботливый Дима изобразил на фирменном бланке с красной надписью «Фербагайл».

Пробираясь вдоль глубокой канавы, склоны которой заросли травой, а на дне плескалась вода и квакали лягушки, Ольга услышала за спиной вежливое покашливание, и мужской голос поинтересовался:

— Вы в «Фербагайл»?

— Да! — коротко бросила Ольга, стараясь удержаться на краю и не составить компанию лягушкам.

— Боже мой, Ольга! — радостно воскликнул голос.

«Фербагайл» едва не распрощался с новым сотрудником. От неожиданности Ольга потеряла равновесие, но мужская рука успела схватить ее за ремень и удержала от падения. Запыхавшись, оба спешно преодолели опасный участок и выбрались на дорогу.

Здесь Ольга смогла разглядеть своего спасителя.

Он был одного роста с ней, одет плохо, небрит. Общее впечатление запущенности завершала торчащая из провисшего кармана матерчатая сумка-авоська, которую постоянно носят с собой пьющие граждане страны.

Но глаза его радостно сверкали, словно он узрел не раздраженную женщину, чистившую кроссовки подобранной на обочине веточкой, а деву Марию с дарами от компании «Смирнофф».

— Ольга! Не признаешь? Это я, Женька!

Ольга разогнулась и внимательно посмотрела. Сюрприз за сюрпризом… Женька был тем самым отвергнутым женихом Вики, пожелавшей сделать из Ольги русское народное пугало и установить его в центре ГУМа, у фонтана.

Женька едва не прыгал от радости. Ольга не успела опомниться, а он стремительно одолжил у нее денег на пиво и вернулся обратно с наполовину опорожненной бутылкой.

Женька радостно трепался, встретив знакомую. Остановить его было невозможно. Ольга и не пыталась.

— И ты к ним подалась? Сочувствую… Понимаю… Последний шанс… Слушай, у тебя столько достоинств, а ты согласилась на каторжный труд? Я-то ладно, продам пару «продуктов», и на выпивку хватает. У меня их из жалости берут соседи по дому.

— Значит, «продукт» берут? — полуутвердительно спросила Ольга. — Значит, на нем можно заработать?

— Заработать? — Женька брел рядом, помахивая сумкой. — Заработать, конечно, можно. И потерять можно много. Столько, что заработанного не хватит на покрытие убытков… Ты серьезно решила туда податься? У тебя еще можно немножко денежек стрельнуть?

Ольга всегда была доброй. Она дала Женьке больше, чем тот просил. Уж больно жалкое зрелище являл собой бывший первый парень на курсе.

Женька затарился основательно. Купил бутыль водки, незамысловатую закуску, хлеб…

— Ты с этим пойдешь на собрание? — Ольга не хотела, чтобы ее увидели в компании с алкоголиком. — Ты хоть там не пей…

— А что такого? Пока все орут да по команде вскакивают, я всегда успею стаканчик опрокинуть! А у тебя, я вижу, денежки завелись, раз решила податься в «Фербагайл»?

— Нет! — удивилась Ольга. — Я сама заработать хочу.

— Ах! — Женька двусмысленно улыбнулся. — Ладно, посмотришь спектакль, после поговорим. Смотри, мы на месте.

Проходя бесчисленными пустыми коридорами НИИ «Сборразборметхимконструкция», парочка шла на постепенно растущий глухой шум. Предъявив пропуска строгой охране, они попали в зал, миновав тщательно охраняемые двери.

В зал набилось огромное количество людей с застывшими на лице улыбками. Все как один имели на лацкане большой круглый значок. На белом фоне резала глаза надпись красным:

Хочешь стать счастливым? Спроси меня.

— Привет вам, кирпичи! — громко заорал Женька.

Его никто не услышал. У присутствующих одновременно заложило уши от мощного звукового удара. Из огромных динамиков понеслись сбивающие с ног звуки, сливающиеся в подобие мелодии. Женский голос хрипло завел песню, что нет в жизни счастья, но можно купить у «распределителей» пару «продуктов» и тогда невзгоды обойдут вас стороной.

Текст был примитивен до безобразия и понятен даже неважно знакомой с английским плохо Ольге:

И припев:

Весь зал вскочил на ноги и отчаянно хлопал в ладоши. Всеобщим воодушевлением умело управлял со сцены мужчина, одетый аккуратно и просто. Он энергично дирижировал аплодисментами. Затем поднял руку. Его движение повторили полтора десятка человек, через равные промежутки стоявшие в проходах между креслами. Зал послушно угомонился и сел.

На сцене торчала большая пластмассовая эмблема «Фербагайла» (сердце с крылышками), а также находились стол с банками и пузырьками и стойки с микрофонами.

Ведущий согнал с первого ряда всех, кроме десятка человек, заявив, что в первом ряду отведены места исключительно тем, кто зарабатывает сто тысяч долларов в год. Ольга приподнялась на месте, чтобы разглядеть этих, «особенных».

— Лучше туда посмотри! — Женька привлек внимание Ольги к пирамиде из десятка больших коробок с обязательной эмблемой «Фербагайла». — Символично! — улыбнулся однокурсник грустно и понимающе.

Ольга досадливо отмахнулась. Она пыталась слушать выступающих, вызываемых поочередно на эстраду тем же ведущим.

После третьей речи можно было понять, что выступления поставлены одним режиссером, а тексты принадлежат одному сценаристу. Менялись имена и фамилии, возраст ораторов, но все остальное можно было предугадать с точностью до слова.

— Мне сорок лет! — надрывался в микрофон очередной выступающий. — Я — офицер запаса! Перспектив — ноль! Уволен! Увидел объявление! Пришел! Стал «распределителем»! Купил «продукт»! Продал «продукт»! Счастлив! Есть машина! Квартира! Жена! У вас есть машина? У меня есть машина! Хотите машину? У вас будет машина! Спасибо «Фербагайлу»!

— Опять офицер, — засопел рядом Женька. — Процесс милитаризации «Фербагайла» успешно прогрессирует. Несчастный народ эти военные. Чтоб на эту сцену угодить, надо таких, как ты, сотню объегорить или самого тебя…

— Мне сорок пять лет! — Ольге казалось, военный начал рассказ по второму разу, но на сцене его успела сменить рыхлая женщина в кожаных брюках, широко расставившая ноги и смахивавшая издалека на массивную мостовую опору. — Я работник общепита! Постоянно обильное питание! (Ольга удивленно подняла брови.) Плохое самочувствие! Несчастна! Купила «продукт»! Счастлива! Теперь сама «распределитель»! Есть квартира! Есть муж! У вас есть квартира? У меня есть квартира! У вас есть…

— Интересно! — не мог угомониться Женька. — А вот мне никогда не икается от обильного питания. Или она чужое ела? Тогда здоровье здесь ни при чем. Это — совесть.

— А сейчас мы скажем огромное спасибо президенту «Фербагайла», уважаемой госпоже Марте Ханс! — Ведущий захлопал ладошками и отскочил в сторону.

Висевший позади занавес раздвинулся, и глазам Ольги предстал огромный портрет загадочно улыбающейся блондинки, хорошо стриженной, с чистым красивым лицом.

— Поблагодарим ее за возможность подучить все, что хотим! Вы мечтали всю жизнь о счастье! И сейчас у вас есть все! И самое главное — «продукт», который принесет счастье людям и богатство вам! Послушаем еще раз наш гимн и насладимся его волшебными звуками!

Ольга мгновенно оглохла от дикого грохота, обрушившегося сверху. Музыка гремела, люди с одинаковыми лицами повскакивали с мест и прыгали, как безумные, ожесточенно терзая ладони аплодисментами.

— Аллилуйя! — не к месту завопил Женька и полез к соседям целоваться.

Его осторожно осаживали, но некоторые охотно целовались. Очевидно, считали естественной частью ритуала. Особенно приглянулись Женьке толстые дамы, в изобилии представлявшие «Фербагайл» в России. Женька возбужденно похлопывал их по мощным буграм, выпирающим из-под широченных цветастых блузок, одетых навыпуск, чтобы скрасить недостатки фигуры.

— А вы что расселись? — К Ольге наклонился один из торчавших в проходе контролеров. — Вставайте, вставайте! Вы не любите нашего президента?

Ольга вынужденно встала и нехотя захлопала в ладоши. Постепенно она вошла в ритм, аплодировала вместе с залом и попыталась подпевать. Ее захватила волна всеобщего воодушевления и понесла дальше.

— Слава президенту! — надрывался на сцене ведущий.

— Слава президенту! — эхом отзывались несколько сотен глоток. Ольгин голос звучал вместе с ними. Очень громко звучал.

«Великолепно! — ликовала Ольга. — Прекрасные, добрые люди! Как они счастливы! Неужели это действие «Хэппи-тоника»?»

Разбитной малый на эстраде уже пять минут рассказывал биографию президента и чесал как по писаному.

— …Семи лет девочка Марта принята в гимназию города Питтсбург, окончив ее с похвальным листом, где имелась только одна четверка — по закону Божьему. Этот грех, который миссис Ханс посчитала величайшим, она искупает всю жизнь, сея счастье неразумному человечеству. Кроме того, когда ей было восемнадцать лет, ее любимый папа скончался от чрезмерной дозы успокоительного. Злые языки утверждали, что он употреблял наркотические препараты. Но мы не верим злобным наветам!

— Не верим! — заревел зал.

— После смерти папы девушка Марта посвятила себя поиску рецепта напитка, который сделает людей счастливыми. И она нашла целебный рецепт! Марта Ханс — явление Спасителя!

— Ур-р-а! — ликовал зал.

Поклонники «продукта» обнимались и плакали. Ольга вытирала платочком глаза.

— А сейчас продолжим рассказ о чудо-тонике, нашем «Хэппи-тонике»! Слово — нашим «распределителям»!

— Мне сорок семь лет… — закрутилась на сцене бесконечная лента.

— …приобрела «продукт». Вернулась домой. Лифт испорчен. Поднимаюсь по лестнице. Соседка спрашивает, что у меня за значок. Отвечаю: «Фербагайл», «Хэппи-тоник». Пригласила к себе. Показала «продукт». Соседка купила. Так я совершила первую продажу. Теперь у меня есть два холодильника! У вас есть два холодильника? А у меня есть два холодильника! Вы хотите иметь два холодильника? Слава «Фербагайлу»!

Следующими на сцену выскочили сразу двое, он и она. Он имел черный смокинг и галстук-бабочку. Она затянула отвисший живот в зеленоватый костюмчик и стала похожа на кочан капусты. Наряд дополняла широкополая шляпа. Из-под нее выглядывали нос картошкой и выкаченные, как при базедовой болезни, глаза, похожие на половинку редиски. Весь «огород» держался на широко расставленных, не сдвигающихся лет двадцать ногах.

«Что у них у всех с ногами?» — не переставала удивляться Ольга.

Пара исполнила свой номер («Нам на двоих семьдесят пять лет. Мы были несчастны и бедны. Но когда попробовали «Хэппи-тоник»…).

— Я простая медсестра! Заработки нищенские! — истошно кричала следующая дама. — А теперь у меня свой огромный дом! А около дома я хочу вырыть бассейн и запустить пару русалов. Хотите бассейн с русалами?

— Кого-кого? — изумилась Ольга. — Какими еще «русалами»?

— Словарь Ожегова сие любопытное слово упустил. Готов предположить, это — мужской род от русалки. Она — простая медсестра, — объяснил Женька, — а у простых и речь простая. Делают в больнице что хотят. Балерина-балерун, проститутка-проститут… Когда на дежурстве скука и пьянство, тогда и русал — предел мечтаний. Одно странно. Если русал — хвостатый утопленник мужского рода, то на фига он ей? У него ведь даже нет…

Ольга не узнала, чего нет у русалов. Со всех сторон на Женьку зашикали. Он понял это превратно и упрямо продолжал:

— Если только для красоты и уборки бассейна…

Получив от Ольги удар локтем, он на время смолк и тоскливо поглядывал по сторонам выцветшими глазами. Ему отчаянно хотелось выйти. И не ему одному. Но все мужественно или женственно терпели.

Чтобы стать счастливым, надо уметь страдать.

С портрета на них укоризненно посматривала Марта Ханс.

Медсестра заливалась на эстраде:

— Кто здесь доктор наук? А кто не доктор? Поднимите руки! Плохо поднимаете! Что, мало докторов? Или стыдно, что теперь не нужны никому?

Она радостно захохотала. Зал угрюмо молчал. Доктора наук в зале присутствовали, точно. Вступать в дискуссию со счастливой и богатой медсестрой они не решались.

— Да, воистину, Россия — страна парадоксов! — торжественно заявила бывший работник медицины, тщательно проговаривая каждую букву недавно выученного слова.

— Кто сказал, «Россия — страна пидорасов»? — Опустошивший полбутылки водки Женька не расслышал слов, но на всякий случай громко вступился за родную страну. — Не поз-з-волим!

Ведущий выглянул из-за занавеса и встревоженно всмотрелся в зал. Нащупав глазами Женьку, он нахмурился, нервно дернул головой и исчез.

Со сцены лилась разученная песня:

— …и теперь я могу жить везде…

— …мне пенсия не нужна…

Общую картину внезапно нарушил скромно одетый пожилой человек. Воспользовавшись паузой, он встал с места и громко спросил:

— Пожалуйста, ближе к делу! Расскажите о стоимости предлагаемого напитка и его химическом составе. Есть ли противопоказания для страда…

Ведущий ворвался на эстраду, схватил микрофон и громко заорал в зал:

— Смотрите на него! Смотрите ВСЕ! ОН НЕ ХОЧЕТ ЗАРАБАТЫВАТЬ ДЕНЬГИ! ОН НЕ ХОЧЕТ СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ!

Ведущий простер руку в сторону обмершего от неожиданности старика.

— А вам здесь не место! Убирайтесь ВОН!

— Во-о-н! — заревели подручные в проходах.

— Во-о-н! — обрадовалась толпа новому развлечению и остервенело затопала.

Неожиданно для себя Ольга почувствовала, что кричит вместе со всеми.

Старик трясущимися руками собрал рекламки в облезлый портфельчик и пошаркал к выходу. В зале свистели и улюлюкали.

Ведущий активно закреплял успех. Он воздел к потолку руки со скрюченными пальцами, вскинул голову и возопил в экстазе:

— Хотите ли вы тотальный «Фербагайл»?

— Да-а-а! — ревел зал.

— Один «Хэппи-тоник»! Один «Фербагайл»!! Один президент!!! — неистовствовал ведущий.

— А-а-а! — заходилась толпа, зверея.

По залу летали бумаги. Кое-где вскочили на кресла и прыгали. Женщины рыдали, мужчины исступленно размахивали руками. Запахло паленым. Из чрева необъятных динамиков повалил дым. Гимн гремел вовсю. Дамы бились в истерике на полу. Их давили каблуками, не успев перешагнуть. Толпа рвалась к сцене, желая немедленного счастья. Ведущий благостно улыбался и гордо вскидывал голову нервным движением. Ополоумевшая толпа тянулась к нему. Ведущий пожимал потные людские ладони, с трудом сдерживая брезгливую гримасу. Чаще он пытался отделаться от толпы, вскидывая руку в общем приветствии.

Покачиваясь, Женька пробрался к сцене, завладел микрофоном и выступил с неожиданным предложением:

— Да здравствует бесплатный «Фербагайл»! Даешь счастье для бедных!

Предложение не нашло широкой поддержки. К Женьке подошли люди и молча повели его к выходу.

— Всех не перевешаете! — орал пьяный, яростно отбиваясь. — Ферштейн, гансы? Марта капут!

Возникший из воздуха ведущий ласково зашептал ему что-то на ухо. Женька прокричал в ответ:

— Да? Лишите? А кто вашу муру продавать будет, пока вы с простаков бабки сшибаете? Или вы боитесь моих вопросов, господин полицай-президент?

Шутки прекратились. Женьку мгновенно выкинули за дверь.

На сцене появились несколько человек, среди которых Ольга узнала и Диму Вологду. Он внимательно осматривал зал. Увидев Ольгу, Дима оживился и перебросился с ведущим парой слов. Ведущий посмотрел на Ольгу и черкнул в блокноте.

Через пять минут Ольга выиграла одну из коробок в пирамиде. Ее попросили подняться на сцену. Зал дружно охнул, узрев Ольгу в полный рост при хорошем освещении. Ей вручили коробку и долго поздравляли.

В коробке находилась видеокассета с рассказами о преуспевших в жизни потребителей и «распределителей» «Хэппи-тоника», банка с самим «продуктом» и красочный каталог. Значительное место в нем занимали виньетки, рамочки, фотографии и рисунки. Текст предельно краток. Дважды пересказывалась биография Марты Ханс и содержались правила поведения «распределителей».

С непривычки Ольга устала и валилась с ног. Много людей! Обилие впечатлений!

Ее хватали за руки, целовали и поздравляли совершенно незнакомые ей люди. Это ли не счастье?

…Женька понуро сидел на скамейке у выхода из института. Завидев Ольгу, он с виноватым видом приблизился к ней.

— Извини, сорвался. Водка теплая… — Он прерывисто вздохнул.

— Теперь тебя выгонят? — Ольга могла только посочувствовать.

— Что ты! — Женька широко улыбнулся. — А кто будет продавать? Кто?

Он помолчал, прежде чем выпросить у Ольги еще немного денег. Но и дополнительный кредит не прибавил ему хорошего настроения. Прощаясь с Ольгой, Женька с грустью заметил:

— Я упустил свое время. Я должен был родиться в девятнадцатом веке, на левом берегу реки Колорадо, носить штаны с бахромой и продавать индейцам огненную воду и библии. По крайней мере, все честно и без обмана.

 

АФРОДИТА, ВЫХОДЯЩАЯ ИЗ МОРЯ «ХЭППИ-ТОНИКА»

Эмма убежала в школу, проклиная не вовремя оборвавшийся ремень сумки и прижимая к груди стопку учебников и тетрадей. Мама топталась у окна. Она хотела убедиться, что бедовой дочери не втемяшится в голову мысль внезапно возвратиться домой.

Дочь не подвела. Внизу, во дворе она раздала учебники дежурному взводу байкеров, которые неторопливо затолкали потрепанные книжки за отвороты черных косух. Пожужжав молниями, покинули двор на шумных мотоциклах.

Ольга автоматически отметила про себя, что ребята просто обязаны «сальнички у агрегатов смазать», а то и до беды на дороге недалеко. Она прислонилась плечом к оконной раме, завязывая и распуская узел на ремешке махрового халатика. Ольга смотрела вслед мотоциклам и думала о Сергее, «Харлее»… Все так неожиданно…

Она нахмурилась, поймав себя на глупой мысли. Идиотская фраза! «Все так неожиданно». Ей что, тринадцать лет?

Ольга решительно захлопнула окно. Ее ждал каталог «Фербагайла». А вечером первое занятие для «распределителей». Кроме того, Дима Вологда многозначительно намекнул, что желает обсудить с ней «серьезное». Подводить нового начальника Ольга не хотела. Да и Дима не проявлял к ней личного интереса, что также настраивало на рабочий лад и гарантировало серьезность предприятия.

Каталог внушал уважение размерами, обилием цветных иллюстраций и блестящей мелованной бумагой. Название било по глазам точно и сильно:

Великая миссия «Фербагайла» — Россия

Ольга с трепетом перевернула толстую страницу обложки.

По стилю и содержанию отчеты о работе наиболее удачливых «распределителей» напрашивались на сравнение с деяниями святых апостолов. Но апостолы в сравнении проигрывали. Килограммы страниц их надоедливых морализмов перевешивала одна фотография супружеской четы «распределителей», развалившихся на зеленой лужайке, примыкавшей к трехэтажному белому дому. Подпись гласила: «Лора и Эдик у своего домика. Они счастливы. Они сделали счастливыми тысячи людей».

