Это дело не нравилось ему с самого начала. С самого первого дня, когда пришлось с утра пораньше тащиться в интернат и пытать женщин бальзаковского возраста, чем они занимались в ночь убийства. Еще тогда Стасу померещился какой-то дурной запашок у всей этой истории, легкий намек на тяжелые обстоятельства, предчувствие предчувствия нехороших событий. И вот тебе, пожалуйста: ребенок и учитель в коме — раз, научные опыты над детьми — два, немецкие шпионы в образовательном учреждении — три, дочку Пегасова украли — четыре, теперь еще пацан погиб. Стас тяжело вздохнул. Вспомнил любопытную мордаху близнеца, его страсть к расследованиям и плохо скрываемое восхищение Леоновым. Тихо выругался.
Внедорожник, позаимствованный у похитителей, ворвался в город. За окном замелькали фонари и спящие домишки Тихореченска. Стас должен был ехать в другой машине — с задержанными. Но в последний момент Леонов передумал.
— Давай со мной в больницу. Поведешь.
И сел на заднее сиденье, не спуская с рук одурманенную девочку.
Стас потихоньку наблюдал за шефом в стекло заднего вида. Ишь, как нежно обнимает — будто, дочка она ему. Не мудрено, что подполковник ради нее приехал в эту глушь.
Оранжевый свет фонарей проносился по лицам пассажиров, меняя каждую секунду, словно капризный режиссер, их выражения. От тихой грусти, до смертельного испуга. Стас ненадолго встретился взглядом с оставшимся в живых внуком Соболева. Тот смотрел растерянно и одновременно жалобно, как заблудившийся щенок. Он то и дело поглядывал на деда, скрючившегося в углу салона. Старику было плохо. И зачем только Леонов его взял?! Эх! Оперативник снова вздохнул. Он представил, как ребята сейчас подъехали к неприметному повороту неподалеку от интерната, как вытащили из машины подбитого Соболевым иностранца, чтобы тот показал место преступления… и тело. Тело еще три часа назад бывшее смышленым рыжим мальчишкой. И ведь кто бы мог подумать, что эта дамочка в мехах — как там ее? Магдалина Кастро? Ну и имя! — окажется преступницей! Шпионкой! Век живи — век удивляйся.
— Давай, Стас, поднажми, — глухо попросил Леонов, — Боюсь, старика не довезем.
— Да уже приехали, Тарас Анатолиевич. На территорию больницы въезжаем. Вас с девочкой в токсикологии ждут. Это налево. А я с Соболевыми — в кардиологию.
* * *
У входа в кардиологическое отделения Тихореченской больницы одиноко светила лампочка. Этот тусклый свет, щербатые ступени, тетка с отечным лицом, дежурившая по ночам, всегда вгоняли Стаса Перепелкина в депрессию. Совсем недавно, точно так же посреди ночи, он привозил сюда мать с приступом. А еще раньше, в инфекционное отделение детской больницы — шестилетнего сына с дизентерией. Там тоже была тусклая лампочка, крошащиеся ступени и женщина с заплаканными глазами. Стас прекрасно усвоил — весь этот набор означает, что впереди долгие дни общения с врачами, покупка лекарств по длинному списку, короткие свидания у зарешеченного окна и тоскливое ожидание.
Оперативник помог дежурной медсестре и заспанному врачу, явившемуся из глубины больничных коридоров, положить старика на каталку. Его быстро увезли, а Вадика с Перепелкиным попросили подождать. И они уселись на покрытую клеенкой не то койку, не то скамейку. Стас никак не мог понять, можно ли на ней сидеть здоровым людям, поэтому чувствовал себя неуютно. Но спросить было не у кого.
За стеклянной загородкой горел свет. На столе дежурной медсестры остывала кружка с чаем. Рядом стояла майонезная баночка с отростком традесканции. Интересно, а выпускают ли еще где-нибудь майонез в таких вот баночках? Или они остались только в больницах, как удобная емкость для анализа мочи? Стас подумал, что все государственный учреждения в стране сейчас стали приютом для вещей из прошлого. У них, например, в отделе все еще живет печатная машинка. Он даже пару раз набивал на ней служебные записки, когда принтер накрылся. А в городской библиотеке на окне стоит целая батарея стеклянных бутылок с широким горлышком. Лет пятнадцать назад в них продавали молоко, прикрытое хлипкой крышечкой из фольги. Теперь библиотекарши разводят в бутылках культуру каких-то целительных кисломолочных бактерий — вонючую желтоватую пакость. Стас, когда собирал информацию по делу смерти мужа одной из них, сдуру сунул туда нос. Бррр!
