ЧАСТЬ 3
ЛУЧ ПРАВДЫ
ПРОРОЧЕСТВО
I
"Когда престол займёт подменыш, и длинномордые канут в Тёмных Коридорах, тогда соберётся Рассыпавшийся. Уничтожит он Творящих и Хранящих, отомстит им за позор. Воцарится. И поработит всех и вся. И не останется ничего кроме власти Лоза. А потом Собравшийся щедро наградит того более всех радел о его возрождении — даст столько власти, сколько тот захочет. Тех же кто будут противостоять его возвращению, Лоз станет карать. Медленно и мучительно уничтожит он души и тела своих супостатов. Будет так! Если, конечно…" — манускрипт был настолько ветхим, что читавший не мог разобрать последние строки: "…женится… признает Наследником… погубить его жена… длинномордые… великая битва… сгинет Лоз…"
Который уже раз Колдун тщился связать воедино ускользающий смысл. Угрозой веяло от последних слов пророчества, также как сладким торжеством от первых. Вроде бы всё сходилось, да и выполнялось с предельной точностью, однако он чувствовал, что происходит нечто, не позволяющее загадочным словам стать явью. Колдун понимал, что в игру, которую он долгие времена тщательно выстраивал, вмешалась новая сила. Иногда Старику казалось, что весь мир ополчился на него, заставляя играть сразу на нескольких досках. Тогда ему становилось невыносимо страшно. Последнее время ужас стал привычным, и Колдун даже начал подумывать не бросить ли свою затею. Но нынче утром он проснулся с предчувствием благоприятных перемен. Потому-то и начал перечитывать рукопись, которой не касался много лет.
— Всё ещё будет по-моему! — произнёс он вслух и хлопнул рукой по подлокотнику.
Старик налил себе новый стакан. Понюхал. Поморщился. Почти с отвращением выпил — в столице никогда не умели делать вина, а то другое нужно было поберечь.
Несмотря на тёплый весенний день, в комнате было жарко натоплено и сумрачно. Он поудобнее устроился в необъятном кресле и память перенесла его на тридцать с лишним лет назад.
II
Колдун занимал при дворе Стедопа настолько высокое положение, что давно был фактическим правителем провинции. Окружающие его не столько уважали, сколько явно боялись и тайно ненавидели… Наверное, можно было противостоять его влиянию. Однако годы шли, но ничего не менялось. Потом Колдун нашёл манускрипт…
"Как, однако же, удачно, — предвкушая грядущее торжество, думал он. — У Наместника недавно родилась девочка. У его Советника в те же сроки — мальчик. Правителя моими стараниями вызвали к Императорскому двору — раньше чем через неделю он не вернётся… Самое время поменять детишек местами. Впрочем, зачем же менять? Наследовать отцу она всё равно не сможет. Не ровен час девчонка узнает о своём происхождении и решит отомстить. А бабская месть страшна — женит на себе Наследника и все дела… Тут уж никаких пророчеств не нужно, чтобы понять, кто будет главным в провинции. Так что от неё надо избавляться… А потом холить и лелеять пасынка Наместника, чтобы со временем посадить на Императорский Престол".
Старик хлопнул в ладоши. На пороге возник молодой человек с давно нечёсаной гривой рыже-русого цвета. Судя по весьма изрядному росту и, проступавшим под одеждой, мускулам, он обладал немереной физической силой. По тому, как сутулился, было видно, насколько привык унижаться. "Страшно представить, — подумал повелитель. — Что будет, если эти плечи разогнутся! Впрочем, я этого не допущу… Пусть тешит своё властолюбие на ком-нибудь другом".
— Что пожелает, почтеннейший господин? — вошедший говорил с подчёркнутым подобострастием, склоняясь несколько ниже, чем того требовал этикет.
— Помнишь ли, от скольких бед я избавил тебя, и твоего заносчивого брата, добившись, чтобы Наместник приблизил вас ко двору? — без предисловий начал Колдун.
— Да, почтеннейший господин, и всегда буду благодарен… — ответил рыжеватый.
Он снова раболепно склонил голову. Потом еле слышно пробурчал себе под нос:
— Хотя… Нужно ли было тащить сюда моё семейство — это большой вопрос…
— Хорошо… — Старик сделал вид, что не слышал последней фразы, вполне совпадавшей с его планами. — А не забыл ли ты о своём обещании?
— Нет, почтеннейший господин! Когда вы избавили меня от тюрьмы и приблизили к себе, я связал ветки, что в знак благодарности, навеки стану вашим преданным слугой и помощником, готовым в любое время беспрекословно выполнять все ваши приказы и никогда не задавать вопросов.
— Не слишком ли я утруждал тебя эти годы?
— Что вы, почтеннейший господин! — в глазах слуги мелькнул удивлённый страх.
— Ладно… Ты действительно возьмешься сделать всё, что я прикажу? — казалось, Старик колеблется.
Вместо ответа, рыжий низко поклонился.
— Тогда слушай меня… — пробормотал Колдун, доставая небольшой пузырёк. — Сегодня вечером ты угостишь этим всю свою родню. Всё будет выглядеть как болезнь. На тебя подозрения не падут. В живых должен остаться только новорождённый мальчишка. Подменишь им дочь Наместника. Понял?
— А что делать с девчонкой?
Парень был не так прост, как казался. Он, предвидел ответ, но счёл разумным изобразить душевные сомнения.
— Поступишь с ней так же, как с собственными родственничками! — резко бросил господин, раздражённый тем, что приходится говорить в открытую.
— Это всё?
— Всё.
Слуга не торопился уйти, понимая, что выполнение задания слишком важно для хозяина. Поэтому против всяких правил и остатков собственных принципов, молодой человек решил поторговаться. Напрямую просить он не рискнул, но отчего, же было не намекнуть?
— Почтеннейший господин… Ваше задание достаточно щепетильно и небезопасно…
Старик долго что-то взвешивал и прикидывал в уме. Не глядя на собеседника, он массировал вечно мёрзнущие пальцы своих не по возрасту ухоженных рук. Наконец, прервал молчание:
— Насколько я понимаю, речь идёт не о деньгах?
Рыжеволосый согласно кивнул:
— В случае удачи я получу вполне приличное наследство.
— Стало быть, ты хочешь чинов и власти? Похвально! Весьма… Для начала займи-ка ты должность своего, надеюсь, покойного брата. А в ближайшем будущем тебя ждёт ещё одно назначение. Хлопотное, но почётное…
…Настойчивый стук в дверь, вернул Колдуна в настоящее. Он не сразу смог сделать привычный пасс рукой, чтобы, не вставая с места, открыть дверь. На пороге стоял один из его дворцовых шпионов, вконец запыхавшийся от чрезвычайно скорой ходьбы.
— Что тебе? — замирая от нетерпения, спросил Колдун самым отрешённым тоном.
— Почтеннейший господин! Человек, за которым вы приказывали следить, скоро выйдет из дворца. Если, конечно, можно назвать это ходьбой… Похоже, что он оттуда выползет… Да! Можно и так сказать! — вестник явно злорадствовал. — Он весь изранен и, похоже, потерял много крови.
Лицо Старика мгновенно ожило и даже помолодело. В другой раз он непременно осадил бы не в меру болтливого слугу, но сейчас его язвительные высказывания не имели значения. Да и время было дорого, как никогда. Колдун вскочил, схватил шляпу и направился к выходу.
— Началось! — сказал он самому себе. — Ты знаешь, через какие ворота он должен выйти?
Шпион кивнул.
— Главное успеть!
III
Цервемза брёл по коридору почти наощупь — голова кружилась, и в глазах было темно. Боли он уже не чувствовал, но отчётливо осознавал, что умирает. Смерть пришла в обличии кота. Мысль об отмщении скользнула и, не успев проявиться, исчезла. Единственное, чего он ещё хотел — это глотнуть напоследок свежего воздуха. Толкнув наугад какую-то дверь, Цервемза вышел на главную мэнигскую площадь и сам стал заваливаться набок. Не всё ли равно: жизнь, полная бесконечных планов, интриг и козней толчками вытекала из глубоких ран, нанесённых когтистым чудовищем. Падая, он ничего не почувствовал: ни сожаления о поражении, ни раскаяния, ни боли от многочисленных предательств и потерь, ни скорби о бездарно погубленной любви… — лишь пульс тёплого водоворота…
…Однако Цервемза не рухнул на пыльную брусчатку. Чьи-то руки подхватили слабеющее тело. По губам потекло что-то воскрешающее. Над ухом зашелестел тихий, но внятный голос, показавшийся умирающему знакомым:
— Я помогу тебе…
Мир слегка замедлил смертное кружение. Спасителей оказалось двое. Лиц их было не различить. Да Цервемза и не пытался, просто уцепился за шанс выжить. Один потихоньку вливал в рот раненого укрепляющее питьё. Другой — с помощью колдовства убирал с мостовой следы крови.
— Довольно! — сказал всё тот же голос. — Теперь нас не найдут… Держись — здесь недалеко!
Откуда-то взялись силы подняться. Началась нескончаемая дорога длиною в три дома.
Старик со слугой еле втащили отяжелевшее тело в комнату. Колдун отпустил шпиона и захлопотал над какими-то горшочками и склянками. По комнате поплыл навязчивый сладковатый запах.
— Тебе лучше уснуть, пока я стану тебя лечить, — пробормотал он, поднося к губам подопечного дымящуюся кружку.
Цервемза задыхаясь, проглотил снадобье и окончательно отключился.
IV
Старик был сведущим магом — из лучших, но лекарем даже сам себя считал неважнецким. Что касается ран, оставленных хвостатым мстителем, то их было такое множество, что даже для прирождённого целителя они представляли бы немалую трудность. Однако зелья, изготовленные по древним рецептам, да хороший уход постепенно вернули пациента в Ближний мир. Дня через полтора-два раны затянулись, обещая оставить по себе память в виде шрамов на лице, шее и руках. Больной, всё это время проведший в тяжком забытьи, наконец-то открыл глаза.
— Очухался? — раздался рядом, определённо знакомый голос человека, которому он был теперь обязан жизнью.
Цервемза слегка приподнялся на локтях. Комната снова поплыла у него перед глазами… С большим трудом он сфокусировал зрение и вопросительно воззрился на говорящего.
— Ты? — совершенно ошалевшим тоном спросил он.
— Узнал? — насмешливо ответил Старик. — Что-то ты стал не очень почтителен со мной. Впрочем, если хочешь, обращайся ко мне как привык при своём воспитаннике.
— Простите, почтеннейший господин! Просто я не ожидал вас здесь увидеть.
— Интересно, а где же мне быть, если не в собственном доме? Ладно… Давай-ка выпей это и попытайся встать, — Колдун протянул своему подопечному стакан.
Цервемза, покорно проглотил лекарство и почувствовал, как к нему возвращаются сила и память.
— Погоди-ка, я же сам видел, как ты… — бывший царедворец смотрел на Старика, со смешанным чувством восхищения и ужаса.
— Ну, а я видел, как ты умер… Так что мы квиты! — не то глумливо, не то просто весело ответил тот. — Ходить можешь?
— Вполне! — больной медленно, но уверенно встал и прошёлся вдоль кровати.
— Отлично! Сейчас тебе помогут привести себя в порядок, а потом приходи ко мне в кабинет: позавтракаем, а заодно и потолкуем. Еда у меня скромная, но ради такого случая найдётся бутылочка весьма недурного вина…
…Вино и вправду сильно отличалось от всего, что доводилось пить бывшему Императорскому Советнику. Оно ласковыми волнами растекалось по жилам и навевало воспоминания из давно ушедшего прошлого. Цервемза начал говорить, чувствуя, что от этого ему становится всё легче и спокойнее на душе.
— Рассказывай! Рассказывай… — подбадривал Старик своего собеседника, пополняя его стакан.
V
Жена Кридонского Наместника была ещё слаба после родов, но понимала, что дочери грозит опасность. Верные служанки спрятали девочку в тех покоях, куда ни один посторонний, а тем более, мужчина не мог войти. Пришлось Цервемзе отправляться к Равтеж, чтобы предпринять безнадёжную попытку склонить её на свою сторону. Он решил рассказать правду. Не всю, конечно. Выслушав, женщина сказала:
— Ты прав… Детей у меня больше не будет. Мы со Стедопом стареем. Колдун прибирает власть в провинции к своим рукам. Нам действительно нужен Наследник. Я воспитаю мальчика как своего и никогда не расскажу мужу о том, что это не наш сын.
— Разумно, прекраснейшая госпожа… — начал было Цервемза.
— Я не закончила! — взвизгнула Равтеж, сразу став резкой и некрасивой. — Что станет с моей дочерью?
— Этого я не могу сказать, прекраснейшая госпожа! Да и не всё ли вам равно?
— Не-ет! — зашипела жена Наместника, окончательно сделавшись похожей на дикое животное. — Нет! — она с силой отшвырнула, лежавшую на коленях книгу, и закричала на слугу — Ты собираешься её убить? Да?
Он попытался промолчать, но женщина, съёжившаяся, в углу громадного дивана, уставилась на него с такими ненавистью и решимостью, что Цервемза против воли произнёс:
— Так будет лучше для всех, прекраснейшая госпожа…
Равтеж мгновенно успокоилась, только бровь приподняла чуть более презрительно:
— Теперь послушай меня. Мне дела нет до того в какие игры вы играете с Колдуном. Ты собрался убить своего брата, его жену и старших дочерей? Убивай! Хочешь присвоить их богатства, земли и дома? Твоё дело! Дорогу к должности, которую занимает брат, расчищаешь? Никто не станет тебе мешать… Но всё это возможно лишь при одном условии. На подмену детей я согласна, но на гибель своей дочери — никогда!
— Если не я — найдётся другой убийца, а я буду уничтожен вместе со своей семьёй…
— Если тронешь мою девочку — я найду доказательства твоего предательства и тогда самое лёгкое, что тебя ожидает — это неделя огненного зелья!
— Что же мне делать? — молодой человек заметался как загнанный зверь. — Разве что самому умереть… Так, если я при своём повелителе обмолвлюсь хоть словом, что я выполнил его приказ не до конца — жить мне останется меньше ночи. А солгать я ему не сумею — всё равно дознается… — былая надменность слетела с Цервемзы, и он рухнул перед Равтеж на колени. — Помогите мне, прекраснейшая госпожа! Или советом или… найдите для меня способ безболезненной и мгновенной смерти. Я сделаю всё что угодно, преданнейшим рабом стану — только избавьте меня от пыток и огненного зелья!
Жена Наместника медленно встала. Как в танце легко прошлась взад-вперёд. Зачем-то открыла пустую шкатулку. Потом закрыла. Поправила светильник. По комнате растёкся тревожный цветочный запах… Когда она заговорила, ничто в её облике не напоминало о пережитой только что буре. Голос звучал её суховато и насмешливо:
— Значит, говоришь, берёшься сделать всё, что прикажу? Старику, небось, те же слова говорил?
От неожиданности Цервемза кивнул.
— Хорошо… Исполнительные слуги мне не помешают. В преданность твою я, конечно, ни за что не поверю, но трусами вроде тебя легче управлять, — как бы сама себе сказала Равтеж.
Слуга сверкнул глазами, но промолчал.
— Скажи-ка мне, зачем обязательно рассказывать Придворному Колдуну всё? Делай что собирался, только чуть-чуть измени ваш план: возьми мою дочь на воспитание. Предъяви своему господину доказательства её гибели. Какие? Тут уж не мне тебя учить… Потом начни переживать по поводу содеянного. Да невзначай и подбери какую-нибудь безродную сиротку. Вон их сколько после прошлогоднего поветрия осталось. А ещё лучше — дальнюю родственницу, скажем… племянницу. Вроде бы как для успокоения души. А для меня она… пусть и не станет настоящей дочерью, но то, что будет воспитываться во дворце, послужит и тебе и мне охранной грамотой. Станет гарантией того, что я не буду следующей жертвой в этой игре, потому что в случае моей смерти — весь мой архив ляжет на стол даже не моему любезному муженьку, а самому Бессмертному Императору… Впрочем, зачем я тебе об этом говорю? Ты сделаешь всё, а потом забудешь об этом… Забудешь… забудешь… забудешь… — повторяла и повторяла мать, улыбаясь так же торжествующе, зло и лукаво, как спустя годы научилась, спасённая ею дочь.
VI
— Вот значит как… И тогда вы связали ветки? — задумчиво спросил Колдун.
— Похоже, почтеннейший господин! Я почти сразу забыл, о чём говорила Равтеж. Какие уж там чары она на меня навела, не знаю… Только долгие годы я жил в полной уверенности, что Арнит сын Стедопа, а Ревидан — дочь моего покойного братца. Я даже о том, что их поменял, не помнил.
Цервемза чувствовал себя паршиво. Колдун, очевидно тоже приложивший к этому беспамятству руку, как-то странно смотрел на слугу.
— А как уничтожал брата и его семью? — спросил он.
— Помню. Сначала пытался забыть. Потом перестал… — униженным тоном ответил Цервемза.
— Ну что ж… ты никогда не заслуживал особого доверия. Я давно понял, что девчонка осталась в живых. Правда, я — старый дурак всегда считал, что это — Сиэл. Столько усилий приложил, чтобы Арнит на ней не женился. Даже твою Ревидан к ней подсылал. Да и Квадру тоже… Выжила… А ты, хоть и дурак, обошёл меня…
Старик вдруг замолчал, почти наяву увидев утраченный кусок пророчества.
"… если, означенный подменыш, не женится на той, которую заменил…"
Вот почему он так старался извести дочь Стедопа. Да, видно, судьба хитрее… Может, не стоило пытаться её обмануть? Всё равно Арнит женился на Ревидан…
Старик встал и собирался было уже что-то сказать, как вдруг услышал нетерпеливый стук в дверь.
— Кто бы это к середине ночи привело? — всполошился хозяин, которому отчего-то стало неимоверно холодно.
В комнату степенно, как и всегда, вошёл высокий сутулый крупнолицый человек. Не заметив, сидевшего в углу Цервемзу, он сразу обратился к Колдуну:
— Почтеннейший господин, последние события удерживали меня во дворце, а между тем у меня важные и неотложные новости! — бывший Советник узнал голос Императорского Секретаря.
Старик давно приучился ничему не удивляться, ничего не ожидать и ни на что не надеяться. Он ответил совершенно бесцветным тоном, не выражавшим многодневного, если не многолетнего нетерпения:
— Говори!
— Его Императорское Величество, — даже в приватной беседе старый, пропахший архивными бумагами, царедворец не забывал о формах приличия. — Передал мне подлинное завещание Императора Хопула, в котором говорится, что человек, уничтоживший Конвентус и Йокеща, становится законным Императором, а ему, соответственно, наследуют его потомки… По этому завещанию права Императора Арнита на Корону не вызывают никаких сомнений.
— Дальше!..
— Его Императорское Величество признал своим сыном, Наследником и Соправителем, юного господина Кайниола из Дросвоскра.
— Кто его мать? — слегка вздрогнув, спросил старый маг, перед глазами которого с новой силой вспыхнули полуистлевшие строки.
"… и если не признает своим Наследником сына той женщины, которую пыталась погубить его жена. Тогда вернутся длинномордые, и произойдёт великая битва, и навеки сгинет Лоз…"
— Сиэл из Кридона, жена Мисмака из Дросвоскра.
— Понятно… Что ещё? — спросил Колдун, метнув более чем выразительный взгляд на Цервемзу.
— Отэп из Кридона, известный также, как Алчап, назначен Советником вместо почтенного господина…
Судя по тому, как боязливо Секретарь покосился на кресло, Цервемза понял, что его давным-давно заметили, поэтому решил подать голос:
— Ещё назначения есть?
— Его Высочество теперь Наместник Дросвоскра, — без выражения сообщил плохо смазанный голос. — Его Советником стал бывший Императорский Первооткрыватель, господин Хаймер Курад, а телохранителем — молодой господин Таситр из Ванирны.
— Вот как? — не сговариваясь, переглянулись господин и подчинённый.
— Полагаю, все назначения засвидетельствованы? — как бы невзначай спросил Колдун.
Секретарь почтительно кивнул и немного помолчал, словно прикидывая, можно ли продолжать. Потом проскрипел, глядя мимо бывшего Советника:
— Для вас, почтеннейший господин, у меня печальная новость. Прекраснейшая госпожа Сиэл вызвала на танцевальный поединок супругу Императора, И победила её. Сражение было честным…
Вопрос был излишен, но Цервемза всё-таки решил уточнить:
— Стало быть, моя племянница мертва?
— Сожалею, почтеннейший господин, но боюсь что да…
Цервемза взвился. На мгновение забыв о ранах и слабости, он вскочил и отвесил Секретарю настолько увесистую оплеуху, что тот едва удержался на ногах.
— Вот теперь можешь бояться и сожалеть… Я спрашиваю: жива Ревидан или нет? — своим обычным холодным тоном спросил Цервемза и опустился в кресло, чтобы не поддаться вновь накатившей дурноте.
— Боюсь… — снова начал юлить Секретарь, но быстро поправился и сказал. — Да. Госпожа Ревидан мертва.
— Это всё? — предельно спокойно спросил Старик, которому надоело слушать перепалку.
— Почти, почтеннейший господин, если не считать того, что госпожа Сиэл тоже умерла.
— Отчего же?
— Придворный лекарь говорит, что сердце остановилось… — Секретарь помедлил, вспоминая всё ли сказал на этот раз. — Да, вот ещё что… Не знаю, будет ли это важно для кого-нибудь из вас, но Император, Наследник и оба их Советника похоронили ваши тильецадские трофеи во дворцовом саду.
— Что? — не понял Старик.
— Они зарыли голову убитого мною дюка и медальон, который я снял с дюковской женщины, — спокойно объяснил Цервемза.
Что было дальше? — спросил старый маг.
— Ничего, почтеннейший господин, если не считать того, что за последние сутки по Песонельту проплыли два потока из запрещённых цветов.
— Гладиолусы?
— Да, почтеннейший господин, — на этот раз Секретарь не стал дожидаться пощёчины.
Колдун встал и прошаркал к сундучку, стоявшему на столе. Достал оттуда увесистый кошелёк и бросил его Секретарю:
— Если это всё — ступай! Здесь вдвое больше, чем всегда.
Секретарь ещё больше ссутулился и, залопотав слова благодарности, попятился к выходу.
VII
— М-мда! — задумчиво проговорил Старик, запирая дверь.
Он крутил ключ в замке, вместо того, чтобы воспользоваться привычным жестом. Потом, как бы не замечая постороннего присутствия, подошёл к столику и начал возиться с колбами, склянками и коробками. Всё это время Цервемза просидел в своём углу, не в силах подняться.
— Ладно! — наконец сказал Колдун. — Ошибок наделали мы оба… Теперь нужно подумать, как их исправить.
Он поставил перед Цервемзой два кубка. В одном из них находилось вино. По крайней мере, видом и запахом жидкость напоминала тот чудно́й напиток, которым Колдун последние дни поил своего гостя. В другом — оранжевая жидкость, смахивавшая на огненное зелье.
— Что делать мне — я решу сам. Давай поговорим о тебе. Пока ты болел, я успел просмотреть всю твою жизнь. Четырежды ты связывал ветки: со мной, с женой Стедопа, с Арнитом и со своей племянницей… Так ли это?
— Так, почтеннейший господин! — не сводя глаз с кубков, подтвердил Цервемза.
— Так вот… Три раза из четырёх ты развязывал ветки своей рукой. К твоей чести, лишь один раз сделал это сознательно. Однако факт остаётся фактом, не правда ли? — спросил повелитель.
От ужаса слуга смог лишь кивнуть.
— Хорошо… А скажи-ка, отел бы ты стать Императором? — Старик явно наслаждался страхом жертвы, поэтому помолчав, ответил сам. — Конечно, хотел бы… Иначе, к чему бы тебе пытаться его опоить и свергнуть?
— Откуда вы знаете, почтеннейший господин?
— Ну-у, как тебе сказать… Вообще-то я совсем немножечко волшебник. Да ты, наверное, за государственными хлопотами забыл, что твой неудавшийся бунт начинался у меня на глазах.
— Ты же не должен ничего помнить… — от изумления Цервемза перешёл на ты. — Я сам видел, как ты, не разбирая дороги, выбежал, через ворота для слуг…
— Я, знаешь ли, плохой актёр. А мне нужно было убедить всех в полном своём безумии. Если знаешь — слуги забывают лишь дворцовые секреты. Остальное, скажем, своих родичей, дорогу к дому и всякое такое они прекрасно помнят, — повелитель снизошёл до объяснений. — Со мной всё было просто… — слегка усмехаясь, сказал он. — Когда я собрался уходить от Арнита, то приготовил на столе кувшин со снадобьем, возвращающим память. Рядом положил записку: "Не забудь выпить!" Об остальном тебе знать не обязательно, — он ненадолго умолк, а потом добавил. — Кстати, ты, с позволения сказать, вышел через те же ворота… Однако нам стоит подумать не о том, как, когда и о чём я узнал. А скорее о выборе, который тебе предстоит сделать. Вариантов всего два: или твою вину истребит огонь… — Колдун приглашающим жестом указал на один из кубков. — Поверь, хоть я стар и немощен, у меня достанет сил, чтобы напоить им тебя…
Повелитель замолчал, словно забыв, о чём говорил. Цервемза не выдержал и заговорил сам:
— Или? Почтеннейший господин, вы же говорили, что есть выбор… — голос его дрожал.
— Ах, да! Ты соглашаешься свергнуть своего племянника, воспитанника или как там его ещё… И становишься Императором…
— Я согласен, почтеннейший господин! Согласен… — поспешно выпалил Цервемза.
— На твоём месте я бы сначала подумал… — продолжал глумиться Колдун.
— О чём, почтеннейший господин? Я хочу двух вещей: жизни и власти…
Тогда Старик повторил тот же вопрос, который задавал когда-то много лет назад:
— Ты всё ещё не забыл о своём обещании?
— Конечно же, нет! Я и сейчас клянусь быть вашим верным слугой и помощником.
— Прекрасно… Теперь я точно знаю, что со слугами ветки не связывают — ими повелевают… Так тому и быть!
Колдун повёл рукой. В воздухе повеяло тяжёлым цветочным запахом. Огненное зелье тотчас же исчезло. Старик протянул оставшийся кубок Цервемзе, вдруг почувствовавшему невыносимую жажду:
— Пей! Не бойся — это просто вино, — проследив, как тот выпил всё до капли, Колдун примолвил. — Почти… Я добавил туда немного снадобья, которое поможет тебе сдержать свою клятву. Я же со своей стороны обещаю, что если ты взойдёшь на престол — мы поменяемся местами.
— То есть?
— До этого далеко! Пока же нужно заручиться военной поддержкой. Полагаю, что для начала нам стоит вызвать оставшихся солдат из Развесёлой Четвёрки. Они сделают остальное.
— Почтеннейший господин! Арнит отобрал и уничтожил медальон, при помощи которого я управлял Квадрой…
— Ну что ж… Посмотрим, осталась ли сила в моём, — Старик достал кривой корешок и постучал по нему пальцами.
Через несколько мгновений в комнате появились Заика и Коренастый.
— Где остальные? — спросил Колдун.
— Все Квадры уничтожены. Предатель Отэп только что не собственноручно возвращает отобранное тем, кто был нами опоён, — с ненавистью сказал Коренастый.
— А вы?
— Мы до-обровольно вст-тупили в К-квадру. Н-на нас его ч-чары не дейс-ствуют.
— Как звать?
— Я — Доур, а этот косноязычный — Лопцед, — за обоих ответил Коренастый.
— Ну и имена у вас! — усмехнулся Колдун. — Оба поступаете в полное подчинение этого господина, и становитесь его телохранителями. Он скажет, что делать дальше.
— Войска ещё стоят в Дросвоскре? — спросил Цервемза.
— Да, почтеннейший господин.
— Переправьте их в леса между Ванирной и Мэнигой! Ждите меня там.
Солдаты отсалютовали мечами и исчезли.
— Ну что ж, сир, поздравляю с первым шагом к свержению Самозванца-Арнита! — церемонно поклонился Старик. — Возьмёте ли вы меня в Советники?
ПЕРЕВОРОТ
I
Пока Императора не было во дворце, ещё не вполне оправившийся от ран и потрясения Цервемза, с опаской шёл анфиладам, и шарахался от любой тени, которая хотя бы отдалённо могла напоминать кота. Остальных бывший Советник мог не бояться.
Не заходя к себе, он сразу двинулся в архив, где по расчётам мог найти двух весьма необходимых человек. Одного он нашёл сразу.
— Пойдём! — приказал Цервемза совсем молоденькому полненькому коротышке с добродушным глупым лицом. — Тебе предстоит заменить Секретаря.
Парень, который весьма уютно и уместно смотрелся бы где-нибудь на кухне и совсем не ассоциировался с канцелярскими трудами, ничуть не удивился. Между тем, бывший Советник, по привычке нетерпеливо постукивал пальцами по пуговице камзола и оглядывал помещение. Он уже сто раз пожалел о том, что потерял власть над Квадрами — не пришлось бы сейчас всё делать самому… Наконец, его взгляд упал в дальний угол, где стоял скромный столик, за которым спиной к вошедшему сидел крупнолицый. Не узнать его было невозможно. Цервемза подавил волнение и твёрдым шагом направился туда. Пухлый человечек засеменил за ним. "Так вот и будет неотступно следовать за мной!.." — бывший Советник раздражённо ругнулся.
— Именем и по приказу… — он на секунду задумался, как стоит себя назвать. — Законного Императора Цервемзы, — странно было говорить о себе в третьем лице, но повелевать от своего имени он ещё не привык. — Смещаю тебя с должности! Передай дела…
Он вопросительно посмотрел на толстяка.
— Меня зовут Анактар, — услужливо улыбаясь, подсказал тот.
— … юному Анактару! — кивнул Цервемза, незаметно доставая кинжал.
— Единственными законными Соправителями Сударба являются Его Величество Император Арнит и Его Высочество Кайниол… — бесцветным голосом сообщил Секретарь, даже не поднимая головы от раскрытой папки.
Узурпатор знал, что его судьба зависит от точности удара. Убивать он умел. И любил.
Секретарь почувствовал короткую боль в сердце, но успел захлопнуть бювар, который, тут же открылся под слегка подрагивавшими пухлыми пальцами Анактара. Тот настолько ошалел от ужаса, что забыл проверить законность прав претендента на престол. Ему нужно было закрыть папку и предложить Цервемзе самому открыть её. Самозванец этого не смог бы сделать… Но новый Секретарь предоставил событиям идти, самим по себе.
— К вашим услугам… — он взвешивал слова, потом всё-таки произнёс. — Сир!
— Подай мне завещание Хопула и бумагу о признании Кайниола Наследником! — раздалось первое императорское распоряжение.
Анактар поклонился и достал из папки два листа. Самозванец жадно схватил их и, усевшись на край стола, принялся внимательно изучать. Затем, бережно сложив завещание, спрятал в потайной карман. Потом повертев в руках вторую бумажку, злорадно поднёс её к светильнику. Подождав, пока документ догорит, отряхнул руки и спрыгнул со стола.
— Ещё что-нибудь, сир? — со странной усмешкой спросил Секретарь.
— Пока нет. Я позову, — сказал… Император и двинулся к выходу, чувствуя, как воображаемая корона давит на голову.
Анактар снова поклонился и неожиданно плавным движением, которое совершенно не вязалось с его сдобной внешностью, закрыл папку. Выходя, Цервемза увидел, как в бювар скользнули два светящихся листка призрачно-синего цвета. Он обернулся — папка была наглухо закрыта на все застёжки. Секретарь, всё также непонятно улыбаясь, смотрел на него.
"Показалось! — тряхнул головой Узурпатор. — Дело сделано! Осталось уничтожить Арнита и его ублюдка… Что касается доказательств моих прав на Корону — их предоставит этот… Мренд…"
II
На Арнита с новой силой накатило одиночество — единственный вечный и верный спутник Императоров. Легко было лезть по ступеням, ведшим на трон — тогда помогали азарт властолюбца и чувство мести. Потом скучно, но не так уж и трудно было удерживать тайком украденную Корону. Знак за знаком посылали ему Творящие и Хранящие, пытаясь оберечь от избранного пути. Потерю за потерей переживал Арнит, не видя и не чувствуя настоящей дороги. И вот в один миг, мир, привычно стоявший на голове, стал на ноги. И что теперь с этим делать? Император из него получился, прямо скажем неважнецкий. Отец — тоже. Любовь он потерял… Даже хоронили её чужие люди… Друзья? Но ведь и они появились, когда это понадобилось им… Да и остались рядом из жалости…
— Пора нам… Дело к полуночи… — тихонько окликнул его Отэп.
— Да-да… Сейчас… — встрепенулся Император, разминая затёкшие ноги. — Пойдём… Чего же ты ждёшь? Доставай свой замечательный коврик!
— Я думал, сир, вы захотите поддержать своего сына… — сухо и как бы невзначай заметил Советник. — Нам нужно в "Неудавшийся гладиолус". Там очень надеются, что вы придёте.
Арнит уставился на него, как на безумца. Потом понял, что тот не шутит. Долго смотрел на безмолвные воды ночного Песонельта.
— Как ты себе это представляешь? Ну, приду я… А дальше? Что я им скажу… Нет-нет! В Мэнигу! — он цеплялся за бессмысленные слова.
Отэп взорвался:
— Ты страдаешь… У тебя беда… Ты любовь потерял… Всё ты, да ты! А как же Кайниол, твоё Величество подумать не соблаговолит? Ты часом не забыл, что Сиэл — прежде всего его мать? Да и потом… Парень за последние трое суток пережил столько, что нам с тобой только догадываться остаётся… И он заслужил, чтобы в Дросвоскре о признании его прав объявил именно ты!
Арнит молчал, словно не слыша. Потом поднял на друга беспомощный взгляд:
— Можешь ты понять, что я попросту боюсь… Не знаю чего: осуждения, расправы — всего. Для них я лишь человек начавший войну против дюков…
— Понимаю… Но не забывай, что это Амграмана. Дюки приучили людей к справедливости. Наговорить неприятных слов, конечно, могут… Но ведь ты — Император, который может и обязан нести ответственность за каждый шаг. Ты сам выбрал эту дорогу. Да, того, что совершено твоим именем и по приказу вполне достаточно для ненависти. Всё так… — пауза казалась совершенно бесконечной. — …только ты признал Кайниола. Прогнал Цервемзу. Превя, в конце концов, похоронил. Не знаю… — меня, да и Таситра приняли, ни разу не помянув прошлого, хотя коситься на нас будут ещё долго…
— Вы оба были опоены и творили то, что творили не по своей воле… А я прекрасно знал, что делаю, — Император печально покачал головой. — Да и не нужен я там никому!
— Ты находился под действием морока, который, насколько я понимаю сродни действию нашего зелья. Совесть, конечно, штука жестокая… Да и от памяти спасения не будет… — Отэп задумался, решая говорить или нет, потом медленно произнёс. — Я знаю, как это — терять любовь. Мне было семнадцать. Ей — на год меньше… Под пальцами этой девушки любая нить превращалась в дивную ткань… Да в этом ли было дело? Просто лучше её я никого и никогда не видел. Потом к ней пришла Квадра… Зелье подействовало как-то не так, и моя любимая сошла с ума… В довершение всего она приглянулась Командиру. Когда она ему наскучила, он отослал её в какое-то захолустье. По слухам она живёт в уединении и ткёт перемещающие коврики. Вот так-то! После этого мы с тобой и сдружились окончательно. Ну, а потом — пришли за мной…
— Я думал, что знаю о тебе всё… — пробормотал Арнит. — И всегда удивлялся, почему у тебя песни такие грустные… Прости!
— Да что теперь-то… Дело прошлое! — Отэп ещё немного помолчал, потом с усилием стряхнул тяжкие воспоминания и уже ожившим тоном сказал. — Как Советник, я прошу тебя, сир — пойдём! Я буду рядом. А там Хаймер, Кайниол, Таситр, наконец! По крайней мере, уж мы четверо тебя не подведём. Покажи им, что ты истинный Император не только по титулу. Благородства и разума у тебя достанет. Уверен, что ты найдёшь правильные слова! — окончательно придя в себя, он добавил почти весёлым голосом. — И вообще — стряпня тётушки Шалук вполне достойна августейших особ.
III
Гостеприимная дверь "Гладиолуса" широко распахнулась и на пороге появилась высоченная фигура Рёдофа. Он окинул взглядом вошедших и неожиданно изысканно поклонился:
— Добро пожаловать, Ваше Величество! Я давно жду вашего появления, — зычный голос хозяина гостиницы оказался неожиданно тёплым. — Внуку сейчас очень нужно, чтобы вы были рядом.
Неуверенно, как будто боясь подвоха, Император оглянулся на Отэпа. Потом тяжело вздохнул и, слегка ссутулившись под радушным, но внимательным взглядом Рёдофа, шагнул через порог.
— Здравствуй, хозяин! — с трудом выдавил из себя Арнит, проходя внутрь.
— Да, не робейте же вы, сир, — Рёдоф смотрел совершенно серьёзно. — Я ваш верный подданный!
— А с недавних пор, похоже, ещё и друг! — тихонько, чтобы слышал только Император, шепнул Советник.
Вскоре все обитатели "Гладиолуса", кроме где-то бродившего брата Мренда, да Мисмака, оставшегося с безутешными сыновьями, собрались в общем зале. Одни хотели поговорить с Императором, другие — просто поглазеть. Кайниол вышел последним в сопровождении Хаймера и Таситра. Наследник вёл себя сдержанно. Таситр просто поклонился. Хаймер тепло обнял друга и повёл к столу.
Поначалу все чувствовали себя скованно — куда-то девались и злые вопросы, и слова соболезнования. У них было общее горе — широкое, как Песонельт, но Император стоял на одном берегу, а все остальные — на другом. Арнит всеми силами стремился перебраться на их берег! Видели ли они это?..
Говорили негромко — больше переглядывались. Только тётушка Шалук, взявшая себе на подмогу Таситра, сновала туда-сюда с подносами и кувшинами.
IV
— Он-то пожаловал, да мы его не жалуем! — бурчали одни.
— За всё спросим! — вторили другие.
— Но Кайниола-то он всё-таки признал! — спорили третьи.
— А Сиэл?.. Говорят, она, бедняжка, только по его милости и погибла, — сплетничали четвёртые.
Пятые и вовсе выражали недвусмысленные сомнения в том, что после всего зла причинённого амграманцам, Император вообще рискнёт появиться перед подданными:
— Это вам не Мэнига, — говорили они.
В горячем амграманском воздухе, копилось напряжение. Наконец у балюстрады появились Соправители в сопровождении Отэпа, Хаймера и Таситра.
Толпа загудела.
Император вышел к самому ограждению. Поднял руку.
Воцарилась тишина. Множество глаз устремились на него с враждебным непочтением.
— Я знаю, — мучительно произнёс Арнит, вглядываясь в лица подданных. — Что после тех боли и обид, которые я причинил Дросвоскру, в ваших глазах я достоин лишь одного — огненного зелья…
— Не достоин! — раздался чей-то отчаянный голос. — Даже такой смерти ты не достоин… Так что живи долго и мучайся столько же!
— Наверное, ты прав… — обратился Император к возмутителю спокойствия. — Жить мне придётся. Одиночество медленно выжигает душу, так что твоё пожелание будет исполняться многие годы…
— Так тебе и надо! — донеслось с другого конца площади.
Амграманцы бросали и бросали в лицо Арнита обидные и злые слова. Когда горожане слегка повыдохлись, он снова поднял руку:
— Я слишком долго прикидывался бессмертным, чтобы бояться жизни или смерти. Именно поэтому я прошу вас, если не о прощении, то о снисхождении. Не столько ради меня, сколько ради моего Наследника и Соправителя Кайниола! Вы вправе не верить тому, кто отбирал и был убеждён, что отобранного не вернуть. Но постарайтесь принять того, кто считает, что возвращённого не отнять!
Площадь опять нестройно загудела, на этот раз вроде бы поддерживая Императора.
Не привыкший к публичным выступлениям, а тем более, к непосредственной реакции толпы Арнит вконец растерялся… Тогда рядом с ним встал Кайниол.
Поначалу горожане были более чем скептически настроены. Нет, конечно, мальчика и его семью знали все амграманцы. Кайниола любили, его родных, особенно деда — уважали. Однако, весть о том, что парень-подросток возглавит анклав, да ещё и разделит Корону с Императором — вызвала у жителей столицы массу сомнений. Во-первых, Наследник оказался сыном Арнита. А вот уж кого в Дросвоскре не уважали, так это его. Что бы он там сейчас не говорил! Во-вторых, Правитель должен быть не только мудр и справедлив, но очень многое знать и уметь. Откуда бы этим качествам взяться у Кайниола. В-третьих, не слишком ли парень приближает к себе этих бывших… ну, из Развесёлой Четвёрки? Задурят парню голову, а неровен час, и опоят! И все дела. А ведь были ещё в-четвёртых, в-пятых, в-шестых…
Наместник спокойно вышел к самой балюстраде. Поднял руку, призывая к тишине, и срывающимся от волнения голосом начал:
— Мне немногим более четырнадцати лет. И вы можете считать признание меня Наследником Сударбского Престола и назначение Наместником Дросвоскра незаконным. Если сейчас начать разговор о том, кто на что имеет право — мы все передерёмся. Давайте лучше подумаем вот о чём: среди наших с Императором друзей и верных помощников есть бывший Командир и такой же солдат Мэнигской Четвёрки. Я вижу, с какими недоверием и неприязнью вы смотрите на них. Между тем, оба они показали невероятное мужество и преданность Короне. Отэп, вероятно известный вам под другим именем, нашёл в себе силы, возвратить отобранное. Что касается моего друга Таситра… За попытку помочь мне, этот юноша получил двадцать три капли огненного зелья. И выжил… Если бы не он — я бы горел, как минимум неделю… — Кайниол поёжился, вспомнив, что на самом деле всё обстояло ещё страшнее. — После этого можно, конечно, начать вспоминать их преступления и прегрешения… — юноша помолчал. — Вы думаете — они сами о них не помнят? То же происходит и с Императором. Зла и глупостей за пару лет он натворил столько, что хватит на целую династию…
В толпе раздались удовлетворённые смешки. Кайниол едва заметно улыбнулся. Стал серьёзен. И продолжил:
— Он перед вами… И свергнуть его можно и даже казнить… Да и меня заодно. Для порядку так… Чтобы не стал плохим Правителем!
Взрыв хохота, потрясший было площадь, мгновенно смолк, когда Наследник снова вскинул руку и чистым властным голосом изрёк:
— Только нужно ли? Да и кто дал вам право прощать или не прощать Императора? Если вы верные подданные Короны, то никто! Что касается того, имеет ли Арнит из Кридона права на Престол, и могу ли я наследовать ему, то согласно засвидетельствованному завещанию Императора Хопула, человек, уничтоживший Конвентус и свергший Йокеща, является законным Императором, а его потомки — Наследниками… Вот и думайте! Заодно и о том, кто для вас будет лучшим Наместником: Цервемза или внук Рёдофа?
Когда он закончил, на площади воцарилась гробовая тишина — никто не ожидал таких речей от подростка, ещё недавно бегавшего босиком по амграманским улицам.
V
Император вернулся в "Неудавшийся гладиолус". На этот раз гостиница приняла Арнита как своего.
Мренд всё ещё находился в отлучке, и возвращаться, по-видимому, собирался весьма нескоро. Император чувствовал даже некоторое облегчение от того, что объяснение с Художником откладывалось на неопределённый срок.
До ужина оставалось немного времени, и Арнит вышел в сад. Такого роскошества он не видел ни в Кридоне, ни в Мэниге. В отличие от столичных цветников, создававшихся напоказ, здешние не выглядели напыщенно, как хвастливые столичные вельможи. А от чётко выверенных кридонских они отличались свободой и утончённой грацией. Цветов было великое множество. Самых разнообразных — от неприхотливых полевых, до громадных роз. Но больше всего было, безусловно, гладиолусов. Оставалось лишь удивляться, как всё это богатство умудрялось цвести в такую раннюю пору.
Арнит, всю жизнь враждебно настроенный против дюковских цветов, шёл по дорожке по краям сплошь усаженной гладиолусами. Одни из них уже вовсю цвели, другие — раскрывали торжественные бутоны, третьи — едва пробивали своими зелёными мечами дорогу к свету. Император шёл медленно, любуясь дивными цветами и радуясь, что никто не видит его лица… В душе его росли спокойствие и уверенность. Отчаяние сменилось раскаянием. Безысходная скорбь — тихой печалью. Сиэл уходила в память…
Тропинка вывела его в глухой, казавшийся заброшенным уголок. В быстро сгущавшихся сумерках, Император не сразу заметил скамейку, на которой кто-то сидел. Приглядевшись повнимательнее, он увидел двух мальчиков, вокруг которых, несмотря на поздний час, вилась птичья стая. Подойдя поближе, он не поверил своим глазам: дети горестно плакали, а птицы явно пытались их утешить. Бросив беглый взгляд на дымчатые пушистые волосы ребят, он понял, что это младшие сыновья Сиэл и Мисмака. Тот мальчик, что был постарше, встал и, протянув руку к одной из птиц, что-то сказал на неизвестном языке. Его пернатая собеседница осторожно села на его ладонь, прошлась до плеча и, как показалось Арниту, начала что-то шептать пареньку на ухо. "Она тоже так умела…" — подумалось Императору.
Ребята не испугались, когда он неожиданно появился из-за большого куста. Только не хотели, чтобы кто-то чужой видел их слёзы. Поэтому они быстро вытерли глаза рукавами и снова обернулись к незнакомцу.
— Как вас зовут? — несколько растерянно спросил Арнит.
— А вам… зачем? — ещё прерывающимся голосом спросил старший.
— Ну, так… Интересно!
— Он — Стийфелт, я — Лоциптев.
— А ты — Император? — глядя снизу вверх, догадался младший.
Арнит кивнул.
Лоциптев исподлобья посмотрел на него. Подумал. И подчёркнуто почтительно поклонился. Потом, даже и не пытаясь скрывать недружелюбия, спросил:
— Зачем вы здесь, сир?
— Просто решил пройтись. Я не хотел вам мешать.
— Я спрашиваю, зачем вы вообще приехали в Амграману? Мало что ли горя принесли и нам и Дросвоскру?.. — мальчик пытался говорить солидно и твёрдо, но получилось жестоко и обиженно. — А теперь вот прогуливаетесь тут как хозяин…
Арнит вздрогнул, но постарался говорить как можно более спокойно:
— Я не мог быть на похоронах, но очень хотел попрощаться с вашей мамой. Потом мне нужно было постараться поддержать Кайниола. Ты ведь знаешь, что он мой Наследник?
Паренёк не удостоил его ответом, лишь быстро сморгнул, прогоняя слезы, наворачивавшиеся на глаза.
— Во-от… — Император присел перед мальчиками на корточки, понимая, что никогда не умел разговаривать с детьми. — Сейчас нужно, чтобы именно я подтвердил его права и назначение на должность Наместника…
— Братец будет вместо этого злого… Цер… Как его зовут? — Стийфелт обернулся, ища подмоги у Лоциптева.
— Да, он займёт место Цервемзы, которого я всю жизнь по глупости своей слушался, — вздохнув, ответил за мальчика Арнит.
Некоторое время братья молчали, одинаково пронзительно глядя на Императора серыми глазами. В конце концов, он не выдержал их взглядов и виновато опустил голову. Тогда Лоциптев тихо спросил:
— Сир… скажите, — в его голосе больше не было враждебности. — Вы… любили нашу маму?
— Я всегда думал, что бесконечно… Да, как видно, не так сильно, как мог бы. Во всяком случае, не так беззаветно и преданно, как ваш отец… Он мудрый человек, у которого хватило мужества помочь ей в трудный час, когда я… отказался.
— Кайниол рассказывал, когда… вернулся из Мэниги.
— А Мисмак?
— Он и в лучшие-то времена был молчалив, а сейчас ему очень тяжело…
— Понятно… — кивнул Арнит.
— Как умерла мама? Кайниол нам сказал, что она защищала его и вас… на каком-то поединке, — вопросительно вскинул взгляд Лоциптев.
Стийфелт прижался к брату, безуспешно пытаясь сдержать слёзы. Арнит осторожно погладил малыша по голове и, слегка помедлив, сказал, обращаясь к старшему:
— Видишь ли… Когда я был глупым и злым, то женился на одной волшебнице, с которой был знаком с самого детства. Такой же глупой и злой, как я… Вскоре после нашей свадьбы она рассказала мне, что много лет назад подослала к вашей маме Квадру. Я тогда страшно рассердился и не придумал ничего лучше, чем попросить брата Мренда сделать мою жену похожей на Сиэл.
— Зачем ты это сделал? — перестав плакать, спросил младший.
— По глупости, да со зла, наверное.
— Ты же Император… — недоверчиво пробормотал Стийфелт. — Разве может быть Император таким дураком?
— Как видишь… — грустно ответил Арнит. — Ну вот… жили мы так, жили. Нам было плохо…
— Ну, раз она такая злая, отчего ты не прогнал её?
— Не знаю… Мы с ней много всякого дурного сделали… А несколько дней назад во дворец пробрался ваш старший брат. С ним пришли ваш замечательный кот и два моих лучших друга. Тогда ещё бывших…
— А разве так бывает? — спросил Лоциптев.
— Выходит, что да. Чуть позже появились ваша мама, отец и Таситр. Мой бывший Советник попытался убить Сиэл. Но Тийнерет бросился на её защиту и прогнал Цервемзу. Не удивлюсь, если и вовсе убил.
Арнит только тут заметил, что кот сидит рядом с ними и с деланным равнодушием намывает манишку. Императору показалось, что мохнатый рыцарь удостоил его приветственным поклоном. Ничего не оставалось, кроме как поклониться в ответ. Это было настолько комично, что даже на печальных детских лицах появился отсвет улыбки.
— Короче говоря, — продолжил свой рассказ Арнит. — Они мне объяснили, что я натворил и со своей жизнью и со страной… Картинка получилась невесёлая… Потому я и решил признать Кайниола Наследником. Когда мы сделали всё необходимое — неожиданно пришла моя жена. Она пригласила вашего брата потанцевать и попыталась до смерти его заколдовать. Я не сразу почувствовал, что это была за страшная пляска, а поняв — занял место Кайниола. Если бы не вмешалась Сиэл, то сейчас Сударб возглавляли бы не мы, а кто-то другой. Ваша мама вызвала мою жену на танцевальный поединок — такую дуэль волшебниц, где бой ведётся до смерти одной из них. Сиэл победила, но и сама…
— Погибла! — одним всхлипом выдохнули мальчики.
Все трое и кот некоторое время стояли молча, а над ними кружила неумолкающая певучая стая.
Наконец Император обратился к Лоциптеву:
— Я видел, ты умеешь разговаривать с птицами?
— Как мама… — ответил тот.
— А ты? — обернулся Арнит к младшему.
— Умею! — гордо сказал Стийфелт. — Но по-другому. Показать?
Он с готовностью вытащил из кармана штанов маленькую хрупкую свирель, и, не дожидаясь разрешения, приложил её к губам. Нежная, печальная мелодия полилась над садом, объединяя своим звуком птичьи голоса в торжественный хорал.
Теперь пришла пора Арниту прятать глаза от мальчиков. Обернувшись, он столкнулся взглядом с Мисмаком, который, вероятно, уже давно стоял за кустом, не решаясь прерывать их разговор. Впервые сын Рёдофа смотрел на своего Императора без укоризны и недоверия.
VI
Яхалуг, измотанная дневными заботами, отправилась в Мерцающие Проходы одна. Она любила это место, свет и спокойствие которого как целебный напиток быстро снимал усталость и придавал новые силы. Место, так похожее на сон, из которого она явилась к старому славному Рьоху. И вообще здесь легче думалось.
Дюкса сидела на траве. Гладила, забравшегося к ней на колени синего котёнка. Что-то напевая, неотрывно смотрела на могучую водяную стену, мерно поднимавшуюся ввысь. И думала… О том, как непросто приходит счастье. О страшных далях, которые теперь навсегда отделены от Немыслимых Пределов водой и камнем. О том, как их клану вернуться в Тильецад — такой для неё незнакомый, но такой родной… И ещё её мысли были заняты созерцанием воды, и исчезающей в неведомой выси. Очередной раз, проследив взглядом за движением водопада, она вдруг заметила нечто странное: струи одна за другой стали поворачивать своё движение вспять, отчего сначала показалось, что вода пошла по кругу. Потом Яхалуг поняла, что водопад действительно перевернулся и с гулом устремился вниз, пропадая в чаше, откуда обычно брал своё начало. Потом вода, всегда отражавшая свет гладиолусов, начала отсвечивать золотом. Затем светиться красным огнём. Стены грота озарились, как при пожаре. Маленький лежбик заволновался и, соскочив с колен дюксы, бросился к своим. Остальные крылатые коты озадаченно обступили бурлящую воду, как будто обсуждая, что это всё может значить.
Со всех ног дюкса побежала в Цагрину. Поначалу никто не понял, о чём она говорит. Только Рьоху ничего не нужно было объяснять.
— Идёмте! — приказал он.
Спустя некоторое время все три клана стояли у водопада. Зрелище было невиданное и грозное.