Ольга вздохнула.

С каждой страницы каталога осчастливленные «Хэппи-тоником» личности агрессивно демонстрировали отличное здоровье. Демонстрация здоровья порой принимала обескураживающие формы. Одни втягивали животы и щеки, желая подчеркнуть стройность фигуры, что делало их похожими на плохо надутые баскетбольные мячи. Другие облокотились на подержанные автомобили, не замечая съехавшие на туфли носки и выглядывающий сбоку переполненный мусоросборник. Некто прислал фотографию из военного билета времен своей молодости и тоскливо смотрел в объектив глазами дезертира.

Большинство истово воздевали руки небу. По небу плыли ватные облака. Под снимками шел текст, в котором преобладали прилагательные самого восторженного порядка: «полезный, целебный, питательный…» Больше ничего интересного. Разговор о «продукте» оказался непродуктивным.

Ольга недоуменно пожала плечами и со злостью захлопнула каталог. За кого они принимают своих покупателей? За безмозглых болванов? И есть ли они вообще, эти покупатели?

Дима Вологда улыбался широко и честно:

— Милая Ольга! Вы великолепны! Какой фурор вы произвели вчера на собрании. Сегодня ко мне валом валят кандидаты в «распределители»! Я успел принять уже десять человек. И все говорят исключительно о вас!

— Значит, и для меня работа есть? — Радость Ольги не поддавалась описанию.

У Димы появился странный блеск в глазах.

— У меня есть для вас особое задание. Оно принесет вам кучу денег. Вы хотите кучу денег? Я заработал кучу денег! Теперь вам помогу заработать кучу денег! Значит, вы точно хотите зара…

Ольга начала привыкать к болезни речи, поразившей окружение «Фербагайла», но сегодня не выдержала:

— Вы обещали работу и оклад.

Дима досадливо махнул рукой, блеснув толстым золотым перстнем.

— Мелочь! — Но тут же поправился: — То есть не мелочь, конечно… Я вам предлагаю гораздо больше. Но предварительно вы должны прослушать наш семинар для «распределителей». Будет интересно!

Было интересно.

Вожди «Фербагайла» определили местом семинара уже известный Ольге Дом культуры казаков. Ольга не без труда нашла плохо покрашенную дверь за сценой ДК, где находился импровизированный лекционный зал.

На стене большой комнаты висела школьная доска с расчерченными нотными полосками. Но здесь давно никто не занимался музыкой. Детям надоел кружок своим бетховенским занудством, и напоследок они попытались сломать пианино. Пианино мужественно отбило атаки подростков, потеряв в схватке несколько клавиш. Сейчас оно устало привалилось к стене и беззубо улыбалось полуоткрытой крышкой.

Места за столами заняли три десятка кандидатов в «распределители». Готовясь к посвящению, они молчали, украдкой поглядывали по сторонам. Каждую минуту кто-то из присутствующих лез во внутренний карман и на ощупь пересчитывал собранные на всякий случай по соседям деньги.

Между доской и пианино поблескивал экран телевизора. Сейчас он был черен и молчалив.

Ольга устроилась у окна, извлекла чистую тетрадь и новую ручку. Разложив на столе свою маленькую канцелярию, она присоединилась к всеобщему ожиданию.

Распахнулась дверь, жалобно вскрикнув под мощным ударом. В комнату ворвалась большая дама загадочного возраста. Она встала перед оцепеневшими соискателями счастья во весь свой гигантский рост, наполовину закрыв классную доску. Ее выпуклые глаза, размером со сливу, метали молнии. Женщина уперлась руками в то место, где раньше находилась талия, и выставила локти в сторону.

Она стояла, раскачиваясь на каблуках размером с кабачок, и презрительно разглядывала сжавшихся под ее взглядом людишек. Необъятная грудь колыхалась под алой накидкой (или блузкой?), которую мог использовать небольшой отряд скаутов в качестве палатки для ночлега. Черные брюки походили на корабельные орудия крупного калибра.

Те немногие скульпторы, которые продолжают работать в упадочной соцреалистической манере, обожают таких натурщиц. Они платят им большие деньги, изображая обнаженными и с большим снопом спелой пшеницы под мышкой.

— Гимн! — внезапно выкрикнула «женщина со снопом». — Начнем нашу встречу с гимна. Включите гимн!

Лучик солнца проник сквозь шторы и упал на золотой зуб дамы. Зуб, размером с пулю для «Калашникова», сверкнул. Искатели счастья вздрогнули как один. Во всей сцене прорезалось нечто дьявольское. Никто не осмелился встать с места.

— Я вам покажу, как это делается! — развернувшись на месте, двусмысленно заявила дама.

Она подбежала к телевизору и ткнула пальцем в кнопку, едва не повредив хрупкую японскую технику.

На ожившем экране заметалась полуголая рыжая девка, покрытая татуировками в самых неожиданных местах. Она проделывала неприличные манипуляции с микрофоном, умудряясь одновременно петь и пританцовывать. Из динамиков полились знакомые звуки. Ольга и не заметила, как автоматически вскочила и начала хлопать в ладоши, слегка подпрыгивая на месте. Поймав себя на этом, она смущенно оглянулась.

Вокруг энергично хлопали в такт и трясли головами от восторга, хором распевая разученный дома текст:

Дама головой не трясла. Стоя в сторонке, она одобрительно кивала, как врач, привычно отмечающий у пациента симптомы знакомой болезни.

Внезапно выключив телевизор, дама резво кинулась в атаку:

— Я вкалывала простой учительницей музыки! За тысячи километров от Москвы! Военный гарнизон! Денег нет! Несчастлива! Узнала о «Хэппи-тонике»! Поверила в «Хэппи-тоник»! Стала «распределителем»! Стала счастливой! Живу в Москве! Стала богатой! Вы хотите стать богатыми? Я богата! Я расскажу вам, как стать богатыми!

Схватив со стола кусочек мела, командующая семинаром повернулась к доске и размашисто нарисовала кривой скрипичный ключ в начале нотной строки. Спохватившись, она схватила тряпку и судорожным движением стерла некстати пробившееся сквозь розовый туман «Фербагайла» напоминание о неудачной учительской карьере.

Нарисовав некое подобие новогодней елки, дама обернулась к «классу» потным сальным лицом.

— Здесь схема продвижения по карьерной лестнице в компании «Фербагайл», — будничным голосом, по-деловому затараторила «учительница». — Убедитесь, есть разные ветви на дереве вашего успеха в нашей фирме. Первая ветвь — «распределитель». Он покупает «Хэппи-тоник» на сумму полторы тысячи долларов, но продает за ту, за которую купят. Кроме того, «распределитель» имеет скидку, покупая оптовую партию, а не розничную.

«Учительница» черкнула мелом на доске колонку цифр, но запнулась и покраснела от умственного напряжения. Она попробовала пересчитать, но обозлилась еще больше.

— Не сильна я в арифметике! Да мне она и не нужна! — вывернулась дама из ситуации. — Я перепрыгнула с ветки «распределителей» на ветку «наблюдателей»! За меня теперь считают другие! А мне приносят. Стать «наблюдателем» стоит дороже, но и прибыль гораздо больше! Вносите три тысячи долларов и получаете огромное количество «Хэппи-тоника» с еще более огромной скидкой. Подумайте, какое количество людей вы осчастливите божественным напитком! И какое богатство обрушится на вас и заставит по-иному взглянуть на жизнь, насладиться ее дарами, недоступными беднякам, оставшимся за бортом нашего корабля счастья!

Дама схватила со стола пачку фотографий и быстро раздала слушателям. На фото была изображена она сама: в богатой шубе, в шубе и у новенького сверкающего автомобиля, без шубы и автомобиля, но раскинувшись на палубе белоснежной яхты, на фоне пальмы, пригнувшейся к желтому пляжу.

— Мое! Все мое! — Даму распирало. — Я получила огромные деньги, предлагая «продукт» людям и получая прибыль. Легко и просто! Я и вас научу! Спасибо «Фербагайлу»!

Она перевела дух и цепко вгляделась в деревянные лица кандидатов в миллионеры.

— Вдумайтесь! Что вы имели и что вас ждет, если вы не ухватитесь за последний шанс изменить свое жалкое существование? Бывшие военные! Я обращаюсь к вам. Нет больше новых должностей и званий! Вы не нужны стране. Вы нужны себе! Отвергнутые обществом, вы возродитесь к новой жизни, став «распределителями» нашего великого напитка! А вы, интеллигенты? Вы, инженеры, врачи и библиотекари? У вас нет больше надежды на государство! Оно обмануло вас, выкинув даже не на обочину жизни, а в ее мусорный ящик! Собирайте последнее! Продайте последнее! Станьте «распределителями» и получите свободу, счастье и деньги! Много денег! Очень много денег!

Она закатила глаза и взмахнула руками. Слушатели распрямляли согнутые спины, двигали челюстями, сжимали и разжимали кулаки, нервно подергивали шеями. Их распирала энергия.

Они рвались в бой.

Они хотели шубу, машину, яхту и «русалов» в бассейне.

Дама активно закрепляла успех:

— Представьте, как в собственном доме вы спускаетесь в обширный подвал и открываете большо-о-ой сейф.

Произнося это, дама сложила губы трубочкой, широко развела руки в стороны и привстала на цыпочки, сама став похожей на несгораемую кассу на ножках.

— Вы достаете оттуда доллары, пачка за пачкой, и бросаете их на пол, пока весь пол не будет покрыт бесценным зеленым ковром! Вы ходите по ковру, а драгоценный долларовый ворс приятно щекочет вам пятки! А знаете, что вы сделаете еще через пять минут?

Дама внезапно замолчала и уставилась на взмыленных от напряжения слушателей победоносным взглядом. Затем громко крикнула:

— Вы откроете второй сейф!

Незаметно она врубила видео с беснующейся рыжей девкой. Слушатели повскакивали с мест. Они обнимались. По комнате прокатился грохот от ожесточенных хлопков по плечам.

Напоследок дружно пропели:

Ольга размышляла: «Если большая мама с золотой пулей во рту сумела заработать такие деньги, то и мне улыбнется счастье! Я заслужила. Надо посоветоваться… С кем? С подружками? К ним я не вернусь. Жаль… Сергей? Зависеть от мужчины? Исключено! Рискну сама».

Ольга решительно встала и подняла руку. Дама приглушила звук и благосклонно взглянула на нее. Ольга гордо произнесла:

— Я хочу стать «наблюдателем»!

Даму как будто лягнула дикая лошадь.

Она завизжала, запрыгала и помчалась к Ольге. Та испуганно отшатнулась, но дама успела первой. Вцепившись в Ольгу, тяжело дыша чесночным соусом, главная семинаристка замерла, выдерживая паузу.

— Смотрите на нее! — Дама подняла Ольгину руку, как рефери на ринге. — Наша героиня! Афродита, выходящая из моря «Хэппи-тоника»! Диана — охотница на клиентов! Офелия, избавляющая Гамлета от безумия одним бокалом волшебного изобретения компании «Фербагайл»!

Присутствующие сбились в отару и толклись вокруг Ольги, восторженно блея. Они дотягивали до «распределителей», не выше. Ольга холодно взглянула на них и отстранила рукой протиснувшихся ближе. Пусть привыкают к дистанции. Она — «наблюдатель»!

Весь следующий день Ольга провела в радостных хлопотах. Принесла все свои сбережения в фирму, съездила с Димой на склад «Фербагайла», получила три десятка огромных коробок с «продуктом». Коробки едва разместились у нее в квартире. Она ревностно следила за тем, чтобы ни одна баночка не пострадала.

На следующее утро Ольга нашла на кухне приколотую к стене записку, в которой ее родной ребенок информировал «сбрендившую на химической бурде» маму о временном переезде к двоюродной бабушке. Престарелая родственница давно зазывала внучку в гости. В самых ядовитых выражениях Эмма заявила, что не намерена возвращаться в дом и терпеть «позорную коробень с дурацкими банками».

Ольга рискнула открыть одну «коробень» и попробовала тоник.

Напиток показался соленым на вкус.

Или это слезы?

Внезапно Ольга осознала страшное.

Она осталась одна.

 

ГАСТРОЛЕР ИЗ АФРИКИ

Из-за двери доносились клочки слов. Ирина прижала ухо плотнее, но слышимость не улучшилась. Она поковыряла в ухе кончиком кисточки и прислушалась еще раз.

— Тихо! Сиди ты на месте! Не прыгай! Да на, на! Держи, горе мое. — Винсент приглушенно ругнулся не очень хорошим словом.

Это дало формальный повод для вторжения на территорию сына. Ирина широко распахнула дверь и грозно застыла на пороге:

— Кого ты еще приволок? Если опять выдру…

Ирина не успела закончить про выдру. Винсент вскочил, старательно закрывая спиной что-то в углу комнаты.

Из-за его спины высунулась крохотная лапка с длинными пальцами, а затем выглянула маленькая мордочка с большими любопытными глазами. Зверек подпрыгнул и в одно мгновение взмыл на шкаф, а оттуда на лампу. Там он и остался, выжидающе поглядывая на маму и сына.

— Это еще кто? — завопила Ирина, отшатнувшись и выронив на пол коробку с тюбиками краски.

Тюбики рассыпались по полу, часть закатилась под кровать сына и книжный шкаф.

Винсент нахмурился:

— Обезьянка. Она маленькая, а ты ее пугаешь. У нее может случиться шок.

— Сейчас у тебя случится шок! — Зная, что на детях злость срывать нельзя, Ирина тем не менее не удержалась. — А устрою этот шок я!

Обезьянка покинула лампу и вцепилась в занавески. Ирина испуганно вскрикнула:

— Нет! Они новые!

Почувствовав интонацию, дрожащий зверек забился под кровать и жалобно пищал. Винсент не выдержал:

— Ты ее до инфаркта доведешь! Редчайший экземпляр!

— В этой комнате только один «экземпляр»! И я, кажется, знаю кто! Забирай этого павиана…

— …мартышку…

— …и волоки немедленно в зоопарк! Они что там, обалдели? Скоро шакала тебе отдадут на воспитание!

Винсент вздохнул с сожалением:

— Шакала не отдадут. Он на карантине. У него нервное истощение. Если только через месяц…

Ирине кровь бросилась в голову. Винсент смотрел исподлобья, мрачно и упрямо. Время для решительного скандала созрело. Ирина набрала в грудь побольше воздуха…

Кто-то подергал ее за шнурок на кроссовке. Она инстинктивно отдернула ногу и испуганно ойкнула. Мартышка подобралась к ней, встала на задние лапы и протянула тюбики краски, собранные под кроватью. Ирина с недоверием уставилась на маленькое млекопитающее. Обезьянка понимающе вздохнула, опустилась на четвереньки и заковыляла по комнате, собирая краски и аккуратно складывая в коробку.

Винсент гордо взглянул на мать. Та задумалась, но затем решительно заявила:

— Сейчас берешь животное, и мы отправляемся в зоопарк. Я хочу взглянуть в глаза тому, кто занимается усыновлением мартышек. Разберусь раз и навсегда. За мной, марш!

Винсент вздохнул, вытащил из кучи вещей в углу сумку и поставил ее на пол.

Мартышка сунула в коробку последний тюбик и запрыгнула в сумку. Винсент подхватил ее на плечо и, тихо негодуя на ходу, последовал за мамой.

— …и когда таможенники в Шереметьево открыли найденный мешок, в нем сидела мартышка.

Наставник Винсента по зоологической части, доктор наук Герман Михайлович, для своих — Гермих, рассказывал историю обезьяны.

— Контрабанда, она и есть контрабанда. Хозяина не нашли. Сбежал. Таможенники в том же мешке привезли ее к нам. Каждый день кого-нибудь везут. Вчера доставили трехлитровую банку сколопендр. А сегодня утром ящик гремучих змей. Еще пересчитать не успели…

Сидевший за письменным столом Гермих беззаботно стукнул пяткой по фанерному кубу, исполнявшему роль подставки для ног. В ящике тяжело заворочалось и затрещало.

— В отличном состоянии, — с удовлетворением на слух определил Гермих. — Не хотите взять себе парочку? Сам отберу, потолще.

Мурашки, побежавшие по спине Ирины, можно было измерить линейкой. Винсент в который раз за день вздохнул: какие еще змеи!

— Мы ее отдали вашему сыну на адаптацию. В нашем обезьяннике дикие живут, а эта, по-моему, ручная.

— Ваша обезьяна… — начала Ирина.

— Карликовая мартышка, — уточнил «обезьяний король».

— Церкопитекус талапоин, — пробормотал Винсент. Зря он надеялся, что латинское название смягчит сердце Ирины. Та выражала недовольство простыми и убедительными словами.

Выручил Гермих. Он задумался и внезапно хлопнул себя ладонью по лбу. Вышло звонко и неожиданно.

— Забыл! Совсем забыл!

Он полез в ящик стола и вытащил газету. Открыл вторую страницу, сложил и протянул Ирине.

Фотограф запечатлел ее сына с мартышкой на руках. Та прижалась к нему. Или Винсент прижался к примату? Вышло трогательно и забавно. Ирине понравилось. Она представила удивленные лица подруг, рассматривающих фото, которое она небрежно предложит их вниманию.

— Странные события вокруг этой зверюшки, — донесся до нее голос Гермиха.

Ирина непонимающе взглянула на заслуженного звероведа. Тот, нахмурясь, пояснил:

— За трое последних суток неизвестные дураки дважды пытались вломиться в обезьянник. Зачем двери ломать? Если хотите с приматом познакомиться, милости просим! Есть у нас горилла. Зовут Яша. Местный авторитет. Весит двести килограммов, содержит пять жен. Ревнив до невозможности! Приходите, общайтесь. Заодно мы изучим его суммарные потребности в парной человечине. Кстати, Яша только вашего сына и слушается.

Генрих нахмурился, вспомнив о наболевшем:

— Забот у нас с посетителями прибавилось! Кормят моих поднадзорных всякой дрянью. Человек — забавное существо. Считает, что если сам это жрет, то и животные кушать будут! Видите пруд? — Генрих махнул в сторону пруда, блестевшего за окном. — Школьная экскурсия накормила чипсами уток-мандаринок. Китаянки водоплавающие налопались от пуза, а потом две недели квадратные яйца несли! Снесут и шлепают вокруг на своих перепонках, удивляются! Пытался заставить высиживать, как есть, так птички хохлатые ни в какую! Упираются…

— Может, и к лучшему? — вклинился в разговор Винсент, прижимая к себе церкопитекуса. — Птенцы еще те вылупились бы…

— Ты прав как всегда, — вздохнул Гермих, потянулся и мечтательно уставился в потолок. — Замыслил я обратиться в мэрию. Пробиваю новый указ: хочу, чтобы нарушителей порядка, тех, что зверей травит шоколадом, сажали бы в клетку. Отдельную, клянусь! Что мы, звери, что ли… Да и животные, чего доброго, нарушителя самого со злости слопают, как отойдут в лечебнице от его «угощений»… Я себе это живо представляю: табличка «Кормить разрешено!» и клетка с редкой решеткой, чтобы посетители могли палкой дотянуться или камень бросить. Специально тачку гравия высыпем неподалеку…

Голос Ирины вернул к действительности Гермиха, загрезившего о равной ответственности людей и зверей перед законом.

— А обезьянка-то хоть чистая? — Ирина понемногу сдавалась. Винсент восторженно подмигнул Гермиху. Улыбаясь, тот продолжил:

— Чище не бывает. Дезинфицировали, привили, помыли… Ваш сын где-то раздобыл замечательный шампунь! Французский!

