Оленька начинала наседать, да так активно, что Сергей с трудом сдерживался, чтобы не отправить её в пешее эротическое путешествие. Он, чёрт возьми, ничего не обещал, более того, вёл себя как потребитель, а женщина прямо воспылала страстью… Страстью поставить штамп в паспорте.

Тот факт, что у объекта вожделения в паспорте всё ещё красовалась отметка о браке с Маргаритой, ничуть Оленьку не смущал. Она безапелляционно давила на то, что нужно съезжаться, естественно, в её квартире, и начинать ведение совместного хозяйства. В общем-то, Серёга прекрасно понимал Оленьку, однако, стремления съезжаться от этого напора не прибавлялось, в геометрической прогрессии росло только желание отделаться от женщины, она же делала вид, что намёков не понимает, и следов пребывания других баб в Серёгиной квартире в упор не замечала. Последнее, к слову, бесило сильнее, чем липкий, навязчивый напор.

Оставалось одно — бросать эти недоотношения, не устраивавшие, по большому счёту, ни одну из сторон. В то, что можно смотреть сквозь пальцы на измены, Сергей поверить не мог, а если и были такие люди — каких только чудиков не создаёт природа и разум человеческий, — к нему это отношения не имело. Накануне восьмого марта рвать с Оленькой казалось жестоким, а ждать дольше не хотелось.

— Алёшина Лиса, Ермолаев Тёма, — объявили следующих борцов привычными для них именами. Полное имя Тёмки — Артемий.

Межклубные соревнования среди младших и средних групп подходили к концу, осталось несколько боёв малышни, поголовная раздача медалей и грамот среди гавриков, подписание протоколов, и можно будет идти домой.

Сергей посмотрел на готовившихся спортсменов. Сто к одному, что победительницей выйдет Лиса — боевая девчушка, в отличие от своей серьёзной, даже степенной сестры. Тёмка же проболел весь февраль, стал ещё бледнее обычного, отец же настаивал на его участии в соревновании. Вреда от них не было, но и пользы для часто болеющего ребёнка немного. Лиса выйдет победительницей, а уставший от сутолоки и духоты Тёмыч будет выслушивать претензии отца.

Так всё и получилось. Пришлось выбрать минутку и идти на помощь воспитаннику, хвалить его всячески, а то недалёкий папаша с пацана живого не слезет, тогда как с мальчишкой надо больше на свежем воздухе бывать, методично проводить закаливающие процедуры, а не пытаться «вырастить мужика», самому просиживая выходные на диване, уставившись в телевизор.

Сестрички Алёшины уходили одни из последних, юные звёзды самбо принимали поздравления с победами и с Восьмым марта. Отец Лины и Лисы смотрел на происходящее с долей снисходительности, переговариваясь с Матвеем и Михаилом Розенбергами — старший сын последнего тоже принимал участие в соревнованиях, этот ради собственного удовольствия, в рамках «дня борьбы». Местечковые соревнования он уже перерос.

— До свидания, Сергей Витальевич, — синхронно сказали близняшки и нагнули головки в сторону, сияя синющими глазками.

— До свидания, — Сергей присел и поздравил ещё раз каждую с победой. Медали красовались поверх курток, кубки были зажаты в руках, грамоты не представляли большой ценности в глазах девочек и были отданы маме. — С праздником! — он улыбнулся, вспоминая, как противился появлению девочек в его группе, а ничего, прижились, даже успехи показывают.

— А меня вы не хотите поздравить с праздником? — услышал он игривый голос матери синеглазок.

Поднялся, в упор глядя на женщину. Отлично, муж стоит в трёх шагах, рядом дети, дочери, а эта глазки строит. Мать у Алёшиных была женщиной интересной, статной, с примесью восточной крови, Марат утверждал — армянской, Сергей же в этом ничего не понимал. Имя у неё было русское — Алёна. Высокая, с выразительным лицом, длинными чёрными волосами, чаще собранными в косу, при этом поблёкшей, а с мешками под глазами не справлялась косметика. Время от времени Алёна сама забирала детей с тренировки, беспардонно флиртуя с Сергеем, чем нервировала его похлеще Оленьки, но чаще «мама болела», по словам синеглазок.

— Мои поздравления, — сухо ответил Сергей. — До свидания, — он ещё раз сказал девочкам и развернулся, чтобы скрыться в тренерской.

— А приходите к нам на выступление! — догнала его бойкая Лиса. — Мы мамам подарок приготовили, спектакль, самый настоящий, я буду мышкой, а Лина пушкой! Пушка — это кошка! — очень понятно пояснила девочка. Пушка — это кошка. — А ещё мы с Марией Константиновной рисунки рисовали, и будет выставка, как в музее! Придёте?

