Андрей шел, пошатываясь, матерясь про себя, потирая лицо в надежде как-то привести в сознание свое «состояние нестояния». Впрочем, абсолютно безрезультатно. После долгого рабочего дня и количества пива, коим можно было отправить в нокаут дюжину здоровых парней, удивительно уже то, что он стоял на ногах и направлялся домой, а не уснул где-нибудь на траве. Погода была жаркой, вряд ли ночевка под кустом сказалась бы на здоровье Андрея, а вот материнские причитания поутру и злобный взгляд отца сказался бы на головной боли, которая и без того была гарантирована.

Андрей слыл «непутевым». Нет, он работал. Отучился. Он был вежлив с родителями, занимался с племянниками, не грубил соседям, помогал по дому. Но ему было скучно. Ему было скучно, черт побери. И вздохи матери о судьбе младшенького никак не добавляли веселья.

«Когда ты уже успокоишься?»

«Жениться тебе надо.»

«Сколько можно?! Ну, сколько можно-то?»

Пару раз Андрей уже был близок к этому злосчастному «жениться», да только кандидаток не было. Нет, девушек было много. Разных. Красивых и не очень. Умных и так себе. Беда в том, что никого из них он не видел в светлом образе младшей невестки своей матери. И уж тем более своей жены. Да что там, он понятия не имел, какой должен быть образ у этой чудо-женщины, которой суждено было бы стать его женой.

Андрей был младшим сыном. Его отец занимался строительным бизнесом, они строили частные дома, коттеджи, таунхаусы — все, что пользовалось спросом. Два его старших брата работали с отцом, Андрей присоединился к ним сразу после школы, попутно учась в строительном, на вечернем. Он даже успел отслужить в армии, всего ничего, да и находился он дома дольше, чем в части, но груз ответственности перед государством был снят, так что на данный момент Андрей был свободен от всех обязательств, кроме работы. Работал он, что говорится, «в полях», решая текущие проблемы строительства на местах, с рабочими, поставками, транспортом.

В целом, матери Андрея было грех жаловаться, о чем и говорили ей соседки. Неплохой парень, помогает по дому, уважительный, работает до темна, что еще надо? Ну, колобродит порой — это возраст такой, пройдет. Женится — остепенится.

А вот жениться он и не собирался, на горе матери с отцом.

Нет, женщин Андрей любил. Даже слишком. Разных женщин. Преимущественно старше, лучше с ребенком или замужних. У таких меньше претензий, больше понимания, огонька и задора. И не в своём городке. В своем городе Андрей старался не заводить никаких отношений — слишком много последствий, претензий, разборок. Его устраивало, когда развлеклись и в стороны. Он был щедрым, веселым парнем, просто не любил сложности со слабым полом.

И, конечно, он был обаятельным. Именно такую характеристику давали в первую очередь Андрею. Еще в школе, будучи едва ли не младшеклассником, он обаял весь женский коллектив школы, начиная с первоклашек, заканчивая строгой шестидесятилетней директрисой школы.

Высокий, широкоплечий, с открытой улыбкой, смотрящий прямо в глаза собеседника, умеющий очаровывать женщин и вызывать уважение у мужчин, он, бесспорно, был обаятельным.

Да только всё его обаяние не помогало ему, когда поутру он спускался со своего второго этажа, натыкаясь на ругань матери, а то и слезы: «Жениться тебе надо!».

Оно и вправду, что еще было делать в этом захолустье, кроме как жениться в двадцать лет, настряпать пяток детишек и ругаться с женой по средам и пятницам. А Андрею было уже двадцать четыре года, четыре из которых он вечерами напивался или играл в сетевые игры — это когда находился в своем городке, а когда уезжал по делам отца или по своим, то у женщин, которые, по мнению матери, совсем не годились в жены. Самому же Андрею было плевать на что они годились, потому что в одном деле им точно можно было поставить знак качества, другое же его не интересовало.

Одним словом, этот июньский вечер ничем не отличался от предыдущих вечеров, которые Андрей проводил дома. Пойдя вечером прогуляться, он завернул в бар, где и выпил пива. Потом еще выпил. Потом еще. И сейчас шел домой, верней пытался идти.

На самом деле, всё это уже изрядно достало и самого Андрей. И бар, и пиво одно и то же. И лица. И то, что в шесть утра вставать. И даже материнские причитания. Но ему было скучно. Смертельно.

