Виктор приготовился к выходу из самолета. Аэродром Шереметьево встречал его за стеклом иллюминаторов мелким дождем октября. И под ноги его ложились желтые листья кленов, которые были повсюду. Они плавали в лужах, лежали на газонах, и какое-то приятно щемящее чувство охватило Виктора, когда он, выйдя из такси, пошел к своему дому по вечернему городу, под моросящим дождем и ароматом осени.

— Если бы не чемоданы, прогуляться бы по этой вечерней улице, прямо сейчас, посмотреть на светящиеся окна домов, на автобусы, проезжающие мимо с такими уютными огоньками, наглядеться на это сумрачное небо с черными облаками, на прохожих, на этих чудаков с собаками, мокнущими под дождем по необходимости, — подумал Виктор с сентиментальным чувством отмечая все новые краски в своих ощущениях России, Москвы, своей улицы. Сейчас он ощущал Москву гораздо острее, чем раньше, когда жил в ней день за днем, день за днем. Тогда все казалось будничным, обычным. Лужи раздражали, осенняя слякоть и брызги от колес проезжающих машин выводили из себя! А теперь через год, после пальм и кактусов, так странно было смотреть на золотые тополя и клены, зеленые газоны, и другие, совсем другие улицы.

Даже вечер здесь был другой и облака и дождь. Это был родной город, который принимал его не только сегодняшним, осенним очарованием, а окутывал его всей его памятью, всеми милыми воспоминаниями, которые может и не возникали полностью в голове Виктора, но клали на его душу оттенки незаметно накопленных за всю жизнь восторгов.

* * *

Виктор поставил чемоданы и посмотрел еще раз на знакомую аллейку из тополей, ему показалось, что в ней появилась какая то фигурка. Она шла, размытая в осеннем тумане, в этой вечерней дымке из капель дождя и испарений земли, и в душе у него вдруг возникло неясное чувство, что он уже видел и чувствовал так, как сейчас. Он всматривался в эту романтичную картину и, через несколько секунд уже различал фигурку женщины в кожаном пальто и букетом осенних листьев.

— Валечка! Надо же, первая, кого я увидел, это ты! — пронеслось в голове у Виктора и сердце его учащенно забилось. Он думал, что забыл эти милые черты, забыл эти свои желания, а оказалось, что только очертания ее фигурки вдруг молниеносно ввели его в такое волнение.

Он думал, что сказать ей, как поприветствовать ее, чтобы не выдать своих чувств уж совсем. Потому что даже кровь отхлынула от его лица, при виде ее.

— Виктор! — удивилась Валя. Ты вернулся! Почему же ты не написал, я бы пирожков испекла…

— Валюшка, — Виктор рванулся поцеловать ее в щеку. Ну, как вы тут. Как Колян? А я и сам не знал, что меня отпустят на две недельки, Все внезапно получилось. Как я соскучился по Москве, по вас с Колькой!

Тут Виктор заметил, что увлекся восторгами, и Валечка, почему-то не разделяет его радости. Она стояла и смотрела, как Виктор бормотал о том, о сем и глаза ее были печальны.

— Коли нет. Он умер. — сказала она упавшим голосом, и опустив глаза, как только Виктор перестал говорить.

— Как умер! — Виктор, как будто врезался в столб на скорости, так поразили его слова Валечки. Не может такого быть, чтобы Коляна не было в этой жизни.

— Пойдем в дом, я тебя сейчас накормлю, ты же с дороги. И поговорим, — сказала Валя, нажимая кнопку лифта.

* * *

Она сидела такая доступная в своем халатике, когда они пили чай на ее кухне. За окном моросил дождь, а в доме было тепло, уютно и безопасно. Виктор не чувствовал усталости от полета, от длинной дороги, от тяжести чемоданов, новая ситуация, настолько вывела его из сентиментального состояния, что он не мог думать ни о чем, кроме этого.

Они сидели рядом, и Виктор старался найти слова, которые могли бы успокоить Валю. Но понимал, что сейчас это сделать было не возможно. Виктор не видел Николая мертвым, и у него сохранялось чувство, что как только он ляжет в своей комнате, на диван, дверь откроется. И Николай придет к нему посмотреть футбольный матч, и по-тихому опрокинуть рюмочку под это дело. Он не мог осознать, что все что случилось, правда.

