Кондиционер размеренно гудел, почти неслышно, Максим Аркадьевич нажал клавишу, хлопнул крышкой ноутбука, убрал его и несколько документов в сумку и вышел из-за стола, а потом из кабинета.

В приёмной толпились сотрудники, Надежда и Валентина мужественно сдерживали напор. Максим улыбнулся. При его появлении раздался еле слышный рокот, потом вперёд вытолкнули худенькую девушку, она смотрела перепуганными глазами, держа в руках пакет, который грозил её перевесить, топталась и явно собиралась с силами. Максим терпеливо ждал. Наконец, девушка произнесла заготовленную речь, надо отдать должное, сбилась всего два раза, и протянула пакет.

Максим Аркадьевич искренне улыбнулся, попрощался со всеми, обернулся последний раз на собственный кабинет, в это время флегматичный рабочий, которому не было дела до перестановки в рядах высшего руководства, прикручивал табличку с новым именем управляющего. Символично.

Вышел в длинный коридор, быстро отмеряя шаги из своего прошлого в неизвестное будущее.

- Удачи, - у лифта возник Глеб.

Дорогой костюм сидел на нём так же нелепо, как и всегда, модельная обувь подчёркивала размер ноги, новая должность не прибавила ему лоска. Всему своё время, когда-нибудь Глеб подберёт себе модельный дом, чьи костюмы будут сидеть на нём как влитые, а во взгляде появится снисходительная поволока, пока же он горел энтузиазмом. На пальце сверкало обручальное кольцо, что тоже служило поводом почти щенячьей радости Глеба.

- Не помешает, - Максим усмехнулся. - А ты держись мужик, справишься.

- Обсуждали уже, - Глеб поморщился.

Решение назначить на место Максима Александровича Глеба Петровича не было спонтанным, Глебу пришлось доучиваться и перенимать дела. Если бы не Маша, следовавшая по пятам за Глебом в течение нескольких месяцев, как мать за несмышлёным ребёнком, тот бы не справился.

Максим в это время решал совсем другие задачи. В день, когда Маша всё-таки объявила о своём увольнении, Глеб напился в хлам, тогда же Максим имел удовольствие познакомиться с его будущей женой, по совместительству - креативным и талантливым дизайнером. Оля была ярко-рыжей, с крупными веснушками на круглом личике, волосы задорно вились, и ямочки на щеках придавали обезоруживающее обаяние. Две недели назад пара наконец-то узаконила свои отношения, а Глеба самым удивительным образом стал устраивать в качестве помощника Анатолий.

Максим Аркадьевич сдал пропуск на службе охраны, попрощался и вышел из здания головного офиса. Навсегда.

Ощущал ли он сожаление или желание вернуть время вспять? Может быть, страх перед будущим или волнение от собственного выбора? Нет. Приходит время перелистнуть страницу, именно это и сделал Максим, без сожалений и прав на ошибку.

БМВ послушно проурчала, тронулась и влилась в дневной трафик, ещё без фатальных пробок. Навигатор показывал четвёрку, значит, до места он доберётся быстро.

Увидел Целестину, та сидела на скамейке в парке и смотрела на уток, выпрашивающих угощение у прогуливающихся посетителей. Видела ли она их, или пребывала в своём мире, куда не было ходу никому, Максим не смог бы ответить.

- О, дорогой, - Целестина улыбнулась. - Посиди со мной минуту.

Максим присел рядом, посмотрел на старческий профиль. За это время Целестина сдала, дважды лежала в больнице, второй раз её буквально силой увёз Игнат, и под увещевания, почти угрозы Максима, она прошла курс лечения. Вспомнились слова старика в адрес помощницы и его взгляд, мечущий молнии. Сейчас Максим понимал, что Целестина давала не один повод, и не два за жизнь Сильвестра Прохоровича метать молнии, при этом так и осталась непобеждённой.

- Собрался?

- Да, - Макс кивнул головой.

- Ну, с богом. Ты знаешь - куда.

- Знаю, - Максим встал, подал руку, Целестина с благодарностью облокотилась, вдвоём они двинулись к выходу. Неспешно. Молча. Каждый в своих мыслях.