Винсент бочком стал придвигаться к выходу, опасливо поглядывая на маму. Но та не успела спросить о пропавшем из дому импортном моющем средстве. В коридоре раздался невнятный шум, грохот тяжелой обуви, и в комнату ввалились четверо.

Трое — толстые милиционеры, вооруженные автоматами, чтобы не бояться хулиганов, которые могут отобрать наручники и золотые цепи. Четвертый — очень тощий и очень грязный негр с небрежно перевязанной левой кистью.

Двое ментов затолкали негра в угол и стали его там охранять. Они приняли устрашающие позы, будто ожидалось нападение племени каннибалов — соплеменников задержанного. Третий, старший сержант, решительно шагнул к ошалевшему от неожиданности Гермиху. Негр безумно вращал глазами, беззвучно шевелил вывернутыми губами и кутался в разноцветные тряпки, которые лишь с натяжкой можно было считать одеждой.

Заметив мартышку, негр пришел в неистовство. Он свалился на пол, завизжал и принялся кататься по полу, незаметно стараясь подползти ближе к зверьку. Мартышка взмыла на стол Гермиха, оттуда — на размашистые рога лося, укрепленные на стене. Она посматривала на орущего негра и плакала.

— Черт! — серьезно произнес Гермих, подскочив к обезьянке и поглаживая ее по маленькой головке. — Неужели своего признала?

Он мгновенно поправился:

— Я хочу сказать, они, наверное, из одних краев…

— Ага, профессор, точно, из одних! — обрадованно выкрикнул сержант. — Иначе какого рожна ему переплывать ночью ваш пруд с бегемотами и раздвигать прутья в обезьяннике?

Гермих изумленно взглянул на притихшего негра. Тот помалкивал, получив незаметный удар прикладом по ребрам.

— В полночь сработала сигнализация, — пояснил сержант, устало бухнувшись на предложенный зооведом стул, — наряд примчался через минуту.

Он взглянул на задержанного:

— Хорошо, он не успел залезть в клетку. Как бы мы его тогда там искали, в толпе?

— Странно, что он не сбежал, — заметил дотошный Гермих. — Ваш наряд с таким топотом обычно бегает, устраивая моим животным подъем вне расписания. Нарушаете биологический ритм.

Сержант ухмыльнулся.

— Он рад был бы удрать, да не получилось. Нам дружинник подсобил. Здоровый, что твоя гора! На клетке написано: «Яша». Вовремя мы подоспели. Негр просунул руку в клетку, а ваш его схватил и не пускал. Негра мы сразу определили. Он орал во все горло. Ваш успел откусить ему безымянный палец и примеривался к указательному, но мы его оттащили и упрятали в наш обезьянник.

Помолчав, сержант неожиданно сказал:

— Кажется, Яша остался недоволен.

Повернувшись к негру, сержант нахмурился и грозно произнес:

— Надо было тебя оставить… И нам возни меньше.

Негр понял сержанта без перевода, с утроенной скоростью завращал белками и заскулил.

Повернувшись к Гермиху, сержант скучным голосом продолжил:

— Протокол будем составлять. Если негра опознаете, то требуется объяснение, почему он в темное время суток шляется по охраняемой территории. Или у вас с едой плохо и вы обезьян неграми кормите?

Представитель посольства Экваториальной Конги оказался высок ростом и одет в самый дорогой костюм, который можно купить в Москве. Он отличался необыкновенной худобой. Когда дипломат запускал на лицо протокольную улыбку, выглядело это довольно зловеще. Глаза его наполнялись огнем праведного гнева за судьбу соотечественника, попавшего в лапы жестоких русских расистов.

Представитель посольства высокомерным жестом швырнул на стол визитную карточку. Гермих нацепил очки и прочитал вслух:

— «Одиннадцатый секретарь Посольства Экваториальной Конги, господин Моку Убонго Зеке Куку Луан Карпухин».

Члены международного сообщества, набившиеся в комнатку, по-разному отреагировали на появление иссиня-черного, подобного тропической ночи М.У.З.К.Л. Карпухина.

Самым сердечным образом его приветствовал негр, вырванный из лап «авторитета» Яши. Он упал на колени и норовил поцеловать руку посольскому. Тот брезгливо ее выдергивал и старался спрятать за спину.

Милиция поступила по уставу. Двое рядовых преданно пялились на сержанта. Сержант открыл рот, но слов не оказалось из-за отсутствия мыслей. Сержант осторожно захлопнул рот.

Гермих держал в зубах дужку очков, стараясь не расхохотаться.

А вот Ирина громко засмеялась. Винсент присоединился к ней. Негр Карпухин зло взглянул на них:

— Причины вашего смеха мне непонятны. Но если это оскорбление, то хочу порекомендовать всегда и во всем следовать заветам борца за равные права черных и белых Мартина Лютера Кинга.

Оказалось, Гермих читал не только анатомический атлас беспозвоночных. Он уставился в потолок и задумчиво поинтересовался:

— М.Л.Кинг? Тот самый чернокожий лидер, который сказал: «Я хочу быть белому человеку братом, но не шурином»?

Трудно было ожидать от сотрудника Московского зоопарка знания афоризмов великого североамериканского борца за расовое равноправие. Карпухин проглотил комок и недовольно заговорил:

— У меня русская жена. Я взял ее фамилию. Но… займемся делом. Вы насильно удерживаете гражданина моей страны. Мне позвонили в посольство из милиции. У него в кармане найден паспорт, выданный Экваториальной Конгой.

Сержант обрадовался.

— Какого черта ваши граждане бегают по режимной территории? — Сказано было недипломатично, но по существу. — И почему он молчит?

— Он вас не понимает. Он из народа муби. Вы хорошо говорите на языке народа муби?

Сержант отрицательно повертел головой и посмотрел на подчиненных. Те дружно замотали головами. Никто из них не был знаком с языком народа муби, чтобы квалифицированно провести допрос.

Негр Карпухин сурово взглянул на сержанта:

— Я вижу, гражданин моей страны пострадал. Он избит!

— Упаси господи! — Сержанта распирало от эмоций. — Да он на лестнице упал и задел огнетушитель! Такое бывает… Верно, робя?

Вооруженные «робя» с энтузиазмом подтвердили слова сержанта. Такое, натурально, происходит у них в отделении ну чуть не ежедневно! Обычное дело! Стоит уборщице лестницу помыть, так все на ступеньках скользят! Опытный Карпухин понял, что международный скандал раздуть не удастся. И тут ему попала на глаза обезьянка.

Карпухин поменялся в лице. Оно приняло такое же выражение, как и у его оборванца соотечественника. Карпухин хотел что-то произнести, но издал невнятный клекот и взмахнул длинными, словно лыжи, руками.

Успокоившись, негр Карпухин веско заметил:

— Здесь редкий вид обезьяны!

Гермих согласно кивнул, но при этом удивленно поднял брови:

— С каких пор посольства зарубежных стран интересуются приматами? Я вижу, и вы, и ваш подопечный странно реагируете на зверька. Не изволите ли пояснить, что все это значит?

— На него, — Карпухин окончательно взял себя в руки и небрежно кивнул в сторону сидящего на полу беспалого негра, — на него вообще внимания не обращайте. Он сумасшедший.

— Значит, вы психам документы раздаете? — Сержант не скрывал свое беспредельное удивление. Его соратники от нечего делать лузгали семечки.

Карпухин не обратил внимания на замечание сержанта. Он встал и обыденным голосом заявил:

— Зверь редкий, у вас никто с ним обращаться не умеет. Он у вас умрет. Я немедленно забираю его с собой.

Сделав заявление, он подошел к обезьяне, вцепившейся в висящие на стене рога. Та совершила один из своих рекордных прыжков и оказалась на руках Винсента. Тот прижал трясущегося зверька к себе и яростно посмотрел на негра снизу вверх. В воздухе запахло дракой. Милиционеры обрадованно сдвинулись, звякнув наручниками.

— Мне кажется, милейший господин одиннадцатый секретарь Карпухин, вы ошибаетесь. У нас есть вакцина. — Гермих спокойно протер очки и вернул их на нос.

— Вы не осознаете меру ответственности, возлагаемой на себя! — Настойчивость Карпухина становилась назойливой. — Животное может оказаться носителем заразных болезней.

— Тем более мы ее вылечим! Да вы не волнуйтесь, мы уже ее привили, ничего с ней не случится. — Гермих вел международный диспут спокойно и основательно, в стиле учебного семинара для группы отстающих.

— Вам грозит ужасная опасность! — Карпухин начал отчаиваться и пошел напролом. — Этот зверь священный. И если продолжать держать его в клетке, на вас всех падет страшное проклятие!

Сержант моментально вмешался:

— Самое большое проклятие — жить в России! А как жить — уже все равно.

Ирина с уважением посмотрела на сержанта-философа. Не зная трудов Артура Шопенгауэра, тот запросто, чисто интуитивно цитировал его максимы. Наш народ второй раз за последние пять минут наглядно подтверждал звание самого начитанного в мире. Негр Карпухин немного сник, но не сдавался:

— Хорошо. — Он выпятил грудь и стал похожим на натянутый лук. — Являясь представителем посольства Экваториальной Конги, я делаю официальное заявление!

Чувствуя торжественность момента, сержант встал и поправил сползающий ремень. Его подчиненные постарались щелкать семечками тише. Гермих остался сидеть, с безразличием поглядывая на негра Карпухина.

— Зверь, которого вы в самой недопустимой для цивилизованной страны манере удерживаете насильно, находится под защитой законов моего государства!

— Да-а-а? — Удивление Гермиха не имело границ. — И в каком качестве вы ее видите, эту обезьянку?

Карпухин не задумался ни на секунду. Совершенно неожиданно для самого себя, отчаянно используя последний шанс, он выкрикнул:

— В качестве гражданина Экваториальной Конги!

Заявление произвело сногсшибательный эффект. У присутствующих отнялась речь. Очки Гермиха сами собой упали на стол. Карпухин праздновал победу.

— Ми-и-инутчку! — Сержанта унять оказалось не так-то просто. — А где тогда ее документы? Может, у вас и страусы в армии служат? В каких званиях?

— Страусы? — Карпухин нахмурился и отрицательно покачал головой. — Нет, насчет страусов не знаю. Но священные животные у нас приравнены к людям. И паспорт ей немедленно выдадут!

Сержант развивал идею:

— Тогда и мой Полкан должен паспорт получить, а заодно и право голоса не только на прогулках, но и на выборах! Еще неизвестно, как у нас в стране пойдут дела, если звери будут голосовать! Тогда мы по уровню жизни и вашу Конгу обставим! А вообще у нас и так все люди как звери. Но зато волки в лесу живут без регистрации.

Сержант поскучнел и жалобно взглянул на Гермиха. Тот расхаживал по комнате, задумчиво потирая подбородок. Внезапно он повернулся к сержанту:

— Что еще положено иметь иностранцу в нашем славном государстве?

— То есть как «что еще»? — Сержант опешил, но, внезапно улыбнувшись, хлопнул себя по коленкам: — Господин представитель! А визу-то, визу не забудьте! Кто выдал визу орангутангу?

Винсент хотел поправить сержанта, но Ирина дернула его за рукав.

— И объясните заодно, на кой ваши сограждане лезут в обезьянник, как тараканы на печенье?

Карпухин опешил. Сообразив, что Министерство иностранных дел России, несмотря на близкое соседство с зоопарком, визу обезьяне даст не скоро, он обхватил голову руками и рухнул на стул.

Сержант продолжал резвиться:

— Раз визы нет — значит, это дело спецорганов! Предположим, обезьяна заслана со шпионской миссией. И тогда ее необходимо допросить. А потом депортировать. Или обменять…

Ирина с жалостью посмотрела на чернокожего, занесенного судьбой на дикие просторы России, далеко от родины.

После долгих дебатов Карпухин уныло ушел ни с чем, милиция уволокла несостоявшийся ужин Яши, а Ирина и Винсент отправились домой с повеселевшим церкопитекусом.

Обезьяну поселили в комнате Винсента. Ирина благосклонно отнеслась к присутствию в доме существа, едва не ставшего причиной международного инцидента. Мартышка оказалась зверьком ученым. Она ходила в туалет, пользовалась ложкой, вилкой и ножом в нужной последовательности. Мало того, она мыла посуду. Из еды ей пришлись по вкусу соленые огурцы и квашеная капуста. Вечером, перед сном, она смотрела телевизор и отчаянно хохотала, наблюдая заседание Государственной думы.

Однажды утром Ирина обнаружила на кухонном столе элегантный кожаный бумажник с деньгами на общую сумму 500 (пятьсот) долларов США. Винсент спал, оставалась обезьяна. В ответ на прямой вопрос и предъявление бумажника она угукнула и ткнула лапкой в направлении раскрытого окна.

Ирина устало опустилась на стул. Ей в доме не хватало только мартышки с уголовными наклонностями.

Зато стал понятнее интерес чернокожего населения Москвы к ловкому зверьку. Да-а-а, это действительно, настоящий клад!

 

«МИКС-ШОУ»

Очередное мероприятие «Фербагайла», которое Дима Вологда обязал Ольгу посетить, называлось «Микс-шоу». Происхождение названия Ольге не объяснили. Но шоу врезалось в память навсегда.

На него явились новички, которых пригласили «распределители» и «наблюдатели». Среди них оказалось немало личностей, употреблявших «продукт» не первый год. Они выделялись в толпе резкостью движений и лихорадочным блеском глаз.

Попрыгав немного под гимн, выпив по стакану «Хэппи-тоника», стали выслушивать сообщения о новых способах употребления «продукта».

«Продукт» вводили в организм при помощи домашних средств через все доступные отверстия на теле. В нем парили ноги, использовали для гадания, с его помощью боролись с импотенцией.

Гражданин средних лет, потерявший слух на заводе военной химии, пытался реанимировать способность слышать при помощи «Хэппи-тоника», который замораживал в холодильнике, разливая по наперсткам жены. Конусообразные кусочки льда несчастный заталкивал в уши, включал гимн «Фербагайла» и надеялся однажды услышать волшебные звуки. А пока он смотрел на прочих клиентов и прыгал в такт с ними.

Присутствовали здесь и стремительно лысеющие дамы, надеявшиеся вернуть густоту прически, моя голову «Хэппи-тоником».

Объявился народный целитель, притащивший целый ворох рецептов, где главными составляющими заявлены водка, хрен и неизменный «Хэппи-тоник». Он настаивал на поголовном употреблении своих снадобий, предрекая грядущую эпидемию болезни «гриппер». Симптомами недуга предлагалось считать кашель, высокую температуру и обильную сыпь на половых органах. Чудак полагал необходимым в профилактических целях законодательно запретить половые сношения на сквозняке.

Дама в косо сидящем парике и с подергивающейся щекой изготавливала на «Хэппи-тонике», перловке и лесных орехах блинчики, которые прикладывала к различным частям тела, сражаясь за похудение этих самых частей. Несмотря на упорные старания части выпирали, свисали и подрагивали при каждом шаге.

Не имеющим аналога признали способ, предложенный человеком пенсионного возраста с бегающим взглядом и писклявым голосом. Он нашел простейший способ для улучшения успеваемости подростков в возрасте 10–12 лет. Предлагалось вводить «Хэппи-тоник» через задний проход посредством кулинарного шприца. Сам процесс продемонстрировали немедленно. Для этого ветеран использовал выполненную из латекса искусственную заднюю часть человека мужского пола, приобретенную в Интим-шопе. Пенсионер раздавал свой телефон направо и налево, предлагая вести к нему для лечения «симпатичненьких» подростков.

Ольга испуганно поглядывала по сторонам. Но остальных присутствующих, казалось, ничего не смущало. Наоборот, они живо интересовались деталями. Ольгу мутило, она едва сдерживалась.

Ее поражало обилие крепеньких, толстеньких дам, составлявших ядро отряда «наблюдателей». У них явно в больших количествах выработался иммунитет на «продукт». По крайней мере, стройнее их фигуры не стали. Но вели они себя раскованно. Похохатывали, показывали пальцами на безумных клиентов и откровенно крутили у виска.

Ольга узнала от них, что гимн «Фербагайла» сочинен той самой татуированной девицей во время тюремной отсидки, заработанной после провоза огромной партии героина. Неожиданный трюк с гимном помог ей покинуть тюрьму Сан-Квентин гораздо раньше окончания срока пожизненного заключения. Гимн приравняли к примерному поведению.

Ольга пожимала плечами. У нее вертелся в голове один вопрос. Не выдержав, она спросила:

— Почему наш тоник не продают в магазине?

Дамы переглянулись. Они колебались. Что-то их сдерживало. Но ответить пришлось.

— Всему свое время, — сказала самая кругленькая, оглядываясь по сторонам и оттаскивая Ольгу подальше от ушей клиентов. — Пока скажу одно. «Фербагайл» — не для торговли.

Ольга вертела в руках приглашение на «Семинар по психологии обработки клиента» и посматривала по сторонам. Те же толстенькие дамы, те же лица.

С первых слов Димы Вологды, заправляющего семинаром, Ольге стало все ясно.

Нет клиентов. Нет чудесного «Хэппи-тоника». Есть только новые и новые добровольцы, как и Ольга согласившиеся внести в кассу «Фербагайла» от полутора до трех тысяч долларов. И если она, Ольга, сумеет уговорить внести деньги новых волонтеров, то ей достанется приличная часть их взносов.

Ольга задумалась. Может, это лучше, чем бегать по улицам и посещать идиотские «Микс-шоу»?

Она вспомнила бедно одетых людей, с утра выстраивавшихся в очередь у дверей клубных комнат. Они тянулись сюда, прочитав в газетах объявления о вакансиях или услышав от знакомых. У людей в очереди одинаково серые, нездорового цвета лица. Лица людей, давно лишенных витаминов из-за их дороговизны. Седеющие мужчины, прижимающие к себе потертые кожаные папки. Усталые женщины, старающиеся держать форс из последних сил. Сил оставалось мало. Форс мельчал. Их одежда уже не соответствовала моде и светилась потертостями, хотя и была вычищена на совесть. Они терпеливо ожидали своей очереди войти в комнату, разложить перед вербовщиком «Фербагайла» свои дипломы, почетные грамоты и блеснуть остатками знаний иностранного языка.

Бедные люди! Зачем вы здесь? «Фербагайлу» нужны не вы.

Семинар тем временем набирал темп. Изучив рукопожатия, освоив науку честного выражения глаз и открытой, доброжелательной улыбки, перешли к самому главному — к философии.

— Мы никого не обманываем, — улыбаясь, развивал мысль Дима Вологда, — мы используем естественную тягу человека к богатству. Такое желание свойственно всем. Мы даем человеку шанс. Шанс обмануть. Стать богаче, сильнее. Стать независимым!

Семинаристы возбужденно переглядывались. Их ободряло сознание собственного превосходства. Они хотели руководить и направлять.

В голосе Димы прорезались стальные нотки.

— У власти в этой стране просто недостает мужества громко заявить: «Нет равенства! Его никогда не было, нет и не будет! Мы лгали вам!» Думаете, их сметет волна народного негодования? Правильно, не сметет! Народ уже подведен к мысли о возвращении каменного века. Steinzeit грядет! Но еще не наступило время правды для народа… Надо ее чем-то заменить.

Дима выпрямился и резко рубанул в воздухе рукой.

— Мы должны знать все модификации слова «обманывать». Любые варианты! Итак, назовите мне синонимы!

