Дни пролетали мгновенно, быстрее проскакивали только ночи. Прошло две недели после возвращения с горнолыжного курорта и три после разбирательства со стариком. Максим согласился со стратегией, выбранной Сильвестром, они пришли к соглашению, более того, Максим Аркадьевич получил доступ к некоторым счетам и делам Мирославы, которые прежде были закрыты для него.

Если всё рассчитали верно, а Максим не сомневался в этом, то совсем скоро от состояния Мирославы останутся крохи, ради которых Мельгелову будет неинтересно даже поднять пятую точку с кресла. С делами Сильвестра всё выглядело не столь обнадеживающе, но и состояние его, как выяснилось, несравнимо с Мириным.

Глеб был посвящён в планы Максима настолько, насколько это было возможно, он предпочёл не вмешиваться, время от времени брал на себя роль исполнителя. Перед Машей пришлось извиниться, служба безопасности пообщалась с помощницей, несмотря на то, что Игнат знал всю подноготную, он предпочёл отыграть свою роль до конца. В итоге с Марии «сняли подозрения», компенсировав неудобства денежной премией, которая накануне увольнения была не лишней.

Анатолий, новый ассистент, начинал справляться с работой всё лучше и лучше, Максим Аркадьевич был доволен исполнительным парнем, по-прежнему не хватало инициативности, а в целом - отличный выбор. Маша же большую часть времени проводила в отделе финансов. На оставшееся время отработки Максим «одолжил» помощницу Глебу, у того бессменный секретарь умудрилась подхватить какой-то редкий вид ангины, и отдел остался без правой руки. Маша, как могла, нивелировала ситуацию. Решение временное, но Глеб был рад и этому. Обучать кого-то нового - уйдёт времени столько же, сколько понадобится для полного выздоровления секретаря.

Максим поднял глаза и посмотрел на дверь, там стояла Маша. Как всегда, обворожительная в своей собранности, с соблазнительными формами, копна же белокурых волос, на этот раз собранных нарочито небрежно, только добавляла чувственности. По-настоящему красивая женщина, вот только все мысли и желания Максима были обращены совсем к другой. Можно ли назвать женщиной его зефирно-карамельное чудо? Облако дурманящей ванили, пудры, с нотками пиона и хвои? Несочетаемый микс из чувства долга, потребности и острой любви.

- Маша? - улыбнулся. Маша в руках держала контейнеры с едой из соседнего ресторанчика, многие служащие там обедали, Маша не была исключением, да и Максим не гнушался бизнес-ланчами по демократичной цене.

- У меня последний рабочий день, - пояснила Маша. - Пришла попрощаться. Можно? - она выглядела неуверенной, топталась на месте.

- Конечно, - Максим встал и подставил стул к столу. - Надеюсь, на меня обед рассчитан? - с улыбкой посмотрел на женщину.

- Естественно, то, что ты любишь.

- Отлично! - довольно потёр ладони.

- Ты довольна новым местом? - через время спросил Максим.

Он сам договорился о новом месте работы, рекомендуя свою помощницу. Знакомый, догадывающийся о причинах увольнения, воздержался от личных комментариев, согласившись устроить собеседование с Марией. По всей видимости, будущий работодатель и Маша нашли общий язык. Теперь Маша время от времени бывала на будущем рабочем месте, вникая в новые служебные обязанности, а знакомый, хоть и сухо, но поблагодарил за «находку».

- Да, более чем, - Маша засияла. - Меньше командировок и ближе к дому.

- Что ж, аргумент, - Максим подцепил ролл палочками и отправил в рот, отметив про себя, что жена готовит значительно вкуснее.

Если так пойдёт и дальше, Максим окажется в незавидной ситуации, когда любая пища, приготовленная не руками жены, станет для него несъедобной. Сейчас Мира готовила каждый день, скорей всего, из-за скуки, на которую жаловалась. Что будет, когда ей наскучит готовить? Да и командировки невозможно отменить.

- Максим, - Маша посмотрела серьёзно. - Я хочу извиниться перед тобой и поблагодарить.

- За что? - поднял бровь, поморщился. Он надеялся расстаться на дружеской ноте, не обсуждая личное, не поднимая на поверхность слишком интимные, болезненные вопросы.

