— Алис, у вас есть черный выход?

— Брошенные женщины преследуют? — усмехнулась, успевшая вернуться за прилавок, Агапова.

— Ты считаешь, что две обезьяны у входа похожи на брошенных женщин?

Алиса выглянула в окно и передернула плечами.

— Сашок и Пашок. Все еще работают на Седых? Это они тебя так приложили?

— Вроде того.

— Пойдем.

Они вернулись все в ту же тесную подсобку, но теперь Алиса уверенно вела его через баррикады из пластиковых бутылок и горы китайской лапши. За всем этим продуктовым изобилием скрывалась дверь. За дверью — пыльный дворик с ленивыми курами и спящими собаками.

— Тебе по тропинке, через огород. За оврагом дорога, от нее до трассы десять минут пешком.

— Будь другом, присмотри за моей старушкой, — сказал Влад, протягивая ключи от «Нивы».

— Договорились. Если начнут ее обижать, вызову милицию.

Влад, уже было сделавший шаг по направлению к огороду, вернулся, наклонился к растерянной Алисе и поцеловал ее в уголок губ. Его обдало запахом мяты и кофейной жвачки.

— Спасибо.

— И тебе.

* * *

Если бы он знал, чем обернется бегство огородами, сдался бы на милость Седого, не раздумывая. Жирная земля, только-только освободившаяся от сахарных корочек последнего снега, превратила его кроссовки в два бесформенных чудовища. Когда Влад добрался до трассы, по весу они не уступали чугунным утюгам.

— Не пущу! — взвизгнул Кеша, стоило Владу занести ногу над нежно-серым ковриком Лексуса.

Швебельман не меньше часа ждал Влада возле указателя на Малышево, и теперь смотрел на результат пешей прогулки по сельским оврагам как на листовку вражеского штаба, обвинявшую его кандидата в мужеложстве.

— Тогда я пошел, — легко согласился Влад, делая вид, что собирается захлопнуть дверь автомобиля.

— Стой. Садись, грязнолапый, — Кеша закатил свои прекрасные глаза к небу и тронулся с места. А глаза у Иннокентия Швебельмана, самого высокооплачеваемого политконсультанта в городе, были, действительно, прекрасны. Настолько, что могли бы украсить чело участницы какого-нибудь статусного конкурса красоты. Прозрачно-карие, большие, обведенные бахромой неправдоподобно длинных ресниц, они все время словно находились в легкой тени. Хотя тень отбрасывать было нечему — челки Кеша не носил, а шевелюру темных кудрей изводил почти под корень. Их отсутствие слегка компенсировала щетина, которая, судя по длине, никак не могла определиться: хочет ли она все еще оставаться щетиной или уже готова стать бородой.

— Ну, во что ты вляпался? — поинтересовался проницательный Кеша.

— Разве не видно? — удивился Влад, печально разглядывая кроссовки.

— Остряк! Ладно, у меня к тебе разговор был…, — Его прервали сердитые вопли Кота. Руль в руках политкосультанта от неожиданности вильнул, — Твою мать, Селезнев! Ты когда звонок поменяешь?

— Когда перестану забывать кормить своего Толстопуза, — серьезно ответил Влад, поднося телефон к уху. — Ну, здравствуй, сын. С добрым утром!

— Кто рано встает, тому Бог дает прикурить…, — сумрачно ответил Женька.

На приборной панели Лексуса мерцали цифра — четырнадцать часов, тридцать одна минута.

— Да, Жень, образ жизни у тебя, как у ночной бабочки.

— Не учите, да не обруганы будете, — отозвался сын еще одной сентенцией, — Пиши адрес.

— Чей?

— Чей заказывал. Преподобного отца Власа. Я тут, пока спал, пару баз пробил, так что, возможно, раскопал его место дислокации. Фиксируй. Алексей Васильевич Перепутько… Семьдесят восьмого года рождения… Безработный… Домашний адрес: улица Космонавтов…

— Это рядом со мной что ли?

— Ага. Дом девять, квартира сто двенадцать. Он свой ноут три месяца назад через интернет-магазин покупал, так что, думаю, адресок его.

— Спасибо. Ты настоящий сын! Проси, что хошь!

— Ловлю на слове. С тебя желание.