— Последний раз я видел подобное, когда убили Хопула. Наша река часто поворачивает вспять, но это просто его свойство. А вот так, чтобы воды горели — не бывало! — мрачно изрёк Рьох. — Что же у них там происходит?..
VII
Арнит решил уйти из Дросвоскра, не привлекая внимания. Но предварительно он попросил Хаймера отвести их с Отэпом на развалины Тильецада. Император ходил по безжизненным обгорелым камням, оставшимся от некогда прекрасного замка, и всей кожей чувствовал, что натворил. По неведению… Да легче ли было от этого?
— Они… больше не вернутся? — в ужасе спросил он.
— Римэ говорит, что вернутся, если будет погребён Превь, наказан убийца его и Никуцы, и люди смогут создать Луч Правды.
— Ну, судя по всему, первые две части её пророчества сбылись… — с некоторой надеждой произнёс Арнит.
Они подошли к истоку Песонельта. Император стал на колени и опустил заплаканное лицо в чистую струю родника. Всю его боль, всю усталость и горе приняла ледяная вода, обновляя душу. Арнит собрался вставать, но вдруг вскрикнул:
— Смотрите! Что это?
Светлые юные воды Песонельта медленно повернули вспять, уходя вглубь родника. Так же медленно они позолотели, потом покраснели так, что стали напоминать жидкий огонь…
— Дурной знак! — только и мог вымолвить Отэп. — Пора нам, сир, как бы без нас какой беды не вышло.
Император не стал задавать вопросов. Он быстро, хотя и очень тепло простился с Хаймером и Кайниолом. Потом шагнул на заботливо расстеленный коврик и начал отсчитывать шаги. Густой туман понёсся перед глазами. Выступила из него Мэнига. Отэп был отличным проводником. Последний шаг пришёлся точно на порог Императорского кабинета.
Их уже ждали. По всей видимости, давно…
— Именем и по приказу Законного Императора Цервемзы, ты, Арнит из Кридона, объявлен самозванцем и низложен! Следуй за нами…
— Что за шутки? — начал было Арнит.
— Это переворот! Уходим! — крикнул ему Отэп, бросая под ноги не успевший свернуться коврик. — Держись за мою руку и считай до восемнадцати!
ГАЛЕРЕЯ
I
Юные дюки растут быстро, буквально за несколько месяцев превращаясь из несмышлёных малышей в статных красавцев-подростков, отличающихся от родителей лишь житейским опытом. До настоящей взрослости им, конечно, далеко — впереди ещё долгие годы и десятилетия обучения и постижения. А в остальном… Как и все дети, младшие дюки, любопытны, непоседливы и непослушны. Только их озорство выглядит более степенным и чинным, чем у людей.
На этот раз сорванцов было сразу четверо…
К середине лета с неразлучной командой не стало никакого сладу. Они умудрялись затевать всё новые шалости и проказы, сговариваясь прямо при родителях. В их компании появилось какое-то своё секретное, хоть и безмолвное наречие, совершенно непостижимое для старших.
Во всех начинаниях верховодил Тайронгост. К его чести, он всегда брал на себя ответственность за общие выходки. Впрочем, дурного юные дюки никому не делали, скорее, постоянно кого-то разыгрывали, да несколько пугали родителей частыми, длительными, а самое главное, непредсказуемыми отлучками. Ни Тека с Фельор, ни Илса, ни даже Окт, не говоря уже о Рьохе, не могли уговорить младших не уходить надолго или хотя бы предупреждать о своих планах и предполагающихся маршрутах. Мало ли, что может случиться… Мальчики не желали ничего знать — им казалось, что приключения стóят родительских укоризненных взглядов.
Старик Рьох принимал грозный вид и ворчал на своих учеников, скорее для проформы, явно завидуя их задору, дерзости и вообще юности как таковой. Сам он с детства был несколько более рассудителен, мрачноват и ворчлив, чем пристало. Любопытством и авантюризмом не отличался даже в юности… А может быть, ему, единственному дюку родившемуся в клане за два столетия и оказавшемуся старше остальных соплеменников ещё на полтора века, всю жизнь не хватало компании сверстников, которая готова поддержать любую, даже самую безумную затею? Кто знает… За свою бесконечную жизнь он сначала должен был привыкнуть к тому, что одинок и отвечает только за себя; потом — к ответственности за воспитание дюков тильецадского клана.
Память пробуждалась, как острый листок, тянущийся из сморщенной луковицы к солнцу.
Окт, Сбар, Евл и Ырсь родились с разницей всего в десять лет между каждым и каждым, а стало быть, и получили Дары в одно пятидесятилетие. К тому моменту, как они завершили обучение, и получили право создавать и использовать Луч Правды, произошли сразу два события. Во-первых, Окт первым из тогдашних молодых дюков обзавёлся семьёй. Во-вторых, родился Превь, на тот момент замыкавший род. Никто не помнил, отчего в одночасье погибли родители нынешних тильецадцев: кто говорил, что по клану прошёлся мор, забравший только старшее поколение, кто упоминал неведомые битвы. Самой же вероятной казалась версия, что однажды старшие дюки отправились на разведку за Немыслимые Пределы и уже не смогли вернуться. Тогда, вероятно и появилась у остальных дюков странная особенность — никогда не исследовать окрестностей обжитых земель, довольствуясь малым. Сам Рьох догадывался, что старшие полегли, уничтожая Лоза…
Так случилось или как-то иначе, но младшее поколение оказалось на попечении Рьоха, который тогда был ещё совсем молод. Как умел, он обучил своих воспитанников дюковским премудростям, подготовил к окончательному Посвящению. Правда теперь старику всё чаще казалось, что прежние его ученики, даже вечный насмешник Превь, были гораздо послушнее и спокойнее нынешних. А, может быть, просто возраст давал о себе знать?
II
— Немыслимые Пределы и в Изначальные-то Времена никогда, не представляли для дюков, даже для таких юных, как вы никакой опасности, — начал свой молчаливый рассказ Рьох, — Однако, не стоит забывать, что наш мир является изнанкой мира людей. Никто не знает, что находится за Мерцающими Проходами. Там издревле была зона табу…
Старик задумался, вспоминая нечто давно утерянное. Потом заговорил снова, смущённо и тепло поглядывая, на присевшую послушать его рассказ жену. С появлением в жизни Рьоха Яхалуг, его речь потеряла обычный брюзгливый оттенок и всё чаще сворачивала на патетику. Это касалось всех, кроме четырёх сорванцов, которые сидели, окружив старого дюка, и жадно ловили каждое слово.
— Никаких особенных запретов, связанных с Неведомыми Землями не существует, но известно, что совсем недалеко от Цагрины существует другой, совершенно неведомый и опасный мир, куда невозможно попасть, да и не нужно стремиться. Даже песни и легенды не сохранили сколько-нибудь внятных сведений об угрозах ждущих тех, кто рискнёт шагнуть за границы Немыслимых Пределов. Однако наш страх, говорит о том, что именно в Неведомых Землях прячется разрушительная и неодолимая сила, неоднократно вмешивавшаяся в устоявшийся миропорядок. Мерцающие Проходы лежат на границе сразу нескольких миров, одновременно ограждая наш от внешнего зла и являясь непреодолимой преградой, не дающей выйти в Сударб. По крайней мере, пока…
Старик задумался, очевидно, собираясь добавить ещё что-то важное. Тайронгост не преминул воспользоваться паузой:
— Погоди, Рьох!.. А как же… со Светящимися Водами?.. — раздельно протянул он, — где родился… каждый… из нашего народа…
— Ты о чём это? — старик, безусловно, понял недетский вопрос ученика.
— Смотри… — юный дюк старался молчать спокойно и рассудительно, как взрослые, но не мог скрыть нетерпения, так свойственного молодёжи, говорящей с непонятливыми старшими. — Дюксы… они ведь всегда… находят дорогу… к этому гроту?.. Так?..
Рьох утвердительно кивнул и, благодарно посмотрев на жену, отхлебнул из принесённой ею кружки, ароматное питьё.
— Это касается… любых дюкс, правильно?.. Где бы они ни жили… Одни приходят к Светящимися Водам… отсюда как, скажем, Илса или Фельор… — сказал Тайронгост, поглядев в сторону ничего не понимающих друзей. — Другие, как… мама… — из Тильецада… То есть, когда нашим матерям… приходит время родить… они приходят туда… из любого места… даже из какого-нибудь другого мира… Так?
Рьох снова кивнул и снова поглядел на Яхалуг…
— Но тогда получается… что грот, где начались все дюковские жизни, находится… за Немыслимыми Пределами…
— Очень может быть… — с едва заметной усмешкой промолчал учитель. — Но ты, кажется, не дюкса, собирающаяся родить? Так что и дорогу к Светящимся Водам тебе искать не к чему…
Нужно ли говорить, что стоило Рьоху обмолвиться о таинственных местах, находящихся где-то совсем рядом, и куда ни в коем случае не стоит заглядывать, как Тайронгост подмигнул Сьолосу, а Колв и Девьедм понимающе переглянулись. Старый ворчун вроде бы не заметил их тайного сговора и продолжил рассказывать ещё какую-то назидательную историю, более похожую на нотацию.
Наутро юных дюков и след простыл.
III
Что значит дорога, да ещё неведомая, для четырёх пар крепких мальчишеских ног? Особенно если учесть, что мальчишки эти ростом со взрослого мужчину. Они сами толком не знали, куда держат путь. Начать юные дюки решили с Мерцающих Проходов. Они решили непременно найти проход, если не в мир людей, то хотя бы в Неведомые Земли.
Добравшись до грота, путешественники ненадолго остановились. Тайронгост с удовольствием растянулся на траве, разглядывая уходящий ввысь поток. Юный дюк давно пытался понять, где выходит вода, исчезающая в своде пещеры. А заодно ему как старшему нужно было подумать о том, куда бы их компании двинуться дальше.
Девьедм и Колв возились со своими любимцами и ровесниками — детьми лежбиков. Тех уже трудно было назвать котятами. Они ещё не были взрослыми, но играть не разучились, хотя уже утратили обаяние малышей.
— Совсем как вы! — говорила сыновьям Илса всего несколько дней назад.
Сьолос первым делом отправился к водопаду. Сейчас поток вёл себя мирно… И шёл, как и полагалось, снизу вверх. Юному дюку даже показалось, что вода течёт медленнее. Или её просто стало меньше. Прыгая с валуна на валун, Сьолос незаметно удалился от друзей. Он сам не понял, как оказался у самого края водяной стены. Оказалось, что между потоком и сводом грота есть проход. Узкий, но вполне достаточный для того, чтобы пройти, не замочив одежды. Парень именно так и поступил.
Он стоял между водой, возносившейся ввысь и неровной каменной твердыней. Побродив туда-сюда, Сьолос обнаружил между камнями лаз. Задумался на несколько мгновений и безоговорочно понял, что туда идти безопасно. Однако, не решившись пускаться в путь самостоятельно, юный дюк побежал обратно…
— Там… есть проход! — задыхаясь от нетерпения, выпалил он.
— Куда? — одновременно оторвавшись от своих дел, промолчали остальные.
— Не знаю… Туда куда-то! Но проход есть!
— Ну что ж… Вот и отлично… — задумчиво произнёс их вожак на явном наречии. — Идёмте!
Тайронгост единственный из всей компании уже освоил звучащий язык, что, безусловно, добавляло ему авторитета.
Проскользнув под водяной завесой дюки, быстро пробрались в проход. Поначалу это был коридор, как коридор. Таких в пещерах, около Цагрины было великое множество. Юные искатели приключений уже облазили большинство из них. Потом проход настолько резко ушёл вниз, что путешественники покатились кубарем, считая своими боками все возможные и невозможные булыжники и рытвины. Приземлились они, правда, на мягкий песок. Немножко оправившись от падения, молодые дюки огляделись и увидели каменную лестницу, полустёртые ступени которой круто уходили вверх.
— Интересно, как мы будем возвращаться? — безмолвно ворчал Колв, с трудом карабкаясь позади всех.
— Ты сначала наверх заберись! — со смехом подбадривал его брат, который сам еле полз.
Дорога была трудной, но недолгой. Вскоре они очутились в просторном зале, весьма напоминавшем Мерцающие Проходы. Только гладиолусы здесь не росли, зато незнакомая им мелкая незатейливая травка была настолько мягкой, что так и звала присесть. И запах от неё исходил такой спокойный и умиротворяющий. Устав от бесконечного спуска и крутого подъёма путешественники решили, что лучшего места для большого привала им не найти. Эта мысль казалась вдвойне разумной, если учесть, что неподалёку от их бивака протекал ручей, а запасливый Сьолос прихватил с собой столько еды, что должно было хватить на несколько дней.
То ли усталость, то ли сытный ужин, то ли сладковатый аромат травы сморили дюков. Глаза их стали слипаться, и мертвецкий сон мгновенно унёс их из грота.
IV
Путники шли через громадный луг. Погода стояла прекрасная, а потому ноги их шагали легко и скоро. Всё было бы совсем замечательно, если бы не ощущение то ли грозящей опасности, то ли уже случившейся беды неожиданно, как холодный ветер набегавшее на них и так же исчезавшее. Дело шло к вечеру, а жилья вокруг, похоже, не предвиделось. Уставшие ребята совсем приуныли. Вдруг из ниоткуда перед ними возникла скала. Отвесные склоны её незаметно перетекали в стены замка необыкновенной красоты и размеров. Едва юные дюки увидели его — все дурные предчувствия тут же ушли. Он казался одновременно грозным и радостным, знакомым и неведомым.
— Так, наверное… выглядел… наш покинутый… Тильецад… — ещё медленнее, чем обычно промолчал Тайронгост.
— Если так, за него действительно стоило сражаться! — добавил потрясённый Сьолос.
— Не стоило! — дружно сказали близнецы.
Увидев в глазах друзей искреннее удивление, Девьедм повторил:
— Правда, не стоило… Твоя мама и наш отец погибли не за прекрасные стены. Их можно построить заново…
— …ещё и лучше будут! — горячо поддержал брата Колв.
— Будут! — согласился Девьедм. — Но речь не о том… Наши родители погибли за наш клан, за город людей, всегда доверявших дюкам…
Ностальгические разговоры — это, конечно, неплохо, но время было позднее, и мальчики решили попроситься на ночлег. Не успели они постучаться, как ворота гостеприимно растворились. Встретили их радостно, как будто ждали. Клан дюков, расположившийся в замке был столь велик, что подростки не успели запомнить хозяев не только по именам, но даже в лицо. Пройдя сквозь череду изящно убранных залов, они подошли к большой тяжёлой двери, украшенной резными изображениями цветов, дюков, людей и диковинных животных. Едва они приблизились, дверь распахнулась сама собой. Длиннолицых подростков охватило волнение. Еле справившись с ним, они взялись за руки и перешагнули порог. Створки тут же мягко сомкнулись за их спинами. В атриуме, где они оказались, сиял свет сродни тому, что озарял Мерцающие Проходы. Оглядевшись, путешественники увидели, что его источником служили четыре исполинских гладиолуса. Рядом звенел чистыми переливчатыми струями фонтан, окружённый удобными скамьями. Ребята напились воды. Она оказалась гораздо вкуснее той, что они пили в Цагрине. От нечего делать, они обошли помещение, разглядывая его чудное убранство.
Потом путешественники вернулись к фонтану и чинно расселись, на окружавших его скамьях. Прошло совсем немного времени, как главный вход распахнулся, впустив дюка и дюксу.
— Здравствуй, сын! — промолчала вошедшая. — Какой же ты стал большой и красивый! И так похож на Окта…
— Мама? — Тайронгост не верил своим глазам. — Ты разве не…
Никуца лишь печально улыбнулась и обняла его.
— Отец! — бросились к дюку Колв и Девьедм.
— Значит, запомнили меня? — Превь сгрёб близнецов в охапку.
Сьолос почтительно поприветствовал дюков, о которых был столько наслышан, и отошёл, чтобы не мешать. Его несколько удивило, что если те живы, то почему не давали столько времени о себе знать. "Потом разберусь!" — решил он и снова начал исследовать дворик. С противоположной от входа стороны, он заметил дверь, почти сливавшуюся со стеной. Её створка была настолько узка, что взрослый дюк мог бы пролезть в неё только боком. Сьолос подёргал ручку, дверь оказалась не заперта. Заглянув за нее, он увидел какую-то галерею. Несмотря на гигантские размеры помещения, всего восемь портретов украшали его стены. Юный дюк безуспешно пытался разглядеть сородичей, изображённых на картинах. Однако чем больше он вглядывался, тем меньше мог различить. В конце концов, оставив это бессмысленное занятие, Сьолос решил вернуться обратно.
Оказалось, как раз вовремя… Никуца и Превь что-то объясняли его товарищам. Юные дюки слушали их внимательно и даже напряжённо.
— Садись поближе, юный Сьолос! — улыбнулся Превь и продолжил. — Так вот, я повторяю — мы пришли в этот сон, потому что вы заснули на границе миров.
"Конечно! — усмехнулся собственной недогадливости сын Теки. — Те, кто ушёл в Дальний Мир, могут возвращаться в наши сны…"
— А это всегда небезопасно. Для юных дюков в особенности… — добавила Никуца, всё ещё обнимавшая Тайронгоста.
Сьолос поглядел на неё и понял, почему тильецадский клан считал её лучшей. Строгие прекрасные глаза светились такой мудростью, что казалось, видят собеседника насквозь. Она прожила хорошую жизнь и погибла, защищая не только своего сына, но и ещё нерождённых детей Илсы.
— Но ведь ты приходил в наш общий с мамой сон, когда мы с Девьедмом только родились. Я помню… — начал было Колв.
— Я тоже! — поддержал брата Девьедм.
— Тогда вы были под защитой Светящихся Вод. И премудрые лежбики охраняли ваш покой. А сейчас вы вышли за водяную стену, отделявшую Мерцающие Проходы от остальных миров. Коридор и лестница, которые вывели вас на лужайку, где вы заснули, пока не принадлежат никому. Пройди вы чуть левее — навсегда бы попали в наш, то есть Дальний Мир. А этого не стоит делать раньше положенного срока. Здесь хорошо только тем, кто попадает сюда в свой час или гибнет в бою… Залезь чуть выше — неминуемо забрели бы в продолжение Тёмных Коридоров, откуда веками приходило зло. По счастью, вы оказались на лужайке, которая граничит с Тильецадом, — продолжал свой безмолвный рассказ Превь.
— Боюсь, это ненамного лучше… — задумчиво изрекла Никуца. — Мы можем не только видеть и слышать друг друга, но и прикоснуться… Это означает лишь одно, наши дети и их друг перешагнули Великую Границу. Возможно, даже оказались в одной из многочисленных Лозовых ловушек!
Превь озабоченно посмотрел на неё. Некоторое время подумал. Потом спросил у ребят:
— Как пахнет трава, что служит вам постелью?
— Сладко и сонно, — ответил за всех Тайронгост.
— Тревогой и покоем одновременно, — добавил Сьолос.
— Оньрек! — подтвердила собственные опасения Никуца. — Он далеко не всегда выглядит бледно и неказисто. В местах боёв, где победу одержала несправедливость, это растение может принимать какой угодно, чаще всего — самый безобидный вид. Его дело завлечь жертву в свои сети. А дальше бывает по-разному: одни гибнут безвозвратно, другие становятся вечными рабами Лоза. Единственное, что отличает чахлик от живой травы — запах. Тяжкий запах гибели. Мальчики, вы действительно в смертельной ловушке!
— Оставаться вам здесь нельзя больше ни минуты. Вы должны проснуться и создать Луч Правды! — властно сказал Превь.
— Но мы… не умеем, — пролепетал Тайронгост. — Да и права не имеем…
— Имеете… И должны! — на удивление жёстко потребовала Никуца. — От этого будет зависеть не только ваша судьба…
— Да как?
— Просто возьмитесь за руки. И пойте! Песня придёт сама. Так всегда бывает, — дюкса мгновение помедлила. — Вы справитесь, сынок! Я точно знаю… справитесь…
Голоса старших дюков становились тише. Образы расплывались. Перед путешественниками раскрылись спасительные двери.
— И не забудьте… — донёсся до них совсем издалека голос Превя. — Выходить нужно через портретную галерею…
V
Вставать не хотелось, да и зачем, когда под мягким тёплым одеялом было так спокойно и уютно? Вроде… кто-то безуспешно пытался их разбудить… Кажется, нужно было отсюда уходить. Тот, кто будил их, говорил о смертельной опасности. Да-да… только бы вспомнить сон… Он очень важен. Но окончательно проснуться всё не удавалось… И тут перед внутренним взором Тайронгоста возникло встревоженное лицо матери. Юный дюк всё вспомнил. И мгновенно открыл глаза. Попытался встать и не смог. По глухим звукам борьбы было похоже, что вся команда оказалась в том же положении. Слева пытались вырваться на свободу Колв и Девьедм. Справа — Сьолос. То, что поначалу казалось одеялом, на самом деле было длинными тягучими плетьми вчерашней травы, медленно, но верно опутывавшими путешественников с головы до ног. Аромат её уже не казался приятным и манящим — неумолимый запах безысходности и отчаяния плыл над гротом. Да и выглядела она уже не мягкой и ласковой, а жёсткой и цепкой. А может, это была вовсе и не трава, а некое подобие безмолвной речи — подчиняющей и отбирающей? Человеку из такой ловушки выйти уже не удалось бы. К тому же против пленников работали их юность и неопытность… Но прежде всего, они были дюками Хранимыми Щитом, Владевшими Речью, Носившими Имена и Стоявшими в Круге Справедливости. Это значило, что они безошибочно знали, как бороться с оньреком, пытавшимся подчинить, поработить и, в конце концов, поглотить душу, разум и волю каждого из них.
Тайронгост с большим трудом нашёл и вытащил нож и начал потихоньку выкарабкиваться из зелёных тенёт. Оньрек изо всех сил сопротивлялся, извивался и немилосердно резал руки. Несмотря на то, что трава заглушала даже безмолвную речь, дюк умудрялся переговариваться с друзьями. Колв как всегда ворчал, обзывая негодное растение самыми страшными словами, какие только мог выдумать. Девьедм привычно ехидничал по поводу того, как же это мудрые дюки могут восстанавливать вокруг себя гармонию, если по собственной дурости постоянно влипают в совершенно безвыходные ситуации? Сьолос истреблял чахлики без единого слова — отрешённо и педантично.
Кое-как вырвавшись наружу, пленники переглянулись — лица их были измождены и как бы выцвели, а одежда изодрана и перепачкана. Все четверо начисто забыли, общий сон и осознавали лишь одно — надо выбираться. За время их сна грот сильно изменился и стал похож на ротонду сплошь увитую оньреком. Цепкие побеги затянули даже потолок.
— Кажется, он опускается… — безучастным тоном промолчал Сьолос.
— Какая разница? — ответили близнецы.
— Выходить… нужно… — с усилием сказал на явном наречии Тайронгост. — Мы же видели… все…
— Что видели? — спросил Сьолос, не понимая, о чём речь.
— Вашего отца… и мою маму… — он ответил не совсем уверенно.
— Кажется… — протянул Колв, собирая воедино обрывки воспоминаний. — Зáмок… Атриум… Фонтан… Гладиолусы!
— Было! — решительно, стряхивая сонное безразличие, воскликнул Девьедм. — Отец! У него сильные руки и хорошая улыбка…
— Мама… Смотрела так печально… — на мгновение заглянув в давешний сон, пробормотал Тайронгост.
— Моя дюкса непременно будет похожа на неё! — промолчал Сьолос тем же мечтательным тоном, каким обычно говорил о самых сокровенных вещах.
— Ладно… — вожак помедлил, взвешивая каждое слово. — Если мы хотим… чтобы нам вообще когда-нибудь приснились дюксы… — хорошо бы… не погибнуть прямо здесь и сейчас… Идёмте!
— А куда? — вполне практичный вопрос Сьолоса окончательно вернул их к реальности.
— Отец уже второй раз говорит, что обратный путь лежит через какую-то галерею, — неуверенно произнёс Колв.
— Не какую-то, а портретную, — улыбнувшись точно, как Превь поправил его брат.
— Может, он имел в виду ту, через которую мы бежали, возвращаясь из нашего сна? — предположил Сьолос.
— Не думаю… — покачал головой Тайронгост. — Тогда было проще… указать дверь…
Пленники ещё раз внимательно оглядели своё узилище. Грязно-зелёный свод действительно медленно сползал на них. Но это оказалось не самым страшным: за время их сна исчез единственный проход. Хищные побеги снова потянулись к ним. Что могло быть лучше для Лоза, чем четверо молодых дюков, находящихся в его подчинении?
Дети людей в таких случаях зовут маму и жмутся друг к другу. Юные дюки стояли как взрослые, гордо развернув широкие плечи. И молчали, чтобы даже безмолвная речь не могла выдать их ужаса. Ни один из четверых не вспомнил слов Никуцы. Они лишь повиновались древним знаниям своего народа. Поэтому взялись за руки и запели. Скорее от страха, чем от разума. Чей звонкий и по-детски чистый голос негромко повёл странный неведомый мотив они не знали… Так же, как и не ведали они истинной силы великого ритуала. Поэтому, охваченные радужным сиянием, не сразу поняли, что происходит. Созданный ими Луч Правды был ещё настолько слаб, что не смог бы причинить сколько-нибудь серьёзного вреда, даже одному человеку. Однако он оказался достаточно грозным, чтобы, рассыпавшись мириадами огненных брызг, начать выжигать оньрек. Грозная трава сразу поблёкла, приобрела свой обычный пыльный оттенок и присмирела. Потом начала судорожно корчиться и верещать… Медленно опускавшийся потолок остановился и, кажется, навсегда. Грот заволокло вонючим дымом…
VI
Когда всё было кончено, юные дюки разом выдохнули и разомкнули свою цепь. Победители стояли посередине пустого круглого зала. Странное ощущение, одновременно опустошало и наполняло их души. Им не верилось, что они так легко прошли своё последнее и главное посвящение. И хотя же оно было принято ими не по решению Большого Совета, без соблюдения обряда и вообще намного раньше, чем полагалось — они справились…
Постепенно вернулась память об общем сне. Перебивая друг друга, они рассказывали об увиденном, пока не расхохотались, поняв, что говорят об одном и том же. Оставив это бессмысленное занятие, они стали решать, что делать дальше. В результате пришли к выводу, что вернуться они всегда успеют, а вот попытаться добраться до людей всё же неплохо.
Пропавший проход появился снова. Напротив него оказалась тяжёлая резная дверь почти такая же, какую они видели во сне. Юные дюки шагнули через порог. Громадная галерея тянулась вдаль, теряясь в сумраке. Похоже, что здесь пытался хозяйничать огонь: древние стены были изрядно закопчены, а мебель, некогда добротная и изящная, превратилась в обугленные головешки. Пожар не коснулся лишь неполного десятка портретов. Изображения были темны. Путешественники переглянулись и стали осторожно освобождать картины от грязи.
Первым очистился большой портрет дюка, немножко смахивавший на Окта, но гораздо более древний. А дальше ребята с немалым удивлением узнали тильецадцев. Путешественники не знали об этом, но галерея была близнецом мэнигской. Даже картины здесь висели в том же порядке. Только Никуцы и Превя не было, да появился портрет Илсы. Глаза юной дюксы светились любовью и ожиданием счастья. Близнецы дружно вздохнули… Теперь её дивный взгляд на долгие века был подёрнут туманом утраты…
Галерея, которая только выглядела громадной, неожиданно оборвалась. Дальнейший проход был перекрыт обвалом. Попробовав сдвинуть камни, юные дюки решили, что здесь без старших не обойтись и двинулись в обратный путь. Знакомая дорога показалась им не в пример легче. Правда Колв, как истинный ученик Рьоха, беспрестанно ворчал, а Девьедм насмешничал по поводу и без, но это ли было важно? Они выстояли в поединке да ещё и нашли галерею, о которой говорил Превь!
— Жаль… гладиолусов у нас… с собой нет… — задумчиво промолчал Тайронгост. — Обезопасить бы… тот грот…
— Ну-у, у кого нет, а у кого горсточка луковиц найдётся… — в тон ему буркнул запасливый Сьолос. — Всегда с собой ношу. На всякий случай…
Путешественники не успевали сажать цветы — те тут же прорастали. Вскоре на месте, ещё недавно оскверняемом оньреком, засветились острые тонкие побеги.
VII
Сразу по возвращении, путешественников собрали в доме Рьоха. Так делалось после каждой их вылазки, чтобы легче было кормить, отмывать и назидать после похода. Мальчики слишком устали, поэтому все рассказы одной стороны и нравоучения другой были отложены на завтра.
Проснувшись ни свет, ни заря, юные дюки обнаружили, что заперты, а все старшие куда-то ушли. Сначала путешественники слегка испугались. Потом все одновременно почувствовали, что взрослые готовятся к серьёзному разговору. Нашим героическим героям оставалось лишь сидеть и ждать. Это оказалось для них самым страшным наказанием. Время бездействия и неизвестности тянулось и тянулось… И ничего, решительно ничего не происходило.
— А я-то думал, что мы всё-всё им расскажем… — кисло протянул Сьолос.
— Спешишь вот так, спешишь… — печально промолчал Девьедм. Он уже не смеялся.
— Похоже… — начал было Колв, но осёкся и лишь безнадёжно махнул рукой.
Тайронгост ничего не говорил. Никакой вины ни за собой, ни за друзьями он не чувствовал. Однако не сомневался в том, что взрослые придерживаются несколько иного мнения.
Его размышления прервала внезапно возвратившаяся Яхалуг. Она ободряюще улыбнулась и повела ребят в общий зал, где их уже ждали.
Старшие стояли довольно плотным кружком. Он ненадолго расступился, чтобы пропустить вошедших. Сомкнулся вновь. Ребятам почудилось, что на них смотрят не просто как на расшалившихся неслухов, а как на ослушников. Больше всего они избегали взгляда Рьоха. Тайронгост инстинктивно расправил плечи и остановился, бестрепетно глядя в глаза отца. Сейчас они казались такими грозными…
— Говори!.. — повелел Окт. — Ты… увёл их за границы Немыслимых Пределов?
— Нет! Это был я… — заступился за друга Сьолос. — Я нашёл проход между водопадом и стеной. Ну, и…
— Так ли? — даже не повернув головы к говорившему, обратился Окт к Тайронгосту.
— Проход нашёл… действительно Сьолос… Но путешествие… за границы… задумал я! — он говорил спокойно: как мать — ничем не выдавая своего волнения и, как отец — делая паузы между словами. — Мне и отвечать…
— Без тебя решат! — молча буркнул кто-то, не то Рьох, не то Колв.
— Вы рисковали своим продолжением… — совершенно бесцветным тоном сказал Окт. — Если бы вы погибли… — мы могли бы остаться… лишь в легендах… Неизвестно… родятся ли в нашем клане… ещё дети…
— Похоже, что да… — беззвучно прошептала Харомоса, нежно улыбнувшись Сбару.
— А даже если и так… то не с одного же дюка… должна начаться… дальнейшая история…
Старшие упорно ждали объяснений или хотя бы оправданий. Младшие упрямо не желали ничего говорить. Лениво тащилось время, которому было некуда спешить. Наконец, Тайронгост не выдержал:
— Отец! Я обращаюсь к тебе… как вождь к вождю. Ты ведёшь старших… Я взял на себя ответственность… за младших… Мы вышли за границы… Немыслимых Пределов… без разрешения… Это единственная вина… которую я признаю… Но мы… сделали то, что не сделал ни один… из нашего клана… Да и из других… тоже!
Окт не знал, как отвечать юному нахалу. Наконец собрался с мыслями и даже разразиться гневной отповедью. Рьох остановил его, положив свою руку ему на плечо. Никогда старик не выглядел так величественно. Он немного помолчал, а потом изрёк:
— Вот, что… Если кто и виноват в выходках этих юнцов, то только я!
Все четверо с обожанием воззрились на учителя. Он, тем временем, продолжал:
— Кто учил этих оболтусов? Я. Кто рассказывал им страшные истории, якобы пытаясь предостеречь, а на самом деле подстёгивая их воображение? Тоже я. Кто натолкнул их на мечту о дороге, ведущей за Немыслимые Пределы? Снова я. Зачем? — он слегка поднял ладонь, пресекая удивлённый ропот. — Тайронгост прав — после гибели старших в нашем клане, мы стали слишком осторожны… Вот и вышло, что там, где не решались пройти родители — прошли дети. Круг замкнулся. В прошлом было наоборот. Кроме того… — я не на минуту не сомневался в том, что мои ученики справятся. Почему? Здесь всё просто… Рождение близнецов — добрый знак. Эти дюки пришли не для того, чтобы бездарно погибнуть… С самого рождения они находятся под защитой наших павших…
— Они нам снились прошлой ночью. Предупреждали об опасности, грозящей нашим сыновьям, — не сговариваясь, выдохнули Илса и Окт.
— Вот видите! Мне снился тот же сон… Мы не могли догнать мальчиков, но послать вдогонку свою помощь сумели. Ведь так?
Дюки согласно кивнули. Видение касалось всего клана.
— Поэтому я думаю так… Хвалить их, конечно, не за что… Но Луч Правды они, кажется, создали… Рановато, безусловно… Но такие уж нынче времена…
Клан молчал. Дюки думали. Тогда Рьох подошёл к ученикам:
— Рассказывайте, — впервые за всё время он усмехнулся. — Победители!
…ИМЕНЕМ И ПО ПРИКАЗУ…
I
Что-то тяжёлое остро впилось в грудь. Нащупав дюковский медальон и облегчённо вздохнув, Художник проснулся и со стоном перевернулся на спину. Постель была жёсткая, а одеяло — тонким. Впрочем, в комнате было жарко. Даже душно. Судя по солнцу за окном, стояла середина дня, однако в комнате царил полумрак. Тёмный, расписанный нелепыми цветами, потолок резко уходил вверх. Помещение явно отличалось от светлой студии в "Неудавшемся гладиолусе".
"Интересно… где это я… и долго ли нахожусь в таком состоянии?" — подумал брат Мренд, с трудом приподнимаясь на локтях. Голова немилосердно болела и кружилась. В горле пересохло от застоявшегося дурманящего запаха трав. Наконец Художнику удалось сесть и оглядеться. Он определённо здесь бывал. Только если раньше обстановка выглядела излишне напыщенной, то теперь отдавала тюремным аскетизмом. Ну, конечно, это были те же покои, где его держал в заточении Арнит…
"Странно… Мне говорили, что Император взялся за ум… Жаль, если он примется за старое… Впрочем, стоит ли доверять Его Величеству, развязавшему ветки? — мысли путались, явно не давая брату Мренду сосредоточиться на каком-то важном воспоминании. — Хорошо бы всё-таки понять, как и почему я оказался в плену, а так же кто и чего от меня хочет на этот раз".
Преодолевая дурноту, Художник заставил себя встать. Слегка пошатываясь, прошёлся по комнате. Подошёл к запертой двери. Прислушался. В коридоре стояла тишина. Значит, тюремщики совершенно уверены, что он не попытается сбежать. Пленник решил обследовать место, которое, по-видимому, предстояло обживать. Надолго.
На глаза Мренду попалась календарная табличка. Судя по дате, он пробыл здесь почти полтора месяца. Художник даже присвистнул. Этого просто не могло быть… Или могло? Зелья-то бывают разные… " Разберёмся!" — подумал он и продолжил изучать комнату. Все его вещи были презрительно свалены в одну груду. Кряхтя, Художник начал рыться в завале. Прежде всего, он достал чудом уцелевший синий флакон. "Последний подарок Сиэл… Она как чувствовала, что ей осталось недолго — всем по такому выдала. Говорила, что помогает от любой отравы и чёрного волшебства…" — грустно улыбнулся брат Мренд. Он огляделся в поисках воды. На столе стоял кувшин. И даже, кажется, с вином. Понюхав содержимое, Художник ругнулся на мэнигских виноделов. Однако выбора не было, и он почти до краёв наполнил стоявший рядом кубок. Потом открыл флакон и отмерил туда несколько капель. Усевшись на край кровати, медленно выпил получившееся снадобье. Немножко подождал, пока подействует. Стряхнул остатки многодневного морока и продолжил рыться в бесформенной куче.
Всё его немудрёное барахлишко оказалось на месте. В самом дальнем углу тюрьмы брат Мренд обнаружил свой походный мольберт и инструменты. Холст был слегка запылён, а кисти сухи. Значит, пока никто не нуждался в его ремесле. Заветную папку тоже вроде не трогали.
Художник сел прямо на пол и лихорадочно стал перебирать эскизы в поисках сколько-нибудь внятного объяснения произошедшего. Вот последние зарисовки дюков. Кайниол — набросок был сделан дня за три ухода мальчика в Мэнигу. Один из видов довоенного Тильецада, написанный по просьбе Хаймера, но почему-то так и не отданный. Робко улыбающаяся Римэ — сразу после исцеления. Пылающее лицо Таситра. Портрет Лекарки, начатый сразу после её гибели…
II
Так… Сразу после похорон он заперся в своей комнате и почти сутки не выходил, пытаясь запечатлеть ещё не стёршиеся в памяти черты Сиэл. Он постарался вернуть печальным чертам этой сильной женщины радость, всю недолгую жизнь тихо теплившуюся в её душу. Работа шла легко и вдохновенно. Поэтому, когда к нему зашёл Кинранст с сообщением, что в "Гладиолус" пришли Отэп и Арнит, Художник лишь отмахнулся. Вот уж кого он хотел видеть меньше всего, так это Императора. Не то чтобы Мренд держал на него личную обиду… Просто этот человек за недолгое время своего правления натворил столько нелепостей, что доверять ему уже не было никакой возможности. Кроме того, Художник втайне боялся, что Арнит сперва начнёт извиняться, а потом возьмёт да и попросит о какой-нибудь услуге… Не отказывать же при всех Государю! Наутро, пока обитатели гостиницы ещё спали, он собрал походный этюдник и отправился на развалины Тильецада.
Замок, сметённый колдовским огнём, казалось, начинал пробуждаться. Безжизненные камни были укрыты пёстрым цветочным покрывалом. Руины сами собой стали очищаться от копоти. Непроходимых завалов стало меньше. Даже стены как будто залечили выбоины. Побродив ещё немного, он решил, что не век же шататься по окрестностям — нужно возвращаться, пока в "Гладиолусе" не запаниковали по поводу его отсутствия… Да и встречи с Арнитом он больше не опасался. К тому же пейзаж вокруг был достаточно унылый, если не считать небольшого озерца, лежавшего почти на середине луга, на который вышел брат Мренд. Рисовать было абсолютно нечего, а по правде говоря, и не хотелось. Парило так, что к вечеру непременно должна была собраться гроза. Нужно было поторапливаться, но Художник решил попить, перед дальней дорогой. Неспешно сняв с плеча достаточно тяжёлую сумку, он наклонился над водой… И тут за его спиной выросли две фигуры, в которых он узнал — солдат Развесёлой Четвёрки, доставивших опоённого Таситра "Гладиолус". Хотя они были решительно несимпатичны Мренду, тот улыбнулся:
— Вода здесь просто замечательная, — спокойно сказал он, утирая губы тыльной стороной ладони.
Вояки странно переглянулись. В воздухе повисла короткая, но опасная пауза. Художник молчал. Равнодушно переводил взгляд с одного солдата на другого и обратно.
"Вот примерно так несколько сотен лет назад Оделонар стоял перед своими убийцами! — промелькнула в голове совершенно неуместная мысль. — Его история закончилась так… Чем же закончится моя?"
— И-именем и п-по при-иказу зак-конного Им-мператора Ц-цервемзы… — начал Заика.
"Тоже неплохо! Переворота нам только не хватало… Оказывается, бывают встречи более неприятные, чем с Арнитом. Допрятался, в общем… Ладно, по крайней мере, ясно, на чьей они стороне. Если не блефуют, то не худо было бы наших предупредить!" — подумал Художник. Вслух же он произнёс максимально язвительным тоном, как будто давным-давно ожидал от них именно этого:
— Простите, именем кого? Я полагал, что с позавчерашнего дня Сударбом правят Его Величество истинный Император Арнит и его Высочество…
Он не успел произнести имени Кайниола, и осел, от сильного удара. На Художника обрушилась глухая слепящая темнота. Потом память сохранила какие-то невнятные обрывки… Кажется, Заика и Коренастый бурно переругивались… Темнота… Почти бесчувственного Художника куда-то поволокли… Снова глубокий провал… Вероятно, притащили в его нынешнее обиталище… Швырнули на застеленную жёстким покрывалом постель и поспешно исчезли.
"Значит, ни убивать меня, ни калечить в их обязанности не входило. Это хорошо! — решил брат Мренд и снова напряг память. — Выходит, я пока им нужен. Опять кому-то внешность менять придётся… Ох, тоска!.."
Наверное, Коренастый не рассчитал и нанёс слишком сильный удар… Во всяком случае, получалось, что Художник пробыл без сознания не меньше недели. Один из двоих солдат, неотлучно находился около постели больного. Время от времени они сменялись. Иногда заходил ещё какой-то древний старик. Лицо его тогда казалось брату Мренду неуловимо знакомым, а потом как-то совершенно изгладилось из памяти. Пару раз появлялся Цервемза. Молча стоял в изголовье. Свирепо глядел на больного, явно борясь с искушением прикончить того прямо сейчас. Не стесняясь в выражениях, орал на подчинённых, требуя от них, чтобы поторопились… После его посещений Заика и Коренастый брались за свои лекарские хлопоты с удвоенной энергией. Вроде бы лили в рот какую-то приторную гадость — то ли отпоить пытались, то ли опоить…
"Забавно, это они меня так лечили, да? Выходит, дело-то у них секретное, а то зачем бы им со мной возиться — слугам это сподручнее и привычнее, — невесело усмехнулся Мренд. — Сколько раз себе, старому дураку, говорил, что вылазки в одиночку и тому подобные увеселения не для моей персоны. Возраст, знаете ли, не тот… Понадеялся на собственные силы — вот и влип! Похоже, засосало меня в эту трясину почти по… так скажем, горло… Ладно… Что же было дальше? Это непременно нужно вспомнить. Непременно! Если опоили, надеюсь, я не наболтал лишнего… Да и не наделал тоже… Очень надеюсь!"
Его истязатели, в отличие от Отэпа или, скажем, Арнита, были не очень сильны в зельях. Будь эти двое чуть поумнее и поосведомлённее, они не стали бы тратить свои силы и вообще пачкать руки. Просто воспользовались бы чем-нибудь из арсенала Квадры. В любом случае — вряд ли стали бы его бить. А били Художника крепко. Со вкусом. И пониманием процесса. День за днём. Неделю за неделей.
Странное дело, медальон у него не отобрали. Уж кто-кто, а Цервемза точно знал о его действии и не преминул бы лишить своего врага последней защиты и оружия. Палачи будто даже не заметили тяжёлый пятиугольный щит, висевший у Мренда на груди. Конечно, Кинранст когда-то обещал замаскировать дюковские обереги под обычные амулеты, но когда он успел это сделать — оставалось загадкой.
Художник внимательно осмотрел себя. Синяков не было, однако всё тело болело. "Мастера!" — буркнул Художник и прибавил к этому несколько весьма выразительных слов.
III
Он и сам не заметил, что давно уселся за стол, достал из папки чистый лист, карандаш и начал рисовать Тийнерета. Мохнатая чёрная шкурка выглядела только что вылизанной. Глаза загадочно сверкали. Усы воинственно топорщились.
— Вот ведь какое дело, кот… — помедлив, обратился Художник к рисунку. — Как же тебя здесь не хватает! Где ты теперь бродишь?..
— Мя-ау! — раздалось позади него.
Брат Мренд подумал, что ему мерещится, и даже не обернулся. Тогда, уставший привлекать внимание непонятливого человека, Тийнерет увесисто запрыгнул ему на колени. Художник онемел от неожиданности. Потом подумал, что сходит с ума. Протёр глаза. Встряхнул головой. Кот не исчезал. Наоборот, он перебрался на стол, преудобнейшим образом уселся на папке с эскизами и начал скептически рассматривать свой портрет. Вполне удовлетворённый изображением, кот шагнул к человеку и покровительственно замурлыкал.
— Откуда… ты… здесь?.. — только и смог вымолвить Художник.
Пока он приходил в себя, кот усердно нализывал спинку.
— А впрочем, чему тут удивляться? — брат Мренд помедлил. — Кайниол рассказывал о чём-то подобном… Как знать… как знать, не правда ли это?
Кот осуждающе посмотрел на него.
— Ну, уж прости меня, дурня этакого! — он осторожно протянул руку и примирительно запустил пальцы в нежную шубку. — Неужели ты, мудрая душа, услышал меня и пришёл на помощь?
Тийнерет галантно склонил голову.
— Эх, жаль, я не владею безмолвной речью, а то мы бы славно побеседовали. Ты ведь знаешь, что творится в Сударбе? — Художник глубоко задумался и долго молчал, потом с надеждой произнёс. — Ну, рассказать ты мне ничего не сможешь… — он опасливо покосился, не обидел ли своего пушистого собеседника. — Точнее говоря, я не пойму… Но на вопросы ты ответить сумеешь?
Кот устроился поудобнее, нетерпеливо выпустил и убрал когти и выжидающе уставился на человека.
— Значит так… В стране переворот?
Кот мрачно сощурил глаза.
— Угу… Власть захватил Цервемза?
Тийнерет зашипел, выказывая абсолютнейшее презрение к новому сударбскому Правителю.
— Печально… Я-то надеялся, что это был лишь горячечный бред. Террор разводит?
Мохнатый рыцарь повторил свой предыдущий ответ, присовокупив к нему ещё и выпущенные когти.
— Ясно. Из наших-то никто пока не пострадал?
Кот обнадёживающе замурлыкал и потёрся об руку брата Мренда.
— Это хорошо… Они всё так же в "Гладиолусе"?
Зверь отрицательно помотал хвостом и что-то часто-часто замяукал.
Художник не сразу понял, потом неуверенно спросил:
— Их успели предупредить?.. Они нашли безопасные укрытия и, как год назад, связываются через котов?
Кот принялся мурлыкать, выражая глубочайшее почтение к человеческой сообразительности.
Брат Мренд оглядел стол в поисках угощения для своего друга. На том же столе, где был кувшин с дрянным мэнигским вином, он обнаружил тарелку с небольшим куском холодного мяса и ломтём хлеба. По-братски разделив трапезу, они сидели молча, соображая, что делать дальше.
— Вот что, кот… Найди кого-нибудь из наших. Скажи, где я. Похоже, что как только Цервемза получит от меня желаемое… Хорошо бы только вспомнить, чего он хочет! В общем… живым отсюда мне не выбраться…
Тийнерет понимающе облизнул усы. Потянул передние лапы. Потом задние. И исчез…
IV
— Запомни, я ничего и никогда не забываю. И не прощаю! — процедил Цервемза, даже не удостоив брата Мренда взглядом.
— Я — тоже! — парировал Художник, как будто не сознавая опасности.
И тут же получил увесистый тумак от Коренастого.
— Почтеннейший господин… Император! — превозмогая боль, хмыкнул пленник. — Если вы хотите от меня чего-то добиться, стоит ли таким образом?
Вместо ответа Цервемза слегка кивнул своим сатрапам. Двумя короткими, но точными ударами они поставили брата Мренда на колени. Он попытался подняться и что-то сказать, но слегка дрожащий кулак Лопцеда лишил его дара речи.
— Вот так-то лучше… — пробормотал Самозванец. — Теперь ты сделаешь всё, что я скажу… Иначе… — он покосился на стол, где стоял кубок, по-видимому, с огненным зельем, и повторил: — Иначе… я сделаю так, что умирать ты будешь не день, не месяц, а целый год… Это будет самой малой оплатой тех любезностей, которые ты оказывал мне в бытность свою Мастером Придворного Портрета.
Художника передёрнуло… Он всё-таки поднялся и заговорил:
— Почтеннейший господин! Как я могу выполнить вашу просьбу, если я даже не знаю, в чём она заключается…
— Во-первых, это не просьба, а приказ! — холодно отрезал Цервемза, сопровождая свои слова пощёчиной. — Во-вторых, с каких это пор к Императору обращаются "почтеннейший господин", а не "сир"? — вторая оплеуха чуть снова не свалила обессилевшего пленника.
Он, пошатываясь на подламывающихся ногах, ухватился за край стола и спокойно ответил:
— Я не присягал ни вам, ни Императору Йокещу, ни Арниту, ни даже Его Высочеству Кайниолу, но их власть я, по крайней мере, признаю! А по какому праву ты, бывший Императорский Советник, требуешь почестей, достойных лишь Государя, я не знаю.
— Я! Ты слышишь? Я — единственный Законный Император Сударба! — завопил Цервемза, — И ты, мазила несчастный, должен подтвердить это!
Художник глотнул воздуха и медленно произнёс:
— Это каким же образом? Нарисовать тебя в образе Арнита, Кайниола или их обоих?
Доур не стал дожидаться приказа и снова ударил пленника. Тот грузно опустился на стоявший рядом стул.
Цервемза остановил солдата и, усевшись напротив, едва ли не примирительным тоном сказал:
— Нет, господин Художник, мне нужно нечто другое! Как только ты согласишься… А ты это сделаешь непременно! Я официально объявлю Арнита низложенным и взойду на престол. Ты же подтвердишь, что помогал Кридонскому Наместнику обманом превратиться в Йокеща.
— Нет!
— Так! — хлопнул себя по колену Узурпатор. — Мне это надоело! Я слышу одно и то же уже второй месяц… Ты точно не будешь мне помогать?
— Точно…
— Ну, как хочешь… Напоите его!
Доур отработанным движением запрокинул голову брата Мренда. Лопцед схватил кубок и начал вливать жидкость в рот пленника. Тот не сопротивлялся, надеясь лишь на собственное мужество да на быстрый конец…
…Однако, вместо ожидаемого пламени, по жилам потекло приятное мягкое тепло. Художник высвободился из державших его рук. Взял кубок и выпил до дна, медленно смакуя каждую каплю, настолько приятен был напиток.
Вроде бы ничего не изменилось, однако брат Мренд удивился, отчего же ему раньше был так неприятен нынешний Император? Старик выглядел весьма.
— Если бы я знал, что всё так, сир, то не стал бы сопротивляться… — слегка заплетающимся языком вымолвил брат Мренд. — Я, безусловно, засвидетельствую законность ваших прав на престол…
V
"Вот значит как… Они всё-таки вспомнили про подчиняющее зелье и с его помощью заставили помогать. Правда действует оно почему-то слабее, чем в руках Арнита. Тот умудрился превратить своего Советника в раба на несколько месяцев, я очухался на второй день. А, может быть им и не нужно больше — добились своего и теперь на сутки оставили меня в покое. Значит, скоро придут опять. Та-ак… а ведь мы с Цервемзой ещё и ветки связали… Вроде бы он обещал сохранить мне жизнь в обмен на предательство… Интересно, на что этот, с позволения сказать, Император рассчитывает? Насколько я помню, клятва, данная по принуждению — недействительна… Ну, вот этим-то я и воспользуюсь!"
Не успел Художник закончить свою мысль, как в комнату вошёл пожилой слуга с кувшином воды для умывания и стопкой одежды:
— Его Величество просит вас, почтеннейший господин, переодеться и проследовать на официальную церемонию восшествия на Престол, — угодливо сказал придворный, кланяясь ниже некуда.
— Хорошо. Оставь всё. Я обслужу себя сам.
— Простите, господин Придворный Живописец, Его Величество приказал мне помочь вам с туалетом, а затем лично препроводить на место.
Тихо выругавшись, брат Мренд начал приводить себя в порядок. Слуга неотступно следовал за ним. Когда сборы были окончены, царедворец вытащил из кармана своего бесформенного балахона небольшую бутыль и огляделся, ища, куда бы налить её содержимое.
— Его Величество также поручил мне проследить, чтобы вы выпили это снадобье. Он сказал, что вы ещё слишком слабы после болезни…
Художник мельком глянул на жидкость, с ленивым бульканьем наполнявшую его кубок.
— Хорошо. Выпью. А ты пока собери мои бумаги. Да все до единой, слышишь? Не то Его Величество весьма рассердится!
Воспользовавшись моментом, брат Мренд влил в пойло изрядную часть флакона Сиэл. Затем подошёл к слуге и насмешливо произнёс:
— За тебя! А точнее, за твою мудрость и верность! Пью у тебя на глазах, чтобы не сомневался!.. — медленно осушил кубок и добавил: — Пойдём! Где моя шляпа?
— Почтеннейший господин, Его Величество велел проследить, чтобы на вас не было ничего из старой одежды!
— Ну так я не пойду тогда вовсе! А у тебя будут неприятности…
— Помилосердствуйте, почтеннейший господин, нельзя вам шляпу-то брать!
— Да пойми ты, премудрая голова! Мне сейчас нужно будет к людям выйти и рассказать, как я портреты всяких самозванцев писал. Кто же меня без шляпы-то признает?
Тут он был прав. Слуга замялся, потом махнул рукой и проворчал:
— Делайте, что хотите… Только вот влетит не мне, а вам… почтеннейший господин.