— Я постараюсь, — Сергей сглотнул горький комок, не удержался от быстрого взгляда в сторону отца сестричек и ещё раз попрощался с девочками, на этот раз быстро развернувшись в сторону тренерской, сделав вид, что не расслышал слова Алёны о скорой встрече.

В тренерской он упал в кресло и вытянул ноги, закрывая глаза. Мария Константиновна Шульгина. Маша. Аленький Цветочек. Настенька из сказки «Морозко». Девчонка с кукольным личиком и растерянным взглядом. Он не мог забыть её, вычеркнуть из воспоминаний и снов. Не мог. И простить себя не получалось. Сколько не рассказывай себе, что Маша — взрослый человек, сама напросилась, сама получила, ни хрена не получалось убедить себя.

Да, напросилась, да, не сопротивлялась, да, к взаимному, мать его, удовольствию. Одна беда — сколько ни искал в себе удовольствия, удовлетворения, так и не нашёл. Да и Маша никак не хотела становиться в один ряд со жгучей брюнеткой, которую он до сих пор игнорировал, и рыжей бестией, пресытившей его за пару раз. Секс с Машей не был чем-то особенным, крышесносным, скорее скомканным, невразумительным, покрытым слоем собственной вины, но запомнился настолько щемящей нежностью, что переварить, а тем более забыть и сам секс, и Машу, у Сергея не получалось.

Не получалось — не то выражение, которым можно охарактеризовать состояние Сергея Витальевича. Мария заполонила собой все мысли, желания, стремления, он дошёл до того, что однажды тупо не мог кончить, пока не вспомнил тихий писк в подушку и череду родинок между худеньких лопаток. Маша мерещилась ему на улицах, её голос чудился в коридорах клуба и рекреациях школы, несколько раз он думал, что видит её в магазинчике напротив дома, а нагнав, понимал, что ошибался.

Сергей был готов отправить к дьяволу свои принципы, наплевать на связь Маши с женатым мужиком, кто не ошибается, в конце концов? Его моральный облик тоже на доску почёта не примут. Что с того, что обязательствами он не связан, никому ничего не обещал, не всё нуждается в озвучивании, некоторые вещи должны происходить априори. Есть у него Оленька, строит планы, считает его своим мужчиной, он же наставил ей рога раз пять за жалкие полтора месяца. Не ему натягивать маску добродетели, морда облезет, не выдержит ожога святости. Но этот блядский женатик маячил перед глазами, как и его жёнушка. Становиться участником сомнительного многоугольника — увольте. Знает. Плавал.

Положа руку на сердце он отца синеглазок понимал. Невозможно остаться равнодушным к Маше, слишком хорошенькая, кукольная, настолько милая, что пройти мимо нереально. Серёга приравнял бы равнодушие к Маше к подвигу. Он не знал, смог бы устоять перед таким соблазном, будь до сих пор женат. Мысль, что нет, свербела и не давала покоя. Не устоял бы, не смог. Слишком сильное желание, невыносимое. Сергей до сих пор не понимает, как доработал до конца смены, выдержал эту ежеминутную пытку рядом с Машей, когда от желания сводило даже пальцы рук. Желания не секса, а большего, настолько большего, что думать об этом невыносимо.

На перроне отец синеглазок мазнул беглым поцелуем по щеке Маши, Серёга едва сдержался, чтобы не съездить ему в морду, продолжил беседу с взбудораженной родительницей, краем глаза наблюдая, как смиренно семенит Маша за любовником. Что ж, этот Игорь Вячеславович — неплохой вариант для молоденькой учительницы, провинциалки. Мужик явно при деньгах, более чем обеспечен, к тому же недурён, подтянутый, следящий за собой.

Серёге, по Гамбургскому счёту, и предоставить что-то в обмен на такой подарок судьбы нечего. Покажите женщину, отказавшуюся от денег и годного мужика ради… Хрен знает, чего ради. Сногсшибательной кандидатуры детского тренера? Слащавой морды тридцатилетнего неудачника? Все эти качества хороши за неимением других вариантов, как у Оленьки, и в случаях одноразового перепихона, где к слащавой морде добавлялся член и знание, что делать с клитором. Неплохая альтернатива вибратору, присовокуплённая к выбросу адреналина при случайной половой связи, азарт.

Очевидно, Маша не была поклонницей азартных сексуальных игр и случайных связей, в последнем Сергей был уверен, как в собственном имени. Есть такие правильные девочки, которым обязательны ухаживания, признания, небольшие презенты, сообщения с сердечками в середине рабочего дня. Правильная девочка не подставится после пятнадцати минут знакомства, не станет проявлять инициативу, а во время первой близости будет скованна и смущена.

Такой и была Маша Константиновна, несмотря на свою кукольную красоту. Алёшин сделал отличный выбор, Маша не в том положении, чтобы отказываться от «спонсорской помощи», а Сергею на хер не впало быть то ли третьим лишним, то ли четвёртым, учитывая в уравнении Алёну, а то и пятым, если присовокупить Оленьку.

