«Что насчёт кино?» — написал Сергей, после дежурного «Спокойной ночи», сидя на подоконнике спортивного клуба. У кого-то одиннадцатый час вечера — ночь, а у него — рабочий день.

«Когда?» — вдруг мигнул значок Вайбера.

«Завтра после девятнадцати или в воскресенье, любое время» — всё-таки отлично, что Машу он встретил в конце прошлой недели, не пришлось ждать дольше. Он рассчитывал, что девушка сдастся через неделю, но от вторника до вторника пришлось бы ещё ждать выходных. Маша — не проходной вариант, который можно затащить в койку на одну ночь, на Машу нужно время, более того, Серёга хотел этого времени с Машей. Он даже секса с ней не столько хотел, сколько видеть её, любоваться, смаковать чувство оживления. Рядом с Машей он почувствовал, будто оживает, рубцы под кожей исчезают, спайки на сердце рассасываются, и оно начинает, наконец, молотить в полную силу.

«Завтра, и фильм выберу я». Прошло полчаса, прежде чем Маша ответила, Сергей успел переодеться, кинуть дежурное «пока» Марату и закрыть дверь клуба.

«Как скажешь», — он остановился на тротуаре, под окнами Маши, и смотрел на неяркий свет в них, шторы не были задёрнуты, но Маши не видно, только свет, а как греет! Один факт того, что Машенька ходит по комнате за зелёными шторами с допотопным тюлью, кутается в безразмерную пижаму или такой же огромный спортивный костюм, делал Серёгу бестолково счастливым. Хотелось схватить это чувство за хвост и не отпускать. Он слишком устал от ощущения беспомощности и хаоса в собственной жизни, от чувства несчастливости, бывшего противоестественным для Сергея. Он не умел быть несчастлив, не хотел им быть, да и не мог. Молодой и сильный организм отторгал этот вирус, боролся с ним, робкая же улыбка Аленького Цветочка исцеляла Сергея.

Больше всего Сергей хотел подняться к Маше, наплевав на все условности, смести к чертям её слабенькую оборону и забрать себе её сердце, мысли, вымыть из воспоминаний других, заставить хотеть только себя, но всё, что сделал, это написал:

«Ложись спать, Машенька, поздно».

«Я сплю».

«Со светом?»

Маша появилась в окне мгновенно, будто стояла у окна и подглядывала за Сергеем, как он за её окнами. Она поправила очки привычным жестом и уставилась на мужчину под окнами, рот в удивлении приоткрылся, на мгновение, но Сергей успел слизать этот миг, посмаковать сладость, а потом подняла руку и помахала, как особа царской крови на балконе перед простолюдинами. Сергей наигранно улыбнулся, взмахнув воображаемой шляпой. Маша засмеялась, прижав ладони к лицу. Жестами он спросил, может ли подняться к ней, не спросить он не мог, не простил бы себе, она жестом ответила «нет». Довольно улыбаясь, Сергей раскланялся ещё раз и свернул в свою арку.

Дверь его квартиры закрылась синхронно со щелчком открываемой двери Оленьки, Сергей поморщился, прислонился к стене и проигнорировал звонок в дверь. На телефонные звонки и сообщения он не отвечал. С наймом другой квартиры тоже не выходило, эта устраивала его настолько, что найти хотя бы вполовину достойный аналог было практически невозможно.

Сергей просматривал объявления, аренда квартиры в центре стоила изрядно дороже того, что он платил, к тому же, однокомнатных или двушек в районе исторического Васильевского острова почти не встречалось. Были либо коммуналки, либо огромной площади за ещё большие деньги. Какой чёрт его дёрнул связаться с Оленькой… Видел, с самого начала видел — путь в никуда, тупиковая ветвь эволюции, но допустил эту ситуацию, а теперь прячется за дверью, как нашкодивший дошколёнок.

К двенадцати ночи пришло сообщение от Машеньки, она прислала ссылку на фильм, и Серёга засмеялся на всю квартиру, в голос. Максимально женская слезливая мелодрама, с тупым сюжетом и бездарной игрой смазливого актёра — он был уверен, Маша специально выбрала именно эту киноленту. Издевается, засранка мелкая.

Он встретил Машу у парадной, как и договорились. Вылетев на улицу, она натягивала на ходу шапку и буквально врезалась в Сергея, клюнув носом букет роз. Девушка долго, в недоумении смотрела на цветы, смешно потрогала пальцем, будто хотела убедиться, что они реальные, а потом уставилась на Сергея, который не смог сдержать улыбки. Какая же она… Словарного запаса Сергея не хватило бы, чтобы описать стоящую перед ним девушку, её хотелось подхватить на руки и затискать, настолько она была славной.