По дороге к месту жительства безработного Перепутько Кеша донимал Влада обсуждением предвыборной стратегией предстоящей кампании. Округ ему достался проблемный. Больше половины избирателей работали на шинном заводе, где три месяца назад сократили две тысячи сотрудников, и до выборов собирались отправить в свободное плаванье еще столько же.

— И чего тебя пугает? — не выдержал Влад Кешеных стенаний. — Ты же знаешь, голодный народ всегда проще расшевелить, чем сытый! Тебе даже врага придумывать не придется — он уже тут как тут. Сказка, а не округ!

— Ну, знаешь ли, это у тебя на бумаге все так гладко, а мне нашего кандидата своей многострадальной тушкой от злых избирателей на встречах прикрывать.

— Ладно. Не ссы. Прорвемся!

В который раз, во время разговоров о предстоящих выборах, на Влада накатила тоска. Ему было скучно. Перед глазами возник набивший оскомину образ: рука с горстью песка, стремительно ускользающего сквозь пальцы. Двадцать пять тысяч песчинок — приблизительно столько дней отмерено каждому человеку. И половину из них уже унес ветер, растранжирил на политические выборы, мелкие интрижки и бессмысленную суету. Однажды Влада занесло на семинар заезжего бизнес-гуру. Он требовал от слушателей сосчитать, сколько те в своей жизни сделали по-настоящему серьезных дел. Таких, чтобы детям рассказать и на надгробии выбить. Влад с ужасом понял, что, пожалуй, ни одного. Разве что квартиру они с Викой купили, да и ту пришлось продать после развода.

— А что у нас с конкурентами? — спросил он Кешу, чтобы отгородиться разговором от удушливых размышлений.

— Плохо. Пока один, но серьезный. Уже год подкармливает округ продуктовыми пайками и балует экскурсиями по святым местам. Собирает по два-три автобуса бабулек и везет в монастыри. За одно, пачки макарон раздает, ну и буклетики благотворительного фонда имени себя подсовывает. Грамотно работает. И бюджет у него будь здоров.

— Кто же этот благодетель?

— Седых. Строитель. Зять нашего губернатора… Ты чего? — заволновался Кеша, заметив краем своего бесподобного глаза, как изменилось лицо Влада.

— Ничего. Просто только что ты помог мне собрать одну из сторон кубика Рубика.

Части мозаики заполнили пустоты, сделав картину гораздо более осмысленной. Выходит, уже год как Седых вкладывается в свое грядущее депутатство. При его финансовом и административном ресурсах вероятность победы стремится к бесконечности. Наверняка, Севка до последних дней был абсолютно уверен, что мандат у него в кармане, и тут вдруг такой пердимонокль в виде писем с того света. Писем, которые намекают на скверную историю десятилетней давности. Естественно, Седой в поисках нарушителя своего душевного равновесия рванул в квартиру Левы, а там Влад. Весь город знает о его дружбе со Швебельманом, и владелец строительной компании сделал простой вывод: все это происки предвыборного штаба основного конкурента.

Нет, ну надо же было вляпаться в это… Влад попытался подобрать подходящую субстанцию, но на ум не пришло ничего кроме свежей коровьей мины. Ее остатки на кроссовках наполняли салон Лексуса неповторимым ароматом среднерусской деревни. А еще неожиданно вспомнилось, как Севка три года подряд, с пятого по восьмой класс, упрямо доставал тщедушного ботаника — Сашку Прокопенко. И за что? За дерзкую фразу, брошенную в приливе мальчишеской храбрости. Несчастному пацану пришлось долго расплачиваться хронически разбитым носом и тычками на переменах. Вывод очевиден: придется очень сильно постараться, чтобы снять со своего хвоста двух симпатичных обезьянок в черном Блейзере.

— Приехали. Освобождай карету.

Влад вылез из машины перед шестнадцатиэтажной свечкой. Верхняя ее половина, начиная с восьмого этажа, была выкрашена в оранжевый цвет, все остальное — в тона выцветшей фуксии. Но самое сильное впечатление производили балконы — бетонные трубы с круглыми дырками, придававшие высотке сходство с гигантским термитником. Возможно, в одной из квартир этого порождения воспаленного сознания местного архитектора обитал загадочный отец Влас.

— Влад, — окликнул его Кеша, — Ты, если что, звони. Подъеду с ребятами из СБ.

— Договорились, — кинул Влад и зашагал к разноцветной многоэтажке.