- Поблагодарить за всё, что ты для меня, для нас с Егором, сделал, - Маша подняла ладонь в предупреждающем жесте, давая понять, что Максиму лучше помолчать. - Я говорю не только про финансовую сторону, хотя не упомянуть твою щедрость было бы чёрной неблагодарностью. Я бы не скоро смогла позволить себе квартиру... если бы смогла.

- Не такая и квартира, - Максим отмахнулся.

Он купил Маше квартиру в обычном жилом комплексе, небольшую двушку, эконом-сегмента, держа в голове то, что Маше впоследствии придётся самой оплачивать содержание жилья. Исходил из реальных возможностей женщины и её потребностей. Двухкомнатная квартира недалеко от станции метро, в непосредственной близости от школы, в зелёном районе - показалась идеальным вариантом.

- Это квартира! Большие деньги, я понимаю это, как и понимаю, что тебе они не с неба падают. Так же я понимаю - если бы не ты, не твоё вмешательство в нашу с Егором жизнь, я бы навсегда осталась в той коммуналке. Болезненный ребёнок на руках и долги... - глаза Маши увлажнились. - И всё остальное.

- Маш, - попытался остановить излишние откровения Максим.

- Спасибо, ты был единственным, кто помог мне, единственным, кто не осуждал, не судил, не давал дурацкие советы. Единственным, кто был рядом.

- Судил? Маш, перестань, тебя не за что и некому судить.

- Ох, как ты ошибаешься. Муж изменял мне, не могу даже сказать «с первого дня нашего брака», он делал это и до, а виновата всегда была я. Для него, для его семьи, для своей. Недостаточно хороша, недостаточно умна, ленива, с плохой фигурой, запустившая себя...

- Маша, - ещё раз попытался остановить приступ самобичевания Максим.

- А ведь так и было! - перебила Маша. - Ты увидел во мне человека, не дал сойти с ума, вытащил из всего этого. Извини меня за то, что столько лет держалась за мысль, что это я тебе помогла, спасла тебя. Это неправда. Именно ты первым протянул руку помощи незнакомому человеку, а я не сразу разобралась во всём, а потом придумала себе историю большой любви.

Максим промолчал. Что он мог ответить? Он и сам не знал, что потянуло его в тот день на кладбище, где проходили похороны любовника Алёны. Он видел Машу на опознании, что-то, где-то не согласовали, и Максим столкнулся с женой погибшего. Он понял это по фамилии, которую вслух произнёс один из сотрудников, женщина не поняла ничего.

Сейчас Маша мало походила на женщину, которую тогда увидел Максим. Бледная, растрёпанная, не слишком ухоженная, с забитым, несчастным взглядом. Она нервно озиралась и кусала губы, чтобы не заплакать, не завыть, как это бывает в кино, страшно, навзрыд. Максим был слишком молод, чтобы разобраться в подоплёке происходящего в тот момент, да и в последующем. Он просто поехал в тот день на кладбище, ровно на следующий после похорон Алёны, будучи опустошённым, чувствуя усталость и боль такой силы, что едва мог дышать и стоять на ногах.

В тот день никто не подвёз вдову с ребёнком домой, что поразило Максима до глубины души, до растерзанного сердца. Поминки обошлись без вдовы. Тогда он подвёз Машу и Егора, не называя себя, зачем-то приехал через несколько дней, потом ещё через несколько. Так подбирают бездомного щенка в промозглую погоду. Только Макс ощущал себя и тем, кто подобрал щенка, и щенком одновременно.

Близки они стали не сразу и словно по обязательству. Было странно находиться в отношениях с женщиной, при этом избегая секса. Расцвела Маша позже, когда он устроил её на работу, а она, в свою очередь, уцепилась за этот шанс и показала всё, на что была способна, и сверх того, продемонстрировав потрясающую работоспособность и обучаемость.

Страсть в их отношениях была недолгой и быстро погасла. Максим постоянно ощущал довлеющую тяжесть рядом с Машей, словно она своим присутствием придавливает его к земле, распластывает, и лишь позже пришло понимание, что на чувстве вины, на бесконечных воспоминаниях о прошлом, которые невольно несла в себе Маша, невозможно построить отношения.