— Стас Александрович, а Гарика уже нашли?
Оперативник перевел взгляд на близнеца. Мальчишка смотрел прямо перед собой, поэтому Стасу был виден только курносый профиль со свежей ссадиной на скуле.
— Мне позвонят, когда тело твоего брата… Короче, я сразу скажу тебе.
— Спасибо.
В приемном закутке снова повисла тишина. Стас поежился. Отвернулся. Ну что тут скажешь? Брат погиб. Дед при смерти. Не повезло мальчишке. Оперативник снова осторожно посмотрел на украшенный ссадиной профиль. Надо же, как они похожи. И в то же время — совершенно разные. Гарик — душа нараспашку, в рот заглядывал — каждое слово ловил. А этот — закрытая книга, молчун. Интересно, он почувствовал смерть брата? Говорят же, что близнецы всегда знают, когда с кем-нибудь из них беда.
— Может, этот бандит соврал? Чтобы деду отомстить. Ведь такое бывает? — Мальчик посмотрел на Стаса. В его глазах испуганной птахой трепетала надежда.
— Вадик, я не думаю, что этот человек сказал неправду, — оперативник попытался вложить в слова сочувствие и одновременно уверенность — получилось что-то невнятное. Ему, сотруднику тихороченской милиции, еще никогда не приходилось убеждать ребенка в том, что его близкого человека больше нет в живых. Самого близкого на свете, — Понимаешь, Гарик оказался не нужным свидетелем. У них не было другого выбора, как убрать его.
— Понимаю, только…
Стасу показалось, что сейчас прорвет плотину, и бушующий поток затопит все вокруг.
— Это я виноват. Если бы я их не бросил, если бы не ушел один, может Гарик бы сейчас…, — пацан начал задыхаться, он хватал ртом воздух, которой тут же превращался в рыдания, душившие его. Стас схватил Вадика за вздрагивающие плечи, прижал к себе, — Я виноват… Деду не говорите…
— Тихо, тихо. С ума сошел! Если бы не ты, мы бы вообще их не нашли. Ну лежал бы вместе с Гариком. Не дури!
Мальчишка начал потихоньку успокаиваться, когда в тесное пространство приемной вплыла крупная фигура врача.
— Пока волноваться не о чем, господа хорошие, — весело прогудел он, — Инфаркта нет — стенокардийка прихватила. Но старик крепкий. Недельку его подержим в палате общей терапии и выпустим. Ну, молодой человек, для сырости нет никакого повода!
Стас испытал прилив благодарности к этому, так во время вернувшемуся, хранителю мудрости Гиппократа и в который раз подумал, что все врачи похожи друг на друга: крепкие, уверенные, лишенные сантиментов и в избытке одаренные тем особым чувством юмора, который является побочным продуктом ежедневных контактов с самой неприглядной стороной действительности. Оперативник давно научился безошибочно вычислять их в толпе. Вот и с этим врачом он познакомился вовсе не в больнице. Много лет назад, будучи слушателем школы милиции, Стас отправился на вещевой рынок за осенней курткой. После бесплодных шатаний между рядов корейских джинс, цветастых купальников и искусственных шубеек он наконец-то нашел то, что искал. Веселый продавец густо сыпал словечками вроде «чудесненько» и «прекрасненько», превращая процесс продажи мужских курток в маленькое шоу. А когда стало понятно, что покупатель принял решение, ловко отрезал этикетку неизвестно как очутившимся в его руке перочинным ножиком. Тогда Стас, повинуясь внезапному порыву, спросил продавца, не врач ли он.
— Кардиолог. Гена, — улыбнулся тот, — А вы случайно, господин хороший, не мент будете? Ну, может, будущий? Я вашего брата где хочешь вычислить могу.
