Утром пошел снег.

Белая мошкара кружилась над размытой дорогой, облысевшими деревьями и удивленными прохожими. Последнее время люди все чаще удивляются снегу. Особенно когда он появляется в положенный срок. Вот и сегодня дедушка посмотрел за окно и сказал, что уже и не помнит, когда бы снег выпадал в октябре, а ведь в дни его молодости иначе и не бывало. Наверное, зима решила в этом году сделать приятный сюрприз и явилась в Тихореченск не в потрепанных одеждах из гниющей листвы и дорожной слякоти, а закутанной в белоснежное покрывало.

Однако причуды грядущей зимы — это не повод сидеть без дела. Едва позавтракав, ребята отправились на поиски новой информации. Первым в их списке стоял магазин «Охота».

Настроение у Вадика было прескверное. И все потому, что его горячо любимый брат попытался улизнуть вместе со своей подружкой, оставив близнеца дома. Когда новенькая рядом, он говорит только с ней, а когда ее нет — только о ней. Вчера Вадик понял — кончилось их мужское братство. Нет больше Соболевых. Есть Стася и ее свита. Принцесса Романова, блин.

Как только ребята подошли к остановке, к ней тут же причалил чумазый троллейбус с нужным номером.

— Вперед! — скомандовал Гарик, — и полез в его громыхающее нутро, — Троллейбусы большие тараканы, привязанный сверху за усы! — пробормотал он строчку из песни с дедушкиной пластинки.

Вадик скривился. Позер нечастный!

Тем временем троллейбус неуклюже полз по городу, который стремительно светлел, укрываясь белым саваном. Снег успел перекрасить тротуары, козырьки остановок, крыши домов и шапки похожих. С усердием сумасшедшего маляра он покрывал белилами все, что попадалось ему на пути. Интересно, сколько продержится его работа?

— А почему дедушка отдал вас в интернат? — вдруг спросила Стася.

— Как почему? — удивился Гарик, — Я же говорил: у него инфаркт…

— Но это было два года назад. Он же поправился…

— А три месяца назад у него был микроинсульт! — вставил Вадик, — Столько раз уже «скорую» вызывали! Дед, конечно, держится. У него характер! — Никогда не покажет, что ему плохо. Из-за этого его каждый раз еле-еле спасти успевали — терпит до последнего.

— Когда деда на четыре месяца в больницу положили, он своему старинному приятелю позвонил — Сергею Николаевичу Загубскому, — Гарик задумчиво водил пальцем по запотевшему стеклу, рисуя нос, уши, усы. Получилось очень похоже на Крыса, который в этот момент уютно посапывал в кармане Стасиной куртки, — Попросил позаботиться о нас. Кто же знал, что Загубский скоро умрет, и к власти придет Стервелла?

— А сейчас дедушка не может вас забрать?

— Он пытался. Но ему комитет по делам детей-сирот не разрешает. Говорят, что он из-за плохого здоровья не может дать нам полноценное воспитание… — сказал Вадик, повторяя слова Антошки, которая безуспешно пыталась объяснить сердитым близнецам, почему Стервелла может дать им «полноценное воспитание», а дед — нет.

— Да, ладно! — отмахнулся Гарик, — Просто в этом комитете сестра Стервеллы командует. Ее директриса попросила нас не отпускать. Вадик ей телек и музыкальный центр бесплатно ремонтирует…

— А Гарик на всех конкурсах чтецов побеждает! Она за это грамоты от начальства получает! — Вадик зло ударил кулаком по стеклу, за что тут же удостоился гневного взгляда от дородной женщины в норковой шапке.

К счастью, в этот момент троллейбус, пыхтя, подрулил к нужной остановке. От нее до магазина «Охота» было рукой подать. Уже через пять минут друзья толкнули тяжелую дверь под зеленой вывеской, украшенной лосиными рогами.

В полутемном зале, за прилавком, под стеклом которого тускло посверкивали клинки охотничьих ножей, стоял молодой парень. Гарик, не в силах побороть мужской рефлекс, прилип к витрине, разглядывая выставленные там сокровища. Вадик относился к оружию гораздо спокойнее. Ну, ножи и ножи. Посещение компьютерного магазина его волновало куда сильнее.

— Что, пацаны, нравится? — услышал Вадик знакомый голос.