VI
— Долгие годы нашей многострадальной страной правила нечистоплотная клика волшебников, называвшая себя Конвентусом. Эти обманщики время от времени меняли на сударбском престоле правителей, скрывая их под маской Бессмертного Императора Йокеща. Последним из них был, именовавший себя истинным, Император Арнит. Увы, мой бывший ученик… Зачем, жители прекрасной Мэниги, я рассказываю вам о том, что вам и так хорошо известно? Раньше вы говорили об этом втайне, теперь сможете делать это открыто! Почему? — Цервемза сделал, как ему казалось, эффектную паузу. — Долгие годы, опасаясь гнева Арнита, я хранил в своём кабинете завещание достопамятнейшего Императора Хопула, где говорится следующее: "Опасаюсь, что по старости и немощи своим, я не смогу противостоять козням Конвентуса и Йокеща, поэтому объявляю любые их притязания на Престол бесчестными, а Наследником Короны завещаю признать лишь того, кто положит конец беззаконной власти узурпаторов. Вне зависимости от того, из какой провинции, рода и сословия придёт этот безымянный пока избавитель". Вот это завещание! — он потряс перед толпой листком. — Долгие годы я собирался с духом, и вот наконец, я, Цервемза из Кридона, полностью выполнил это завещание: Конвентус уничтожен, а самозванца-Арнита и его бастарда, я на правах законного Наследника Престола объявляю низложенными. Засим принимаю императорскую Корону — не как награду за свои заслуги, а лишь как тяжкое бремя, ниспосланное мне судьбой!
— Нет уж! — раздался толпы дрожащий тенорок. — Хватит с нас и одного обманщика. К Арниту мы, по крайней мере, привыкли!
По толпе кругами разошёлся недоумённый ропот. В замешательстве никто и не заметил, что за спиной у выскочки мгновенно выросли четыре солдата. Они что-то сказали и тот, побледнев, засеменил в их окружении к выходу с площади. Цервемза, меж тем продолжал:
— Я ожидал, что мои слова вызовут у вас законные сомнения, поэтому Мастер Придворного Портрета лично удостоверит, что он находился в тайном сговоре с Конвентусом и, перемещаясь при помощи запрещённой магии в прошлое и обратно в будущее, помогал ставленникам злокозненного Магического Совета принимать облик Йокеща, создавая таким образом, иллюзию императорского бессмертия.
Брат Мренд, скучавший за спиной Старика, явно метившего в Императорские Советники, покорно вышел к балюстраде. Поправил шляпу. Прокашлялся и спокойно заявил:
— Действительно Конвентус перемещал меня из времени во время. Также я подтверждаю, что регулярно рисовал портреты Императора Йокеща, которого, как и большинство сударбцев считал бессмертным. Изредка, правда, мне приходилось писать и некоторых высокопоставленных вельмож. Однако я никоим образом не связывал между собой работу над одними портретами и другими. Я всего лишь выполнял заказы, за которые мне платили. А уж для чего там мои работы были нужны Конвентусу — не знаю, и если честно и знать не хочу. Единственный раз я поступил не по совести, изменив в угоду Императору Арниту облик его ныне покойной супруги, — а потом, гордо расправив плечи, закончил. — А теперь я, Мренд из Шаракома, бывший Мастер Придворного Портрета хочу заявить, что Конвентус действительно пытался превратить Арнита из Кридона в Йокеща. Однако Его Величество вовремя разгадал коварные планы Тайного Магического Совета. Именно поэтому он уничтожил Конвентус. Потом сверг последнего Йокеща и воцарился под своим настоящим именем и в истинном обличии. Таким образом, Император Арнит исполнил завещание достопамятного Императора Хопула и является единственно законным его преемником, а юный Кайниол из Дросвоскра — его прямым потомком и Наследником. Что касается почтеннейшего господина Цервемзы, бывшего Императорского Советника и Наместника Дросвоскра, то все его притязания на Сударбскую Корону являются абсолютно беспочвенными и необоснованными.
Художник и сам не ожидал, что станет на сторону Арнита. Но что он мог поделать, если сейчас творилась несправедливость гораздо бóльшая, чем та, которую совершал сам Император?
Додумать до конца Художник не смог, потому что над площадью раздался рёв Цервемзы:
— Этот человек лжёт! Он был в сговоре с моим бывшим учеником и прекрасно знал, что последним Йокещем был именно Арнит, которого сверг я, его бывший Советник! — Узурпатор взял себя в руки и обернулся к брату Мренду. — Ну что же, господин Художник, ты сам выбрал свою судьбу. Ты предал Законного Императора, а следовательно, Сударбскую Корону тоже и должен за это расплатиться! Собственным именем я приказываю подать этому человеку огненное зелье.
— Сейчас неудачное время для сведения счётов! — насмешливо шепнул ему пленник.
Новоявленный владыка Сударба пропустил эти слова мимо ушей, и обернулся к маячившим невдалеке Доуру и Лопцеду:
— Приготовьте всё для казни! — увидев, что они замешкались, он прикрикнул. — Да поживее!
VII
Последние минуты тянулись бесконечно долго. В конце концов, он прожил неплохую жизнь. Смерти давно не боялся. Он стоял и смотрел на то, как предзакатное солнце жидким огнём растекается по жилам мэнигских улиц, медленно подбираясь к главной площади и превращая всё вокруг в живое тягучее пламя. "Так будет и со мной, — думал брат Мренд. — Когда закончится боль, я стану огнём такого замечательного оттенка, что все скажут — он был настоящий Художник!" Ирония иронией, а умирать всё-таки не хотелось. Поэтому вопреки обстоятельствам и здравому смыслу в его душе теплилась надежда если не на спасение, то на отмщение.
Публичных казней в Сударбе не было уже давно. Люди привыкли к тому, что если оно и происходит, то втайне. Зачем смущать покой мирных граждан? Ходили, правда, слухи, что в одной из провинций взбунтовавшегося солдата Квадры и ещё нескольких других казнили принародно. С другой стороны, официально огненное зелье не считалось инструментом казни, а так — чем-то необходимым для вразумления несогласных. Так или иначе, но на площади воцарилась гробовая тишина.
— Два месяца! — коротко бросил Цервемза Лопцеду.
— В-выдержит ли? Он с-слишком с-стар! — переспросил Заика не из жалости к брату Мренду, а из опасения, что приговор окажется невыполнимым.
Однако, увидев гневное сверкание в глазах господина, солдат поклонился и начал суетиться у стола. Народ во все глаза смотрел, как палач налил в кубок вина. Потом оранжевой жидкости, которой никто из них ещё не видел, но все боялись. Затем он достал из своей поясной сумки несколько скляночек и пузырьков. Начал добавлять в кубок по щепотке то из одних, то из других. Осторожно взболтал, тщательно следя за тем, чтобы ни одна капля не упала на стол или на руки… Коренастый стоял на некотором расстоянии и с некоторой опаской наблюдал за действиями Заики.
Цервемза подошёл к столу:
— Итак… Я последний раз спрашиваю тебя, Мренд из Шаракома, был ли ты в сговоре с Конвентусом и превращал ли Арнита из Кридона в Бессмертного Императора Йокеща?
Художнику надоело ломать комедию, поэтому он промолчал, стараясь запомнить вид вечереющей Мэниги, которая сейчас казалась ему не давящей, а летящей и прекрасной.
— Чудно! — Цервемза даже не сдерживал своей ярости. — Тогда ты сам слышал свой приговор. Раз не одумался — я ничем не смогу тебе помочь. Пусть огонь истребит твою вину! Напоите его!
Доур и Лопцед обошли стол с двух сторон и двинулись к пленнику.
— Погодите! Твои солдаты, почтеннейший господин, всегда успеют сделать своё дело. Прошу о последнем одолжении. Если хочешь, могу даже назвать тебя Император и сир! — спокойно и ясно сказал брат Мренд. — Я достаточно стар…
— Снисхождения не будет! Ни к кому! Даже к беременным женщинам, — отрезал Цервемза.
— А мне, сир Император, и не нужно снисхождение. К тому же из твоих рук. И всё-таки… Я пожилой человек, который привык, получать причитающееся мне за труды без посредников. Так же я хочу получить плату за верность Короне и Соправителям. Ты принуждением заставил меня отречься от них — теперь пришло время исправить мою ошибку. По доброй воле.
Он подошёл к столу, стараясь шагать размеренно и свободно. Расстегнул ворот камзола. Достал из-под него, подаренный Илсой медальон, и крепко зажал в правой руке, чувствуя живое тепло и поддержку. Левой — взял кубок. Улыбнулся и, уставившись своими светлыми глазами прямо в глаза Самозванца, добавил:
— Прежде, чем превратиться в пламя, вот что я скажу тебе Цервемза… Ты можешь отобрать у Арнита и Кайниола — Корону, у Сударба — свободу, у меня — жизнь. Поэтому за тебя я пить не буду… — он слегка помедлил. — Так что выпью-ка я за истинного Императора Арнита, его Наследника Кайниола, за многострадальный Сударб, за друзей своих да ещё за дюков, которых ты изгнал из этого мира. Имей в виду — они вернутся и возвратят отобранное!
С этими словами он поднял кубок, приветствуя всех, кого видел вокруг себя.
— Погоди же и ты… — Узурпатор несколько мгновений колебался, потом сказал. — Я хочу, чтобы ты видел мой триумф ясными глазами. Раз этот безумец не желает признавать меня Законным Императором, я попрошу подтвердить мои права господина Императорского Секретаря.
Мгновенно на балконе появился Анактар с пресловутым бюваром. Он удостоверил подлинность завещания Хопула. Затем произнёс формулировку возведения на Престол. Народ был настолько потрясён, что не заметил странного багрово-сизого сполоха, четырежды вспыхнувшего, когда четверо солдат из свиты подтверждали истинность документа. Когда всё было кончено, Цервемза снова обернулся к приговорённому…
И тут… на парапете появился громадный чёрный кот. Он шёл, выискивая взглядом кого-то из стоявших на балконе. Вид у Тийнерета был крайне грозный.
"Проститься со мной пришёл… — печально подумал Художник, не поняв его намерений. — И не знает, что мне уже ничем не помочь…"
Цервемза онемел от ужаса, узнав своего мучителя, и поспешно спрятался за спины телохранителей.
Кот пару раз профланировал туда-сюда по балюстраде, и спрыгнул на брусчатку.
А в это время из слегка оживившейся толпы раздался старушечий голос, по которому брат Мренд, к удивлению своему узнал бабушку Дьевму:
— А скажи-ка мне, господин Император, кем ты приходишься старому Пекарю, убитому по твоему приказу в том году? Если ты его родственник, то какой же ты Государь, если своих уничтожаешь?
— Правильно говоришь, бабка! Каков бы там ни был Император Арнит, но разве учеников предают? — поддержал её густой солидный голос.
Секундная пауза, показалась брату Мренду длиннее многих бесцельных лет в юности. Потом Цервемза коротко бросил:
— Взять их! И поступить так же, как и с этим…
Доур и Лопцед, прихватив на подмогу ещё четверых, кинулись выполнять приказ. Пока солдаты протискивались сквозь толпу, Дьевмы и Тийнерета уже и след простыл. Пришлось палачам довольствоваться безвестным мужичком, который не успел скрыться. Он попытался вырваться, но его схватили… Что случилось дальше, брат Мренд не понял, лишь увидел, как бунтарь обвис на руках солдат.
Всё это время Художник стоял с кубком в руках. Вдруг он ощутил сильный толчок под локоть. Кубок упал, расплескав своё смертоносное содержимое. Одновременно с этим, брат Мренд услышал тихий голос Таситра:
— Не оборачивайтесь! Считать нужно до…
…Последним, что видел Художник, уходя в туман сударбских просторов, были каменные плиты дворцового балкона насквозь прожжённые огненным зельем…
ИЗГНАННИКИ
I
Почти месяц после переворота Арнит и Отэп плутали по Сударбу, чтобы сбить со следа цервемзиных ищеек. В конце концов, беглецы осели в Стевосе. Лучшего места для убежища и придумать было трудно. Дом, ставший их временным пристанищем, стоял на окраине поселения в дельте Песонельта. Жилище оказалось простым и неказистым, но изгнанники быстро привыкли к скромному быту. Зато здесь было спокойно. И вот уже почти две недели друзья отдыхали и наслаждались тишиной.
Хозяйка, как и все местные жители смурная на вид старуха, давным-давно заплатила дань морю двумя мужьями и несколькими сыновьями, поэтому стосковалась по людям и приняла скитальцев, как родных. Вопросов она не задавала. Соседи — тоже. Кому какое дело. Мало ли почему двое братьев явно знатного рода решили поселиться вдали от крупных полисов. Времена нынче не простые — многие вынуждены скрываться.
Арнит медленно брёл по берегу Еанока. Море дремало, нежась на солнце. Взгляд Императора отрешённо скользил по суровой глади воды, как будто пытался дотянуться до другого неведомого берега, где по сударбским поверьям начинается тот край, куда время от времени уходят погребальные корабли. Хотел ли Арнит разглядеть Сиэл, или боялся встретить Ревидан, трепетал при мысли об убитых дюках или надеялся не столкнуться с уничтоженным Конвентусом — кто знает…
Советник несколько отстал, от своего друга и господина, полагая, что тому необходимо побыть одному. Арнит не сразу заметил это, а потом остановился, скинул туфли, засучил штаны и, осторожно ступая по горячим, обкатанным прибоем камням, двинулся к воде. Когда ленивые волны ласково омыли его усталые ноги, опальный Император на несколько мгновений забыл о своих утратах и положении изгоя. Он почувствовал себя почти счастливым. Во всяком случае — свободным. Первый раз в жизни. К тому времени, как Отэп нагнал его, Арнит устроился на широком валуне и развлекался тем, что задумчиво запускал мелкую плоскую гальку скакать по морскому зеркалу. Увидев друга, он подвинулся и молча указал на место рядом с собой. Так они и сидели, наблюдая, чей камень улетит дальше. Почти как когда-то.
— Представляешь, — наконец заговорил Арнит. — Я никогда раньше не видел моря… Собственно говоря, я вообще ничего не видел. Точнее, совсем немного: окрестности Кридонского замка, сад вокруг Мэнигского дворца, крохотный кусочек Амграманы, развалины Тильецада, да ещё бесконечные леса, в которых мы с тобой скрывались — вот и всё…
— Не так уж и мало… Насколько я понимаю, твои предшественники видели и того меньше… Большинство мэнигских олухов вообще дальше своего сада носа не высовывают, — посмеиваясь, попытался успокоить его Отэп. — Да и что толку, что я обошёл весь Сударб, знаю каждый его уголок и тропинку, если всю жизнь я смотрел на его красоту невидящим взглядом палача?
— Можно ли многого требовать от пленника? А я всю жизнь стремился к власти. И только к ней… — Император сделал паузу, следя взглядом морской птицей. — Поэтому и с тобой так вышло… И с ней тоже…
— Стоит ли об этом? — мягко спросил Советник, глядя в ту же сторону. — У каждого из нас свои дыры в душе…
— Стоит! — запальчиво ответил Арнит. — Ты ведь не знаешь, как это — достичь желаемого и почувствовать, что ничего не понимаешь и не умеешь!
— Значит, придётся учиться сейчас…
— Ты думаешь, это легко?
— Я и не говорил об этом. Трудно будет. Да ещё как! — камешек, брошенный Отэпом, сбил арнитов и оба жизнерадостно плюхнулись в воду. — Меняться всем тяжело. Но, между прочим, около года назад мне пришлось сделать первый шаг к возвращению отобранного… Если мне удалось справиться — получится и у тебя.
— Понимаешь, на словах это всё-таки проще. На деле же выходит, что я совсем не знаю страны, которой взялся править. Более того, я ни одной песни-то толком не помню, да и легенды давным-давно забыл… — он задумчиво взвесил на ладони камень и пустил его по водной глади.
Потом умолк. Крупная птица, за которой наблюдали друзья, опустилась на берег, тщательно почистила глянцевитые перья и, грациозно словно в танце, переставляя длинные ноги, двинулась к ним. Отэп достал из сумки краюху хлеба, наломал его и осторожно положил на камень чуть поодаль от себя. Крылатая красавица без страха подошла и, грациозно поклонившись, принялась за угощение.
— С детства люблю птиц… Когда-то именно они меня научили летать и петь… А ещё доверять людям… — горько поморщившись от воспоминаний, произнёс Отэп. — Только вот как эта называется, забыл…
— Знаешь, кого она мне напоминает? — спросил Арнит.
— Сиэл? И в самом деле, похожа…
Император кивнул:
— Она… — он всё ещё не мог произнести имени бывшей возлюбленной. — Она не только походила на птицу, но и умела с ними разговаривать… Как же я ей завидовал! Больше, чем тебе…
— Завидовал? Да ей-то почему? — искренне, как малыш Стийфелт, удивился Советник.
— Да потому… — пробурчал Арнит и, вспыхнув как в юности, выпалил. — Потому, что она лекарства составляла, а я — отравы. Она умела болезни заговаривать, а я — только глаза отводить. Она с птицами дружила, а я по ним стрелять из лука учился…
— Ну, что тут скажешь, сир… Идиотом в то время ты был преизрядным. Не отрицаю! Я другого понять не могу — если ты её действительно любил, неужели не чувствовал, что Сиэл просто доброй была?
— Чувствовал, наверное… Но она была ещё и очень смелой, а я — нет. Когда случилась беда и к ней… — Арнит осёкся, виновато глядя на друга. — Ну, в общем…
— Я понял! — жестче, чем надо сказал бывший Командир Квадры. — Когда к твоей невесте нагрянула Развесёлая Четвёрка… — и уже мягче добавил. — Что тогда произошло?
Император помолчал, подумывая, не свернуть ли разговор… И тут в его сердце прорвало какую-то плотину:
— Они воспользовались моим отсутствием, поэтому я знаю лишь по слухам, что вела она себя, как августейшая особа. Мне бы сейчас такую выдержку и гордость. Вот тогда я совсем испугался… И не стал её спасать… То есть формально сделал всё, что мог: и лекари вокруг неё бегали и колдуны какие-то. Поначалу, правда, я был уверен в том, что моя любовь поможет. Только я тогда слово знал, а чувства самого не понимал. Спасать мог Мисмак или, там, Хаймер, которые любят просто, потому что любят. Не задумываясь. Не ожидая благодарности. А я больше тогда думал о мести обидчикам своей возлюбленной, чем о ней самой, — Арнит с содроганием коснулся самых больных струн своей памяти. — Потом мы даже сошлись. Она ли так подстроила, я ли хотел — не важно. В любом случае это было очень тяжело — холодом от неё тянуло, как из Дальнего Мира… Она же притворяться никогда не умела. А дальше… когда я её уже бросил и, совсем было в Мэнигу собрался, ко мне пришёл старичок-Лекарь. Она девчонкой без родных осталась, так вот он ей вместо деда был или вместо учителя… В общем, этот старичок несколько часов меня уговаривал отвезти её в Дросвоскр, там, мол, дюки живут и только они смогут вернуть ей отобранное. А я… слушал его и понимал, что он правду говорит, но это много времени отнимет, да и сил тоже. Так что мне без неё легче на трон лезть будет… Посмеялся я тогда над старым волшебником, пригрозил Квадрой, да вроде как помиловал… И таким благородным героем себя чувствовал, что даже противно!
— Я знаю этого Лекаря. Он-то Сиэл в Амграману и привёз… — потихоньку вклинился в его рассказ Отэп. — Славный дедушка… Он так убивался, когда она погибла, а потом сказал, что всегда будет помогать Стийфелту и Лоциптеву — младшим её сыновьям.
— Я понял. — Император вскинул взгляд на друга. — Думаешь, они смогут меня простить?
Советник пожал плечами:
— Думаю, уже смогли…
Оба замолчали, глядя на птицу. Она давно закончила трапезу и теперь сидела, прислушиваясь к их разговору. Арнит обулся. Встал и помог подняться Отэпу. Птица тоже встала и, снова грациозно поклонившись, поднялась на крыло.
— Я вспомнил — это тапямь. Они единственные из птиц, которые никогда нас не боятся. Их осталось так мало, что встреча с тапямью считается доброй приметой. Странные они — всегда возвращаются на места, где встретились с человеком, не причинившим им зла. И эта тоже будет сюда прилетать до конца своих дней.
— Даже, если мы сюда больше не вернёмся? — удивился Император. — Спасибо тебе, тапямь, за бесстрашие и верность. Я не забуду ни тебя ни… Сиэл!
Советник кивнул. Оба махнули ей вслед. И двинулись дальше…
II
День стоял прекрасный, делать им было решительно нечего, поэтому друзья решили посмотреть, что находится за скалой, маячившей невдалеке. С трудом преодолев обрывистые утёсы, путники вышли в большую бухту, со всех сторон ограждённую монолитной стеной, защищавшей и от штормов и от нежеланных гостей. Лишь в одном месте она слегка расступалась, обозначая вход в грот. Берег у бухты был песчаный странного голубоватого оттенка. Прямо посередине пляжа росло гигантское раскидистое дерево, сплошь покрытое, как им показалось, громадными цветами. Некоторые из них лежали вокруг дерева. Подойдя поближе, друзья обомлели: никакие это были не цветы. На широких сучьях сидели и лежали крылатые кошки всех оттенков синего: от небесно-голубого, до глубокого ультрамаринового. Некоторые из них сушили на ветру прекрасные сильные крылья. Чудные животные вели себя мирно, считая ниже своего достоинства обращать внимание на пялившихся на них людей.
— Это кто же такие? — только и смог прошептать Отэп, судорожно пытаясь вспомнить, где он мог видеть подобное чудо. — Весь Сударб облазил. Думал, что всё зверьё знаю… Но чтобы такие…
— Кажется, они называются лежбики… В детстве мне о них рассказывала кормилица. Она была родом из этих мест и похожа на нашу хозяйку. Или это уже сейчас кажется, — вздохнув, Арнит добавил. — А я-то думал, что они только в сказках встречаются и охраняют входы в тайные и опасные миры… — так же тихо произнёс Император. Восхищённо помолчал и добавил. — Знаешь, что я сделаю, когда вернусь в Мэнигу? Первым делом уничтожу тот чудовищный гобелен, в аудиенц-зале… — заметив, что друг не понял, о чём речь, он пояснил. — Ну, помнишь, такая огромная панель, на которой изображена охота на них? Во всех подробностях.
Отэп не успел ничего ответить, поскольку в этот момент из моря вынырнули ещё несколько кошек. Взмыв над водой, они направились к берегу. Когда лежбики мягко приземлились, от их компании отделился здоровенный седоусый котяра с крупной рыбой в зубах. Судя по всему, это был вожак стаи. Увидев пришельцев, кот сощурил золотые глаза. Положил рыбину. Тщательно отряхнулся. Распушил богатый мех. В царственном приветствии распахнул могучие крылья. Поднял роскошный хвост. Неспешной царственной поступью подошёл к гостям. Обнюхал их. Осмотрел. Подумал. Повернулся и направился назад, как будто приглашая их следовать за собой.
Друзья переглянулись и пошли, куда указывал старый лежбик. Не без опаски стояли они, пока златоглазый клан знакомился с ними. Потом стая вернулась к своим делам, то ли потеряв интерес к гостям, то ли из деликатности. А вожак принялся с завидным аппетитом уплетать рыбину.
— Тийнерету такой бы на неделю хватило! — потрясённо шепнул Отэп.
Арнит живо представил себе, как выглядел бы амграманский кот на месте своего синего сородича. Тийнерет был очень крупным, но не выдерживал никакого сравнения со своим приморским собратом.
Когда вожак насытился, он предоставил доедать оставшиеся куски целой толпе синих котят с радостным верещанием подлетевших к нему, а сам уселся чуть поодаль, любуясь пирующими внуками. Потом он тщательно намыл усы, достигавшие едва ли не лопаток. Наконец, вопросительно воззрился на своих гостей, как будто только что вспомнил об их существовании.
— Можно ли нам осмотреть вашу пещеру? — слегка робея, спросил Император с лёгким поклоном.
Кот муркнул нечто невразумительно-одобрительное. Путники снова поклонились и направились к гроту. Он оказался достаточно просторным, слегка изогнутым, но никуда не вёл, упираясь в глухую крепкую стену, с едва заметной трещиной по краю. Судя по всему, пещера служила укрытием от непогоды. Пол зарос мягкой ласковой травой. Стены были причудливо украшены странными наростами. Хозяева тактично покинули помещение, чтобы не смущать пришельцев и дать им время освоиться. Внимательно осмотрев грот, путники решили, что пора и честь знать.
Уже подходя к выходу, они услышали грубые человеческие голоса. Советник, знаками указал на большой камень, за которым можно было легко спрятаться, и приказал не шевелиться. Разговаривали двое, по-видимому, это были солдаты Цервемзы:
— Да говорю же тебе, нет их в Стевосе. Всю провинцию прочесали. Этот посёлок последний… Даже бабку безумную, которая тряпьё своё сушить несла, трясли. Никаких следов нет… Да и не стали бы они в её халупе селиться. Его Величеству, исключительно дворец подавай! И не меньше мэнигского… — горячо убеждал первый.
Арнит так и обмер.
— А я их нутром чую… Явно спрятались где-то здесь. Вон в той пещере хотя бы… — скептически бормотал второй, судя по всему начальник.
— Ага! Да если бы предатели и рискнули сюда сунуться — эти синие твари их бы давно сожрали. Ты сам посмотри, жуть какая! Вон как на нас пялятся. А глазищи-то, просто огненные. Пошли-ка лучше отсюда, пока они и на нас не напали. Ты, что спятил? Это тебе не на птицах тренироваться. Убери, говорю тебе, лук!
Вместо ответа зазвенела тетива. Просвистела стрела. Раздался страдальческий кошачий вопль, и что-то тяжёлое рухнуло на песок. Не помня себя, Арнит вытащил меч и рванулся к выходу. Отэп еле оттащил его обратно за спасительный валун. Между тем, на берегу наступила тишина. Потом разом запели крылья. Очевидно, стая снялась с места.
— Говорил же я те… — начал, было, первый, но не договорил.
Грозное кошачье мяуканье заглушило их последние вопли. Потом снова стало тихо. Опять зашумели крылья… Два всплеска… Всё было кончено…
Спустя несколько минут в пещеру скользнула молодая изящная кошечка. Печально муркнула, мол, можете выходить. Не веря в своё спасение, друзья пошли за ней.
Стая, опустив крылья, окружила своего вожака. Прекрасный старик лежал на боку. Крылья его были сломаны. Золотые глаза тускнели, приобретая оловянный оттенок.
Император опустился на колени и осторожно вытащил стрелу, остановившую благородное сердце:
— Благодарю тебя, вождь златоглазых лежбиков и твой народ тоже! Я запомню вашу жертву. А вы не держите на меня зла… Если можете…
— Похоронить бы его… Хотя бы, как Превя… — начал Отэп и вдруг увидел, что несколько крупных котов уже вовсю разгребают песок неподалёку от пещеры.
Он бросился помогать, копая прямо руками. Потом кошачий клан со скорбным подвыванием подошёл к телу вожака. Арнит обернул его своим плащом, стараясь не задевать крылья. Он c трудом поднял тяжеленного синего красавца на руки и понёс к могиле. Опустив тело в достаточно глубокую яму, Император слегка поколебался, а потом положил рядом с героем, убившую его стрелу:
— Пусть в Дальнем мире она вечно догоняет твоих убийц!
Потом старый лежбик утонул в песке. К удивлению клана люди водрузили рядом с могилой большой камень. Встали с двух сторон от него и протянули руки в последнем приветствии. На мгновение валун озарился сполохами синих молний и тут же погас. Друзья поклонились своим спасителям и в молчании побрели к дому…
…Хозяйка, как ни в чём не бывало, встретила их хорошим ужином и славным вином. И лишь, когда Арнит собрался ложиться спать, отозвала его в сторону и сказала:
— Тут приходили какие-то двое из солдат нового Правителя. Похоже, искали вас… Я ничего им не сказала. Соседи тоже. Не принято это у нас. Только вы уж не обессудьте, сир, ваши вещи я спрятала среди своего хлама… Даже если они вернутся — ничего не найдут.
— По крайней мере, эти двое больше не придут, почтеннейшая. В этом я тебе ручаюсь! — произнёс Арнит, непривычно и неуклюже становясь перед ней на колени.
Заскорузлые ладони осторожно провели по его волосам. Император вздрогнул, почувствовав тепло, которого ему не хватало с детства.
— Встань, сынок, негоже тебе… Да и простудишься…
III
— Всё равно, нам необходимо уходить! — настаивал Император. — Не ровен час, Цервемза хватится своих. Он ведь не станет разбираться, кто их там порешил. Весь Стевос вырубит под корень. Да и до лежбиков доберётся.
— Пожалуй, ты прав… — медленно согласился Советник. — Тут одна беда… — я пока не знаю, куда идти…
— По дороге — она выведет! — азартно подмигнув, ответил Арнит. — Что ты так смотришь?
Отэп немного помедлил. Махнул рукой. Потом всё-таки буркнул:
— Похоже, ты становишься настоящим Императором!.. — и тоже подмигнул. — По дороге, так по дороге!
Они щедро расплатились с хозяйкой, пообещав непременно вернуться… И ушли. Не оборачиваясь, как навсегда уходили все её мужчины.
Прежде чем покинуть Стевос, скитальцы решили пройти по вчерашней дороге. Так же не спеша брели они по берегу, прощаясь с Еанокским морем.
Посидели на том месте, где вчера встретили тапямь. Птицы не было, но Арнит упрямо не хотел уходить, не повидавшись с ней. Наконец, она показалась вдали. Что-то в её облике насторожило друзей. Слишком уж тяжело двигались прекрасные крылья, и низок был полёт. Приземлившись, тапямь бестрепетно пошла к старым знакомцам, но шаг её был не лёгок, как у танцовщицы, а смутен, словно она была пьяна. Одно крыло она так и не опустила, как будто издали приветствовала людей, дождавшихся её возвращения. Отэп достал из сумки угощение, но тапямь проигнорировала его, еле переставляя ноги, подошла к Арниту. И рухнула без сил. Только сейчас Император заметил, что из крыла торчит обломок стрелы.
— Кто её так? — сказал он, склонившись над умирающей птицей.
— Наверное, те двое… Она полетела к ним навстречу… Думала, наверное, что такие же как мы…
— Ну, лежбиков солдаты действительно могли испугаться, а эту-то зачем? Она же совсем безобидная.
— А ты никогда не замечал, — нехорошо ухмыльнулся Отэп. — Что у наших солдат специально вырабатывают ненависть ко всему живому, красивому и непонятному? А уж дюки это, юные волшебницы или птицы — всё равно, лишь бы уничтожить…
— Помоги ей! — взмолился Арнит. — Ты же умеешь исцелять…
— Отобранного не вернуть… — бывший Командир Квадры виновато посмотрел на него. — Давненько я не говорил этих слов… — безнадёжно произнёс он после мучительной паузы. — Я умею многое, но воскрешать…
Тапямь с усилием подняла голову, печально посмотрела на Императора и, тяжко вздохнув, замерла навсегда.
— Да что же это… Вчера лежбик, сегодня — она… — Арнит говорил настолько глухо, что Отэп его едва слышал. — Надеюсь, что это последняя смерть. По крайней мере, на сегодня.
Они стали искать место для погребения. В отличие от бухты лежбиков, здесь не было песка. В конце концов, завалили птицу несколькими крупными камнями, не преминув положить с ней мстящую стрелу. Голубой огонь последнего приветствия второй раз за сутки вспыхнул над могилой и снова погас.
— Прощай, тапямь. Теперь уже до Дальнего Мира… Пусть тебе там легко летается… Слушай, она была ранена, а шла прямо ко мне… Зачем? — спросил Император.
— Кто знает… Может, предупредить хотела. Может, ещё вчера поняла, что ты будешь ждать, потому что слишком одинок… — тем же тоном ответил Советник.
— Ты тоже!
— Наверное… Но у меня так сложилось… Никто тут не виноват, — Отэп помолчал, подбирая наиболее точные слова. — Тапямь, вероятно поняла, что окружающая тебя пустота, дело лишь твоих рук. Вот и решила тебя поддержать…
Наверное, не нужно было этого говорить, потому что наступила ещё более давящая тишина, нарушаемая лишь скрипом гальки под ногами, да мягким шелестом прибоя, с каждым их шагом становившимся всё более гулким и грозным. До бухты лежбиков было рукой подать, когда Арнит порывисто бросил куртку на камень и уселся, словно у него больших дел не было, как только любоваться набегавшими барашками:
— Кажется, погода портится… — пробормотал он устало и рассеянно.
— Похоже… — мрачно откликнулся Отэп. — Но ты ведь не об этом хотел поговорить… Правда?
По наигранно-удивлённому взгляду Императора, Советник понял, что не ошибся:
— Мы здесь уже две недели… А ты каждый день утаскиваешь меня на бесконечные прогулки и болтаешь невесть о чём. Воспоминаниям предаёшься. Покаянные слёзы льёшь… И при этом никак не можешь решиться на главный разговор!
— Да кто ты, собственно, такой, чтобы сметь так разговаривать со мной?! — взорвался Арнит.
Он резко вскочил, в гневе сжимая кулаки. Его тёмные глаза зло впились в стальные глаза Отэпа. Они некоторое время стояли уставившись друг на друга. Точнее, гневный как грозовое море взгляд опального Правителя разбивался о непроницаемый как скала взгляд Солдата. Наконец, Император не выдержал и отвёл взгляд. Советник как-то странно хмыкнул и ответил:
— Я-то? Летучий Певец из Кридона, Солдат-палач, Командир Мэнигской Квадры, Советник Вашего Величества — называйте, как хотите, сир! — всё так же усмехаясь, раздельно и жёстко произнёс Отэп. Подождал немного и прибавил мягче. — А самое главное — друг, который хочет тебе помочь…
Арнит несколько раз пытался вставить какую-то резкость, но Отэп не слушал, всё так же пристально глядя на разбушевавшегося друга. Выдержав паузу, достаточную для того, чтобы остудить пыл собеседника, он без приглашения сел и тоном, не допускающим никаких возражений, приказал:
— Сядь! Поговорить всё-таки придётся… И лучше сейчас, пока мы оторвались от погони, чем потом в спешке! — он, улыбнулся почти как в юности и домашним тоном тётушки Шалук продолжил. — Дураком ты, конечно, бывал страшным. Допускаю даже, что и подлецом. Но трусом — никогда! Не бойся, хороший мой, и сейчас — я пойму…
— Наверное, ты прав… Но, видишь ли, какая беда — я не знаю с чего начать. Много раз пытался… — Арнит, поёживаясь не то от напряжения, не то от внезапного ветра, стал натягивать куртку. — Вот ты меня поддерживаешь, Государем называешь… Да ты знаешь, как я им стал?
— Догадываюсь…
— Это вряд ли… Так вот: я не сверг, а попросту перетравил весь Конвентус и Йокеща, или как его там, тоже! Как травят дворцовых крыс, знаешь ли! И любовался тем, как они один за другим дохнут. А сам, чувствовал себя великим хитрецом и героем, когда занял место Бессмертного Императора.
— Вся эта шайка из Конвентуса заслужила смерть, может быть даже более жестокую, чем приняла.
— Не перебивай Государя, он сам собьётся! — успокаиваясь, хмыкнул Арнит. — Они заслуживали суда. Я истребил их по собственной воле и своими руками. И сделал я это, заметь, не ради справедливости, не на благо Сударба, и даже не исполняя это самое завещание — я тогда о нём и понятия не имел — но исключительно ради власти. Ради обладания короной я отрекался ото всех, кто был мне дорог: Сиэл, тебя, Хаймера… Я развязывал ветки так же легко, как и связывал… И потом, ты же меня знаешь — я получал удовольствие от мести, считая свою безнаказанность проявлением всё той же власти. Так что вот такой я истинный…
— Можно сказать по-другому. Я повторю, сказанное раньше: ты — настоящий Император, если помнишь и осознаёшь всё это. Ты был лишь инструментом в руках судьбы… Я-то знаю, каково это… поэтому понимаю, что случайно, но ты всё-таки исполнил завещание Хопула. И если на твоей совести есть что-то, то Кайниол чист — можешь не бояться! — говоря это Отэп смотрел на медленно наползающее грозовое облако того же цвета, что и его глаза.
— Настоящий или нет, не знаю… Пока что — низложенный… Не могу я так больше! Понимаешь? — выкрикнул Арнит. — Неизвестность, бесконечное и бессмысленное бегство, бездействие — да когда же это кончится?
— Сударб так живёт с первого изгнания дюков, — печально вздохнул Отэп. — Только что у тебя есть возможность и силы бороться с этим злом.
По счастью, его друг не расслышал этих слов. Или предпочёл не расслышать.
— Я — здесь, Кайниол, насколько понимаю — в Шаракоме. Дюки — в этих… — Арнит с трудом вспомнил название. — Немыслимых Пределах. Об остальных и вовсе мало что понять можно. Зато Цервемза в Мэниге… И как из этого выбираться?
— Как всегда с боем и потерями!
— Весело… Слушай, я вот чего понять не могу — как Цервемза докажет свои права на престол?
— Уничтожит завещание и все дела.
— Ни один документ, однажды попавший в секретарский бювар невозможно ни украсть, ни подделать, ни уничтожить… Даже если мой Личный Секретарь перейдёт на сторону Цервемзы, то и он не сможет этого сделать. Самозванец, конечно, может попытаться приписать мои, так скажем, заслуги себе. Но тогда ему необходимо доказать, что последним Йокещем был я. А этого он не сможет сделать.
— А если Узурпатор убьёт твоего Секретаря и назначит на его место своего человека? Об этом ты думал?
— Думал. Только что это даст? Тот или другой Секретарь — это не важно. Всё равно пока я жив он служит мне, — неопределённо сказал Арнит
— Может быть, тогда брат Мренд? Ты не думаешь, что если они заполучат Художника, то в их руках окажется самое грозное оружие против тебя. Ему достаточно рассказать, как, когда и в кого ты был превращён…
— М-да, недурная перспектива. Цервемза умеет брать в оборот. Но понимаешь, какая штука, насколько я смог узнать Мренда — он выдержит… Скорее мой бывший Советник его попросту напоит изрядной порцией огненного зелья. Так для острастки. Чтоб другие посговорчивее были.
— Чтобы добиться желаемого эффекта, ему придётся устроить публичную казнь, а для этого сначала нужно получить Корону…
Опальный Император поглуше застегнул куртку, поднял воротник и стал лихорадочно соображать, как поточнее объяснить свой самый главный страх:
— Тут ещё одна вещь… Или я схожу с ума или за Цервемзой кто-то стоит.
Отэп надолго задумался, глядя на грозовую тучу, приближавшуюся всё быстрее и быстрее, а потом произнёс совсем не к месту и как бы самому себе:
— Странно… Шторм приближается…
— Что тут странного? — раздражённо спросил Арнит.
— Риаталь говорила, что даже на расстоянии чувствует надвигающуюся бурю и отводит её от Стевоса на Пустые Земли, — посмотрев повнимательнее, Советник прибавил. — На этот раз стихия нас не обойдёт. Не случайно это… — буркнул он себе под нос.
Затем рывком открыл сумку и, не глядя, достал коврик. Пёстрое полотнище, обычно послушное своему хозяину, на этот раз вырывалось как живое и никак не желало расстилаться на камнях. Безусловно, виной тому был шквалистый ветер, но даже такая маловажная деталь показалась Отэпу предостерегающим знаком. Воин схватил друга за руку и прокричал ему почти в ухо, с трудом перекрывая быстро нарастающий шум прибоя:
— Договорим после! — и, назвав число шагов, быстро зашагал в обозначенном направлении.
Арнит с неохотой кивнул, и с опаской ступил на коврик, который буквально извивался под его ногами. Едва он сделал второй шаг, как громадная волна с неистовым рёвом обрушилась на то место, где они только что стояли. Не догнав беглецов, стихия с разочарованным шипением поползла обратно. И всё стихло.
IV
Спустя пару часов они сидели у спокойно потрескивавшего костра. Они находились в самой чаще густого бора и с удовольствием уничтожали запасы, собранные им в дорогу заботливой старушкой из Стевоса. Пока вокруг были леса, о провизии можно было не беспокоиться — живности в Сударбе много. Другое дело вино — оно несколько уступало тому, что хранилось в подвалах Рёдофа, но было, безусловно, лучше менигского пойла, поэтому его решили оставить на крайний случай и довольствоваться водой.
Покончив с ужином, они сидели, любуясь отсветами костра и прислушиваясь к ночным шорохам. Арнит огляделся:
— Похоже, здесь мы ещё не бывали.
— Не важно, — лениво ответил Отэп. — Этот лес будет нашим пристанищем лишь на одну ночь, а завтра я отведу тебя в более надёжное место. Давай-ка лучше вернёмся к разговору. Нелепо было бы прерывать его на самом интересном месте. Ты прав, как никогда — Цервемза взялся за дело с неожиданным размахом. Я недооценивал своего бывшего Начальника. Сегодня он нас почти уничтожил.
— Не хочешь же ты сказать, что этот солдафон направил на нас шторм? — несколько неуверенно рассмеялся Арнит, поправляя дрова.
— Не сам, — совершенно серьёзно сказал Отэп. — Твой бывший Советник — лишь кукла в чужих руках, — увидев, что Император ничего не понял, он пояснил. — За ним стоит немалая сила. Последнее время он ничего не делает без инструкций одного мага. Но и тот не смог бы наслать на нас такую бурю. Зато, стоящий за спиной Колдуна, сделал это почти играючи.
— Лоз? — одними губами прошептал Император.
Советник кивнул и неожиданно спросил:
— Что ты знаешь о своём происхождении и о роде Ревидан.
— То есть? — опешил Арнит.
— Что ты можешь рассказать о своих родителях и покойной жене?
— Ты что забыл, при чьём дворе рос?
— Нет, конечно, но всё-таки…
— Я законный сын Стедопа, бывшего Наместника Кридона и его жены Равтеж. Дедом моим по отцовской линии был…
— Достаточно! — прервал его Отэп. — А Ревидан?
— Тут посложнее… — задумался Арнит. — У неё погибли родители, поэтому воспитывалась моя жена у своего дядюшки, то есть Цервемзы.
— Это всё, что тебе известно?
— Вроде бы да…
— А на кого была похожа Ревидан?
— Никогда не задумывался… Типичная смазливая кридонка, — Император замолчал. Заглянул в глубины своей памяти. Обмер. Потом тяжко выдохнул. — Я этого раньше не замечал… Она… Она немыслимо похожа на мою мать. Только резче и вульгарнее.
— А кто внешне больше похож на Цервемзу: ты или твоя жена?
— Вообще-то я… — совсем растерялся Арнит. — К чему ты клонишь? Думаешь, наши семьи находятся в родстве? Ну, так этим в Кридоне никого не удивишь…
— Всё бы так, да только Цервемза — не кридонец. Вся его семья родом из Дросвоскра. Мало того, из Амграманы!
— Тогда я совсем ничего не понимаю…
— А нечего тут понимать… Всё проще, чем трава на лужайке: Ревидан — дочь Стедопа и Равтеж, ты — племянник Цервемзы. Сразу после рождения вас поменяли.
— Зачем?.. — Император ещё надеялся, что его Советник расхохочется или хотя бы подмигнёт.
— Причин тому две, — даже не серьёзно, а мрачно заявил Отэп. — Первая — это был скорее даже повод: дочь не могла наследовать Стедопу, а стало быть, Кридон перешёл бы в другие руки. Но это, не главное. Вторая причина гораздо серьёзнее. Существует древнее пророчество, что когда Сударбский Престол займёт подменыш — будут уничтожены дюки и вернётся Лоз. Правда и то, что вторая часть предсказания гласит: если подменыш не женится на той, кого подменил… Тогда дюки, смогут вернуться, и Рассыпавшийся будет окончательно уничтожен. Кажется, Старик толком не знал, кто из двух твоих женщин, дочь Равтеж. Поэтому к Сиэл пришли мы, а Ревидан была отдана в обучение одной отвратительной тётке, кстати, давно о ней не слышал, обучавшей девочек самой страшной магии в обмен на полёт их сердца. Никто не ожидал, что твой выбор падёт на одну из лучших учениц старой ведьмы.
Арнит замолчал тяжко и надолго. Потом спросил:
— Погоди-ка… Откуда ты знаешь об этом пророчестве?
— Понимаешь… Когда меня забрали в Квадру — я сильно пришёлся по душе нашему Главному. Он у тебя ещё Предсказателем был, а до того — у Стедопа.
— Грейфу Нюду? — опешил Император. — Ну, этот совершенно безопасен. После того неудавшегося переворота, помнишь? Он сбежал из дворца через ворота для слуг… Так что…
— Не знаю. Не знаю… Он не так прост, чтобы сделать это случайно, — Отэп скептически помотал головой. — Так вот… Грейф Нюд считал, что ему нужно доверенное лицо из солдат… Для этой цели он выбрал меня… И вот однажды обмолвился он о некоем предсказании, которое, де, сделает его выше всех Наместников и даже самого Императора. Я молчал… Ты-то знаешь, как я это умею. С чего ему взбрело в голову откровенничать — неизвестно. Вероятно, считал, что с потерей дара и собственной воли, я потерял и разум. А я тогда уже, знаешь, каким-то внутренним чутьём понимал, что мне пригодится каждое его слово. Против него же. Любовь в моём сердце была убита, как мне казалось, навсегда… Зато ненависти было, хоть отбавляй. Холодной такой… И вот дождавшись момента, я начал рыться в его бумагах и нашёл старинный манускрипт, на который он так надеялся.
Арнит слушал его и всё смотрел на огонь. Молчал. Яркие сполохи сменились тихим мерцанием. Потом и оно стало затухать. И лишь тогда, когда в кострище остались только тлеющие угли, Император произнёс:
— Ну что же… Выходит, я выполнял волю судьбы? Говорят она не худший повелитель… — он опять задумался. Потом прибавил. — Но если, я женился на подменённой, то чего же добиваются Цервемза, Грейф Нюд или кто там ещё? Предначертанное исполнится, хотят они этого или нет.
— Думаю, Цервемза похож на куклу, которая переходит от хозяина к хозяину. Только кукла эта злая и сама пытается управлять кукловодом… Поэтому он должен, во что бы то ни стало, уничтожить вас с Кайниолом, но главной его целью будет, безусловно, Грейф Нюд. Насколько я знаю, твой бывший Советник давно находится у почтеннейшего господина в рабстве.
— Это я уже понял. Ну а Предсказателю-то чего от меня нужно? Если то пророчество верно, то какой прок меня свергать, убивать и так далее?
— Ну, во-первых, просто из удовольствия. А, во-вторых, и это уже серьёзно — он надеется подменить тебя Цервемзой.
— Знаешь, Старик совсем обезумел, если считает, что можно исправить свершившееся пророчество… И потом, ему то что: ну перебьёт он нас. Ну, вернётся Лоз… А дальше? Все же погибнем…
— Судя по предсказанию — не все. Грейф Нюд надеется исправить пророчество, воспользовавшись одновременно и завещанием Хопула и тем самым манускриптом.
— Это как же? Лошадь и козу вместе не запрягают!
— Да всё просто, как ты и говорил… Императора Арнита объявят последним Йокещем. И всё! Цервемза окажется и подменышем и исполнителем завещания одновременно… — сочтя разговор законченным, Отэп улёгся прямо на траве и начал кутаться в плащ. — Давай-ка спать!
Наутро, Арнит встал раньше, чем обычно. Потихоньку встал и побрёл по просыпающемуся лесу. Императору не верилось, что всё это происходит с ним. Ещё вчера они были в Стевосе… Сиэл и тапямь путались в его ещё не до конца проснувшемся мозгу. На любой синеватый отблеск сердце Арнита отзывалось воспоминанием о златоглазых лежбиках… Да ещё и предсказание это… Что теперь делать и как возвращать отобранное?
Прогулявшись, он решил возвратиться, пока Отэп не хватился. Не дойдя до поляны, где они устроили бивак буквально несколько шагов, Арнит вздрогнул от странного шороха за спиной. Машинально вытаскивая клинок, он обернулся. Слегка раздвинув ветки, на него глядел умиравший от смеха Кайниол. Тоже с мечом в руках.
— Это было бы забавно, если бы мы друг друга сейчас с перепугу перебили, — усмехнулся Император, убирая меч и протягивая Наследнику руку.
Юноша тепло ответил на рукопожатие, но смеяться продолжил:
— Ага, то-то Цервемзе радости было бы!
ДВЕ КЛЯТВЫ
I
Мрак вокруг стоял непролазный, но путник был высок и крепок, поэтому бесстрашно продирался через него, находя дорогу наощупь. Он точно не знал, куда держит путь, но был уверен, что должен дойти до конца этого бесконечного тоннеля и что от дальнейших его решений зависит не только его жизнь. Юношу не оставляло чувство, что сзади крадётся некто, в любой момент готовый напасть. Отступать было поздно, да и незачем — впереди показался просвет. Парень сделал последний рывок и с облегчением шагнул в зал, озарённый тёплым сиянием четырёх гладиолусов, паривших над полом. Здесь было безопасно. Тёмным оставался лишь проход, нехотя выпустивший его на свободу. Душная мгла сгущалась у порога, готовая в любой момент наползти на человека и поглотить его. Парень стоял, сжав кулаки и бестрепетно смотрел в чёрный провал, который с презрением глядел на свою будущую жертву, забавляясь её нелепым бесстрашием. Безглазое зло знало, что, хотя оно побеждено, нет в мире смертного, который сумеет выдержать взгляд пустоты. Человек понимал, что не имеет права ни отвести, ни опустить глаза. Поединок продолжался секунда за секундой и вечность за вечностью… и вдруг живой мрак дрогнул и отступил, превратившись в обычную ночную мглу…
— Твоя битва выиграна! — мелодично изрекла статная Дама в Жёлтом, заслонив собой темноту. Потом спросила. — Помнишь ли ты, юный Рёдоф из Мэниги, свою детскую Клятву?
Он обратил к говорившей загорелое открытое лицо и энергично кивнул.
— Помню… Дивная Госпожа! — тихо прошептал он и улыбнулся.
Четверо уже являлись ему в раннем детстве, правда, случилось это настолько давно, что казалось даже не сном, а лишь его следом. Тогда мальчику показали его дальнейшую дорогу, поначалу казавшуюся бесконечно длинной, а потом просто долгой. В те же поры Рёдоф присягнул на верность Дивным Господам, как обращался к ним тогда. Даже про себя он не решался назвать Творящих и Хранящих настоящими именами. Потом из его жизни и памяти стиралось многое, но не эта Клятва…
— Сможешь ли ты выполнить её? — раздался голос Кавалера в Красном.
Не смея открыть рта, молодой человек, лишь поклонился.
— Даже если единственной наградой будет возможность возвращения после гибели? — удивилась его решимости Дама в Белом. — Да, может быть, ещё память…
Рёдоф, безмолвно подтвердил её слова.
— По доброй ли воле ты дал свою Клятву? — усомнился Кавалер в Синем. — Да и не слишком ли поспешно?
Юноша лишь задорно улыбнулся.
— Тогда, — одновременно заговорили нежданные гости, чьи голоса перетекали один в другой, как воды чистого ручья, — быть тебе Садовником. Возьми эти восемь луковиц — всё, что осталось от смелых дюков, погибших в битве с Лозом. В память о нас посади четыре из них в Тильецаде, оставшиеся — в Мэниге. Береги их, чтобы они хранили Сударб.
— Сберегу! — поклонился Садовник.
— Этот мальчик добр и смел… Но одному ему будет не справиться! — обратились Дамы к своим Спутникам.
— Мы дадим ему в подмогу друзей — Давших Клятву и Хранимых Вечностью. Тех, кого он узнает через годы и века… — единым голосом ответили Кавалеры. — . Вот Художник Оделонар из Шаракома. Его картины смогут оживать и оживлять.
К Рёдофу подошёл сухопарый человек, неуловимо напоминавший брата Мренда. Только совсем молодой.
— А это — Волшебник Кинранст из Ванирны. Он сумеет в одиночку противостоять самым сильным магам. А главное, проложит дорогу из будущего в прошлое и из прошлого в будущее.
Нескладный юноша, робко улыбаясь, направился к Художнику и Садовнику, задевая полой мантии всех подряд.
— Запомни этих двоих, ибо именно они помогут вернуться дюкам.
Ещё несколько мужчин и женщин были представлены друг другу. Отчего-то их лица не запечатлелись в памяти. Наверное, так было нужно…
— Почему вы предложили эту службу именно нам, Дивные Господа? — несколько неуверенно спросил Садовник.
— Вы лучшие из Мастеров, — ответствовала Дама в Жёлтом.
Кавалер в Красном добавил:
— Одному из вас предстоит поединок, и едва ли не самая важная победа в грядущей войне.
— Или сокрушительное поражение… — печально прошептала Дама в Белом.
Затем Четверо закружились в странном танце, превращаясь в радужный вихрь и удаляясь от своих Избранных. Откуда-то издалека донёсся голос:
— Сейчас вы забудете о нашей встрече, но не о предназначении. Память вернётся ко всем одновременно через многие столетия, когда в том будет нужда. Ступайте, Вечные! И помните: обретённого не отнять!
II
Рёдоф проснулся ещё до восхода, толком не понимая, где находится и что вообще происходит. Повернул голову. Увидел мирно спящую Шалук. Успокоился. Потом задумался, с тревожной радостью вспоминая сон:
— Значит, пришло то самое время… Эх, пораньше бы! Хотя бы на пару месяцев… — сказал он загадочным тоном и сел на кровати. — Интересно, это только со мной происходит, или остальные…
— Остальные, хороший мой, видели то же самое… — пробормотала Шалук.