Со всех сторон понеслось:

ДуритьДурачитьМухлеватьТемнитьОбставитьВрать НадуватьОбъегоритьОблапошиватьПлутовать-ФальсифицироватьВтиратьочкиГнатьлипуЗаниматьсяпоказухойНае…тьОбводитьвокругпальцаПудритьмозги ВешатьлапшунаущиИскатьлоховМорочитьОколпачивать ОбъезжатьнавороныхОставитьсносомОбводитьвокруг пальцаНапускатьтумануВтиратьочкиБратьнапушкуРазводить…

Дима внимательно слушал, широко расставив ноги и спрятав руки за спиной. Когда мощный поток слов превратился в еле журчащий ручей, он вмешался:

— Устанете обманывать сами — нанимайте помощников! Нет лжи, которую нельзя придумать за деньги. Запомните: МЫ — «ФЕРБАГАЙЛ»! — Дима сузил глаза и взмахнул руками.

— МЫ — «ФЕРБАГАЙЛ»! — подхватили остальные, инстинктивно повинуясь мановению его рук и подпрыгивая.

— И вбейте себе в голову! — нежно напутствовал семинаристок Дима. — Сегодня Россия, завтра — весь мир!

Ольга затихла в углу. Происходящее нравилось ей все меньше и меньше.

Ольга искала покупателей. Рискнула даже позвонить подругам, но примирение с ними так и не состоялось.

Ирина где-то пропадала вместе с сыном. Таня наотрез отказалась покупать «купорос». Алена приобрела целую коробку, а потом весь вечер выкидывала ее содержимое в мусоропровод, банку за банкой.

Алена оказалась единственным покупателем у Ольги.

В тот момент, когда дома у Ирины телефон надрывался от Ольгиных звонков, она сама и ее сын, крадучись, пробирались вдоль тротуара, стараясь не упустить из виду скачущую по столбам и крышам обезьянку. Предусмотрительно оставив окно приоткрытым, они вышли вечером во двор и поджидали свою подопечную там.

Она не заставила себя долго ждать. Через десять минут выскочила на подоконник, перепрыгнула на соседний балкон и принялась пересчитывать этажи. Выбравшись на улицу, она часто останавливалась и металась в разные стороны. Винсент объяснил маме, что мартышка пока плохо ориентируется в незнакомом городе.

Показалось здание казино «Зеленый урожай». Увитое гирляндами сияющих ламп, с музыкой, орущей из каждой щели, оно походило одновременно на «Титаник», идущий ко дну и на многопрофильный публичный дом.

Ирина отметила для себя своеобразие внешнего облика районного храма азарта, решив в следующий раз прийти сюда с этюдником.

Мартышка спряталась среди ламп и размеренно раскачивалась на провисшем кабеле. Терпения ей было не занимать. Ирина и Винсент заняли позицию на садовой скамейке напротив.

Вдруг у казино остановилась очень длинная машина, за ней еще одна и еще. Пятеро человек выбежали из здания и выстроились у дверей, засунув руки в карманы и за полы пиджаков. Они нервно оглядывались.

Выскочивший из первой машины верзила шустро распахнул дверцу. Из нее появилась очень толстая нога, а за ней — ее владелец, тучный и напряженно отдувающийся джентльмен в белом костюме.

Винсент толкнул маму локтем и возбужденно указал куда-то вниз.

Мартышка кралась вдоль тротуара, маскируясь в вечерних сумерках не хуже опытного бойца антитеррористического подразделения. Подобравшись к машине, она в мгновенье ока запрыгнула в приоткрытое окно и через две секунды покинула машину тем же путем. Теперь она прижимала к себе темный предмет, похожий на маленький портфельчик. Опустившись на четвереньки, зверек скрылся с ним в придорожных кустах.

Ирина все поняла.

Мартышку привезли в Россию «на гастроли». Вот почему обезумело московское чернокожее население! Вот почему так разволновался чернокожий дипломат Экваториальной Конги Карпухин!

Ясно, бежать к толстяку в костюме из простыни бесполезно. В лучшем случае его охрана обрадуется возможности устроить сафари прямо в центре города и перестреляет кучу народа, так и не поймав зверька.

Мама с сыном незаметно удалились. Обезьянка, уставшая от трудов, уже была дома. Она посапывала во сне, свернувшись в пушистый клубок на дне коробки из-под масляных красок. Сумочка лежала на столе. Открыв ее, Ирина нашла не деньги. Бумаги, бумаги… С большим количеством круглых печатей и размашистых уверенных подписей. Ирина смогла понять, что речь идет о собственности на здание казино.

Ирина задумалась.

Российское отделение «Фербагайл» стояло на ушах.

В переносном смысле.

К ним приехал ревизор из багдадской штаб-квартиры. Звали его Симон Шварцнейб.

Симон Шварцнейб оказался молод, высок и долгонос. Он также являлся обладателем стильной белой машины. Он устал и тоскливо посматривал на штат местного отделения «Фербагайл» глазами больного пеликана. Ему ничего здесь не нравилось, а особенно коротконогие толстенькие сотрудницы. Дима Вологда пустил в бой главные резервы. Он вытолкнул вперед Ольгу.

Симон Шварцнейб оживился, оттеснив в сторону Диму, и потащил Ольгу за руку к машине. Та не сопротивлялась. Общество местных дам ей обрыдло окончательно.

— Мы поедем в самый лучший ресторан! Мы будем кататься до утра. — Симон захлебывался от восторга и похлопывал Ольгу по голой коленке. — Я вас лично увезу отсюда. Куда вы хотите? Хотите в Париж? Я часто наезжаю в Париж! Вы не бывали в Париже? Теперь вы узнаете Париж!

Разговорный стиль «Фербагайл» преследовал Ольгу везде. Господин Шварцнейб ее не интересовал. Но оставались вопросы, на которые требовалось срочно получить ответы. Симон оказался разговорчив. Его презрение к российскому отделению хлестало через край.

— У нас «продуктом» приторговывают домохозяйки, мучающиеся от нерегулярной половой жизни, да пенсионеры, страдающие от зверской скуки. А у вас? У вас «Фербагайл» — чуть ли не политическая партия! Или казино, где каждый делает ставки и норовит надуть крупье. «Хэппи-тоник» — лимонад, а не средство для продления жизни и завоевания успеха в жизни. С вами, русскими, все не так.

Ольга молчала.

— Мы уже закрыли не одно представительство «Фербагайл» в России. У вас здесь каждый, купивший пару коробок, мнит себя миллионером. И в этом его убеждают ваши коллеги. Они должны работать продавцами, а не охотниками за головами! Но пока их несчастные жертвы верят в последнюю возможность преуспеть в жизни. Они продают обручальные кольца и влезают в долги.

Симон любил свою машину. Но когда злился, прибавлял скорость. Опомнившись, сбрасывал. Ольга не перебивала.

— Раньше брали по сотне долларов за контракт, теперь — полторы тысячи. Ставки растут, надо брать сразу и помногу. Впоследствии несчастные лезут в петлю или предъявляют претензии центральной штаб-квартире! А мы здесь при чем? Мало того, что вас дрессируют для обмана, так еще изо всех щелей полезли кандидаты в фюреры! Я еще могу понять иеговистов и прочих пятидесятников. Их пастыри обещают вечное блаженство за каждую приведенную к Господу душу. А у вас?

— Действительно, а у нас? — автоматически повторила Ольга.

— Веры уже нет, до каменного века пока далеко, и в остатке мы имеем деньги простаков. — Симон сплюнул в окно. — Странно, но военные особенно доверчивы. Они верят схемам, они верят в честность, у них масса свободного времени в сочетании с полной неустроенностью. Шумные праздники в «Фербагайле» создают иллюзию обретения нового коллектива друзей, а мелкие подачки способствуют закрепощению. Уволенные военные приведут бедствующих коллег, которые угробят выходное пособие, последние деньги семьи, на нашу газировку!

Ольга попросила подвезти ее домой, сославшись на головную боль. Симон не пытался ее отговаривать. Его одолевали собственные заботы. Но на прощанье он очень внимательно взглянул Ольге в глаза.

Прошло два дня. Ольгу пригласил к себе Дима Вологда.

Он вел себя безобразно. Он орал, топал ногами, брызгал слюной.

Из бессвязных выкриков Ольга сумела понять, что «является предателем интересов «Фербагайл» в России».

Оказывается, Симон Шварцнейб, недолго думая, заявил, что доложит в штаб-квартиру о грубейших нарушениях в работе российского «Фербагайла».

Но это еще ничего.

Он сообщил, что руководителем представительства поставит Ольгу, а Диму Вологду «попрет со всех постов». Этого Дима стерпеть не мог. Он разорвал Ольгин контракт и швырнул ей в лицо.

Ольга, которая в последнее время чувствовала себя как замороженная дантистом челюсть, не спорила. Она молча ушла.

Она шла по коридору ДК и слышала ругань из-за приоткрывающихся дверей. Ругань окутывала ее и стелилась за спиной наподобие ядовитого туманного шлейфа.

Дома Ольга потеряла сознание.

— Вы пропустите нас или нет? — Ирина смотрела на охранника и медленно закипала.

Охранник просто светился особой тупостью. Тупая голова с тупо подстриженными волосами, тупо смотрящие глаза, тупые кулаки. Речь оказалась еще тупее.

— Э-э! — произнес он и закатил глаза.

Нервными движениями, путаясь в порвавшейся подкладке хозяйственной сумки, Ирина извлекла вчерашний обезьяний «трофей».

С охранником случилось страшное. Он выкатил глаза, у него отвалилась челюсть, из-под пиджака сам собой вывалился большой черный пистолет. Винсент нагнулся, поднял пистолет и вежливо вернул его ошалевшему здоровяку. Тот проорал невнятно в крошечный микрофон и выпрямился по стойке «смирно», умильно поглядывая на Ирину. Наблюдательный Винсент понял, что сейчас сторожа можно кормить с руки, он готов служить и играть в мячик.

Из дверей казино посыпались и другие охранники, все в аккуратных костюмах, белых сорочках и галстуках. Количество их множилось на глазах. Через полминуты площадка перед игорным заведением стала похожа на место съемки малобюджетного гангстерского боевика. Маму и сына провели внутрь здания.

— Где она? Где? — Навстречу мчался давешний толстяк.

Он сменил белый костюм на серый. Из-за воротника торчала салфетка, в руках поблескивала вилка дорогого столового серебра.

— Я здесь, — обратила на себя его внимание Ирина.

— Сумка где? Сумка! — Толстяк бесновался, пританцовывая вокруг Ирины.

Ирина молча протянула вещь. Царь и бог храма азарта бесцеремонно вытряхнул содержимое на пол. Охранники бросились поднимать рассыпавшееся. Толстяк грубо пинал их ногами, заставляя шустрее собирать бумажки. Когда они были собраны, толстяк их пересчитал и поднял голову. Охрана шарахнулась врассыпную. Стоявший рядом с хозяином не успел отскочить и получил сильнейший удар в челюсть. Слегка пошатнувшись, охранник мрачно почесался и виновато понурил голову. Толстяк опомнился, взглянул на Ирину и поспешно извинился.

— Ко мне! Немедленно ко мне! — Толстяк тянул за собой Ирину и успевал отдавать на ходу разнообразные приказания: — Шампанского. Ящик! — Он заметил Винсента. — И еще мороженое! Все, какое найдете. Тревогу отставить, бойцов отозвать! Проследите, чтобы не «положили» кого лишнего…

Хозяин затащил своих «спасителей» в кабинет. Ирина кратко сообщила, что вместе с сыном, как у них в семье заведено, гуляла вечером перед сном (Винсент при этом сообщении иронически хмыкнул) и нашла сумку под забором.

— Если б не вы, то я уже вечером болтался бы в петле. Без бумаг я — труп холодный!

Произнеся последнее слово, хозяин чиркнул ребром ладони по собственной шее. Ирина вздрогнула. Двусмысленность заявления и жеста пугали ее.

— В ресторан, за мной! — Толстяка била нервная дрожь. — Все меню, сейчас!

Они шли коридорами, оформленными с той безвкусицей, которая называется «евроремонт с национальным декором». Ирина поморщилась и сообщила свое мнение об интерьере толстяку. Тот мгновенно уяснил способности Ирины и тут же дал ей заказ на переоформление. Правда, жестко оговорил сроки. Весь разговор занял несколько минут.

Тут Ирина заметила, что Винсент пропал. Откуда-то справа донесся невнятный шум и испуганные крики. Среди криков выделялось часто повторяемое слово «крокодил». У Ирины все внутри похолодело.

— У вас… У вас здесь нет крокодила? — с надеждой спросила она.

— Есть, милая! — радостно заорал толстяк. — Как не быть? Еще как есть! И не один. Сейчас покажу!

Вдвоем они вбежали в просторный зал.

В центре помещения отсвечивало лилово-зелеными лужами искусственное болото с торчащими из него кустиками. В болотной жиже ползали, тяжело переваливаясь с боку на бок, крокодилы метра полтора-два длиной. Рядом с ними находился Винсент. Он закатал штаны и внимательно заглядывал в пасть самому неприятному чешуйчатому гаду. Затем подобрал щепку и, к вящему удовольствию крокодила, вытащил у него из зубов тягучую волокнистую дрянь. Рептилия радостно захлопала хвостом по воде, поднимая кучу брызг и обливая с головы до ног беспомощно толпившихся на берегу охранников.

Ирина вскрикнула и прислонилась к стене, схватившись за сердце. Винсент услышал голос родительницы и обернулся:

— Кайман, мам! — В его голосе сквозила искренняя радость. — Представляешь? Самый настоящий гладколобый кайман!

Мама отказалась разделить с сыном радость открытия. Она выпрямилась и грозно крикнула:

— Марш на берег! Совсем тронулся?! Людей перепугаешь!

Где-то неподалеку откачивали толстяка. Он громко отдувался, пил холодный боржоми литрами и высасывал валокордин прямо из пузырька.

Винсент нехотя направился к матери, перешагивая через рептилий. Зеленые твари выстроились по двое и направились за ним, как коровы за пастухом. Выбравшись на берег, сын недовольно бросил:

— В чем паника, маман? Был бы нильский крокодил — тогда понятно. А то ведь — кайманчик! Он ведь и кусаться толком не умеет. Так, порвет ногу немножко…

Подвели толстяка. Он с уважением смотрел на Винсента. Юный зоолог ответил мрачным взглядом.

— Вам, дядя, надо о зверях подумать. Они живые. А если их не по правилам содержать, то земноводные передохнут за неделю, и даже деликатесных котлет из них наделать не успеете. Ультрафиолет им нужен. Значит, без кварцевых ламп никак невозможно. Воду надо чистить. Где у вас фильтры гравийные, биологические? И кто, интересно мне знать, додумался крокодилов капустой кормить? Я хочу посмотреть на этого человека и объяснить ему разницу между крокодилом и кроликом!

Толстяк выслушал лекцию, и глаза его налились кровью.

— Где смотритель?! Он мне что обещал? Что ящерицы живые будут и бодрые! Я его сам им скормлю, как кролика!

Судьба крокодильего сторожа осталась покрытой мраком. Ирина вежливо отказалась от обеда и потащила сына домой. Охрана посматривала на них с благодарностью. С Винсентом каждый попрощался за руку, осторожно сжимая его крохотную ладошку своей тяжелой пятерней.

 

«ФЕРБАГАЙЛ»: АФРИКАНСКИЙ ВАРИАНТ

— Здравствуйте! Добрый день! Как поживаете? Как здоровье? Меня зовут Нгомо!

Ирина мрачно выслушала очередного визитера и попыталась захлопнуть дверь. Ей надоели ходоки от африканских племен, представители посольств и зверолюбивых международных организаций. Всем хотелось наложить лапы на обезьянку и защищать ее гражданское право на трехразовое питание.

— К черту, к черту! — Ирина не сдерживалась. Она просто выходила из себя. Ей надоела роль вахтера студенческого общежития.

Черный парнишка толщиной с прутик состроил обиженную гримасу:

— Я — Нгомо! Я сын того, кто хозяин Зизу! Пожалуйста!

Парнишка торопливо вытащил пачку фотографий, наспех сделанных полароидом. На всех была изображена вынужденная квартирантка Ирины. На некоторых присутствовал сам Нгомо, на других — очень тощий старец, завернутый в подобие полосатого савана. Правой рукой он удерживал повисшую на нем обезьянку, а в левой сжимал связку свежих человеческих черепов. Обезьянка улыбалась, черепа скалились. Ирина выронила фото и схватилась за дверной косяк.

— Зизу — тотем нашего племени, — набивая рот Ирининым вареньем и запивая его седьмой чашкой чая, рассказывал Нгомо. — Она имеет свою историю! Она священна!

Винсент недоверчиво прислушивался. Ирина мысленно прошлась нехорошим словом по ближайшим родственникам Нгомо. Она прищемила палец, открывая банку со сливовым джемом. Нгомо уловил это краем глаза и мгновенно опустошил стоявшее перед ним блюдце с консервированной клубникой, освободив место для следующей порции сладкого.

— Мое племя страдало от голода и засухи. Вода ушла, скотина перемерла, начались эпидемии. На девяносто шестой день Великого Ыару, по-вашему — большой засухи, мой отец, Великий Колдун Солнечных Сил, он же Великий Чаади, приказал племени собраться на танцплощадке для туристов и слушать его Великое Слово, Олонну Лмоо.

Ирину начал доставать центрально-африканский фольклор. Он плохо воспринимался в условиях малометражной московской квартиры. Ирина нервно постукивала носком тапочки по ножке кухонного стола, отбивая на его поверхности мелодию «Ай-я-я-яй, убили негра». Нгомо, сын Великого Чаади, моментально сообразил, что злоупотребление прилагательным «великий» грозит перекрыть поток варенья. Он приналег на сливу и торопливо продолжал:

— Слово было сказано. Когда минули две луны, Великий Чаади закончил говорить.

Винсент, сидевший рядом, заерзал на месте. Ирина поняла намек.

— Слушайте, юноша! Если вы намерены пересказать Великое Слово с точностью до буквы, тогда я не замечу, как мой сын успеет подрасти и притащит в дом отвратительную девицу, которую сдуру станет называть женой! Вы этого добиваетесь?

— Клянусь, нет! — Нгомо казался искренним. Он облизал ложку и положил ее в нагрудный карман. Спохватившись, вытащил и аккуратно опустил в пустую чашку.

— По приказу Великого Чаади племя отправилось на опушку акациевой рощи и стало ждать. Люди мучились от голода и жажды. Обещанное отцом Эмканту Фыа Великое Чудо произойти не торопилось. Но когда зашла десятая луна, из леса вышла Зизу. Ее прислал Бог Солонго, Бог Земных и Небесных Радостей.

Нгомо выбрал в вазочке конфету «Ну-ка, отними!» и принялся разворачивать ее, вдумчиво шурша фантиком. Наверное, благодарил Бога Солонго за шоколадную радость. Пауза затянулась.

— И?.. — поторопила Ирина.

Нгомо очнулся от своих мыслей и восторженно продолжил:

— Зизу дала нам все! Зерно, мясо, фрукты, пиво, телевидение!

Брови Ирины удивленно поползли вверх. Нгомо пояснил:

— Раз в семь дней отец забирал ее в город. Пять дней они добирались до нашей столицы на буйволах. Один день Зизу собирала средства на пропитание. Один день тратили на обратный путь на грузовиках с едой и водой.

Винсент и его мама обменялись быстрым взглядом. Однако боги у племени не дураки! Нет чтобы послать приличную погоду! Но тогда людям племени пришлось бы обрабатывать землю и таскать воду. А так несчастные довольствовались тем, что собирала Зизу-Золотая Ручка по карманам страдающих от солнечных ожогов бледнолицых туристов.