За прилавком стоял Жэка Чирков — долговязый парень с вытянутым лицом и широкой улыбкой. Вряд ли им могло повезти больше — Жэка воспитывался в одном с друзьями интернате. Он покинул его пару лет назад, но до сих пор часто навещал младшего брата. Как-то близнецы заглянули в свое Убежище и обнаружили там Жэку, который удивленно разглядывал то, во что превратилась убогая землянка. Оказалось, это он построил ее вместе с приятелями несколько лет назад, а теперь пришел посмотреть, осталось ли от их штаба хоть что-нибудь. «Да, пацаны, так круто здесь никогда не было! — похвалил Соболевых бывший хозяин Убежища, — Молодцы!» С тех пор они не то, чтобы дружили, просто здоровались при встрече, перебрасывались парой фраз, но все время помнили об общей тайне — она давала право говорить начистоту.

— Деду пришли подарок поискать? — весело спросил Жэка.

— Неа! — замотал головой Гарик, — Мы ищем человека, который фонарик здесь недавно покупал.

Вадик протянул парню находку ребят. Тот взял фонарик в руки, покрутил, усмехнулся.

— Ну и где вы его нашли?

— В подвале интерната. Про тайную комнату слышал? — Спросил Вадик.

— Ага! По телеку рассказывали, — парень явно заинтересовался.

— Там и нашли, — небрежно вставил Гарик.

— Врете! В нее никого кроме ментов не спускался!

— Мы там были раньше милиции, — заговорила Стася. Гарик тут же представил подругу Жэке, а затем вместе с братом кратко поведал о приключениях последних дней. Их взрослый приятель только иногда вставлял «во блин» и «фигасе», что означало крайнюю степень удивления. Единственное, о чем умолчали братья, это необычные способности Стаси. Кто его знает, не решит ли Жэка, что его дурачат.

— Ну, сыщики, все с вами ясно! Держите меня в курсе своего расследования. А фонарик… — Жэка потер свой острый подбородок, — У нас тут много народу ходит. И фонарики эти часто берут. Он, кстати, «волчий глаз» называется. Из-за зеленоватого оттенка светодиодов. Но вам повезло. Я помню, кто его купил. Это Мироныч. Он в понедельник заходил. Поболтал со мной немного и фонарик прихватил. Кстати, сказал странную вещь: мол, он ему «нужен для исследования глубин».

— Значит, Мироныч! — задумчиво произнесла Стася, — И «глубины» — это подвал.

— Ну, да. Было бы странно, если б Мироныч не знал, куда ведет лаз из его мастерской, — согласился Вадик.

Друзья распрощались с Жэкой и направились к краеведческому музею. Благо он находился совсем недалеко — минут пять пешком. Их путь лежал по самой старой улице города — Большой Дворянской. Это когда-то, во времена Вершицких, она была большой, а теперь ей бы подошел эпитет «тихая» или «сонная». Узкая улочка, вымощенная еще при Петре I булыжником, была гордостью Тихореченска. Почти такой же, как интернат. На стене каждого дома висели памятные доски: «Здесь жил известный меценат…», «Здесь останавливался великий поэт…», «Здесь родился знаменитый ученый…». «История идет за нами попятам», — повторял дедушка, когда оказывался на Большой Дворянской вместе с близнецами. И, правда, дыхание великих событий ощущалось в каждом камне неровной мостовой, каждом причудливом фонарике, каждом окне старинных домов, многозначительно взиравших на любопытных прохожих. Правда, сейчас, во время снегопада, людей здесь было немного — туристы и выбравшиеся погулять в выходной день местные жители попрятались в маленькие кафешки, которые занимали первый этаж почти всех зданий улицы.

Наконец, перед озябшими ребятами из-за густой снежной завесы выплыла потертая дверь музея. Друзья потянули за медную ручку, и перед ними открылся полумрак холла, пропитанный пылью и запахом старых книг. Маленькая старушка в зеленом шерстяном платье с кружевным воротничком взглянула на карточки ребят, где было написано, что они являются воспитанниками интерната, и качнула облачком седых волос, разрешая пройти.

В музее царила тишина. Стася и братья Соболевы прошли уже три зала. Они глазели на глиняные черепки неизвестного назначения, традиционный наряд местных крестьян середины семнадцатого века, золотые украшения, принадлежавшие скифам, некогда обитавшим в этих краях, древний лук и древний утюг, но пока не обнаружили ни одного упоминания рода Вершицких.

— Вот оно! — внезапно воскликнула Стася.