— Ты-то откуда знаешь? — опешил Рёдоф.
— Неужели, хороший мой, ты за столько лет не вспомнил моего лица? — прыснула женщина. — А ведь уже тогда мы стояли рядом…
Хозяин гостиницы смущённо почесал затылок, тщетно напрягая память, но не нашёл там никого, кроме невысокой кругленькой девчонки, украдкой хихикавшей каждый раз, когда она бросала на него взгляд. Рёдоф озадаченно поднял глаза на Шалук и вдруг увидел, как сквозь её нынешнее лицо пробивается то — задорное и молодое. Он ласково обнял её. Потом встал. Собрался. Снова улыбнулся. Тяжко вздохнул. Нацепил маску дежурной вежливости и направился на кухню. Обычно хозяйственные хлопоты несколько отвлекали от тяжких раздумий. Однако странный сон окончательно выбил Рёдофа из колеи. Нужно было собраться с мыслями… Легко сказать! Вроде бы он всё делал правильно…
В первые же дни после переворота он по собственной воле предложил сотрудничество новым властям, которые всё-таки захватили город. Более того он написал доносы на всех своих бывших постояльцев, а так же на собственного сына и его пасынка, не забыв указать предполагаемое их местонахождение. Поначалу цервемзины ставленники были удивлены резкой переменой в характере старого бунтаря. Однако, поразмыслив и посовещавшись, они решили, что тот взялся за ум, а нормальный кров и хорошая еда никому не помешают. И Рёдофа оставили в покое, то ли ожидая от него новых сведений о беглецах, то ли рассчитывая на серьёзные скидки.
В отличие от подчинённых, Узурпатор долго сомневался в искренности своего нового приверженца и требовал всё новых подтверждений его верноподданнических чувств. Для начала Правитель потребовал переименовать гостиницу. Затем приказал очистить прилегающий к ней сад от запрещённых цветов, заменив их вполне разрешённым оньреком. И наконец повелел уничтожить того самого кота.
Рёдоф всё выполнил беспрекословно. Гостиница теперь называлась "Побеждённый гладиолус". Правда новая вывеска была написана теми же буквами, что и предыдущая, поэтому завсегдатаи ничего не заметили. Те же, кто был повнимательней, прежде всего, видели перед названием, собственноручно выведенную Хозяином, заковыристую виньетку, в которой явственно просматривалась ехидная частица не.
Со вторым требованием Мэнигский Садовник справился за считанные часы — не впервой ему было прятать гладиолусы на самом видном месте. Чахлики же он разводить не стал, с самым искренним выражением лица заявив цервемзиным посыльным, что высадил, однако, вероятно, почва в его саду сильно отравлена, с позволения почтеннейших господ сказать, гладиолусами, поэтому правильные растения на ней смогут прижиться далеко не с первого раза. Ему и самому жалко, что так выходит… Но, мол, всенепременнейше к следующему году всё будет исполнено. Нет, он, конечно, может постараться и сейчас, но рук-то у него всего две, ну, ещё у Шалук столько же… Короче, если дело не терпит отлагательства, тогда придётся закрывать единственную на данный момент приличную гостиницу в городе, а где же почтеннейшие господа будут ночевать и столоваться?.. Не на задрипанных же постоялых дворах где-то на выселках, правда?
Что до третьего приказа, то тут на помощь пришёл, тайно задержавшийся в "Гладиолусе" Волшебник, которому было достаточно щёлкнуть пальцами, чтобы старая половая тряпка тётушки Шалук превратилась в громадную чёрную кошачью шкуру. Ужасающе-истерзанный вид этого трофея должен был окончательно убедить Цервемзу в том, что его супостат не просто уничтожен, а исказнён самой лютой и безжалостной смертью. Тийнерета даже передёрнуло — до того натурально выглядели его останки. Кот долго шипел и выпускал когти, а потом гордо задрал роскошный плюмаж и испарился. Можно было не сомневаться, что такого оскорбления его мохнатая душа не простит никому и никогда, и при первом же удобном случае пушистый рыцарь отомстит Цервемзе жестоко, вдумчиво и последовательно.
Доносы же на близких Рёдоф писал настолько противоречивые, что их даже не стали проверять. По крайней мере, пока… Что можно ожидать от выжившего из ума чудака, столько лет бывшего противником здравого смысла?
Надо сказать, что маска предателя смущала Рёдофа меньше всего. Конечно, большинство амграманцев было уверено, что Хозяин "Гладиолуса", неудавшегося или непобеждённого, ведёт хитрую игру, тем более что приблизительно в то же время перевоспитались бабушка Дьевма, Никбелх и даже старичок-Лекарь.
Даже постоянная тревога за близких, в ночь переворота предупреждённых Отэпом и за какой-то час рассредоточившихся по труднодоступным уголкам Сударба, постепенно вошла в привычку. Тем паче, что коты знали своё дело, исправно доставляя почту из конца в конец Империи. Как им это удавалось, не знал никто… Коты есть коты! А ещё были птицы, которых Лоциптев, иногда рассылал с вестями по тайным убежищам.
Рёдофа удручало другое… Гостиница была переполнена. Постояльцы платили щедро и в срок. Только вот публика изменилась: вместо весёлых и шумных компаний, целыми вечерами горланивших залихватские площадные куплеты и затихавших послушать старинные баллады, за столами теперь ютились скучные сумрачные группки, молча уничтожающие еду и выпивку. И лишь изредка над общим залом раздавались песни — не солёные и задорные, не меланхоличные и плавные, а нестройные и заунывные.
Но даже и это было не самым страшным — постояльцев Хозяин на своём веку повидал всяких, а вот то, что его вино перестало возвращать пившим разум и веселье, дурманя их как любое другое пойло… — пережить было сложнее. Рёдоф даже подумывал, что забыл свой винодельческий секрет… Правда, друзья, регулярно требовали, чтобы с любой оказией им прислали бутылочку-другую. "Значит, дело не в вине, — думал он. — Просто люди разучились радоваться, и стали привыкать к постоянному страху! Плохо…"
В результате за день Рёдоф уставал так, что к ночи буквально валился с ног. Едва дотащившись до постели, он моментально проваливался в пустоту…
И вдруг… этот сон!
III
…Молодой человек, гонимый страхом, даже и не пытался противостоять взгляду мглы. Он сделал шаг, и с содроганием вырвавшись из светлого круга, оказался в пустой и невероятно пыльной комнате. Юноша покорно склонил голову и прислушался к еле различимым словам, доносившимся как будто из небытия:
— Страх и властолюбие мне нравятся! — произнёс бесцветный голос. — По своей ли воле ты, Грейф Нюд из Шаракома, перешёл на мою сторону?
— Да, Повелитель!
Пыль лениво всколыхнулась:
— Чем ты можешь заплатить за право служить мне?
— У меня ничего нет, но я молод… — он не успел договорить.
— Принимаю твой залог! — голос, до этого шелестевший как бумага, загремел так громко, что у юного Нюда всё поплыло перед глазами. — В обмен на Вечность… Отобранного — не вернуть! Ты никогда не сможешь даже помыслить о том, чтобы свернуть с избранной дороги! Если всё же отступишь или даже оступишься… — нет в мире той мýки, которую ты не претерпишь в наказание!
— Я один не справлюсь…
— Друзей тебе не нужно, чтобы не сговорились против меня. Зато рабов я дам, сколько захочешь… Бояться же тебе не стоит никого, кроме Садовника, одного из рабов тех… — голос на мгновение дрогнул. — Четырёх. Впрочем, и он не будет опасен, если сумеешь с ним договориться. По-прежнему ли ты согласен?
— Если, конечно я получу достаточно власти…
— О-о, её будет столько, что ты не будешь знать, куда девать… — прошелестел голос.
— Да, Повелитель… — трудно вымолвил раб.
— Отныне ты станешь могущественным Колдуном, научишься отнимать у людишек силу, данную Четырьмя, и уничтожать самую память о том кем, как и для чего твои рабы были созданы.
Громадная туча едкой пыли окутала Грейфа Нюда, так что тот едва не задохнулся под её тяжестью. Ему посылалось, что из самой облачной сердцевины раздался злорадный холодный смех.
Прах рассеялся…. На месте, где недавно стоял юноша, остался Старик…
IV
Грейф Нюд с трудом разлепил глаза и потом ещё долго оставался в постели, пытаясь прийти в себя. Старик никак не мог избавиться от ощущения, что нарушил клятву. Он всего лишь неверно истолковал пророчество, только Повелителю это будет безразлично… Накативший ужас заставил лихорадочно думать:
"Одна подмена не удалась, но кто мешает подменить Императора, вольно или невольно исполнившего завещание Хопула, этим ничтожеством — Цервемзой? Потом уничтожить арнитова ублюдка, а дальше всё заскользит как по льду.
Я — единственный Вечный, значит, пройдут многие сотни, а может быть, и тысячи лет, прежде чем я уйду в Дальний Мир… И всё это время смогу упиваться своей безнаказанностью, свободой и властью! Толпы тупых беспамятных рабов будут исполнять любую мою прихоть. А потом я мольбами или обманом получу обратно молодость, оставленную великому Лозу в залог. И стану наслаждаться тем, чего был лишён на столь долгий срок! Отобранного — не вернуть… Ну, так что ж с того! Повелитель ничего у меня не отнимал: и юность и душу я отдал ему по своей воле… А даже, если он ничего не отдаст — не велика потеря! Старость имеет свои преимущества…"
V
Цервемза был, наверное, единственным, кто в эту ночь спал без снов. Зачем они человеку, который не желает у них учиться и даже не умеет толковать? Несмотря на это Узурпатор проснулся совершенно разбитый, не в духе, да ещё и с дурными предчувствиями. У него безумно болела голова, впрочем, это Самозванец списывал на изрядную порцию мэнигского пойла, позорившего гордое имя вина. Он потребовал одеваться. Выбранил, мгновенно появившихся, слуг за нерасторопность. Одного, кажется, приказал казнить. А, может быть, и нет… Стоило ли обращать внимание на подобные мелочи, когда впереди маячило исполнение мечты всей его жизни?
Чего хотел Цервемза? Свободы, власти и безнаказанности. Настолько полной, чтобы любое его действие злое или доброе, любой приказ мудрый или дурной принимались и исполнялись беспрекословно. Это было глупо… Узурпатор и сам не мог толком объяснить, зачем ему — одинокому и богатому — всё это:
"Я настолько устал от бесконечного подчинения, угроз со стороны Грейфа Нюда, Равтеж, Арнита и даже Ревидан, что мне необходимо избавляться не только от тех, кто остался в живых, но и самой памяти о них. Разве кто-нибудь из них понимает, что нет ничего более обидного, чем достичь предпоследней ступени и там остановиться…
Сколько лет я растил орудие мести всей этой кридонской шатии! Оказалось, совершенно напрасно — Император получился. Слишком уж много он занимался своей душой, и слишком мало — поддержанием в Империи железного порядка. Всё необходимое для подчинения сударбцев, было сделано задолго до появления Арнита на свет. Казалось бы… — бери и пользуйся в своё удовольствие! Так нет же — Истинному Императору понадобилось всё это разрушить в одночасье… Счёты он, видите ли, сводил. Со всеми разом: с Конвентусом, дюками, да и со мной тоже… Теперь и вовсе с бунтовщиками спелся. Интересно, а как бы он запел, если бы узнал о своём происхождении? О том, что он не имел никакого права даже на Кридонский престол…. Наверное, Арнит как всегда начал бы изворачиваться и придумывать способы устранить меня со своего пути. Теперь никто не посмеет преградить мне дорогу! Ни ученик, ни его ублюдок… — Цервемза яростно сплюнул прямо на ковёр. — Довольно! Теперь именно я буду единолично править Сударбом столько лет, сколько мне отпущено. В нашем роду, те, кто умудряются уцелеть — долго живут!
Для этого нужно провернуть ещё одно дельце — убрать Грейфа. Этот Старик слишком много о себе возомнил… Он даже не скрывает, что принадлежит к так называемым Вечным. Тоже важность! Значит, и в этом Арнит ошибался — есть оно, бессмертие-то! И напрасно Колдун думает, что его рабу неизвестно о пророчестве — от проницательного взгляда Законного Императора не скрывался ещё никто! Не всё ли равно Лозу, кого награждать, если цель будет достигнута? Может и мне немного бессмертия перепадёт… В конце концов, никто до меня не сумел уничтожить ни одного дюка. А я, вот, смог! И даже двоих… Так что Грейфу Нюду тоже пора собираться в Дальний Мир…"
Цервемза краем глаза проглядывал громадную стопку документов, в основном смертных приговоров, которые теперь не прикрывались, как при прежних Императорах стыдливым названием актов о поучении неправых, но пока ещё требовали резолюции Императора. Пышный розовощёкий Анактар услужливо подававший листок за листком, выглядел настолько комично, что Правитель соизволил милостиво улыбнуться. Он полагал, что таким образом подбадривает нелепого человечка. Секретарь же перетрусил не на шутку. Цервемза, тем временем, снова принялся рассеянно перебирать бумажки.
"Что за нелепость? Как будто Секретарь не в состоянии сам засвидетельствовать десяток-другой документов! Только от дел отвлекает…
Второй месяц, как я занял Престол, а ни Арнит, ни этот… Кайниол, ни один из их сторонников, кроме того кошмарного кота, не то что не уничтожены, но даже не арестованы… А всё потому что мои солдаты вынуждены бездействовать. Видите ли, Старик считает, что нужно выждать время. Он всё время что-то считает, предполагает и командует. Всеми. Мной, солдатами и даже поварами… Помощи от него никакой — одни капризы. Сколько же ещё ждать? Ну, хоть бы беглого Художника схватили. Или, скажем, мальчишку из бывшей Квадры… Кстати говоря, мною же и приговорённого! На этот раз они так легко не отделались бы… Но даже этого Старик сделать не может! Ходит тут, маячит, пугает… А я его больше не боюсь… Всю жизнь боялся и подчинялся. Рабом себя считал… Надоело! Теперь Престол мой! Колдун сам этого хотел, выхаживал меня, дорогу расчищал… Теперь дело за малым — найти приличный повод и казнить. Да ещё и публично.
А вдруг он и вправду может мне как-то навредить? Не зря же его боялся весь Кридон… Да и Квадры по струнке ходили…"
— Почтеннейший господин Советник просит Ваше Величество уделить ему несколько минут вашего драгоценнейшего времени! — слащавый голос бесшумно появившегося слуги заставил Цервемзу вздрогнуть.
— Этого только не хватало! — еле слышно буркнул Правитель.
Он на секунду представил себе эти несколько минут, которые выльются во многие часы поучений и разглагольствований об императорских обязанностях. Как же это раздражало! Правитель чуть не взорвался, но вовремя спохватился и в тон слуге ответил:
— Увы, как видишь, я занят. Так и передай почтеннейшему господину.
Слуга, сделал акробатический этюд, каковой, по его мнению, должен был изображать многочисленные почтительные поклоны. И исчез. Как показалось Цервемзе, не доходя до двери.
Однако не успел он облегчённо вздохнуть, как слуга, вычурно кланяясь, снова появился чуть ли не на середине комнаты:
— Простите, сир, почтеннейший господин Нюд, настоятельно просит его принять.
— Пошёл прочь! Если, конечно, не хочешь быть обвинён в оскорблении Императора. А ты ведь этого не хочешь, правда? — прошипел Цервемза, и добавил и спокойно. — И передай моему Советнику, пускай идёт в свои покои. Если я буду нуждаться в его услугах, то сам вызову. А до тех пор пусть не смеет попадаться на мои августейшие очи!
V
Не успел Цервемза перевести дух и снова взяться за бумаги, как дверь кабинета распахнулась с такой силой, что сорвалась с петель и с грохотом упала, едва не задев Секретаря. На пороге появился разъярённый Грейф Нюд.
— Пш-ёл отсюда! — цыкнул он на Анактара.
Секретарь засуетился и, рассыпая бумаги, попятился к выходу. Когда его топоток затих в глубине коридора, Советник, не ожидая разрешения, уселся в самое удобное кресло. Потом едва заметным движением ладони восстановил дверное полотно и вернул его на прежнее место. Помолчал, любуясь результатом своего труда. Повернулся к Императору и мягким, как дыхание смерти голосом осведомился:
— Значит, вы, сир, настолько заняты, что не можете уделить даже несколько минут своему недостойному слуге?
Цервемза сидел, сгорбившись и свесив руки на колени. И молчал…
— Молчишь, значит! — Грейф Нюд гневно возвысил голос. — Ну-ну. Молчи. Так даже лучше. Ты, дражайший Император, ничего не перепутал? Господин пока что — я! А ты — раб, которого я направляю, куда считаю необходимым. Взбунтоваться решил? А может быть, Ваше Законное Величество напомнит мне старику забывчивому, кто это совсем недавно валялся у меня в ногах и умолял о пощаде, а потом клялся в вечном послушании?
Цервемза застыл как каменное изваяние. И молчал.
— Ты! А кого я столько раз вытаскивал изо всяких передряг? Тебя! Кому жизнь спасал? Выхаживал? Помогал наверх карабкаться? Тебе! А теперь ты пытаешься со мной, как со слугой обращаться? Так вот запомни на будущее: ты — не Арнит, от которого мне приходилось сносить и насмешки и прямые оскорбления! Ты — его дядя и воспитатель, а кроме того — убийца его родителей!
Цервемза безмолвствовал.
— Знаешь, как поступают с непокорными рабами? — Старик перешёл на шелестящее шипение. — Полагаю, что знаешь!
Цервемза сидел, низко опустив голову и, казалось, не слышал бушевавшего Колдуна. А тот продолжал:
— Так вот… Я на всякий случай напоминаю, кто здесь главный, а кто будет подчиняться, если не хочет быть уничтоженным… И надеюсь, что в следующий раз мне не придётся открывать дверь столь экстравагантным способом… А теперь вот что…
Он не договорил, потому что Цервемза, наконец, поднял голову и тихо спросил:
— А не желает ли, любезнейший господин Советник повторить свою прогулку, совершённую пару лет назад?
— Какую ещё прогулку? — опешил Старик.
— Ну, как же! Выйти через ворота для слуг и направиться через площадь в неизвестном направлении? Полагаю, что теперь тебе нужны будут помощники, — Император усмехнулся. — Я, конечно, не настолько силён в колдовстве, чтобы так эффектно входить. Но поверь мне, что у моих солдат достанет сил, чтобы картинно выпроводить тебя. А дальше найдутся люди, которые проследят за тобою до дома и даже помогут перепутать кувшин с твоим пойлом, возвращающим память, с каким-нибудь другим… Скажем, полутора дней огненного зелья тебе вполне хватит и чтобы одуматься и чтобы умереть, правда? Насколько я знаю, ты — Вечный. Вечный, но не бессмертный же? — Цервемза выдержал небольшую паузу. — Впрочем… Я легко справлюсь с тобой при помощи этого, — он вытащил из-за пояса небольшой стилет.
Теперь молчал Грейф Нюд. Правитель меж тем продолжал:
— Почему-то мне кажется, что мы вполне можем обойтись без столь жёстких мер… — он встал и прошёлся пару раз вдоль стола. — А теперь я постараюсь ответить на твои вопросы. На все. Даже на те, которые ты не успел задать. У меня прекрасная память. Соответственно, я помню всё: и как ты спасал меня, и как лечил всё это, — он провёл рукой по лицу. — И как продвигал меня, тоже помню… Но я не могу забыть и другое: как ты унижал меня и подставлял… Рабства своего и страха забыть не могу! Да, почти сорок лет я был твоим слугой — не таким преданным, как тебе бы хотелось, но и не таким коварным, как ты заслуживаешь. Ты всегда считал меня дураком… Я и сам так думал… — Цервемза уселся на край стола и, качая одной ногой, продолжил. — Надоело! Вот теперь подумай ты, бывший Императорский Предсказатель: почему я предложил тебе свои услуги в ранней юности, когда у меня не было ни одного повода тебя бояться? Не знаешь! Ну, так я тебе подскажу… Ты перешёл на сторону Лоза по своей воле, а я по своей. Не ожидал? А было именно так. Правда, — он несколько подался вперёд. — Я не приносил никаких присяг, поэтому ничего не смогу нарушить. Не смотри так — я знаю всё и о твоей клятве и о пророчестве, которое ты не сумел исполнить. Откуда? Знаю и всё! Ты думаешь, Рассыпавшийся не предусмотрел других путей своего возвращения?
Впервые за многие столетия Грейф Нюд почувствовал себя беспомощным. Заметив это, Цервемза удовлетворённо ухмыльнулся и продолжил добивать Колдуна:
— Слушай меня предельно внимательно. Задачи у нас несколько разные: я хочу помочь Лозу возвратиться, и получить за это награду, а ты — избежать наказания и сохранить свою жизнь. Ты можешь спросить, почему я возомнил, что справлюсь. Тут всё просто. Вспомни-ка, господин долгожитель, был ли на твоей памяти хоть один человек, который своими руками убил дюка? Вот то-то! А на моём счету двое… Да и уничтожение Тильецада тоже моя заслуга. Так что Вечности и власти над этим миром заслуживаю я, а не ты…
Старик хотел что-то ответить, но у него пересохло в горле. Узурпатор продолжал издеваться:
— Не бойся, если будешь послушен, я так и быть замолвлю за тебя словечко… — он перевёл дух, а потом и прибавил деловым тоном. — Ты ненавидишь меня. Я — тебя. Но вцепиться в глотки мы успеем позже… Пока что мы нужны один другому — слишком уж большая сила противостоит нам. И действовать необходимо сообща. Поэтому я предлагаю вот какой план…
Он привычно огляделся и, наклонившись к Грейфу Нюду, начал что-то тихо объяснять. Тот испуганно кивал, изредка и с опаской вставляя свои замечания. Когда всё было решено, Законный Император встал:
— Ты просил об аудиенции? Ты её добился, — он сделал глумливую паузу. — Я, конечно, мог бы взять с тебя клятву… Но мы служим не на той стороне, где ценятся присяги во имя Четверых. Да и вообще… Помнится, где-то я слышал, что со слугами ветки не связывают, а просто повелевают?
VI
Новый Правитель знал страну гораздо лучше своего предшественника. Поэтому принялся за дело с тем размахом, какого заслуживала, по его мнению, Империя. Не рискуя больше опираться только на магию, в которой мало смыслил, Цервемза решил наводить порядок по старинке: при помощи оружия и страха. Получалось у него это настолько хорошо, что вскоре времена набора в Императорские войска и Квадры стали казаться сударбцам едва ли не учебными манёврами.
По всему Сударбу разом двинулись войска. В отличие от Квадр, они не занимались беготнёй за одной птицей, сбивая всю стаю. Иными словами, волшебников, не желавших помогать Правителю, больше не исправляли. Их уничтожали. Правда, по официальной версии, бунтарей отправляли в тюрьмы. На самом же деле несчастных волшебников просто вывозили из города, а дальше никто и никогда их больше не видел. Поговаривали, что их травили ядом или приканчивали мечами.
Дальше — больше. Ни в чём не повинных людей арестовывали и под пытками заставляли признаваться в самых немыслимых преступлениях против Короны и Императора.
Были возрождены публичные казни. Огненное зелье уже не называли воспитательным средством. Над площадями почти никогда не затихал крик несчастных…
Цервемза сдержал слово. Наверное, впервые за всю жизнь. В стране воцарился террор. Пощады не было. Никому.
КОНЕЦ И НАЧАЛО
I
Когда Кутерб был совсем молод, в его сны стала приходить дюкса. Та и единственная. Она была грациозна, как птица и так же юна, как и избравший её дюк. А ещё она должна была петь и танцевать изящнее и лучше всех в Немыслимых Пределах. Лечить и возвращать Приходящая должна была тоже прекрасно. Она должна была стать самим совершенством. Вскоре дюк уже видел свою будущую жену так же отчётливо, как и своих соплеменников. Потом они стали перемалчиваться обо всём на свете. Каждую ночь юноша нетерпеливо ждал её появления, чтобы сделать ещё один шажок навстречу. Кутерб был осторожен и терпелив, чтобы не спугнуть и не потерять избранницу. И вот настал день, когда нужно было вывести Снившуюся в явный мир. Оставалось сделать совсем немногое — окликнуть её по имени, а потом взять за тёплую уже руку и продолжить жизнь вдвоём…
… Кутерб посмотрел на неё и ничего не сказал. Ни на безмолвном наречии, ни на явном. Робость молодости была тому причиной или страх, но он не произнёс имени, звеневшего в мозгу и отдававшегося ударами сердца. Он стоял и молчал. Она безмолвствовала. Оба долго смотрели друг на друга. Потом, Неназванная печально улыбнулась. Повернулась и начала удаляться и удаляться, пока совсем не исчезла. Навсегда.
Кутерб заворожённо смотрел, как уходит его судьба, медленно растворяясь в сгущающемся тумане тяжёлого сновидения… Потом, опомнился. Попытался броситься вдогонку. Но… если дюксы могут один раз пересечь границу между сном и явью, не повредив тончайшую ткань, разделяющую эти два мира, то дюки слишком тяжелы для этого. Напрасно потом каждую ночь он звал Исчезнувшую по имени. Она больше е приходила в его сны. Со временем дюк привык к тому, что никто не продолжит его. Ни одна дюкса не придёт в сны и не заменит ту — Безымянную. И в Дальний Мир он уйдёт один… Встретятся ли они там? Или века одиночества продлятся такой же пустой Вечностью? Кутерб не знал… Так же, как и о том, что сталось с той, которой не привелось встать с ним рядом…
Он никогда не рассказывал об этом, хотя и во сне и наяву упрямо продолжал звать и звать Несбывшуюся. Помочь тут никто не мог… Временами Кутербу казалось, что дюкса, так нелепо ушедшая из его жизни, очень похожа на вдову Превя. Наверное, поэтому глава горного клана всегда смотрел на Илсу со всей силой несбывшейся и несбыточной любви.
II
Рано или поздно все, даже дюки, стареют. Волосы их постепенно седеют, да ясный свет, льющийся из глаз, сменяется спокойным пламенем опыта и покоя. Да и сама их смерть совершенно не похожа на то, что происходит с людьми: даже кладбищ у них нет. Погребальный обряд существует только для тех, кто погиб в сражениях. Просто, когда однажды истекает срок жизни — старики уходят из мест, где живёт их клан, и отправляются в Замок — так длиннолицый народ называет тот предел Дальнего Мира, где проводит остальную часть вечности, став Хранителями. Дюковские легенды гласят, что попавшие туда снова обретают молодость и силу и живут в счастье и достатке.
К смерти дюки относятся с философским почтением, как к факту жизни. Неизбежному, значимому, печальному и даже торжественному, но… всего лишь факту… Умирают они несуетно — без болезней и страданий, точно зная время своего, как они говорят, Ухода. Завещания в их народе не приняты — всё, чем они владели при жизни — посмертно переходит в распоряжение клана. А наиболее дорогие вещи — так сказать, вещи с историей — раздают самым близким друзьям. Потом находят место, откуда хотели бы начать Путь.
Дюксы, со временем становятся настолько единым целым с мужьями, что и в Замок они отправляются вместе. Крепко взявшись за руки, как в самый первый день, когда их ручьи слились в один.
Закончив свои дела, дюки собирают клан, из которого вышли, и отдают ему свою последнюю дань — созданный ещё во младенчестве Круг Справедливости, оставляя себе Имя, Речь и Щит. Имя — чтобы сохранить часть себя в истории народа. Речь — чтобы иметь возможность приходить к живущим в пророческих снах. Щит — чтобы хранить границы обоих миров от вторжений из Тёмных Пределов.
И ещё один самый последний дар оставляют старики соплеменникам — прощальную песню, становящуюся частью Великого Гимна, с помощью которого дюксы возвращают отобранное, а дюки — восстанавливают разрушенное. Постепенно эта песня превращается в сияние, в котором теряются Уходящие. И лишь пара гладиолусных луковиц остаётся на месте, откуда они начали Путь.
III
В конце лета пришёл срок главы речного клана. И он, и его жена давно чувствовали приближение своего последнего дня, хотя и ни разу не сказали об этом ни слова. Даже друг другу. Да и к чему тут разговоры, когда и так всё ясно — эти двое прожили едва ли не самую долгую и счастливую жизнь из всех нынешних дюков. Поговаривали даже, что они были одними из тех, кто участвовал в сражениях Изначальных Времён. Если это было так, то старики никогда об этом не распространялись. В любом случае жизнь этой пары была столь длинна, что не только Пкар потерял счёт прожитым столетиям, но и Льемкар забыла, когда пришла в этот мир. Внешне старики были так же бодры и прекрасны, но души их уже искали выхода.
Поначалу жители Цагрины не обратили внимания, на странность в поведении стариков. Мало ли почему они стали более задумчивы. Однако вскоре всем стало ясно, что это неспроста. Постоянно держась за руки, Пкар и Льемкар подолгу бродили по окрестностям Речного города и прощались с ним. Часто уходили в Мерцающие Проходы и вели там бесконечные беседы не то между собой, не то, обсуждая что-то с лежбиками. Казалось, старые дюки хотят напоследок налюбоваться дорогими для себя местами, чтобы хотя бы частичку их унести с собой. В каждом доме, где они появлялись, дюки оставляли какую-нибудь славную вещь в подарок. Долго молчали с хозяевами. И незаметно уходили.
Так продолжалось около двух недель. Однажды Пкар пришёл к Рьоху. Один. Время было настолько раннее, что старик, боясь разбудить Яхалуг, не стал заходить в дом, а просто вызвал друга. Когда тот собрался, они пошли, куда глаза глядят. Один не задавал вопросов. Другой — молчал. Так молча, они и брели, и лишь, когда вышли за стены города, Пкар наконец заговорил:
— Знаешь, зачем я пригласил тебя? — промолчал он, глядя куда-то вдаль.
— Догадываюсь… — на явном наречии тихо произнёс Рьох и уставился в ту же сторону, втайне надеясь, что друг, как это уже не раз бывало, вызвал его просто прогуляться. — Место ищешь?
Пкар кивнул:
— Поможешь?
— Помогу… Уверен, что это именно твой срок? — Рьох перешёл на безмолвную речь.
— Кто-нибудь ошибался? — Пкар пристально посмотрел в глаза друга.
— Вроде бы нет… Но хотелось бы…
— Мало ли чего! Мне, вон, может быть, хочется быть не собой, а кем-нибудь другим! — рассмеялся старик, потом добавил совершенно серьёзно. — Мы с Льемкар уходим…
Теперь уже Рьох кивнул:
— Пошли…
Место Ухода должно было быть просторным, чтобы без давки разместились все, кто придёт провожать. Да ещё располагаться, чтобы был виден Город, Река и впереди открывался простор. Бесцельно пробродив по окрестностям Цагрины добрых полдня, старики уже решили посмотреть нельзя ли начать Путь из Мерцающих Проходов — и красиво и прямая дорога в Дальний Мир где-то рядом… Однако Рьоху эта идея не понравилась:
— Именно, что где-то… забредёте куда-нибудь, откуда выхода не будет… — молча проворчал он. — Не те у вас сейчас силы, чтобы во всякие передряги попадать… Нет… — уходить вам надо не с границы миров, а из самых ближних окрестностей.
Он надолго задумался, глядя под ноги, а потом нерешительно предложил:
— Единственное разумное место, какое я могу себе представить — то, где юные дюки получали Великие Дары.
Пкар воззрился на своего друга с нескрываемым восхищением:
— Я же знал, что ты найдёшь! Непонятно только зачем было столько времени таскать по горам и долам старого дюка, который уже почти не видит этого мира, — буркнул он.
Однако Рьох прекрасно понял, что ворчит Пкар лишь для виду, поэтому ответил в том же тоне:
— Ну да… если бы я тебя сюда сразу привёл, то ты разбрюзжался бы ещё пуще. Я тебя, хитреца знаю — если прожил ты мудро и степенно, то помирать будешь непременно с капризами!
Отсмеявшись вволю, Пкар снова стал серьёзен. И даже печален:
— Передай всем, что завтра мы с Льемкар придём именно сюда, — увидев, что Рьох собирается уходить, старик слегка задержал его и задумчиво промолчал. — Место ты нашёл идеальное! И ещё… — он помедлил. — У меня к тебе странная просьба…
Рьох поднял на него удивлённый взгляд.
— Давай, всё-таки сходим в Мерцающие Проходы. Просто так… Посидим напоследок… Как бывало… — как-то робко попросил старик.
Тильецадец кивнул, и они потихоньку побрели к гроту. Там всё было почти по-прежнему: и светящиеся гладиолусы, и умиротворённо подрёмывающие лежбики, и ровный рокот обратного водопада, тёкшего привычным путём. Только струи его были несколько темнее, чем обычно. В другое время это насторожило бы обоих, сейчас, когда мысли дюков были заняты совсем другим, просто удивило. Они машинально следили за потоком и не произносили ни слова. Наконец глава речного клана задумчиво промолчал:
— Помнишь старый разговор, о том, куда девается память нашего народа?
— Помню.
— Так вот… Примерно в то же время ты или Яхалуг сказали, что мы все, словно засыпаем и просыпаемся, как луковицы гладиолусов. Тогда мне это показалось престранной фантазией…
— А сейчас?
— Сейчас уже нет… Но если это так, то прорастать нам нужно… И чем скорее, тем лучше!
— Это как же? — Рьох удивлялся всё больше.
— Может быть, я просто уже стою слишком близко к Дальнему Миру, но полагаю, что если дюки смогут выйти в Сударб — настоящая память вернётся и к тем и к другим… Поэтому прошу тебя — помоги объединить наши миры. Твои ученики нашли дорогу. Дело за малым — открыть проходы…
— Попробую… — еле слышно промолчал Рьох. — Это только сказать легко, а проход в другой мир — не дверь шкафа и просто так не открывается. Хотя, наверное, ты прав… Я давно говорю, что там — у людей Сударба происходит что-то ужасное. Может быть, и эти потемневшие воды тоже знак для нас. Только, даже правильно прочитав его, мы пока не можем вмешаться в события, происходящие в Империи…
— Тем более… Я действительно чувствую нарастающую угрозу, — Пкар неожиданно перешёл на явную речь. — Вот что я тебе скажу… Похоже, наши миры совсем сблизились. Если вы не найдёте выход, то его найдёт такой Ужас, что Лоз ночной бабочкой покажется! А пока вы думаете, как выбираться, поставьте стражу где-нибудь здесь — на границе миров… Да и лежбики вам охотно помогут. Мы с Льемкар рассказали о своих опасениях вон тому синему коту и его кошке. Они подтвердили наши подозрения…
— Никогда не знал, что ты владеешь языком лежбиков! — очередной раз изумился Рьох. — Остальные-то кошки говорят на безмолвном наречии, правда несколько странном, а эти… Даже не знаю, как сказать. Я всю жизнь думал, что они или мяукают или мурлычут, а с нами объясняются только знаками… Впрочем, большинство людей примерно то же самое думают об обычных кошках… Так что, всё может быть…
— Я и сам не знал, что смогу с ними разговаривать, а вот получилось… — несколько смутился Пкар. — У Льемкар тоже.
…Незаметно спустились сумерки. Пора было прощаться. Глава Речного клана и тильецадец стояли, глядя вдаль.
— Ты был хорошим другом! — наконец, пробормотал Пкар.
— Ты — тоже! — не глядя на него, торопливо буркнул Рьох и широко зашагал к дому.
IV
Тем же вечером Пкар и Льемкар пришли попрощаться с Текой, Фельор и Сьолосом.
— Ну, вот и всё… — со странным облегчением выдохнул Пкар, глядя прямо в глаза сыну. — Завтра утром мы уходим.
— Знаю, — почти спокойным тоном промолчал молодой дюк, не отводя взгляда. — Лёгкой вам дороги и спокойной жизни в Замке!
Разговор предстоял серьёзный. Младшим не полагалось участвовать в таких беседах, поэтому Сьолос собирался потихоньку ретироваться, но дед остановил его:
— Не всем дюкам достаётся такая счастливая жизнь, как мне. Иные не дожидаются прихода своей дюксы, — он улыбнулся жене. — Другие так и не узнают, каково это быть отцом. И уж совсем немногие доживают до рождения внуков. А уж, чтобы внук при живом деде смог создать Луч Правды, такого, насколько я понимаю, и вовсе не бывало… Ты вырастешь замечательным дюком. Сохрани Льемкар и меня в памяти.
— Обязательно! — с жаром промолчал Сьолос. — Вы будете помогать мне в трудный час?
— Если позовёшь! И пусть тебе приснится самая прекрасная дюкса, — обняла внука Льемкар. — А теперь, ступай. Приходи завтра прямо на Место.
Когда мальчик вышел, Пкар подошёл к Теке:
— Осталась самая малость — передать главенство.
— Ты решил, кому?
— Тебе, сын, если согласишься взять на себя эту обязанность.
— Справлюсь ли?
— Ты честен и мужественен — это главное.
— И всё-таки… Почему — я?
— Ты — наше продолжение, — мягко опередила мужа Льемкар. — Отец первого дюка, родившегося в нашем роду за последние триста лет, да ещё сумевшего управиться с Лучом Правды. Тебе и продолжать начатую нами дорогу.
Тека несколько ссутулился…
Опустил взгляд…
Потом долго молчал и думал…
Думал и молчал…
Затем снова распрямился:
— Я принимаю твой последний дар, отец! Надеюсь с честью пронести его через жизнь и в свой срок передать достойнейшему в клане.
— Тогда… Если тебе когда-нибудь предстоит бой, будь смел и мудр! Если на твою долю выпадет мир — мудр и смел!
Пкар удовлетворённо улыбнулся. Затем положил руки на широченные плечи сына. Громадные ладони Теки осторожно легли на отцовы плечи. Дюки долго стояли, неотрывно глядя друг другу в глаза. Сила, мудрость и опыт светлыми волнами перетекали от старика к молодому. Потом оба дюка одновременно разомкнули связывавшее их кольцо. Пкар в этот момент казался едва ли не моложе сына, зато выражение глаз Теки говорило о том, что за время посвящения он принял и пережил все долгие века, через которые лежала дорога отца.
После этого Льемкар подошла к Фельор:
— Тебе, как жене главы клана, я передаю свой последний дар: силу исцеления и возвращения. Присоедини её к той, что есть у тебя с момента прихода к моему сыну. Когда же придёт твой срок, передай эту силу той, которая будет женой Сьолоса!
На этот раз дюксы — старая и молодая замкнули круг. И снова волна знания потекла из глаз в глаза. Когда дамы одновременно опустили руки, изменившийся взгляд Фельор, казалось, вобрал в себя всю вековую мудрость. Льемкар же, напротив, смотрела на присутствующих с наивным любопытством юности.
V
Потом настала их последняя ночь… Когда же она миновала, Уходящие окончательно собрались в Путь.
Как в тот незапамятный день, когда юная Льемкар вышла к нему из сна, Пкар протянул своей старой подруге ладонь:
— Пора! — решительно, хотя и несколько волнуясь, промолчал муж.
— Идём! — светло и спокойно ответила жена, легко, как в молодости опираясь на такую родную и надёжную руку.
Они вышли на пустынную улицу Цагрины, освещённую мягким светом последних летних дней. Ночью прошёл дождь, поэтому казалось, что город прощается с ними, улыбаясь сквозь слёзы.
Под крепостной стеной собрались три клана. Все хотели проститься с Пкаром и Льемкар. И вот они показались из ворот. Вышли на небольшой помост, возвышавшийся на том же месте, где всего несколько месяцев назад ожидали посвящения юные дюки. Сейчас Тайронгост, Сьолос, Колв и Девьедм встали по его сторонам, как некогда старшие обступали место их первого посвящения. К старикам подошли главы кланов.
Тека, самый младший из вождей, заметно волновался — слишком многое в его жизни происходило впервые. Меньше суток он отвечал за свой клан. Никогда ещё ему не приходилось провожать старших в Путь. Тем более что это были его родители…
Пкар и Льемкар стояли друг напротив друга на некотором расстоянии. От них исходило лёгкое сияние. Или так их освещало солнце?
— Почти как в тот день, когда я объявил клану о твоём приходе! — безмолвно шепнул муж.
— И так же как тогда, у нас впереди дорога… — усмехнулась жена.
Супруги одновременно подняли ладони, почти соприкоснувшись пальцами. Теперь туманное сияние, окутывавшее стариков стало заметно всем. Потом над Уходящими затеплились радужные лучи их Кругов Справедливости. Медленно, как первые струйки талой воды, эти лучи потекли ко всем, стоявшим вокруг помоста. Так же плавно они растворились в едва заметных отсветах, окружавших в этот час каждого дюка.
— Во имя Творящих и Хранящих! — произнесли Уходящие.
— Обретённого не отнять! — ответствовали остающиеся.
Затем, Пкар и Льемкар взялись за руки. Запели, превращая свою заканчивающуюся жизнь в память. Сделали первый шаг с помоста. И двинулись сквозь расступившуюся толпу в сторону моста через Реку. Сияние почти полностью скрыло Уходящих. Остающиеся некоторое время следовали за ними. Потом остановились, чтобы не мешать идти.
Песня становилась всё тише. Свет же разгорался и разгорался. Наконец, он вспыхнул столь ослепительно, что все на несколько мгновений отвернулись…
…Старики исчезли. На месте, где они только что стояли, лежали две гладиолусных луковицы. Лиловая и золотая…
VI
Отдав свои Круги Справедливости, они взялись за руки, запели и налегке шагнули вперёд. Свет, отделявший Пкара и Льемкар от остальных разгорался и разгорался. Они почувствовали, как меняются их тела, растворяясь в сиянии. Потом яркая вспышка легко подняла их и заботливо, как двух птенцов перенесла куда-то совсем далеко от Цагрины. Так же осторожно поставила на землю и рассыпалась мириадами сверкающих росинок…
…Они стояли на лесной опушке и вдыхали пьяный аромат утренней хвои. Под ногами заманчиво вилась тропинка…
— Всё кончилось? — удивлённо промолчала дюкса. — Неужели так быстро?
— Похоже, это только начало… — задумчиво ответил дюк. — Внимательно посмотри на дорогу.
Вглядевшись, Льемкар заметила, что, сколько бы они ни делали шагов, тропа, как золотистый ковёр разворачивалась перед ними, и сразу исчезала сзади.
— Это наш путь. Добрый знак! — сказал Пкар. — Редко, но бывает, что Уходящих выносит на чужую дорогу и они долго и мучительно плутают в поисках своей. Ну, что постоим ещё или пойдём?
— Не знаю… Как хочешь… — улыбнулась жена. Помолчала несколько мгновений и добавила. — Здесь так красиво, что танцевать хочется!..
— Чудесно! — весело ответил ей муж. — Значит, так и поступим.
И прежде, чем Льемкар успела что-либо ответить, Пкар отвесил изящный поклон, запел и повёл её в причудливом танце. Дорожка быстро приноровилась к ним и ложилась как раз под ноги.
Незаметно для себя они пересекли почти весь лес. Тропка давно превратилась в широкую дорогу. Устав танцевать, дюки пошли медленно, как привыкли в последнее время. Шли, всё больше удаляясь от Немыслимых Пределов и пытаясь разглядеть тот мир, где им предстояло теперь жить…
VII
Всё ещё держась за руки, Пкар и Льемкар вышли на прекрасный луг, сплошь усеянный диковинными цветами, а за ним увидели высокий Замок. Оставалось сделать ещё сотни полторы шагов. Подойдя почти к самым воротам, они увидели совсем молоденькую дюксу, сидевшую на большом валуне и растерянно озиравшуюся вокруг.
— Нам по пути? — промолчал старый дюк.
— Наверное, нет… — несколько отрешённо ответила незнакомка. — Я ещё не была… Дюк, к которому я шла, не назвал моё имя. Я ждала очень долго, а потом, сама не знаю почему, повернулась и куда-то пошла. Очнулась я здесь. В Замок меня не пускают, но и в сон мне теперь не вернуться…
— И давно ты здесь? — Пкар отчего-то смутился.
— Похоже, несколько часов… И что теперь делать — совершенно не знаю. Иногда мне кажется, что я слышу голос, который меня окликает… Но ведь этого не может быть, правда?
В поисках поддержки старик обернулся к своей спутнице. Льемкар долго стояла, глядя в далёкое прошлое. Молчала, теребя в пальцах травинку. Потом повернулась к безымянной дюксе:
— Я знаю, каково это… Мой муж, с которым я прожила долгую и прекрасную жизнь, когда-то испугался, что назовёт меня не тем именем. Он молчал, а я не могла ему ничего подсказать. Мы долго смотрели друг на друга, а потом я повернулась и пошла обратно в сон, надеясь, что ещё вернусь. И оказалась на этом лугу. Даже на камне том же сидела, — она немного подумала и продолжила. — Так продолжалось, наверное, несколько — часов. Мне казалось — прошло два столетия. Потом мне почудилось, что кто-то зовёт меня. Я с трудом поднялась и пошла туда, откуда доносился невнятный призыв. Куда идти, я не знала. Просто шла по какой-то странной дороге. Она вывела на границу яви и сна. Вокруг было совсем темно. Но мой будущий муж звал меня по имени. Опираясь на его зов, я шла всё дальше и дальше… Так вот и вышла к нему… — закончила Льемкар.
— Ты полагаешь, почтеннейшая госпожа, тот дюк тоже меня зовёт? — с надеждой подняла взгляд юная дюкса.
— Уверена! — промолчала старая, отчего-то вспомнив всегда печальное лицо Кутерба. — Бывает ведь так, что дюки замешкавшись, спохватываются… Я думаю, что есть кто-то зовущий тебя годы, а может быть и века…
— А если я ошибаюсь?
— Он тоже боялся ошибиться… Сама видишь, что из этого вышло… — мягко, но настойчиво произнесла Льемкар. — Что бы ни случилось — ты должна быть! Иди к границе. Я знаю, что ты боишься… Там ты или услышишь своё имя, или останешься навсегда сном. Тогда ты просто сделаешься одной из тех, кто помогает дюксам прийти в Ближний Мир. Это ведь тоже важно, правда?
Безымянная рассеянно кивнула и прислушалась.
Некоторое время все трое молчали. Наконец, молодая дюкса решительно встала:
— Кажется, он называет меня Асгуптель… — загадочно улыбаясь, сказала она. — Спасибо вам, Уходящие! Радости и покоя в Неведомом Городе!
Не дожидаясь ответа, она быстрой и лёгкой походкой двинулась туда, откуда держали путь старики. На мгновение замедлила свой шаг и обернулась:
— Мы тоже когда-нибудь придём сюда…
— Прощай, Приходящая! Светлой тебе дороги! — промолчала ей вслед Льемкар.
Затем она снова взяла Пкара за руку, и они двинулись к Замку, медленно распахивавшему свои ворота.
VIII
— Асгуптель! — безмолвно кричал Кутерб, задыхаясь от безнадёжности. — Тебя… зовут… — Асгуптель!
Всю ночь дюк метался как в бреду. Ему снова снилась дюкса. Та и единственная. Снилась так же отчётливо, как и в последний раз, много и много лет назад, когда нелепость разлучила их, казалось, навсегда. Она стояла и смотрела на него прекрасными и таинственными глазами. И, кажется, улыбалась. Кутерб, как заворожённый вглядывался в такой любимый и недосягаемый облик, и беззвучно шептал:
— Вернись, Асгуптель…
Со всех сторон навалилась темнота и снова скрыла дюксу. Дюк слышал какие-то неясные звуки совсем рядом. Пытался разогнать мглу. И всё глубже тонул в ней. Тонул… Тонул…
И вдруг почувствовал, как на его лоб ласково легла тёплая и лёгкая ладонь.
— Успокойся, Кутерб — всё позади! Я пришла к тебе. Навсегда… — замирающим пульсом зазвенели в его сердце слова.
Он проснулся. В комнате было светло. У изголовья сидела Асгуптель. Кажется, настоящая… Боясь в это поверить, дюк некоторое время лежал неподвижно. Потом сел:
— Откуда ты здесь?
Вопрос был явно нелеп.
— Ты всё-таки назвал моё имя, — улыбнулась дюкса.
— Где ты была так долго?
— Далеко отсюда. Я дошла почти до Замка. По счастью, войти туда не смогла. Вот и сидела возле него на камне и не знала, что делать дальше. Иногда мне даже казалось, что ты зовёшь меня.
— Я звал.
Дюкса кивнула:
— Знаю. Но тогда — не решалась поверить. — Она задумалась, а потом продолжила. — В результате я потеряла свой путь. Потом ко мне подошли двое стариков, шедших из Ближнего Мира. Дюкса долго говорила со мной… О себе рассказывала. Не знаю уж как, но она помогла услышать тебя. Ты называл моё имя. Я ухватилась за твой зов, как за верёвочку и пошла по нему. Когда я оказалась в этой комнате, здесь было очень темно. Я зажгла свет и увидела тебя…
— Спасибо тебе, премудрая Льемкар за последний подарок! — беззвучно прошептал Кутерб. — Жаль, что уже не смогу сказать того же, глядя тебе в глаза.
— Мы успеем… Я хочу сказать, что когда-нибудь мы обязательно сделаем это… Когда придём в Замок вдвоём, — Асгуптель несколько осеклась, внимательно разглядывая Кутерба. — Странно… Я всё такая же, как в тот злополучный день, а у тебя уже волосы начали седеть… Сколько же времени меня не было?
— Немногим более трёхсот лет…
— Мне показалось, что несколько часов. Как же ты жил?
— Днём — как все. По ночам — звал и ждал отклика. И снова звал. А ты всё не приходила…
— Теперь всё закончилось! — попыталась успокоить его Асгуптель.
— Теперь-то всё и начинается… — едва различимо промолчал Кутерб.
Он неотрывно смотрел на Пришедшую. Она, действительно, была немного похожа на Илсу. То ли цветом глаз. То ли рыжеватым отблеском тёмных волос. Но Асгуптель была лучше. Потому что она была. Настоящей!
И она была его женой.
ВОДЫ БЕЗ ПЛЕСКА
I
— Она разрушена… Все погибли… Даже маленькие дети… Птицы задыхаются и падают… Деревья горят… Плоды сыплются прямо в огонь… Цветы кричат… Всё… всё уничтожено… Совсем…
— Очнись, Римэ! Это всего лишь сон…
Уже несколько минут Кинранст пытался привести жену в чувство. Наконец, она с трудом открыла глаза. Некоторое время всматривалась в предутренний полумрак. Потом теснее прижалась к Волшебнику, как будто только стук его сердца мог защитить её от пережитого ужаса, и по-детски разрыдалась:
— Там… было… такое… — пыталась объяснить она между всхлипами.
— Что ты видела? — спросил он почти равнодушным голосом, даже не надеясь, что жене примерещился обычный ночной кошмар.
— Амграману, — как бы нехотя ответила Римэ. И снова умолкла.
— Дальше! — повелительно потребовал Волшебник.
— Бурый огонь. Он жёг всё и вся без разбора. Ему невозможно было противостоять. Что-то вроде огненного зелья… Даже сбежать не удавалось.
— Это была стихия? — на всякий случай спросил Кинранст, хотя прекрасно знал ответ.
— Нет. Это сделали какие-то люди в одинаковых одеждах. По-моему их послал нынешний Правитель. Там, где они проходили, занимался огонь. Он был настолько страшен, что больно было даже камням…
— Ясно… Это уже случилось? — вопрос холодными каплями замер на губах Волшебника.
Римэ задумалась и отрицательно покачала головой:
— Произойдёт. Довольно скоро. Но не завтра и не послезавтра. Наверное, около недели у горожан есть. Их необходимо предупредить… — она некоторое время молчала, потом спросила. — Ты же умеешь проходить сквозь времена… Может быть, и людей так выведешь?
— Я не мог взять с собой даже тебя… — тихо произнёс он.
— Что же делать с амграманцами?
— Как что? Уводить из города, конечно! Мест, где можно укрыться хотя бы на время, хватит на пол-Сударба. А и нам необходимо перебираться поближе друг к другу. Не то выследят нас поодиночке… Тогда все погорим…
II
Волшебник сделал всё возможное, чтобы отвести глаза шпионам Его отнюдь не законного Величества. Амграмана спешно переезжала. Это было печально, но всё-таки намного веселее, чем терпеть издевательства императорских прихлебателей. Нервная суматоха постоянно разряжалась вспышками хохота, к которому местные жители привыкли гораздо больше, чем к ссорам. Уже несколько дней горожане, паковали имущество и покидали родные места. Одни предпочитали присоединяться к торговым караванам и разбредались кто куда. Другие выходили по тайным тропам, проложенным дюками, и бесследно растворялись на просторах Сударба. Третьих, по перемещающим коврикам бывших Квадр доставляли в места, считавшиеся относительно безопасными.
— Дожили! "Гладиолус" закрывать приходится… Ну, что за люди? Вечно им кто-то мешает — то дюки, то мы! Ну, раз так, уходя, повешу старую вывеску… Пусть бесятся! Жаль я этого не увижу, а то вволю бы посмеялся!
Судя по всему, Рёдоф давно был готов к такому повороту, поскольку вывеска была тщательно покрашена, а каждая буква обведена таким ярким цветом, чтобы издали бросаться в глаза. Название гостиницы, всегда казавшееся несколько издевательским или, по крайней мере, шутливым, сейчас смотрелось, как гордое имя большого корабля.