* * *

— Кто? — осторожно спросили за металлической дверью, аккуратно обитой дерматином под коричневого крокодила.

— Кот в кимоно! — гаркнул Влад и состроил в глазок злобную рожу. — Совсем охренели? У меня в ванной потоп! Давно потолок не красили?

Дверь ответила торопливым лязгом замка. Из-за нее выглянула возмущенная физиономия хозяина квартиры.

Владу хватило одного взгляда, чтобы узнать его. Глубокая, словно каньон в штате Аризона, вертикальная борозда, пересекавшая высокий благодаря залысинам лоб, не оставляла шансов на ошибку. Никакой бороды и смоляных кудрей у отца Власа не оказалось и в помине. Как и подозревал Влад, их наличию хлипкий мужичок лет тридцати был обязан «Фотошопу» — великому магу и волшебнику. Сходства с Григорием Распутиным тоже не наблюдалось, скорее — с креветками, которые жили в аквариуме Кеши Швебельмана. Это были мелкие, лупоглазые твари, быстро перебиравшие тонкими лапками, словно катали перед собой невидимые мячики.

— Перепутько?

— Ну! А что?

— Поговорить надо! — не дожидаясь реакции на свои слова, Влад резко толкнул дверь и оказался в грязной прихожей.

— Ты кто такой? Сейчас милицию позову! — боязливо возмутился мужичок.

— Позовешь-позовешь, Алексей Васильевич. Только сначала расскажешь мне про свои художества в сети. Отец Влас, блин…

Услышав свой виртуальный псевдоним, хозяин квартиры сразу просветлел, выпрямился и даже придал невзрачному лицу благообразное выражение.

— А что вы, собственно, хотите узнать?

— Хочу узнать, что значит весь этот цирк?

За спиной сетевого проповедника позорным пятном маячил дверной проем, открывавший вид на чудовищный бардак в комнате — мешанину из постельного белья, мятой одежды, видеодисков, старых газет и пустых упаковок из-под чипсов. Отец Влас не отличался чистоплотностью. При этом эго квартира производила впечатление вполне сытой жизни. На полу под слоем грязи угадывался дорогой паркет, а в зале тускло сияла величественная панель домашнего кинотеатра.

— Почему вы называете цирком то, что другие считают чудом? Божественным даром? — пропел он козлиным тенорком церковного настоятеля.

— Меня сейчас не интересуют проповеди, — тихо, но веско произнес Влад, — Я хочу знать, кто и как организовал эту мистификацию.

— Вы заблуждаетесь. Это не мистификация, а божественная благодать!

Наверное, два дня назад, до встречи с Седым и разговором с Алисой, он, пожалуй, вступил бы с этим доморощенным проповедником в дискуссию. Попытался бы подловить его не противоречиях и доказать всю несостоятельность идеи переселения человеческой души в мир электронных импульсов и мегабайтов. Но другой, сегодняшний, Влад не был расположен к идеологическим спорам. Он не спеша приподнял Перепутько за воротник грязной рубах и прижал к виниловым обоям, притворявшимся кирпичной кладкой.

— Слушай, дорогой, у тебя есть ровно минута, чтобы все мне рассказать. Иначе я засуну твою преподобную голову в толчок и нажму на смыв. Время пошло.

Наверное, что-то в лице Влада заставило отца Власа поверить: засунет. Засунет и нажмет. И будет держать, наблюдая, как вод заливает нос и уши несчастного проповедника.

— Они обратились месяц назад. У меня раскрученный блог, через него и нашли, — быстро заговорил он, вжимаясь в стену прихожей. — Объяснили задачу, скинули тезисы, а дальше я сам.

— Что за задача?

— Поддерживать огонь веры…

— А серьезно?

— Я создаю новое учение о переселении души в интернет. Люди приходят ко мне за объяснениями и получают их. Мы ведь как устроены — нам одного чуда мало. Персты, вложенные в раны, не рождают Бога в душе. Нужны слова… Много слов… И еще нужны такие же уверовавшие. Вера, она, как грипп — чем больше рядом людей чихает, тем быстрее ты ею заражаешься…

— Кто тобой руководит? — прервал Влад поток откровений.

— Не знаю. Он выходит под разными никами.

— А деньги ты от кого получаешь?

— На карточку капают.

— Как ты находишь новых членов группы?

— Некоторые сами приходят, но вообще-то мне периодически список скидывают тех, у кого родственники воскресли. И я отправляю им приглашения. А вас ведь Владом зовут?

