Начались дни сборов и лжи.

Сначала я лгала тете Жене, что меня посылают в длительную командировку за границу для заключения немыслимо дорогого контракта для моей фирмы. Потом то же самое пришлось врать маме. Для этого я съездила домой. Стас был моим неизменным молчаливым спутником. Мама меня тихонько спросила, не собираюсь ли я замуж. Я покачала головой. Но в глазах ее осталась тревога. И я не знала, чем ее успокоить. Что сказать.

После шока, испытанного мною во время мнимой кончины Стаса, я как бы застыла внутри. И все, что я делала, делала на автомате. Мы с ним конечно общались и обменивались какими-то незначительными фразами типа «Когда поедем» или «Ты паспорт не забыла?». Но между нами словно черную кошку кинули, такими чужими мы выглядели вероятно со стороны, да и друг для друга тоже. Два спутника поневоле.

Но иначе я уже вести себя с ним не могла. Я поняла, на что могут пойти эти люди, чтобы добиться своего. Возможно, еще это было защитной реакцией моей психики. Потому что если бы не это мое состояние, я бы просто взорвалась. Как вулкан. Нет. Как атомная бомба.

И еще меня пугали изменения, которые произошли в наших со Стасом отношениях. Я перестала на него реагировать, как это было прежде. А он больше не хотел меня. Совсем. Я это знала точно. Что-то с нами произошло, случилось. И я не знала, что. И в данный момент знать не хотела. По той же самой причине. Бум!

Мы поехали в Москву и нас на несколько дней поселили на квартире у Зинаиды Семеновны, так представили мне хозяйку квартиры, молодую красивую женщину со старинным именем и не менее старинным отчеством. Хозяев мы почти не видели. Похоже, они нам просто уступили свою квартиру на время пребывания в Москве. Я не удивилась.

Стас спал в соседней комнате, и я, ложась спать, спокойно обдумывала мысль о том, что еще совсем недавно не смогла бы так равнодушно относиться к этому.

Каждое утро мы пересекались в местах общего пользования, встречались за завтраком и ехали по делам. Нужно было соблюсти кое-какие формальности, как мне объяснили. Для этого мы посетили несколько служебных кабинетов в различных государственных зданиях и в одном из них я подписала бумагу о неразглашении. Выйдя из кабинета, я поняла, что игра и впрямь идет нешуточная. И если мистика тут не причем, то уж политика-то явно потопталась.

За окном уже плакала осень серым дождем, когда я покидала Москву в купе поезда Москва-Париж. Напротив меня молчаливо смотрел на тот же самый дождь за окном Стас. Но как далеки мы были в этот момент друг от друга, можно было лишь догадываться.

Если бы я могла шутить, то подумала, что все это очень похоже на то, что я зеленый неопытный агент, завербованный контрразведкой, а Стас — агент опытный, приставленный за мной присматривать. Но шутить не хотелось.

— Есть хочешь? — спросил он будничным скучным тоном, каким разговаривал со мной в последнее время.

— Нет, спасибо, я сыта, — ответила я и подумала:

А вот интересно, кем он питался все это время? И мне вспомнился первый день встречи с ним, когда он прошел мимо меня в окружении стайки хорошеньких девушек. Таких свеженьких, и наверное таких вкусненьких…

Словно прочитав мои мысли, Стас зыркнул на меня недобрым темным глазом и я заткнула подальше все свои догадки.

В других обстоятельствах я наверное бы с восторгом восприняла поездку по Европе в сопровождении красавца, которому так и хотелось пристроить острые уголки на уши и резной волшебный лук за спину. Но я чувствовала себя невольницей в плену обстоятельств, в которые я попала не желая того и не понимая истинных причин происходящего. Но точно знала, что не хотела бы еще раз увидеть что-то подобное тому, что случилось с ним там, в гостиной, тем вечером. А я подозревала, что если я не соглашусь на поездку, то они придумают еще что-нибудь пострашнее. И все только для того, чтобы доказать мне, не верующей материалистке, что их мир существует на самом деле, а не в моем воображении.

В Париже мы долго не задержались. Но у меня был один вечер, чтобы погулять по городу. И я отправилась бродить в одиночку, не сказав Стасу. Конечно, я предполагала, что он рассердится. Его обязанностью было не спускать с меня глаз. Но я так устала от неизвестности в наших отношениях, что решила — будь что будет.

Город был наполнен каким-то особым ненавязчивым ароматом, смесью типично французского парфюма и натуральных цветочно-растительных запахов с примесью чего-то еще. Прохожие этого города казались мне частью картины под названием «Вечер в Париже». Мелкий осенний дождик, начавшийся внезапно, заставил город раскрыть зонтики и от этого стал похожим на тысячи российских городов, в которых точно также прохожие раскрывали свои зонты, спасаясь от дождя. И только особый шум, состоящий из шуршащих по мокрому асфальту шин, просачивающихся сквозь этот фон приглушенных звуков аккордеона, стука капель по зонтам, асфальту и крышам, в сочетании с тем особым ароматом, который только усилился от дождя, оставаясь при этом легким и прозрачным, снова вернул для меня его особое, не похожее ни на что очарование.

Город словно остановил мои внутренние часы. И в какой-то момент я почувствовала некий дискомфорт. Как будто я делала совсем не то, что нужно было делать. Ехала в противоположном направлении. И я растерянно оглянулась по сторонам, уловив слабое движение за углом дома, за который я только что повернула. И я поняла, что моя прогулка по Парижу подошла к концу. Пора было возвращаться в гостиницу.

Когда наш поезд покидал Париж, город был сер и плакал проливным осенним дождем. Как и мое сердце — тихо и одиноко, в тишине.