— Интересно, где они теперь нормальную-то еду найдут? Ну и поделом — пускай всякой пакостью питаются! — ворчал Хозяин гостиницы себе под нос, пакуя объёмистый узел. — Даже занятно, давненько мне не приходилось спасаться бегством. Лет этак… Да не помню я сколько…
Он присел на готовый тюк и задумался, вспоминая события последних пятидесяти лет. И как-то незаметно задремал. Из полусонного состояния его вывела тётушка Шалук, стоявшая в дверях руки в боки и что-то пытавшаяся ему объяснить:
— … а ещё, хороший мой, обязательно прихвати с собой эти два мешочка!
— Зачем? Можно подумать, что во всём Сударбе не найдётся для неё ни луковицы ни тряпки. Ты бы, хорошая моя, лучше винные подвалы покрепче заперла! А то, не ровен час, разграбят ещё… Чем, когда вернёмся, постояльцев угощать будем?
— Так ведь тряпьё много места не займёт, а в хозяйстве всегда пригодится. Мало ли кого по кухне гонять придётся. И потом, хороший мой, здесь и твои четыре луковицы! — расхохоталась женщина.
Шалук подошла к Хозяину, хитро улыбаясь, посмотрела снизу вверх и тихонько шепнула:
— А за вино, хороший мой, не волнуйся. Я не просто заперла подвалы — заколдовала их так, что никто, кроме своих, даже и найти не сможет.
— Что-что? — совершенно опешил Рёдоф — Заколдовала?
— Надеюсь, хороший мой, ты не думаешь, что я умею только готовить да с детишками возиться? Кстати портрет из большого зала спрятан в том же подвале….
Что тут можно было ответить? Вот и Садовник промолчал… Потом подхватил свою верную спутницу на руки и закружил с ней по непривычно пустой комнатке…
III
На следующий же день после ухода Пкара и Льемкар Рьох рассказал всем об угрозе, которую чувствовали старые дюки в последние дни своей жизни. Дважды объяснять не пришлось. В тот же день выставили первый дозор в Мерцающих Проходах. Поначалу всё вроде бы шло как обычно. Разве что вода в потоке иногда как будто подёргивалась пеплом. Потом дюки стали замечать, что клан лежбиков, обитавший рядом с водопадом, начал быстро расти. Невесть откуда стали прибывать всё новые семьи. Многие звери были насмерть напуганы, а некоторым даже требовалась помощь дюкс.
Пора было возвращать Тильецад. Однако экспедицию пришлось отложить, потому что сначала принимали в клан Асгуптель. Потом на дюков свалились обычные хлопоты конца лета. А затем, неожиданно для большинства, Харомоса ушла к Светящимся Водам. Радостным было возвращение дюксы, но и тревожным. Молодая мать рассказывала, что почти придя к родовому источнику, увидела нескольких лежбиков, отправлявшихся умирать. Правда, в самом гроте всё пока оставалось по-прежнему.
Маленький дюк назвался Падгером и принял Дары. Теперь ничто не мешало предпринять вылазку в Тильецад. Решено было, что туда отправятся четверо юных первопроходцев, а также Окт с братьями, Рьох, Тека и Кутерб. Взрослые хотели обойтись без мальчиков, дабы не подвергать их лишней опасности. Однако, своенравные юнцы заявили, что в таком случае они или не покажут дорогу, или сбегут и станут пробираться через руины Тильецада сами. Решив выбрать меньшее из двух зол, мужчины согласились, взять парней с собой, но только в качестве провожатых. Младшие хитро переглянулась и, прикинувшись невероятно послушными, подозрительно быстро приняли это условие.
IV
— Куда… дальше?.. — слегка запыхавшись, спросил Окт у сына, когда они, с трудом преодолев каменные ступени, оказались в гроте, где оньрек морочил юных дюков.
Тайронгост ответил не сразу. Он немного постоял, оглядывая такое знакомое и одновременно неведомое помещение. Мелкие светящиеся гладиолусы заполонили всё, оставив посередине уютный травяной коврик, по которому пробегал ручей, чьи струи казались несколько темнее, чем в обычных источниках. Странная резьба на стенах, почти невидимая в прошлый раз, теперь выглядела расчищенной и восстановленной. Некогда грозно нависавший над путешественниками потолок, превратился в высокий свод. Ничто в ожившей ротонде не напоминало о том, что это место совсем недавно было грозным и опасным.
— Нам туда…
Вскоре вся команда оказались в галерее. Торжество и законная гордость юных дюков быстро сменилась скорбью и ностальгией, передавшимися от старших. Тайронгост с болью отметил, как взгляд отца скользнул по отражавшему его портрету и замер на противоположной стене, где никогда уже не суждено было появиться портрету Никуцы… Медленно проследовала вереница дюков до конца галереи и остановилась перед завалом, отрезавшим пройденный коридор от остального замка. Могучие руки быстро растащили камни помельче. А потом все согласно налегли на закопчённую плиту, почти полностью перекрывавшую проход, оставляя лишь узкую щель, откуда сочился запах гари. Камень не шелохнулся. Он упорно стоял на пути. Однако переупрямить дюков невозможно. Они как неистовый прибой накатывали снова и снова. Плита стояла, как будто к ней и не прикасались. Тогда, длиннолицые гиганты немного отошли назад. По галерее разнёсся гулкий голос главы тильецадского клана, властно изрёкшего на явном наречии:
— Мы — дюки, хранимые Щитом, владеющие Речью, носящие Имена, стоящие в Круге Справедливости и прошедшие Посвящение Луча Правды. Тильецад — наша вотчина, отобранная и разрушенная ложью и ненавистью. Мы пришли возвратить и восстановить его. Во имя Творящих и Хранящих!
Он протянул ладони к непокорному валуну. То же сделали и остальные.
Слова Окта, безмолвно подхваченные его товарищами, многократным усиливающимся эхом прокатились по галерее. От пальцев мужчин к плите потянулись разноцветные огненные струны.
Камень начал вибрировать. Раскаляться. И наконец, рассыпался на множество обломков, открыв проход в пустые и тёмные анфилады.
Всё так же продолжая петь и настрого запретив младшим покидать безопасное место, старшие дюки встали в круг. Синхронно отбивая каблуками переменчивый ритм и постоянно перестраиваясь, они начали замысловатый танец. Так, танцуя, и вошли в первое помещение, бывшее когда-то патио. Колдовской огонь, почти год назад запущенный Квадрой, выжег всё дотла. Медленно, не пропуская ни маленького закоулка, двигались дюки по разрушенным помещениям, которые выглядели нагромождением обугленных камней. Когда танцующие выходили из того или иного зала, он оказывался полностью восстановленным настолько, что там можно было жить. Несмотря на однообразие, работа шла легко. Поначалу дюки решили, что это происходит от радости встречи с замком. Но вот кто-то, кажется Рьох, оглянулся и увидел, что за ними, точно повторяя рисунок танца и песню, движутся четверо юных неслухов. Не гнать же было после этого незваных помощников? Так двумя группами дюки и обошли весь Тильецад, восстанавливая и созидая его заново. Даже фонтан в патио заговорил. Сначала неуверенно и робко. А потом звонко и радостно. Рядом была, как и прежде, заложена гладиолусная клумба. Пока не было возможности высадить главные луковицы, их место заняли те же цветы, которые преобразили Тёмные Коридоры в Мерцающие Проходы. К вечеру основные труды были завершены. В восстановленном общем зале острили скромный ужин, который всем показался самым праздничным за последнее время. Потом дюки разбрелись по комнатам устраиваться на ночлег. Лишь Окт с Тайронгостом решили пройтись по замку. Уже просто так. Отец вёл сына из зала в зал, молча рассказывая различные истории из той жизни, которая казалась мальчику едва ли не сказкой. Лишь два раза они, не сговариваясь, остановились — в том помещении, где Превь и Илса хоронили Никуцу, и там, где был убит Превь.
V
Винтовая лестница, ведшая в донжон, была длинна и крута, но Окт привычно взлетел по столько раз хоженым ступеням и остановился на площадке, вглядываясь в темноту.
— Там впереди… Ларьигозонтская долина… За ней Амграмана… Город, который наш клан охранял и берёг… Там остались наши друзья… Мы должны… до них добраться… — говорил старший. — Только… я чувствую… это небольшое расстояние… пока для нас непреодолимо…
— Почему… отец? Мы же… восстановили Тильецад… И пришли сюда… через портретную галерею… о которой говорила мама… и Превь… — спрашивал младший, которого мучили те же предчувствия.
— Мы… всё сделали правильно… Только вокруг Тильецада… как бы это поточнее… стоит стена… Невидимая… и непроницаемая…
— Ты… уверен?..
— Увы… Пока вы ужинали… я попытался открыть ворота…
— И?.. — замер от нетерпения Тайронгост.
— Открыл… так же легко, как и раньше… Даже во внешний двор вышел… Хотел дойти до источника… Туда… где убили… маму… Но когда… попытался сделать шаг дальше… как будто споткнулся… или даже ударился… не больно, но ощутимо…
— Обо что?.. — не понял сын.
— Об воздух… Он был твёрдым… как камень… И не пускал дальше… — отец помолчал. — Я раньше не сталкивался с такой магией… Но слышал… что ученики Лоза… ею владеют…
— А нельзя дать знать в Амграману… что мы здесь?.. Может… совместными усилиями… пробьёмся друг к другу?.. Или дюкс… на помощь позовём…
Окт печально покачал головой:
— Боюсь… не поможет… А женщин пока вмешивать не нужно… Им ещё предстоит много работы… Тем более что Харомоса… должна отдохнуть после рождения Падгера…
Два дюка, взрослый и юный, стояли на крепостной стене, с затаённой надеждой вглядываясь в сторону Амграманы. Небо над городом окрашивали какие-то бурые вспышки, потом они слились в единое зарево.
— Что это?.. — преодолевая накативший ужас, спросил Тайронгост на явном наречии.
— Амграмана горит! — ответил за Окта незаметно подошедший Рьох.
Он сосредоточенно замолчал и через несколько мгновений остальные дюки стояли рядом с ними.
— Что скажете? — спросил старый дюк у друзей.
— Похоже, — осторожно начал Кутерб. — У людей действительно беда. Это тот же огонь, что уничтожил ваш замок.
— И огонь тот… и у власти оказался один из тех, кто по своей воле перешёл на сторону Лоза. И помогает ему один из Вечных, — мрачно промолчал Рьох. — Вот что, мы тут сейчас ничего не решим, только переругаемся все, потому что все начнут болтать, а сделать никто ничего не сможет, а значит, всё сведётся к пустым разговорам и препирательствам, и ведь каждый непременно доказывать будет, что именно он тут самый умный. А здесь, нам оставаться небезопасно, не ровен час кто-то из наших пока безымянных врагов узнает о восстановлении замка. Застанут нас тут безоружными, да ещё и с младшими — мало не покажется. Поэтому предлагаю вот что — нам нужно спешно возвращаться в Цагрину и собирать Совет Кланов. Мы возвратили себе Тильецад, и отнять его уже никто не сможет, но нас истребить — это они мигом устроят… А без нас людям с этой шайкой Рассыпавшегося будет не сладить. Так вот… если никто не хочет бессмысленных неприятностей — нужно поискать другие дороги в мир людей.
VI
Обратная дорога в Цагрину, не предвещавшая никаких неожиданностей, началась с небольшого, но неприятного приключения. Дюки успели покинуть портретную галерею и полностью обезопасить её от нежелательных вторжений, сделав видимой только для тех, кто храним Щитом. Они совсем было собрались уходить из преобразившегося до неузнаваемости грота, как вдруг Сьолос насторожился:
— Там, — он указал на одну из витиеватых колонн. — Кто-то есть.
Евл и Ырсь подошли к тому же месту и прислушались:
— Кажется, там человек… — задумчиво промолчал Ырсь.
— Не кажется… Совершенно точно! — подтвердил Евл.
Юные дюки, никогда не видевшие людей, но достаточно о них наслышанные, бросились к колонне. Старшие опередили детей на каких-нибудь пару шагов и остановились, загородив мальчиков собой. Окт сделал рукой пасс, открывающий любую дверь. Раздался лёгкий щелчок. Перед изумлёнными дюками появился растрёпанный напуганный старикашка. Машинально он сделал несколько шагов вперёд. Проход снова закрылся.
Некоторое время человек смотрел на длиннолицых гигантов так, словно они ему приснились. Причём в страшном сне. Потом несколько пришёл в себя. Что-то забормотал на чуднóм наречии и поднял руку. В первый момент дюки приняли этот жест за приветствие, некоторые даже чинно поклонились. Однако в воздухе запахло угрозой, а из ладони старика потянулись тёмные нити, что и огонь, поглотивший Амграману. Человек пытался навести на стоявших перед ним какие-то чары. Очевидно, смертоносные. На всех сразу. Возможно, он был весьма умелым колдуном, и его волшебство безоговорочно действовало на людей. Сейчас же вместо того, чтобы опутать или задушить дюков, нити собрались в тугой кручёный пучок и попали точно в центр медальона Окта. Глава тильецадского клана, стоявший впереди всех, почувствовал лёгкую дурноту и даже пошатнулся. Ободрённый своим успехом, старик снова поднял руку… Но в этот момент его же чары, отражённые октовым оберегом и многократно усиленные, вернулись к колдуну и ударили его так, что тот, пролетев порядочное расстояние, со всего маху неизбежно врезался бы в одну из стен, если бы она по мановению руки Окта не расступилась. Старик влетел в образовавшийся проём. Сразу несколько дюков с усилием закрыли и навсегда запечатали за ним проход.
VII
"Мой слуга оказался прозорливее и ловчее. Теперь я повержен и раздавлен. По крайней мере, в его глазах… Однако я не собираюсь сдаваться. Не из героизма… Какое там! За свою почти бесконечную жизнь я настолько привык унижаться ради власти, что готов вынести ещё столько же, ради мести. Всем. В первую очередь неверному рабу. Непокорному Сударбу. Страшилищам длинномордым, если они по хитрости своей умудрились выжить. Вечности этой распроклятой, которая только отнимает и ничего не даёт взамен. Лозу, который уже тогда знал, что я не справлюсь, и уготовал мне медленную постыдную гибель…
Должен… же быть какой-нибудь выход! Причём начинать нужно не с мелких фигур — не со слуги, а с Повелителя. Чересчур смело? Может быть… Только получив возможность диктовать свои условия Лозу, я смогу добиться того, к чему стремился долгие времена. Цервемза сам того не подозревая сказал правду: я вечен, но не бессмертен… А кто, собственно, сказал, что господин Рассыпавшийся не боится окончательной гибели? Значит, есть в мире нечто такое, что если не уничтожит Лоза, то заставит сотрудничать со мной… И, кажется, я даже знаю, что это! Во что бы то ни стало нужно добраться до Тёмных Коридоров, которые выведут меня к Водам Без Плеска. Считается, что с ними невозможно справиться — я смогу! Хотя бы потому, что это единственный мой шанс…"
VIII
Воды Без Плеска были единственным ужасом Лоза. Они возникли в Изначальные времена из бессмысленного гнева Творящих и Хранящих. А после завершения битвы вобрали всё зло и должны были удерживать его в своих берегах, никогда не выпуская наружу. Так должны были они существовать до полного восстановления Миров, как напоминание о прошлой войне и предостережение от грядущих. Поначалу эти Воды были темны, тихи и печальны и походили на небольшое безопасное озерцо. Ни одно движение, ни один звук не нарушали его покоя. Лишь однажды возмутилась его гладь, когда из ледяных глубин, ещё помнивших ненависть, страх и разрушение, появился Лоз. Своё существование он начал с того, что едва выйдя на берег, подчинил Воды Без Плеска и сделал их источником своих силы и могущества. Весь ужас, который он творил, хранился теперь в страшном озере.
Со временем Воды стали опасны даже для своего порождения, грозя поглотить его. Однако пока Лоз был в силах, он умудрялся договариваться со сварливой стихией и снова подчинять её своей воле. Когда же он был побеждён и рассеян, Воды Без Плеска стали помогать его сторонникам, ибо не могло быть большего зла, чем возрождение Рассыпавшегося и продолжение его дел. Поэтому Воды питали оньрек, служили основой для отбирающего и огненного зелий, входили в состав порошка, который сжигал всё, на что попадал. Люди, имевшие при себе даже изображение оньрека, становились пожизненными рабами Рассыпавшегося, пополняя своим отчаянием и чужой болью чудовищную бездну. Страшное озеро жило лишь одним: Лоз должен стать Собравшимся, а потом сгинуть в глубинах Вод. Тогда они смогут переполниться и затопить все Миры…
Последнее время стало перемещаться по Дальнему Миру и даже Немыслимым Пределам, то ли пытаясь отвоевать неподвластные уже территории, то ли спасаясь от наступавшей со всех сторон неведомой и неодолимой силы, грозившей уничтожить и Воды Без Плеска и их порождение.
IX
Для воплощения своих идей Грейфу Нюду были нужны всего две вещи: решимость и сила. Решимости, которая зиждилась на страхе и отчаянии, у него хватало. Что касается силы… — она должна была скрываться в тёмных глубинах Вод. Нужно было только уговорить Озеро поделиться своим могуществом.
В незапамятные времена, когда Колдун только пришёл служить Рассыпавшемуся, тот сделал молодому Старику странный подарок — неказистый глиняный кувшин, в котором поблёскивала вода. Выглядела она почти как обычная, только наливалась в любой сосуд совершенно бесшумно.
— Пей! — приказал Лоз Грейфу Нюду. — Пей, пока не осушишь кувшин до дна.
Слуга с готовностью повиновался, радуясь, что первое задание оказалось таким простым. Тем паче, что в помещении было невыносимо душно. Грейф схватил сосуд двумя руками и приложился губами к ледяному горлышку. Он пил и пил, не отрываясь и почти даже не дыша. Холод и огонь, безразличие и ужас одновременно текли по его жилам… Это было мучительно и даже больно, но Колдун уже не мог остановиться. Глоток за глотком вливались, тщательно выжигая и замораживая остатки любви и добра, хранившиеся в самых глубинах души и заполняя пустоту мраком и холодной злобой. Он не отпил и восьмидесятитысячной части содержимого, как рухнул на каменный пол. Кувшин выскользнул из его рук и тоже упал рядом, но не разбился, а покатился по неровным плитам, не выплеснув, ни капли…
В себя Колдун пришёл от негромкого, но жуткого смеха, окружавшего его со всех сторон. Грейфа передёрнуло. Он никак не мог привыкнуть к тому, что его Повелитель находится сразу во всём зале. С большим трудом Старик дотянулся до кувшина. Сел и собрался продолжить. Однако Лоз остановил его:
— Хватит с тебя! Всё, что нужно — ты уже доказал…
— Но я хочу… — неожиданно для себя возразил слуга. — Хочу ещё!
— Этим ты не напьёшься… Скорее просто помрёшь. Или лопнешь… — опять зашелестел вокруг жуткий смешок. — Кувшина хватит на то, чтобы многие века держать в страхе и повиновении весь Сударб. Я начну прорастать вот такой травкой…
Прямо на глазах у Старика пол стал покрываться странной неприятной растительностью. Инстинктивно Грейф вскочил на ноги. Оньрек медленно, но верно пополз по всем поверхностям зала. Пыль снова зашевелилась от смеха:
— Не бойся, это растение опасно только излишне живым! Так вот… — я буду потихоньку отвоёвывать территории, вселяя в людей безволие, безнадёжность и безумие. А ты будешь мне помогать, создав на основе оньрека и воды из кувшина три зелья. Первое должно безвозвратно отнимать дар у волшебников. А то больно их много расплодилось! — с омерзением колыхнулась пыль. — Второе — будет изнутри выжигать непокорных медленным жестоким огнём. Поверь мне, что твои мучения, когда ты пил эту воду — ничто в сравнении с действием огненного зелья. Ну, и наконец, третье будет сродни второму, но оно станет сжигать не только людей, но и всё, на что попадёт… — Лоз немного помолчал, а потом спросил. — Нравится тебе мой подарок?
— Да, Повелитель! Только… — Старик помедлил. — Что мне делать, если жидкость в кувшине иссякнет?
Рассыпавшийся долго молчал, как будто решая, можно ли посвятить раба в свои тайны, потом медленно произнёс:
— Она не иссякнет долго… А если и так, что за беда? Тебе нужно будет найти Воды Без Плеска и попросить их снова наполнить сосуд…
Впервые Грейф Нюд почувствовал в отсутствующем тоне Лоза намёк на страх.
Старик это запомнил. Так… на всякий случай…
X
За многие века кувшин действительно почти опустел. Теперь Колдун шёл к Водам Без Плеска за новой порцией могущества и в поисках управы на Лоза. Он точно не знал, где находится Озеро, но предполагал, что сможет добраться до него через Тёмные Коридоры, в которых он бывал неоднократно. Правда, очень давно, поэтому несколько подзабыл дорогу. С немалым трудом найдя один из входов через какие-то развалины, Старик побрёл в том направлении, откуда обычно дуло мертвящим холодом. На этот раз сквозняка не было, и Колдун даже подумал, не сбился ли с пути. Грейф Нюд шёл и шёл, а Тёмные Коридоры никак не начинались. Наконец он вышел на знакомое место, и обомлел — дорогу преграждала громадная водяная стена, вопреки всем природным законам и здравому смыслу поднимавшаяся снизу вверх. Некоторое время Колдун оцепенело разглядывал неожиданное препятствие. О том, чтобы пройти сквозь поток и речи быть не могло. Обогнуть тоже было невозможно. К тому же за водяным занавесом ему привиделись какие-то странные синие то ли тени, то ли существа. Отсюда было необходимо убираться. Оглядевшись, он увидел проход… Старик шагнул вперёд…
На него с интересом и недоумением уставились несколько длинных морд.
"Дюки… Этого только не хватало! — подумал Грейф Нюд. — Нужно спасаться!"
Он вскинул руку и забормотал заклинание. Люди, поражённые им, мгновенно умирали и исчезали в никуда. Однако дюк, стоявший впереди, очевидно, владел магией куда более страшной, чем та, что была доступна Старику. Некая сила протащила Колдуна сквозь стену, пронесла через длинную череду пещерных залов и бросила на поросшие оньреком камни, окружавшие небольшую лужицу. Он упал буквально в полушаге от края воды. Один из камешков, задетых ногой Грейфа Нюда, свалился в лужу. Всплеска не было. Даже круги не пошли по спокойной коварной глади.
Осознав, куда попал, чего избежал и, не смея поверить в свою удачу, Колдун перевёл дух. Потом встал. Потёр ушибленные места. Достал из поясной сумки кувшин и осторожно подошёл к озерцу, которое оказалось гораздо меньше, чем он думал. Оно было размером в один неширокий детский шаг. Глубоко, как вечность. Спокойно, как полированный металл. И выглядело опаснее смерти.
— Я шёл сюда просить силы для борьбы за власть в этом Мире, — сказал Грейф Нюд, как бы самому себе. — Мне нужно справиться с Лозом.
Озеро не шелохнулось. Может, лишь слегка потемнело.
— Не во имя Четверых. Ради самого себя, — он сделал паузу, следя за медленно тускнеющей гладью. — Помоги мне обрести могущество достойное твоих неподвижных Вод, и я стану твоим верным слугой и союзником.
Воды Без Плеска стали мутными, как кровь и начали медленно вздуваться над берегом.
Колдун принял это за знак согласия. Наклонился и, стараясь не коснуться рукой поверхности, зачерпнул полный кувшин. Тщательно заткнул горлышко. Достал из сумки тряпицу. Насухо обтёр бока сосуда. Тряпка истлела прямо у него в руках. Грейф Нюд убрал кувшин в сумку и, не дожидаясь, пока Вода подойдёт к его ногам, шагнул прочь из грота. Запечатал за собой дверь и пустился в обратную дорогу.
Колдун был готов к борьбе. За власть и против всего мира.
Теперь он мог кое-что противопоставить козням Цервемзы. Вернее, так думал… Как бы ни был прозорлив Старик, он даже представить себе не мог, что нынешний Правитель нашёл способ узнать о его замыслах и проследить весь путь. Без особых подробностей, но всё-таки… Таков был его замысел. Таков был безмолвный приказ Лоза.
Грейф Нюд плутал по пещерным переходам и гротам, Цервемза преспокойно воспользовался перемещающим ковриком и, опередив своего Советника на считанные минуты без особых приключений добрался до Вод и тоже пополнил свои запасы… Чего уж он там наобещал Озеру, остаётся загадкой…
Цервемза тоже был готов к войне.
XI
Войска не стали входить в Амграману. Они просто сожгли её дотла. Бурый колдовской огонь охватил столицу Дросвоскра сразу со всех сторон. По счастью. в городе не осталось ни одного жителя. Даже птицы и звери, как будто сговорились и исчезли из города.
Садам было не сбежать. Как назло долгое амграманское лето сулило богатейший урожай. Ветви, гнувшиеся под тяжестью плодов, горели заживо. Молча и стоически. Цветы, призванные утешать и радовать, пылали бессмысленными факелами. Виноград, так и не претворившийся в вино, стонал и плавился. Пустые дома и дворцы, пекарни и мастерские, конюшни и гостиницы превращались в пепел. Даже камни мостовых выгорали, словно картонные.
Как человек, опоённый огненным зельем, кричал погибающий город.
Спасительный дождь не успел на подмогу гордой и весёлой Амграмане. Некогда прекрасная, как девичья песня, она исчезла в злобном буром огне, не оставив даже развалин. Погиб "Неудавшийся гладиолус". Сгинула площадь Великого Совета. Исчезли ворота, ведшие в Тильецад.
Только чёрный безмолвный пепел плыл по Песонельту, отражаясь в чистой воде Мерцающих Проходов.
ЦЕСПЕЛ И ЯСПЕН
I
Безымянный солдат, бывший Исполнитель Приговоров, сидел на пожухшей осенней траве и равнодушно ждал казни. Его очередь должна была подойти ещё не скоро. Ни страха, ни желания, чтобы всё скорее кончилось, ни даже обиды не было. За время службы он привык ждать, повиноваться, выполнять и не задавать вопросов. Оправдываться было бесполезно и не в чем. Его обвиняли в нарушении приговора и укрывательстве амграманских заговорщиков. Что тут можно было сказать? Доказать свою невиновность он не мог. Да и зачем… Не всё ли равно, как и когда оборвётся жизнь солдата, если это пойдёт на пользу Империи и Короне?
Последние дни ему перестали давать обычное солдатское питьё, отнимавшее мысли и память. Без него было непривычно, но как-то свободно.
Незаметно бывший палач задремал. Ему не мешали даже истошные крики уже опоённых. Мало что ли огненного зелья было влито в глотки его собственной рукой?
…В тот раз приговорённых было всего трое. Стандартная процедура оглашения приговора и казнь. Всё как всегда. В чём была их вина — стоило ли разбираться? Мужчины явно трусили. Женщина вела себя на удивление спокойно. Все молчали. Впрочем, при всём желании они не могли бы произнести ни звука — Исполнитель не желал слушать мольбы о пощаде и всегда затыкал жертвам рот.
Осуждённая, пожалуй, была даже красива. В другой ситуации солдат не преминул бы воспользоваться её беспомощностью. Но… ожидая своей участи, женщина так пронзительно смотрела на палача, что он решительно подошёл к ней:
— Обещаешь не орать?
Она кивнула, и солдат избавил её от кляпа. Он уже собрался вернуться к исполнению своих обязанностей, но женщина остановила его, тихонько шепнув:
— Времени мало, так что не перебивай! Я видела, как у тебя безвозвратно отбирали память о прошлом. Не знаю, поможет тебе или нет, но запомни: мы оба из Ванирны. Тебя зовут Цеспел, меня — Яспен. Тем летом мы должны были пожениться, но тебя увели… Не вини себя в моей смерти! Я дождусь тебя в Дальнем Мире.
Тогда, он не придал никакого значения бреду приговорённой. Но что-то заставило его облегчить её страдания — яд действует быстрее огненного зелья…
Потом солдат всегда поступал так же. Это было единственное, что он мог сделать для своих жертв. А недавно отпустил двоих амграманских ребятишек. Не из жалости, да уж больно малы они были, чтобы несколько дней умирать у столба…
Кто уж донёс об этом начальству, теперь неважно. Нужно было расплачиваться…
II
Бывшие обитатели "Неудавшегося гладиолуса" рассредоточились по разным провинциям. Надёжно обустроившись сами и спрятав Арнита и Кайниола, они занялись размещением амграманцев. В первую очередь необходимо было обезопасить жизнь беременных и детей. Тут уж Кинранст расстарался: найдя замечательный дом прямо в центре Ванирны, он заколдовал его так, что обнаружить убежище могли бы только те, кому это было необходимо. Это оказалось несложно, гораздо труднее было уговорить Риаталь или, скажем, младших сыновей Сиэл отправиться в укрытие. Когда и эта почти военная операция была завершена, заговорщики ненадолго вздохнули свободно.
Соправители были нужны Узурпатору живыми. Тем, кто поможет их изловить, были обещаны баснословные деньги и пожизненные привилегии. Почти так же дорого стоили головы Хаймера, Отэпа и Таситра. А особенно брата Мренда.
Несколько недель после уничтожения столицы Дросвоскра Цервемза наслаждался лёгкостью победы. Потом понял, что просчитался — сожжены были лишь городские стены, а жители просто рассеялись по просторам Империи. Тогда на амграманцев была устроена настоящая охота. Истреблению подлежали все поголовно вне зависимости от пола, возраста и взглядов, включая маленьких детей и глубоких стариков.
Отличить улыбчивых, загорелых, вольнолюбивых амграманцев от чопорных мэнигцев, экспансивных и бестолковых шаракомцев, мрачноватых кридонцев, задумчивых уроженцев Ванирны или немногословных жителей Стевоса не составляло никакого труда. Цервемзины палачи вылавливали их семьями и поодиночке. Приговоры выносились заранее, поэтому дорога к долгим мучениям была короткой.
Сударб с давних времён привык молчать и поддакивать, подобострастно презирая своих Императоров, бессмертными они были или нет. Десятилетиями он приноравливался к незнамо кем запущенной государственной машине, стараясь по возможности не попадаться под её колёса, теряя и теряя своих детей. Юных волшебниц лишали дара. Самых чистых и ясноглазых юношей превращали в безымянных и бессердечных солдат.
Сударб молчал.
Со временем он научился прикидываться глупым, исполнительным и беспамятным. Он отрёкся от старинных преданий и отказался от незыблемых традиций. Смог признать существование дюков мифом, а выращивание гладиолусов счесть преступным занятием. Он обленился, привыкнув получать понятные и разрешённые удовольствия. Он терпел….. Терпел… И молчал…Потому что ничего нельзя было с этим поделать — имперские законы неодолимы. Так было всегда.
Сударб молчал и терпел. Пока Арнит был Императором — бессмертным, истинным или просто глупым, над ним можно было втихаря посмеиваться и жить себе… До недавних пор всё происходившее на просторах Империи объяснялось интересами государства. Но никогда прежде людей не уничтожали просто так — за происхождение из той или иной провинции. И до сих пор даже самые страшные законы были снисходительны и милосердны к детям. Тем более к ещё нерождённым. Теперь гибель грозила любому… Его Законное Величество, Император Цервемза не просто сорвал Корону с головы Арнита, но и планомерно начал уничтожать собственную страну.
Поэтому Сударб снова молчал. Но по-другому — гордо, горестно, зло и упрямо. Это была не тишина, а скорее безмолвная речь. Внешне ничего не изменилось — вроде бы покорная страна продолжала привычное сонное существование. Но старики начали передавать младшим истории о дюках. Многие вспомнили, что происходят из семей волшебников и стали пользоваться магией, чтобы защитить себя и близких. Гладиолусные луковицы, чудом сохранившиеся в тайниках наиболее скрытных сударбцев, стали пользоваться неимоверным спросом. Надо ли говорить, что в такой обстановке предательство и доносы были не в чести, хотя и щедро оплачивались? Жители всех провинций сочувствовали гонимым амграманцам и помогали им скрываться.
III
— Вы здесь, откуда? — как от привидений отмахнулась Шалук от влетевших в кухню внуков. — Вы же должны быть в Ванирне…
Она была так потрясена, что даже не назвала их хорошими.
Они стояли на пороге. Бледные от ужаса. Измученные. Оборванные. Грязные. И, кажется, избитые. Стийфелт прятался за Лоциптева. Коврик, по которому примчались мальчишки, покорно сворачивался у их ног.
Тётушка Шалук засуетилась, наполняя тазы горячей водой. Она одновременно отмывала обоих детей, смазывала их бесчисленные синяки и ссадины пахучей мазью, готовила ужин и доставала из, одной ей ведомых углов, чистую одежду. И всё это время ворковала:
— Да как же вы, хорошие мои, так? Голодные, поди? Не пищать! Знаю, что жжётся — не страшнее огненного зелья, правда, хороший мой? — усмехнулась, было, она, обрабатывая здоровенную рану на плече Лоциптева.
Мальчик окончательно побледнел… И потерял сознание. Рядом, застонав, рухнул Стийфелт…
Только тут до Шалук стало приблизительно доходить, что произошло…
Спустя некоторое время, пришедшие в себя братья, полусидели в постели. Несмотря на то, что в комнате было хорошо натоплено, а парни укутаны до самой головы, да ещё прихлёбывали горячий бульон — их трясло… Долгое время они не могли произнести ни слова и, как котята жались к пожилой женщине, а она гладила ребят по головам и приговаривала:
— Всё позади, хорошие мои… Всё хорошо… Уж, простите меня, глупую!..
Наконец, они несколько пришли в себя и Лоциптев сказал бесслёзным голосом:
— Нам показалось, что вокруг дома, где мы жили, ходят какие-то странные люди. Ну и мы решили пойти в город. Посмотреть, что там… Да и вообще…
— Посмотреть, значит, захотели! — гневно рыкнул неожиданно появившийся Рёдоф.
Шалук посмотрела на него так, что он мгновенно осёкся. Смущённо прокашлялся, поправил внукам подушки. Налил себе вина и вполне миролюбиво принялся слушать рассказ старшего, время от времени опасливо косясь на свою подругу.
— Мы, правда, были осторожны! Он появился совершенно неожиданно… — Лоциптев оглянулся, ища поддержки у брата.
— Как из воздуха возник, — подтвердил Стийфелт.
— Кто? — одновременно спросили старики.
— Да, дядька этот! Он схватил нас у самых городских ворот, когда мы уже собирались выходить, — Лоциптев сделал большой глоток и продолжил. — Хорошо ещё, что коврик не достали.
— Он такой страшный был. Кричал что-то. Лупил нас. И всё время хихикал, — Стийфелта передёрнуло, но голос у младшего был тоже сухим. — Мы поначалу даже и не поняли, чего он хочет. Удрать пытались…
— Мы и вырывались и умоляли, а он потащил нас на площадь. Там… — старший замолчал, собираясь с духом.
— Таситр говорил, что раньше там ярмарки бывали. Состязания шутов устраивали. Он сам в таких участвовал… — пришёл брату на выручку младший, старательно обходя главную тему.
— Там… — повторил Лоциптев, отставляя кружку. — Казнили людей… Много… — он, наконец, разрыдался. — Там… не только… большие… — дети были… младше нас… Малыши совсем… Даже девочки… Их-то… за что?..
— Они… так… кричали… — заревел Стийфелт. — А потом… умирали… Правда… как-то очень… быстро…
Шалук снова прижала мальчиков к груди, как будто могла закрыть их от пережитого ужаса. Рёдоф, не стесняясь внуков, вдумчиво выругался и стремительно вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с Отэпом, который на ходу доставал из сумки нужные склянки…
Когда мальчики немного успокоились, Садовник робко спросил:
— Может быть, отдохнёте? Не нужно вспоминать… По крайней мере, пока…
— Дед! Неужели ты не понимаешь, что нужно? — глядя ему в глаза, решительно сказал Лоциптев, выглядевший в этот момент совсем взрослым. — Если можешь… приведи всех. Нам так легче будет…
— Ты знаешь, что безумно похож на Кайниола? — пробурчал старик и вышел.
Спустя полчаса небольшая комната в доме Рёдофа была похожа на старый добрый "Гладиолус". Собрались все его бывшие обитатели, кроме Хаймера, который бросился забирать Риаталь из ненадёжного уже убежища.
Специально или случайно так вышло, но брат Мренд, вошедший последним и сразу усевшийся со своим альбомом поближе к свету, не заметил Арнита, облегчённо вздохнувшего в самом дальнем углу.
Когда все собрались. Наследник, сильно вытянувшийся за лето, сел между братьями, крепко обняв обоих, как будто боялся снова потерять. Рядом сел Мисмак, в потухших глазах которого тлел ужас от того, что не произошло лишь по случайности. Напротив — Шалук и Рёдоф. Даже Тийнерет уселся у очага, изучая обстановку… Остальные расселись кто где. Кайниол шепнул Мисмаку:
— Вот мы все и собрались… Почти как раньше… Только мамы не хватает… Правда, отец?
Тот медленно кивнул.
Лоциптев долго смотрел в очаг, потом проговорил:
— Вот… Потом тот дядька подтащил нас к солдату, который исполнял приговоры.
— Ага, длинному такому и тощему. И глаза у него были такие странные, как будто что-то забыл или потерял и пытается вспомнить, — пробормотал Стийфелт.
— Тот посмотрел на нас, словно и не видя. Перевёл такой же взгляд на этого страшного, который нас поймал. Достал несколько монет и бросил ему, сказав, что за таких сопляков хватит и этого. Тот закланялся и убежал. Потом солдат схватил нас за плечи. Больно так… Я заплакал… Кажется, даже закричал… Точно не помню… — мальчик явно стыдился своего малодушия. — Это было так страшно!
— Мы знали, что нужно молчать, тогда можно одолеть огненное зелье… Дед рассказывал, что так Таситр выжил… И господин Отэп, тоже… Правда? — словно оправдываясь, заговорил младший. — Но мы ничего не могли с собой поделать… Это плохо, да?
— От такого количества не спасёт ничто… И это действительно страшно… Очень! Так что вы вовсе не трусы… Нам с Таситром просто повезло, — успокаивающе сказал Отэп, передавая детям кружки, от которых поднимался тёплый пряный аромат. — Что было дальше?
Лоциптев ненадолго примолк. Судорожно отхлебнул. Потом встрепенулся и продолжил:
— Ну, что… Я вырывался, кричал… А сам думал, долго ли всё это продлится…
— Я тоже… — лёгким эхом отозвался Стийфелт. — И ещё высматривал, рядом нас привяжут или нет…
— Тогда этот странный солдат дал нам по крепкой затрещине и велел заткнуться. Не знаю почему, но мы действительно утихли. А этот длинный посмотрел на нас сверху вниз. Спросил, правда ли, что мы — амграманцы? Ну, не врать же было… Он подумал, а потом, залепив нам ещё по оплеухе, сказал, что мы слишком мелкие и можем катиться отсюда.
Тут братья заговорили, перебивая друг друга:
— …он стоит — смотрит на нас…
— …и мы стоим — поверить не можем…
— …тогда он дал нам ещё пару подзатыльников…
— …это было почти не больно…
— …быстро наклонился к нам и шепнул, чтоб мы запомнили его имя — Цеспел…
— …а его невесту звали Яспен…
— …потом вытолкал нас с площади…
— …ну, мы и побежали…
— …решили прямо сюда… к вам… Вот…
— По крайней мере, тут вы поступили мудро… — глухо проговорил Рёдоф. — Похоже, семьям и всяческим друзьям-приятелям нужно скрываться вместе, а то вон что выходит…
Мальчики, смертельно уставшие от пережитого, да ещё разморённые отэповыми лекарствами стали засыпать. Взрослые потихоньку перебрались в кухню. С братьями остался лишь Кайниол.
Когда Стийфелт, обнимая мурлычущего Тийнерета засопел, вздрагивая во сне, почти задрёмывавший Лоциптев, шёпотом спросил:
— Его тоже казнят?
— Кого? — не понял Кайниол.
— Ну, солдата этого… Цеспела?
Сиэл приучила братьев никогда не лгать друг другу. Наследник долго молчал, а потом промолвил:
— Если узнают, что отпустил пленников, и не просто кого-то, а амграманцев и, ко всему ещё, моих братьев — да. Надеюсь, что этого никто не видел… На всякий случай запомни его имя на всю свою жизнь. И пусть она будет долгой!
— Ты тоже запомни. Всё-всё! — Лоциптев крепко сжал руку Кайниола в своей. — Я сейчас не к брату обращаюсь, а к Вашему Императорскому Высочеству…
IV
Когда он вышел в кухню, там царила тишина. Краем глаза Наследник отметил, что Хаймер и Риаталь так и не появились. "Где же они могут быть? — забеспокоился юноша. — Остаётся надеяться, что учитель решил избавить жену от тяжёлых подробностей…" А ещё в кухне не было брата Мренда.
— Вот что! — буркнул Рёдоф. — Всё это никуда не годится… Тут у меня кое-что сохранилось из амграманских запасов… Обычно, это направляло разговор в нужное русло.
Вскоре молчание стало уже не гнетущим, а скорее задумчивым.
— Государи! — наконец подал голос Таситр. — Есть ещё одна беда! Беззакония, творимые Его Законным Величеством, привели к тому, что по Сударбу формируются отряды, готовые в любой момент с оружием в руках двинуться на Мэнигу. Во что бы то ни стало их нужно остановить — с войсками Цервемзы их силами не справиться!
Арнит озабоченно взглянул на Отэпа, тот кивнул:
— Только бессмысленных жертв прибавится… До тех пор пока вы оба не докажете своих прав на Сударбский Престол, о том, чтобы свергнуть Цервемзу, и думать нечего…
— Что ты можешь предложить? — Император нервно застучал пальцами по стакану.
— Полагаю, сир, что прежде всего, стоит обратиться к народу с благодарностью и просьбой несколько повременить. Не знаю, насколько это подействует, но попробовать имеет смысл… Затем, думаю, нужно узнать, где конкретно Личный Секретарь Вашего Величества хранит свой бювар. Наконец, неплохо бы добыть документы. Причём, желательно, вместе с их хранителем, — Советник наклонился почти к самому императорскому уху и еле слышно прошептал. — На этот счёт у меня есть кое-какие идеи, — он опять заговорил в полный голос. — А тогда можно будет и Мэнигу брать, и Цервемзу наказывать и вообще порядок в стране наводить!
— И ещё… государи… — Рёдоф так и не привык официально обращаться ко внуку, поэтому махнул рукой и сказал, как сказалось. — Кайниол! Арнит! Хорошие мои! Я очень вас прошу, будьте осторожны! Вам сейчас нужно себя беречь больше даже, чем бережётся Риаталь… И вообще, как оказалось, родных у меня не так уж и много…
Он снова махнул рукой и отвернулся. Шалук подошла к нему, обняла и скороговоркой зашептала что-то успокаивающее.
Опять наступила пауза.
— Тут есть одна сложность… — выходя из задумчивости, произнёс Император. — Чтобы нас с Кайниолом не просто услышали, а послушались — нужен эдикт, а не обращение. Составить документ нетрудно, но засвидетельствовать его подлинность может лишь Секретарь. А тот, кто занимает его должность, для меня недоступен.
— Скажите, сир, — немного подумав, спросил Кайниол. — У нас на двоих должен быть один Секретарь? Если бы Личный Секретарь был и у меня, он мог бы засвидетельствовать любой документ, правда?
— Полагаю, что так… Но ты-то, откуда его возьмёшь? Да ещё здесь…
— Может ли стать Секретарём доброволец? — подал голос сын Рёдофа, молчавший весь вечер.
— Раньше именно так и случалось… В Секретари шли самые верные, — опередив Арнита, сказал Кинранст. — Только со временем перевелись желающие пожизненно служить и умирать со смертью Императора.
— Я… возьмусь за эту должность, если Ваше Императорское Высочество соблаговолит принять мои услуги, — поклонился Мисмак.
— А Лоциптев со Стийфелтом?! — протестующе вскочил Кайниол, — Как же они, отец?
Он бросил беглый взгляд на Арнита. Тот понимающе кивнул. А Мисмак подошёл к Наследнику и спокойно сказал:
— Воспитывать мальчиков помогут дед и Шалук. Мне есть за кого и против чего бороться. Тебе же необходим не просто верный человек, но помощник и соратник. И заметь, я ничем не рискую: если твоё правление будет долгим — это продлит и мою жизнь. Если же нет… — я всё равно пойду за тебя на смерть, — он как в детстве потрепал сына по голове, а потом снова почтительно поклонился. — Настоятельно прошу Ваше Императорское Высочество назначить меня Личным Секретарём!
— Что для этого нужно? — обернулся Кайниол к Волшебнику.
— Две доски, чернила, перо и хотя бы несколько чистых листов бумаги, — не задумываясь, ответил Мисмак, кладя перед Соправителями всё указанное. — Я давно был готов к этому.
— Ну, что же… Мисмак из Дросвоскра, по доброй ли воле ты принимаешь на себя пожизненные обязанности Личного Секретаря моего Наследника и Соправителя Кайниола? — спросил Император.
— Да, сир! Добровольно и с радостью. И обязуюсь быть верным слугой и другом, как ему, так и Вашему Величеству.
— Достоин ли твой… отец, — голос Арнита почти не дрогнул. — Этой должности?
— Безусловно, сир! Я с великой благодарностью, хотя и с немалой тревогой принимаю его услуги.
Едва Императорские перстни коснулись досок, те собрались в папку. Документ о назначении Мисмака Личным Секретарём Его Высочества соскользнул под крышку.
Волшебник внимательно посмотрел на бювар и мрачно произнёс:
— Он мне не нравится. Совсем. Почему? А вот потому! — бурчал Кинранст, водя руками над папкой, которая на глазах покрылась тёмной кожаной обложкой с тиснёным узором в виде четырёх гладиолусов. — Так, пожалуй, лучше будет… Пусть кто-нибудь попробует открыть!
Римэ приподняла крышку. Внутри обнаружилась лишь стопка чистых листов и письменный прибор.
— Теперь прошу Ваше Высочество!
В папке оказался документ.
Когда надёжность бювара была проверена, Соправители составили эдикт-обращение, в котором предписывали верным подданным Сударбской Короны воздерживаться от прямого противодействия войскам Узурпатора.
Никто не заметил, как и когда в кухню вышли Лоциптев и Стийфелт. Всё ещё бледные они стояли, кутаясь в пледы, и безмолвно наблюдали за происходящим. У их ног расселся вездесущий Тийнерет, явно недовольный тем, что месть Цервемзе опять придётся отложить.
— Кто, те четверо мужчин, что засвидетельствуют подлинность документа? — спросил Мисмак.
Император поднял руку и тихо произнёс:
— Думаю, что правильно будет просить об этом двоих мужчин, выдержавших огненное зелье…
Отэп и Таситр шагнули к Секретарю. Арнит, тем временем, продолжил:
— И двоих счастливо избежавших этой отравы.
— Но… они ещё мальчики! — запротестовала тётушка Шалук.
— Да, почтеннейшая госпожа, но несмотря на свой малый возраст, они пережили столько, сколько далеко не каждому взрослому мужчине приходится, — ответил Император, а потом обратился к братьям. — Согласны ли вы?
Вместо ответа они почтительно поклонились.
V
Если это можно было назвать счастьем, то первое время после возвращения от Вод Без Плеска Грейф Нюд был счастлив. Всё шло по его плану и даже лучше: он всячески потакал цервемзиным зверствам, а Узурпатор упивался своей безнаказанностью и со сладострастием творил беззакония, тем самым приближая свой неминуемый крах. Конечно, сударбцы — народ тупой и ленивый, но рано или поздно и они должны были восстать против законного Императора. Бунта боятся все, а Цервемза никогда не отличавшийся смелостью, тем паче…
По расчётам Колдуна терпение народа и цервемзины запасы огненного зелья должны были иссякнуть примерно одновременно — к началу осени. Тогда его раб должен был неминуемо приползти, умоляя о помощи. Старик ждал этого часа, предвкушая и унижение Правителя, и своё торжество. Но видно Его Законное Величество и здесь умудрился как-то перехитрить своего Советника. Несогласных в стране было бесконечно много, а огненное зелье, которого требовалось всё больше и больше, всё не кончалось.
Сам того не замечая, Грейф Нюд стал сотрудничать с Цервемзой. Понятное дело, что оба заслали своих шпионов следить за тем, что делает другой. Но в остальном…
Странная штука — перемирие в необъявленной войне двух палачей. Отложив выяснение отношений на потом, они с новой силой взялись за усмирение Сударба, который последнее время вёл себя странно и слаженно, как будто по стране рассылались Императорские приказы. Да и восстание, о подготовке которого доносили шпионы с разных концов Империи, почему-то откладывалось.
Более того, приговорённые стали исчезать прямо с места казни. Преследуемые амграманцы, раньше толпами бродившие по Империи, и вовсе, как будто испарились из страны.
VI
Риаталь оставалась в доме одна. Выйти она боялась, поскольку весь вечер вокруг дома бродили какие-то подозрительные люди. Увидев мужа, она бросилась ему на шею и долго не отпускала. Неохотно высвободившись из её объятий, Хаймер внимательно осмотрелся:
— Действительно, следят. Значит, по коврику уходить небезопасно, — задумчиво произнёс он.
— Зато быстро. Кто нас заметит? — удивилась Риаталь, не ожидавшая от мужа такого осторожничания.
— Цервемзины это были шпионы или ещё чьи, но недавно к таким же, как мы на коврик запрыгнули какие-то двое. С оружием, заметь себе, и в форме. Те беглецы еле отбились.
— Да не тронут они беременную-то! — пыталась улыбнуться Риаталь.
— Там на площади поят всех. И детей рождённых или ещё нет — не щадят… — медленно произнёс Хаймер. — Ты слышала, что произошло с братьями Кайниола?
— Только приблизительно. Что им как-то удалось сбежать… — кивнула она.
— Хорошо. Остальное тебе пока знать не надо…
Женщина села в углу и тихо безнадёжно заплакала. От страха, от ненависти, от бесконечной усталости и невыносимой жалости ко всем и к самой себе:
— Неужели, же нет никакого выхода?
Хаймер нежно обнял её:
— Когда тебя привезли в Амграману, почти все, даже кое-кто из дюков, считали, что надежды нет. Я — просто верил и бесконечно любил, может быть, поэтому ты выкарабкалась. Мы сможем уйти. Тут есть один никому не известный ход.
— Ты-то откуда знаешь? — Риаталь настолько удивилась, что слёзы на её глазах мгновенно высохли.
— Я как-никак, Первооткрыватель! — ободряюще подмигнул молодой человек. — И мужчина, пытающийся спасти двух самых дорогих людей в своей жизни.
Они смогли потихоньку выйти из дому. За амграманцев их принять было невозможно: Риаталь по-прежнему одевалась, как жительница Стевоса, а Хаймер был законченным мэнигцем. По улице шли медленно, спокойно и не таясь. Редкие прохожие не обращали на них никакого внимания. В самом деле, мало ли почему молодые господин и госпожа решили прогуляться перед сном.
За три квартала обойдя страшную площадь, они подошли городской стене.
Несмотря на позднее время, ворота были открыты. Хаймер уже доставал коврик…
Совсем рядом зазвучали солдатские голоса и ещё один странный и подхохатывающий:
— Я видел, как они шли сюда, почтенные господа! Точно, хи-хи, видел! Она беременная, а он чопорный такой…
— Далеко не уйдут! — сказал один солдат.
— Спасибо, любезнейший, дальше мы сами! — добавил второй.
— Почтеннейшие господа, а как же, хи-хи, деньги? За службу-то?
— Самим пригодятся! — рыкнул первый.
— Или, может, ты жаловаться побежишь? — издевательски осведомился второй.
Судя по семенящему топоту, доносчик решил не связываться.
— Послушай, может, пойдём, а? — с надеждой спросил первый. — Не ровен час на засаду нарвёмся…
— Ты не засады, парень, боишься… — ответил его напарник.
— А чего же? — задиристо спросил первый. — Не тебя же, урода этакого!
— Не меня, хоть ты и сам не краше! — буркнул второй. — Ты просто не хочешь беременную бабу на площадь тащить! А ты знаешь, что будет с тем ненормальным, что утром двух пацанят отпустил? Вот через пару-тройку дней моя очередь исполнять приговоры. Так ты зайди, посмотри!
Голоса то удалялись, то снова приближались… Медлить было нельзя… Хаймер бросил коврик под ноги жене:
— Немедленно беги домой! Я их задержу, — он уже доставал меч.
Она не стала спорить и ступила на истёртую ткань:
— Я дам о себе знать! И дождусь…
Домой, могло означать лишь одно — в Стевос. Риаталь пошла туда.
В последний момент она увидела, как Хаймер упал, держась за плечо, откуда торчала стрела.
VII
…Яспен! — это имя не шло из головы. Оно преследовало солдата и днём и ночью. Последние трое суток особенно…
…Яспен… Черноглазая и светловолосая… Лёгкая и певучая… Их ручьи слились ещё в детстве и с годами могли стать большой полноводной рекой…
Она всегда умела делать подарки. Цеспелу напоследок подарила имя и память…
Чья-то жёсткая рука грубо тряхнула его за плечо.
— Эй, ты! — раздался над ухом голос нынешнего Исполнителя. — Идём!
— Меня зовут Цеспел из Ванирны, а мою невесту, казнённую, вот этими руками, — он показал раскрытые ладони. — Яспен.