Влад от неожиданности немного ослабил хватку, вспоминая, не успел ли он назвать свое имя? Нет, точно не успел.

— В сети меня видел?

— Нет. У меня для вас посылочка, — заискивающе отозвался Перепутько.

Почувствовав свободу, отец Влас, нервно поскреб шею и потрусил в перевернутую верх тормашками комнату. При ближайшем рассмотрении бардак оказался еще более живописным, чем выглядел из коридора. Пол был усеян пустыми банками из-под пива, подсолнечной шелухой и, почему-то, кукурузными хлопьями, которые громко хрустели под ногами. Темную полированную мебель покрывал толстый слой кудрявой пыли.

— Вот. С курьером вчера прислали. А потом по «мылу» объяснили, кому отдать. Там еще ваша фотография была, только я не сразу вас узнал.

Отец Влас протянул Владу коричневый конверт. Внутри оказалась простенькая пластмассовая флэшка.

— Что там?

— Понятия не имею. Конверт-то запечатан был.

— Компьютер есть?

— Естественно!

Влад вставил флэшку в громоздкий, но вполне укомплектованный ноутбук, вошел на съемный диск и обнаружил один единственный файл. Видеозапись. Хронометраж — сорок одна минута. Запустил воспроизведение. С недоумением уставился в серый квадрат, возникший на экране компьютера.

Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять: перед ним черно-белая запись, сделанная, судя по точке съемки, скрытой камерой. В кадре появился пышный фикус, кусок офисного стола и большой кожаный диван, навевающий сладкие фантазии о стройных секретаршах и «особых поручениях». Но уже через минуту необходимость в фантазиях отпала — происходящее на экране вполне тянуло на домашнее порно. Жестокое порно. Потому что скрытая камера записала не что иное, как сцену изнасилования. Изнасилования десятилетней давности.

Происходящее в сером квадрате проигрывателя видеофайлов погрузило Влада в тягучее оцепенение. Он смотрел, как три мужика по очереди наваливаются на уже почти не сопротивлявшуюся женщину, слышал искаженный микрофоном камеры смех и стоны, и никак не мог оторваться от тошнотворного действия.

Отчего-то ему вспомнился случайно попавший в руки роман в потрепанной, пережившей ни одно прочтение обложке. Его герой, пятнадцатилетний мальчишка, путешествовал по загробному миру, в поисках души своего отца. Уж, Бог его знает, на что ему она сдалась. Подросток то оказывался внутри разлагающегося трупа, то барахтался в месиве скользких и дурно пахнущих глазных яблок, то погружался в авторский аналог реки Стикс и отбивался от протягивающих к нему синюшные руки покойников. Влад никогда не замечал за собой некрофильных позывов, но бросить книгу не мог. Она поймала его в свои цепкие, зловонные объятья и не отпускала, пока не была перевернута последняя страница.

Так и сейчас черно-белая запись держала Влада, не разрешая ему нажать на кнопку «стоп». Он заворожено наблюдал, как плотный мужик поставил на пол пузатую бутылку коньяка, перевернул уже вялую, словно осенняя муха, Алису, расстегнул ширинку, наматывая на кулак ее волосы, и вдруг поднял лицо к камере. За прошедшие годы физиономия Седого стала шире раза в полтора, но ее бугристый ландшафт на видео был вполне узнаваем.

— О! А я этого мужика по телеку видел! — обрадовался отец Влас, сопевший над правым ухом Влада.

— Уйди! — он кивнул в сторону разобранного дивана и проследил, чтобы экран компьютера выпал из поля зрения проповедника. Потом выключил запись и спрятал флэшку в карман куртки. Немного поколебавшись, вошел в интернет, заглянул в свою почту. Предчувствие не обмануло. Среди вереницы пресс-релизов от мэрии и предложений «самых горячих девушек в сети» висели уведомления сразу о двух письмах от Льва Гирина.

Первое было ответом на угрозы Влада.

«Ты не веришь, Владик, потому, что боишься, — писал покойный одноклассник, — Боишься признаться: все твои мечты и планы заброшены в дальний угол, как ненужный хлам, а вся твоя жизнь скукожилась до размеров мелких политических разборок и вечно голодного Кота. Это вообще не жизнь, а так — четверть жизни, одна десятая жизни. Ни работы, ни любви! Ничего у тебя нет! И не будет! Что там впереди? Еще три десятка предвыборных кампаний? Выпуск сборника «Золотая сотня кандидатских спитчей»? Вечера перед телевизором в обнимку с котом? И бесконечный самообман, мол, не смог потому, что жизнь, сука, не справедливая.