Потом Стас много думал о том, почему одни профессии оставляют такой неизгладимый след на личности человека, а другие стираются при первой же возможности. Вот мента или журналиста всегда в толпе видно, а программиста или бухгалтера ни за что не угадаешь.
— Любопытненько, — протянул кардиолог Гена, разглядывая Вадика. Его тон заставил Стаса отвлечься от размышлений о странностях бытия, — Весьма любопытненько. А не вас ли, молодой человек, часом ранее привезли в эту больницу с пулевыми ранениями?
— Что?
— Встаньте-ка… — врач шагнул к мальчику, похлопал по груди, зачем-то оттянул нижнее веко, пощупал пульс, — Могу поклясться, что совсем недавно этого парня доставили в хирургию какие-то ребята на своей машине. Говорят, на восьмом километре нашли, возле интерната. С ним еще крыса была…
— Гарька! Жив! — как умалишенный заорал Вадик, — Где он? Скажите, что с ним?
— Тих-тихо! Не на футболе! — цыкнул врач, — Говорю же, два пулевых ранения. Одно в области груди — слегка ребро задето — ничего серьезного. Вторая пуля пробила мягкие ткани правого предплечий. Крови малец потерял много, а так ничего — жить будет.
— Ген, ты нам подробнее все расскажи. Мы этого пацана весь вечер искали, — взмолился Стас, все еще стараясь сохранить спокойствие.
— Да чего рассказывать-то? Час назад привезли мальчика без сознания. Вся куртка в крови. Меня ребята из хирургии попросили помочь, но, в общем-то, зря попросили. По моей части там ничего не было.
Стас слушал и не верил собственным ушам. Могло ли случится такое, что профессиональный киллер ошибся — вместо того, что бы убить мальчишку, нанес ему два легких ранения? Или Вадик прав — немец соврал? Не похоже.
— Когда его раздевали, из куртки крысюк выскочил, — продолжал кардиолог, — Белый с рыжими пятнами. Сестричка так визжала, что весь корпус перебудила. Пробовали ловить, да куда там! И вот еще…
— Что? — в один голос воскликнули Стас и Вадик.
Стас всерьез забеспокоился, что у него галлюцинации. Неужели, близнец оказался прав: киллер всех обманул? Да нет, не похоже. Тогда, может, ошибся? Тоже бред!
— Внутри у него пуль не было — обе навылет прошли. Знаете, где они оказались?
— Где?
— У парня в руке. В кулаке зажаты. Чудеса!
* * *
На следующее утро, поднимаясь по ступенькам токсикологического отделения тихореченской больницы, Стас прокручивал в голове события прошлой ночи. После звонка коллегам, которые в тот момент уже полчаса как безрезультатно ползали по кустам в поисках тела мальчика, стало ясно: врач не ошибся — близнец жив.
Однако Вадик все-таки потребовал отвести его к брату. Только после того, как он собственными глазами увидел Гарика через стекло реанимационной палаты, бледного, почти прозрачного от потери крови, успокоился. Но возвращаться в интернат наотрез отказался. Стасу пришлось уговаривать Геннадия постелить ему в ординаторской, а утром накормить завтраком.
Оперативник накинул выданный халат и толкнул дверь седьмой палаты. Похоже, не только Вадик Соболев остался ночевать в больнице. Около постели спасенной вчера девочки, привалившись к стене, на стуле дремал Леонов.
— Тарас Анатолиевич, — шепотом позвал он шефа.
— Не будите. Пусть поспит, — услышал Стас голос Стаси. Ее волосы темной тучей укрывали больничную подушку. На осунувшемся личике, спелыми вишнями поблескивали огромные глазищи. Оперативник подумал, что сейчас эта девочка больше всего напоминает маленькую пустынную лисичку фенёк.
— Привет, тезка, проснулась?
— Мне повезло больше, чем Миронычу и Лютику, да? Меня усыпили обычным хлороформом?
— Кто тебе рассказал? Вадик успел навестить? — улыбнулся оперативник.
— И не только он.