— Не надейся, что умрёшь быстро. Я — не ты, и приговоров не нарушаю, — стараясь не слушать, Безымянный солдат с издёвкой смотрел на Цеспела.
Тот выдержал взгляд палача и усмехнулся:
— Веди!
— На кляп тоже не рассчитывай — все должны услышать твой крик! — не совсем уверенно отрезал Исполнитель.
— Это даже хорошо… — пробормотал приговорённый, последний раз полной грудью вдыхая прохладный осенний воздух. — Тебя, наверное, тоже как-нибудь звали… и ты был откуда-то родом…
Проблеск памяти мелькнул в пустых глазах Безымянного. И погас. Навсегда.
…Чтение приговора не заняло много времени. Да и кубок наполнился быстро…
— Яспен!.. — собрав всю волю, силу и несбывшуюся любовь закричал Цеспел, захлёбывавшийся огнём. — Я… иду… к тебе!..
…Никто не обратил внимания на его голос, растворившийся в общем страдальческом вопле…
ИСУЛОЛГДА
I
Неизбежность — страшная вещь. Безысходность — и того страшнее. Но ничто не может сравниться с неизвестностью! Риаталь не могла даже плакать. Она сбросила туфли и шла по краю прибоя, не мигая глядя на восходящее солнце. Как же давно она здесь не была!.. Море, как большой ласковый зверь, радостно приветствовало Хранительницу. В другое время она задохнулась бы от счастья… А сейчас просто брела по с детства знакомой дороге, зная, что останавливаться пока нельзя. Краем глаза поискала, не летит ли к ней старая подружка — тапямь. Небо было пустым… Скользнув взглядом по небольшой груде камней, Риаталь осознала произошедшее, но сердце даже не отозвалось горем — слишком уж много его было последнее время.
Подобрав повыше подол, она по мелководью обогнула скалу, на которую в своё время героически карабкались Арнит с Отэпом, и вышла в бухту лежбиков. Там было пусто. Громадное дерево, столь любимое синими кошками, стояло сгоревшее наполовину. Хранительница направилась в грот. Здесь тоже не было ни души… Наверное, нужно было уходить, но она слишком устала… Сбросив с плеча сумку, Риаталь прилегла на подсохшую траву…
Проснулась она от того, что какие-то люди разговаривали у входа. Слов было не разобрать, но голоса напоминали те, что совсем недавно звучали под Ванирной. Материнское чутьё толкнуло женщину вглубь пещеры. И не напрасно! Там, где по её воспоминаниям раньше стояла глухая стена, открылась широкая расселина. Риаталь кое-как пробралась между двумя отвесными скалами и так же машинально пошла вперёд по узкому тёмному коридору. За её спиной снова вырос монолит с едва заметной трещинкой посередине. Перемещающий коврик остался по другую сторону стены. Оставался лишь путь вперёд.
Пещерный коридор был душен, извилист, но короток. Вскоре беглянка вышла на опушку незнакомого леса. Осень, если и коснулась здешней листвы, то несильно… Воздух был пропитан солнцем и хвойным духом. Многодневная усталость, как намокший плащ, медленно сползла с её плеч и растаяла в звонком воздухе.
Некоторое время Риаталь постояла, наслаждаясь лесными ароматами. Это придало ей сил. "Почти как амграманское вино!" — впервые за несколько дней улыбнулась она. Как во сне она шла и шла… и даже не заметила, что лес давно кончился. Чем дальше, тем быстрее и легче был её шаг. Потом — бег. Потом — почти полёт.
Теперь путь лежал мимо горбатых, поросших мхом холмов. Краем глаз Риаталь отмечала их мягкие кошачьи бока. В одной из таких уютных горок, она увидела вход, едва заметный под свисавшими сверху плетьми душистой травы. Сердце отозвалось и настойчиво застучало: "Туда! Туда! Туда!" Осторожно отодвинув полог, Хранительница скользнула в грот. Вход за ней затянуло тёплым туманом. Всё горе осталось за порогом — здесь ждало счастье и великое таинство рождения!
Всё вокруг было окутано золотистым светом, исходившим из небольшого тихонько бормочущего озерца в центре пещерного зала. Несколько мгновений Риаталь стояла, прислушиваясь к происходившему внутри неё. Поняла всё. И ещё она почувствовала, что не пела так давно, что успела отвыкнуть от собственного голоса. Какое же это было блаженство — вспомнить, как просыпается в душе мелодия! Потом роженица скинула платье и, продолжая радостно напевать, спустилась в тёплые ласковые воды и закружилась, подчиняясь их светящемуся танцу…
…Когда она выбралась на берег, на руках у неё лежала девочка. Совсем крохотная, но самая прекрасная в мире. И такая похожая на Хаймера…
Наверное, место здесь было такое, что юная мать не удивлялась ничему: ни кувшину с питьём, ни ложу с мягкими простынями, ни крохотному оберегу, который она тут же надела на шею малышке…
II
Двор, куда попала Риаталь, был прекрасен и навевал воспоминания о Тильецаде. Дочь, по виду уже достаточно большая, молча жалась к матери, во все глаза таращась на роскошное убранство, а особенно на дивные растения, росшие в центре помещения. Женщины, взрослая и маленькая, уселись на высокие каменные скамьи усыпанные множеством подушек, и залюбовались клумбой с четырьмя светящимися цветами.
— Как их зовут? — спросила дочь, показывая пальчиком, на гордые стебли, легко нёсшие свои тяжкие короны.
— Это — гладиолусы. Гербовые цветы-обереги дивных дюков и, — мать задумчиво посмотрела на небольшой медальон, красовавшийся на груди малышки. — Кажется, твои…
— А дюки — это такие красивые, которые нас встретили?
— Да, хорошая моя!
— Они такие… — малышка задумалась, подбирая слово, и наклонила голову, точно как Хаймер. — Славные! А откуда ты их знаешь?
— Когда-то они жили в нашем мире. Потом была война и дюки ушли.
— А теперь мы пришли к ним в гости?
— Кажется да… — мать не договорила.
Исполинская дверь растворилась. На пороге стояла дюкса. Строгая и прекрасная.
— Никуца! Хорошая моя! Ты жива… — женщина вскочила со скамьи, смахнув все подушки.
— Нет, Риаталь… я по-прежнему… в Дальнем мире, — печально ответила дюкса.
— А я?
— На границе… Немыслимых Пределов и Сударба.
— Как же ты меня нашла?
— Просто… пришла в твой сон… посмотреть на первую из вашего мира… родившую у Светящихся Вод… Твой приход сюда — добрый знак! — Никуца слегка наклонилась, тепло вглядываясь в лицо сидевшей на скамье девочки. — Это… твоя дочь?
— Моя. И Первооткрывателя. Только вот… — она замялась. — Мы так и не успели придумать ей имя.
— Наши дети сами называют свои имена… Может быть… она поступит так же?.. — неуверенно сказала дюкса. — Лучше… расскажи, как ты здесь оказалась…
— В Сударбе бесчинствует новый Правитель. Мне пришлось бежать, а Хаймер… — страшные воспоминания накатили на неё. — Не знаешь ли, жив он?
— В Дальнем Мире его нет…
— Хорошо, если так… Я видела, как его ранили…
— Не волнуйся… Вас Вечных… не так просто убить… Почти, как нас… Насколько я вижу… вы проживёте… долгую жизнь… Ты ещё не раз придёшь… к Светящимся Водам…
— Вечных? — Риаталь снова села. — А я-то думала, что это был только сон…
— Общий сон… предвещающий Великую Битву… Ты, Хаймер, брат Мренд, Кайниол и тот незнакомый мальчик… служивший в Квадре… — из тех, кому позволили возродиться… — дюкса удивлённо посмотрела на женщину. — Неужели ты не помнишь?
— Про брата Мренда я знала… Что до остальных — и Хаймер, и Кайниол, и даже Таситр всегда мне кого-то напоминали.
— А себя… другую себя… ты не помнишь?..
— Может быть… Мне с детства снилось, что давным-давно я погибла, пытаясь предупредить Оделонара… — Риаталь пристально вглядываясь в даль времён.
— А я? — перебила их девочка, которой явно надоело быть в стороне. — Я — тоже уже была? И тоже — Вечная?
Никуца посмотрела на неё внимательно и тихо, потом перевела взгляд на мерцающие гладиолусы и, улыбнувшись, сказала:
— Нет… я думаю… — ты… живёшь впервые… Не знаю… станешь ли ты Вечной… но тебе… предстоит быть… Родоначальницей.
— Кем? — не поняла малышка.
— Ты — первая женщина из мира людей… родившаяся в мире дюков… Это значит, что… вскоре тебе предстоит пройти наше посвящение… и обрести способности, пока не свойственные людям…
— Я стану волшебницей? Самой настоящей? — обрадовалась девочка, с ногами забираясь на скамью.
— Ты ею родилась! — засмеялась Риаталь. — У нас с Хаймером просто не могут получиться обычные дети…
Никуца подождала, пока они отсмеются и продолжила:
— Так вот… Ты вырастешь… потом сама станешь мамой… и твои дети… унаследуют то, что ты… обретёшь в Немыслимых Пределах.
— Наверное, это очень интересно — быть Роно… Ро-до-на-чаль-ницей… — задумчиво произнесла девочка. — А кто станет моим мужем?
— Один из встреченных по дороге… ты обязательно узнаешь его…
— Как?
— Когда ручьи сливаются в один… перепутать невозможно…
— А если он об этом не знает?
— Не знает сейчас… узнает позже…
Все трое ещё немного помолчали.
— Скажи… Как мне вернуться домой? — робко спросила Риаталь.
— Пока это невозможно… Все дороги… между Немыслимыми Пределами и вашим миром… закрыты… — дюкса поправила застёжку своего плаща. — Поживи пока в Цагрине… там тебя встретят с радостью…
— Но дома… в Сударбе… творится такое! Мне необходимо туда! — слёзы бессилия подкатили к горлу Хранительницы. — Там… Хаймер!
— Я знаю… Но всё происходит так и тогда, как и когда должно происходить… — кажется, Никуца хотела ещё что-то сказать, но передумала и, печально вздохнула. — Вам пора! И мне… тоже… Когда выйдешь от Светящихся Вод… ступай по той тропинке… что будет правее… Она выведет в Цагрину… Прощайте…
— Ты славная! — сказала дочь. — Я всегда-всегда буду тебя помнить!
— Прощай, хорошая моя, — прошептала мать. — Что передать Окту?
— Ничего… он и так знает… — донеслось до неё уже издалека.
Проснувшись, Риаталь не сразу поняла, где находится. Рядом сладко посапывала маленькая дочь. Женщина села. Огляделась. Светящийся источник так же добродушно бурчал рядом. На другом его берегу, сощурив золотые глаза, сидела синяя крылатая кошка.
III
— Да вот же она! Совсем вы, дюки, бестолковыми стали. Человека от камня отличить не можете! — раздалось откуда-то сверху неслышное ворчание, принадлежавшее, по-видимому, Рьоху.
"Добралась… Это дюки… Наши…" — была первая её мысль. Старый дюк, меж тем, продолжал ругаться на кого-то, чуть было не споткнувшегося об Риаталь.
— Судьба у тебя такая — обессилевших дам с младенцами в город вносить! — раздался тихий смех Илсы.
— Риаталь, очнись!.. — загудел голос Окта. — Всё хорошо… Ты дошла… Здесь безопасно.
Сильные ладони подняли её, как маленькую птицу, и понесли в тепло. Рядом были друзья… Кто-то принял у неё девочку. Вокруг засуетились дюксы: отмывая-переодевая-укладывая-отогревая-отпаивая…
Риаталь почувствовала, что лежит удобной постели, укутанная в громадный мягкий плед. Шевелиться не хотелось, но она всё-таки села. Огляделась. Увидела рядом дочку, умиротворённо перебиравшую во сне губами. Схватила на руки и поднесла к груди. Дюксы теснились, удивлённо и радостно разглядывая маленькое чудо, обретшее жизнь, несмотря на бушующую вокруг смерть.
Женщина благодарно улыбнулась, хотела что-то сказать… И не смогла. Вместе с чувствами вернулась память. Обо всём…
— Хаймер! — хлынули неудержимые слёзы. — Хаймер…
— Плачь, хорошая моя, плачь! — проговорила пожилая дюкса, похожая на тётушку Шалук. — Он, наверное, тоже зовёт тебя… А если так — вы встретитесь. И непременно в Ближнем Мире. Верь мне, так будет… обязательно! Вам ещё дочку вырастить надо…
Так же, как недавно подруга Рёдофа утешала мальчиков, незнакомка осторожно гладила Риаталь по голове, словно смывая боль и горе… Та не могла ничего ответить, лишь всхлипывала. А потом её прорвало:
— Они… Амграману разрушили!.. Теперь… даже детей… убивают… На нас… как на диких зверей охотятся… — захлёбываясь безнадёжным отчаянием, закричала женщина. — А если… они его… замучают?..
— Попробовать, конечно, могут… Но ты-то, хорошая моя, на что? Он не один — у него ты есть.
— Я — здесь… В безопасности… так далеко… от него!.. — она жалобно посмотрела на дюксу и спросила. — Ты кто?
— Я-то? Яхалуг — жена Рьоха. Мы шли друг к другу годы и века. Тут главное терпение и умение ждать! — дюкса лукаво улыбнулась. — Ты — сильная. Ушла от погони. От неминуемой смерти спаслась. Дорогу к Светящимся Водам отыскала. Девочку чудесную родила. До нас добралась. Так неужели, хорошая моя, ты не сумеешь мужу помочь? — Яхалуг слегка приподняла изголовье Риаталь и начала её поить ложечки.
Снадобье было горьковатым несколько жгучим. Вскоре женщина почти успокоилась. Взяла кружку и принялась пить сама. Потом перевела дух и заговорила, словно оправдываясь:
— Спаслась я по счастливой случайности… К Светящимся Водам пришла, не потому что хотела их найти… Дорогу сюда мне во сне Никуца подсказала… Так что никому я помочь не смогу…
— Спасаются всегда неожиданно… Наш клан должен был погибнуть, а вот… — усмехнулась Яхалуг. — И, поверь мне, ни одна дюкса не ищет дорогу к родовому источнику — просто приходит туда и всё. В Цагрину ты добралась, потому что хотела прийти. А что касается помощи… Ты же Хранительница, хорошая моя! Рьох мне рассказывал, что, даже находясь в Дросвоскре, ты умудрялась оберегать Стевос от штормов, а мореходов от гибели… Правда?
Риаталь кивнула.
— Как ты это делала?
— Тогда я пела. И посылала песню в родные края…
— Ну, и отлично, хорошая моя! Значит, пой!
— Не могу… В душе что-то остановилось… Я, наверное, больше никогда не смогу так…
— А у Светящихся Вод могла?
— Вроде бы… — неуверенно произнесла Хранительница. — Но там всё было по-другому. Мне казалось, что я сама становлюсь песней… Растворяюсь в ней… что ли…
— Ну вот… А говоришь, не сумеешь! Вспомни, как это было и пой
— Прямо сейчас? — спросила Риаталь, окончательно сдаваясь.
Тон её стал прежним — уверенным и чуть резковатым.
— А когда же ещё? — удивлённо ответила дюкса.
Хранительница осторожно передала ей дочь. Встала. Поправила растрёпанные волосы…
Слёзы ушли. Боль и страх отступили в никуда. Голос проснулся и полетел из Немыслимых Пределов в обожжённый огненным зельем Сударб. К Хаймеру, где бы он ни был…
— Ну вот, наконец-то, ты поступаешь, как жена дюка, вышедшая из его снов, чтобы оберегать явь, — удовлетворённо промолчала Яхалуг.
— Хаймер вернул моему телу душу, едва теплившуюся в одном из набросков брата Мренда… Так что, можно считать, что я вышла к нему с портрета…
— Почти как Илса к Превю…
IV
Осень добралась и до Немыслимых Пределов. Приближалась пора, когда безымянная девочка должна была принять Великие Дары. Пока же она росла, ела и спала, как и полагается маленьким детям. Разве что, взгляд у неё был серьёзнее…
Несмотря на затяжное ненастье, обряд решили провести там, где он уже проходил. Ожидание на пронизывающим ветру и под секущим моросняком — не самое приятное занятие. Тут может помочь только песня. Погода от этого, конечно не исправится, но теплее станет. Светлый радужный купол появился задолго до того, как распахнулись ворота Цагрины.
Вокруг помоста встали главы кланов.
Окт постоял несколько мгновений. Потом подозвал Рьоха:
— В отсутствии Хаймера… кто-то должен… передать Речь… его дочери. Он был моим… пожалуй… лучшим учеником… И остаётся… верным другом… Займи… моё место…
Рьох задумчиво промолчал:
— У тебя есть сын… Он первый принял Дары и он же отвечал за поход в Неведомые Земли. Эта девочка — первая из людей пройдёт наше посвящение. Я думаю, что будет правильнее, если первый встретит первую.
Он поманил мальчика и что-то сказал ему. Юный дюк заметно заволновался. Бегло взглянул на отца. Получил безмолвное одобрение и занял его место.
Вожди пели. Золотистый и радужный свет заливал всё вокруг.
Гордая и смущённая Риаталь подошла к колыбели и опустила туда девочку. Жена Хаймера не была дюксой, но то знание, которое она всегда принимала за инстинкт, заставляло Хранительницу действовать именно так, как того требовал обычай.
— Во имя Творящих и Хранящих! — раздалось безмолвное трио вождей. — Дочь людей, родившаяся у Светящихся Вод и получившая первый Дар. Прими и остальные, чтобы жить с ними и передать тем, кто продолжит тебя!
Окт подошёл к колыбели:
— Во имя Творящих! Дочь Первооткрывателя Хаймера и Хранительницы Риаталь, прими Дар Речи, чтобы она была врачующей и мудрой!
Хранительница обернулась, как будто услышала голос мужа и неожиданно для всех произнесла:
— Во имя Творящих! Прими от своего отца, находящегося в беде, Дар Явной Речи. Пусть она будет искренней и правдивой!
Дюки одобрительно промолчали.
Из ладоней Окта вырвались красные лучи, мгновенно пойманные девочкой. Потом жёлтые струны протянулись между матерью и дочерью.
— Во имя Творящих! — подтвердили собравшиеся.
Хранительница действовала по наитию. Всё происходило само собой. Она вспомнила, как Хаймер смеялся, что рано или поздно превратится в маленького и нелепого дюка. "Вот и со мною происходит то же самое! Яхалуг сказала, что я веду себя как дюкса", — усмехнулась про себя Риаталь и смутилась, не слышит ли кто… Затем спокойно вышла вперёд:
— Во имя Хранящих! Дочь моя и Хаймера, узнай и назови своё имя!
Ни на миг не задумываясь, девочка промолчала:
— Исулолгда!
И повторила то же самое на явном наречии.
— Во имя Хранящих! — ответствовало безмолвное эхо.
— Во имя Творящих и Хранящих. Исулолгда, дочь людей, Хранимая Щитом и владеющая Речью, стань справедливой, как дюки и твои родители! Отныне и навсегда!
Все замерли в ожидании. Никто и никогда не видел, чтобы люди создавали Круг Справедливости.
Девочка, давно уже вставшая на ноги и выбравшаяся из колыбели, выглядела теперь лет на пять-шесть. Почти не запинаясь, подошла она к центру подиума и протянула вперёд ладошки. Двойное разноцветное облако, которое было ярче и светлее тех, что возникали вокруг юных дюков, медленно наползло и скрыло её с головой. Потом не растаяло, как обычно, а улетело в сторону Мерцающих Проходов. Вокруг Исулолгды остался едва заметный отсвет, ставший навечно её неотъемлемой частью.
— Во имя Творящих и Хранящих! Обретённого — не отнять! — уверенно и ясно на обоих языках произнесла она.
— Обретённого — не отнять! — радостно и торжественно подхватил дюковский хор, превращаясь в песню, в которую впервые вплетались уверенные голоса сударбских женщины и девочки.
V
Годы… И века… И тысячелетия подряд… Воды Без Плеска питались и полнились гневом и несправедливостью. И всё это безмерное время Озеро незаметно, но неуклонно росло, углублялось, разъедало и захватывало всё бóльшие пространства. Ужас, погребённый на его дне, порождал новое зло, которое проникало в другие миры, возвращаясь новыми Водами Без Плеска. Так происходило бесконечно…
Сударбские события последних лет должны были привести к восстановлению Рассыпавшегося. Озеро жаждало этого, чтобы поглотить своё порождение, вобрать в себя его чудовищную силу и, вырвавшись из берегов, затопить все миры и пределы.
Но однажды какая-то неведомая сила стала сжимать берега, превращая Озеро в небольшую лужу. Правда, бездонную, но всё-таки… Всё более властно и уверенно. Казалось, эта сила шла одновременно из Неведомых Пределов, Сударба и даже Дальнего Мира. Тогда Воды Без Плеска стали перемещаться между мирами, безуспешно пытаясь скрыться от неведомой угрозы. Они кочевали, пока не нашли, тихое место, где можно переждать непонятные и тяжёлые времена, подготовиться и обрушиться на безымянных гонителей. В этом убежище сначала Цервемза, а потом Грейф Нюд и нашли Воды Без Плеска. Глупые рабы Рассыпавшегося хотели четырёх вещей: безраздельной власти над Сударбом, бессмертия для себя, скорейшей гибели другого и свободы от Лоза. Если бы Воды могли смеяться, то чудовищный хохот обрушил бы своды их убежища. Тогда… Тогда страшный поток вырвался бы на сударбские просторы, умножая и без того разгулявшееся в Империи зло. По счастью Озеро молчало. Как и всегда. И злорадствовало. Только проедало дно и полнилось несправедливостью, страхом и страданиями, царившими в мире людей…
И вдруг…
Обычно гладкая, ничего не отражающая поверхность стала мутной. Потом слегка осветились. Яркое сияние разгорелось. Стало тёплым. Затем его разорвала чистая двойная радуга, которая пронеслась над Водами Без Плеска и властно потянула их за собой.
Озеро снялось с места и превратилось в зловонный ручей, испепеляющий всё на своём пути. Ручей тёк безостановочно и стремительно, пробиваясь через границы миров и оставляя позади себя выжженное безжизненное русло…
Два старика оказались среди возмущённо вьющихся клубов пыли. Они стояли рядом, но ни один из них не видел и не слышал другого.
— Ты — скверный слуга… — сразу со всех сторон зашелестел голос…
— В чём я провинился, Повелитель? — ответил странный дуэт.
Очевидно, это забавляло Лоза. Он обращался то ли сразу к обоим, то ли ни к кому:
— Ты клялся, что всё, происходящее в Сударбе приведёт к моему усилению?
— Клялся… — каждый от себя сказали Колдун и Правитель.
— И что именно твои труды помогут мне собраться? — продолжал Рассыпавшийся.
— Я делаю…
— …всё, что могу.
— Отчего же, тогда… — пыльное облако загрохотало, как грозовое. — Я начинаю слабеть? Оньрек исчезает изо всех миров.
— Повелитель…
— … Сударб бунтует…
— …мне никак…
— …не удаётся…
— …справиться с заговорщиками…
— …но как только…
— …они будут уничтожены…
— Что значит, не справиться! — прервал их оправдания Лоз. — Не можешь исполнить свою клятву? Или… не хочешь? Так ведь мне недолго тебя распылить и впитать, сделав частью самого себя. Не лучшая ли награда для слуги — стать единым целым с господином? — глумливый шелест, очевидно, изображал смех. — А что? И бессмертия наешься досыта, и власти…
Наступила тяжкая пауза. Пыль всё так же заволакивала помещение. Наконец, Рассыпавшийся нарушил молчание:
— Пожалуй, я передумал… Ты мне ещё пригодишься… Хотя бы для того, чтобы найти Воды Без Плеска, — в сухом пыльном воздухе пронеслась едва заметная тень страха. — Их нет ни в одном из миров!.. Я искал… Они снова переместились в какие-то тайные укрытия. А может, они и вовсе исчезли. Или кто-то из ваших неуловимых бунтарей умудрился их уничтожить… Только длинномордые способны на такое… Я чувствую, что у них появилось оружие не менее грозное, чем они сами… Его необходимо уничтожить… Этого было достаточно, чтобы оба раба почувствовали некую надежду:
— Повелитель…
— …как только удастся усмирить Сударб…
— …я займусь этим…
— …а, что касается Вод Без Плеска…
— …даже если кто-то и уничтожил Озеро…
— …я сумел сберечь для вас…
— …немного его воды…
Две почти одинаковые фляги протянулись в пыльное пространство, откуда незамедлительно послышалось нечто вроде облегчённого вздоха.
— Береги этот сосуд сильнее, чем свою жалкую жизнь! И помни: Водам Без Плеска не опасно ничто, кроме живой текучей воды.
…Ворвавшись в Немыслимые Пределы, ручей снова превратился в Озеро. Оно стремительно неслось к бывшим Тёмным Коридорам, откуда было родом. Подлетев к рвавшейся ввысь водной стене, в которой растворилось свечение, Озеро уже не смогло остановиться. Попало прямо под светлый, живой, звонкий поток. И… перестало существовать, превратившись в круглый чёрный валун, почти правильной формы. Разноцветные струи, обтекали камень, становясь ещё прекраснее, и устремлялись ввысь, весело напевая свою победную мелодию.
ОЦЕНРОЛ ТАРБ
I
"Стреляли в плечо. Значит, я нужен живым… — успел подумать Первооткрыватель — Жаль, Риаталь видела… Главное, чтобы она успела добраться до безопасного места… Если они ещё остались…"
Ранение было не настолько сильным, чтобы терять сознание — Хаймер упал только, чтобы улучить момент и вытянуть из кармана флакон с бесцветной жидкостью… В следующее мгновение опустошённая склянка покатилась по земле, а на молодого человека накатила дремота.
— Не страшно, что я так поздно, почтеннейший господин? — Хаймер нерешительно топтался на пороге.
— Заходи-заходи! Случилось что-нибудь? — озабоченно улыбнулся старичок-Лекарь, снимая с огня чайник чуть ли не с него самого размером. — Вроде бы у твоей жены ещё есть время, да и вообще, бабушка Дьевма сделает всё как надо.
— Нет-нет, господин Лекарь! — поспешно сказал Первооткрыватель. — Риаталь в полном порядке. Я пришёл по другому поводу… Понимаете… меня ищут люди Цервемзы…
Он замолчал. Старый волшебник кивнул, указывая на табурет. С усилием дотащил ворчащий и плюющийся чайник до не менее исполинского сосуда, отдалённо напоминавшего стакан, откуда торчали, как показалось Хаймеру, какие-то веточки и палочки. Кряхтя, наполнил могучую посудину доверху и принялся меланхолично помешивать в ней внушительной деревянной ложкой. И тоже молчал. В воздухе запахло чем-то лесным. Закончив, Лекарь зачерпнул по чашке Хаймеру и себе. Кисловатое питьё успокаивало и настраивало на откровенность.
— Значит, ищут?
— Да, почтеннейший господин Лекарь. Конечно, не меня одного. Только…
— Что? — недоумённо поднял брови старичок.
— Изо всех, находящихся в опале, я один близко знаком и с Императором и с Наследником. Кроме того, я долгое время жил в Тильецаде…
— М-да, знаешь ты многовато. Только чем же я могу помочь? Разве что дать на некоторое время приют… Я с удовольствием, но боюсь, мой дом не более надёжен, чем тот, где живёте вы с Риаталь.
— Я пришёл не за тем, чтобы подвергнуть вас дополнительной опасности… — он замялся. — Вы знаете, что они делают с пленниками?
— Приблизительно… — Лекаря передёрнуло.
— Так вот… надеюсь, у меня достанет сил выдержать, но… — он опустил голову и нехотя пробормотал. — Если они начнут мучить Риаталь… — я расскажу всё… даже чего не было…
Старичок понимающе прикрыл глаза. Кому как не ему, прожившему на свете бессчётное количество лет, было знать, что признание собственной слабости требует немалого мужества.
— Можете вы мне помочь? Отэп говорит, что вы самый большой знаток снадобий в Сударбе… — Первооткрыватель замолчал.
— Подумать надо…
Лекарь медленно и неуклюже слез со своего стула и начал перебирать разные склянки на своём необозримом столе. Наконец, он подошёл к Первооткрывателю, неся три пузырька:
— Смотри: это средство сделает тебя нечувствительным к боли, это — на время изменит твою память, это — лишит дара явной речи. К сожалению их нельзя объединить. Так что выбирай… Подозреваю, что с первыми двумя зельями подручные Правителя, а уж Грейфа Нюда и подавно, неплохо знакомы и могут справиться. Снадобье, снимающее действие третьего, пока есть только у меня. Оно самое надёжное… — Лекарь пожевал губами и продолжил. — Увы, у меня не нашлось ничего, что было бы способно помочь твоей жене и малышу. Одна надежда на то, что ей удастся избежать плена.
— Спасибо и на этом, почтеннейший господин! Я надеюсь, что успею переправить Риаталь в относительно безопасное место. Я и сам сразу выбрал вот это, — он протянул руку к третьему пузырьку. — Чтобы всё помнить и понимать всё. И молчать… До самого конца…
Уже уходя, Хаймер остановился на пороге и удивлённо проговорил:
— Странное дело… Мы знакомы довольно долго, а я так и не знаю ни вашего имени, ни откуда вы родом.
— Я живу на свете так долго, что давным-давно позабыл о таких пустых формальностях, как имя и происхождение. Больные называют меня господином Лекарем — и уважительно и удобно, — он залихватски подмигнул Первооткрывателю. — А вообще-то… родом я из Ванирны, а зовут меня Оценрол Тарб.
II
С первых же часов плена Хаймер неоднократно пожалел о своём выборе. Лучше бы он взял снадобье, отбирающее память или хотя бы то, которое притупляет чувствительность! Ему казалось, что всё его существо превратилось в одну сплошную боль. Однако, что бы ни выделывали мучители, рассудок оставался ясным. Как и предполагал Первооткрыватель, от него добивались сведений о том, где скрываются Арнит, Кайниол и даже дюки.
Он молчал… Терял сознание… Приходил в себя… И снова молчал…
— В-вроде, ок-клемался, — раздался знакомый вечно неуверенный голос.
Молодой человек плывущим взглядом с бывшим солдатом Квадры. Кажется, его звали Лопцед…
— Эй, слышишь, ты! К тебе обращаются! — рявкнул второй, Коренастый, имени которого Хаймер не помнил. Или не знал.
Первооткрыватель давным-давно потерял счёт времени, перестал отличать день от ночи и постоянно пребывал между сном и явью. Бесконечные допросы ненадолго выдёргивали из этого состояния и возвращали в реальность. Он не задумывался над тем, сумеют ли друзья ему помочь. Даже Риаталь казалась лишь частью памяти, а точнее — тревоги.
— С-слушай, м-может он у н-них н-емой?
— Прикидывается. Думаешь, стал бы этот… — Коренастый прибавил пару непротокольных слов, — бывший Император держать у себя на службе даже такого речистого, как ты? Точно говорю, прикидывается. А даже если бы и немой… — писать-то он, надеюсь, не разучился?
Хаймер ни с того ни с сего вспомнил имя Коренастого. Звали палача — Доур.
— К-как? Он д-даже п-пошевелиться не м-может. Т-ты на руки его п-посмотри!
— Значит, придётся ему вспоминать нормальную сударбскую речь без твоих колдобин…
— М-мы в-вроде в-всё испробовали, — задумчиво и почти миролюбиво пробормотал Заика. — Д-да б-бестолку…
Увидев, что жертва немного пришла в себя, Доур продолжил:
— Молчишь, значит? Да и на здоровье… Оно тебе уже недолго пригодиться! — он захихикал. — Не ты, так твоя баба расскажет! Она у нас давно… Родить, со дня на день собирается. Так ради вашего щенка она не только Самозванца, но тебя и себя сдаст.
— Ага! — поддержал его Заика. — Т-только п-поможет это ей… к-как же! Д-да и з-зверёнышу в-вашему т-тоже!
"Ложь!.." — вяло подумал Первооткрыватель сквозь пелену боли.
Пока мучители на какое-то время отвязались, придумывая новые способы заставить его заговорить, Хаймер снова полетел под откос сна.
III
Солдат, в основном новобранцев, было не так много, как под Тильецадом. Зато они были гораздо лучше вооружены. Через скалу и вброд войска ворвались в бухту, где с незапамятных времён проживало племя лежбиков.
Стая одновременно почувствовала угрозу. Животные сгрудились, поднялись на крыло и двинулись к пришельцам, чтобы показать свои бесстрашие и мощь.
Зрелище действительно оказалось грозным. Кто-то из солдат не выдержал… Засвистели стрелы. Истреблять медленно и плавно летевших лежбиков поначалу оказалось даже удобнее. Крылатые кошки не сразу поняли, что происходит. Двое рухнули на мелководье. Трое — прямо на песок у корней своего дерева. Тогда коты бросились на обидчиков.
Битва предстояла долгая и трудная. Лежбики сражались мужественно и умело. Даже котята-подростки. Все. Немало солдат утащили в море когтистые лапы. Меховое крылатое войско держалось до последнего. Но силы оказались слишком неравными: когда коты вот-вот должны были победить, из-за скалы к людям подошло подкрепление… Такого натиска было уже не выдержать, и синяя стая бросилась к своему гроту. Многим удалось сбежать в Немыслимые Пределы через расступившуюся скальную стену. Остальные, в основном старики, полегли на берегу, прикрывая отступающих собратьев…
Солдаты рванулись вдогонку. Несколько часов кряду они пытались проломить и даже взорвать стену, скрывшую их противников. Потом вернулись на берег и решили выместить своё зло на любимом дереве синих кошек. Сразу несколько варваров начали рубить его своими мечами. Но клинки тупились и ломались о каменную кору. Тогда кто-то додумался кинуть в непокорное дерево изрядную горсть порошка, испепелившего Тильецад и уничтожившего Амграману. Ствол и крона занялись мгновенно, но не бурым и шипящим, а чистым и звонким пламенем. От этого рассудок палачей совсем затуманился, и они принялись глумиться над телами погибших лежбиков.
Разбушевавшиеся люди не обращали внимания на узкую белую полоску, появившуюся на горизонте. Она всё приближалась и приближалась. Росла, на глазах превращаясь в исполинскую ревущую стену, увенчанную грозным седым буруном. И только когда голос приближающейся воды смог перекрыть треск огня и торжествующие вопли, вандалы почувствовали опасность. Началась паника. Солдаты пытались спастись бегством. Спотыкались. Наталкивались один на другого. Падали. Ругались. Прятались за камни…
Стихия настигла всех. Гневная волна прошлась по всему берегу. Погасила измученное огнём дерево. И отхлынула, унося с собою крылатые синие тела и беспомощно барахтающихся солдат…
…Свирепый грохот шквала постепенно стал затихать. Ворчливые волны ещё перекатывались у самого входа в грот: "Х-х-хайме-рр… Х-х-хайме-рр… Х-х-хайме-рр…". Потом их бормотание превратилось в песню. Послышался голос, который Первооткрыватель узнал бы, находясь и в Дальнем мире: так умела петь только Хранительница. Она явно звала к себе…
— Риаталь! — ответил он жене. — Риаталь! Где ты?..
Кричать даже на безмолвном наречии было трудно… И тогда он пошёл на звук.
"Она показала мне гибнущий Стевос. Мы больше не увидимся…" — подумал Хаймер и нехотя очнулся.
Голова была на редкость ясная. Боль отступила, но пошевелиться он не мог, поэтому просто лежал, пытаясь осмыслить свой сон. И вдруг понял, что песня посланная Хранительницей откуда-то издалека, продолжает звучать в его голове.
"Риаталь далеко. Может быть, даже не в этом мире. Но жива. И в безопасности. Как когда-то в Тильецаде. Всё остальное не важно…"
Додумать Хаймер не успел, поскольку им снова занялись Доур и Лопцед. Но странное дело: чем больнее становилось телу, тем отчётливее сердце слышало исцеляющий голос.
IV
Когда человеку только-только исполняется пятнадцать лет, знакомый мир меняется в одночасье. Особенно, если этот человек — Наследник Престола, да ещё опальный. Тут есть над чем поразмыслить…
Но не это повергало Кайниола в смятение, а один и тот же сон, неотступно преследовавший его неделя за неделей
Он брёл в одиночестве по пустынной странной улице. Дома, более похожие на дуплистые деревья нависали над ним. Мягкий предвечерний сумрак делал место ещё более загадочным. Вдруг из переулка выбежала лёгкая как тень девушка. Юноша, может, и не обратил бы на неё особого внимания, если бы не волосы, редкого дымчатого оттенка. Он ещё подумал, что видит маму, только молодую. Кайниол даже хотел окликнуть её, но отчего-то не решился…
…Назавтра он снова оказался на той же улице, но шёл с другого её конца. Дойдя до вчерашнего переулка, он снова столкнулся с давешней девушкой. Теперь лицом к лицу. На этот раз она ничуть не напоминала Сиэл. Они обменялись взглядами, и Кайниолу даже показалось, что незнакомка улыбнулась. Пока юноша пытался сообразить, откуда он может помнить это лицо, она уже скрылась…
…Примерно то же повторилось и на третью, и на четвёртую, и на десятую ночь. И каждый раз их встречи становились всё длиннее. Они бесконечно бродили по городу-лесу, который теперь всё больше напоминал ночную Амграману. Молчали. И улыбались…
…Наконец парень вспомнил, откуда знает свою спутницу — она была его сверстницей, происходила из очень богатой семьи и когда-то давно жила в роскошном амграманском доме неподалёку от "Гладиолуса". В раннем детстве они даже играли вместе. Потом девочка подросла и оказалась в свите своей старшей сестры, мнившей себя немыслимой красавицей. Старшая девушка, которую звали, кажется, Анерат, и вправду была бы исключительно хороша, если бы не манерность и несносное кокетство. Наверное, барышня владела особой магией, поскольку от женихов, да и просто воздыхателей, у неё отбоя не было. Даже Хаймер, мельком увидев Анерат, моментально попал под её обаяние и целых два месяца ходил мимо её окон с немым обожанием. В её тени младшая всегда выглядела неказистой замарашкой. Сейчас, по крайней мере, во сне, она была изящна и очаровательна. Только вот… имя её всё ускользало из кайниоловой памяти…
…И вот они впервые заговорили друг с другом. Это было так же интересно, как и молчать. Вспоминали детство, сплетничали об общих знакомых, строили планы… Иногда новая приятельница Наследника даже пела. Голос у неё был небольшой, но мягкий и мелодичный, а песен старинных и новых девушка знала несметное количество. Кайниол с удовольствием подхватывал знакомые мотивы, с замиранием сердца слушал неизвестные и думал лишь о том, почему не замечал её раньше…
…- Странно, — пробормотала она, присаживаясь на широченную скамью, обрамлявшую небольшой фонтанчик. — Отчего так выходит — я не забыла, что тебя зовут Кайниол, а ты не можешь вспомнить моего имени?
— Я очень стараюсь… с самой нашей встречи… — юноша отвёл взгляд. — А ты не можешь мне подсказать?
— И хотела бы, да сама его потеряла… — печально усмехнулась девушка, перебирая разноцветные камушки в чаше фонтана.
— Так, может быть, это и не важно? — с надеждой спросил Наследник. — Этот сон и так прекрасен…
— В том-то и дело, что очень важно, чтобы ты вспомнил, как меня зовут. Сама не знаю почему… Только, если ты не назовёшь меня — я должна буду навсегда уйти из твоих снов.
— Что-то похожее происходит и у дюков… — брат Мренд рассказывал, — задумался Кайниол. — Не уходи! Можно, я буду называть тебя Оканель?
— Вспомнил?
— Да, нет… само с языка сорвалось…
V
Вообще-то Наследнику было строжайше запрещено покидать убежище в одиночку. Но, парень считал, что в такую глухомань солдаты без особой надобности не сунутся. Обычно на прогулки он отправлялся хотя бы с Тийнеретом, но на этот раз зверь запропастился по каким-то котовым делам. Остальным тоже было не до Кайниола: прошёл почти месяц с тех пор, как пропали Хаймер и Риаталь, поэтому все кто мог, были заняты их поисками. Странно было бы не воспользоваться сложившейся ситуацией…
Укромная дорога незаметно перешла в лесную просеку. Кайниол шагал, наслаждаясь спокойствием леса и собственной свободой. Сам того не замечая, он забрёл в совершенно незнакомые места. Просека потерялась в чаще, снова став одной из обычных тропинок. Юноша уже собирался возвращаться, как вдруг увидел за густым кустарником едва заметный дымок. Любопытство взяло верх над осторожностью и парень, бесшумно раздвинув ветви, скользнул на поляну.
У небольшого костра сильно ссутулившись, сидела невысокая, по-видимому, пожилая женщина. Лицо её было скрыто тёмным капюшоном. Судя по одежде, когда-то она была весьма богата. Теперь же мягкие дорогие ткани выцвели и донельзя истрепались. Жалость двигала в этот момент Кайниолом или простая вежливость, но он подошёл поближе и спросил:
— Нам по пути, почтеннейшая госпожа?
— Меня ещё никто не называл почтеннейшей, — устало усмехнулась бродяжка, даже не пошевелившись. — Да и дороги я точно не знаю, юный господин.
Голос у неё был тихий и хрипловатый то ли от усталости, то ли от голода. Юноша порылся в сумке, достал ломоть хлеба и пару яблок и протянул их нищенке:
— Поешьте, почтеннейшая!
Она протянула, было, замурзанную руку к еде, но остановилась и невнятно пробормотала:
— Умыться бы мне, а то нехорошо как-то…
— Ну что ж… я могу показать озерцо, которое видел по дороге сюда. Отсюда шагов триста до него. Дойдёте ли?
— Наверное… Только помогите подняться, молодой господин.
Незнакомка, казавшаяся Кайниолу всё более странной, медленно провела ладонью над костром и тот моментально погас. Они молча побрели к водоёму. Два ручейка спешили туда же. Недалеко от устья, тонкие струи сливались в один более спокойный и сильный ручей, питавший озеро. Оно оказалось небольшим, безмятежным и очень чистым. Бродяжка, постанывая, опустилась на колени и начала с наслаждением смывать многодневную грязь с лица и рук. Когда она разогнулась, капюшон свалился с её головы и по плечам рассыпались спутанные волосы неповторимого дымчатого оттенка.
— Оканель! — окликнул её Наследник.
— Откуда юный господин знает моё имя? — не оборачиваясь, спросила она.
— Оканель… — повторил юноша пересохшим голосом. — Посмотри на меня!
— Кайниол? — выдохнула девушка, встретившись с ним взглядом. — Как ты здесь оказался? То есть, что в этих лесах делает Ваше Высочество?
— Какое ещё высочество, — рассмеялся парень, протягивая ей платок. — Сколько лет мы знакомы?
Наконец, относительно умытая и похожая, на себя, хотя очень бледная и измождённая, Оканель уселась на камень и с наслаждением принялась за еду. Кайниол молчал, лишь подсовывал новые куски, а потом всё-таки произнёс:
— Последнее время ты постоянно мне снишься… Мы с тобой всё время бродим по какому-то городу.
— Мне снится то же самое… Правда, странно? — голос, во сне казавшийся таким певучим, оставался по-старчески сиплым.
— Ты там много пела. Так прекрасно… и песни были такие дивные.
— Теперь уже, наверное, не смогу, — она закашлялась. — Никогда…
Снова наступила тяжёлая густая пауза. Оканель заговорила первая, предваряя вопросы:
— Я осталась одна… Моих больше никого нет… Ни-ко-го… — медленно произнесла она. — Они не пощадили даже красавицу Анерат. Бедняжка до последнего момента рассчитывала на свои чары… Остальным и надеяться было не на что…
Кайниол с ужасом представил себе, как обречённо выходят на эшафот высокий мужчина с когда-то надменным лицом, немолодая женщина, пытающаяся до последнего момента сохранять ироничную улыбку и поблёкшая испуганная девушка, так и не успевшая выбрать себе жениха…
— Я так и понял… За что их? — вопрос был нелеп.
— Как и всех… Амграманцев всегда видно…
— Вы вполне могли сойти за кридонцев…
— Могли. И твой… — она замялась, подбирая слово. — В общем… Арнит нам не нравился. Но тебя все… — по бледным щекам пронёсся розоватый отсвет. — Любили.
— Не знал. Мне всегда казалось, что твоя семья меня не замечала.
— Любили… — повторила девушка и вернулась к рассказу. — Во-от… После бегства из Амграманы мы поселились в Ванирне и вели себя крайне осторожно. Всё произошло так нелепо… Однажды в трактире какой-то человек начал ругать Императора и тебя. Тогда отец сказал, что никогда не доверял Его Величеству, но Его Высочество кажется ему приличным юношей, вполне достойным Сударбской Короны. Он был пьян… Началось разбирательство, откуда он тебя знает. И когда выяснилось, что мы амграманцы, да ещё дюков поддерживали и с тобой знакомы… — она не договорила.
— Этого оказалось достаточно… — мрачно закончил Наследник.
— Да-а… И родители, и сестра держались очень мужественно. Знаешь, когда стало понятно, что гибели не избежать, Анерат стала дразнить палачей. Она кричала, что не просто знала тебя, но была твоей женщиной…
— Зачем? Я же младше её лет на шесть…
— Может, из духа противоречия…
— Как же тебе-то удалось сбежать?
Оканель задумалась, говорить или нет:
— Я спаслась только потому, что оказалась хорошей ученицей почтеннейшего Оценрола Тарба… — перехватив недоумённый взгляд Кайниола, она добавила. — Лекаря, который воспитывал и спасал твою маму. Когда я была совсем маленькой, он увидел, как я разговариваю с травами и решил передать мне ремесло. Так едва ли не первое, чему он меня научил — становиться невидимой… Они просто не нашли меня. Я незаметно следовала за своими. Помочь не могла. Поддержать тоже, но видела. Всё.
Тон её был почти спокоен.
— Хорошо, что хоть ты жива… Куда ты теперь?
— Сама не знаю… Постараюсь найти учителя, а там видно будет… — Оканель, наконец, разрыдалась, уткнувшись в его плечо.
Он не стал её успокаивать. Просто укутал в свой плащ и дал проплакаться… На собственном горьком опыте он убедился, что так легче расставаться с болью.
Когда девушка слегка утихла, Кайниол потянулся к сумке и вытащил оттуда коврик:
— Пойдём! Я знаю, где живёт Оценрол Тарб. А если захочешь, поживи у нас.
VI
Когда они вошли, то увидели, что комната битком набита людьми. Арнит, как всегда сидел в самом тёмном углу, подальше от брата Мренда.
Лекарь не удивился, увидев Оканель, словно давно ждал её появления. Просто тепло обнял ученицу и без лишних расспросов придвинул к ней дымящуюся кружку.
— Римэ увидела Хаймера. Он в тюрьме мэнигского дворца, — шепнул старичок в ответ на удивлённый взгляд Кайниола.
— Что досадно, — меланхолично заметил Кинранст, доставая из воздуха, какой-то чертёж. — Полагаю, что после нашего с Римэ побега во дворце многое изменилось. А уж, когда брат Мренд умудрился ускользнуть от верной гибели… Тут не надо обладать даром моей жены, чтобы понять, какие меры безопасности предприняты по всей Мэниге и её окрестностям.
— М-да… всё может оказаться ещё сложнее, чем кажется… — неожиданно для всех произнёс Арнит, обычно предпочитавший отмалчиваться и просто слушать. — Начать с того, что во дворце сменился хозяин… Прежний, безусловно, был большим негодяем.
— Не столько негодяем, сколько отъявленным дураком! — негромко съязвил Отэп.
— Я уже говорил тебе, что сбиться и сам сумею! — цыкнул Император на Советника.
Брат Мренд на мгновение поднял голову от альбома. Неопределённо усмехнулся и снова уткнулся в работу. Арнит, тем временем, продолжил:
— Так вот, кем и каким бы я там ни был раньше, сейчас важно другое. Несмотря на то, что Цервемза научил меня обращаться с оружием, я так и остался человеком светским. Поэтому, вступив во владение мэнигским дворцом, я не стал там ничего особенно менять. Это касалось и тюрьмы, казавшейся мне в то время как неприступной, так и бесполезной. Мой воспитатель, дядюшка, или кто он там ещё — опытный воин, а его Советник — сильный Колдун. Можно не сомневаться, что один набрал себе в помощники отъявленных головорезов, и теперь тюрьму охраняют те, кому самое место в её камерах. Другой же наложил на коридоры и казематы новые более действенные чары. Одно я знаю совершенно определённо — из этого крыла на перемещающем коврике не выбраться. И потом, никто не гарантирует, что Хаймера не казнят прямо в тюрьме. Ни опытность Отэпа, ни проворство Таситра не помогут.
— Кажется, у нас есть шанс… — всё так же негромко промолвил бывший Командир Квадры. — Насколько я знаю, Его Наизаконнейшее Величество не в ладах со своим Советничком, да и тот не упускает возможности насолить Правителю. Вот, если бы нашёлся человек, который сможет уговорить Грейфа Нюда перевести пленника из тюрьмы просто в охраняемые покои… Только вот кто? Большинство из нас он знает в лицо…
— Я! — одновременно вскинулись Арнит, Кайниол и Рёдоф.
— Вы оба и не думайте! — как на маленьких прикрикнул на Соправителей Отэп.
— Ваше время придёт позже. Или полагаете, что вы должны стать бесславными мучениками? И ты, Рёдоф, сядь! Твоя битва тоже впереди, — мягко сказала Прорицательница и, не мигая, уставилась на каминный огонь. — Я чувствую, что среди вас есть человек, который сумеет всё сделать правильно…
— Есть, — неожиданно твёрдо сказал Лекарь. — Кажется, я знаю, как уговорить почтеннейшего господина Нюда. И Хаймера выручить. Не спрашивайте как — знаю!
Он потихоньку слез со своего громадного кресла. Прошёлся пару раз по комнате. Вернулся на место и, усмехаясь, продолжил:
— Только, хорошие мои, дайте мне коврик поцелее, уважьте старика. А то, не ровен час, прорвётся где-нибудь между провинциями. И нечего на меня так смотреть! Изо всех присутствующих я самый старый, — он глянул на насупившегося Рёдофа. — Хотя и не самый старший. Вернусь — хорошо. Нет — я успел достаточно. Даже ученица у меня есть. Я полагаю, Оканель, ты присмотришь за домом в моё отсутствие? Когда вернусь, мы продолжим занятия… Кстати, на случай, если мне придётся… задержаться… Если кто, хорошие мои, не знает — меня зовут Оценрол Тарб.
VII
Совершенно измотанный очередным разговором с Цервемзой, Грейф Нюд брёл в свои покои. Он привык быть хозяином положения, мог приказывать и заставлять, но не умел идти на компромиссы. Между тем, дело не терпело отлагательства. Пленник, состоявший в Советниках при Наследнике, близкий друг Императора, безусловно, знал, где скрываются оба. Но молчал. Причём тем упорнее, чем цервемзины костоломы пытались развязать ему язык. Колдун потратил не один час, втолковывая своему бывшему рабу, что этого самого Первооткрывателя необходимо не пытать, а лечить, кормить, всячески ублажать, и незаметно подтачивая его волю, по капелькам вытягивать из него информацию. А вот, когда Хаймер потеряет бдительность и выдаст своего повелителя и его ублюдка, тогда можно будет отдать его Лопцеду и Доуру, если у них так руки чешутся. И огненным зельем всласть напоить. Но только потом… А то довели здорового парня до того, что он уже не только говорить, но и писáть не может…
"Этого ещё не хватало!" — успел подумать Старик, глядя, как буквально в двух шагах от него начал разматываться перемещающий коврик, по которому семенил весьма пожилой человечек, распространявший вокруг себя пьянящий запах летнего хвойного леса.
— Какое счастье, почтеннейший господин Нюд! Какое счастье! — подобострастно зачастил тот, не давая Колдуну опомниться. — Я так искал вас по всей Империи, искал…
— Зачем? И кто ты такой?
— Меня зовут Оценрол Тарб. Я Лекарь. И как бы поточнее? Да вот, осведомлённый человек. Кроме того могу предвидеть будущее, — тараторил старичок, теребя в руках небольшой тускло поблёскивающий кусочек металла. — И у меня к вам дело. Секретное. Важное-важное дело!
Советник видел на своём веку немало безумцев и заговорщиков, и ему не составило бы труда вызвать стражников, чтобы те по душам поговорили с незваным посетителем, но то, как старичок представился и нечто в его манере показалось знакомым и располагающим к себе, поэтому Грейф Нюд решил, что избавиться от визитёра он всегда успеет, и снизошёл до разговора:
— Какое же дело могло заставить человека столь солидного возраста так рисковать и являться только что не в мои личные апартаменты? Кто ты такой?
Вместо ответа Лекарь протянул Старику прямоугольную чеканную фибулу с гербом рода Нюдов:
— Не помните ли вы эту вещь, почтеннейший господин?
— Откуда она у тебя? — совершенно опешил Колдун.