— Я увидел фотографию вашего замечательного сына в газете, — пояснил Нгомо, — вместе с Зизу. Узнал телефон, и вот я здесь! Впрочем, я уже давно здесь, в Москве. Учусь в медицинском. Отец, знаете, пожилой человек, вот племя и послало меня учиться. Однажды я сменю папу на посту главврача племени.

Он посерьезнел:

— Я предвижу ваш вопрос. Но я не смогу ответить на него. Я не знаю, как Зизу оказалась в Москве. У нас в стране ее знают даже белые. Такие обезьянки появляются раз в сто лет. Предполагаю, что ее украл кто-то из наших и привез сюда на заработки. Почему сюда, в Москву? У нас в племени живут русские. Они и научили меня языку. Они много рассказывали о богатствах России. Преувеличивали, а жаль.

— Что вы хотите? Отвезти ее домой? — Ирина задала естественный вопрос.

— Домой? Я? — Нгомо удивился. — Нет! У меня сессия! Но если обезьяну не вернуть, племя вымрет.

Спасая крохотную беззащитную зверюшку, Ирина и Винсент не представляли себя в роли спасителей целого африканского племени. Но семейный совет постановил мартышку вернуть. Обчищенные карманы американских и японских туристов сына с мамой не волновали. Не обеднеют!

Способ доставки животного на родину нашли без затруднений.

У Ирины имелся брат Петр, человек уникальный во многих отношениях. В нем все удивляло: лицо, голос, желудок.

Работал он летчиком-испытателем.

Небо с детства не давало Петру покоя. Ясно, почему он оказался зачисленным в одно из летных училищ, пестующих наших асов гражданской авиации. В училище он не замедлил проявить себя в самых причудливых качествах: распивал бутылку водки, восседая на фюзеляже тренировочного биплана, пилотируемого пьяным до изумления приятелем; сочинил скандальную драму в стихах «Первым делом мы испортим самолеты! Ну а девушек? А девушек — потом!» и лично руководил постановкой названной драмы в День авиации; исчез на три дня с учебных сборов и вернулся в лагерь на парашюте, сиганув с высоты один километр через люк подозрительно раскачивавшегося в небесной выси патрульного вертолета областной автоинспекции. Условия сговора между ним и работниками милиции остались покрыты тайной.

Но ему все прощалось. Трудно сказать, за что именно. Наверное, имел место синдром «сына Сталина, Василия». Их общий с Ириной папа, ныне покойный, испытывал большие самолеты. Его знала вся страна.

О них, папе и сыне, писали газеты. В газетах мелькали фотографии, где пожилой и молодой в одной кабине за штурвалами. Молодой слегка склонил голову к пожилому, а тот, казалось, дает ему ценные инструктивные указания относительно глиссады, иммельмана или двойного восходящего разворота с полубочкой. На самом деле младший такие съемки терпеть не мог и отчаянно матерился, вгоняя в краску неопытных фотокорреспонденток. Корреспондентки плакали и прижимали к глазам крохотные платочки. Петр смягчался и успокаивал их, стараясь при этом не наделать глупостей и обойтись без детей.

Петр никогда не сходил с тропы подвигов и проверки возможностей собственного организма. На дальнем Севере он оказался единственным авиатором на местном аэродроме, кто согласился лететь к черту на рога, на потрескавшуюся льдину, спасать абсолютно незнакомых ему полярников. Выпив из самолетных крыльев спирт, предназначенный для борьбы с обледенением, Петр вывез людей, едва не ставших продуктовым деликатесом для банды оголодавших белых медведей.

Страсть к зелену вину у Петра яростно боролась со страстью к полетам. Борьба страстей выматывала его настолько, что стала отражаться на психологическом состоянии. А для пилота это — каюк! Но железный организм русского летчика Петра не подводил его и в самых экстремальных ситуациях.

А таких у него в последнее время прибавилось. В связи с окончательной гибелью отечественной авиапромышленности оставшийся в летабельном состоянии парк самолетов бросили на выполнение коммерческих рейсов. За деньги Петр соглашался лететь в самые провальные экспедиции.

Он возил ром и маис повстанцам в Гватемалу, а возвращался с фюзеляжем, изрешеченным пулями величиной с банан. Он доставлял оружие вечно рубящимся между собой арабам, а те в благодарность три месяца морили его жаждой в грязном зиндане, местной тюряге, населенной крысами, фалангами и сбрендившими от жары и бескормицы религиозными фанатиками. Рейсы в Африку для Петра тоже были не в диковинку. Он вывозил людоеда-диктатора в Европу и возвращался обратно с гуманитарной помощью — миллиардами презервативов для вымирающего от засухи населения. В Африке его знали хорошо, и он каждый раз изобретал новый способ изменить внешность, чтобы не быть поджаренным в обществе местных пряностей на ежегодном празднике урожая.

…По трапу очень высокого и большого самолета сбежал некто с самой рыжей бородой, какую себе можно представить. Ирина зажмурилась, досчитала до десяти, открыла глаза и только тогда согласилась признать своего единоутробного братца. Винсент топтался рядом в обнимку со старым школьным рюкзаком, в котором шевелилась Зизу. Она упорно пыталась высунуть мордочку и бросить последний взгляд на страну, в которой ей вряд ли когда еще придется побывать.

— Ай эм э пайлот! Чай нэйм из Питер! — весело орал «Барбаросса» и тискал сестру в железных объятиях. — Андерстэнд мой инглиш? Представляешь, пришлось сдавать экзамен по языку, чтобы получить сертификат для полетов на «Боингах!»

— А ты еще что-нибудь знаешь по-английски? — осторожно осведомилась Ирина.

— Не-а! — жизнерадостно откликнулся Петр. — А на фига? Салют, племянник!

Винсенту досталась порция родственных ласк, от которых у него еще пару дней не проходили синяки.

— Гони сюда лемура. — Петр подхватил рюкзак и по длинной траектории забросил его в отверстый настежь грузовой люк. Зизу жалобно пискнула. — Доставим в наилучшем виде! Экипаж подобрался — во! Орлы! Коршуны! Ястребы своего дела!

Ирине представилась возможность лицезреть «ястребов дела», уныло бредущих гуськом к самолету. «Ястребы» еле передвигали ноги, прятали глаза за темными очками и периодически прикладывались к бутылкам с холодной минералкой. Один из них, тощий и длинный, как чертежный карандаш 3Т, периодически ронял папку с картами. Видно было, как безумно больно ему собирать, поднимать и запихивать обратно в папку проклятые карты. В конце концов, их разнесло ветром по взлетной полосе. Штурман посмотрел вслед листочкам долгим взглядом, лениво плюнул, рассеянно махнул рукой и полез в кабину.

Ирина вздрогнула. Решив, что ошиблась, она с недоверием поинтересовалась:

— Не знала, что ты берешь пассажиров!

Петр безразлично наблюдал, как последний из «ястребов» попытался забраться в люк, поскользнулся и с грохотом скатился по металлическому трапу. Он долго ругался, стоя внизу и раскачиваясь. Из железного брюха гигантского самолета до ушей Ирины долетел утробный смех тех, кто уже сумел преодолеть препятствие и оказался внутри.

Петр ответил так же безразлично, как и наблюдал за упавшим:

— Эти? Это мой экипаж. Второй пилот, штурман, бортинженер… Ты ведь не думаешь, что я управляю реактивной махиной в одиночку?

Он обернулся к обмершей от ужаса сестре и перешел на деловой тон.

— Мы сделаем лишнюю посадку. Решено! И мне еще на вертолете добираться до твоих приятелей в саванне. Гони деньги! Ты принесла?

Ирина протянула пятьсот долларов.

Петр поцокал языком в восхищении.

— Научилась деньги ковать, сестренка! Пять сотен за руконогое!

Ирина похлопала братца по плечу на прощанье:

— За полет платят пассажиры. Я не лечу. Понял?

Петр напряженно задумался. Ему не удалось надолго зафиксировать это состояние. Через секунду он пожал плечами, чмокнул сестру в щеку, потрепал обозлившегося Винсента за щеку и исчез в самолете.

Винсент тихо спросил:

— Мама, дядя Петя алкоголик?

Ирина вздохнула:

— Вроде того, сынок. Он — летчик-испытатель.

Вытянувшись на кровати, Ольга лежала на животе, подперев кулаками подбородок и покачивая ногами. Она бездумно уставилась в телевизор, где известный всей стране богатый комик Хохменко с серьезной миной распространялся об историческом пути России и своих политических взглядах.

«Интересно получается, — лениво размышляла Ольга, — безмозглый фигляр всерьез толкует о национальной идее, а депутаты прямо в Думе ломают бесконечную комедию с бросанием стаканов и элементами сценической драки. Или им местами поменяться?»

Хохменко добрался до эпохи правления Ивана Грозного и скорчил зверскую физиономию, желая подчеркнуть зловещую роль опричнины во внутренней политике тогдашнего правящего режима. Ольга щелкнула кнопкой пульта.

По городской программе шло серьезное обсуждение просмотренного минуту назад сюжета, снятого скрытой камерой. Группа артистов Малого театра решала, имеет ли право Генеральный прокурор страны заниматься онанизмом в служебном туалете. Мнения разделились. Старейшие члены труппы придерживались той точки зрения, что право такое прокурор имеет, пока силы есть. Но молодая актерская смена яростно настаивала на принудительной кастрации лиц, занимающих высшие государственные посты. Требование мотивировалось необходимостью создания рабочей обстановки в верхних эшелонах власти. Плотские искушения не отвлекут оскопленных государственных мужей от забот о судьбе России. К тому же кастрация наглядно подтвердит их готовность принести жертву на алтарь Отечества.

В связи с последним тезисом разгорелась ожесточенная дискуссия: не сделать ли акт публичным? И на какой из московских площадей поставить этот самый алтарь?

Ольга скривила губы, выключила телевизор и швырнула пульт под кровать.

Она перевернулась на спину. В глаза бросились коробки, коробки, коробки… «Хэппи-тоник» занимал все свободное пространство. Выбросить «продукт» Ольга не решалась. Все-таки он стоил денег. Но видеть каждый день гору, которая родила мышь, гору, сложенную из осколков разбитых надежд… Непереносимо! Хотелось скрыться. Телевизор помогал отвлечься, но ненадолго. Ольга со стоном опустила руку и попыталась нашарить пульт под кроватью. Не получилось. Она забросила его слишком далеко.

Мотоцикл? Сергей уехал на несколько дней в командировку. Он торопился, но позвонил из аэропорта и успел передать, что любит ее. Замечательно, конечно, но ключи от гаража мог бы и оставить.

Ольге внезапно пришла в голову простая мысль.

Почему бы не найти другой мотоцикл? Не все ли равно какой? По крайней мере, час-два езды отвлечет ее от воспоминаний о «Фербагайле», Диме Вологде и его капелле кругленьких теток.

…Мотомагазин «M-Цикл» занимал необъятный, уходящий в темноту зал в многоэтажном подземном гараже около памятника «Рабочий и колхозница». Битый час Ольга расхаживала между бесконечными рядами блестящих хромированных металлических монстров. Она устала, но виду не подавала. Около нее собрался весь штат магазина — пятеро огромных бородатых дядек в кожаных жилетках, натянутых прямо на голые волосатые туши, покрытые многоцветными татуировками. Дядьки перекачивали в себя содержимое третьего по счету ящика пива, громко ржали и отчаянно почесывались. Присутствие Ольги их ничуть не смущало. Но относились они к ней с отеческой нежностью: включали двигатели («послушать звучок»), разрешали посидеть на музыкально поскрипывающих кожаных седлах и норовили ласково похлопать толстой ручищей по заднему карману джинсов.

Ольге нравились решительно все мотоциклы. Байкеры трясли головами в знак согласия. О да! У них самые лучшие мотоциклы в Москве! Да что там в Москве! Бери выше! В России! Не стесняйтесь, девушка! Берите любой! Кстати, вы не желаете на уикенд отправиться за город? Будет чудная компания. Большие люди! Большое пиво! И концерт группы «Кроссроудз» с потрясающим солистом.

Ольга поблагодарила за приглашение. Она ищет агрегат подешевле. Просто покататься, развеяться.

Байкеры поскучнели. Сегодня бизнес не задался. Один из них молча ткнул рукой куда-то в сторону, и продавцы сгрудились вокруг четвертого ящика пива. Все восторги жизни для них ничто по сравнению с тем сладостным мгновением, когда с бутылки слетает пробка и из горлышка лезет толстая колбаска белой пены. Пена пузырится и растекается по стенкам бутылки. Байкеры дружно чокались и надолго припадали к горлышкам, закрыв глаза и отдавшись во власть внутренних ощущений. У-ф-ф!

В указанном направлении Ольгу поджидал шмыгающий носом мальчишка с бегающими глазками, похожий на случайно попавшего в город хорька. Он напялил кожаные штаны, которые оказались ему не просто велики, но очень велики. Мальчишка шмыгнул носом в очередной раз, заметил недоверчиво посматривающую на него Ольгу и старательно вытер нос рукавом свисающей с угловатых плеч длинной черной майки с надписью «Гражданская оборона».

— Вам, девушка, мотоцикл нужен? — Голос мальчишки звучал робко и тихо.

— Нужен.

Ольга ответила кратко. А что еще сказать?

— У меня есть, один… Там, во дворе стоит. Посмотрите? — Парнишка глядел так умоляюще, что Ольга смягчилась.

— Веди, показывай, — разрешила она и направилась к выходу. Мальчишка, совсем было отчаявшийся сбыть с рук товар, радостно суетился рядом, то отставая, то опережая покупательницу.

Двор находился минутах в пяти ходьбы от «М-Цикла». Самый темный двор во всей округе. И даже в нем парнишка умудрился выбрать самый темный угол. Но мотоцикл там действительно стоял. И неплохой. С виду.

— «Урал». Отечественная машина, — извиняющимся тоном сообщил мальчишка и зачем-то протер стекло заднего обзора. — Дешево отдам.

Он нервно оглянулся по сторонам. Внезапно его прорвало:

— Сколько скажете — за столько отдам! Побыстрее! Платите и уезжайте, Христа ради!

Ольга пожала плечами. К чему спешка!

— А документы?

— Документы? — Парнишку как будто двинули промеж глаз. — Какие еще документы?

Он взглянул на Ольгу и сообразил:

— Я их вам потом принесу. Приезжайте сюда. Завтра приезжайте. Или через час. Нет, лучше завтра. У вас сколько денег есть?

Никогда Ольга не занималась странными покупками и понятия не имела о стоимости отечественной мототехники. На всякий случай решила поступить осторожно. Нашарила в кармане последние оставшиеся после «Фербагайла» сто долларов и молча протянула их мальчишке. Тот вцепился в бумажку, и сотня исчезла в карманах необъятных кожаных штанов.

Он завел «Урал», бросил Ольге ключи, протянул снятый с руля потертый шлем. И мгновенно исчез.

Ольга недоуменно хмыкнула, подивившись дешевизне производимых в родной стране мотоциклов. Она уселась на сиденье и примерилась к новому для себя мотоциклу. Для создания хорошего настроения сойдет. Ольга совершила круг по двору, едва не врезавшись в скамейку с пенсионерками. Бабки повскакали, прихватив подложенные под себя залатанные плюшевые подушечки. Двигатель немного покашливал, но в целом претензий к машине не имелось. Под нестройный вой пенсионерок, проклинавших ее на все лады, Ольга выкатила на проспект Мира и понеслась по направлению к Ярославскому шоссе, на Лосиный остров. Там можно покататься.

Чудесное местечко Лосиный остров! Если представители природоохранных контор не успели вас поймать и выставить оттуда сразу, то через час это сделать труднее. Там можно потеряться. Там природа.

Ольга уже полчаса носилась по проселочным дорогам, где асфальта мало, зато щебенка летит из-под колес. Заехав в лес, Ольга затормозила. Она едва не задохнулась от запаха хвои. Недавно прошел небольшой дождик и травка покрылась миллионами капель. Каждая капелька ловила свой собственный солнечный луч и отражала его точно в глаза Ольги. Или так чудится? На миг ей показалось, что она потеряла зрение.

Ее оглушил многоголосый птичий хор, прославлявший жизнь, звавший радоваться каждому ее мгновению. Особенно старались соловьи, выдавая совершенно невообразимые трели для русоволосой дивы, заглянувшей в уголок природы, еще сохранившийся возле Москвы стараниями людей.

Ольга сидела на мотоцикле, расставив ноги. Каблуки упирались в дорожный гравий. Она сощурилась и увидела промелькнувшую впереди тень. И тут же широко раскрыла глаза. Из леса выбежала лиса, замерла, взмахнула рыжим с подпалиной хвостом и исчезла в зарослях. Ольга засмеялась, сама не зная чему. И внезапно поняла.

Нет больше «Фербагайла»! Нет больше ничего, что заставит ее ненавидеть мир. Она счастлива. Она любима. Любит ли она сама? Стоит подумать. Но тогда, в гараже, с Сергеем… Никогда в жизни не испытывала она такого восторга от единения с мужчиной. Правда, для любви одного этого недостаточно… Она подумает. А без подруг она вполне сумеет обойтись! Почему они отказываются ее понимать?

Ольга надвинула шлем и завела двигатель. Тот уступил с четвертой попытки. Ничего себе тренировочка!

Джип появился минут через пятнадцать. Приземистый, отливавший черным, он распластался по дороге, оскалился металлической решеткой и двигался почти бесшумно. Или двигатель «Урала» так отчаянно грохотал, что Ольга не замечала подкравшуюся сзади мощную машину, пока та не толкнула заднее крыло мотоцикла?

Ольга резко качнулась вперед и оглянулась. Что за…? Почему она не дает покоя шикарным тачкам? Ольга прибавила ходу, пытаясь уйти по проселку, но джип не отставал. Он держался точно на расстоянии метра-полутора от нее. Ни больше. Ни меньше.

Мороз пробежал по спине. Прогулка, начавшаяся так прекрасно, грозила окончиться чем-то совершенно мерзким. Ольга мчалась не разбирая дороги. Пробившись сквозь заросли, едва не свернув себе шею, она скатилась в овраг. К счастью, тяжелый мотоцикл не съехал, а скорее соскользнул по склону, удерживаемый опавшими сучьями, горой прошлогодней листвы и вывернутыми с корнем мелкими кустиками. Неимоверным усилием Ольга удержала равновесие и устремилась по дну оврага. Оглянувшись, она с отчаянием убедилась, что джип уверенно спустился следом.

В нем засело что-то от динозавра, приземистого, переполненного безмозглой силой пресмыкающегося, которого природа снабдила инстинктом удовольствия от погони за добычей. Динозавр сладострастно оттягивал миг финального прыжка, чтобы растянуть кайф.

Овраг закончился. Мотоцикл вырвался на широкую поляну. Справа тянулась неширокая асфальтовая дорога, а чуть дальше, на опушке, между осинами, просматривался крохотный въезд. От асфальтовой дороги к нему шла заросшая колея.

Не раздумывая ни секунды, Ольга бросила мотоцикл в чащу.

Джип решил, что с него достаточно беготни по кочкам. Многосильный двигатель взревел. Так, наверное, вопили в ночной темноте каменного века ящеры, растопырив толстые костяные пластины.

Страх, бившийся в Ольге, возрос стократно. Теперь он разрывал ее изнутри. Она едва удержала равновесие. Но у нее тоже есть инстинкты! И самый главный из них — жажда жизни. Прибавив скорость, она влетела в лес.

Ржавый металлический столбик вынырнул перед «Уралом» из ниоткуда. Мотоцикл врезался в столбик на полном ходу. Ольга покинула сиденье и, перекувыркнувшись в воздухе три или четыре раза, с шумом приземлилась прямо в диком малиннике. За спиной раздался грохот тысячи барабанов и хрустящий звук, похожий на предсмертный хрип. И все стихло.