Да и не нуждался Максим в них, не желал. Первый брак забывался, как и уходила боль, а Маша была рядом, и ей с каждым днём оставалось всё меньше и меньше места в жизни Максима, пока не настал момент, когда его не осталось вовсе. Он понимал, что всё с самого начала было ошибкой. От той поездки на кладбище, до близости, не принёсшей той ночью и толики удовлетворения. На какое-то время всё стало хорошо, тогда Максиму казалось, Маша - та самая женщина, ему удавалось себя обманывать. Это время прошло, вспоминать об этом не хотелось совершенно.

- Я слишком всё усложняла, - продолжила Маша. - Относилась слишком серьёзно, а это тяжело. Теперь я хочу просто жить, а не строить планы на жизнь, - улыбнулась. - Я благодарна тебе за то, что имею такую возможность.

Максим посмотрел на Машу ещё раз, что-то в ней неуловимо изменилось. «Вы слишком любите усложнять». Макс вспомнил, кому принадлежат эти слова, кто смотрит на жизнь открыто и не ищет проблем там, где их нет. Дэн. Выходит, он нашёл-таки Машу, встретился с ней в свой приезд.

- Маш, - скользнул взглядом по знакомому до последней чёрточки лицу. - Ты уверена, что именно это тебе нужно. Именно он? - на «он» сделал акцент, давая понять, что понял, откуда дует ветер свободолюбивых речей Маши.

- Нет, - Маша пожала плечами. - Не уверена. Вернее, я уверена, что он не тот мужчина, который мне может быть интересен, я имею в виду перспективы, серьёзность намерений и всё прочее, - взмахнула рукой. - Всю жизнь я держалась за мужчин, сначала за мужа, который не стоил и моего мизинца, как и его чокнутая семейка, потом за тебя, отвергая очевидное - наши отношения слишком болезненные, чтобы вырасти во что-то серьёзное. Подстраивалась подо всех, хотела быть нужной, любимой, важной, единственной для кого-то, напрочь забыв, что единственной и нужной надо быть для себя. Сейчас я не хочу ничего усложнять, мне хорошо так. Здесь и сейчас. Я отпустила прошлое, а будущее... оно всё равно настанет, - засияла.

Максим улыбнулся в ответ и нагнулся, доставая шампанское из стола.

- Тёплое, правда, - извинился. - Предлагаю выпить за новую жизнь! - подмигнул и проводил глазами Машу, та прошлась по кабинету за фужерами и вернулась, усевшись на своё место.

- А ты счастлив?

- Да, - коротко ответил Максим.

Он не лукавил, не обманывал сам себя, не придумывал. Он был счастлив. Его личное зефировое счастье сопело по утрам в подушку и пританцовывало вечерами, когда топталось на кухне. Его личное счастье целовало его на ночь, желая спокойной ночи, провоцируя этим на бессонную ночь, и всегда получало то, что хотело.

Его личное счастье обезоруживало его, восхищало, вспыхивало пронзительной болью в груди, заставляло чувствовать острее, желать сильнее, оберегать тщательней.

Спрятать от всего мира, от врагов, от друзей, от дурного глаза.

Звонко прозвучало богемское стекло, Максим отпил пару глотков, Маша столько же, через несколько часов за руль, оба не стали рисковать. Разговор вернулся в привычное русло, не затрагивая личное.

Максим был доволен, он не любил оставлять после себя руины. Расстаться друзьями - красивая сказка, не стать врагами - приятная быль. Похоже, Максим этого достиг, скорей всего, не без помощи Дэна, его непроходящего оптимизма, но всё же достиг и был рад этому.

В конце обеденного перерыва зашёл Глеб. Увидев Машу, наигранно возмутился, что та, мало того, что «изменила» непосредственному руководству, так ещё и руководству приходится за неё нести на подпись её обходной лист.

Максим подписал, Маша широко улыбнулась и отправилась дорабатывать свой последний рабочий день в этой компании.

- Не говорят такого женатым мужчинам, - проводил глазами Машу Глеб. - Но какую ты женщину упустил! - покачал головой.

- Так что тебя останавливает? - усмехнулся Макс. - Ты свободен, она свободна. Дерзай.

- Я, как бы, несвободен, - пожал плечами в ответ Глеб.

- Вот как? - не скрыл удивления. - Хм...

- А что тебя удивляет?

- Да не знал.

- Она в другом городе, но это ничего не меняет. Когда человек твой, он и в другом городе и на другой планете - твой.

- Почему в другом? - проявил излишнее любопытство Максим.