Они еще долго говорили и вспоминали. А потом разошлись, унося в свою кровать грустные мысли. И все же это уже было вместе, хотя пока что поврозь.

— Ну надо же! — думал ошарашенный прошедшими событиями и новостями Виктор. Ему вдруг стало стыдно за свою зависть, за свои грешные мысли. Человеку оставалось жить год, а я….

— Поехал в дом отдыха и там приступ и все! — вспоминал он слова Вали.

— Нельзя было ему пить, даже немножко! А я ему подыгрывал, сколько раз мы с ним по рюмочке под футбольный матч, и в лесу, собрав грибочков. Дураки, все думаем шутки. Как дети Валечку обманывали! Вот и доигрались! Колян, Колян. Как же теперь жить в этом доме, зная, что тебя уже никогда здесь не будет? Жалко, ох как мне тебя жалко Колян. Прости меня, если сможешь. Там! — поднял Виктор кверху глаза. А Валюшке я помогу, ты не беспокойся.

Виктор представил всю эту гадость с моргами, гробами и венками. Ох как страшно было испытать все это на себе, а Колян теперь прошел через все это. Хотя конечно он уже ничего не понимал, — успокаивал себя Виктор. Но ему казалось, что он чувствует весь этот страх, весь этот ужас, живший в теле друга в те страшные дни, за него. Он представил себя в гробу и передернулся.

— Да нет, я то еще жив! — подумал радостно и даже эгоистично. А когда умру, то уже ничего не увижу! — успокоил он сам себя.

Виктор прошелся на кухню, достав бутылку пива и стакан. Он прошел назад в комнату, слегка задев плечом комод, от чего рамка зеркала, висящего над ним, покачнулась. Виктор глянул мельком в зеркало и вдруг подумал, — но получается, я тогда видел все, как случилось потом! Откуда, кто и как смог узнать и показать мне будущее? Загадка. Если бы я записал все это хотя бы в дневник, то сейчас можно было бы все это сопоставить, и это было бы доказательством чуда. Постой! Я же написал тогда стихотворение.

Ты в жизнь мою вошла с букетом желтых листьев…

Оно, правда, не совсем точно соответствовало действительности, да и кто всему этому поверит, и кому вообще-то все это нужно? Только мне самому!

— Ну и что. Если все это произошло со мной, мой интерес не последний и не бесполезный. Я могу разобраться во всех этих явлениях на самом себе. Это не так уж мало, — решил он.

Но навязчивая мысль о виденном на Рождество влекла Виктора снова посмотреть в зеркало. Он подошел и внимательно вгляделся в него. Никаких признаков чуда и волшебных коридоров он не увидел, как ни тужился. И после этого, все стало казаться ему его же фантазией и подтасовкой карт. Потому что он уже забыл, что видел тогда, и что видел сейчас, вернее разницу и сходство.

— Было две ситуации, из которых я составил одну, — решил он. Сон и явь.

Он посмотрел на себя еще раз и ушел в комнату, отметив, что где-то в мыслях мелькнуло что-то неправильное, а что он не мог понять. И где, тоже. Осталось состояние, похожее на то, когда ты быстрым шагом идешь по вечерней улице и принимаешь пробку за монетку, хотя где-то в участке оценки увиденного, мозг посылал импульсы что это пробка, а глаза говорили, что это монетка. И ты идешь и думаешь, — вот дурак, почему не взял монетку? Но эта мелкая проблема, быстро перестает мучить голову, и забывается. Потому что на смену ей приходит куча других, порой более важных, например, а выключил ли ты чайник, перед уходом на работу, или, отремонтировать телефон или лучше купить новый? Эта проблема была настолько мелкой, что она быстро забывалась, до следующей. И это немножко непонятное чувство несоответствия быстро таяло.

В этот раз это чувство несоответствия растаяло не слишком быстро. Оно мешалось в мозгу, и зудило. Виктор, стараясь избавиться от него, перебирал все мелочи, которые могли дать такой дискомфорт. Он проходился действие за действием, он вспоминал кадры за кадром. Но ничего не нашел.