…Невнятный шорох то возникал, то затихал, но назойливо возвращался вновь. Ольга открыла глаза. Перед ней встал на задние лапки крохотный хомячок. Он вертел головкой, разглядывая Ольгу. Маленький жирный комочек, покрытый коричневым мехом, вполне реальный. Да и вряд ли на том свете есть хомяки. Их место на земле. Они должны развлекать детей.

У Ольги жил хомячок, когда она была совсем маленькой. Он обитал в большой варежке. Каждое утро она прощалась с ним, уходя в школу. Вернувшись, Ольга бросалась к нему, обегая папу и маму, ревновавших ее к маленькому грызуну. Но как-то хомячок простудился и заболел. Он подолгу лежал в углу и отказывался от вкусных семечек. Однажды в среду маленькая Ольга его не нашла. Она принесла маме пустую варежку. Мама сказала, что хомячок соскучился по родным в лесу и ушел их проведать. Мама говорила, глотая слезы.

И сейчас у Ольги потекли слезы. От боли.

Внезапно хомячок насторожился, завертел головой и в один миг пропал, как будто его и не было.

Ольга услышала вдалеке шум двигателя. Где-то ехала машина. Осторожно приподняв голову, Ольга увидела, что лежит в самом центре смятого куста, ее джинсы порвались в тысяче мест, от майки остались рукава, один ботинок пропал, второй едва держался на ноге. На руках и ногах живого места нет. Покрытые причудливой сеткой царапин, они из-за многочисленных синяков отливали замечательными оттенками лилового.

Ольга напряглась и сделала попытку выползти из временно приютившего ее кустарника.

Первая попытка сдвинуться с места далась с трудом. Впрочем, и остальные закончились с тем же результатом. Упираясь локтями и коленками, она преодолевала сантиметр за сантиметром. Левую ногу пронзила острая боль, и Ольга, не сдерживаясь, громко застонала. Когда вокруг стало светлее, она тяжело подняла голову.

Сквозь скомканные, грязные волосы, прилипшие ко лбу и закрывшие обзор, просматривалось темное пятно. Ольга уронила голову на руки. Через минуту она подняла ее еще раз, попытавшись отодвинуть рукой русые пучки.

Ее глазам предстала гора скомканного железа, при жизни откликавшаяся на имя «джип». Сквозь ветровое стекло прошла толстая металлическая труба. На трубу была нанизана голова неизвестного гражданина, наверное, водителя джипа. Точнее, бывшего водителя. В его толстой шее размещался широкий осколок стекла. По осколку ручейком струилась кровь, беззвучно капавшая куда-то внутрь металлической могилы. Из приоткрытой и смятой, как папиросная бумага, задней дверцы вывалился второй член экипажа. Он уткнулся головой в землю. Трава вокруг головы густо пропиталась темной кровью и стала похожа на коровью лепешку. В правом виске бывшего человека торчал вороненый металлический стержень. Другой конец стержня выходил из левого виска.

Мотоцикла нигде не было видно.

Ольга лежала некоторое время не шевелясь. Хотелось уснуть и не просыпаться. Но что-то не давало ей покоя. Оно постепенно приближалось, пробуксовывая и позванивая.

«Оно» оказалась автомашиной марки «Запорожец». Автомобильчик попытался пробиться к месту аварии, но затем водитель сообразил, что лучше оставаться на асфальте.

Хлопнули дверцы, и к Ольге направились две фигуры. Они расплывались, как в тумане, но постепенно приняли очертания двух старичков. Он и она. Оба морщинисты, суетливы и говорливы. Шарахнувшись от мертвого дуэта в джипе, они кинулись к пошевелившейся Ольге.

— Боже мой, боже мой! — причитала старушка. — Убилась девчонка! Насмерть убилась! А красивая-то какая!

— Заткнись, кликуша, — простым и трезвым замечанием прекратил лишние разговоры старичок. — Не видишь разве? Шевелится! Значит, живая. Ты за ней пригляди, а я к покойникам сбегаю.

Старушка заботливо приподняла голову Ольги и подложила под нее снятую с себя теплую кофту. Ольга автоматически отметила, что люди в возрасте кутаются даже в жару.

— Ты хоть слово-то скажи? Живая аль нет?

— Вроде да. — Ольга ответила, чтобы успокоить пожилую женщину. Окончательной уверенности в голосе не чувствовалось. Как могла, объяснила, что произошло.

— Эй, дед! А ну давай сюда! Ее в больницу везти надо! Беги сюда!

Старичок моментально подбежал к Ольге. Осмотрев и ощупав ее ноги и руки, он определил:

— Переломов, кажется, нет… Но помяло изрядно. Давай-ка, мать, потянем ее в машину. Да не руками, не руками! Так мы ей кости переломаем. Сейчас я за брезентом сбегаю.

Удивительный народ, находящийся на грани полного вымирания, эти подмосковные огородники! В их крохотных и разваливающихся на ходу машинах всегда найдется трос, инструмент, отвертки, паяльная лампа, поллитровка, совковая лопата или, как сейчас, брезент. Его аккуратно расстелили на земле. Затем, с величайшими предосторожностями, перетащили на него Ольгу. Старички очень старались, но их слабые руки в любом случае не перенесли бы высокую и довольно увесистую Ольгу. Напрягаясь изо всех сил, они поволокли ее через кусты и кучи осыпавшегося лапника.

Ольга прикусила язык, старясь не взвыть от боли и не напугать старичков, посланных ей небом. Правда, непонятно, за какие заслуги. Но явно не за то, что она воспитала добрую и отзывчивую дочь…

С такими мыслями Ольга разместилась в маленькой машинке. Для нее откинули переднее сиденье. Спину и бока обложили старой ветошью и придавили корзинами с морковью, листьями салата, кинзой и петрушкой.

— Ты, мать, здесь побудь, а я на один миг. — Старичок пропал в чаще.

— Эй, ты чего задумал, старый пень? — Старушка высказалась больше для порядка. Она занялась Ольгой, продолжая заботливо обкладывать ее тряпочками, газетками и потертыми одеялами. — И как это тебя, красу ненаглядную, угораздило одну-то ездить? Не надо, не говори! Ты глаза закрой и не думай ни о чем. Пей чай. Остался в термосе. Вот. Глоточками, понемножку…

Старик объявился довольно быстро. Он открыл багажник и шустро утрамбовал туда дюжину предметов. Устроившись впереди и заводя двигатель, хозяйственно обронил:

— Им уже не нужно. Ни радио, ни инструменты, ни все остальное…

Когда отъехали метров на пятьдесят, позади громыхнуло. К небу поднялся высокий столб пламени.

— Что это?! А, дед? — Сидящая рядом с Ольгой старушка завертела головой, став похожей на хомячка.

Старичок сосредоточенно вел машину. Когда выехали на МКАД, он сухо заметил:

— Когда я в Индии работал сварщиком на строительстве металлургического завода, похороны ихние видел. Индусы покойников не закапывают, а прилюдно сжигают на костре. — Старичок помолчал, перестраиваясь в средний ряд. Затем добавил: — Правильный обычай.

В больнице Ольгу разместили по-царски. Старичок с загадочным выражением лица сообщил, что он «теперь при деньгах», и потребовал для нее лучшую палату. Пока Ольгу мыли, мазали антисептиками, считали ушибы и порезы, старички успели позвонить ее подругам. Телефоны дала Ольга после минутного колебания.

Воссоединение произошло примерно через час. Ольга лежала в своей палате перебинтованная, заклеенная лентами лейкопластыря и разглядывала потолок глазами мученицы первых лет христианства. Под глазами зависла интересная темнота, добавившая томности выражению лица. Рядом обосновались старички, которым, по их словам, «все одно делать нечего». Они занимались тем, что ласково уговаривали объевшуюся Ольгу еще немного «подкрепиться». Таня, Ирина и Алена ввалились с шумом. Палата немедленно огласилась слезливым ревом четырех молодых женских глоток. К ним было присоединилась и старушка-спасительница, но супруг шустро уволок ее за дверь.

Слезы плавно перешли в истерику. Всех, как обычно, вылечила Таня.

— Молчать, бабы! — гаркнула она, взмахнув рукой и задев прикроватную тумбочку.

Таблетки, лежавшие на столике и раскатившиеся по полу, собирали всей компанией. Кроме Ольги, разумеется, которая счастливыми глазами смотрела на вновь обретенных подруг.

— Кровавые раны никак не обеляют тебя в наших глазах! — Таня обвиняюще указала на Ольгу пальцем.

— Танечка, может, не надо? Ей больно! — Алена сидела рядом с Ольгой и поправляла ей подушку. Ольга вытирала Алене слезы. Ирина делала набросок трогательной сцены, периодически роняя карандаш и хлюпая носом. От такой махровой сентиментальщины Таня взвилась:

— Пусть расскажет, где она пропадала! В подробностях! Это раз! — Таня нацепила очки, извлекла блокнот и сверилась с записями. — Во-вторых, пусть точно назовет женскую болезнь, загнавшую ее на мотоцикл!

— А в-третьих, — с порога крикнула возникшая в дверях Эмма, — пусть всем расскажет, как превратила наш дом в склад химического оружия! Привет, ма!

Эмма подошла ближе, задрав нос. Но не выдержала, заревела тоненьким голоском и упала маме на раненую грудь.

Палата снова наполнилась ревом. Эмма рыдала, трясясь на скорчившейся маме, Алена плакала, прислонившись к подушке, Ирина пускала слезу, не выпуская карандаша и альбома.

Таня крепилась, но, увидев вакханалию слез, не выдержала и заревела, присоединившись к подругам.

Решение наказать «Фербагайл» родилось само собой, часом позже. Подружки обсуждали детали, закусывая зеленью, оставленной добрыми старичками. Те уехали, наказав Ольге «вести себя хорошо», чем вызвали легкий приступ истерического смеха у Эммы, от которой, но настоянию Ольги, скрыли факт катания мамы на мотоцикле.

— …и тогда я говорю дрожащему от страха засранцу за штурвалом: «Или ты посадишь свою стрекозу прямо на площадь посреди деревни, или я пишу рапорт!» И знаешь, что он ответил? «Лучше раздать свой скелет на сувениры аборигенам, чем обратно в цепкие объятия Родины!» Ха-ха-ха!

Ирина поджала губы. Брат Петр имел весьма специфическое чувство юмора. Но он вернулся из Африки и его отчет о доставке мартышки Зизу необходимо выслушать. Винсент убежал в зоопарк разнимать опоссумов, подравшихся из-за безумно красивой самки.

— Как ее встретило осиротевшее племя? — Интерес Ирины был неподделен. Подобные истории случаются не каждый день.

— Сироты высыпали из своих шалашей и поначалу приняли наш вертолет за летучую закусочную. — Брат задумчиво помешивал ложечкой чай, издавая мелодичный звон. — Как только туземцы подступились к нам, собираясь освежевать тупыми ножами, я извлек чертову мартышку из мешка, поднял повыше и тряхнул в воздухе. Ха! Все как один повалились на колени и заорали! В такие минуты чувствуешь себя великим! Это круче, чем обучать полетам самую навороченную телку!

«Опять он за старое!» — с досадой подумала Ирина.

Год назад Петр по собственной глупости согласился провести тренировочные полеты с новичками. Досталась ему женская группа.

— Где тот идиот, который доверил ему женщин?! — неистово орал руководитель полетов, старательно отвлекая внимание от собственной персоны.

Поздно. Брат взмыл в воздух.

Он провел всего пять занятий. На шестом к нему подошла одна из его учениц и слезно благодарила за мужественное поведение в безвыходной ситуации. И надо ж такому случиться, что рядом оказалась другая курсантка. Она заинтересовалась деталями. Выяснилось следующее.

Во время полета брат заявил неопытной ученице, что двигатели заклинило и вряд ли они теперь вернутся на землю живыми. Но оставшееся время можно потратить с толком, напоследок совокупившись прямо за штурвалом.

А ведь уломал, подлец! И так хорошо получилось, что он вдохновился полученным удовольствием и сумел вернуть самолет на базу, приложив неимоверные усилия. Да еще взял обязательство с ученицы ничего никому не говорить. Опасается, дескать, что прав на полеты лишат, если об аварийной ситуации узнают.

Курсантка, внимательно выслушавшая рассказ товарки, внезапно устроила дикий скандал.

Оказывается, братец умудрился аналогичный трюк проделать и с ней! При дальнейшем разбирательстве выяснилось, что имеются еще минимум две жертвы его летных умений и мужских качеств.

От полетов Петра отстранили, но долго еще к нему тянулись с вопросами коллеги. Всех интересовала техника исполнения. На земле, в кабине, ни у кого не получалось! Брат объяснял удачу экстремальными условиями и перепадами давления, когда там, где не нужно, сужается, а там, где надо, — наоборот.

— …Тут выходит колдун, старый хиппи — длинный, тощий, в выцветших синих джинсах и весь увешанный амулетами, веревочками, косточками… — Брат увлеченно пересказывал пережитое в Африке. — Махнул он, значит, рукой, и племя, как один, тут же заткнулось. Зизу прыгает к нему. Он ее гладит по голове и шепчет на ухо. Все довольны! У них, оказывается, припасы заканчивались. А тут подоспел я, Петр, Апостол Небесной Выси! Нам с вертолетчиком большой праздник закатили! С танцами, девочками, дурман-травой и копченым бегемотом. Я и тебе кусочек привез. Там, в морозилке, лежит.

Лучше бы он не говорил. На протяжении всего дальнейшего рассказа Ирина с тихим ужасом поглядывала на холодильник. Ей казалось, что оттуда неожиданно весело замычит гиппопотам, а она будет не готова и потеряет сознание.

— Зизу, оказывается, спер один из местных хулиганов. — Петр мечтательно уставился на фигурку стервятника из черного дерева, стоявшую на столе. — Сел на самолет из-под гуманитарной помощи и собрался махнуть в Штаты, собственный бизнес начать. А самолет этот с московского маршрута был! Так его в Шереметьево и занесло… Хоть бы с нашими посоветовался. Да, забыл сказать! Там наши живут, русские. Десятка два душ.

— Русские? Что они там делают, в джунглях?

— Да то же самое, что и на родине. Ничего. Кто от долгов прячется, кто от алиментов… Построили баню из палисандрового дерева, из обломков самолетов сваяли высокопроизводительный самогонный аппарат. «Банановка» у них — во! Научились солить и квасить местные овощи. Чтоб их не трогали местные, на каждую хижину повесили портрет Пушкина. Знаешь, действует!

Герой-испытатель почесал подбородок.

— Чертова борода! Клей до сих пор не сходит… Кстати, наши соотечественники пытаются склонить к людоедству окрестные племена. Говорят, тогда к ним богатые туристы потянутся… Из любопытства. Но дикари упираются. Говорят, негуманно это, кушать людей, да и вообще как-то не по-человечески…

Брат вытащил из-под стола тяжелую сумку.

— Подарки-презенты! Фор ю, май систер! От благодарного населения Экваториальной Конги и лично от слуги местного религиозного культа. Их колдун классный мужик! Ему лет восемьдесят, а ему маленьких девчонок таскают, чтоб от него понесли, значит… У них почетным считается, если в семье дети от колдуна. Тут еще письмо для их парня, который в Москве живет.

Ирина выпихнула разболтавшегося брата за дверь и бросилась к холодильнику. Вытащив огромный кусок сизой бегемотины, она осторожно выкинула его в мусоропровод. Открыв сумку, обнаружила в ней конверт и некоторое количество предметов непонятного назначения. Решила все оставить до прихода Нгомо. Пусть сам объяснит, что к чему.

На следующее утро подружки навестили в больнице Ольгу. Она окрепла и чувствовала себя хорошо, но врачи удерживали ее на «режиме». На «режиме» решительно настоял спаситель-старичок, прикативший в следующий визит на подержанном, но вполне сносном «Рэйндж-Ровере». Он окружил ее плотной заботой, и Ольга тихо стонала от навязчивого сервиса.

После визита Ирина потащила подруг к себе на консультацию. Около двери топтался Нгомо, будущий колдун с дипломом. Увидев Ирину, он обрадовался ей, как родной. Что тут же продемонстрировал.

Он поклонился в пояс каждой из подруг. А если в московский летний полдень на лестничной клетке вам в пояс кланяется негр, то тут есть над чем задуматься.

— Я хожу на курсы русской народной песни, — развеял сомнения веселый Нгомо. — Вчера мы изучали свадебный обряд. Я играл свата. Руководитель кружка сказал, что у него никогда не было такого ученика.

Замечание заведующего фольклорным кружком на деле звучало двусмысленно, но его решили не обсуждать на лестнице.

Нгомо читал письмо от папы и плакал. Любопытная Таня заглянула ему через плечо. Текст письма, написанного кровью носорога на куске белой птичьей кожи, внешне напоминал стоянку бомжей, перепаханную бульдозером.

Нгомо поднял залитое слезами лицо. Он выглядел так жалко, что чувствительная Алена вздохнула сочувственно.

— Папа болеет. Говорит, что еще лет десять проживет, не больше. Просит учиться быстрее.

Все замолчали. Пауза затягивалась. Нгомо извинился в самых изысканных выражениях и убежал умываться. Таня, узнавшая от Ирины про подарки, нетерпеливо вытащила сумку и бухнула ее на стол. Чего в ней только не было!

Когда Нгомо вернулся в комнату, то прирос к полу от представшего его глазам зрелища.

Ирина натянула на себя длинную красно-зеленую рубаху с огромным желтым солнцем на груди и кружилась по комнате. На ногах у нее красовались тапочки из крокодильей кожи с помпонами из перьев страуса.

Алена укуталась в подобие длинной розовой простыни, а на голову набросила платок с бахромой из хвостов неведомых зверюшек.

Таня не мудрила с одеждой. Она выбрала из кучи предметов на столе большой металлический кружок на медной цепи и собиралась просунуть голову в цепь. Ее остановил истошный крик Нгомо:

— Нет! Нет! Не двигайтесь! Стойте!

Таня раздраженно взглянула на него:

— Что еще? Что случилось?

Нгомо одним прыжком пересек комнату и выхватил амулет из рук Тани. Та невольно вскрикнула, когда цепочка оцарапала ей руку. Нгомо опомнился и в очередной раз рассыпался в извинениях. Но амулет не отдал.

— Особый амулет. Тот, кто наденет его в тот редкий день, когда солнце становится черным, тот получает божественную силу и будет в состоянии узнавать людские судьбы. Он сможет предсказать все! Но в другое время его надевать нельзя. Иначе на владельца падет страшное Куалочу-Мбане, Проклятие Короткого Члена.

Тишина в комнате сгустилась настолько, что ее можно резать ножницами.

Таня побагровела. Она не любила, когда над ней издевались.

— Что еще за проклятие? — вкрадчиво поинтересовалась она.

Подруги узнали тон и на всякий случай подвинулись поближе к ней, чтобы схватить Таню, когда та бросится в драку. Не подозревающий о нависшей над ним ужасной опасности Нгомо разъяснил тоном отличника:

— Специальное проклятие, когда член становится коротким у того, кто амулет надел.

У Тани помутнели глаза, а пальцы инстинктивно шарили по столу. Ирина успела выхватить из-под ее руки топорик для проведения обрядов жертвоприношений. Наточенный, словно бритва, сувенир вполне годился для проведения простых операций на кишечнике.

— Имею вопрос. А как ко мне относится это проклятие? Ты мне объяснишь, колдун чертов?! — Удержавшись от мгновенного убийства, Таня не удержалась от истошного крика.

Ее подруги заинтересованно прислушались. Их увлек хитрый ребус с редким африканским табу.