Добрались быстро. Желтоватое двухэтажное здание утопало в зелени, облупившаяся краска фасада была почти не видна, настолько много было деревьев и кустарников, прячущих нехватку средств. Многоэтажки, возвышающиеся вокруг, как символы новой, быстро бегущей, развивающейся жизни, обходили этот островок полукругом, оставляя мутно-красную крышу в тени, надёжно заслоняя собой лучи солнца.

- Я, пожалуй, сама, - Целестина кивнула и медленно двинулась к металлической двери, немного пошатываясь, опираясь на элегантную трость.

Максим кивнул в согласии, а через незначительное время пошёл следом. Упрямая старуха могла не дойти, а может, им двигало банальное любопытство.

В нос ударил запах лекарств и стерильности, запах безнадёжности, вчерашнего дня, без надежды на завтра. Медицинская сестра подняла глаза на Максима Аркадьевича и тут же опустила, уткнувшись в свои бумаги, тот беспрепятственно прошёл по длинному коридору, остановившись у палаты в торце.

Единственная кровать на колёсиках, приподнятая, чтобы пациент мог видеть входящих и телевизор над входом. Тело, лишь разумными глазами напоминающее человека, бесформенное, растёкшееся, страдающее от пролежней. Глаза жадно следили за происходящим на экране, диктор, в который раз за день, передавал одну и ту же новость.

Мельгелов, ранее осуждённый за убийство российского предпринимателя и мецената Сильвестра Прохоровича, найден в камере мёртвым, смерть наступила в результате удушения при невыясненных обстоятельствах, предположительно, Мельгелов покончил с собой, узнав, что разорён. На данный момент на счёту Мельгелова не осталось ничего, лишь многомиллионные долги и убыточные предприятия. Наследников нет, осталась престарелая мать, находящаяся сейчас на лечении.

Престарелая мать, всё это время не отводившая глаз от экрана, перевела взгляд на сухую фигуру, сидевшую на пластиковом стуле. Целестина сидела прямо, словно проглотила прут, сухие руки положила на тёмную ткань платья на острых коленях и, не отрываясь, смотрела на бесформенно тело, всё ещё бывшее человеком.

- Не надейся быстро умереть, - прошелестела Целестина. - Я оплатила пребывание в этом месте и лучший уход, который возможен в хосписе. Ты переиграла сама себя, перехитрила ещё в тот день, когда присмотрела Сильвестра и подговорила отца женить его на Тоне. Ты не жила ни единого дня с тех пор, как увидела его. Он жил. Для себя, семьи, детей, внуков, а ты и я... - Целестина развела руками, - пыль.

Целестина замолчала, сверля глазами Ангелину, потом нажала на пульт от телевизора, другой диктор начал чеканить сенсационную новость дня. Смерть Мельгелова. С новыми, шокирующими подробностями, фактами биографии, с лицами, бывшими некогда живыми, важными в жизни двух женщин, доживающих теперь свой век.

- Нет, - Целестина качнула головой. - Мне не страшно встретить его. Око за око. Что, думаешь, никто не знает твою маленькую тайну? Хм, - зло усмехнулась. - Я знаю, что ты считала Сергея сыном Сильвестра. Знаю, когда и при каких обстоятельствах тебе всё-таки удалось затащить его в постель. Он был слишком пьян, чтобы отказаться, и слишком раздавлен смертью ребёнка, чтобы думать. Зато ты подумала, за двоих. Хотела развестись, родить желанного наследника, да он не захотел. Не тебя, не твоего ублюдка. Сергей был жив, пока был жив Сильвестр, а ты никак не могла это понять, он почти до конца верил, что Сергей его сын, пока тот не начал играть против Мирославы в борьбе за наследство. Пустые угрозы и ненависть - одно, а наследство - другое. Ведь не было ничего проще, как доказать прямое родство с Сильвестром и получить львиную долю. Когда ты точно узнала, что Сергей - не его сын? Тогда же ты поняла, что теперь Сильвестра ничего не остановит, он узнает или поймёт. Но месть за ущемлённое самолюбие для тебя важнее. Уверена, теперь ты ею насладишься в полной мере, - прибавила звук, оставив на канале, где журналисты бодрым голосом вели расследование жизни и громкой смерти, и вышла из палаты, встречаясь с Максимом.

