Полине кажется, будто вчера был май, а сегодня сразу наступило второе сентября. Словно каникул не было. На ней даже куртка та, что и весной, – голубая с желтым. И если в бабушкину дверь позвонить, то Бес, как всегда, заверещит. И Стаська с бабушкой разговаривают как всегда. Будто они проходят первый уровень знакомой игры.

– Стас, ты куда?

– На конюшню.

– А обедать?

– Я в школе ел.

– Ну чего там в школе можно есть? У меня суп с фрикадельками.

– Я вечером.

– Ну хоть бутерброд?!

– Ба, да не надо ничего.

– Совсем ничего?

– Тридцать пять рублей на маршрутку.

Бабушка быстро лезет в свою сумочку, которую называет «клатч». Хотя настоящий клатч маленький, а эта сумка размерами с Полинин рюкзак. В кармашке «клатча» всегда есть деньги для Стаса, или шоколадное яйцо для Полины, или пачка маминых сигарет. Там даже есть жетончик от собачьего ошейника с надписью: «Меня зовут Бейлис. Я хочу домой». И номер бабушкиной мобилы. Это Неля купила, чтобы Бес не потерялся. Но с Бесом все в порядке, а вот жетончик чуть не пропал.

Стас убежал вниз. Бабушка закрывает за ним дверь, обзывает его шантрапой и говорит:

– Руки мой и у деда в комнате обедай. Полотенце желтое не трогай, желтое – для учеников! Почему у тебя рукав перемазанный? У вас рисование было?

– Нет, это немецкий. Это Альбинка…

– Потом расскажешь! Ко мне сейчас мальчики придут.

Все как раньше. Даже полотенце. Только вот в школе… Но раз у бабушки ученики, Полина все дедушке расскажет.

Баба Тоня своих учеников называет «мальчики» и «девочки». Так и говорит: «Я еще одну девочку взяла, на утро субботы» или «В четверг вечером мальчик не придет. Полинка, можешь свою Лену в гости позвать». Сейчас у бабушки в комнате сидят два мальчика и одна девочка. Вычисляют синусы, функции и интегралы. А Полина про них с детства все знает: синус – это инструмент, вроде гаечного ключа, функция – маленькая, серебряная, как чайная ложечка. А интеграл…

– Что, Полинка, не кончается суп? Ты фрикаделю на хлеб положи и ешь как бутерброд, – подсказывает дед Толя.

– Правильно говорить «фрикаделька». – Полина тянется к горбушке.

И вправду вкусно. Если бы еще хлеб был нормальный, а не с угла батона. Дед считает, что горбушки – самое вкусное. Всегда говорит «я тебе горбушку отложил». Приходится есть, из вежливости.

Дедушка сидит за компьютером, щупает клавиатуру. На кнопках теперь выпуклые наклейки с точечками. Это для слепых. Азбука Брейгеля. Или Брамса? У экрана теперь очень большое разрешение – тоже для дедушки. Он ведь одним глазом немножко видит.

– Хочешь, я тебя в блогах зарегистрирую? – спрашивает Полина.

– А зачем?

– Найдешь с кем ты в школе учился… – мрачнеет Полина. – Узнаешь, как у них дела.

– Не надо. Хорошо у них дела. Уже давно хорошо.

Дед нашаривает на столе диск с аудиокнижкой. В динамиках чужой мужской голос говорит так громко и красиво, будто диктует: «Габриэль Гарсиа Маркес. Сто лет одиночества». Звучит незнакомая мелодия. Красивая, как в мамином мобильнике.

К ним сразу заглядывает бабушка:

– У меня дети! Полинка, дай Толе наушники.

Дедушка машет рукой. Не надо наушников, это он тренировался на ощупь диск вставлять. Он потом книжку послушает. А сейчас будет слушать, как у Полины в школе дела. И за суп спасибо, очень вкусный был. Полина тоже говорит, что вкусный. И накрывает ладонью свой бутерброд из горбушки и фрикадельки, а то вдруг бабушка рассердится.

Но бабушка запускает в комнату Беса – он под ногами крутится, мешает ей объяснять про синусы. А рядом с дедом Бес спокойным делается. Уважает потому что.

