Димка рассказывал, что у него мама строгая и спать его загоняет ровно в десять. Он еще позавидовал: «У тебя мама добрая такая. Все тебе разрешает и не воспитывает». Зато, наверное, Димкина мама никогда не говорит ему «растворись».

– Я тебя очень люблю.

Это мама пришла мириться. Объяснять, что ей без работы плохо. Мама думала, что она важными вещами занимается, и что никто другой за нее эти вещи хорошо не сделает. Но маму уволили, а ее проект остался у других. Это как любимую игрушку отняли. Даже не игрушку, а сказку.

Дальше можно не объяснять. Про сказку Полина лучше всех поймет. Ну сказала бы мама сразу, а? Полина бы не вредничала.

От мамы сигаретами пахнет и той мазюкалкой из ванной, которой тушь смывают. И еще чем-то, совсем маминым.

– Вишня, давай блинчиков нажарим?

– Только чтобы с медом.

– Знаешь, нам с Жанкой акварель купили однажды. На коробке было написано «медовая». Мы решили, что она со вкусом меда. Лизнули! А там обычная краска. Даже не сладкая.

– Мам, а может, вы ее просто не распробовали? В первый раз многие вещи невкусными кажутся. А потом ничего, привыкаешь, – ободряет ее Полина. Хотя твердо знает, что никогда не полюбит овощное рагу, даже если его сто тысяч раз будет пробовать.

– Может, и не распробовали. Может, и привыкну, – и мама идет к холодильнику, вынимать молоко и масло.

Тетрадка по чтению валяется там, где Полина ее бросила. Ручка тоже валяется. Совсем рядом. Можно написать слово «тыр-дык» и сунуть домашку в рюкзак.

– Мам, я тебе могу свою акварель одолжить. Ты ее лизни, если захочешь. Только я не уверена, что она медовая… Или тебе неинтересно, раз ты одна?

Мама с кухни отвечает что-то непонятное. Неразборчивое. На «у». То ли «угу». То ли «уже». А Димка не отвечает.

– Мам, а у нас с Димкой игра есть на двоих…

Мама внимательно слушает. Даже когда ей на мобильник звонили, она на номер посмотрела и не стала вызов принимать. Дальше про игру слушала.

– Скажи, мы здорово придумали? Тебе очень понравилось?

– Да. У нас с Жанкой тоже была игра на двоих. В розеттский камень. Мы ее всю жизнь помнили, даже когда Нелька и Стас родились. А потом Жанна разбилась – и все. Я думала, что про игру не вспомню никогда.

– А что это за камень? Как «ножницы, бумага, карандаш, огонь, вода»?

– Нет, настоящий камень. Его нашли в Египте двести лет назад. Пока камень не нашли, ученые не могли расшифровать египетские иероглифы. Они их не знали. А древнегреческие ученые знали. И смогли перевести надпись на камне. И выучили язык фараонов.

– А как вы в камень играли?

– Мы решили, что у нас будет своя страна. Розетта. Мы письма друг другу писали. Тоже иероглифами. Придумали шифр и пользовались им. Даже когда выросли. А теперь только я одна знаю. За нас двоих.

– А давай ты мне этот шифр расскажешь, и я с тобой в него играть буду?

Мама вздыхает. Так сильно, что Полина сразу поняла: сейчас скажет «нет».

– Вишня, я не могу. Мы пополам создавали страну. Мне одной в нее играть нечестно.

– Я только хотела, чтобы ваша страна осталась, – Полина отворачивается к кухонному окну. Оно сейчас все затуманенное, в нем соседний дом не виден. Зато Полина хорошо отражается и мама с кастрюлькой в руках. И еще как от сковородки вверх дым идет, там следующий блинчик подгорает. – Я все придумала! Давай ты напишешь, как вы играли. Как ты в блог про нас пишешь. Только про себя и про Жанку.

– Вишня, я же никогда такие вещи не писала.

– Ты же за мной сказки записывала? Ну и сейчас запиши. Ты представь, что ты мне это рассказываешь, только буквами. Это не страшно, мам! Я уже пробовала!

Димка все-таки в скайпе появился, уже совсем поздно. Оказывается, у них сегодня весь день Интернета не было. И еще электричества и тепла в батареях, но это фигня и даже здорово, потому что уроки можно не делать. А сейчас все включили. И мама ему разрешила Полине позвонить, потому что он обещал. Тут на экране кусочек Димкиной мамы появился, и она привет передала.

И они вчетвером разговаривать начали, будто снова на кухне вместе сидят. Оказывается, у Димки сегодня на ужин тоже блинчики. Димкина мама предложила, чтобы Полина к ним на каникулы приехала. Полинина мама согласилась. Сказала, что, если Димкиной маме одна невестка не понравится, она всегда готова обменять на другую. Вообще, это обидная шутка, но сегодня смешная. Потому что Полина знает, что мама ее любит. И потому что Полина – не невестка, а эта… Яичница… Подсвечница… Как их тогда Ленка Песочникова обзывала? Может, Димка помнит?

Но Димка про другое запомнил:

– Польк, а помнишь, как мать твоей этой подружки от страха зассала?! Когда мы сказали, что знаем, кто собак убил?

– Ты ж на дереве сидел! Я с ней одна разговаривала!

– Мне же все слышно было! Я в засаде был по-настоящему! – гордо говорит Димка. И улыбается. Видно, что у него на месте одного выпавшего зуба уже новый растет. Зато вместо другого – новая дырка.

– Вишня, вы, вообще, о ком?

– О Ленкиной маме… – Полина опять не помнит, как ее зовут.

– О той тетке психанутой! – поясняет Димка.

Его мама сперва заругалась, что Димка ругается. А потом заинтересовалась. И Полинина мама тоже начинает задавать всякие вопросы. Таким голосом, которым раньше с коллегой Витечкой разговаривала. А потом мама еще папе звонит и спрашивает, когда он, наконец, на машину видеорегистратор поставит. А потом отправляет Полину спать и говорит, что раз она пока безработная, то надо пользоваться моментом. Мама печатает текст про страну Розетту и одну мелодию немножко бурчит. Торжественную такую, как про прощание славянки. Но повеселее. Из мюзикла.

Полина засыпает и думает о том, во что она с Димкой летом играть будет.