— Итак, что мы имеем? — обратился он следующим вечером к своему отражению. В зеркале отражалось будущее? Получается, что я каким— то образом поймал время, обогнав его? Ну что скажешь друг? — кивнул он заговорщически отражению.

— Ничего сложного. И ничего необычного для человека владеющего некоторыми истинами и небольшой практикой, — сказал второй Виктор, глядя прямо в глаза первому.

Ты же сам когда-то вывел теорию бесконечности. Так вот в этой бесконечности существует все, и все повторяется, и все опережает, и все запаздывает. Любая ситуация имеет свое противоположное лицо. Клубок сюжетов и действий. Лиц и судеб. Ты устроил себе очень эффектный ход. Не думай, ты естественно не первый кто до этого додумался, но ты первый, кто понял природу этого явления. Бесконечность поистине скрывает бесконечное множество идей и их открытий, при этом и твое открытие несет тебе бесконечное множество удивлений и восхищения. Ты и представить себе не можешь, на сколько это все серьезно, страшно и интересно. Юморно, поучительно и интригующе. Знал бы я еще больше определений, они все запихнулись бы, в то, что ты открыл, только на половину поняв. Да где там, на половину, на мельчайшую дозу, адекватную месту в бесконечности бесконечно малого и бесконечно большого.

Ну что понял или мозги в раскаряку встали? — ухмыльнулся голос в зазеркалье, и Виктор увидел себя с этой усмешкой и одуревшим взглядом вместе. Ему стало смешно. Он попробовал повторить это выражение лица, но второй раз оно не получилось.

— Выпей коньячку, сказал внутренний голос.

— Не стоит, начинать! — подумал Виктор. Опять начнутся эти сдвиги по фазе и женщины начнут выпрыгивать из зеркала. А мне, скоро назад, в командировку. Не солидно и не осмотрительно.

— А ты не живьем, а в кофе. Это ведь не запрещено, и к тому же, сейчас ты в Москве, в отпуске, и завтра выходной. Расслабься, — посоветовал ему внутренний голос. Тебе это сейчас нужно. А то свихнешься от этой монотонности.

Виктор сварил кофе и плеснул туда несколько булек коньяка. Он сел в кресло и предложил кофе двойнику.

— Спасибо сказали они друг другу.

— Так ты говоришь дело в бесконечности. Ну и что дальше, просвети, — спросил он вглядываясь в зеркало.

— Ну, если ты не можешь догадаться сам, слушай, — высокомерно и интеллигентно сказало отражение.

Ты устроил себе коридор из отражений в зеркале. Сколько ты видел дверей, то бишь отражений. Пять, десять? Но на самом деле они могли отражаться как можно множество раз. Естественно с каждым отражением сила отражения имела меньшую энергию, размер воспринимаемый человеческим глазом стремился к нулю, но количество реальных отражений не было ограничено ничем для них самих. Естественно в этой бесконечности жили своей жизнью все варианты отражения твоей жизни, в одном из которых была и Валечка, и твоя поездка в Африку, и твое возвращение и этот букет осени, — особенно романтично с придыханием сказал второй Виктор и на секунду закрыл глаза, как бы представляя еще раз эту картину.

Валечка, хороша, — продолжало отражение, — хотя по мне их должно существовать множество, женщин, которые могут понравиться тебе, даже в черте твоего города, главное поймать вероятность встречи, поймать наилучший момент для симпатии, выглядеть нужно, как положено и самому увидеть, то, что рядом. Есть стечение обстоятельств — заметил, понравился, познакомился и она твоя. Нет момента, прошел мимо, даже сидя в одном ряду в вагоне метро, плечом к плечу, можешь прозевать свою судьбу, если не выдастся такой момент. Проспишь попросту. Я сколько раз, не замечал знакомых. Бывало, идешь на работу, а тебе кричат: «Виктор, привет!», а ты бы и прошел мимо, только потому, что свои ботинки в этот момент видишь. Шире нужно смотреть на мир, а то все проспишь! — глубокомысленно закончил отражение.