…Он всё-таки загнал лошадь насмерть. Она споткнулась и упала почти на ровном месте, придавив седока. Выбраться самостоятельно всадник не мог. Дотянуться до отлетевшей в сторону сумки, где лежала фляга с водой и некоторые зелья, тоже. Звать на помощь было бесполезно — вокруг бесконечно тянулась пустынная скалистая дорога. Да и сил хватало лишь на слабый стон. Конская туша, прижимавшая его к земле, становилась всё тяжелее… Раскалённый воздух перекатывался в лёгких острыми камнями… Время шло… Надежды таяли. Сознание меркло…
…Впервые за несколько часов он глотнул воздуха и смог пошевелиться…
— Потерпите-потерпите, почтеннейший господин! — раздался над ним молодой голос. — Вы в безопасности.
По губам потекла пахучая живительная влага. Он почувствовал, что лошадь оттащили. Продышался и осторожно попытался сесть. Была уже ночь. Вокруг него суетились какие-то люди с факелами. Лиц их он не мог различить. Да имело ли это значение, раз он выжил. Повелитель не солгал: ему не грозит ничто. По крайней мере, пока…
— Да ты с ума сошёл! — зашептал кто-то испуганно и брезгливо. — Зачем нам спасать Грейфа Нюда? Страшнее человека во всём Сударбе не сыщешь. Не на благодарность же его рассчитывать…
— Не хочешь его убивать — оставь здесь. Жажда сделает своё дело… — раздался второй голос.
— Я — Лекарь, а он — больной! — последовал незамедлительный ответ. — Мне абсолютно безразлично, кто он и чем заплатит за мои услуги. И я помогу ему, не будь я Оценрол Тарб! Кто не хочет участвовать, пусть отойдёт! Потом доставим его на ближайший постоялый двор. Когда Колдун окончательно придёт в себя, мы будем уже далеко. Хотя… обезопасить себя стоит… и в качестве охранной грамоты мы возьмём вот это…
Колдун прикинулся, что снова впал в забытьё… Тонкие ловкие пальцы отстегнули гербовую застёжку, скреплявшую его плащ…"
— Я не вор, почтеннейший господин! Возьмите свою вещь обратно.
— Только не говори, что пришёл лишь за тем, чтобы вернуть мне фибулу.
— Не только, почтеннейший господин… Я принёс её лишь затем, чтобы вы убедились в чистоте моих рук и намерений.
Тревожный запах зноя, пыли и скал, сопровождавший воспоминание, снова сменился радостным лесным.
— Тебе понадобилась плата за моё тогдашнее двойное спасение? Сколько ты хочешь?
— Моё дело совсем другого рода…
Хвойный аромат, окружавший старичка, усилился, обволакивая обоих собеседников.
— Может ты моё будущее собираешься предсказать? — с изрядной издёвкой спросил Колдун.
Оценрол Тарб поклонился и заискивающе произнёс:
— Вам грозит большая опасность, почтеннейший господин! Один из ваших слуг возомнил себя едва ли не равным вам… Он даже оружием обзавёлся таким, которое не хуже вашего! — Лекарь говорил наобум, но судя по реакции собеседника, попал в самую точку. — Он не успокоится, пока не избавится от вас.
— Ты знаешь его имя?
Старичок сделал испуганное лицо, подумал, что нужно было в юности становиться артистом, а не лекарем, и заговорщицким тоном прошептал:
— Страшно произнести — это Его Законное Величество, Император Цервемза!
К лесным запахам начал примешиваться солёный морской…
— У тебя есть доказательства? — почти как равного спросил Грейф Нюд, не замечая, что дышит полной грудью. — Даже если ты прав… он никогда в этом не признается…
— Нет, почтеннейший господин, зато есть зелье, которое может развязать язык самому отъявленному молчуну.
Новая волна пряного воздуха поплыла по коридору.
— Почему я должен верить? Может, ты моими руками собираешься отравить Императора.
Советник задумался… Похоже, Оценрол Тарб не лжёт… И как знать, не хочет он помочь…
На этот раз в воздухе витал аромат горьких степных трав.
— Вот что… — медленно пробормотал Колдун, которому сильно захотелось пить. — Это можно проверить только одним способом…
Он хлопнул в ладоши, вызывая Доура и Лопцеда. Они мгновенно появились в коридоре и застыли, как две уродливые скульптуры, вполне достойные убранства дворца.
— Немедленно доставьте пленника в мои покои! Императору ни слова! Будете помогать почтеннейшему господину приводить Первооткрывателя в чувство. И глаз не спускать! С обоих!
Снова запахло лесом. Влажным и радостным после грозы.
VIII
Подчинить себе волю Заики и Коренастого оказалось гораздо проще, чем справиться с Колдуном — лёгкий запах можжевельника и хмеля, моментально убедили стражников в том, что им лучше подождать за дверью.
С Хаймером дело обстояло сложнее. Лекарь не сразу узнал молодого человека в измождённой, тяжко дышащей, скрюченной фигуре, которую солдаты швырнули на один из диванов. Отмыть, затянуть раны и привести Первооткрывателя в чувство удалось за каких-то пару часов. Оставалось долечить его до того состояния, чтобы больной смог сам ходить. И, конечно же, вернуть ему возможность говорить.
Первую задачу должны были решить снадобья, которыми Оценрол Тарб поминутно пичкал своего подопечного. Вторая — решаться не желала. Проверенное даже на немых от рождения снадобье не действовало.
— Этого не может быть… — бормотал лекарь, проверяя состав. — Речь должна была вернуться… У меня такое впечатление, что ты не моим зельем воспользовался, а просто кому-то её отдал…
Молодой человек еле заметно улыбнулся и кивнул, вспомнив один из своих недавних снов. Точнее малую его часть:
…Он стоял между Октом и Риаталь, глядя на маленькую девочку, улыбавшуюся им из колыбели. Как часто бывает во сне, его не удивляло ни неведомое место, где проходил обряд, ни большое количество дюков знакомых и неизвестных. Казалось, сам воздух превратился в радость, покой и мудрость. Впрочем, в тот момент Хаймер не очень задумывался об этом. Самое главное, что жена и дочь находились в безопасности. Судя по всему, девочка родилась в мире дюков, о котором Первооткрыватель немного знал из рисунков брата Мренда. Теперь малышка должна была пройти посвящение. Никто из присутствовавших на церемонии не обращал на Хаймера внимания. Его попросту не видели. Даже Риаталь.
Окт подошёл к колыбели, и зазвучала безмолвная формула передачи Речи. Когда учитель вернулся на своё место, Хаймер осторожно, чтобы не испугать, взял жену под локоть и шепнул ей на ухо:
— Повторяй за мной: прими от своего отца Явную Речь!
Риаталь звонким эхом подхватила его слова. Когда девочка приняла дар, она внимательно посмотрела отцу в глаза и снова улыбнулась. Теперь именно ему…"
Бросив беглый взгляд на спокойное, сияющее лицо Хаймера, Оценрол Тарб даже отшатнулся:
— Значит, всё-таки передал… Кому? Своему ребёнку?
Первооткрыватель согласно прикрыл глаза.
— Но это возможно лишь… если он или она находятся в Немыслимых Пределах.
Молодой человек снова кивнул.
— М-да… Ты понимаешь, что сделал? Остаётся надеяться, что писать ты не разучился… и безмолвную речь не потерял… Теперь ты никогда не сможешь заговорить, если конечно… — Лекарь не закончил.
На пороге неожиданно показались Лопцед и Доур, немного очухавшиеся от чар.
— Ск-коро т-ты т-там?
В воздухе снова запахло хвоёй и травами.
— Скоро-скоро, молодой господин! Мой пациент почти пришёл в себя. Ступайте к почтеннейшему господину Нюду и скажите, что молодой господин Курад может отвечать на его вопросы.
Стражники исчезли так же бесшумно, как и вошли.
Старичок накрепко запер за ними дверь. Для верности наложил на неё заклятие. И засуетился у стола, выбирая из походной аптечки поддерживающие снадобья:
— Пей! — повелительно сказал он, протягивая Хаймеру склянку с какой-то неаппетитной жидкостью. — Ты должен встать и уйти к своим.
Первооткрыватель с содроганием выхлебал всё до дна. Охнул и со стоном поднялся с дивана. Его знобило и пошатывало, но идти он мог.
По коридору приближались шаги.
— Отлично! — оглядел его Лекарь, вытаскивая коврик. — Ступай в дом, где я жил. Там тебя ждут. А я постараюсь сделать так, чтобы тебя не догнали. Иди! — прикрикнул он, увидев, что Хаймер медлит. — Иди, хороший мой, тебе ещё ребёнка вырастить, да Наследника на Престол возвести…
В дверь уже стучали.
Первооткрыватель встал на коврик и неверной походкой побрёл, куда сказал старичок. Едва беглец исчез из виду, дверь рухнула. На пороге показались Цервемза, Заика, Коренастый и совершенно растерянный Грейф Нюд…
В тот самый момент, когда обессилевший Хаймер сделал последний шаг и рухнул на руки, подставленные Отэпом и Арнитом, Оценрол Тарб увидел, как Цервемза выхватил клинок.
"Это всяко лучше, чем огненное зелье!" — успел подумать Лекарь.
ТВОРЯЩИЕ И ХРАНЯЩИЕ
I
Прошли сутки. Пять. Десять. Старичок-Лекарь не давал о себе знать. Никому не хотелось этого признавать, но с каждым днём становилось очевиднее, что он больше не вернётся. Оканель, снова осталась одна. Тогда компания из "Неудавшегося гладиолуса" незаметно перебралась в просторное гнездо, раньше принадлежавшее Лекарю. Дело нашлось всем: Отэп, быстро оценивший способности Оканель и считавший, что той необходимо продолжать учёбу, знакомил девушку с известными ему одному снадобьями и травами. Кинранст и Римэ тоже по мере возможностей делились тайнами ремесла. Тётушка Шалук помогала обустроить незамысловатый девичий быт. Кайниол… Юноша навещал свою приятельницу под любым предлогом, да и без такового, очевидно считая себя обязанным заботиться о её безопасности и спокойствии. Сама же юная Лекарка вызвалась выхаживать Хаймера.
Поправлялся Первооткрыватель медленно. Неверный снег поздней осени незаметно сменился ровным белым покрывалом предзимья, а больной всё метался в своём безмолвном бреду, блуждая между мирами. У постели Хаймера дежурили все по очереди. И вот однажды к вечеру Оканель вышла из его комнаты и сказала:
— Первооткрыватель очнулся, но он больше не может говорить… Хотя, кажется, не разучился писать…
…Одна рука ещё болела, другая — действовала и вовсе с трудом, поэтому дело продвигалось медленно. Когда-то утончённый почерк пьяно пошатывался и плутал. Чтобы даже без подробностей поведать о своих злоключениях и спасении Первооткрывателю потребовалось довольно много времени. Он не стал пересказывать лишь свои сны.
— Я не писал, наверное, с тех пор, как отправил последний отчёт тебе… — ехидно усмехаясь, нацарапал он в конце, и передал листки Арниту.
Пока Хаймер трудился, в комнате собрались вся компания кроме, как всегда запропастившегося брата Мренда. Каждый хотел знать о последних событиях из первых рук.
Читать пришлось вслух. Император даже слегка осип. Когда же закончил, нерешительно и, как будто оправдываясь, произнёс:
— Знаешь… Риаталь пропала… Мы искали её везде. Ни среди скрывающихся, ни среди пленных, ни среди казнённых даже следа её нет…
Хаймер спокойно улыбнулся. Потом вполне разборчиво написал:
— Я знаю, где мои жена и ребёнок. Им ничего не грозит.
— Где? — спросили сразу несколько голосов.
— В Немыслимых Пределах. У дюков.
Глаза его собеседников, загоревшиеся было надеждой, снова потухли.
— Ты, хороший мой, просто волнуешься, — настороженно заворковала тётушка Шалук, метнувшись поправить больному изголовье. — Это, наверное, был сон. Замечательный, но, к сожалению, несбыточный. Она действительно пропала. Пока бесследно. Не горюй, хороший мой! Мы обязательно что-нибудь узнаем о Риаталь. А пока просто передохни.
Первооткрыватель энергично замотал головой и начал что-то скоро писать, преодолевая боль и неудобства.
— Может, ты и права… — медленно произнесла Римэ, глядя куда-то мимо молодого человека. — Это действительно был сон… Но не простой… Расскажи, Хаймер, что ты видел?
— Подробностей не знаю. Когда нас окружили, я отослал Риаталь прочь. Кажется, она сказала, что будет ждать в Стевосе. Как ей удалось оттуда уйти в Немыслимые Пределы, ума не приложу. Судя по всему, она родила именно там. У нас дочь. Девочка прошла дюковские посвящения. Окт передал ей дар безмолвной Речи. Я же через Риаталь сумел отдать ей явную.
— В этот момент вы с женой видели друг друга? — так же по-лекарски внимательно спросила Римэ, пробежав глазами ответ Первооткрывателя.
— Я — безусловно. Она же, скорее, ощущала моё присутствие. Примерно так же, как я почувствовал её песню. Вот девочка, определённо, меня видела. И улыбнулась.
— Ты сделал ей бесценный подарок… — неопределённо пробормотал Волшебник. — Что было дальше?
— Потом она назвала своё имя. Такое же прекрасное, как она сама. Нашу дочь зовут Исулолгда.
Римэ задумалась, теребя в пальцах кончик своего пояса. Рассказанное Хаймером не укладывалось в голове, но слишком соответствовало миру дюков, чтобы оказаться бредом. Наконец, Прорицательница промолвила:
— Брат Мренд показывал нам с Кинранстом один рисунок… Помнишь?
Волшебник кивнул, одновременно отхлёбывая из кружки горячее пахучее питьё. Он сделал это настолько резко, что обжёгся. Расплескал чуть ли не половину. Тихонько ругнулся и смущённо пожал плечами, разливая две трети оставшегося. Римэ хмыкнула и продолжила:
— Река, долина, городская стена у которой собрались дюки… Ещё там было нечто вроде колыбели. В ней сидела маленькая девочка. Рядом стоял Окт. Чуть сзади — Риаталь, а у неё за плечом — Хаймер.
— Так и было! — подтвердил Первооткрыватель, не замечая, что почерк его выровнялся и стал столь же скор, как и раньше.
— Ну, прости меня, хороший мой! — снова засуетилась тётушка Шалук, наливая Хаймеру кружку и одновременно вытирая со стола разлитое Кинранстом питьё. — В такие вещи трудно поверить… Значит, вы встретитесь… — она приумолкла. Потом тихонько добавила. — И обязательно в этом мире!
С этими словами она исчезла за кухонной дверью.
Некоторое время все оживлённо обсуждали новости. И вот когда разговор грозил пойти по второму кругу, прямо на грудь больного запрыгнул, явившийся из ниоткуда Тийнерет. Он коротко муркнул, приветствуя старого приятеля, и уставился Хаймеру в глаза. Посидел, расспрашивая о последних новостях. Потом начал ответный рассказ. Время от времени он мяукал, поводил хвостом и снова переглядывался с Первооткрывателем. Они беседовали довольно долго, потом кот спрыгнул с постели и, задрав мохнатый хвост, решительно направился Шалук требовать законный кусок мяса.
— Он сказал, что Цервемза убил Лекаря. Один из засланных во дворец котов видел, как бездыханное тело Оценрола Тарба выносили из покоев Грейфа Нюда. Я до сих пор не понимаю, зачем он остался… мог же уйти вместе со мной. Жаль его — хороший был Целитель и добрый человек.
Оканель тихонько хлюпнула носом и чтобы не привлекать ничьего внимания тоже ушла на кухню.
— Ты был слишком слаб, а он — стар, чтобы бежать по коврику. Вдвоём вы шли бы слишком медленно. Нынешние солдаты обучены догонять коврики до пятого, если не до седьмого шага. Изловили бы вас где-нибудь на подходе к Шаракому и канули бы ваши имена… Очевидно, Лекарь это понимал и не хотел рисковать. Пока Цервемза и его подручные разбирались со стариком, а потом выясняли отношения с Грейфом Нюдом, ты успел доплестись до нас. — Объяснил Отэп.
Тяжкая пауза была ему ответом.
— Это просто невыносимо! — неожиданно хлопнул себя по колену Арнит. — Невыносимо…
Он резко вскочил. Сделал несколько нервных шагов. Подошёл к окну. И не мигая, уставился в холодную снежную темноту.
— Это, конечно, хорошо, что ты спасся. И Риаталь. И… — он помедлил. — Брат Мренд… Конечно, Таситр умудрился спасти Художника, но увёл его прямо с эшафота. Ты, спасая жену, пережил жестокие пытки. Оценрол Тарб и вовсе погиб, прикрывая твой отход. Кто следующий? — Император говорил по обыкновению тихо, — Дюки ушли, и Сиэл погибла по моей вине. Амграмана разрушена… По всему Сударбу казнят безвинных людей. Начали с амграманцев — теперь уничтожают всех без разбора…
— Мы с братом Мрендом предупреждали тебя, но ты хотел вечности… — пробормотал Кинранст.
— Сколько же ещё придётся расплачиваться за мою слепоту? — Арнит перевёл дух и вдруг закричал. — Вот мы сидим тут! Питьё вкусное прихлёбываем! А страну огненным зельем опаивают! — он попытался взять себя в руки и горестно выдохнул. — Так нам с Кайниолом скоро править некем будет… Тут не по одному подданных спасать нужно! Пора возвращать Престол. Только вот как?
Отэп подошёл к другу и положил ему руку на плечо:
— Ты только бушевать можешь или хочешь что-нибудь предложить?
— Пока нет. Я не настолько хороший стратег… но делать что-то надо! Дюков бы сюда… Это правда, что они умели восстанавливать справедливость? — спросил Арнит у Наследника.
Кайниол кивнул. Подошёл к Императору и так же долго, как тот смотрел в заоконную безысходность. Потом примолвил:
— Не казни себя за судьбу дюков — многие в Сударбе до сих пор заблуждаются, как ты, — юноша обернулся к Хаймеру. — Я думаю… то, что твоя дочь родилась у этих, как там?
— Светящихся Вод, — подсказала Римэ.
— Да-да! Именно там. Так вот, доказать не могу, но что-то мне подсказывает, что наши миры стремятся друг к другу и вскоре должны пересечься. Ну, это как когда прокладывают дорогу — идут сразу с двух сторон.
— Тут главное не промахнуться… — скептически заметил Император.
Несмотря на осторожный оптимизм Наследника, мрачное настроение Арнита передалось и остальным. Некоторое время все опять молчали.
— Жаль, моего винца больше нету! — удручённо прогудел Рёдоф. — Оно всегда помогало думать… Да только вроде бы мы приговорили даже те бутыли, которые я хранил на самый крайний случай. Остальное безнадёжнейшим образом запрятано в подвалах "Гладиолуса". А он сгорел… Одна надежда, что вино не пострадало и дождётся нашего возвращения.
— Если оно вообще возможно… — буркнул Арнит так тихо, что услышал лишь Советник. — И самое ужасное, что именно я сварил еду, которую неизвестно как есть.
— Знаешь, что тебя подводило всю жизнь? — осведомился Отэп.
— М-мм? — вскинулся Император, готовый защищаться.
— Самомнение. Это колесо завертелось задолго до того, как ты вскарабкался на трон. И даже до того, как Грейфу Нюду подбросили пророчество. Ты, конечно, не идеален и надо будет посмотреть, как станешь править, когда всё закончится. Но вот, что я тебе скажу: если Ваше Величество желает максимально бессмысленно погибнуть, чувствуя себя великим героем, то отчего бы вам, сир, не отправиться непосредственно к Цервемзе, вот, мол, он я? Остальное он тебе мигом устроит! Уж можешь не сомневаться, — Советник с трудом сдерживал раздражение. — Поверь, довольно в скором времени тебе представится возможность исправить свои ошибки. По крайней мере, изрядную их часть.
Арнит даже закашлялся от такой наглости. Отэпа от вспышки императорского гнева спасла явившаяся с кухни тётушка Шалук, которая вроде бы не слышала их разговора.
— Вот что, — вклинилась она, из-под невообразимой горы тарелок, которую виртуозно водрузила на стол. — Во-первых, не забудь, хороший мой, — повернулась она к Рёдофу. — Что амграманские подвалы запечатывала всё-таки я. Так что парочка-другая бутылей у нас найдётся. По крайней мере, на важные разговоры хватит. Сейчас, насколько я понимаю, как раз такой и есть. А во-вторых, всех ждёт ужин. Хотя и поздний, но весьма приличный по нынешним временам.
Хорошая еда, а ещё более — вино несколько примирили спорщиков с жизнью и друг с другом. Спать ещё не хотелось. Вспоминали прошлое, общих знакомых, забавные истории. Оканель, неожиданно для себя запела старинную весёлую песенку, по амграманским поверьям разгоняющую зимнее ненастье. Робко и негромко. Голос ее, отвыкший от музыки, звучал хрипловато, но мотив она выводила верно, да и остальные подхватили. Даже Хаймер, ради такого веселья, вставший с постели. Оказалось, что он разучился произносить слова, но мелодию повторял исправно и с удовольствием. Правда, вскоре он утомился и решил ограничиться свистом. Песня снова перешла в оживлённый разговор. На общем столе незаметно появился очередной непочатый кувшин.
— Где ты их прячешь? — посмеиваясь, спросил Рёдоф у подруги.
— Когда как… в общем, хороший мой, где придётся, — лукаво пожала плечами та. — Трудно ли мне до наших подвалов дотянуться?
Рёдоф неопределённо хмыкнул.
Отэп присел рядом с Хаймером. Подал ему стакан, взял себе другой и потихоньку сказал:
— Почти год назад стояла похожая ночь… Когда я вернулся…
Первооткрыватель, давно научившийся понимать друзей с полуслова, кивнул.
— Славное у Рёдофа вино… — продолжил Советник. — Стало быть… за возвращение отобранного!
Первооткрыватель одними губами произнёс:
— Возвращённого не отнять!
Слышал ли их кто-нибудь — неизвестно, но все присутствующие сдвинули стаканы.
II
Казалось, бывший дом Лекаря со всеми своими нынешними обитателями на время перенёсся в довоенную Амграману. Люди и кот наслаждались неожиданным покоем. До утра оставалось ещё несколько часов. Все отошли от стола и подсели поближе к камину, столь же исполинскому, как и всё в этом странном доме. Снова потекла песня, на этот раз плавная и печальная. Что-то из древних легенд о бессмертной любви и великой войне.
— Хорошо как! Так спокойно мне не было никогда. Жаль будет всё это терять… — медленно пробормотал Император. — Во имя Творящих и Хранящих, помогите мне кто-нибудь!
Песня оборвалась на полуслове. Хотя… если вслушаться внимательно, мелодия продолжала парить в воздухе.
— Смотрите! — воскликнула Римэ отошедшая к столу, чтобы поставить стакан. — Они светятся.
Все взгляды мгновенно обратились на запылённый стеклянный кувшин с четырьмя огромными гладиолусами, стоявший в самом дальнем углу необозримой столешницы. Отчего-то до сих пор никто не обращал внимания на этот небольшой островок лета. Хаймер припомнил, что впервые увидел этот букет давным-давно. Он непреложно стоял на одном и том же месте с тех пор, как Оценрол Тарб избрал в качестве своего убежища заброшенную хибару, подходившую скорее великану, нежели сухощавому невысокому старичку. Первооткрыватель всегда думал, что цветы не настоящие. Сейчас они напомнили о себе разноцветными сполохами, озарившими помещение. От цветов исходил странный гул, похожий на эхо, подхватившее колокольный перезвон. Звук потихоньку нарастал и вскоре перешёл в торжественную зовущую мелодию. Вскоре гладиолусы растворились в собственном сиянии. Прорицательница протянула к ним руки, шагнула ближе и скрылась за переливчатым занавесом. Следом пошли остальные, не исключая Тийнерета и вездесущих Лоциптева со Стийфелтом. Откуда взялись мальчики, которые давным-давно должны были спать, выяснять не стали.
III
Стены расступились и потянулись ввысь, образуя сводчатый потолок, состоявший из мерцающих отсветов. Посреди помещения парили в воздухе четыре роскошных гладиолуса, служивших источником света, до последней щёлочки заполнявшего всё вокруг. В зале было жарко, но дышалось легко. Так бывает в самом начале лета, когда зной не успевает ещё никому надоесть, а только радует и землю и людей.
— Помнишь? — переглянувшись, спросили Вечные у Вечных.
— Помню! — ответили Вечные Вечным.
Остальные промолчали, ошеломлённо разглядывая громадную комнату.
Из круга света плавно вышли две женские фигуры и две мужские. Люди почтительно склонились, приветствуя Четверых. Те ответили на приветствие и заговорили. То ли все разом, то ли поодиночке:
— Веками мы помогали Сударбу только издали, считая себя не вправе лишний раз вмешиваться в ваши дела. Мы полагали, что будет лучше, если творения обустроят мир по своему усмотрению. Вы совершали ошибки, а мы ждали, что вы одумаетесь.
Арнит почувствовал, как кровь прилила к лицу, но взгляда не отвёл. Уж, по крайней мере, этому он научился за последнее время.
Четыре безмолвных голоса, меж тем, продолжали:
— Возвращать отобранное нелегко, ещё труднее — восстанавливать задуманное. Рассыпавшийся напуган странной силой, появившейся в Немыслимых Пределах и уничтожившей Воды Без Плеска. Твоя дочь, Хаймер-Первооткрыватель, получая Дары, создала вокруг себя столь мощный Круг Справедливости, что он прорвался через границы нескольких миров и уничтожил Озеро.
В первый момент Хаймер очумело воззрился на Даму в Жёлтом. Затем сообразил, что обращаются именно к нему. Улыбнулся и совершенно внятно сказал:
— Моя дочь!
В этот момент никого не удивило, что молодой человек снова может говорить. Впрочем, никто и не слышал его голоса.
— У нас есть слово, обращённое к каждому из вас. Кроме, пожалуй, брата Мренда, который и так знает о своей судьбе даже больше, чем нужно. Подойди, Тийнерет, потомок Синих Котов!
Зверь, нимало не смутившись таким обращением, гордо поднял свой меховой плюмаж, торжественной поступью прошествовал на середину зала и чинно уселся там, натопорщив богатые длинные усы. Чёрная его шубка явственно светилась синим, а белоснежная манишка — голубоватым.
— Ты действительно мечтаешь отомстить Цервемзе? — спросила Дама в Белом.
Мохнатый рыцарь выпустил когти, предъявляя своё самое грозное оружие.
— Знаешь ли, что тебе предстоит серьёзная битва? Готов ли к ней? Она будет тяжела, но ты победишь.
В ответ кот слегка сузил зрачки.
— Если так, то свой главный поединок ты выиграешь, не запачкав лап кровью.
Тийнерет с задумчивой благодарностью муркнул и возвратился восвояси. Он не любил много болтать. Даже на безмолвном наречии.
Дальше Четверо обратились к Стийфелту:
— Ты совсем юн, но вскоре тебе предстоит встреча, которая изменит многое, только в твоей жизни, но и в судьбе всего Сударба, — Кавалер в Синем смотрел на мальчика словно стараясь запомнить выражение широко распахнутых серых глаз. — Запомни, твоя дудочка послужит ключом к одному из самых мудрёных замков, поставленных Лозом.
Младший сын Сиэл ничего не ответил, только понимающе улыбнулся и медленно по-взрослому поклонился.
Потом пришла очередь Лоциптева. Затем всех остальных. И каждый получил от Творящих и Хранящих предсказание. Наконец, в центре зала остались только Соправители, Советники, Секретарь Наследника и Таситр.
Наконец Кавалер в Красном заговорил:
— Начнём с тебя, Арнит из Кридона. Неправедно ты добыл Корону. Скверно правил своей Империей. За это сполна расплатился отчаянием и одиночеством. Они же сделали тебя достойным Престола.
Император слегка ссутулился.
— Ты позвал наст. Хватит ли у тебя мужества выслушать и принять свою судьбу?
Арнит помедлил. Потом решительно кивнул.
— Тогда запомни: вскоре тебе ещё раз предстоит стать не тем, кто ты есть, но то, что с тобой произойдёт, полностью искупит зло, причинённое тобой. Гибель твоя будет бесславной, и ты примешь смерть, не будучи Императором Сударба.
Император снова промолчал, лишь почтительно склонил голову. В следующий миг он почувствовал, как сквозь сердце проходит тонкое лезвие боли. Потом Арниту стало холодно, как будто он долго-долго лежал в снегу, посреди продуваемого всеми ветрами поля. Ещё несколько секунд, и он пришёл в себя. Когда Император повернулся к подданным, слегка побледневшее лицо его было непроницаемо-спокойным, лишь в глазах светился неведомый доселе жёсткий огонь знания.
Три шага в сторону. И Четверо обратились к следующему.
— Отэп, Советник Императора! — подозвала Дама в Белом.
Бывший Командир Квадры еле заметно улыбнулся, словно и так знал свою судьбу.
— Ты сделал самый правильный выбор, какой только мог. Ты принадлежишь к тем редким людям, которые без посторонней помощи сумели возвратить отобранное. И с огненным зельем ты знаком не только понаслышке. Понимаешь ли ты, что несмотря на это, самые серьёзные испытания ещё впереди?
Отэп прикрыл глаза.
— Тогда знай, что любой круг всегда должен замыкаться, а потому исход твоей жизни будет похож на её расцвет. То, что ты совершишь ради своего друга и Императора, утолит самую потаённую жажду твоей души. Запомни лишь, что всякой боли есть предел и всякая смерть рано или поздно заканчивается.
Отэп коротко кивнул, как будто ждал именно этих слов. Потом тихо спросил:
— Могу ли я попросить об одной милости лично для себя?
— Говори! — промолвили Творящие.
— Хотя бы в последний момент жизни покажите мне ту, которую у меня когда-то отняли, пусть она меня даже не узнает. Я сумею дождаться её Корабля и всё объясню, когда мы встретимся.
— Сбудется! — пообещали Хранящие. — Вы обретёте друг друга.
— Благодарю! — просветлел бывший придворный Певец Кридонского Наследника.
Те же три шага и он встал рядом со своим повелителем и другом. А четыре голоса снова заговорили:
— Кайниол, юный Наследник Престола! Тебе пришлось рано повзрослеть и многих потерять. Немало ты и обрёл: рядом надёжные друзья и подданные, и верное женское сердце. Счёт твоих потерь и испытаний не окончен. Тебе ещё предстоит научиться принимать императорские решения, отвечать за каждое слово и действие, зато ты сможешь возвращать отобранное и восстанавливать разрушенное. Будь мужественен и мудр, чтобы достойно носить Корону, так непросто добытую твоим предшественником!
Кайниол достал меч и отсалютовал Четверым.
Несколько шагов, сделанных Его Высочеством в сторону, стоили ему немалых усилий.
Из всего сказанного, юноша по-настоящему понял лишь то, что относилось к Оканель, и зарделся. Последние недели, вопреки всему, он был бесконечно счастлив. Остальная часть предсказания показалась ему предупреждением о каком-то весьма отдалённом будущем.
— Хаймер-Первооткрыватель! Нужно ли говорить о том, что ты встретишься с Хранительницей Риаталь и своей дочерью, а потом будешь счастлив бесконечно долгое время?
Молодой человек отрицательно помотал головой, и голос Дамы в Жёлтом продолжил:
— На твою долю ещё выпадет достаточно потерь и обретений. Когда же война закончится, ты получишь совершенно бесценный дар.
Поклон и несколько шагов к друзьям.
— Таситр из Ванирны! Тебе пришлось быть шутом и солдатом, палачом и приговорённым. Опыт не самый простой, но бесценный. Ты не только выжил, но и остался собой. Мы уверены, что из таких, как ты — мужественных и не умеющих льстить — получаются самые мудрые Советники.
Юноша уставился на Четверых непонимающим взглядом.
— Ты будешь первым, кто объявит Наследника новым Императором. Потом долгие годы тебе предстоит помогать своему другу. Иногда мудрым словом, иногда насмешливой гримасой, иногда иным фокусом, вроде твоего прощального сальто перед казнью.
Что оставалось совершенно ошалевшему Шуту? Он вспомнил тот момент, когда начал чудить, чтобы скрыть ужас перед огненным зельем. Сейчас он и сам не понял, как и зачем повторил тот же трюк.
Потом, сильно смущаясь, шагнул и встал за спиной Кайниола.
— На это мы и рассчитывали! — раздался вслед Таситру голос одной из Дам. — Ну что ж… Остался только ты, Мисмак из Амграманы. Мы ценим твою преданность юному Наследнику и Сударбской Короне. Тут и советовать, собственно нечего. Дорога, хотя и добровольно избранная, будет всё равно трудна и опасна. Но именно ты изобличишь одного из опасных врагов. Ты проживёшь долгую жизнь. Сиэл тебя дождётся, а там уж сами решайте, возрождаться вам или нет.
Ещё пара шагов.
— И напоследок вот что: мы не можем браться за мечи — слишком уж опасны наши войны, зато дадим вам оружие, которое трудно одолеть. У Первооткрывателя оно уже есть. Мы говорим о великом Даре Безмолвной Речи. Примите её и пусть знание, которое скрыто в каждом молчаливом слове даст вам силу открыть дорогу дюкам в ваш мир!
— Но ведь до этого должен понести наказание Цервемза… — удивлённо подняла взгляд Римэ. — Так вы сами показывали мне.
— Не бойся, Прорицательница, нынешний Правитель получит по заслугам. А что касается пророчества — по сути оно было верно, остальное не так уж и важно.
— Если я правильно понял, то мне было обещано, что я не запачкаю лап, но, кажется, никто не говорил, что я не могу попросту придушить этого негодяя, — с мрачным удовлетворением заявил кот.
Все поняли слова зверя и общий хохот был ему ответом, затем разноцветные лучи потянулись от Четверых к людям. Прямо в раскрытые ладони. И крохотными жаркими звёздами загорелись у них в душах.
IV
— Кажется, я кое-что вспомнил, — неуверенно промолчал Хаймер.
— Ага, значит, теперь мы все и вправду обрели Безмолвную Речь. Конечно, раньше мы её тоже немного понимали. Но это было возможно только в присутствии дюков, и лишь в тильецадских стенах, — сказал Волшебник. — Так что ты там вспомнил?
— Не знаю… может это, конечно был бред… — после пыток я частенько бывал по ту сторону — но, думаю, это мне не прислышалось. Незадолго до того, как Оценрол Тарб спас меня, Грейф Нюд и Цервемза сильно поссорились. Прямо при мне.
— И то правда, какие могут быть секреты от полутрупа! — зло хмыкнул Отэп.
— Именно, — подтвердил его слова Первооткрыватель. — Поводом к их перепалке стал я. Точнее, средства, которыми мне пытались развязать язык. Так или иначе, но они долго говорили один второму различные колкости и даже кричали. Похоже, что они не только ненавидят друг друга, но и побаиваются. Цервемза настолько разошёлся, что уже кликнул стражу. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но вдруг Грейф Нюд тихо так сказал, мол, если бы подставной Секретарь не подтвердил права нынешнего Законного Величества, то не видать бы бывшему Советнику Короны так же как собственных лопаток.
— Как зовут этого негодяя? — с трудом сдерживаясь, спросил Арнит.
— Насколько я запомнил, сир — Анактар.
— Ну что ж, вот и пришло решение, о котором ты просил, — вслух заметил Отэп. — Теперь дело за малым — нужно раздобыть этого горе-Секретаря вместе с бюваром. Вдали от хозяев он не сможет открыть папку, в которой, несомненно, лежит фальшивый документ, подтверждающий права Узурпатора. Лучших доказательств предательства Цервемзы и заговора против Вашего Величества не найдёшь.
Разговор моментально оживился. Все сгрудились вокруг стола и с азартом начали разрабатывать план вторжения в Мэнигский дворец.
Никто и не заметил, как Отэп переглянулся с Арнитом, оба на цыпочках вышли из дома Лекаря и тут же канули в сизом предутреннем тумане.
ИМПЕРАТОР И СОВЕТНИК
I
Всё-таки умение беззвучно разговаривать в некоторых случаях незаменимо: никаких перешёптываний, никаких недомолвок и полунамёков — оказалось, что сговориться за спинами друзей проще простого.
— У меня есть идея. Зрела долго. По дороге обсудим, — промолчал Отэп.
— Тогда пошли! — кивнул Арнит.
— Ты знаешь, что делать? — обернулся Советник к Хаймеру.
— Безусловно! — ответил Первооткрыватель. — Я, как барышня, должен болтать без умолку до тех пор, пока наши не пожалеют о том, что владеют безмолвной речью…
— Приблизительно так! — усмехнувшись, одобрил Отэп.
— Мне это нравится! — почти вслух хмыкнул Император. — Я слышал о заговорах против властителей, но чтобы за… Когда вы только успеваете?
— Приходится, сир! — ответили друзья дуэтом.
— Всё это замечательно, однако свадьба свадьбой, а жениха неплохо было бы спросить, согласен ли он.
Ответом ему был дружный безмолвный смех.
Хаймер снова стал серьёзен:
— Идите! Я не смогу их отвлечь надолго. А если за вами увяжется Кайниол, ничего из вашей затеи не выйдет и придётся срочно менять планы. Удачи и возвращения! — Хаймер лучезарно улыбнулся и обернулся к столу. — Я предлагаю вот что…
"Удачи и возвращения…" — прощальное пожелание Первооткрывателя отдавалось снежным скрипом в каждом шаге Арнита. И то и другое, конечно, неплохо, но сначала нужно было дойти. Пока что он не очень понимал куда. Трудно идти навстречу своей судьбе, особенно, если ноги привыкли к передвижению с помощью перемещающего коврика, вокруг валуны в два человеческих роста, а снегу намело по колено, да ещё и ветер в лицо. Император брёл медленно. И сосредоточенно молчал. Ему было необходимо осмыслить услышанное этой ночью и привыкнуть к мысли о бесславной гибели. "Впрочем, кто его знает, может быть, всё это произойдёт ещё через годы… А может, и не произойдёт вовсе…" — по старой памяти пытался солгать себе Арнит. Потом он отогнал от себя заманчивую мысль о жизни и сосредоточился лишь на дороге.
Отэп, наоборот, шагал размашисто, словно не замечая препятствий. Он улыбался, как будто впереди его ждала не гибельная опасность, а череда праздников.
Битых три часа они продвигались вглубь леса.
— Долго ещё? — отплёвываясь от липкого снега, спросил Арнит.
— Можем передохнуть, — предложил Советник.
Император только кивнул. Он запыхался и с непривычки едва держался на ногах.
Отэп, безошибочно выбрал безопасное место для привала. Они устроились в заветерке под небольшим утёсом и даже умудрились развести костёр. Точнее, разводил его Советник, а его друг поплотнее укутался в плащ и, привалившись спиной к валуну, безучастно смотрел на медленно занимавшийся огонь. Отэп молча протянул ему флягу. Арнит сделал изрядный глоток и поперхнулся — в сосуде оказалось не вино, а какое-то горькое и жгучее снадобье. Правда, оно быстро приводило в чувство.
— Где мы? Места вроде знакомые, — просипел Император. — И что за пойло ты мне подсунул? Оно что, на огненном зелье настояно?
— Во-первых, сир, лекарства далеко не всегда бывают сладкими, — назидательно заметил Советник, отбирая у друга сосуд, и тоже порядочно отхлебнул. — Зато, чем они противнее, тем лучше помогают! Хотя уверяю тебя, что огненное зелье в первый момент пьётся легче. Только уж больно воняет болотной водой, — прокашлявшись, добавил он. — А, во-вторых, мы на самой дальней границе Кридона. Дальше лишь Холодные Пустоши. Об этих краях такие жуткие легенды ходят, что даже цервемзиных солдат сюда ни деньгами, ни палками не загонишь.
— Будем считать, что ты меня успокоил. Ещё спокойнее мне станет, если я, наконец, пойму, куда и зачем ты меня тащишь? Сколько можно намекать на какой-то план и снова темнить? С самого Стевоса я о нём слышу.
— Ты сам-то как думаешь?
— Не знаю… Я настолько привык полагаться на своих Советников: то на Цервемзу, то на тебя, что не только думать, но даже предполагать разучился, — раздражённо буркнул Арнит.
— Всё расскажу, только не перебивай и, главное, не спорь. Я правильно понимаю, что тебе предсказана потеря Короны, а затем гибель?
Император кивнул.
— Тогда нам необходима помощь брата Мренда. Он предвидел что-то подобное. И не смотри на меня так! Похоже, другого выхода у нас просто нет… — Отэп задумчиво поправил огонь. — По крайней мере, так мы на какое-то время собьём со следа собственные судьбы, а может, и вовсе их изменим. Да что такое? Ты за кого боишься: за себя или за меня? Чтобы там ни было — скорее всего, выживет лишь один… И этим выжившим обязан быть именно ты. Не возражай! Дело не в нашей давней дружбе. Сударб сможет вернуть отобранное, лишь восстановив в стране законное правление — то есть твоё и Кайниола. А для этого необходимо любой ценой раздобыть завещание Хопула и документ о признании Кайниола Наследником, а заодно все фиктивные бумаги, засвидетельствованные Цервемзой. Любой ценой, понимаешь?
Даже в юности Отэп не видел Арнита таким подавленным. Император, всегда выглядевший несколько моложе своих лет, сейчас казался почти стариком. Он молчал, вертя в руках машинально сломленную веточку. Лицо друга было настолько отрешённым, что Отэп вообще засомневался, понял ли тот, о чём речь. Советник уже собирался было повторить всё с начала, как Император очнулся и с явным усилием проговорил:
— Понимаешь… Тут дело не в страхе и не в моём нежелании рисковать кем-нибудь. Просто пару лет назад я заставил Художника связать ветки, обещая ему безопасность для дюков в обмен на его помощь. Ещё предполагалось, что он никогда не будет рисовать ничего разрушительного… Я же эти ветки и развязал… С дюками, сам знаешь, как вышло. Да и тот облик, который обрела моя покойная жёнушка, был не так уж и безобиден. Захочет ли он после этого мне помогать? Не прощения же, в самом деле, просить… Мол, запутался я, любезнейший господин Художник. Кто же в это поверит?..
Сам видишь — по собственной вине я уже потерял практически всё, к чему стремился, и всех, кого любил. Я — клятвопреступник и теперь очередь за мной. Гибели всё равно не избежать. Так не всё ли равно когда и как? — Император посмотрел на друга с таким отчаянием, что тому стало холодно.
— Ну-у… не знаю. С твоей совестью, памятью или чем там ещё разбираться не мне — своих достаточно. Хотя, если ты объяснишь брату Мренду, что помнишь о нарушенной клятве, хуже не будет. Он, конечно, не отличается мягким нравом. И всё-таки, как истинный шаракомец, он понятлив и отзывчив. Если он поверил в моё окончательное возвращение, то и тебя услышит. В конце концов, обратившись к нему, мы ничем, кроме того, что получим отказ не рискуем — не станет же он нас Цервемзе выдавать… Ты лучше вот о чём подумай, как добравшись до Мэниги проскочить мимо новой стражи, а затем утащить в наше укрытие Секретаря с папкой. Причём, заметь себе, живого и в полном здравии.
— Не объясняй. Я согласен, и проведу тебя по таким закоулкам, которые не были известны даже Командирам Квадр.
Отэп недоверчиво вскинул бровь:
— Ваше Величество полагает, что во дворце есть хоть один уголок, о котором я не осведомлён?
— Есть-есть! Я всё-таки тоже образом волшебник, причём неплохо владеющий отводом глаз, — Арнит впервые улыбнулся. — Так что до места назначения мы должны добраться без особых приключений. И даже если мы пойдём путями, которые известны тебе, то уж Цервемзе они точно не знакомы.
— Хорошо! Ты отдохнул?
Император кивнул:
— Погоди пару секунд… Последнее, что я хотел спросить… нельзя ли, чтобы это был не ты?
— Лучше будет, если пострадает кто-нибудь из малоизвестных тебе подданных? Не забывай — я солдат и знаю, на что, ради кого и зачем иду, а потому делаю это, если не с радостью, то по крайней мере, спокойно. В Сударбе достаточно людей, готовых сделать то же самое во имя Короны, Империи и даже ради тебя, но в глубине души считающих такой подвиг совершеннейшей бессмыслицей.
— Печально… Ну что ж, веди, господин Императорский Советник! — вздохнул Арнит, легко вскакивая на ноги.
II
Брат Мренд настолько увлечённо работал над эскизом картины, что не сразу услышал настойчивый стук в дверь. Усмехаясь то ли совпадению, то ли собственной рассеянности, Художник отпер тугой засов. На пороге стояли вконец измученные прототипы его рисунка, в которых даже шаракомское воображение, не сразу смогло узнать Императора и Советника. Арнит имел мрачный и несколько растерянный вид. Отэп, напротив, выглядел, как человек, наконец-то принявший какое-то важное решение.
— Входите, сир! — коротко поклонился Художник, пропуская озябшего Арнита в жарко натопленную каморку. — Давно вас жду. Согласился? — без предисловий обратился он к Отэпу.
— Едва уломал! — негромко ответил Советник. — Боялся, что ты откажешься не только ему помогать, но и вообще говорить.
— Ну и Император нам достался — гордый, но бестолковый! — хмыкнул брат Мренд.
Арнит медленно перевёл взгляд с одного на другого:
— Вот, значит, как… — не столько с гневом, сколько с весёлым удивлением пробормотал он непослушными от холода губами. — Снова заговор во имя Государя?
— Идите к огню! — Художник привычным жестом сбросил эскизы с табуретов. — У меня есть остатки рёдофова вина.
— Вот это подарок — второй раз за сутки хлебнуть лучшего в мире питья! — довольно улыбнулся Отэп.
— Брат Мренд! — начал Император, принимая стакан. — Я ведь всё помню… ну, насчёт того, что развязал ветки…
— Я тоже! — отрезал тот. — Полагаю, сир, я могу избавить вас от необходимости извиняться? Вы, кажется, пришли не за этим…
Он как когда-то поднял свои, наивные до наглости, глаза и уставился в тёмные растерянные глаза гостя. Даже безмолвной речи не понадобилось, чтобы обоим полегчало.
Арнит, уставший от по-шаракомски длинной пешей прогулки, сидел, вытянув ноги, не думая ни о чём и наслаждаясь амграманским вином. Потом всё-таки решился и сказал брату Мренду:
— Ты впервые с тех пор обратился ко мне, как к Государю… Благодарю! — он помолчал, подбирая верные слова. — Ладно, я так понимаю, что тебе не нужно объяснять смысл нашей… моей просьбы?
— Нет… — задумчиво пробормотал Художник, увлечённый своей работой. — Да, я собственно, уже заканчиваю. Вам ли, сир, не знать, насколько быстро я работаю. Особенно по заказу. Надо сказать, что кои веки я получаю удовольствие, рисуя вас. И позволю себе заметить — вы сильно изменились. Тот Арнит, которого я превращал в Йокеща, был глуп, озлоблен и мёртв. Этот — растерян, несчастен, но жив.
Он протянул Арниту и Отэпу по листку. Те внимательно рассмотрели рисунки. Потом оглядели друг друга. Допили вино и стали собираться в дорогу. На пороге брат Мренд сказал:
— Я сниму с вас, сир, любую ответственность за нарушенную клятву, если вы поможете возвратить отобранное…
Император и Советник переглянулись. Они оба знали, что развязавшего ветки может освободить лишь тот, перед кем он виноват. Это было нечто большее, чем просто прощение. Они поклонились Мастеру и продолжили путь. Арнит шёл решительно и размашисто, Отэп же был задумчив и печален.
III
— А ты ведь прав, я здесь не бывал, — изумлённо промолчал Арнит, оглядывая стены небольшой комнатки, куда они вынырнули из тёмного прохода. — Где мы?
— В библиотечном крыле, рядом с архивом, где обитает Секретарь. Точнее на пороге его личного кабинета, — так же безмолвно ответил Отэп, отыскивая потайную дверь.
Они бесшумно выросли за спиной ничего не подозревавшего Анактара. Арнит приставил короткий кинжал к горлу Секретаря:
— Слушай внимательно! Рот можешь открывать только, когда мы тебя о чём-нибудь спросим. Понял?
Бедолага промычал нечто очевидно обозначавшее согласие.
Император собрался было убрать оружие.
— Погодите, сир! — Отэп сунул руку в карман. — У меня тут приготовлено небольшое угощение. Вы не забыли, что я неплохо разбираюсь в зельях. В частности, в подчиняющих. Вы позволите, сир?
— Ещё бы! И даже могу помочь, — Арнит запрокинул голову перепуганного насмерть толстячка. — Давай!
Содержимое крохотного хрустального флакончика потекло в горло Секретаря. Румяное лицо Анактара побледнело, глаза померкли, и он безвольно обвис на руках Императора.
— Оставьте его, сир, парень безопасен. Через пару минут он очухается, а пока давайте-ка, ознакомимся с содержимым папки! — внимательно заглянув в расширившиеся зрачки Секретаря, произнёс Отэп.
Двигаясь всё так же бесшумно, друзья оттащили бесчувственного Анактара от стола и усадили в громоздкое кресло.
— Раз ты тут главный специалист по потайным ходам, так посмотри все ли двери заперты, а то нам только незваных гостей не хватает! — приказал Арнит.
Отэп несколько мгновений ошалело смотрел на Императора, а потом спохватился:
— Ах, да! — он прошёлся по комнате, проверяя целы ли замки и волшебные пароли, — Всё в порядке, сам великий Грейф Нюд не сможет сюда сунуться, не говоря уж о Цервемзе или его подручных.
— Да-а! — восхищённо наблюдая за действиями Советника, проговорил Арнит. — Ну и секретность ты тут развёл. И зельями владеешь не хуже моего. Короче Квадра потеряла много…
Друзья переглянулись, потом давясь от смеха и шикая друг на друга, они открыли бювар и быстро перелистали его содержимое. Найдя всё необходимое, захлопнули и обернулись к застонавшему Анактару. Тот медленно приходил в себя. Император протянул толстяку фляжку. Подождал, пока тот прокашляется. Потом как-то излишне участливо спросил:
— Говорить можешь?
— Да, почтенный господин… — подобострастно глядя ему в глаза, ответил Секретарь.
— Как ты обращаешься к Истинному Императору? — грозно, но, всё ещё смеясь, спросил Арнит.
— Простите, сир, простите! — залепетал Анактар. — Почтеннейший господин Нюд уверил меня в том, что Законным Императором является почтеннейший господин Цервемза.
— Вот, значит как… — слегка прищурив стальные глаза, неопределённым, но не предвещавшим ничего хорошего, тоном пробормотал Отэп. — А расскажи-ка, любезнейший, каким образом ты стал Секретарём?
Парень испуганно заморгал, переводя взгляд с Императора на Советника и обратно. По пухлым щекам потекли слёзы:
— Однажды почтеннейший господин Нюд пришёл ко мне и сказал, чтобы я готовился принимать дела у Личного Секретаря Его Императорского Величества. Я удивился, потому что хотя мой предшественник был немолод, но отличался завидным здоровьем. А почтеннейший господин меня и спрашивает, мол, знаю ли я другие причины, по которым Секретари сдают свой пост. Тогда-то я и узнал, что бывший Советник Вашего Величества становится Императором. Я не люблю задавать вопросы, сир, но решил, что вы погибли, а потому спокойно засвидетельствовал законность прав господина Цервемзы.
— Лжёшь! — с двух сторон зашипели на него Арнит и Отэп. — Скорее, дело было так: Грейф Нюд подкупил тебя или опоил.
— Нет-нет! Я просто не договорил. Почтеннейший господин Нюд сказал, что я самый достойный изо всех кандидатов…
— Ладно, это не так уж и важно, — Советник положил руку на плечо Императору. — Расскажи, как погиб прежний Секретарь.
Толстячок затрясся от ужаса:
— Он… ну, то есть, Его Законное Величество… в общем… ну…
— Короче, Цервемза убил твоего предшественника, так? — спросил Отэп.
Анактар неистово закивал.
— Сам? — осведомился Император.
— Да… сир!
— Ты хоть сам-то понимаешь, что занял свой пост незаконно?
— Меня заставили! Что я должен был, по-вашему, делать?
— Ясно. От изменников отчего-то всегда дурно пахнет, — с тихой яростью в голосе проговорил Советник. — Полагаю, Ваше Величество, что остальное мы сможем выяснить на месте. Ты пойдёшь с нами! И прихвати свой бювар.
— Куда вы меня поведёте? — застонал толстяк.
— Ты забыл, что тебе было велено открывать рот, только когда мы разрешим? — рыкнул на него Император.
— Только не убивайте! — взмолился Анактар.
— Ты — Секретарь? Значит, проживёшь ровно столько, сколько отпущено Его Величеству, Истинному Императору Арниту, — странно улыбнувшись, буркнул Отэп.
— Полагаю, мне придётся надолго покинуть свой кабинет. Не позволит ли Ваше Величество взять с собой несколько личных вещей, хранящихся в столе?
— Собирайся, только поживей! — процедил, окончательно вышедший из себя Арнит.
— Благодарю! Благодарю, сир! — угодливо закланялся Секретарь. — Я не задержу ни вас, ни вашего… — он робко улыбнулся и вскинул наивные глазки на Отэпа. — … Советника.
Анактар засеменил к столу. Зачем-то достал из ящика потрёпанную книгу и стал задумчиво барабанить пальцами по её переплёту. Усмехнулся. Сунул книгу обратно. Взял парочку безделушек и пихнул их в карман.
— Я готов… Ах, нет, погодите! Не хочу злоупотреблять вашим терпением, сир! Но ещё пару мгновений… — всё так же подобострастно улыбаясь, Анактар метнулся к высоченному шкафу, доверху забитому книгами, бумагами и картами. — Книжицу одну заберу… и всё!