Внезапно в волосах девочки что-то зашевелилось. Стасу пришлось приложить все силы, чтобы не выдать испуга, который совсем не к лицу бравому сотруднику органов. На подушку девочки преспокойно выползла крыса. Глянула на Перепелкина черной бусиной и начала деловито умываться.
— Это твой? — спросил Стас, решая, не запустить ли в грызуна чем-нибудь тяжелым.
— Это мой друг. — строго сказала Стася, — И кидать в него ничем не нужно. Лучше расскажите, что с Лютиковым и учителем труда? Эта женщина, ну, член комиссии, сообщила, как их разбудить?
— Сама догадалась или Вадик рассказал? Да, это сделала Магдалина Кастро больше известная в преступных кругах под именем Магда. Степан Миронович за вознаграждение помог ей попасть в потайную комнату, она же решила избавиться от него как от ненужного свидетеля, а Фима Лютиков застукал дамочку, когда та переодевалась в призрака. Пришлось, и его усыпить. Она использовала какой-то неизвестный нам вид нервнопаралитического газа. Погружает человека в кому на неопределенный срок. Ваш Мироныч и Лютик остались живы только потому, что их быстро нашли и успели подключить к аппаратам. К счастью, Магда, за некоторые поблажки с нашей стороны, согласилась помочь вернуть пострадавших к жизни. Ей известно, что нужно сделать, чтобы они пришли в себя. Наши врачи сейчас над этим работают.
— А что Пегасов? Вернулся из командировки?
— Пока нет, но до него удалось дозвониться. Он вечером вылетает из Таиланда. В Тихореченске будет послезавтра. Кстати, воспитательницу вашу, Агапову Екатерину Егоровну, мы задержали. Сегодня, на автовокзале. Пыталась из города выехать. Сейчас в СИЗО сидит. Молчит как рыба об лед…
На этих словах Леонов завозился на своем стуле и открыл мутные спросонья глаза. Потянулся. Быстро пришел в себя. Посмотрел на Стасю, наморщив лоб и шевеля от волнения усами.
— Стасенька, малышка, ты меня прости… — забормотал подполковник, — что не рассказал тебе ничего и тогда, в интернате, не узнал…
— Уже простила, дядя Тарас. Мне Вадик все рассказал.
— Вот, я обещал тебе передать, когда все закончится, — Леонов извлек из внутреннего кармана пиджака слегка помятый конверт, — От бабаушки.
— Спасибо, — глаза девочки влажно блеснули, — Но это потом. У меня сейчас к вам есть большая просьба.
— Конечно, все что скажешь, — отозвался Леонов, заботливо поправляя подушку под головой девочки и сгоняя с нее нахального грызуна.
— Я должна доказать невиновность Алисы Сергеевны, и прошу вас, обоих, мне помочь.
* * *
Стас сверился со списком. Все в сборе. Почти. Дверь кабинета директора интерната скрипнула, и на пороге показался Гарик Соболев с перевязанной рукой, гордо восседавший в инвалидном кресле, которое неумело катил его брат. Теперь все.
Оперативник еще раз обвел взглядом собравшихся. Компания, надо сказать, подобралась колоритная. Возле окна, прижимая к своей необъятной груди толстую собачонку, сидела директриса. На ее суровом лице застыла гримаса глубокого презрения к окружающим. Рядом, на краешке стула ютилась Антонина Петровна, Антошка, куратор интерната от горадминистрации. Она удивленно и, как показалось Стасу, немного испуганно хлопала круглыми глазами, явно не понимая, что здесь происходит. По правую руку от нее, оперевшись острыми локтями на колени, сидел муж подозреваемой в убийстве Забияко — Горчаков. Он не сводил тоскливого взгляда со своей жены, Алисы Горчаковой, которую по просьбе Стаси тоже привезли на это странное собрание. За неделю в тюрьме учительница географии очень изменилась — поблекла, осунулась. Стасу как-то по-человечески было жаль эту симпатичную молодую женщину, так глупо сломавшую себе жизнь. И, похоже, не только себе — вон, по мужу словно бульдозер проехал.
