04.03.09

Несколько дней назад мне вынесли обвинительный приговор. Как проходил сам процесс и выносился приговор — это отдельная история. Интересно другое: прокурор запросил для меня 11 лет общего режима, а судья вынес приговор 8. В этом нет ничего удивительного: заказчик моего дела за несколько месяцев до приговора рассказал всей Москве, сколько мне дадут. Хотя мой случай оказался, видимо, рядовым по сравнению с уголовным делом бизнесмена Александра, которого я встретил в день вынесения приговора на нашей бутырской сборке. Его судили по делу ЮКОСа. Прокурор запросил для него 11 лет строгого режима. Приговор поставил Александра в тупик: судья в преамбуле упомянула, что с учетом запрошенного прокурором и с учетом того, что Александр был не судим раннее, что у него имеется на иждивении малолетний ребенок и т. д., срок ему назначается 11 с половиной лет строгого режима — то есть на полгода больше, чем запрашивал прокурор. В общем, хоть плачь, хоть смейся.

Потом я встретил на сборке любопытного молодого человека В. Он нацбол, арестованный за проникновение в МИД РФ и оказание сопротивления сотрудникам МВД. Любопытно то, что его уже 50 суток держат в Бутырке в карцере и выводят только на суд. Дело в том, что по закону максимальный срок пребывания в карцере не может превышать 15 суток. Но это особый случай. Таких, как В., в Бутырке несколько человек. В. попал в карцер за то, что отказался выполнять чересчур жесткие требования местного режимника. Всякое бывает — парню не исполнилось еще и 20 лет. Далее — в карцер пришел замначальника тюрьмы по оперативной работе Горчаков, который в жесткой форме объяснил В., что раз он задержан за сопротивление сотрудникам милиции, то есть его коллегам, то с него и спрос особый. И пока В. не будет ходить перед Горчаковым по струнке, то будет сидеть в карцере. Причем В. рассказал, что в отличие от него, другим таким же страдальцам, в основном грузинам, везет больше. Их после 15 суток поднимают на 2–3 часа в камеру, где они могут нормально поесть — в карцер не разрешены передачи. А также они могут нормально покурить, так как в карцере курить запрещено. В. же просто выводят на сборку на 2–3 часа и все — обратно в карцер, в той же одежде. Предельно цинично и беззаконно. Арестанты стараются помогать попавшим в карцер с куревом. Дело в том, что ребят из карцера выводят утром гулять в те же дворики, что и нас. И многие курящие оставляют для карцера сигареты и спички во двориках. Но местные режимники «а-ля ГУЛАГ» решили, что курить они будут сами. Перед приходом карцера дворики обыскиваются, и сигареты со спичками изымаются в личный фонд старших. Арестанты пытаются прятать сигареты, но это редко удается, так как старшие уже набили руку. Возникает вопрос: кто кого должен охранять, и кто должен сидеть?

Я делаю вывод, что помимо Малого спеца и воровского продола, можно вполне быть замороженным в карцере, что хуже всего. Чем дольше я сижу в Бутырке, тем больше и больше ценю то отношение и те условия, которые у меня здесь есть. В карцер можно попасть просто за отказ расписываться в журнале дежурств, а у меня неоднократно находили один из главных запретов здесь — телефон. Все это результат человеческого контакта. Мне просто повезло пока. Но как мне с каждым днем все менее приятны окружающие меня «гулаговеды». Чем больше узнаешь об их беспределе, тем сложнее общаться с ними цивилизованно. Но никуда не денешься: главное здесь — сохранить здоровье, а вежливо улыбаясь им, можно сжимать в кармане фигу. В общем, все как на воле.