На ярко освещенной улице, не доходя одного перекрестка до своего дома, он встретил стайку девчонок, которые, как малюсенькие птички, жались друг к другу, вереща громко и задорно. Одна из которых — двоюродная сестра Анька, парочка её малолетних подружек и еще какие-то девочки, которых он не знал, да и знать не хотел. Ане было шестнадцать лет, так что её наперсницы не представляли никакого стратегического интереса, к тому же в своем родном городе. Но поболтать он был не против. В конце концов, ему было скучно, асфальт, убегал из-под ног, идти домой не хотелось.

Подойдя к девчушкам, Андрей улыбнулся и попытался включить всё своё обаяние, насколько он вообще мог его включить и одновременно стоять на ногах.

Он что-то говорил Ане, её толстенькой подружке, еще одной девочке. Они были забавные, смешные, прыскали смехом в ладошки, говорили какие-то глупости с претензией на всезнание и даже флиртовали. Это было смешно.

Андрей смеялся. Пока вдруг не увидел глаза. Глаза смотрели серьезно, долго Андрей не мог понять, что не так в этих глазах. Темно-серые глаза, с прожилками карего у зрачка, постепенно перетекали в ярко синий цвет. Он какое-то время пристально рассматривал все нюансы глаз, смотревших на него, похоже, даже слишком долго, потому что попросту шлепнулся на пятую точку, все еще смотря в глаза. В этот момент, видимо от удара, Андрея посетило озарение, и он понял, что же в серо-синих глазах с карими прожилками было не так — они были не накрашены, абсолютно.

— Твои глаза не накрашены?

— Что-о-о?

— Прикольно.

— Спасибо, наверное.

Андрей попытался встать, но не тут-то было. Похоже, с пивом все же надо завязывать, а то и вправду жениться уже, вон хоть на толстой подружке Аньки. Он покачался еще какое-то время, потом схватился за первое, что попалось под руку, и предпринял еще одну попытку встать. Получилось не очень. «Что-то» под рукой на ощупь было теплое, немного двигалось, а с обратной стороны, под ладонью, побежали мурашки. Андрей провел пальцами по теплой коже, мурашки стали больше, почти огромные. Он погладил большим пальцем вверх и вниз, мурашек стало больше в количестве, и «что-то» нервно дернулось. Появилось желание протянуть и вторую руку тоже, но пока он прикидывал, как это лучше сделать, чья-то рука дернула Андрея вверх, тем самым лишив его мурашек под пальцами и вызвав недовольное ворчание. Впрочем, стремительный полет ввысь не прошел даром, по пути Андрей осознал, что «что-то» — это девичья коленка. Причем принадлежит она серо-синим глазам с ресницами без косметики. Больше никак идентифицировать коленку не удалось, да он и не смог бы этого сделать, потому что, взяв курс на дом, практически без единой мысли, Андрей добрел до кровати на втором этаже и там забылся крепким сном.

Была суббота. Блаженный выходной. Всю неделю Андрей вставал в шесть утра и возвращался домой затемно, эту неделю он даже не ходил в бар, не ездил к Зойке и, в целом, представлял собой образец сыновей любви и почитания. Находясь где-то на грани сна и яви, отмечая про себя звуки большого дома, доносившиеся из-за двери его спальни на втором этаже, Андрей прикидывал, не поспать ли еще или уже стоит вставать. Приняв решение поспать, практически уже засыпая, он рукой натыкается на что-то. «Что-то» теплое нервно двигается, Андрея пронзают воспоминания, смутные, но пронизанные отчетливым цветом синих глаз с карими прожилками. Рукой он хватает «что-то», тянет к себе, играя пальцами с внутренней стороны. В это мгновение он слышит шипение, в ужасе открывает глаза и чувствует удар когтей и искры в глазах.

Кошка! Черт побери, какого, спрашивается, эта уродская кошка делает спальне?

Жена старшего брата завела себе ультрамодную лысую кошку, которая быстро надоела, её отправили к матери, и теперь она портила ковры матери и нервы Андрею, когда пробиралась к нему в постель.

Надо запретить лысых кошек и маленьких собак. Тьфу!

Однако остался вопрос, приснились ли синие глаза Андрею, или это было воспоминание.

И о чем? И зачем об этом думать?! И надо заканчивать пить.