Виктор слегка удивленно посмотрел на него. Странно было слышать, как оно называло себя Виктором и присваивало себе его рабочую деятельность.

— На работу говоришь? Хотя, конечно! Ты же делаешь все как я.

— Не совсем, — возразило отражение. Это у того у первого отражения с тобой почти не было разницы. А теперь…

Виктор не понял этого замечания, и не стал больше рассуждать о первенстве своих отражений.

— Так значит, я поймал момент своей жизни, который и принадлежит именно этой моей жизни? — спросил Виктор, стараясь уложить только что услышанные выводы в голове.

— Да, но вместе с этой линией, произошло и все остальное.

— Что, например?

— Ну, как, что? Смерть Коляна, ведь в тот момент она уже шла грустная? Значит, Коляна уже не было!

— Но почему к этому должна быть привязана его смерть? Моя жизнь — моя жизнь! Моя поездка! Моя встреча!

— Эх, дорогой, в жизни все завязано и связано. И каждый шаг рождает череду действий и приводит к определенным результатам, даже казалось бы, у посторонних лиц, а ты, не посторонний, ты напрямую участвовал во всех этих шагах и цепи событий.

А что могло изменить эту ситуацию, в каком случае Колян остался бы живым?

Деточка! Это компьютер нужен, чтобы сделать обработку всем твоим и другим поступкам! Чтобы рассчитать причину и порожденные, ею следствия! — сказало отражение, высокомерно — поучительно.

Виктор отметил, что отражение стало намного осведомленнее его, но отражение перебило его мелькнувшую мысль.

— Вот представь, что тебе бы не дали квартиру в этом месте, а жил с ними, какой-нибудь доктор, который в нужную минуту сделал ему необходимую помощь, вот и остался бы он жить.

Например, если бы ты не уехал в Африку, а пришел к ним в гости в этот день, может быть, и не согласился бы он ехать в пансионат. А тогда…

Так что как в сказке «Репка». Репка за дедку, внучка за бабку… Да мало ли чего еще могло бы быть… Все связано, все! И шаг, и естественно, слово! — закончил свой поучительный монолог отражение.

— Все! Утомил! — сказал Виктор, пойду спать.

— Посмотри сначала на звезды. Уедешь такого неба больше не увидишь. А запах осени, а этот ветерок, — сказал мечтательно внутренний Я, обрадовавшийся концу этих философских споров. И передвинь зеркало поближе к окну, и отодвинь, пожалуйста, занавеску, чтобы в нем отражалась природа, — попросил второй Виктор.

— Пойду покурю на балкончике перед сном, — решил Виктор, и отодвинул занавеску.

* * *

Прошло несколько самых тягостных дней, и Виктор потихоньку входил в сложившийся ход событий. По вечерам они по-прежнему сидели вдвоем с Валей на кухне и вспоминали старые дни. Эта новая обстановка, когда их было только двое, и больше никого, кто бы мог мешать их чувствам, была необычна. Они были не только одни в квартире, но одни в области запретов. Теперь не было ничего, и никого, кто бы мог противиться их близости. Виктор смотрел на руки Вали, подливающие ему чай. Он уже гладил ее кожу, поднимая белокурые кудряшки, он шел вверх к шее, и целовал ее, обнимая уже всю, он чувствовал запах ее волос с оттенком духов «мираж», ощущал ее полную грудь и уже не мог не расстегнуть халатик на ней, чтобы продолжить свои поцелуи там. Он гладил ее, и скользил руками по талии, по бедрам, опускаясь ниже к ножкам. Он уже гладил ее колени…

— Виктор, если бы ты знал как это все тяжело. Мне все кажется, что он сейчас придет с работы, что пойдет в ванну, и скажет: «Валюшка, я голодный как волк, ставь все, что есть!», — сказала, вздохнув Валя.

— Эти слова вывели Виктора из уже достигших непростительной вольности, мечтаний. Он даже прослушал часть фразы, которую произнесла Валя, сразу ставившую его на место действительности, а в ней Валя еще не могла забыть своего Николая, и думать о том, что приходило в голову ему, она не собиралась. Она была далека от этого.