Нгомо ни на секунду не задумывался:

— Вам-то что! У вас… э-э-э… Словом, на вас лично проклятие не распространяется…

— Спасибо и на том, — иронически отреагировала Ирина. — С женским приветом! А то сидим и думаем, что куда уж у нас короче…

— Не так просто, — развивал мысль противный Нгомо. — Проклятие не касается вас, но напрямую относится ко всем мужчинам, с которыми вы, э-э-э, будете… Вы меня понимаете? Член становится коротким и очень твердым.

— Надолго? — спросила Таня только для того, чтобы что-то спросить.

— Не очень. До конца этой жизни.

И Нгомо поспешил успокоить дам:

— Но в следующей жизни длина восстанавливается!

— Спасибо! — Таня вся трепетала. — Что же получается! Я, например, хочу предсказывать судьбу. Но если надену эту железяку то у моих мужиков укоротится и отвердеет то единственное, ради чего мужики, собственно, нам, бабам, и нужны!

— Но хотя бы отвердеет… — робко заметила Алена и покраснела.

— Благодарю покорно! Ты хочешь трахаться или внимать стуку деревянных яиц?

Нгомо почувствовал, что ему пора собираться, но ему не дали уйти. На стол вывалили содержимое сумки и потребовали комментариев.

Нгомо перебирал знакомые предметы и улыбался:

— Ха! Средство от приступов ревности! От болезни головы и ног… Ритуальные лук и стрелы моего племени… Маски богов Реки и Леса…

Нгомо внезапно запнулся и нахмурился. Он вытащил мешочек из странной пузырчатой кожи и осторожно потянул стягивающую его веревочку. Не залезая внутрь пальцами, он медленно раскрыл его и заглянул внутрь. Там лежал корешок. Волосатый, коричневый корешок длиной сантиметров десять — двенадцать, толстый и с кусочками прилипшей к нему земли.

— Не мучайся, говори! — приказала Таня.

Нгомо очнулся от мыслей.

— Наука называет такой корешок Radix Villermania. Нашел его в наших краях путешественник Карл Виллерман. Назвал своим именем, описал и с курьером отправил в главный лагерь экспедиции. Едва успел перед смертью. Племя тогда ужасно голодало…

Память отважного путешественника почтили молчанием. Нгомо продолжил:

— Племя называет его «корешок Ронго». Кошмарная штучка. Я не знаю, почему отец передал это вам. Но папа знает зачем. Он все знает.

— Лучше расскажи, как это действует и к какому месту это прикладывать. Может, от этого делается длиннее…

Нгомо не понравился игривый тон Тани. Он серьезно сказал:

— Корешок Ронго — средство для оживления мертвецов.

Подруги вздрогнули и схватились за руки.

— И что… действует?

Нгомо мрачно ответил:

— Действует. Я сам видел.

Озарение — штука внезапная. Оно не назначает свиданий. Оно приходит само. К Гане оно явилось именно сейчас. Нгомо хотел встать, но железная рука русской женщины вернула его обратно на место.

— А если корешок на живом человеке испробовать?

Нгомо удивил женщин второй раз за день.

Он троекратно перекрестился.

От страха, наверное:

— Ронго пробуждает спящие жизненные силы. Вы же понимаете, если оживлять мертвого, то к нему возвращаются уснувшие жизненные силы. А если живого, то в нем проснутся те силы, о которых он сам и не подозревает. Его желания, наклонности разные… Но надо исполнить ритуал.

— Вот ты нам и поможешь, — подытожила Таня.

Ирина и Алена переглянулись. Что еще она задумала? Их домашний химик в двух словах объяснила им суть своего плана. Пораженные подруги таращили глаза в изумлении.

Таня не любила терять время попусту:

— Что нам нужно? Вареная кошка? Глаза летучей мыши? Прямая кишка оцелота?

Нгомо весь передернулся от отвращения:

— Тьфу! Гадость! Дикость! Даже мой папа, Великий Чаади…

— К черту папу! То есть, ура-ура, хоп-хоп! А теперь составим список.

Перечисление недостающих компонентов не заняло много времени. Подружки тут же распределили обязанности:

1. Сова живая — 1 (одна) шт. Ирина выпросит ее в зоопарке на ночь с помощью Винсента. Ей же поручили принести акварельные краски.

2. Набор химреактивов. Разумеется, достались Тане. Правда, она поразилась странному набору препаратов, в число которых входил эфедрин. Нгомо извиняющимся тоном сообщил, что в джунглях они обычно используют помет гамадрила, выдержанный в слюне больного белого питона. Но в Москве эту штуку не всегда можно достать. Таня пообещала извлечь эфедрин из зубной пасты.

3. Алене достались два кулинарных рецепта. Нгомо потребовал в точности следовать им. Кушанья нужны для жертвоприношения голодным духам. Алена с первых строк поняла, что первое — кулебяка с капустой, а второе — торт «Наполеон». Она имела слабое представление о гастрономических пристрастиях представителей потусторонних сил, но странный выбор и не менее странное сочетание ее немало удивили.

Напоследок Нгомо сообщил, что обряд должен происходить в полночь. И тут Таня забастовала:

— Пошла она на… вся эта африканская мутота! — Таня в ярости раскидывала стулья. — Факиры недоделанные! Ненавижу дилетантов. Профанация науки!

Но она сама отрезала путь назад. Она поняла это, бросив взгляд на подруг.

Таня недолго колебалась между верностью подругам и верностью кодексу ученого-химика. Подруги важнее.

Шабаш назначили у Тани. Ее квартира пустовала. Близнецы осваивали унаследованную от папы дачу под присмотром могильщика-шекспироведа, с которым подружились навек и нашли массу общих философских тем для обсуждения теплыми летними вечерами.

Сова заухала, завертела головой и взмахнула широченными крыльями. Ирина вяло отмахнулась, но Алена трусливо отошла к двери. Таня занималась привычным делом — злилась:

— Где шаман? Где этот сукин сын колдуна? Я сижу здесь, как последняя дура…

— Дуры, — поправила Ирина и подлила в блюдечко воды для совы. — Не ты одна дура, а все мы дуры. Меня сова достала. Мало того, что я пообещала в зоопарке, что перед сном поймаю для нее живую мышь…

— Живую? — вскрикнула Алена.

— Ага, живую! Меня еще заставили пересчитать чуть ли не все перья у этой птички. Мышь я купила на Рижском рынке. Ну и цены сейчас на мышей! Вы, подруги, и представить не можете. Сову я везла в коробке, а там внутри темно. Бабушке-сове недавно стукнуло шестьдесят. И тут эта пернатая пенсионерка вообразила, что наступила ночь и пора на охоту. К-а-ак ухнет в коробке! Народ из вагона словно ветром сдуло! Милиционера, который потребовал коробку открыть, в палец клюнула. Жаль парня. Он, наверное, теперь стрелять не сможет…

— Бедная ты, бедная, — пожалела Алена. — А у меня все нормально. Кулебяка пышная получилась, да и тортик что надо.

— Ага, духам под хвост! — злорадно откликнулась Таня. — Лучше поинтересуйтесь, как я тряслась, эту наркоту, эфедрин, изготавливая! Из пасты не получилось, пришлось у аптеки спрашивать, напротив здания ФСБ, на Никольской улице. Там мне продали флакон солутана, который местные наркоши прозвали «салютом». Еще уговаривали недорого взять партию кокаина. Страху-то натерпелась! А вони от этого эфедрина! Надеюсь, что соседи не стукнут в органы. А то накроют меня за организацию наркозаводика… Да где, наконец, этот хренов Нгомо?

— Он красится, — сообщила Ирина. — Разложил перед собой журнал «Моя первая татуировка» и, по-моему, пытается скопировать девушку под зонтиком. Обещал скоро появиться. А вот и он… Ой, девочки! Ой!

Было от чего заойкать!

Нгомо предстал перед дамами абсолютно голым, натянув носок красного цвета на причинное место. А сам походил на телеграфный столб, размалеванный ночью компанией обдолбанных панков. Принесенные Ириной краски он израсходовал полностью. Свободного места не осталось. Непонятно как, но ему удалось разукрасить и спину.

Сова, сидевшая под потолком, на кухонном шкафу, приготовилась в очередной раз ухнуть, но увидела Нгомо и в ужасе спрятала голову под крыло. Подружки тоже оцепенели.

— Что, женщины, начнем? — буднично произнес Нгомо, плотоядно поглядывая на Аленину стряпню. — Я приступаю.

Он нудно и немузыкально заголосил и пошел по комнате вприсядку. Танец продолжался минут пять. И подруг постоянно преследовало убеждение, что занятия в русском фольклорном кружке оказали на Нгомо большое влияние. В любом случае элементы барыни в ритуальном танце народа экваториальной Конги в его исполнении присутствовали.

Нгомо прекратил танец внезапно, как и начал.

— Духи голодны, — многозначительно произнес он, давя плечом косяка в сторону кухонного стола. — Духи уже во мне. Духов надо накормить. Духи успокоятся. Сытно перекусив, духи скажут, что сделать с корнем Ронго.

— Прошу к столу, — пролепетала Алена.

Нгомо не заставил себя упрашивать.

Нгомо оказался прав, духи оказались чертовски голодны. Чавканье заставило сову выглянуть из-под крыла и тут же в страхе спрятаться обратно. Нгомо держал в одной руке ломоть кулебяки, в другой кусок «Наполеона», откусывая по очереди от каждого. На его подбородке смешались капуста и сливочный крем. Запасы еды стремительно таяли. Духи наворачивали за обе черные щеки.

— Довольно! — нервно выкрикнула Таня. — Я не дам духам помереть от обжорства. Гони сюда продукты!

Вредная женщина оторвала липкие и длинные пальцы Нгомо от блюда и вытряхнула остатки еды в мойку.

— За дело, лишенец!

Нгомо сообразил, что пиршество духов закончилось. Он утерся рукой и встал.

— Посуду! — Его голос звучал торжественно.

Таня, шепча под нос ругательства, взгромоздила на стол большой тяжелый чугунок, раздобытый на дачном участке при посредстве ученого могильщика.

— Огонь!

Ирина разожгла газовую плиту. Все четыре конфорки.

— Компоненты!

Таня вытряхнула из сумки кучку пакетиков, конвертиков, пузырьков. Отдельно положила мешочек с корнем Ронго.

— А теперь садитесь и смотрите, как работают профессионалы!

Нгомо священнодействовал. Он резал, тер, крошил, перетирал в порошок, смешивал и помешивал. Кухню затопил сложный аромат. Запах будоражил и вызывал нехорошие мысли. Хотелось завыть и немедленно подумать о продолжении рода. Подруги блуждали взглядами по стенам, стараясь не встретиться глазами. Под чугунком бушевало пламя, над чугунком струился зеленоватый дымок, принимающий очертания того, о чем мечтают старые девы душной летней ночью, лежа в одиночестве на низенькой тахте и глядя на луну.

Из котелка поползла серая пена. Нгомо подхватил ее ложкой и сгрузил в кулечек, скрученный из плотной бумаги. Кулечек он сжег над чугунком. Накрыл посудину крышкой, устало прислонился к стене и неожиданно запел:

Нгомо оказался обладателем красивого баритона. В иное время домашний концерт был бы кстати, но не сейчас. Таня приготовилась к скандалу. Нгомо требовательно поднял руку, и Таня смирилась.

Негр допел до конца. Все пять куплетов.

— Извините, — пояснил колдун и сын колдуна, — мы на этом этапе ритуала свою песню поем, национальную, но для вас я подобрал русскую. Кстати, по смыслу обе песни похожи. В нашей тоже про вождя-головореза. Давно это было, но традиция жива… Готово! Как такое, по-вашему, называется?

Ответ Тани краток и точен:

— Галлюциноген.

— Спасибо, тебе, Великий Нгомо! — Алена, прощаясь, долго трясла негру руку в коридоре.

— Да что там! Пустяковое заклинание! — скромничал Нгомо. — Если кому из вас понадобится вырезать аппендицит…

— Нет уж, спасибо! — Никто в мире не заставил бы Ирину лезть под нож сына колдуна.

Подружки вернулись в комнату и устало рухнули на диван. На кухне пованивал порошок, рассыпанный на газетке ровным слоем для просушки. Запах не давал покоя, и подруги беспокойно заерзали. Алена первая подала голос:

— Интересно, а как он действует, Ронго?

Таня вскочила на ноги:

— А вот мы сейчас и проверим! И я знаю на ком!

…Чудо немецкой автопромышленности легковушка «БМВ» надежна в эксплуатации и внешне симпатична. Но это не значит, что ее не надо мыть. Именно помывкой собственного дорогого экипажа и занимался сосед Борисов-который-сверху, с которым Таня находилась в состоянии войны. Боевые действия обострились, перейдя в активную стадию после того, как Таня двинула его по голове пакетом с мусором, предназначенным на выброс. До этого Борисов обозвал ее детей «безотцовщиной». Не отваживаясь на крупные пакости, Борисов гадил по мелочам, отыгрываясь на близнецах. Последний раз он «случайно» опрокинул перед ними банку с автолом. Несчастные Твинз растянулись на тротуаре. Таня, отмывая масло с одежды близнецов, произнесла вслух содержимое всего словаря нецензурных выражений и даже придумала одно новое слово.

Несмотря на поздний час, Борисов торчал во дворе. Вернувшись из деловых поездок по городу, он, прежде чем закатить в гараж, старательно драил бока своей любимицы дорогими импортными средствами. Его и машину, освещенных уличными фонарями, было хорошо видно из окон Таниной квартиры. На крыше машины была аккуратно постелена тряпица. На ней стояла бутылка пива, из которой Борисов иногда отхлебывал и довольно отдувался.

Таня в двух словах объяснила, что делать. Алена, как всегда, не в счет. Во двор спустились Таня и Ирина.

— Гражданин, эй, гражданин! — Ирина задорно помахала рукой. — Не подскажете, который час? Метро еще открыто?

Борисов распрямился. Его глазки сузились и заблестели. Добыча сама перла в руки.

— Метро? Э, куда хватили! Метро давно заперли! А вам куда? Подвезти?

— Не-а, — протянула Ирина поскучневшим голосом. — Тогда я пешком…

— Да куда вы пешком! — засуетился Борисов, поспешно вытирая руки. — Кругом одни бандиты шастают! Может, ко мне заглянете? А поутру и в метро!

— Нет! — отрезала Ирина обиженным голосом. — Вы что себе думаете? Я на шалаву разве похожа?

Борисов тут же переориентировался:

— Давайте подвезу вас! Недорого возьму. Машину протру и…

Пока Ирина беседовала с Борисовым, Таня прокралась к машине, высыпала в бутылку порошок и шмыгнула обратно в подъезд.

— Ладно, — смилостивилась Ирина. — Я еще погуляю и подойду.

— Вы уж не теряйтесь. — Борисов стремительно протянул руку за пивом, торопливо прикончил бутылку и поспешно заработал тряпкой.

Троица уселась на балконе и стала наблюдать.

— Ты много порошка высыпала? — дрожащим шепотом спросила Алена.

— Чайную ложку, не больше, — беззаботно ответила Таня и спохватилась: — Беда! Не спросили у этого ведьмака, сколько идет на порцию. — Подумав, махнула рукой: — А, черт с ним, с Борисовым. Он мне никогда не нравился.

Ждать пришлось недолго.

Внезапно Борисов резко выпрямился и издал горловой звук. Он клокотал на манер испорченного водопроводного крана. Отбросив тряпку, Борисов отчаянно завертел головой, обхватив ее руками. Затем замер на мгновение и внезапно с размаху пнул машину ногой. Затем еще раз.

Борисов взъярился. Он высоко подпрыгнул на месте, издал оглушительный вопль и кругами побежал по двору, сшибая урны и натыкаясь на скамейки. На миг сосед исчез из виду, но тут же появился вновь. В руке он сжимал отрезок увесистой металлической трубы. Приблизившись к машине, Борисов примерился, дико вскрикнул и с оттягом жахнул трубой по ветровому стеклу. Стекло отчаянно взвизгнуло и рассыпалось.

Борисов озверел. Он крутился вокруг машины, методично круша каждый сантиметр поверхности. В окнах зажигался свет, встревоженные люди выходили на балконы. Кто-то громко потребовал «прекратить безобразие». Борисов поднял голову. В его лице, насколько можно рассмотреть, ничего человеческого не осталось. Во дворе стояло, покачиваясь, первобытное, тупое животное. Оно подбежало к дому, выхватило кирпич из декоративной оградки и запустило им в окно на первом этаже.

Звон сотряс округу.

Борисов восторженно завопил. Он на глазах менялся: ссутулился, руки опустились вдоль туловища, походка сделалась ковыляющей. Он выхватил еще один кирпич и повторил опыт. Ему удалось вышибить окно на втором этаже. Результат ему понравился. Борисов удовлетворенно фыркнул и заработал, как пулемет.

Когда кирпичи закончились, Борисов оглянулся, и ему на глаза попалась искореженная машина. Он мгновенно подскочил к ней, открыл багажник и вытащил канистру с бензином. Безумец швырнул ее на землю. Бензин потек под «БМВ». Борисов чиркнул зажигалкой, и судьба несчастной тачки была решена. Полыхнуло аж до четвертого этажа.

Борисов носился вокруг костра. Высыпавшие на улицу жильцы громко возмущались. Кто-то призывал немедленно связать Борисова. Инициативу сочли полезной, но предложили кричавшему самому подать пример. Никто из толпы не вышел. Инициатива заглохла сама собой.

Раздался вой сирен. Во двор влетела пожарная команда, на ходу разворачивая брезентовые рукава. Толпа расступилась. Один Борисов остался на месте. Он стоял, озаряемый пламенем, размахивал руками и что-то невнятно выкрикивал. Пожарные не тратили время зря. Пока одни заливали машину, другие привязывали Борисова к дереву спасательными концами. Пожарные проклинали его почем зря. Он успел искусать четверых. Обозленные работники лестницы и топора в упор расстреляли его струей из брандспойта. Под воздействием холодной воды Борисов успокоился. Точнее, уснул обессиленный.

Спящего погрузили в патрульную машину.

Двор постепенно успокаивался. Больше ничего интересного не ожидалось.

Подруги покинули балкон и вернулись в комнату. Таня настояла, чтобы все остались ночевать у нее.

— Что ни делается, все к лучшему, — мудро проронила она, выдавая Ирине и Алене постельные принадлежности. — Борисов человек богатый, но противный. Он оплатит очистку двора и заодно строительство новой детской площадки. А еще разбитые окна трудящихся…

С улицы донесся звон стекла. Алена и Ирина удивленно вскинули головы.

— Хитер малообеспеченный человек! — Таня улыбнулась. — Как я понимаю, кто-то вышибает собственное, треснувшее год назад, стекло. Ого, еще одно! Количество претензий к Борисову-который-сверху автоматически увеличивается. Не удивлюсь, если утром выяснится, что Борисов спалил не одну машину, а пять… Чудак! Как вообще можно жить с таким внутренним миром? Я всегда считала его немного питекантропом, но не настолько же! Верь после этого людям. Ладно, хватит о плохом. Ирка! Отдай мышь сове — и на боковую. Завтра у нас трудный день, надо отдохнуть. Спокойной ночи, девочки!

Утром, после завтрака, Таня выставила на стол с десяток банок с «Хэппи-тоником», захваченных из Ольгиной квартиры. Подруги уселись вокруг и рассматривали продукт. Банки герметично закрыты. Открыть — значит испортить.

— Это легко, — нашлась Ирина. — Тань, у тебя есть толстая игла?