- Учится. Какая-то ерунда, типа дизайна, в любой шараге можно получить корки. Там свои запутки, не хочу разрушать её мечты. Жизнь всё ставит по местам, пусть это будет жизнь, а не я.

Ближе к вечеру навалилось много дел, Максим позвонил домой, устало проговорил в трубку, что задерживается, чувствуя укол совести. Мира попыталась сдержать разочарование, но у неё не получилось. Он бы с радостью бросил всё, отправился домой, обнял Мультяшку, как это было вчера, прямо у порога, и начал кружить в танце. Она бы обняла его, прижималась бы личиком к шее, водила по ней губами, а он вёл уверенно, зная, что Мира позволяет, что следует за его шагами, чувствует ритм музыки и его сердца.

Он бы прокрутил её вокруг своей оси, поймал на излёте, выгибая тонкую спинку, только чтобы полюбоваться на грудь, мелькнувшую в широком вырезе, прижаться губами к тёплой коже, вдохнуть полной грудью одурманивающий аромат сладости и продолжить волнующее путешествие, так же, под звуки музыки. Кружа, кружась, закручивая внутренности и мысли в тугую пружину.

К дому подъехал поздно, позднее, чем обычно, поднялся на лифте. Перехватывая из одной руки в другую букет - попытка искупить свою вину, которой не видел, но иррационально чувствовал.

Квартира встретила пустотой.

Телефон Миры ответил бесстрастным «вне зоны», тогда Максим связался с охраной, ответ слушал молча, сжав зубы, пытаясь в уме одновременно сопоставить факты и проработать план действий.

К Маше он поехал сразу, как только прояснил, куда рванула Мультяшка. Поместье старика - неожиданный, зато приемлемый, в плане безопасности, вариант. Там её уже ждали, служба безопасности отслеживала каждый шаг Мирославы. Отследить, на какой рейс она села, было делом простым, несмотря на то, что карточками, подконтрольными Максиму, она не воспользовалась, отправилась эконом-классом, потратив единственные деньги, которые у неё были на личном счёту.

Маша открыла дверь, она выглядела бледной, с покрасневшими глазами, за порог Максима не пустила, вышла сама и тихо прикрыла дверь за спиной.

- Зачем ты приходила к Мире, что ты ей сказала? - без обиняков спросил Макс.

- Правду. Сказала - правду.

- Какую? - Макс еле сдерживался, чтобы не схватить за белую шею и не сжать её со всей силы, до покраснения, а потом и синяков, оставляя гематомы не только на шее, но и везде, где прикоснётся к женщине, которая, похоже, часом раньше разрушила его жизнь.

- Ты разоряешь свою жену, именно это я и сказала ей.

- Что?!

- Я видела файлы у Глеба Петровича, перед уходом, - Маша дёрнула плечом. - Можешь уволить его за халатность, кстати, - растянула губы в улыбке. - Ты подлец, - припечатала. - Подлец! Мирослава - наивный ребёнок. Не знаю, чем ты её настолько покорил и что пообещал, но то, что ты делаешь - отвратительно!

- Ты не так поняла, - Макс схватился за голову. af951

- Даже твоя жена поняла всё «так»! Алчный, лицемерный гад - вот кто ты. Никогда не думала, что ты можешь опуститься до подобного.

- И ты сказала всё это Мире?

- Да, и показала схемы, объяснила, не думай, что она не поняла. Она наивная, но не глупая, она всё поняла правильно. Надеюсь, старик остановит тебя!

- Господи, Маша... ты не понимаешь...

Максим отошёл на пару шагов, потом ещё на несколько. Он мог бы прямо сейчас, не сходя с места, убить эту женщину, задушить её и смотреть с наслаждением, как меняется цвет её лица, как закатываются глаза, слышать хрипы, ломать сопротивление. Он хотел это сделать, мечтал, он видел и ощущал это настолько явственно, что кололо кончики пальцев, которые вцепились в ремень на брюках, только чтобы не вцепиться

в Машу. Иначе он не остановится, не сможет.

Через час он летел следом за Мирославой, сходя с ума от неизвестности, от невозможности набрать знакомый номер, утешая себя тем, что Миру встретит лично Целестина, а при встрече с ним Мультяшка не расцарапает ему лицо за ложь и трусость. Надо было сказать самому, не ждать решения старика.

Надо было. Было. Прошедшее время. Без права на помилование. Или с правом?