— Хватит копаться! Уходить пора! — рявкнул Император.
— Погоди-ка! — прислушался Советник. — Похоже…
— Не похоже, а так и есть! Он вызвал стражу! — безмолвно закричал Арнит
— Когда? И как? — так же беззвучно ответил Отэп.
— Только что на глазах у нас! Он по книге постучал, а я ещё подумал, что похожим образом вызывали Квадры, — Император снова напряг слух. — Доставай коврик, а я замкну дверь понадёжнее.
Пока он колдовал над замком, Советник возился с заевшим крючком походной сумки. Наконец победив непослушную застёжку и подняв взгляд в поисках пленника, он обмер — Анактар почти исчез между расступившимися рядами книг.
Бесшумно, чтобы не спугнуть беглеца, Отэп выхватил кинжал и успел проскользнуть следом.
IV
"Уф-ф! Кажется, успел… Вроде бы не заметили. А то ужас-то какой: набежали, угрожают, требуют невесть чего! Им придворные интриги — одно развлечение, а мне каково? Хорошо, хоть бить не стали. Так… стражу я вызвал, теперь и тем и другим будет чем заняться. А я пока побегу к почтеннейшему господину Нюду или к Его Законнейшему Величеству за помощью. Не-ет… к новому Императору мне нельзя. А вдруг этот Арнит действительно истинный?
Вот что… нужно срочно скрыться. Правильно! Сейчас заскочу в свою комнатёнку, прихвачу самое необходимое и денежки и в путь! А что? Надо отдать должное нынешнему Императорскому Советнику — мои услуги он оплачивал весьма щедро. Так что теперь я человек не бедный. Много ли мне нужно? Для начала только жизнь и, хоть какая, безопасность. Дальше двинусь в любой город и растворюсь среди местных. Лучше всего… э-э… куда бы? В Шаракоме слишком много безумцев. В Стевосе — холодно и пахнет рыбой. На кридонца я не похож. Дросвоскра боюсь. Да и кто сейчас не боится… В родной Мэниге не спрятаться. Остаётся только Ванирна. А что — город большой, народу много. Там на нового жителя никто не обратит внимания. Одно плохо, что вся эта заварушка началась в разгар зимы — караваны редки, а ни экипажа, ни перемещающего коврика у меня нет. А если бы даже были, я всё равно не умею ими пользоваться. Ладно, как-нибудь доберусь!
Искать меня начнут ещё не скоро — у важных особ сейчас будет достаточно особо важных дел, чтобы на время позабыть о столь скромной персоне, как я. А если даже и найдут — невелика забота, скажу, что спасал бювар. Это даже будет правдой — папочку-то я с собой прихватил, а уж где её припрятать соображу. Тёмных закоулков в нашей благословенной Империи не перечесть, а у меня на такие места нюх.
Не знаю, да и знать не хочу, кто там из этих Императоров законный, а кто истинный. Я устал! Пусть сначала решат между собой кому из них подниматься на Престол, а кому — на эшафот. Мне терять нечего: если закон на стороне Арнита — пусть себе правит, он обещал мне жизнь столь же долгую, как и себе. Если истина хранит Цервемзу, то никаких изменений в моей жизни, кроме повышения жалования, не предвидится. Хуже будет, коли они попросту перебьют друг друга. Тогда придётся побороться и поторговаться за жизнь. Но это вряд ли… В конце концов, я могу добровольно предложить свои услуги Наследнику. Ему ведь тоже будет нужен Секретарь, так ведь? Только сделать это нужно быстро, до того, как юнец назовёт своего кандидата…"
Топоча и отдуваясь, Анактар семенил вперёд и не решался не то что остановиться, но даже перевести дух.
V
Коридор, куда нырнул Секретарь, был слишком узок и тёмен, чтобы действовать, и Отэпу оставалось лишь потихоньку идти следом. Он шёл так близко, что слышал, как Анактар бормочет себе под нос. Вслушиваться Советник не стал, но понял, что беглец замышляет что-то дурное.
В конце коридора обозначилась дверь. Они выскочили в небольшое ярко освещённое помещение. Не дожидаясь, пока привыкнут глаза, Отэп крепко схватил Анактара за плечо:
— Не слишком ли ты торопишься, господин Секретарь? — грозно прошептал он толстяку в ухо.
— Думали, опоили? — взвизгнул тот, пытаясь вырваться. — Ошибаетесь, господин Алчап, почтеннейший господин Нюд обезопасил меня от действия любой магии.
— И всё-таки ты пойдёшь со мной! — Советник показал клинок.
Анактар моментально притих, напряжённый как сжатая пружина.
— Так-то лучше… — одобрительно заметил Отэп. — Стой смирно и я не причиню тебе вреда.
Он снова попытался открыть непокорную застёжку и на секунду выпустил руку Секретаря. Коротким движением кинжала распоров холщёвую сумку, выхватил из неё коврик и бросил себе под ноги.
Этого мгновения хватило для того, чтобы пленник рванулся в сторону. С неожиданной для его комплекции ловкостью извернулся и ударил преследователя маленьким стилетом, который всегда носил в рукаве. Победно посмотрел в по-прежнему спокойные стальные глаза. Не выдержал. И отвёл взгляд.
— Я останусь здесь и ты тоже! — неуверенно пискнул Секретарь.
Он попытался сделать шаг к спасительной двери.
— Глупец! — усмехнулся Советник, удивляясь, что почти не чувствует боли. Только холод. — Какой же ты глупец… Идём!
Он ещё крепче ухватил Анактара за руку и толкнул в сторону коврика. Беззвучно прошептал направление и количество шагов. Вокруг заклубилась привычная дымка, и поплыл пейзаж.
— А нечего пугать! — почти оправдывающимся тоном начал Секретарь, уже не пытаясь вырываться. — Всё равно я сбегу к хозяевам! И вообще я смертельно устал от всех вас…
Ответа не последовало. И вдруг удерживавшая его рука разжалась. Анактар обернулся. Бездыханное тело Советника тяжко рухнуло рядом. Секретарь на миг замер. Заглянул в тускнеющие тёмные глаза. Понял, что натворил. По-щенячьи взвизгнул. Зачем-то огляделся. Спихнул убитого с коврика. Утёр со лба пот.
Обратно возвратиться было невозможно, и убийца обречённо пошёл вперёд.
VI
Заклятая Арнитом дверь продержалась недолго. В кабинет ворвался вооружённый отряд. Император был неплохим фехтовальщиком и решил дорого продать свою жизнь. Он отбивал атаку за атакой.
Похоже, солдатам было приказано не убивать, а лишь измотать соперника. В конце концов, так и произошло — Арнит устал и опустил меч. В грудь Императора уткнулось сразу несколько клинков.
Тогда в комнату вошёл Цервемза в сопровождении неизменных Заики и Коренастого. Узурпатор сделал неприметный знак и окружавшие Императора солдаты разом опустили оружие. Они сделали это так слаженно, как будто отсалютовали.
— Именем и по приказу… — заученно начал Доур.
Император поднял ладонь:
— Знаю-знаю! Короче говоря, я арестован.
— Отдай свой меч, Арнит! — тихо произнёс Цервемза. — А то я всё никак не соберусь заказать себе новый.
Они встретились взглядами, в которых плескалась память о позоре, пережитом бывшим Императорским Советником.
— Возьми! — спокойно ответил пленник, убирая оружие в ножны.
Он расстегнул перевязь. Подошёл к Узурпатору. Перекинул ленту через его плечо. Замкнул изящную застёжку:
— Сомневаюсь, что этот клинок послужит твоей чести или славе, да и от кошачьих когтей едва ли сможет защитить, но пусть он будет постоянным напоминанием обо мне, — произнёс Арнит так, чтобы слышали все.
Стараясь не обращать внимания на сдавленное хмыканье, новый обладатель постарался соблюсти древний ритуал и уже своей рукой извлёк меч из ножен. Мстительно оглядел сверкающую сталь и неожиданно спросил:
— С каких это пор ты пользуешься простым офицерским мечом?
— А чем он тебе плох, господин Советник? — улыбнулся Император, широким жестом указывая на лежащие между ними тела. — Он вполне лёгок и остёр. А если прибавить чуть-чуть смелости и чести… — Арнит не закончил, лукаво уставившись в глаза бывшего Советника.
Цервемза почёл за лучшее пропустить сказанное мимо ушей. Зато медленно проговорил:
— Вот ещё что… Ты отобрал у меня всё… Я, пожалуй, поступлю так же. Где твой оберег? Если он хорош — оставлю себе, а нет, так просто растопчу.
— Это как дюковский что ли? Я рад был бы отдать и его, но медальона больше не существует. Он рассыпался в ту ночь, когда твой ученик впервые почувствовал себя истинным Императором.
— Ты мог бы стать таковым, если бы…
Арнит не дал договорить:
— …если бы у твоего племянника был хороший учитель или хотя бы добрый дядюшка! А так… До всего пришлось доходить своей болью.
— Значит, ты знаешь?
— О подмене? Знаю.
— Тем лучше… — отрешённо пробормотал Цервемза, затем обернулся к сатрапам. — Связать!
По тому, как неохотно зашевелились солдаты, Арнит понял, что для них он пока ещё Государь. Тогда из-за спины Правителя выскользнули две тени и метнулись исполнять приказ.
— Во, какая рыба попалась! — довольно бормотал Доур, доставая длинную верёвку. — Для такой ни одной наживки не жалко!
— Т-точно! — посмеиваясь, подтвердил Лопцед, затягивая узел.
Только тут Император заметил, что в стене, где раньше находился книжный шкаф, зияет проход. Не смог сдержать облегчённого вздоха. Это заметил Узурпатор. Всё понял. Побледнел от дурного предчувствия.
— Где мой Секретарь? — спросил он, не обращаясь ни к кому.
— Насколько я понимаю, сбежал, — максимально льстивым тоном ответил Арнит. — И судя по всему с бюваром.
— Один?
— Как знать? — явно дразня бывшего слугу, ответил Император.
— Найти! И доставить сюда! Всех, сколько их там есть… — взревел Цервемза. Взял себя в руки и так же тихо, как в начале добавил. — Об остальном поговорим на площади. Полагаю, ты не надеешься на то, что я тебя помилую или хотя бы прикончу прямо здесь? Не-ет! Ты будешь умирать долго, как и полагается самозванцу. Пусть вся столица полюбуется твоими мучениями и позором.
— Жаль, что ты всегда был царедворцем. Судя по твоей тяге к зрелищам, на мэнигских подмостках ты бы смотрелся лучше! — засмеялся пленник.
— Так я и не выучил тебя хорошим манерам! — холодно заметил Цервемза. Подумал. Залепил Арниту увесистую пощёчину. И сладким тоном добавил. — До встречи у эшафота, дорогой племянничек!
VII
Организовать судилище было делом пары часов. Толпа герольдов промчалась в одну сторону. Рассыпалась по столице. Потом пронеслась обратно. И вскоре площадь перед Мэнигским дворцом была запружена народом. Верные подданные Сударбской Короны заняли все парапеты, балконы, деревья и только что в воздухе не висели. Одни хотели посмотреть на расправу с Йокещем-самозванцем, другие — проститься с Истинным Императором Арнитом, третьи — полюбопытствовать.
Цервемза восседал на троне под надёжной охраной Заики и Коренастого. Чуть поодаль по-стариковски ссутулившись, сидел Советник. Арнит отметил про себя, что Колдун до сих пор избегает его взгляда, как будто боится, что опять получит насмешливый приказ отправляться в свои покои.
Арестованный спокойно вышел к столу и бесстрастно посмотрел в глаза Узурпатору.
— Развяжи меня! — повелительно потребовал он у Цервемзы. — Или ты боишься? Чего бы? Бежать я не собираюсь, нападать тоже, даже кота из-за пазухи не вытащу. Да и спасать меня никто не придёт, поскольку никто не знает, что я здесь.
По площади пронеслась волна сдержанных смешков.
— Ты же знаешь, что я в состоянии выпить любую дрянь самостоятельно. Или ты забыл, чем поил Императора, когда первый раз пытался его свергнуть?
Народ замер.
— Я жду! — приказал Император.
— Развяжите! — неохотно кивнул Правитель.
Арнит с наслаждением растёр затёкшие руки:
— Так-то лучше! Всё-таки Ваше беззаконное Величество не забыло, кто истинный Император Сударба!
Какое-то странное торжество заметил Узурпатор во взгляде бывшего воспитанника. Или племянника? С этим надо было кончать! Цервемза обернулся к Доуру и негромко приказал:
— Начинайте!
Коренастый, с готовностью засуетился. Выскочил к столу. Достал свиток. И кинулся читать:
— Именем и по приказу Законного Императора Цервемзы, ты, Арнит из Кридона, обвиняешься в том, что обманным путём принял вид Бессмертного Императора Йокеща, затем узурпировал власть…
Составленный заранее приговор, в котором перечислялись все мыслимые и немыслимые прегрешения Арнита, был длинен и скучен. У стола смешивал зелье Лопцед. Арестованный стоял, сложив руки на груди и полуприкрыв глаза. Эта поза была характерна не для Арнита, а для кого-то из его окружения, но Цервемза так и не вспомнил кого. Теперь поведение приговорённого стало вызывать беспокойство уже у Грейфа Нюда…
— Ог-онь д-да ис-стребит т-твою ви-ину! — заикаясь больше обычного, произнёс Лопцед и поставил кубок перед приговорённым.
Тот посмотрел на двинувшихся к нему стражников так свирепо, что те поспешно вернулись на свои места.
— В Мэниге всегда было плохое вино! — задумчиво сказал Арнит, беря кубок. — Но пить-то всё равно придётся… Итак, мой тост. Врать не хочу, а правду говорить не приучен, поэтому не обессудьте, если скажу лишнее.
У нас в Кридоне говорят: кто светом поднялся — во тьму ушёл… Так было и со мной. Долгие годы я был принуждён калечить чужие души и отнимать жизни. Да и в чужом обличии мне стараниями брата Мренда действительно пришлось походить… Сейчас самое время за это расплатиться! Ухожу с лёгким сердцем и чувством выполненного долга. Творящие и Хранящие подарили целый год моей жизни, да ещё и друга вернули… Вот именно за него, моего друга, Истинного Императора Арнита, и за его сына — юного Соправителя Кайниола, я, Отэп из Кридона, пью этот кубок!
Цервемза и его сатрапы не сразу поняли, что происходит.
— Император жив! — грозной прибойной волной прокатился по площади шёпот.
Приговорённый усмехнулся и продолжил:
— Ещё мой тост за дюков, которые вернутся и помогут восстановить справедливость в многострадальном Сударбе. Возвращённого — не отнять!
С этими словами воин быстро осушил кубок, не дав отобрать его, пришедшему в себя Доуру.
Цервемза оцепенел. Перед ним стоял Алчап, или как его там, с лица которого как грим стекал наносной облик Арнита.
Площадь разом ахнула от изумления и замерла в ожидании протяжного вопля.
Отэп спокойно поставил посудину на стол. Хрипло прокашлялся. И вдруг… Или это только показалось? Запел! На удивление чисто.
Никто не рискнул подойти к Певцу, сквозь кожу которого уже просвечивал золотой смертный огонь. А тот, ничем не выказывая страданий, выводил мотив самой их с Арнитом любимой песни. Ах, как же под неё светло леталось тогда, годы назад!
Отэп сделал неуверенный шажок. Другой.
Стражники на всякий случай расступились.
Цервемза со свитой вскочили со своих мест.
Продолжая петь и превозмогая разгоравшееся внутри пламя, Отэп побежал. Легко, почти как в юности. Оперся ладонями о морозный колкий воздух. И взлетел.
Он летел всё выше и выше, почти не чувствуя боли.
Да разве мог сравниться хоть какой-нибудь огонь с пережитым за эти годы горем и с обретённой крылатой песней?
ЛУЧ ПРАВДЫ
I
Коврик остановился в большом помещении, освещённом только туманным предвечерним светом из закопчённого окна. В кармане Анактара всегда лежала поджигалка, но он не рискнул ею воспользоваться сразу же. Некоторое время он стоял, привыкая к сумраку. Судя по упоительному запаху жареного мяса и диковинных пряностей, он оказался в кухне. Секретарь понял, что страшно хочет есть. Вместе с голодом вернулся страх, и обострилась жажда жизни. Немного подумав, Анактар всё-таки запалил карманный светильник. Тьма разбежалась по углам, но крошечного круга света оказалось достаточно, чтобы заметить коврик, аккуратно свернувшийся у самых ног. Времени на размышления почти не оставалось.
— Значит так… разверну… назову место назначения… и сделаю… сколько там этот, — даже наедине с собой убийца не решился назвать имя своей жертвы. — Отсчитывал. А оттуда в Ванирну.
Секретарь осторожно поднял мягкий рулон. Взял за края и встряхнул. Коврик не разворачивался. Анактар подумал, что ткань где-то зацепилась, и попытался аккуратно её размотать. Рулон не поддался. Лоб толстячка покрыла холодная испарина. В довершение всех неприятностей, парень никак не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают. Короче, нужно было удирать. Куда угодно, но подальше отсюда. Дверь, выходившая на крыльцо, оказалась заперта. Осознав, что сбежать не удастся, Секретарь стал лихорадочно озираться, соображая, куда бы деть бювар и коврик. Наконец, его взгляд упал на сундук без замка, на котором, еле умещаясь, возлежал здоровенный чёрный котяра и невозмутимо пялился на пришельца. Анактар вздрогнул, выругался и раздражённо спихнул зверя:
— Пш-ёл. Я, конечно, не Цервемза и кошек не боюсь. Но ненавижу. С детства. Воете, понимаешь, царапаетесь, воняете.
Кот сверкнул глазищами и, как показалось человеку, недобро ухмыльнулся. Потом куда-то исчез.
Оставшись в одиночестве, парень с трудом поднял тяжеленную крышку и затолкал свои сокровища между каким-то тряпьём. Прислушался. За стеной переговаривались люди. Потом снова воровато огляделся в поисках возможных путей к отступлению. Обнаружил в дальнем конце кухни дверку, за которой, скорее всего, находилась кладовка. Решил было укрыться там, но заметил на столе большой противень с окороком и початую буханку свежего хлеба. Новый приступ голода пересилил всё — он бросился к столу. Пошарил в поисках ножа. Не нашёл. Тогда вытащил свой стилет. На всякий случай обтёр его о полу. Криво отхватил толстый кусок мяса. Отвалил краюху хлеба. Погасил светильник. Жадно вцепился зубами в добычу. И сделал шаг к кладовке…
Неожиданно распахнулась дверь. На пороге появилась невысокая полная женщина с тряпкой в руках. Застигнутый врасплох, Анактар поперхнулся.
— Что ж ты, хороший мой, в сухомятку-то ешь? — раздался насмешливый голос. — Там же жбан с ягодным отваром стоит!
Кухня озарилась светом и мгновенно заполнилась народом. Последним в помещение вошёл кот и надменно уселся у ног юноши, невероятно похожего на того… ну, на истинного Императора.
"Донёс!" — мелькнула в голове Секретаря безумная мысль.
Ему показалось, что зверь назидательно ответил:
— Не донёс, а восстановил справедливость!
Анактар тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Меж тем, хозяин кота напряжённо спросил:
— Ты кто, любезнейший, и как сюда попал?
— Да я… — икая и запинаясь, отвечал тот. — Я пытался сбежать от солдат этого… ну, Правителя. Заблудился. И это… дверь была открыта. Так я думал на ночлег попроситься. А попал в кухню. Ну и… я голоден был… Простите меня, юный господин!
— Еды для путника никогда не жалко. Только не похож ты на беглеца-то, — задумчиво проговорила толстушка, подходя к тазу и намачивая свою тряпку. — Одежда, конечно, у тебя помята. И пятен на ней ей хватает. Да вот надел ты её не раньше, чем сегодня утром. И не сам — слуги помогали.
Она отжала потрёпанную ткань и стала, уперев руки в боки. За спиной женщины вырос громадный старик жутковатого вида. Следом за ним, слегка прихрамывая, вышел ещё один человек, кажется, смутно знакомый Секретарю. Он коротко переглянулся с юношей. Тот кивнул и снова обернулся к незваному гостю:
— Господин Императорский Первооткрыватель говорит, что тебя зовут Анактар. Так ли?
Ошалевший парень промямлил нечто невразумительное. Тогда подал голос ещё один юнец, до поры державшийся в тени:
— Его Высочество желает знать твоё имя! — грозно сказал он, недвусмысленно кладя ладонь на эфес.
— Погоди, Таситр! — остановил его руку Наследник. — Правда ли, что тебя, любезнейший, зовут Анактаром.
— Да… юный… то есть Ваше… — неуклюже, забормотал толстячок. — Не знаю, как и обращаться-то!
Наследник пропустил его лепет мимо ушей и задумался.
— Стало быть, ты — Личный Секретарь Его Императорского Величества?
— Н-нет, ну… то есть… да… — он снова замялся, подбирая обращение.
— Хорошо. Тогда ответь мне, где сейчас Император Арнит?
— Он… ну… — румяные щёчки совсем побледнели. Парень смешался и выпалил. — Я его не видел!
Кайниол обменялся коротким взглядом с Первооткрывателем. Потом с Художником, который примостился в уголке и делал какие-то наброски. Посмотрел на кота. Наконец, обратил свои тёмные то ли от природы, то ли от гнева глаза на Анактара:
— Эти трое говорят, что ты лжёшь, — безо всякого выражения сказал он. — Господин Первооткрыватель был в курсе замыслов Истинного Императора и его Советника. Господин Мастер Придворного Портрета, помогал им осуществить задуманное, а господин Тийнерет наблюдал за тем, как ты прибыл сюда. Так что искренне советую впредь обдумывать каждое слово.
Парень обмер. Закашлялся. И тут же получил весьма ощутимый шлепок мокрой тряпкой по спине.
— Предлагала же я тебе, хороший мой, питьё! — хихикнула назойливая тётка. — Тогда бы и говорить было легче, и память вернулась бы. Вспомнил бы, к примеру, куда свои бумаженции попрятал. Не обыскивать же тебя, хороший мой!
— Да ты!.. Вы… вы все тут сумасшедшие! Плетёте чушь какую-то… переглядываетесь… на то, что кот сказал… Как будто я не знаю, что звери или молчат, или рычат. Нет и не было у меня никаких документов!
Грозный старик и кот двинулись к нему одновременно. Наследник едва успел их остановить:
— Дед! Я в состоянии разобраться сам. Тийнерет, негоже разменивать главный бой на мелкие драки! — юноша впервые улыбнулся и снова обжёг Анактара жёстким взглядом. — Предположим… А как, позволь спросить, ты проник в наш дом!
— Так я же говорю… Дверь была открыта…
— Не стоит мне лгать! — терпеливо сказал юноша, похожий на Арнита. — В этот дом не может проникнуть ни один чужак.
— Ну, это… Я просто боялся… Думал, вы не поверите… Дело в том, что Император решил остаться во дворце, а меня…
— …прислал ко мне? — насмешливо закончил мальчишка. — Случайно не с приглашением в гости? Хватит!
Секретарь зашёлся в новом приступе кашля.
— Я верю вам, любезнейший господин! — неожиданно произнесла совсем юная девица, всё это время возившаяся у плиты. — Попейте! Вам станет легче.
— Ты серьёзно?.. — вскинул брови Наследник. — Он же…
— Безусловно, господин Анактар — наш сторонник! — перебила его девушка, тряхнув дымчатыми волосами. — Так ведь?
— Ну… — всё ещё кашляя, просипел толстяк.
— Вот и отлично! — сказала она, незаметно подмигивая Кайниолу.
— Оканель! Я боюсь, что это не подействует… — тихо произнёс человек в нелепом балахоне. — Может, помочь?
Он подошёл к ней почти вплотную, по дороге уронив на пол нож, поднос и пару вилок.
— От кашля-то? Верное средство, — беззаботно фыркнула девица. — Но, коли хотите помочь, что же… Дайте-ка мне, господин Кинранст, салфетку!
Пока он, удивлённо пожав плечами, пытался вытянуть нижнюю тряпицу из высокой стопки, девушка протянула Секретарю стакан:
— Только осторожно — питьё горячее.
Анактар покорно выхлебал до дна…
…Вокруг кто-то ходил. Раздавались голоса. Секретарю было всё равно. Главное, что ушёл страх.
— Что ты ему налила? — спросил Волшебник, заглядывая в спокойное лицо толстячка.
— Так… несколько усовершенствованное снадобье, которым мой покойный учитель пытался отпоить Хаймера, да кое-что из арсенала Отэпа, — усмехнулась девушка. — Так или иначе, получилось неплохо. Как видишь, он больше не кашляет.
— Боюсь, он защищён от действия подавляющего большинства зелий и заклинаний, — мрачно заметил Кинранст.
— Тогда нам нужно поспешить! Всю правду он, может быть, и не расскажет, но хотя бы кое-что… — серьёзно сказала Оканель, проводя ладонями над лицом Анактара. — Как вы себя чувствуете, господин Секретарь?
— Прекрасно, юная госпожа!
— Тогда отвечайте на все вопросы, что будут вам заданы! — повелительный тихий тон Оканель удивил всех, включая Кайниола.
— Да, юная госпожа!
— Итак, где сейчас находятся Император Арнит и его Советник? — спросил Наследник.
— Когда я уходил из дворца, господин… — он долго не мог вспомнить имени. — Ах, да, господин Отэп, по-моему, был арестован.
Брат Мренд сломал карандаш и, бурча, начал рыться в бездонном кармане в поисках другого.
— Арнит?
— О его судьбе я знаю лишь то, что он остался во дворце и послал меня передать вам бювар. Как он сказал, на всякий случай.
— Зачем же ты его спрятал?
— Хотел поторговаться, — наивно улыбнувшись, покраснел и без того розовый толстячок.
— Нужны деньги?
— Жизнь! Я действительно не знаю, что произошло с… отцом Вашего Высочества. Я хотел добровольно предложить вам свои услуги. На любых условиях. Лишь бы выжить! — по лоснящимся щёчкам покатились вполне натуральные капли.
— У Его Высочества уже есть Секретарь, — поклонился Мисмак, показывая свою папку. — Добровольно пришедший на службу.
Анактар горестно всхлипнул и начал размазывать слёзы.
— Где бювар?
— В сундуке, на котором я сижу…
— Отойди!
Парень покорно откатился в сторону.
Таситр рывком откинул крышку и в два движения достал из груды хлама папку и коврик.
Мисмак мельком глянул на коврик, потом на оба бювара и повернулся к Анактару:
— Открывай!
Секретарь положил дрожащую пухлую ручонку на крышку папки. Она не подалась. Анактар бормотал какие-то заклинания. Ругался. Снова плакал. Бювар и не пытался открыться.
Пока толстяк воевал с папкой, Мисмак медленно развернул коврик, на котором отчётливо проступала кровь.
Ещё один карандаш хрустнул в пальцах Художника.
Сын Рёдофа коротко переглянулся с Таситром. Тот с Кайниолом. Юноша склонил голову. Мисмак подошёл к старшему сыну и крепко обнял его. Тот поднял на отца сухие спокойные глаза:
— Значит, они ушли из Мэниги вдвоём. Отэп, вероятно, тоже погиб… — медленно произнёс он, вскидывая руку к дюковскому медальону.
Хаймер первым повторил жест ученика. Переглянувшись, остальные отсалютовали погибшим друзьям.
Кайниол помолчал, справился с болью и волнением. Ровным голосом, который показался Анактару страшнее грозовых раскатов, произнёс:
— Передай дела новому Секретарю!
Совершенно побледневший толстяк вцепился в папку и обречённо мотал головой. Тогда на помощь неожиданно пришла Шалук. Она огрела парня своей неизменной тряпкой:
— Ты не расслышал, что сказал мой внук?
От неожиданности бывший Секретарь безвольно разжал руки. Папка глухо хлопнулась на пол. Хаймер встал рядом с Анактаром, держа меч наготове.
Кайниол кивнул Таситру. Тот поклонился. Затем звонкий и отчётливый голос бывшего Шута и Солдата, а теперь Советника, произнёс:
— Именем и по приказу юного Императора Кайниола! Мисмак из Дросвоскра, Личный Секретарь Его Величества, приступай к исполнению своих обязанностей!
Новый Секретарь снова извлёк свой бювар. Сверху положил поднятый с полу. Оба осветились переплетающимися сполохами. И вот уже перед Кайниолом легла папка, объединившая обе:
— Прошу вас… сир!
Руки Императора слегка дрожали, но стоило ему коснуться переплёта, как папка легко распахнулась, явив все лежавшие там документы.
Мисмак достал три из них: завещание Императора Хопула, грамоту о престолонаследии и эдикт о восшествии на Престол Законного Императора, засвидетельствованный его рукой.
— Сир, эти бумаги полностью изобличают предательство Цервемзы. Помимо узурпации власти, он пытался украсть завещание и уничтожить документ о ваших наследных правах, — сказал Секретарь.
— Знал ли ты об этом Анактар из…? — тихо спросил Император.
— …Мэниги, сир! Знал, сир, но ничего не мог поделать… — самым умильным голосом пробормотал тот.
Юноша кивнул. Немного помолчал. Затем, заметно волнуясь, обратился к отцу:
— Пиши! Я, Кайниол из Дросвоскра, законный Наследник Истинного Императора Арнита, Император Сударба, повелеваю…
Составление и заверение эдикта о низложении и аресте беззаконного Правителя Цервемзы, его Советника Грейфа Нюда и всех их приспешников, а так же о немедленном заключении под стражу Анактара, убийцы Арнита, не заняло много времени. Ещё нескольких минут хватило на то, чтобы повсеместно запретить использование огненного, подчиняющего и отбирающего зелий.
Всё это время пухлый парень сидел в ожидании гибели. И вдруг понял, что прямо сейчас его убивать не будут. Тогда он вскочил. Схватил коврик, всё так же лежавший на крышке сундука. Бросил пёструю, меченую ткань себе под ноги. Встал на край и закричал:
— Я убил вашего Арнита, а его дружок, верно, сейчас огненное зелье хлебает. Оставайтесь с этим!
И он исчез.
Кайниол выхватил клинок, собираясь догнать предателя.
— Стоять! — остановил его Таситр. — Как ваш Советник нижайше прошу вас, сир, так вы погибнете сами и погубите нас всех.
— Убегая от нас, он бежит навстречу предначертанному, — промолчал Хаймер. — Здесь мы ничего не можем поделать.
— Вот что. Уходить нам надо. Вскоре сюда придёт Цервемза с солдатами, — перебил их Император. — Только вот куда бы? Безопасных укрытий всё меньше.
— Собирайтесь! — после минутной паузы произнёс Кинранст. — Я знаю одно место.
II
Цервемза зло и растерянно мерил свой кабинет шагами. Это было не просто фиаско. Правитель впервые почувствовал, что под ним зашатался трон.
"Одно неловкое движение и корона свалится. Хорошо, если не вместе с головой. Можно, конечно, ещё ужесточить карательные меры. Но как вычеркнуть из памяти подданных, произошедшее на Мэнигской площади? Дело пахнет мятежом… Худо!
Сбежать? Бессмысленно. Да и найдётся ли в Империи хоть одно место, готовое принять такого неудачника…
А Грейфу ведь того и нужно. Он дождётся моего падения. Поможет вернуться Лозу. Наденет корону. И даже некоторое время будет изображать доброго Императора…"
Цервемза отошёл к окошку. Когда-то они вот так же стояли вместе с Арнитом…
"Может, не нужно было его свергать? Только направить чуть-чуть. Стал бы неплохим Императором. Да нет… — слишком уж своеволен наш подменыш. Таким не повертишь… И когда только он стал меняться? А самое главное, где он сейчас и, что намерен предпринять… За смерть Отэпа он будет мстить".
Похоже, последнюю фразу он произнёс вслух, потому что за спиной раздалось какое-то шуршание, и вкрадчивый голосок Анактара проговорил:
— Простите, сир, но я знаю, о судьбе… — толстячок замялся, подбирая слова. — Арнита из Кридона. И не только… Я даже могу показать, где прячутся остальные заговорщики!
Правитель слегка вздрогнул и совершенно без выражения спросил:
— Где?
— Я только что оттуда. А сбежать мне удалось так…
— Ты лучше расскажи, что сталось с Арнитом! — всё так же глядя в окно, раздражённо прервал его Цервемза.
— Как пожелаете, сир! Тут история такая. Я, значит, сидел и работал у себя в кабинете. И вдруг ворвались эти двое.
— Кто? — словно не понимая, спросил Узурпатор.
— Ну как же… Бывший Император со своим другом. Так я поначалу думал. Потом оказалось что всё наоборот. Они стали мне угрожать. Напоили какой-то приторной дрянью. Я ненадолго лишился возможности двигаться. Расспрашивали о вас. Бювар смотрели. Потом попытались увести меня с собой, но я успел вызвать стражу. Как вы, сир, учили.
— Это я знаю. Дальше.
— А что дальше? Я отвлёк их внимание, схватил папку и попытался сбежать к вам или почтеннейшему господину Нюду.
Цервемзу передёрнуло.
— Тот, которого я принимал за бывшего Императора, остался отбиваться от стражи. Вы его казнили?
— Не твоё дело!
— Значит, казнили… Хорошо! А то уж больно грозен он был.
— Что произошло потом?
— Второй, похожий на Мэнигского Командира, набросился на меня и попытался утащить с собой. Я — верный подданный Короны и преданный слуга Вашего Величества и не захотел становиться предателем, поэтому извернулся и ударил его своим ножом. Потом сообразил, что хорошо бы проследить, куда он пойдёт, и последовал за ним на коврик. Как-то по дороге вышло, что этот человек умер, не удержался на коврике и пропал на полпути. Знаете, сир, кем он оказался?
— Императором Арнитом, я полагаю? — наконец, обернулся Правитель.
— Да-да! — радостно закивал Анактар.
— Значит, ты его убил?
— Простите, сир! У меня не было другого выхода… — заподозрив неладное, залепетал Секретарь.
— Ты уверен, что он умер? — задумчиво спросил Цервемза. И взорвался. — Ты точно в этом уверен?
— Д-да, сир! Он перестал дышать. Упал. И тогда к нему стало возвращаться настоящее обличие.
— Ну что ж… прекрасно! За такой подвиг и хорошие новости я тебя достойно вознагражу. А теперь расскажи, где прячутся заговорщики.
Внимательно выслушав пространное враньё, включавшее в себя и рассказ о героическом побеге, Правитель задал только один вопрос:
— Сколько их?
— Не больше пятнадцати человек, сир. И ещё… — Анактар слегка замялся. — Жуткое чудище, которое они считают котом.
Он же сам видел огромный чёрный кошачий труп, который был предъявлен для опознания, а после того сожжён в яме для мусора. В тот день впервые за многие месяцы Правитель вздохнул свободно.
Цервемза постарался не выказать ужаса. Затем хлопнул в ладоши.
— Мне нужно сто пятьдесят человек. Вооружённых и с ковриками. И крепкая клетка, — сказал он Доуру и Лопцеду, едва те выросли на пороге. — Всех брать живыми! Арнитова ублюдка и кота доставить лично ко мне. Не хочу лишать себя развлечения! Ты, — обернулся Правитель к Секретарю. — Проводишь нас. Успеть бы только!..
III
Когда один из солдат рванул дверь бывшего дома Оценрола Тарба, она чуть не слетела с петель. Помещение выглядело так, словно было покинуто несколько лет назад: рассохшаяся мебель, покрытая толстым слоем пыли, паутина по углам, да валяющиеся на полу черепки. Давно развалившаяся печь была так же холодна, как и заледеневшие мутные окна. Короче, благодаря стараниям Кинранста, ничто не напоминало о беглецах.
Разъярённый Цервемза обернулся к ошеломлённо озиравшемуся Анактару:
— Ты уверен, что это здесь?
— Совершенно, сир! Не сомневайтесь, место то самое. Только я ничего не понимаю… — толстячок едва не плакал.
— Хорошо. Это мы скоро проверим, — он подозвал Доура. — Немедленно доставь сюда моего Советника.
— Пусть солдат отдохнёт! У него был трудный день, — почти весело сказал Грейф Нюд, выходя из самого тёмного угла. — Я уже здесь. Сижу и жду ваших распоряжений, сир!
Анактар взвизгнул от неожиданности, потом взял себя в руки и отвесил Старику поклон:
— Ну, вы и мастер пугать, почтеннейший господин Советник! — подобострастно захихикал он.
Цервемза, более привычный к подобным фокусам, лишь слегка вздрогнул и сразу перешёл к делу:
— Секретарь утверждает, что не более, часа назад, эта развалюха служила логовом бунтарей. Так ли?
— Сейчас посмотрим, — меланхолично ответил Колдун, прохаживаясь взад и вперёд.
Он начал делать руками странные пассы и бормотать неведомые слова. Прошло всего несколько минут, и кухня преобразилась, снова став такой же, какой её покинул Анактар. Даже запах стряпни ещё витал в воздухе.
— Хотя заговорщики ушли отсюда совсем недавно и не успели уйти достаточно далеко, сейчас поздно пускаться на поиски. Более того, полагаю, что нам нужно просто выждать, когда они найдут или казнённого, или убитого, или обоих… Однако, сир, операция может занять несколько дней, а потому осмелюсь предложить вам этот дом в качестве ставки, — неопределённым тоном заявил Советник, отвешивая церемонный поклон.
Цервемза, казалось, не слышал его, с ужасом глядя на сундук, на котором лежал кот. Чудовище заметило врага. Выгнуло спину. Сверкнуло глазами. Бросилось на оцепеневшего Правителя. Не долетев до него какие-нибудь полшага, зверь шлёпнулся на пол и превратился в большую мокрую тряпку…
— Это она… — пролепетал Анактар.
— Кто? — просипел Цервемза, вцепившись пальцами в столешницу.
— Тряпка, сир! Та самая, которой меня лупила та тётка…
Пока Законный Император и Секретарь приходили в себя Колдун затеплил светильник. Разжёг огонь в печи. Потом так же твердя заклинания и водя руками, прошёл по всему дому. Ещё через полчаса он вернулся и пригласил Правителя и его Секретаря в комнату. Опасливо семеня за своим господином, толстячок перешагнул порог.
В бывшем кабинете Оценрола Тарба жарко пылал камин. Грейф Нюд картинно расположился в любимом кресле Лекаря. Цервемза занял второе, визави от своего Советника. Анактару места не нашлось. Впрочем, он был даже рад. Нашёл низенькую скамеечку для ног и с удобством устроился поближе к очагу.
Колдун поставил на стол большую запылённую бутыль и три стакана. Затем рядом появилась какая-то еда. Так и не успевший поесть толстячок, плотоядно сглотнул. Цервемза, напротив, с сомнением покосился на сосуд. Старик перехватил его взгляд и укоризненно покачал головой:
— Я полагал, Ваше Величество, что нам предстоит длинный разговор, потому и позволил себе прихватить немного снеди. Угощайтесь! И ты, Анактар, не стесняйся!
Секретарь чуть не расплакался от такой чести. Его, именно его пригласили к императорскому столу. Кто он такой, чтобы отказываться от угощения, тем более такого?
— Вино превосходное! — похвалил Цервемза. — Где ты его достал?
— Когда-то в Мэниге делали только такое. Кое-что ещё осталось в моих подвалах.
— А бедолага Отэп ещё столичные вина ругал! — вдруг расхохотался Правитель. — Нужно было быть к нему помилосерднее и развести огненное зелье в подобном напитке. Действие было бы то же, а всё вкуснее.
В этот момент Грейф Нюд как раз отхлебнул порядочный глоток и чуть не поперхнулся, зайдясь от беззвучного смеха:
— Ну, ошиблись мы с вами, сир! И не только в выборе напитка. По-моему все без исключения думали, что на эшафот взойдёт Арнит из Кридона, а видите как вышло.
Секретарь на всякий случай тоже хихикнул пару раз.
При упоминании об Арните весёлость моментально улетучилась с лица Цервемзы. Он откинулся на спинку кресла и задумался. Молчание длилось настолько долго, что Советник успел задремать вялым стариковским сном. Убедившись, что Грейф Нюд не слышит, Правитель заговорил. Совсем тихо, но вполне отчётливо:
— Всё это хорошо… Но раз уж речь зашла о смерти моего ученика… Знаешь, Анактар, о чём я сейчас подумал… — он на мгновение умолк, тускло глядя то ли на Секретаря, то ли сквозь него.
— Осмелюсь ли узнать о чём, сир? — пытаясь понять, чем вызван такой напряжённый тон, румяный человечек угодливо улыбнулся.
— Скажи, а к нему ты так же обращался? — взгляд Узурпатора снова вспыхнул обычным недобрым огнём.
— К кому, сир? — Анактар изобразил полное непонимание.
— К Арниту, безусловно! К этому… — Цервемза умолк, сдерживая подкатившую ярость.
— О да, сир, одного из них мне пришлось называть Государем. Только теперь не пойму, кого из них. А что мне было делать? Оба мне угрожали.
— Печально… А Истинным Императором?
— Н-нет, сир! — он так энергично замотал головой, что затряслись пухлые щёчки.
— Так. А как заговорщики узнали, что Арнит умер?
— Они потребовали, чтобы я открыл бювар. И…
— И?
— Он не открылся, сир!
— Ничьей рукой?
— Моей, по крайней мере, — попытался увернуться Секретарь.
Ответом была коронная цервемзина оплеуха. Анактар свалился со скамеечки. Схватился за щёку. Мгновенно вскочил на ноги.
— Да что же за день такой! — зашептал парень, по круглым щекам которого снова текли слёзы. — Сначала эти двое… — он начал загибать пальцы. — Потом эта… с тряпкой… Теперь вы, сир…
Правитель пропустил его жалобы мимо ушей:
— Сядь! — прошипел он, косясь на мирно посапывавшего Грейфа Нюда. — И не юли! Кто же сумел открыть секретную императорскую папку?
— Бастард. И… его Секретарь.
— Кто? — Цервемза чуть не подскочил.
— Ну… там был один, которого мальчишка то отцом, то Секретарём величал.
— Ты сам-то понимаешь, что произошло?
— Как сказать, сир… Мятежники узнали, о смерти одного Императора и провозгласили другого.
— Не прикидывайся дураком. Когда я пришёл к власти, то назначил тебя своим Личным Секретарём. Однако мы оба знаем, что я никогда не мог открыть твоей папки. Все бумаги доставал ты. О чём это, по-твоему, говорит?
— О том, сир, что бювар признавал Императором не вас, а другого человека. И что же изменилось с его смертью? — впервые в тоне Анактара появились придворные нотки. — Подданных вы всегда сможете убедить или усмирить. А то, что я знаю о вас, давно и хорошо оплачивается.
— По моим сведениям даже из двух карманов, — кивнул Цервемза. — Но я не об этом. Одно дело наши дворцовые тайны, и совсем другое — твоя измена.
— Измена… Какая измена, сир? — испуганно заморгал, начавший было успокаиваться Секретарь.
— Ты действительно не понял? Обратившись к Арниту или к тому, кого принимал за него, как к Государю, ты признал его Императором, а себя его Личным Секретарём. Таким образом, ты отрёкся от своих обязательств передо мной. Убив Истинного Императора, ты по своей воле сложил с себя секретарские полномочия. Надеюсь, ты знаешь, что ещё ни один из вас не пережил своих повелителей более, чем на сутки?
— Но я же… Сир! Вы же… — снова захныкал Анактар.
— Я помню, что обещал щедро наградить тебя за известие о смерти Арнита, и сдержу слово. Что касается твоей измены, пусть и невольной, то я просто хотел, что бы ты знал…
Он не закончил, поскольку Грейф Нюд зашевелился в своём кресле и заинтересованно прислушался к разговору. Цервемза ненадолго задумался, и огляделся, как будто что-то искал. Наконец, нашёл.
— Не люблю сидеть впотьмах, — задумчиво произнёс он. — Добавь света.
Толстячок суетливо бросился к небольшому столику, на котором стояла лампа. Пока он возился, пытаясь разжечь слегка отсыревший фитиль, Правитель незаметно достал кинжал и подошёл к Секретарю почти вплотную.
— Куда, говоришь, ты ударил Императора? — спросил он, становясь точно за спиной Анактара.
— Примерно сюда, — показал тот, оборачиваясь.
— Грамотно! Отличный удар, — похвалил Цервемза. — При таком ранении шансов выжить практически не остаётся.
— Сир, что вы… — укоризненно начал парень.
Лезвие вошло в то же место, куда был ранен Император.
— По неписаным законам Кридона я должен был отомстить убийце своего племянника и воспитанника. Кроме того, быстрая смерть — лучшая награда для таких, как ты, — спокойно объяснил он, осторожно опуская обмякшее тело на пол. — Так что своё обещание я сдержал.
Анактар попытался что-то ответить, но поперхнулся воздухом. И замер.
Всё произошло слишком быстро, чтобы Колдун смог вмешаться. Да он и не хотел.
Цервемза, тщательно вытер кинжал полой одежды убитого. Разогнулся и проговорил.
— Почтеннейший господин Советник! В связи с тем, что любезнейший господин Анактар покинул нас, мне нужен новый Секретарь.
Он хлопнул в ладоши. Указал стремительно появившимся Доуру и Лопцеду на труп:
— Хоронить не надо. Бросьте в лесу. Звери своё дело знают.
Всё это время Грейф Нюд молчал. Наконец, слегка растёр переносицу и произнёс:
— Боюсь, что пока жив Кайниол, Вашему Величеству придётся обходиться услугами герольдов.
— Что ж… пусть так. Это не помешает мне править! — он потянулся. — Время позднее. Завтра начинать всё от корней. Надеюсь, здесь есть хоть одна приличная кровать?
Советник учтиво поклонился и встал. В этот момент в комнату вошли слегка запыхавшиеся Заика и Коренастый и замерли у двери в ожидании дальнейших распоряжений.
— У нас слишком мало ковриков поэтому мы всё время опаздываем. Ты, — Правитель указал на Лопцеда. — С рассветом отправишься к Ткачихе.
IV
Аханар закончила работу. Устало потянулась. Закуталась в тёплый плащ и вышла посидеть на крыльцо. Это был её ежевечерний ритуал на протяжении многих лет.
Ранний зимний закат был прекрасен, но не трогал душу Ткачихи. Она неподвижно сидела на ступеньке. Не мигая, глядела в потухающее небо и негромко как заклинание повторяла то же, что и всегда:
— Сегодня… Обязательно сегодня… Прилетит…
Почти стемнело. Изрядно похолодало. Женщина махнула рукой и собралась идти в дом. Как вдруг…
В небе появилась поблёскивающая точка…
Ткачиха сперва подумала, что ей примерещилось.
Точка стремительно приближалась. Вот она стала похожа на яркую осеннюю звезду. Вот приобрела сходство с птицей.
За годы ожидания Аханар видела множество разных птиц. Таких — никогда. Эта была золотой, как угли в пылающем очаге. Несмотря на холод, Ткачиха стояла, как будто пустила корни.
Птица опускалась ниже и ниже. Облик её всё больше напоминал человеческий.
Потом до Аханар долетела песня. Голос был тот самый! Его нельзя было перепутать ни с каким другим.
Женщина села прямо в снег:
— Я знала… знала. Это ты… прилетел! — захлёбываясь слезами шептала она, не в силах встать.
Меж тем, светящийся человек, продолжая петь, плавно опустился и тяжело, но уверенно двинулся к ней.
— Отэп! — вскочила Ткачиха и побежала навстречу ему.
Песня оборвалась, и мужчина тяжко рухнул в двух шагах от ног женщины. От него исходил жар, как от костра. Аханар всё поняла, и ей стало так холодно как в ту самую ночь, когда ей сказали, что отобранного не вернуть. А вот ведь вернулось! Она должна справиться!
Отэп смотрел на неё, запоминая каждую чёрточку долгожданного лица, и даже пытался улыбаться:
— Аханар… Всё сбылось… — с трудом произнёс он.
— Конечно, сбылось! Сейчас пойдём в дом. Там будет легче, — с этими словами она подхватила его подмышки и осторожно потащила к крыльцу.
— Не надо… Это опасно… — еле слышно шептал воин. — Отойди…
Она лишь покачала головой. Сильные руки Ткачихи втянули его в комнату. Аханар огляделась в поисках достойного ложа. Взгляд её упал на мягкую стопку новых ковриков. Уложив Отэпа, она пристроилась рядом, и взяла его за руку:
— Я верила. Все эти годы верила, что ты прилетишь. Они смеялись. А я ждала. Даже, когда жила у этого… из Квадры. Понимаешь?
Отэп слегка прикрыл глаза. И молчал. Он знал, что однажды одолел огненное зелье. Тогда это было бессмысленным геройством. Теперь рядом была Аханар. Нужно было попробовать. Поэтому воин не позволял себе ни стона, только улыбался. А пламя, сжигавшее его изнутри, грозило вот-вот вырваться наружу.
Когда он снова взглянул на неё, женщина продолжила:
— Я всё-всё про тебя знаю. Они думали, что я совсем безумна и говорили при мне, не стесняясь, — Аханар торопилась сказать главное. — И как опоили тебя, и как ты Командиром Квадры стал, а потом ушёл оттуда. Я тогда поняла, что ты вернул отобранное. Ты мне расскажешь?
— Я дождусь… там… и расскажу… Теперь… уходи… к нашим… На коврике…
Его лицо всё ярче светилось золотом, только глаза по-прежнему оставались стальными. Такими же, как в юности.
— Мы пойдём вместе! Ты лучше пой. Я помогу…
…Аханар так и не отпустила руки Отэпа, словно не чувствовала своей боли, только его…
И он снова запел. Чем тише звучал мужской голос, тем сильнее становился женский.
Они смолкли одновременно, потонув в рёве разгоревшегося пожара…
V
— Я знаю, где следует искать… — одновременно сказали брат Мренд и Римэ.
— Арнита, — закончила Прорицательница.
— Отэпа, — добавил Художник. — И его женщину.
— Похоже на настоящий погребальный обряд у нас не будет времени, — задумчиво сказал Кайниол. — Похороним их, как Превя и Никуцу.
Сборы были коротки. Несмотря на поспешное бегство и почти бессонную ночь, наши герои были бодры и сосредоточенны. Они разделились на две группы, условившись о месте, где должны были упокоиться павшие.
— В-всё с-сгорело, с-сир! Эта б-безумная с-спалила д-дом. К-ковриков н-нет, — докладывал Лопцед.
— Что делать. Пойдёте так. Не знаю, где они прятались ночью, но сейчас собираются на окраине Кридона, чтобы похоронить обоих, — Цервемза прошёлся из угла в угол. — Думаю, вы должны успеть. Ещё раз повторяю: всех, особенно мальчишку и кота, брать живьём!
Тело Арнита, завёрнутое в походный плащ покоилось на большом камне. Рядом лежали два оберега: мужской и женский — всё, что осталось от Отэпа и Аханар. Вокруг стояли все их друзья.
Император подошёл к Секретарю и шепнул:
— Прости, даже если тебе не понравится моя поминальная речь.
Мисмак понимающе улыбнулся. Кайниол вернулся на своё место. Чуть помедлил и заговорил:
— Я никогда не считал себя сыном Арнита из Кридона, но когда-то он любил мою мать. И она… тоже. Спасибо им обоим за то, что я родился, каким родился и стал таким, каков есть. Арнит прожил непростую жизнь, совершил много дурного, но он погиб тогда, когда стал Истинным Императором. Прощай, отец!
Прощай и ты, Отэп! Верный друг и прекрасный учитель. Надеюсь, последние мгновения твоей жизни были не только мучительными, но и счастливыми.
Прощай, Анахар! Ждавшая его всю жизнь.
Ступайте, вас уже ждут!
Когда на камень опустилось облако, все увидели три фигуры, уходящие вдаль: мужчина и женщина летели, держась за руки, и ещё один мужчина брёл несколько поодаль от них. Одинокий, как и в жизни…
VI
Хаймер первым почувствовал неладное:
— Нас окружили! — безмолвно прокричал он.
Действительно, кольцо солдат было столь плотным, что ни один из мятежников не смог бы уйти даже по коврику.
— Что будем делать, сир? — спросил Первооткрыватель.
— Пойте! — прошептал Кайниол. — Нам остаётся только петь.
— Что? — спросили сразу несколько голосов.
— Именем и по приказу юного Императора Кайниола, пойте! — прокричал Таситр.
— А что петь-то, хорошие мои? — спросила тётушка Шалук.
— Что угодно — песня придёт сама! — ответила Римэ.
Стийфелт достал и завёл древнюю и торжественную мелодию. Через миг она растворилась в страшном отчаянном хорале, вскоре охватившем поющих грозным радужным сиянием. Оно всё разгоралось, потом рассыпалось на золотые, алые, белые и синие лучи, которые понеслись, сметая и поглощая солдат. Даже тех, кто пытался спастись бегством или спрятаться за камнями.
Когда лучи возвратились обратно, сияние ушло, и песня стихла, ошарашенный Рёдоф спросил, не обращаясь ни к кому:
— Что это было?
— Дед, а ты не понял? Мы создали Луч Правды, — ответил Лоциптев, повернув к Садовнику лицо, по которому ещё пробегали радужные сполохи.
— Обретённого… — начал Император.
— …не отнять! — ответили его подданные.