- Слышал?

- Слышал.

- Ну, и славно. Сильвестр был тот ещё пройдоха, - Целестина тепло улыбнулась. - Надеюсь, при встрече я отыграюсь на нём.

- Или он на тебе, - ответил улыбкой Максим. Не его дело судить. Не ему решать, кто прав, кто виноват.

- Это мы ещё посмотрим.

Через несколько часов Максим стоял в аэропорту, в ногах была только одна сумка, ручная кладь. Рядом стояла мама, она силилась не плакать, но на глаза набегали слёзы. Стряхивала, махала руками у лица, отгоняя непрошеные слезинки, иногда утыкалась лицом мужу в плечо, тот похлопывал по спине супругу и приговаривал.

- Ничего, ничего. Чего разревелась-то? Не навсегда уезжает, а то и мы рванём, погреемся, а, мать?

- Рванём, рванём, - соглашалась и тут же снова начинала плакать.

Тут же, немного в стороне, стоял Игнат, всё такой же сухопарый, седой и пугающий бесцветными глазами.

- Хорошо сработали, - Макс выбрал минуту и отошёл в сторону с начальником службы безопасности.

- Больше десяти лет мечтал это сделать, - улыбка Игната пугала. - А после прокола со стариком, - сжал губы до белизны, - спать не мог. - Игнат цветисто выругался, как могут только бывшие военные или силовики. Максим не поморщился.

- Теперь отоспишься, - Максим усмехнулся. - Уверен, старик знал, на что шёл, когда ездил в домик, там невозможно обеспечить безопасность, под каждое дерево своего человека не поставишь. Снайперу отличный вид и возможность.

- Верно, но... - Игнат снова выругался. - Зато теперь Мультяшке точно ничего не угрожает, - засиял.

- Мультяшке?

- Брось, Максим Аркадьевич, все знают, как ты называешь Мирославу Анатольевну.

- Ничего не утаишь?

Игнат неопределённо взмахнул руками, Максим только улыбнулся.

Через долгие часы перелёта, Максим вышел из здания терминала, скрывая глаза солнцезащитными очками, и поймал такси. Переоделся он ещё в самолёте, лёгкие шорты и льняная рубашка сменили джинсы и футболку прохладного лета. До нужного места добрались почти без пробок, что можно было считать чудом, Максим же посчитал ещё и добрым знаком. Закинул сумку на плечо, снял обувь и утопил ступни в горячем песке, на миг закрывая глаза, слушая шелест воды, крики детей вдали, лай собаки, чувствуя тёплый ветер, окутывающий и порывистый.

Двинулся вдоль линии воды, смотря вперёд. Веранду, окутанную цветами, он увидел издали. Посетителей почти не было, только худенькая фигурка девушки, мелькавшая то тут, то там, сновавшая без устали, создавала движение в замершем зное.

Наконец, фигурка вышла на прямое солнце, поправила широкополую шляпу, оправила юбочку, конечно, короткую, воланами обнимающую стройные ноги, накинула лямку широкой майки знакомым жестом и направилась к воде, смотря себе под ноги, а потом на воду.

Максим впитывал в себя каждый незначительный штрих, малейшую деталь, изменения, произошедшие в Мире за это время. Их почти не было, но в то же время, их было сотни, тысячи. Немного подстригла волосы и изменила оттенок, сейчас они отливали тёмным, насыщенным шоколадом. По сравнению с тем, когда Максим видел Миру последний раз, она поправилась, но всё равно смотрелась худенькой, отчего ноги казались длиннее. А на носу появились веснушки.

Кто-то может возразить, что невозможно увидеть с такого расстояния. Возможно! Если лицо до боли любимое, увидишь всё.

Мира медленно повернулась, смотрела долгие минуты, превратившиеся для Максима в бесконечность, неисчислимую и жестокую, и рванула к нему, оставляя следы на мокром песке, врезаясь со всего маха, падая в его объятья.