Вадик проследил за ее взглядом и понял, что они близки к цели. Со стены предпоследнего зала на них печально смотрела репродукция портрета Владимира Вершицкого. Подлинник висел в интернате. Рядом разместились черно-белые фотографии княжеского дома. На них было изображено родовое гнездо Вершицких, которое тогда и не думало становится приютом для детей-сирот. Перед крыльцом с колоннами ребята разглядели затейливые клумбы. Мимо них прогуливались дамы с кружевными зонтиками и крошечными собачками. Во всем угадывалась патриархальная идиллия царской России.

Под фотографиями в застекленных шкафах на изрядно потрепанном бархате лежало несколько предметов, принадлежавших Вершицким. Томик стихов Лермонтова, фарфоровая тарелка с пасторальной картинкой, серебряная чернильница и дамское зеркальце в тонкой оправе из слоновой кости. Больше ничего. Никакой карты подвала не было и в помине.

— Ну и где план? — Гарик сказал это так громко, и с такой очевидной претензией в голосе, что Вадик испуганно поежился.

— Вы ищите карту? — услышал он насмешливый голос за спиной. Вздрогнул и обернулся. В дверном проеме, который вел в следующий зал музея, стоял человек. Странный человек. Его длинные волосы, брови и ресницы были настолько светлыми, что казалось, будто ему пришлось несколько часов просидеть в морозильной камере, отчего вся растительность на голове покрылась инеем. Кожа лица, напротив, выглядела слишком темной, обветренной. Но, пожалуй, самой примечательно деталью внешности незнакомца был нос. Длинный, унылый, круто изгибающейся ниже переносицы на подобии горки в аквапарке, с чуть раздвоенным кончиком, который мешочком нависал над верхней губой. Последнюю точку в портрете ставили светлые, почти прозрачные, глаза навыкате. При этом, как ни странно, человек казался мягким и безобидным. Он напомнил Вадику печального Белого Рыцаря из «Алисы в Зазеркалье».

— А вы кто? — бесцеремонно спросил Гарик, дав повод Стасе сердито толкнуть его в бок.

— Гневко Полянский, — человек растянул в улыбке тонкие губы, — доктор исторических наук, специалист по русской истории 18-го и 19-го века.

— А Гневко — это характер? — удивился Вадик.

— Нет, имя. Польское. Полностью — Гневомир.

— Да-а, с таким именем никакая драка не страшна! — оценил Гарик.

— Не проверял, — пожал плечами Гневко, — Драться не приходилось. Может, как раз из-за имени. А вы случаем не карту подвала дома Вершицких ищете?

— А как вы догадались? — вопросом на вопрос ответил Гарик.

Доктор исторических наук подошел к репродукции портрета Вершицкого и задумчиво, словно интересному собеседнику, посмотрел князю в лицо.

— С тех пор, как я опубликовал статью в немецком журнале «Abendzeit» ко мне уже несколько раз приходили разные люди, — тихо сказал он, — все хотят увидеть карту.

— А она существует? — на всякий случай уточнила Стася, — Вы можете ее показать?

— Могу, милая мадмуазель. Вопрос: захочу ли. Зачем она вам? Осторожнее, от вашего ответа зависит мое решение: показывать или нет.

Друзья переглянулись. Что ему сказать? Правду? Мы ищем убийцу, и он может быть связан с этой картой? Или соврать? Рассказать сказочку про поиски волшебного камня?

Стася внимательно посмотрела на историка, прищурилась, и Вадик понял: она его сканирует. Когда девочка начала говорить, в его голосе не была и намека на сомнение:

— Мы хотим доказать, что князь Владимир Вершицкий не убивал детей. Карта может это подтвердить.

— Вы уверены? — кажется, такой ответ Полянский ожидал услышать в последнюю очередь.

— Абсолютно. В том, что написано в книге Загубского, есть много нестыковок. Предположим, Вершицкий был обыкновенный маньяк — ну не верите же вы, в самом деле, в то, что им владел дух шамана? Скорее всего, он просто был больным человеком, сумасшедшим. В таком случае, почему убийства прекратились сразу после смерти княжны? Почему полиция так и не арестовала его? Почему власти разрешили преступнику возглавить кадетский корпус?

С каждым вопросом выражение лица историка менялось. На лбу образовалась гармошка морщин, взгляд стал задумчивым, мешочек носа начал шевелиться, словно доктор наук к чему-то принюхивался.

— А ведь я тоже думал об этом, — наконец признался он, — Вся история с убийствами сразу показалась мне неубедительной. Но как вам может помочь карта?