Спускаясь, Андрей встречается с матерью, которая, как обычно, находится на кухне. Удивительная женщина — Мария Степановна, она всегда готовит, вне зависимости от количества проживающих в доме, она всегда на кухне, всегда готовит. Сейчас выходные, а значит, у них толкаются все пять внуков. Вечером наверняка придут старшие братья с женами, а то и друзьями, вполне вероятно приедут приятели отца, так что дел по горло, а никто не отменяет обычных дел, таких, как бесконечное консервирование. Когда Мария Степановна не готовила, она «крутила» банки. Триста банок помидор — это был далеко не предел, были еще огурцы, салаты, варенье…Каждый день пространство кухни заполняли банки с консервацией, и каждый вечер кто-то из мужчин спускал их в подвал, расставляя аккуратными рядами в определенном порядке, и упаси боже было нарушить этот порядок…

Мама молча предлагает завтрак Андрею, молча смотрит, как он ест, и наконец произносит коронное:

— И когда же это закончится?

— Что, мам?

— Это!

— Да что? Что? Я всю неделю дома! Что еще надо?

— Когда ты женишься уже? А? Тебе уже…

— Все, я понял. Понял. Обещаю, как только, так сразу, ты первая узнаешь. Спасибо, мам, очень вкусно, как всегда, — вставая, целует в щеку и отправляется на встречу к племянникам.

Кто Андрея всегда радует — это племянники, погодки от трех лет до семи. Шумные, игривые, не плаксивые, даже девчушки — двойняшки Даша и Маша четырех лет редко плачут, но зато с превеликим удовольствием пользуются своим правом девочек на внеочередную «лошадку», которую изображает Андрей, по очереди катая малышей на закорках.

В выходной всегда много дел, большой частный дом всегда подразумевает какие-то доделки, а уж со строителями в доме и с неуёмной энергией Марии Степановны дела обеспечиваются раньше, чем приходят выходные, но дети в семье — это самое главное. Все дела откладываются, главное занять, накормить, развеселить племянников, внуков. Дела могут сделаться и потом, когда приедут братья, все дружно сделают. Потом, возможно, поедут в дом старшего — он пристраивает большую веранду, или к среднему — у них полным ходом закрывают двор по новой технологии, заодно и опробуют её, если удобно, применят при строительстве новых домов.

Однако же кое-что не может подождать: надо перетащить банки в подвал, вчера никто так и не занялся этим, иначе не останется места на кухне, и малышня непременно разобьет парочку, да бог бы с ними банками, страшно, что порежутся, такой-то компанией. Отведя детей во двор, сдав их на попечение деда, тщательно закрыв дверь, убедившись, что её невозможно открыть малышам с обратной стороны, Андрей в определенном порядке, под руководством матери расставляет банки, вздыхая про себя, но и восхищаясь одновременно этой женщиной.

Похоже, вся тщательная подготовка летит в тартарары, когда Андрей слышит Анькино, двоюродной сестры:

— Теть Маш?

— Привет Ань, что тебе, деточка?

— Да меня мамка отослала, я там принесла, на крыльце оставила, семена.

— Вот и молодец… Погодь немного или помоги… Запыхалась я малеха, девочка вон твоя пусть спустится вниз к Андрею, а мы тут с тобой.

Андрей внимательно прислушивается, прокручивая в уме воспоминания о мурашках, лысых кошках и синих глазах с карими прожилками, молясь про себя, чтобы или девочка была не та, или ему все приснилось, или глаза принадлежали страшненькой толстенькой подружке Аньки, он никогда не смотрел, какие у неё глаза.

И зачем об этом думать? Ему надо в соседний город…Глаза, при чем тут глаза… Глаза с его проблемой определенно не имеют ничего общего.

Через мгновение надежды на толстенькую подружку не оправдываются. Прямо на Андрея спиной — верней пятой точкой, спускается девушка, и, определенно, у неё весьма аппетитная попка и стройный ноги, которые двигаются не слишком уверенно на лестнице, заставляя подол платья колыхаться, то обхватывая ноги выше колен, то открывая более чем соблазнительный вид снизу на ноги, попу и трусики…верней то, что можно было бы назвать трусиками — это нечто из кружев и парочки лент с бантиками на бедренных косточках.

Какое-то время Андрей и глаза смотрели друг на друга, изучая и вспоминая. Верней было бы сказать, что глаза изучали, а Андрей вспоминал, пытался вспомнить.