Виктор и сам еще не мог до конца представить, что нет его друга. Когда он заходил в свою квартиру, ему так и казалось, что сейчас откроется дверь, и Колян войдет в своем домашнем костюме и не закрывая дверь, скажет: «Ну, давай быстрее, Валюшка уже все поставила. Давай, давай…».

Но никто не входил, и Виктору пришлось, как-то по-другому жить здесь. Не хватало ауры, которая окружала его волнами, исходящими от присутствия в этом общем для них пространстве друзей. Она была не видимая, но очень даже ощущаемая, и он заходил в квартиру Николая, как— то тяжелее, как— то без попутного, теплого ветерка. Он ощущал все это, но не мог точно сформулировать. Одно он мог понять, что это была потеря его былой жизни, и начиналась другая.

— Валечка, — сказал он, Все пройдет, все станет спокойней, ты привыкнешь. А я всегда рядом с тобой, если тебе будет нужно, то рассчитывай на меня. Ты же знаешь, я один и ты мне всегда очень нравилась. Я даже завидовал Кольке…

Валя смотрела на него сквозь слезы. Он взял ее руку, прижал к своей щеке.

— Валечка, ты мне очень нравишься. Мы будем с тобой вместе, если захочешь… Виктор хотел обнять Валю, и уже погладил ее спину, немного фамильярно…

— Еще очень рано думать об этом, — медленно сказала Валя. И знаешь Виктор, давай об этом больше не будем говорить. Колю мне никто не заменит. Пора спать, — сказала она, отстраняя его руку и вставая со стула. Завтра на работу. Голос ее стал жестким и потерял ту дружескую нотку, которая была до того.

— Стыдно! — подумал Виктор, вернувшись в свою квартиру. Меня поставили на место! И правильно!

Больше находиться здесь, в этой квартире он не мог. А до конца отпуска было еще три недели.

— Махну— ка я в Сочи! — подумал он, еще вчера решивший оставаться в Москве с Валей. Хорошо, что Александр Николаевич позвонил обо мне своей сестре, а я еще не отказался. Отвлекусь, накупаюсь. Столько лет мечтал о Сочи, теперь нет проблем.

И на следующий день утром он купил билет, и в этот же день сел в поезд.

* * *

Уже собирая вещи, Виктор, вдруг почувствовал облегчение.

— Наверное, я уже привык жить сам по себе, без давления жены, без особых обязательств и стрессов? — подумал он. Может быть это к лучшему, что она меня поставила на место? Свобода это прекрасно, а я, ее уже готов был потерять! Все правильно, я слишком поторопился. Хорошо, что я это получил сейчас. Смог бы я всю жизнь жить с женщиной, которая не может забыть другого мужчину? Всю жизнь быть после него, ничего хорошего в этом нет. А на нет и проблем нет. Симпатии, дружеская поддержка, не больше.

Свобода! Вот к чему он стремился всегда, и чего потерять уже не захочет, — так уговаривал себя Виктор, обиженный словами Вали, и понимал, что это у него не очень то получается. Ничего сейчас приеду в санаторий, а там с кем-нибудь познакомлюсь. Клин, клином, — подумал он.

До этих пор, после того, как он получил квартиру, Виктор не был монахом. И в его квартире побывали представительницы слабого пола. Но уж так получалось, что Виктор прекращал отношения с женщинами, бывало и очень быстро. Сразу на второй день после близкого знакомства. Но при этом была возможность не звонить, или ссылаться на занятость, в конце концов, можно было наврать про другие сложности, и знакомство само собой уходило в небытие. Теперь это был другой вариант. Виктор представил, что было бы, если бы он не получил отказ.

— А вдруг потом, позже, вдруг возникло охлаждение? Жить в одном пространстве, и встречаться по утрам и вечерам, и видеть нового партнера, это не приведи Господи! — подумал он, уже ревнуя к несуществующему мужчине.

Да что я? — прервал Виктор сам себя. Валя сказала правильно, и нечего обижаться. Рано! И этим сказано все! Она мне нравится. Живем квартира в квартиру. Она все равно будет со мной рядом. Она отойдет от своих мыслей. Она привыкнет. А пока, пусть все идет, как идет.