— Пока не знаем, — честно ответила Стася, — У меня есть одна версия…, — девочка сделала паузу, — Но сначала хотелось бы взглянуть на карту и, если можно, на дневник поручика Ершова.

Полянский кивнул и попросил ребят подождать. Минут через пятнадцать он появился, бережно неся в руках пожелтевшую от времени тетрадь.

— Смотрите. Только при мне. Копию сделать не разрешу.

Друзья начали жадно листать ломкие страницы, покрытые сеткой неровных строк. Мало того, что бравый поручик писал как курица лапой, так еще везде использовал непривычные «яти» и букву «i» вместо обычной «и». Через пять минут Вадик признался себе, что не способен понять ровным счетом ничего. Похоже, у Гарика дела шли не лучше. А вот Стася внимательно проглядела все страницы, на которых Борис Ершов рассказывал о своей жизни в Тихореческе. К счастью, их оказалось не так много. Судя по всему, поручик не любил писать, а дневник вел, словно для галочки. Задняя часть тетрадки вообще оказалась оторванной. То ли затерялась где-то уже после смерти Ершова, то ли сам поручик в трудные времена пустил часть листов на махорочные самокрутки. Наконец, на очередной странице им попался план подвала.

— Так: это основное здание, это флигель, — комментировал Вадик, разглядывая корявый рисунок.

— Вот та самая комната, — подхватил Гарик, — Крест, наверное, означает подъемник. Ничего нового.

— А это что? — Вадик уставился на противоположную часть плана. Там, где сейчас находилась прачечная, был обозначен странный коридор, который заканчивался, судя по рисунку, маленькой комнаткой, — Но в этом месте ничего не может быть!

— Может! — мрачно возразил Гарик, — Там может находиться комната, в которую Стервелла сажает беглецов.

— Мы должны проверить. Немедленно! — взволнованно прошептала Стася, — Стервелла бывает на выходных в интернате?

— Нет! — хором ответили близнецы.

— Значит, нужно спешить.

— Эй, юные исследователи, — Нескладная фигура Полянского вновь объявилась в дверном проеме, — Ну как, разобрались? Мне пора — я обещал жене пораньше прийти!

Ребята поблагодарили ученого и уже собирались покинуть музей, когда Стася задала последний вопрос.

— Гневомир, скажите, пожалуйста, а кому вы еще эту карту показывали?

— Только Загубскому, когда он над своей книгой работал, — задумчиво ответил доктор исторических наук, — Знаете друзья, тут разные личности ходили — просили карту посмотреть, но я всем отвечал, что карта — это выдумка. Мол, редактор журнала сам статью дописал, чтобы читателей зацепить.

— Почему же нам показали? — удивился Гарик.

— Первый раз ко мне пришли люди, которых интересовал не сапфир, а история! — торжественно ответил он.

Друзья распрощались с ученым и выскочили из музея. За время, пока они читали тетрадь поручика, снегопад стал еще гуще. Вадик сделал глубокий вдох и закашлялся, потому что в рот влетело несколько крупных снежинок. Мощеная мостовая оказалась надежно укрыта белым полотном. Редкие цепочки следов исчезали прямо на глазах — их стремительно засыпало молодым снегом.

Разглядеть что-либо впереди было невозможно — ребята шли к автобусной остановке на ощупь. Может быть, именно поэтому они не заметили высокой фигуры, которая отделилась от стены музея и последовала за ними. Точно так же никто из юных сыщиков не обратил внимания на черный джип, сопровождавший их автобус до самого интерната. Друзей занимали совсем другие мысли.

* * *

— Давайте, сначала заскочим в Убежище, — предложил Вадик, — Мало ли что нам может понадобиться в подвале.

Гарик и Стася согласились. Пока они болтали, сидя за круглым столом, близнец прикинул, что нужно захватить с собой. Вот, например, лом. Тяжелый такой, ржавый, сто лет здесь валяется. Стоит взять. А еще пару резиновых жгутов, моток лески, коробок спичек, огрызок свечи, кусок мела — вдруг, они заблудятся в подвале, и придется рисовать кресты на развилках мрачных коридоров…

— Жалко, что Гневко не разрешил нам скопировать карту, — прервал размышления брата Гарик, — сейчас бы она очень пригодилась.

— А чего жалеть-то? — удивилась Стася. Девочка достала из сумки блокнотик с большеглазой героиней японского мультфильма на обложке, огрызок карандаша и принялась быстро рисовать план поручика Ершова. Периодически она прикрывала глаза, замирала на пару секунд, а потом продолжала свою работу. Через пять минут карта была готова. Близнецы глазам не поверили: она ничем не отличалась от рисунка в дневнике вековой давности.