Еще в директорском кабинете, ставшим неожиданно тесным, сидела задержанная по подозрению в краже дочери Пегасова, бывшая ночная воспитательница Агапова Екатерина Егоровна. Стараясь быть как можно незаметнее, она все норовила спрятаться за широкую спину завхоза Алевтины Ивановны. Поодаль на скрипучих стульях устроились несколько учителей. Кажется, вон ту, миниатюрную женщину в очках, воспитанники между собой зовут Глистой, другую, чье лицо покрыто плотной сеткой морщин — Жабой Львовной, а остроносую библиотекаршу — Таксой. Стас невольно улыбнулся безжалостной точности детских прозвищ.
Немного в стороне от группы сотрудников интерната сидел третий член злополучной комиссии — Анна Геннадиевна. Ее лицо было неподвижно, словно маска африканского божества, и толстые очки надежно скрывали от собравшихся выражение глаз пожилой женщины. Рядом с ней, привалившись к серванту, стоял незнакомый Стасу долговязый тип. Его не было в списке — Стася и Вадик приглашали этого человека самостоятельно.
Но, пожалуй, больше всего взглядов привлекала закутанная в меха Магда Кастро. Она же Маргарита Крачкович, она же Марина Ковалева, уроженка села Алексеевка Пензенской области. Каким-то удивительным образом даже после нескольких дней в тюрьме эта женщина выглядела, словно жена посла на торжественном приеме, и распространяла вокруг себя тревожный запах дорогих духов. Ее ярко накрашенных губ то и дело касалась таинственная улыбка, отчего сердце Стаса, любящего мужа и счастливого отца двух детей, блаженно замирало, будто котенок под ласковой рукой хозяина. Роковая женщина — нечего сказать.
У самой двери кабинета стояла Сашка Кандалинцева, журналистка местного телеканала, и ее вечный спутник — оператор Сева. Вот этих бы акул телекамеры Стас ни за что сюда не пустил. Их сюжет про похищение Дины Пегасовой и так облател все центральные каналы — еще не известно как он им с Тарасом Анатолиевичем на верху аукнется. Но Стася в своем требовании пустить журналистов была непреклонна, и шеф сдался на милость упрямицы.
— Хм-м, ну что же, приступим? — прокашлялся Леонов. Шеф, как показалось Стасу, чувствовал себя неуютно в глубоком кресле Стервеллы. Его седые усы то и дело совершали странные движения, пытаясь компенсировать неуверенность своего владельца. Просто подполковник не очень себе представлял, что здесь произойдет дальше. От него требовалось начать «заседание», а потом передать слово юной сыщице. Кстати, где она? Только что стояла за спиной подполковника. Стас поискал глазами тонкую фигурку девочки. Ну, конечно, рядом со своими мушкетерами. Где же еще?
В этой троице было нечто такое, что напоминало Стасу Перепелкину детскую книжку, подаренную ему на двенадцатилетние будущей женой, тогда всего лишь соседкой по школьной парте. Книга называлась «Мушкетер и фея». О чем она была? Стас напрягся, но в памяти всплыла лишь смутная история про мальчика, который зачем-то побрился налысо, чтобы понравиться девочке. Дело не в сюжете, а в ощущении, посещавшем теперь уже тридцатилетнего оперативника при воспоминании об этой книге. Звон шпаг, запах моря, шуршание кринолина и обещание вечной верности. Стас тяжело вздохнул и отогнал воспоминание об утреннем скандале с женой. Каждому возрасту — свои надежды.
— Мы собрали вас здесь для следственного эксперимента, — Тем временем продолжал Леонов, — Дабы реконструировать некоторые события, что произошли на территории интерната. Должен сразу сказать: речь идет не только об убийстве Забияко. Мы будем говорить о целом ряде преступлений. Некоторые из вас стали их свидетелям, а некоторые… — подполковник сделал многозначительную паузу, — непосредственными участниками и даже, не побоюсь этого слова, организаторами. Пожалуй, начнем с похищения Дины Пегасовой. Итак, трое воспитанников э-э-э… скажем так, случайно узнали, что Стелла Родионовна кого-то прячет на территории интерната. Так, Анастасия?