Первыми заговорили глаза.

— Лиза, — девочка протянула руку.

В недоумении Андрей смотрел на руку, прикидывая, что делать.

Пожать? Поцеловать? Перебрать пальцы, подув на каждый пальчик..? Стоп!

— Андрей, — протягивает руку, несильно сжимая в своей ладони маленькую ладошку.

Через десяток-другой аккуратно расставленных банок, слыша материнское «Все, сынок»,

Андрей решается уточнить в конце концов, этим ли глазам он пытался сделать комплимент неделю с лишним тому назад, а заодно, для себя, решить, не зря ли ему вспоминалась чья-то коленка. Потому что, если это коленка Лизина, то определенно не зря.

— Эм, я извиняюсь за… эм… я тебя не обидел тогда?

— Когда тогда? — синие глаза смотрят насмешливо, чуть прищурившись, наклонив голову вбок.

— Когда схватился за тебя, я был… ты сама видела, какой я был, — произносит Андрей, надеясь, что это все же та девушка, иначе он будет выглядеть еще большим идиотом.

Впрочем, какое ему дело, как он выглядит в глазах какой-то девочки?

Ладно! Симпатичной девочки, согласен, но какая ему разница? Много симпатичных девочек и куда лучше, когда они уже не девочки вовсе, а женщины…с формами, знаниями и умениями…так…надо в соседний город. К Зойке! Срочно!

— А… нет, ничего страшного, ты сделал так, — на этих словах Лиза резко садится перед Андреем, слегка раздвинув коленки, её лицо находится практически напротив шорт, она смотрит снизу вверх, еще слегка опустившись и разведя колени, облизывает губы. — Так, — Лиза протягивает руку к коленке Андрея, проводит пальчиками с обратной стороны, слегка царапает ноготками, — и, определенно, так, — проводит большим пальцем по коленной чашечке.

Все это время Андрей, как завороженный, смотрит на разведенные колени, на влажные губы и на грудь, которая, ох как видна с такого ракурса, потому что Лиза немного прогнулась вперед, когда пробегала пальцами по икре до лодыжки Андрея.

В момент, когда Андрей уже прикидывал в уме, насколько ужасным будет прижать тут Лизу, и выдержит ли стеллаж их обоих… или стоя тоже вполне вариант, Лиза быстро встает, направляется к лестнице и с завидным проворством выбирается из подвала.

За ней, спустя какое-то время, поднимается Андрей, прокручивая в уме варианты подката к Лизе и последствия этого подката. Впрочем, даже не столько сами последствия, сколько где и когда. Но ни Ани, ни Лизы уже нет. Он интересуется у матери, кто эта девушка, узнает, что это внучка Егоровой — приехала навестить, и на том успокаивается. Никуда эта внучка Лиза не денется, подождет, дел много…, хотя дела не делаются, мысли путаются по вполне определенной причине. Так или иначе, день подошел к концу, и измочаленный Андрей засыпает рано, чувствую себя на редкость разбитым. Снятся ему разведенные коленки, влажные губы и трусики из кружева с бантиками на бедренных косточках.

В воскресенье тоже находятся дела, которые не терпят отлагательств, и снова Андрею снятся трусики, коленки и синие глаза. Под утро он решает, что возможно онанизм не такая и плохая идея, потому что ситуация становится чертовски неудобной, а впереди еще рабочий день.

Целое утро, до самого солнцепека, Андрей пробыл на объектах, чертовски уставший, голодный и не выспавшийся, черт бы побрал эту Егорову Лизу, её коленки, трусики и глаза! Андрей решил, что искупаться в местном озере было бы неплохо. Озерцо было маленькое — старый песчаные карьер, но чистое, с ивами по берегам, мягкой сочной травой, что было редкостью при жарком лете, как правило, трава уже в июне была пожухлой, а земля напоминала, скорей, засохшую кору дерева.

Там он и встретил Аню, свою сестру, а вместе с ней Лизу, которая была одета в обычный красный купальник, сидела на одеяле, в ушах у неё были наушники, а рядом лежала книга на английском. Глаза были закрыты, Лиза покачивалась в такт музыки, звучащей у неё в ушах, пальцы на ногах забавно дергались, а нос морщился.