Дедушка идет к дивану. Он по дому без тросточки ходит, потому что знает все наизусть – даже если у ковра угол сбился или если Полина стул на место не поставила. Бес уже поверх пледа лег. Греет дедушке место. Будет сейчас тыкаться деду в бок и свистеть тихонько. Полина берет бутерброд и тоже устраивается рядом. Доедает и рассказывает.

У них теперь по немецкому новая учительница. Полина не запомнила ее имя и отчество. Она и про старую тоже не помнила, как звали. Но старая была добрая, а эта – злая. То есть не злая, а… Непонятно, как про нее сказать.

Сегодня Инга Сергеевна повела вторую группу к их немке, а они остались в классе и бесились. У Альбинки были фломастеры для аквагрима. Ими можно на себе что угодно рисовать. Бабочку или цветок.

Максим на лице полосы чертил. Он вообще хотел маску, как у супермена, но за перемену не успеешь все лицо заштриховать. Настя Кузьмичева сделала на пальцах кольца разные. А вторая Настя, которая к нам в гости приходила, Огнева, нарисовала себе очки. А потом отдала фломастер Полине. Полина хотела нарисовать солнышко, но фломастер был зеленым. А солнце не может быть зеленым, если оно не инопланетное? Тогда она решила раскрасить родинку. Раз мама говорит, что похоже на вишню, то можно пририсовать листики.

Перемена закончилась, но Полина все успела. А Максим рядом прыгал и просил фломастер для своей маски, а то предыдущий Альбинка отобрала уже. Их новая учительница стояла на пороге, смотрела, как они бесятся. Полина думала, что она красивая и добрая. А учительница велела все смывать, потому что тут не балаган, а они не клоуны. И сказала, что раз у нее начало урока отняли, то она столько же перемены отнимет! Будем на перемене заниматься!

Фломастеры смылись, Альбинка не наврала. Только она с ними в туалет не ходила, она себя разукрашивать не стала. Когда они в класс пришли, Альбинка уже учительнице рассказывала, как ее зовут и сколько ей лет. И учительница улыбалась.

Полина пошла к парте, за которой они с Настей Огневой на немецком сидят, а учительница ее остановила. Велела к зеркалу подойти, а потом смыть грим еще раз. Но щека уже чистая была, только зеленая черточка сверху родинки и все. У Кузьмичевой одно кольцо с пальца совсем не смылось, а у Максима лицо почти серое, но к ним учительница не стала придираться. А Полине сказала: «Ты кляксу эту розовую вытри немедленно!»

Все засмеялись. Хотя знали, что это родинка. Максим и Альбинка дразнили ее «кляксой». Инга Сергеевна их бы заставила замолчать, а эта просто сказала «гут» и велела открыть учебники на пятой странице.

– А еще она сказала, что «клякса» по-немецки будет… Не помню.

– И я не помню. Вроде «клекс», что ли? – говорит дед Толя: – А «вишня» – это «кирше». Знала об этом?

– Нет. Мы только яблоко и апельсин проходили.

– Ну видишь. Теперь они не будут знать, а ты будешь, – он гладит Полину. И на ощупь.

И начинает рассказывать сказку – про принцессу Кирше из Вишневого замка. Такой сказки на самом деле нет, ее дедушка только что сам придумал.

У деда Толи ладонь большая, а пальцы короткие. Кажется, что его ладонь специально так сделали, чтобы она лежала у Полины на спине, между лопаток. Наверное, там есть специальное место, на которое нажимаешь, и становится хорошо. Ну как у собак за ушами.

Полина молчит до середины сказки, потом начинает помогать. А потом сама себя перебивает:

– Нет, дракон добрый был! Он не стал никого есть! Он на спину себе рюкзак надел и в нем всех катал. Дед Толь, а нам зефир на завтраке раздавали. Он не помялся почти. Я сейчас полежу с тобой еще немножко и тебе его отдам. Хочешь?

– Хочу. И еще знаешь чего хочу? Ты мне на компьютер сказки наговори, чтобы записалось. Ты в школу уйдешь, а мы с Бесом будем дома сидеть и слушать. Правда, Бес?

Бес не отвечает, он свистит во сне. Если на человеческий возраст перевести, то Бес получится старше дедушки. Поэтому Полина слезает с дивана так, чтобы Бесу на лапу не наступить.