— Пойдет? — небрежно спросила Стася, — Кажется, ничего не забыла?

Соболевы только вздохнули. Хорошо быть суперменом! Вернее — супергерлой!

Наконец, Вадик закончил сборы. Можно выступать. Друзья прикрыли дверь и отправились к интернату, но тут стало понятно, что незамеченными пройти не удастся. Около главного входа шла настоящая битва. Первый снег заставил всех воспитанников — и флегматичных старшеклассников, и неугомонных малышей — высыпать на улицу. По двору, подобно пушечным ядрам, летали снежки. То и дело окрестности оглашал победный мальчишеский вопль «Попал!» или возмущенный девчачий визг «Дура-а-ак!». Вадик со Стасей растерянно смотрели на побоище — в этом бардаке три целеустремленно бегущих куда-то подростка обязательно привлекут к себе внимания кого-нибудь из взрослых.

— В бой! — послышался дикий крик. У Вадика даже уши заложило. Он оглянулся. Огненная голова его брата уже мелькала посреди двора. Так же как все Гарик швырял снежки и хохотал, когда попадали в него. А это мысль! Хочешь смешаться с толпой, делай то, что делает она. Вадик и Стася тоже заорали, что есть мочи, и принялись кидать комки снега направо и налево, пробираясь к углу интерната.

С этой стороны здания оказалось неожиданно тихо. Вадик посмотрел по сторонам, сверился с картой и зашагал к прачечной. Она находилась метрах в пяти от интернатской стены. Чуть поодаль, если не обманывает память, около самой земли есть вход в подвал. Правда, все время, пока близнецы жили в интернате, он был закрыт толстым куском фанеры. Что же, придется нанести небольшой урон казенному имуществу. Несколько умелых движений ломом и все — путь в подземелье свободен. Друзья в последний раз боязливо оглянулись по сторонам — не наблюдает ли кто за их подвигами — и полезли в пропахшую плесенью темноту.

— Чур, я первый! — решительно заявил Гарик и украдкой глянул на Стасю. Поймав ее одобрительный взгляд, близнец уверенно поставил ногу на верхнюю перекладину полусгнившей деревянной лестницы. Лестница скрипнула, но вес мальчика выдержала. Гарик сделал пару осторожных шагов и спрыгнул на каменный пол. За ним спустилась Стася и Вадик, который аккуратно прикрыл окно оторванной фанерой — авось, ближайший час никто из воспитателей не заметит беспорядка.

В подвале было тепло. Тепло и влажно. Где-то журчала вода. Вадик внезапно представил, как их троица выглядит со стороны. Темное пространство подвала. Три силуэта робко жмутся друг к другу. По каменным стенам мечется зеленоватый луч фонарика, выхватывая из темноты запотевшие трубы, хлопья паутины, остатки старинных барельефов. «Странные люди жили здесь несколько веков назад, — думал он, — ну зачем, скажите, украшать лепниной стены подвала? Все равно никто этих излишеств не увидит!» Но, судя по всему, наши предки имели другое мнение на этот счет.

— Посвети на карту! — Гарик шагавший впереди, обернулся к брату, — Кажется, здесь должен начинаться коридор.

И точно — за очередной колонной обнаружился узкий проход. Совсем узкий. Идти можно только по одному. Гарик снова пошел первым. Вадика уже тошнило от показного героизма брата. Он замыкал процессию.

Довольно скоро коридор вывел ребят на небольшую площадку. Для игры в футбол места, конечно, было маловато, зато наконец-то можно встать лицом к лицу. Слева имелась дверь — карта поручика не обманула. Гарик подергал за старинную, грубо выкованную, ручку. Заперто.

— Мог бы и не дергать — вон замок висит! — поддел брата Вадик.

— Тихо! — внезапно скомандовала Стася. Она подошла к двери, положила на нее ладони, замерла, — Там кто-то есть! — наконец сдавленно прошептала девочка.

У Вадика от ее шепота между лопатками проползала холодная струйка страха. Кто там может быть? За толстой дверью, которую, казалось, не открывали лет двадцать? Одичавшее чудище? Голодный Минотавр? Он представил, как бесформенное нечто прильнуло к двери с другой стороны. Прислушивается. Ждет…

— Ему плохо! — продолжала Стася, — Страшно, холодно. Он хочет выбраться отсюда. Это пленник! — девочка постучала кулаком в дверь. Тишина, — Он нас боится. Нас и еще кого-то. Его страх пахнет гвоздикой и плесенью. Боже мой, кого же там заперли?