Андрей решил, что лучшего времени не найти, как бы между делом, он определенно сейчас склеит эту Егорову, а уж потом решит где. В машине, в поле или даже у себя дома — без разницы.

— Привет, Лизок.

— Я Лиза, привет.

— Лиза. Хорошо, пусть будет Лиза, всё, как ты хочешь, — и недвусмысленно улыбнулся.

Лиза окатила его взглядом, достойным оваций «идиот года», но Андрея это не остановило, в конце концов, все строят из себя что-то. И все потом верещат и просят еще. Он пододвинулся ближе, будто случайно поправил волосы Лизы, заправив их за ушко, подул аккуратно на прядь, пробежав в то же время по спине пальцами. Лиза внимательно наблюдала за Андреем, никак не приветствуя его действия, но и не отталкивая.

— И что ты тут делаешь? — спросила, улыбаясь.

— У меня перерыв на обед, — так же улыбаясь, ответил Андрей.

— Оу… Хочешь есть?

— Что? — рука в это время очень аккуратно выводила круги на животе девушки. — Хочу, но не есть…

— Я спрашиваю, будешь есть, у меня тут много, — отодвигаясь в сторону, отводя глаза, будто в смущении, протягивая ему пакет с бутербродами, сыром и водой.

Андрей решил взять тайм-аут.

Отлично, зубы, значит, заговариваем, хорошо.

— Давай. А ты?

— Я не хочу. Знаешь, — шепотом, — здесь всё время едят, я не могу столько есть.

— Да ладно? Всё время? — Становится смешно от доверчивого шепота и удивленных глаз.

— Всё время! Завтракают и сразу обед. Потом снова едят. И снова. Потом перекусывают и ужинают…

— А ты не завтракаешь, выходит?

Хорошо, поговорим о еде, голод… голод… голод…

— Нет, мне утром не хочется есть…

— И не обедаешь?

— Обедаю я после шестого урока обычно, — вздыхая отчего-то.

Глаза Андрея лезут на лоб. Прилагая максимум усилий, чтобы не подавиться, он внимательней смотрит на девушку рядом с ним.

Продолжая говорить, Лиза рассказывает, что обедает она после шестого урока в школе, а после седьмого или восьмого, если есть факультатив, в зависимости от дня недели, она едет на подготовительные курсы в институт или в разговорный английский клуб. Потом она только ужинает дома или в кафе… Раньше школьный рюкзак забирала мама, и было легче, а теперь иногда папин водитель успевает забрать, а иногда нет, и тогда ей приходится ехать через половину города со школьным рюкзаком и с дополнительным. Но Лизе просто необходимо поступить именно в этот институт и именно на бюджет, хотя папа может оплатить учебу, но это для Лизы очень важно…

Андрей слушал Лизу и внимательно смотрел на неё. Обыкновенная. Она сама обыкновенная. Коротенькая стрижка, русые волосы едва прикрывают маленькие ушки с длинными сережками в виде цепочек, аккуратный носик, пухлые губки, глаза вот красивые — это да. Она похожа на куколку, куколку с веснушками, потому что сейчас Андрей отчетливо рассмотрел на носу россыпь веснушек, веснушки были раскиданы по плечам и немного по спине и груди. Самая последняя веснушка нашла свое пристанище в углублении между маленьких грудок. Маленькие ладошки порой нервно подергивали лямки купальника, а розовые пяточки покачивались, когда Лиза переворачивалась на живот и поднимала вверх ноги, продолжая рассказывать, как она училась в художественной школе, как ей нравится рисовать, но она решила стать архитектором и уже год ходит на курсы подготовки и так же продолжает учиться в художественной студии.

Через какое-то время Андрею нужно возвращаться на объект, он благодарит Лизу, машет Ане, которая всё это время болтает с местными пацанами, и идет в машину.

Школьница! Мать моя! Школьница! Поздравляю, идиот, кретин, ты чуть не склеил школьницу! Куда ты смотрел? Ясно куда, ясно… Все, мне надо в соседний город. К Зойке!

В жопу Зойку! Школьница…школьница…Зойка…Зойка….Зойка…В жопу Зойку! Зойку в жопу… Не ново, но бодрит.

На этой оптимистичной для себя ноте, Андрей решает, что со школьницами покончено и отправляется на объект.

Автора можно и нужно ругать, у автора двоякое отношение к этому…эм… тексту, требуется правка. Указавшему на вопиющие ошибки моя признательность.