— Точно, Тарас Анатолиевич. Мы случайно услышали телефонный разговор Стэллы Родионовны, — Подхватила Стася, лукаво подмигнув близнецам, — в котором она упомянула, что кого-то прячет в интернате. Бежать в милицию не имело смысла — нам бы никто не поверил, поэтому мы решили, сначала выяснить, где конкретно Стелла Родионовна и ее сообщники скрывают пленника. А потом Гневко… извините, Гневомир Полянский, сотрудник краеведческого музея, показал нам план подвала интерната, — долговязый тип многозначительно кивнул, — Мы обнаружили на этом плане еще одну потайную комнату и поняли — вот идеальное место для тюрьмы. Дальше вам все известно. В комнате, действительно оказалась Дина Пегасова. Совершенно очевидно, что ее похищение организовала Стелла Родионовна…
Стервелла на это злобно зашипела, а толстый той-терьер на ее груди возмущенно захрюкал. Стас и представить раньше не мог, что собаки способны издавать такие звуки.
— … и Екатерина Егоровна, ночная воспитательница интерната, — невозмутимо закончила Стася, — Остается вопрос: «Зачем?» Зачем этим женщинам красть чью-то дочку? Пусть даже дочку миллионера?
По рядам слушателей пробежал недоуменный шепот.
— Госпожа Талдыко, вы не хотите сами нам все объяснить? — вступил в разговор Леонов. Но Стервелла скорчила еще более презрительную гримасу и отвернулась к окну.
— Вряд ли Стелла Родионовна что-то нам расскажет, — улыбнулась Стася, — Ведь тогда ей придется сознаться в еще одном преступлении — незаконной продаже квартир сирот, попавших к ней в интернат. Правда, Стас Александрович?
От неожиданности Стас немного растерялся, поэтому пауза получилась особенно драматичной. Внезапно все пазлы нашли свое место и превратились в простую и понятную картину. Та информация, которую он последние дни выуживал по просьбе юной сыщицы, обрела смысл.
— Да, это так. За полгода, которые госпожа Талдыко возглавляет интернат, как мы узнали в ходе расследования гибели Забияко, было продано три квартиры несовершеннолетних воспитанников. Причем, одна из них в Петербурге.
— Неплохой навар! — хмыкнул кто-то из учителей.
— Кошмар! — воскликнула конопатая Антошка, — Какой позор, Стелла Родионовна! Как вы могли?!! Предали наше доверие! Очернили имя лучшего интерната России! Я не удивлюсь, если именно вы столкнули с лестницы Николая Петровича! Кто же еще?
Щеки женщины дрожали, губы побелели. Стас по настоящему испугался, что куратора от городской администрации хватит удар. Директриса же хранила молчание.
— Судя по всему, кое-что из этих махинаций начало всплывать, — теперь Стася стояла в центре кабинета, и все присутствующие напряженно ловили каждое ее слово, — Нашлись родственники одного из детей, которым захотелось выяснить судьбу жилплощади. Стелле Родионовне срочно понадобились деньги, чтобы откупиться от них. И она решила воспользоваться своей давней дружбой с Забияко. Ей почти удалось договориться с ним о гранте на швейный класс. Часть денег благодаря ее родственнику, Альберту Ибрагимовичу Талдыко, планировалось превратить в наличность. Но, увы, гибель Забияко спутала все карты. Тогда и появился план кражи Дины. Ваша младшая сестра, Стела Родионовна, замужем за Пегасовым, ее отцом, не так ли? Если девочка исчезнет, то она получит право на наследование всех денег мужа. Каким же был ваш план? Потребовать выкуп у ее отца? Вряд ли. В этом случае вы бы инсценировали ее похищение на глазах свидетелей. Но нет, Ангелина Родионовна зачем-то подарила выходной домашней прислуге. Зачем? Может быть для того, чтобы она не помешала организовать якобы естественнуюе смерь падчерицы и самоубийство мужа?
— Бред! — прошипела Стервелла, — Бред малолетней хамки!
— Умерьте пыл! — рявкнул Леонов, — У нас есть показания одного из ваших бандитов, которому вы предлагали деньги за устранение девочки и ее отца. Я бы на вашем месте, уважаемая, подумал бы о чистосердечном признании.