Слова девочки прозвучали неожиданно тоскливо. Это привело Вадика в чувства. Страх отступил в темноту, дав возможность собраться с мыслями. Он отстранил Стасю, разглядел замок. Тяжелый. Новый. На руках осталось что-то липкое, судя по всему свежая смазка. Близнец просунул лом в его петлю и плавно надавил. Не поддается.

— Давай вместе, — предложил Гарик. Братья на раз, два три навалились на лом. Бесполезно. Минут через десять они поняли, что этого «противника» нахрапом не возьмешь. Да и Стася сообщила, что они только пугают неизвестного пленника. Она чувствовала волны паники, исходящие из-за запертой комнаты.

— Если там кто-то есть, он должен чем-то дышать, — предположил, вспотевший от бесплодных усилий Вадик, — Где же вентиляция?

Еще несколько минут поисков и метрах в двух над полом обнаружилось квадратное отверстие, закрытое частой решеткой.

— И что она тебе даст? — Гарика не скрывал сарказма, — Хочешь прикинуться ужом и пролезть в крошечную дырку? Даже заглянуть туда не получится — слишком высоко.

— А заглядывать и не придется. Нужно только дотянуться, и все. Гарик, там, на входе в подвал, кажется, ящик валялся? Притащи, будь другом, а не только братом.

Гарик послушно ушел, забрав фонарик. Вадик и Стася зажгли свечу и начали готовиться к операции, которую мальчик окрестил «Усатый разведчик». Он достал жгут и обмотал им сонного Крыса. Тот не сопротивлялся. То ли все понимал, то ли не до конца проснулся.

— Ты знаешь, что крыса может пролезть в отверстие величиной с пятирублевую монету? — спросил Вадик притихшую девочку. Просто так спросил. Совсем не для того, чтобы повыпендриваться — больно нужно! Иначе молчать в темноте подвала было совсем страшно. — Мы привяжем к нему леску, засунем за жгут записку с карандашом и запустим Крыса в камеру. Если пленник умеет писать, он нам ответит.

— Но там же темно! Он может ничего не увидеть.

— А мы свечу к решетке поставим.

— Что напишем?

— Ну, давай, вот так, — «Кто вы? Чем помочь?» — нацарапал Вадик на клочке бумаги, свернул его в трубочку и подсунул под жгут. Потом отломил половинку карандаша и присоединил оставшийся огрызок к записке. Крыс ничем не выдал недовольства. Умный зверь!

Скоро в узком проходе заметался луч фонаря и послышался глухой стук. Это Гарик вернулся с добычей, волоча за собой, Бог весть как попавший в подвал деревянный ящик. Последние годы такие перестали использовать в магазинах — наверное, их просто больше не выпускают.

Ящик придвинули к стене, на него встала Стася с Крысом в руках. Вадик обхватил колени девочки и приподнял ее. Она оказалась неожиданно легкой. Как котенок. Хорошо, что темно. Никто не видит выражения лица Вадика, а значит им можно выражать все, что угодно.

Не смотря на все усилия мальчишки, Стася не дотягивалась до дыры, поэтому ему пришлось встать на ящик. Ящик оказался квелым. Его хватило ровно на одну минуту, но за это время Стася успела засунуть грызуна в дыру и прикрепить рядом свечку. Сразу после ее слова «Есть!» пересохшие доски проломились, и Вадик со Стасей рухнули на пыльный пол. К счастью, ничего страшного не произошло. Девочка тут же вскочила, а близнец увидел у себя перед лицом руку брата.

— Вставай! — сердито сказал тот.

Причина резкого тона была понятна без объяснений. Ревнует. Не понравилось, что не он Стасю держал. Так ему и надо! Пусть дуется!

Катушка в руках Стаси постепенно разматывалась. Крыс осваивал незнакомое пространство.

— Пленник увидел Крыса — эмоциональный фон изменился! — раздался в полумраке напряженный голос Стаси, — Испугался! — Вадику показалось, что за дверью послышался приглушенный крик, — Теперь успокаивается! Он смотрит на Крыса! Кажется, гладит его! Плачет…

Голос Стаси задрожал. Она прижалась щекой к корявой двери. Тихонько всхлипывала в темноте, а Вадик стоял, как дурак, не зная, что делать.