Пойми Владик, главное условие счастья — это полная реализация заложенных в тебя способностей. Вот сколько отмерено, столько и нужно использовать. На сто процентов. Дано писать — пиши. Сочиняй книги, отправляй их в издательства, договаривайся о публикации. Умеешь петь — пой. Записывай диски, дари их друзьям. Рисуешь — рисуй. Создавай картины, устраивай выставки. Способен по-настоящему любить — беги за своей женщиной на край света, будь с ней, не отпускай от себя… Живи, Влад. Пока есть время, живи! Помни, жизнь — это проект. Твой проект. Его можно придумать, спланировать, поставить цели и переть к ним с упорством взбешенного носорога. Только не обманывай себя пустышками. Не подменяй суть фантомами…»

Горло свела внезапная судорога. Влад попытался сглотнуть и не мог. Дышать стало трудно, перед глазами поплыли замысловатые фигуры, подсвеченные желтым сиянием. Каждое слово короткой проповеди с того света падало разъедающей кислотой в старую рану. Все, что долгие годы висело окуклившимся воспалением, обернулось бурным нарывом. Влад встал, подошел к грязному окну, потянул пластиковую ручку и резко распахнул раму. В душную квартиру ворвался Город. Обдал Влада своим пыльным дыханьем, слегка ослабив узел, стягивавший горло и грудь. Стало легче.

— Эй, вы чего? — пискнул за спиной Перепутько, — Вам плохо?

— Нет, — ответил Влад не оборачиваясь. — Мне хорошо…

Он вернулся к компьютеру и открыл следующее письмо.

«Для каждого проекта нужны ресурсы, — продолжал Лева начатую мысль . — Например, деньги. Считай эту видеозапись моим подарком. Не важно, как она ко мне попала — это вышло совершенно случайно. Думаю, тебе не нужно объяснять, сколько стоит такое кино. Мне все равно, какой из сторон ты его предложишь. Скажу лишь, что Седой заслуживает хорошей порки. Бывай».

Еще минут пять Влад неподвижно сидел перед монитором, пытаясь собрать расползавшиеся мысли. Нужно ли ему объяснять, сколько стоит эта запись? Запись, которая при правильном использовании навсегда поставит крест на политической карьере Седого? Да, срок давности по изнасилованию уже прошел, но для избирателей это не имеет никакого значения. А для его высокопоставленного зятя и подавно. «Нет, Сева, это не просто способ завалить тебя на пути в кресло депутата областной Думы, это возможность закатать в бетон всю твою строительную империю, — со злорадством подумал Влад, — Так сколько ты за нее отвалишь? Сейчас — штук тридцать евро, а за две недели до голосования, в разгар предвыборного безумия, маму родную продашь. Вот только что для тебя проще? Заплатить деньги и каждый день ждать, когда рванет эта мина, или закопать нас с Алиской в каком-нибудь сельском овраге?»

Влад достал телефон и набрал номер Швебельмана.

— Алло, Кеша, есть дело. Срочное. Можешь подъехать часа через три? Хорошо. И ребят возьми. Записывай адрес…

Нажав на отбой, Влад посмотрел на притихшего за ворохом тряпья отца Власа.

— Показывай, куда копию сохранил. — Он ни на секунду не поверил, что любопытный проповедник не нашел способа познакомиться с содержимым флэшки. Если уж Перепутько разорвал упаковку службы доставки — картонный оранжевый пакет на полу не оставлял в этом никаких сомнений, то и с бумажным конвертом не стал церемониться. Искусство аккуратно вскрывать письма над струей пара большинство людей освоило еще в детстве.

— Я же сказал…

— У тебя есть два варианта, — повторил Влад сработавший ранее прием. — Ты показываешь мне, где лежит копия, и я ее спокойно удаляю, или жесткий диск будет начисто отформатирован. У тебя же на нем ничего важного нет?

Отец Влас, молча, щелкнул мышкой, открывая папку в которой висел скопированный файл. Влад собственноручно удалил его, потом подумал немного и запустил полное форматирование диска.