— А вы, Ангелина Родионовна, не хотите помочь в этом своей сестре? — Стася резко повернулась к притаившейся ночной воспитательнице до этого известной всем как Екатерина Агапова, — Вам больше незачем скрывать от нас свое имя.
— Не может быть! — подала голос журналистка, — Она не может быть женой Пегасова! Та — яркая блондинка, а эта… Хотя, постойте…, — Кандалинцева сделала шаг в сторону ночной воспитательницы и заглянула ей в лицо.
В этот момент дверь кабинета театрально скрипнула. На пороге появился невысокий загорелый мужчина. Из-за его спины боязливо выглядывало эльфоподобное существо с копной белых как таежный снег волос.
— Здравствуйте. Не помешаю? — негромко, но уверенно спросил он.
Сначала Стас узнал девочку, прятавшуюся за его спиной. Это была Дина Пегасова. И только потом его мозг провел сравнение оригинала с многочисленными фотографиями в газетах. Перед ним стояла легенда Тихореченска — бизнесмен российского масштаба — господин Пегасов собственной персоной. В голове оперативника отчего-то всплыло выражение, брошенное кем-то из журналистов: «Скромное обаяние олигарха». Пегасов, действительно, оказался обаятельным мужиком.
— Здравствуйте, Игорь Романович, не помешаете, — не растерялся Леонов, — Садитесь вот сюда. Мы как раз о похищении вашей дочки говорили.
Пегасов пересек кабинет и сел на предложенный стул. Дина устроилась на одном из колен отца.
— Продолжай, Стасенька, — попросил Леонов.
— Мы остановились на том, что под именем Екатерины Егоровой скрывалась Ангелина Родионовна Пегасова. Для Стеллы Родионовны не было никакой сложности временно устроить ее на работу. Заодно мачеха могла сама следить за своей падчерицей.
— Анжела? Это ты? — Пегасов внимательно разглядывал сгорбившуюся женщину, — Что ты с собой сделала? Зачем?
— Ей были нужны ваши деньги! — ответила вместо лжевоспитательницы Стася, — Ей было плевать на Дину. И на вас тоже.
— Да заткнись ты, соплячка! — внезапно взвизгнула жена олигарха, — Да, мне нужны были деньги! И свобода! Мне осточертело ходить по струнке! Да, я хотела избавиться от мужа! Я мечтала об этом!
— Ангелина, помолчи! — прокаркала Стервелла, — Не топи нас!
— Плевать! Мне на всех плевать! Пусть знают! Три года я молчала! Притворялась примерной женой! Терпела издевательства этой белобрысой засранки! Терпела твоих баб! Да, не смотри так на меня! Я все про тебя знаю! Просто я ждала. Ждала возможности покончить с вами. Стелла предложила помощь, и я согласилась!
Сейчас Ангелина Пегасова еще меньше, чем полчаса назад, напоминала роскошную женщину, которая улыбалась со страниц глянцевых журналов. На ее шее пульсировала синяя вена, белки глаз покраснели от лопнувших сосудов, переносицу изуродовала не по возрасту глубокая морщина.
«Через десять лет она превратиться в ведьму. Никакая пластика не поможет, — подумал Стас, — Пегасову повезло: он дешево отделался».
— Я не думаю, что посторенним людям интересно это слушать, — сказал бизнесмен металлическим голосом, — Тем более детям. Тарас Анатолиевич, — продемонстрировал Пегасов чудеса олигархической памяти, — Думаю, тут все ясно. Нельзя ли их увести?
— Да, да, конечно, — согласился с ним Леонов, — Отвезите дам к нам в управление. Обеих! — скомандовал он конвою, ожидавшему за дверью кабинета.
Стервелла нерешительно поднялась со своего места, все еще прижимая к груди испуганного Пупсика.
— Собачку нужно оставить, — покачал головой подполковник.
— Нет… Как же … — растерянно забормотала директриса.
Стасу на мгновение стало жаль эту грузную тетку. Он шагнул к женщине и осторожно взял из ее рук песика. Тот задрожал всем своим коротеньким тельцем, нервно заурчал, но кусаться не решился. Стервелла смахнула мутную, пропитанную пудрой, слезу, чмокнула своего любимца и вышла из кабинета вслед за сестрой.