— Это мне? — Машин пальчик аккуратно провёл по нежным, розовым лепесткам.

— Тебе, — Сергей не двинулся с места, улыбка приклеилась к его губам.

— За что? — совсем по мультяшному ответила девушка, а Сергей чуть не заскулил от восторга. Создала же природа концентрированную милашность в лице Маши, как корзинка с котятами. У неё даже имя было милое — Машенька. Как сказала одна из учениц Сергея Витальевича: «Мимиметр зашкалило».

— Просто так, — не удержался Сергей от реплики из того же мультфильма.

— А можно, я их в вазу поставлю? — растерянно пробормотала девушка, любуясь на крепенькие головки роз. — Жалко, завянут…

— Можно, — он усмехнулся про себя, протянул букет, Маша взяла его бережно, как младенца, и рванула в парадную. Сергей не пошёл следом, его не приглашали, не хотел ставить девочку в неловкое положение.

В кинотеатре, сидя в последнем ряду — Сергей специально взял билеты именно такие билеты, — Маша внимательно смотрела на экран, иногда ныряла рукой в ведро с попкорном, отпивала колу, обхватывая губами трубочку, от чего у Серёги заходилось не только сердце, но и то, что ниже.

На экране кто-то драматично умирал, Сергей не разобрался до конца, герой или героиня, он любовался Машей, перебирал её тонюсенькие пальцы, теряясь от щемящей нежности. Он хотел целовать мягкие, манящие губы, прижаться к ним, вспомнить вкус шоколада, запах цветов, услышать тихий вздох. Он хотел Машу как одержимый, а всё, что делал — это смотрел на неё. Один-единственный раз он не выдержал, провёл мизинцем по бархатистой щеке, теряясь в элементарном движении, которое и лаской-то назвать нельзя, а в нервном движении женских губ было столько чувственности, что Сергей едва не разлетелся на миллиарды микрочастиц, распавшись на атомы.

Потом они гуляли, Маша рассказывала, о чём был фильм, а Сергей на ходу забывал, потому что помнил только ощущение папиллярного рисунка по бархатистой коже и тихий выдох, опаливший мизинец.

Маша, когда не смущалась и не спотыкалась на ровном месте, оказалась весёлой и на редкость остроумной девушкой. Она не давала спуску Сергею, отвечала колко, при этом добродушно, она заражала хорошим настроением, или он её, точно не сказать, они просто купались в пузыре взаимного удовольствия, и где-то на краю сознания Сергею было невыносимо страшно, что всё прекратится, оборвётся, не начавшись.

Мысли об Игоре он заталкивал вглубь, пинал ногами с ожесточением, не давая ревности пробиться сквозь тоненькую оболочку пузыря. В самом начале он спросил Машу об Игоре, почему-то в тот момент захотелось прояснить ситуацию, это потом стало всё равно, существовала только Маша, а весь мир покатился в бездну, к чертям собачьим, а тогда Сергей позволил гадине-ревности поднять голову, на минуты, но позволил.

— А тебе зачем знать про Игоря? — засмеялась Маша. — Ты же уводить меня собрался, вот и уводи.

— Уведу, — хмыкнул Сергей, рассматривая Машу, она уложила волосы по-новому, новые очки ей шли, а бесцветный блеск делал и без того соблазнительные губы греховными.

— Украду, украду тебя ночью. Увезу, увезу тебя в Со-о-очи, — пропела девчонка, настолько фальшивя, что Сергей не сразу понял, что это за песня. Бедняга Ляпис Трубецкой наверняка бы удавился, слыша подобное исполнение некогда хита.

— Не надо! — Сергей наигранно схватился за уши и покачал головой. — Машенька, пожалей мои уши! Не пой!

— Ты как-то неправильно меня уводишь, — насупила Маша.

— А как надо?

— Надо похвалить мои вокальные данные, восхититься ими, и вообще, у уводимой девушки нет недостатков, иначе зачем столько трудов?!

— Виноват, исправлюсь, — Серёга смеялся, то ли над собой, то ли над Машей, то ли от счастья. — Ты бесподобно поёшь, Машенька! Уверен, тебя надо скрывать свой талант, а то каракатица украдёт твой голос.

— Какая ещё каракатица? — девчонка уставилась на Сергея.