Таню трясло от шитья, но игла тем не менее отыскалась. Ирина отогнула яркую этикетку, положила банку горизонтально и приставила к ней иголку. Удерживая ее левой рукой, правой она легонько постукивала по игле молотком для отбивания мяса. Игла плавно вошла в мягкий алюминий.

Таня все сообразила и притащила ворох разнокалиберных шприцев. Размешав в воде пару щепоток из порошка корня Ронго, она наполнила раствором шприц и впрыснула содержимое в банку. Крохотное отверстие залили клеем «Момент» и вернули на место этикетку. Банка приняла первоначальный вид.

Аналогичную операцию проделали с десятком банок и посчитали, что этого количества достаточно, чтобы вызвать острый приступ счастья не только у московского «Фербагайла», но и у руководства прочих его представительств в России.

Звонок в «Фербагайл» довершил утренние приготовления. Местное начальство и сам лично Дима Вологда обещали присутствовать на очередном «Микс-шоу» в полном составе и приветствовать трех новых кандидаток в «наблюдатели» (девять тысяч долларов, однако!). Их ждали к 14:00. Времени хватило на то, чтобы Алена заехала к себе домой за видеокамерой и по дороге приобрела запасные кассеты и батареи.

«Микс-шоу», назначенное в одной из комнат Дома культуры казаков Центрального административного округа, достигло своей кульминационной отметки. Уже произнесены многословные поздравления в адрес новых «наблюдателей» и обсуждены детали процесса передачи денег. Дима Вологда радостно потирал руки в предвкушении приличного навара от желания трех идиоток дать обмануть себя и попасться в ловко расставленные сети. Толстенькие дамы «Фербагайла» плотнее сдвинули круг возле Ирины, Алены и Тани, когда последняя недовольно заявила, что сам «продукт» так и не попробовала.

Участники шоу, которых собралось около трех десятков, опомнились и дружно кинулись к столу, на котором выстроились банки с «Хэппи-тоником». Дима пожадничал и выставил всего шесть банок с «продуктом». Пока Алена отвлекала руководство «Фербагайла», Ирина и Таня вертелись около стола, подменяя банку за банкой. Они то решались купить «продукт» и прятали его в сумку, то колебались и вытаскивали его обратно. На стол возвращались другие банки.

Дима с шиком откупорил «Хэппи-тоник», и банки с пенящимся газированным «продуктом» пошли по рукам. Подруги пользовались «чистыми» банками. Они обходили собравшихся и просили продегустировать «продукт» и подробнее рассказать о его свойстве. Не прошло и пяти минут, как присутствующие пригубили «продукт». И тут что-то случилось.

Шоу началось.

Атмосфера в комнате изменилась. Поначалу это не бросалось в глаза. Это было на уровне внутренних ощущений, витало в воздухе. Движения собравшихся стали резче, голоса громче, участились взрывы беспричинного смеха, банки с «Хэппи-тоником» все чаще летели на пол из вспотевших ладоней. Люди искоса посматривали друг на друга. У них дрожали губы и руки, они суетливо перемещались, не задерживаясь на одном месте. Они бросали похотливые взгляды, они думали об одном: «Когда? Когда же начнется?»

А потом Дима Вологда залез на стол и встал во весь свой немалый рост.

— Товарищи! — Его вибрирующий баритон прорезал тишину зала. — Товарищи по «Фербагайлу»! Доколе мы будем нести счастье человечеству и не оставлять себе ровным счетом ничего, кроме жалких бумажек, именуемых деньгами!?

С этими словами Дима вытащил портмоне и вытянул из него всю наличность. С омерзением отшвырнув опустевшее портмоне, он нашарил в кармане зажигалку и подпалил угол пачки зеленоватых бумажек.

Собравшиеся зачарованно впились в огонь глазами стаи пироманьяков. От пачки отделялись обуглившиеся хлопья. Они кругами носились по залу и садились на головы и плечи. Никто не обращал внимания на такую мелочь.

— Так мы поступаем с грязными бумажками! — Дима швырнул обгоревшие остатки денег на стол и яростно растоптал их под громкие возгласы одобрения.

— Даешь свободу для всех! — выкрикнула одна из дам и принялась расстегивать жакет, стеснявший ее по-девичьи оттопыренную грудь. Дама задыхалась. Ее лицо покраснело. Одной рукой она боролась с пуговицами на жакете, другой удерживала около себя невзрачного субъекта, который торопливо приспускал брюки.

Дима обрадованно подхватил:

— Сбросим покровы! Выйдем на свет! К черту «продукт»! Когда я слышу слово «Фербагайл», я хватаюсь за…

И Дима показал, за что он хватается.

Окружающие приняли откровенный жест за команду. Немедля они разделились на пары. Кому пары не хватило, пристраивался третьим. Возражений не поступало. Комната наполнилась всхлипываниями, звуками шлепков по голому телу, шумом возни и стонами самой разной тональности. Одежда летала по комнате, пока ее хозяева энергично овладевали друг другом на полу, на стульях, стоя и на бегу, что трудно. Блестели потом обнаженные женские и мужские тела, давно не знавшие физических упражнений, заплывшие жиром, со свисающими по бокам многочисленными толстыми складками.

Алена, забравшись на стол, снимала происходящее, водя камерой по комнате. Снимая особо гнусные сцены, она закрывала глаза.

Утолив первый приступ полового голода, собрание потянуло на агрессию. Шоу продолжалось. Один из «распределителей», почтительно именуемый Полковником, отвалился в сторону от своей ламы и удовлетворенно замычал. Затем покосился по сторонам. Ему на глаза попался огромный портрет президента «Фербагайла» мадам Марты Ханс. Полковник взревел и вскочил голый во весь рост. Схватив стул, он запустил его в портрет. Его примеру последовали остальные, включая женщин, и в один момент в комнате не осталось ни одного целого стула.

Кто-то додумался поставить видеокассету с гимном «Фербагайла», но под дикие крики, свист и вопли собравшихся гимн грубо выключили, а кассету безжалостно растоптали голыми ногами. Заодно нещадно расколотили об угол стола видеомагнитофон и смахнули на пол телевизор.

Душа просила музыки и танцев. Кое-где по углам снова занялись половой радостью, но основной массе требовалось что-то новенькое. На мгновение в комнате установилась тишина. Забравшиеся на стол подруги разглядывали оргию широко раскрытыми глазами. На них никто не обращал никакого внимания. Их стол превратился в островок безопасности.

Посланцы «Фербагайла» тяжело дышали, скаля зубы. Их волосы растрепались, голые тела собрали грязь с немытого пола. Они часто облизывали раскаленные губы и издавали нечленораздельные звуки. Подобно Борисову-который-сверху, они ссутулились, опуская руки вдоль тела, и поглядывали мутными глазами исподлобья.

Темные стороны души у всех разные, но внешне они проявляются одинаково.

В наступившей тишине первобытное племя услышало донесшийся издалека рокочущий звук, в котором с трудом угадывались отдельные аккорды бессмертного рок-н-ролла «Johnny В.Good».

Племя «Фербагайла» пришло в неистовство. Все запрыгали, заорали. Дима Вологда подал пример. Схватив свою даму за руку, он устремился к двери. Дама тяжело упала отвисшей грудью на пол, но Диму это не остановило. Он пробирался к двери, волоча визгливо вопящую женщину за собой. Остальные устремились следом.

— Девочки, что делать? — Алена передала Ирине вываливающуюся из онемевших от усталости рук камеру.

— За ними, вперед! Посмотрим, чем все закончится. — Таню, как настоящего ученого, волновал результат эксперимента.

Выскочив в коридор, они успели заметить, как вдалеке мелькнул один из голых членов «Фербагайла». Устремившись за ним, подруги подбежали к двери. Таня осторожно потянула ее на себя. На подруг обрушился шквал хорошо отрепетированного и многократно усиленного мощными динамиками рок-н-ролла.

— Камеру давайте! — обернувшись, крикнула Таня. — Здесь такое!

Алена и Ирина просунули головы в приоткрытую дверь.

На сцене прыгали четверо полуголых парней, извлекая из трех гитар и стандартного набора ударных всемирный смысл рок-н-ролла. Увлеченные собой музыканты не обращали внимание на зал. А там в шоке прижались к стенам пятьсот подростков, оцепенело уставившись на беснующийся в центре клубок потных голых тел.

«Фербагайл» оттягивался вовсю. Прыжки и размахивания руками перемежались попытками организовать совместное движение. Когда хоровод надоедал, круг рассыпался и каждый выкладывался в свойственной ему манере.

Со стороны казалось, что на блюде трясется большой кусок вареного мяса с торчащими из него костями.

Но действие зловредного корешка Ронго помаленьку ослабевало. «Наблюдатели» по одному вырывались из толпы и с рыдающими физиономиями устремлялись к дверям, прикрывая руками то, что с любопытством разглядывало подростковое население округи. Вслед им несся развязный свист и улюлюканье. Подростки вошли во вкус и требовали продолжения выступления «крейзанутых».

Вдалеке послышался топот казенной обуви.

— Смываемся, подруги! — Ирина безошибочно узнала стук милицейских ботинок. — Не то и нас заметут за компанию с психами. Стоп мотор, Алена!

Прошло два дня. Эпизод с вторжением банды первобытных на детскую дискотеку в прессе никак не освещался. Понятно, Диме удалось замять происшедшее некоторым количеством зеленых бумажек, которые он не успел сжечь.

— Будьте любезны, пригласите к телефону главного по «Фербагайлу», господина Дмитрия Вологду, — самым сладким голосом пропела в трубку Таня, отмахиваясь от вертевшихся рядом Ирины и Алены.

— Слушаю вас. — Голос на том конце провода мало напоминал вальяжные баритональные раскаты господина Вологды.

— Слушай внимательно. — Таня выдержала зловещую паузу. — Я насчет недавних событий. Не въезжаешь? Напомнить? Танцы под музыку всем трудовым коллективом, девочки… Вспомнил? Молодца! На Киевском вокзале найдешь багажные ячейки. Там есть и твоя. (Таня назвала номер и код.) Забери там конверт. Срочно. Сейчас. Позвоню через два часа. Пошевеливайся, или будет поздно.

С треском хлопнув трубку на место, Таня откинулась в кресле. Ирина и Алена молча захлопали в ладоши.

— Видел фильму? — Пунктуальность Тани могла показаться навязчивой кому угодно, но не Диме.

Его истошный крик разносился на много метров от трубки. Вологда волновался так явно, что мог лопнуть от натуги. У Тани промелькнуло в душе чувство, похожее на жалость. Промелькнуло и исчезло.

— Оригинал кассеты у меня. Я хочу за него двадцать тысяч. Нет, долларов. Будешь ломаться, отправлю эту порнуху вашему Симону Шварц-не-помню-как-его-там. Сколько он заберет тогда у тебя и твоей бабьей команды? Дошло? Завтра утром, в половине одиннадцатого, в проходной телецентра «Останкино». Нет, там! Придете туда, куда прикажу!

— Влип, горемыка. — Единственные слова сочувствия по адресу Димы прозвучали из уст Алены.

Ирина промолчала.

Таня выругалась.

Дима оказался точен. Он силился сохранить лицо, но руки его било крупной дрожью, заметной даже тогда, когда он держал их в карманах. Просмотр сюжета из жизни «Фербагайла» произвел на него сильнейшее впечатление. Он нацепил темные очки, опасаясь быть узнанным.

Таня встала ему навстречу.

Дима все понял.

— Вы, вы… Мы вам доверяли, а вы…

Вологда задыхался от усилий, но правильных слов не нашел. Таня и не настраивалась на душевный разговор.

— Деньги принес? Давай сюда.

— А кассета?

— Увижу деньги — получишь кассету. И без шуток. Заметил ребят в углу?

Действительно, под стендом с объявлениями сгрудилась телегруппа с камерами, штативами и длинными толстыми микрофонами. Таня видела их первый раз в жизни.

— Съемочная группа программы «Дебоши недели». Попытаешься меня надуть — станешь героем этой недели. Думай.

Дима думал недолго. Едва хватило времени сосчитать до двух. Он полез в карман и вытащил толстый конверт. Отогнув край, Вологда продемонстрировал деньги.

— Ладно. Давай. Завтра посчитаю. Эй, сюда!

Как из-под земли выросла Ирина и протянула кассету. Дима жадно вцепился в нее.

— Вы даете гарантии, что других экземпляров нет?

— А то! — мгновенно отреагировала Таня. — Кто из нас будет держать дома самодельное кино про слет сексуальных маньяков? У нас дети!

* * *

Ольга смотрела на пять тысяч, принесенные подругами к ней домой. Ее терзали угрызения совести. Она вспоминала временный разрыв, инициатором которого стала сама. Зачем? Почему нельзя оставаться вместе? Вместе весело и просто. Их маленькая команда сильнее всех, умнее всех. В одиночку человек скоро теряет интерес и к себе самому. Теперь она знает, что делать.

Ольга решительно встала.

— Простите меня… Я никогда не уйду. Умоляю, не бросайте меня.

— Ничего, ничего. — Таня по-матерински похлопывала ее по плечу и поглаживала по голове. — Все пройдет… Себя мы тоже не забыли. Благодаря тебе.

Газеты писали, что «Фербагайл» резко снизил свою активность в России. Одной из причин называли внезапное закрытие крупнейшего отделения в Москве. Неужели Симон Шварц-все-равно-не-помню-как-его-там узнал о вечеринке с раздеванием? И если так, то кто ему сообщил?

— Здравствуй, Оленька, это я. — Голос Сергея звучал утомленно, но радостные интонации в нем преобладали. — Я из Шереметьева. Можно к тебе?

— Можно. Через час. — Ольга бросила взгляд на Эмму, которая сегодня играла роль «Обиженная дочь, всячески демонстрирующая матери свое презрение». Это выражалось хлопаньем дверями, метанием посуды в сушку с расстояния трех метров, зажигании света во всех комнатах при палящем солнце и раскидывании в стороны всего, что можно поднять и швырнуть.

— Эмка, прекрати! — прикрикнула Ольга не очень убедительно.

Эмма бросилась в кресло и подобрала под себя ноги. Бормоча что-то невнятное, она упорно разглядывала узор на ковре.

— Денег не дам! — отрезала Ольга. — Ты когда вернулась вчера домой? Молчишь? Тогда я скажу: в четвертом часу утра!

— Что с того?! — завопила Эмма, вскакивая на ноги. — Я взрослый человек и имею право…

— Ты-то взрослая? — скептически протянула мама. — Ты и сейчас уверена, что чистые носочки появляются из шкафа, котлетки — из сумки, а молоко — из холодильника. Зачем тебе деньги?

— Куплю шлем. Ты же не хочешь однажды получить звонок из морга?

— Да я уж не знаю, что лучше. — Ольга засмеялась. — Ладно, Эмка, покупай себе шлем. Учти, на «Арай» не получишь, но «Ювекс» недорогой купи…

Дочь оторопело уставилась на маму:

— А ты откуда знаешь про шлемы? Тебе кто-то говорил?

— Я газеты читаю. И тебе советую, — попыталась выкрутиться Ольга.

Получилось не очень убедительно. Подозрительность Эммы развеять не удалось. Получая деньги, она внимательно всматривалась маме в лицо. Та старалась сохранить непроницаемое выражение. Но вышла ужасная гримаса. Эмма вздрогнула и поспешила удалиться, сообщив, что приедет около двенадцати ночи. Ольга только махнула рукой.

Сергей ворвался к Ольге, роняя на ходу цветы, коробки, пакеты.

…Через час, лежа в постели и обняв любимую женщину, утомленный взрывом чувств, Сергей выслушал московские новости. Ольга рассказывала мало, в основном о ломе. О «Фербагайле» не было сказано ни слова.

Говорили об Эмме. Недолго. Сергей нашел нужные слова, и Ольга решилась.

…На смотровой площадке около здания МГУ на Воробьевых горах, любимом месте сбора московских байкеров, в поздний час, как всегда, было людно. Группами и поодиночке сновали мотоциклисты, рекой лились пиво и бесконечный байкерский треп. Слева теснились плечистые отечественные «оппозиты», а до церкви и далее — разноцветные японские «пылесосы».

Ольга подъехала сама, Сергей держался чуть позади, в машине. Он подготовил любимой женщине отличный подарок — перед отъездом сдал «Харлей» в руки хорошего мастера. Тот постарался на славу.

Байкеры почтительно расступились, освобождая место для блестевшего сумасшедшим количеством хрома «Харлей Дэвидсона». Высоко задранный руль-рога со свисающими с ручек кожаными кисточками, бак, покрытый изображениями жутких когтистых тварей, кожаные сумки с латунными пряжками. Стиль выдержан строго.

Байкеры подобрались поближе к новенькой. Та неподвижно сидела на мотоцикле. Синие джинсы, тяжелые замшевые мотоботы и черный топик. Между топиком и джинсами белела самая прекрасная женская кожа в городе. На боку, у талии, виднелась причудливая татуировка — тигрица с оскаленной пастью раздвигает траву и готовится прыгнуть.

Новенькая была высока, из-под шлема выбивались длинные русые волосы. Она молчала. Кто-то попытался заговорить, она не ответила. Ее уважительно сторонились.

Откуда им знать, что Ольга просто обмерла от страха!

К счастью, тут ей на глаза попалась Эмма. В компании уже знакомых Ольге байкеров, таскавшихся за дочерью, она приблизилась к «Харлею», держа под мышкой блестящий шлем. «Ювекс», — автоматически отметила про себя Ольга, — послушалась дочь маму».

Эмма восхищенно рассматривала «Харлей». Байкеры вокруг нее одобрительно кивали. И тут Ольга сняла шлем.

По смотровой пронесся дружный вздох. Да-а, ничего не скажешь! Каков байк — такова и хозяйка!

Бедная Эмма! Ее поразила молния? Или ее контузило упавшей луной? Не все ли равно! Фактом остается то, что у нее подкосились ноги, и она уронила новый шлем на асфальт.

— Эмка! — подхватывая ее, заорал самый длинный байкер с большим серебряным крестом на волосатом пузе. — Ты че, в натуре? Перекаталась?

Эмма молча вытянула дрожащую руку:

— Ма… ма…

— Какая еще мама? Тебе водички принести? Ты скажи, я мигом!

Эмма пришла в себя. Голос крови дал себя знать.

— Моя мама. Пустите.

Встреча родственников прошла бурно.

Эмма зарыдала от обилия нахлынувших чувств. Мама на смотровой, под ней «Харлей», на боку татуировки… Черт его знает что!

Примерно так Эмма и выразилась вслух, сквозь всхлипывания.

— Разве я учила тебя так выражаться? — сурово спросила Ольга в тишине. — Или я тебе не мать?

Что тут началось! Дружный рев растроганных семейной сценой байкеров сотряс воздух. И закончилось вполне благополучно. Ольга катала Эмму, дочь катала маму, байкеры орали и прыгали. Затем съездили на Рублевское водохранилище, искупались при луне. На прощанье Ольга получила личное рукопожатие байкерского лидера Пророка, позволившего себе улыбнуться разок по такому случаю.

Сергей неотступно следовал за Ольгой. Она отвезла счастливую и изнемогавшую от впечатлений дочь домой. Та мысленно репетировала рассказ школьным подружкам о своей потрясающей, необыкновенной, неподражаемой маме. Ольга поцеловала ее перед сном, что давно и категорически было запрещено дочерью. Но та слишком устала, чтобы сопротивляться, и мгновенно уснула. Ольга уехала загнать «Харлей» в гараж и осталась у Сергея до утра.

А окрестные палатки на смотровой продали все запасы пива и два раза отряжали машины на оптовый склад.

С остатками «продукта» Ольга поступила старым русским способом.

Следующей ночью она и Эмма вынесли коробки на лестницу.

К утру коробки исчезли.