— Сидишь? — Марат упал на стул рядом, бросая на стол протоколы соревнований. — От мамки Алёшиной прячешься? Как там её, Алёна Андреевна?

— Просто сижу, — устало ответил Сергей, не удостоив приятеля взглядом.

— Всё-таки странно. Мать у Алёшиных брюнетка, а дочери блондинки.

— В отца пошли.

— Доминантные гены, не слышал?

— А тебе не насрано ли?

— Просто интересно, — Марат пожал плечами. — И так, для поддержания беседы.

— Не стану спрашивать, почему ты считаешь, что такая беседа мне интересна.

— Ну, давай про жену спрошу. Развели?

— У нас время на примирение, — Серёга усмехнулся.

— Так может, примириться?

— С радостью посмотрю, как ты примиришься.

— У меня такого быть не может, — Марат уставился на Сергея, как на слабоумного. — Моя жена гулять не будет, это исключено.

— Женись для начала, — бросил Сергей, вставая. Шёл сто тридцатый год обсуждения рогов Сергея Витальевича, часть семнадцатая, акт восьмой, ему неинтересный.

— Летом женюсь.

— О-па! Когда успел-то? — он уставился на приятеля. Тот только вчера после работы потащился к какой-то разбитной дамочке с бутылкой дешевого шампанского подмышкой и коробкой конфет. Ни о какой скорой женитьбе и речи не было, а насколько понимал Сергей, последнее, что сделает Марат — это жениться на излишне радостной разведёнке.

— Отец сегодня звонил, мне невесту подобрали, на каникулах еду знакомиться.

— А если не понравится? — Серёга покачал головой.

— Мама одобрила, понравится, — засмеялся Марат. — Из уважаемой семьи девушка, школу закончит, свадьбу сыграем.

— Охота тебе жизнь девчонке портить… — это Сергей проговорил почти про себя.

Не в его правилах обсуждать чужие обычаи и традиции, но до конца скрыть удивления он не смог. Марату перевалило за тридцать, на родине он появлялся раз в несколько лет, жил в северной столице вольготно, ни обычаями своего народа, ни религиозными обрядами не заморачивался.

— Почему портить? Женюсь, забеременеет, останется на родине, будет с родителями моими жить, в достатке и уважении.

— О, пиздец, счастье-то привалило! — Сергей не выдержал, зло засмеялся, представив подобное «счастье» для своей сестры, а заодно место, куда бы запихала подобное «уважение» резкая на высказывания сестрица. Вот уж действительно, в чужие монастыри со своим уставом не ходят. — На свадьбу-то пригласишь?

— А как же, — ничуть не смутился Марат.

На этом беседа свернулась сама собой, потом зашёл Матвей, подтянулись другие тренера, каждого нашлось за что пропесочить по итогам соревнований, где недоработали, не подтянули, не углядели. Обычный разбор полётов, из которого нужно сделать выводы, и не стоит заострять внимание, рабочий момент.

Выбрался на улицу Сергей поздно, единственный выходной подходил к концу, домой идти не хотелось, сразу спустится Оленька, придётся сидеть, притворно улыбаться, потом трахаться с ней и, самое ужасное — проснуться утром в одной постели. Господи, как же он ненавидел утро с Олей. Чужой запах, постороннее тело, чужеродные движения воздуха — всё отталкивало, воротило от души. И особенно её якобы ничего не понимающий взгляд.

Блядь, надо же иметь хотя бы крупицу самоуважения! Даже бабы, нанизывающие себя на его половой орган, использующие в качестве вибратора, вызывали больше уважения у Сергея. Они хотя бы не врали ни себе, ни ему. Они хотели секса, жёсткого, нежного, разного, его они и получали. Он от них ничего не хотел, даже секса, просто плыл по течению, как та самая субстанция, что не тонет.

Сергей позвонил Ольге, сказал, что будет поздно, и чтобы она его не ждала, ложилась спать, та, естественно, заверила, что будет ждать. И ведь будет, сядет у окна и будет ждать, пока не появится фигура Сергея во дворе, а потом спустится, как ни в чём не бывало.

Он зашёл в паб, с трудом пропустил пинту светлого пива, в горло ничего не лезло, не мог пить, есть, заводился не на шутку и снова начинал гонять мысли о Машеньке. Надо же, как запала в душу девчонка, дня не проходит, чтобы воспоминания не вывернули наизнанку. И никакими доводами, связями, Оленьками всех мастей не вытравить её оттуда.

Может, и не стоит пытаться? Послать всё к лешему и увести Машу у Игоря этого, и заодно — у всего мира. Как минимум, попытаться. Переиграть, перетянуть козыри на свою сторону, ухватить и никуда не отпускать. Никуда и никогда. Не свалится корона с его венценосной башки, если он позвонит, а лучше придёт на праздник сестричек Алёшиных.