— Эта… — Сергей пытался вспомнить, как звали ведьму из мультфильма «Русалочка», и не мог. Сестра постоянно в детстве крутила этот мультик, одно время он даже какие-то песни оттуда помнил наизусть. — Жирная, страшная ведьма, которая забрала голос у Ариэль.

— Не жирная, страшная ведьма, а женщина трудной судьбы, — фыркнула Маша. — Чуть что, сразу ведьма. А ты-то откуда знаешь, как звали русалочку? — Маша прищурила глаза и покосилась на Сергея, он подозвал её пальцем, медленно нагнулся к маленькому уху и прошептал:

— Мы, гомосексуалисты, неравнодушны к Диснею, вечерами собираемся в тайном месте и устраиваем оргии с просмотром мультиков.

— Перестань, — вспыхнула Маша, уши загорелись алым, а Сергей едва не запищал от восторга. — Я извинилась.

— Перестал, — он поднял в поражении руки, а потом не выдержал и прижал к себе Машу, хорошо хоть, сдержался, чтобы не сдавить со всей дури. — Гомофобочка моя, фольклорная.

Он проводил Машу до квартиры, изо всех сил отгоняя острое, невыносимое желание продолжения. Ничего страшного, он подождёт. Наши руки не для скуки, — уговаривал себя парень, смотря на неловко смущающуюся девушку. Она переминалась с ноги на ногу и заглядывала в лицо Сергея, снизу-вверх, пытаясь что-то разглядеть. Кнопка, маленькая, хорошенькая, самая милая кнопка на свете. Он нагнулся ближе, не дав Маше отпрянуть, внимательно смотря, как капризно сжимаются пухленькие губы, а глаза распахиваются в испуге.

— Не бойся, я не собираюсь заниматься с тобой сексом, — прошептал он рядом с соблазнительным ртом, борясь с темнотой в глазах, настолько хотелось поцелуя, всего хотелось, а для начала хватило бы поцелуя.

— А вот сейчас обидно было, — пискнула Маша, губы сложились возмущённой буковкой «о».

— Сегодня не собираюсь, — поправился Сергей, закрыл глаза и одним движением оттащил себя от соблазна. — До встречи, Машенька, — улыбнулся широко и подмигнул. Маша растерянно взглянула на него, он не до конца понял её взгляд, да и думать не мог, знал наверняка только то, что должен выметаться из парадной, иначе сорвётся, а как бы он ни хотел Машу, растянуть ожидание он хотел сильнее. Видимо, в нём проснулся мазохист или эстет.

— А можно?.. — девушка сделала два шага к Сергею, он немножечко опешил. — Можно потрогать твои волосы? — пробурчала в толстый шарф и залилась румянцем Маша. Что же она бесконечно краснеет, а ещё коварная соблазнительница женатого мужика…

— Трогай, — сдавленно ответил Серёга и покорно нагнул голову.

В волосах нет нервных окончаний, строение волоса человека простое: кутикула из ороговевших клеток кератина, кортекс — веретенообразные эпителиальные клетки, и медулла — белковые, неороговевшие клетки. Это расскажет любой анатомический атлас, и с этим прямо сейчас готов был поспорить Сергей. Маша не прикасалась к коже головы, она всего лишь дотронулась до чёлки и аккуратно провела рукой к макушке, кажется, сжав волосы в пучок, резко отпуская, будто изучала их упругость. Она не задевала нервные окончания, а Сергея затрясло, как в лихорадке.

В забытьи, в полубреду, он сделал один-единственный шаг к девушке, рукой обхватил маленькое тело в огромном пуховике и потянул на себя. Кажется, она вздрогнула, но на движение подалась, а потом и вовсе запустила две руки в волосы Сергея, царапнув затылок, что стало последней каплей.

И всё же он поцеловал, поцеловал медленно, изучающе, настырно и ласково, добиваясь ответа. Он задушил в зародыше мысль, что сейчас, прямо сейчас, он может сказать: «Пойдём», и Маша пойдёт с ним или пустит его в свой дом и свою постель. Он выбросил из головы всё и получал звенящее удовольствие от поцелуя, за которым не последует продолжения. Она пахла шоколадом, сластёна.

Утром Маша не ответила на сообщение, Сергей решил, что она отсыпается, и последовал её примеру, к обеду тоже ответа не было. Он бросил несколько коротких предложений, которые так и не были получены, в отличие от утренних, оделся и пошёл в дом напротив. Что Настенька из «Морозко», Цветочек Аленький, удумала на этот раз?