С такими мыслями Серёга прошлялся добрую половину вечера, окончательно решив, что наматывать и дальше сопли на кулак не станет. Любовница она или нет, вдруг стало абсолютно похрен. Он не мог больше не видеть хорошенького, кукольного личика, он с ума сходил, не видя стриженый затылок и дорожку волос к шее, ему было жизненно необходимо видеть маленькие уши, мочки, поблёскивающие пуссетами, поправлять очки на переносице и целовать соблазнительные, манящие, как ничто, губы. И ощущать аромат шоколада, цветов, чего-то особенного, индивидуального, под него созданного, взрывающего рецепторы, уносящего мозг к далёким ебеням и просящего оставаться там намного дольше.

Перед домом была «Пятёрочка», Сергей зашёл, вспомнив, что дома нет хлеба, молока, кажется, вообще ничего нет, а аппетит появлялся и давал о себе знать. Он машинально бросил чёрный хлеб в корзину, туда же отправилась сладкая булочка, сойдёт в качестве завтрака, потом двинулся в молочный отдел и застыл там каменным изваянием.

Что здесь делала Маша? А это была она, в этот раз Сергей не ошибся, он мог дать руку на отсечение, что это Маша сейчас задумчиво крутит баночку с йогуртом, сосредоточено вчитываясь в буквы на упаковке. Тот же огромный пуховик, модный в этом сезоне, Сергей видел такие на многих женщинах, но на малюсенькой Маше смотрящейся как-то несуразно. Та же сумка через плечо, как у почтальона Печкина, та же шапка с помпоном, больше Машкиной головы, и торчащие из кармана варежки в цвет шапки и объёмного шарфа. Всё огромное, необъятное, вокруг маленькой, хорошенькой до щенячьего восторга Машеньки.

Маша тяжело вздохнула и взяла с полки другой йогурт, так же уставившись на этикетку. Йогурт «Данон» её чем-то не устроил, а «Валио» с черникой подошёл. Потом тщательному анализу подверглась пачка кефира, молока и творога, к последнему Маша была особенно взыскательна, перебрав порядка пяти производителей. Со сметаной же она и вовсе не могла найти общий язык, брала с полки и ставила на место, брала и ставила, пока растерянно не обернулась, будто ища помощи, и не столкнулась взглядом с Сергеем, стоявшим в проходе и буквально пожирающими её глазами. Если бы взглядом можно было съесть, от Маши не осталось бы ничего, настолько сладкой она выглядела для Сергея, чертовски притягательной.

Почему-то он не ожидал ничего другого, был готов в любой момент поймать споткнувшуюся на ровном месте девушку. Она действительно неловко покачнулась, полы широкого пуховика задели полку и, наверняка, снесли бы половину содержимого, а потом бы полка и вовсе свалилась за зачинщицу беспорядка, но Сергей несколькими быстрыми шагами настиг надвигающуюся катастрофу и придержал Аленький цветочек.

Как не впился в губы, сам не знал, неимоверным усилием воли, не иначе. Хотелось сказать: «Как я жил без тебя, Маша?!», а сказал:

— Здравствуйте, Мария Константиновна.

— Здравствуйте, — бледнея, ответила Маша, пытаясь выбраться из объятий. — Может, вы меня отпустите, Сергей Витальевич?

— Нет, — Сергей улыбнулся. — Больше не отпущу, — он качнул головой, пожирая глазами растерявшуюся мордашку.

— Не понимаю, вы что, следили за мной?

— Нет, я живу напротив, — Серёга не мог перестать улыбаться.

— Какое совпадение…

— Вы тоже живёте напротив?

— Нет, в соседнем доме. Вчера переехала…

— И как райончик?

— Теперь уже не знаю, Сергей Витальевич, соседи не очень.

— Дайте соседям шанс, уверен, вам понравится.

— Сомневаюсь, — Маша повела плечом. — Да и намерения соседей, честно говоря, вызывают вопросы.

— Намерения самые честные, увести тебя у Игорька, для начала.

— Пфф, — Маша засмеялась. — Ну-ну. Безумству храбрых — венки со скидкой.

— Ты того стоишь, Машенька, двадцать пять годиков.

— Вы, наверное, тоже в детстве болели много, на работе головного мозга сказалось, — пропела Машенька.

— Так заметно? — Серёга не мог перестать счастливо улыбаться.

— Очевидно!

И он никогда в жизни не был так счастлив, как стоя посредине бюджетной «Пятерочки», перекидываясь репликами с Машенькой двадцати пяти годиков, смотря на девушку, ловя себя на любовании, восхищении, мальчишеском восторге, как бывало в средней школе, когда понравившаяся одноклассница отвечала на валентинку согласием сходить в кино.