На следующий день Фотина, придя на работу вовремя, показала Миранде письмо. Миранда ужаснулась, схватила письмо, перечла, и стала звонить подруге. Подруга стала звонить юристу. Фотина вспомнила, что у нее есть визитка юриста, нашла ее, и тоже стала ему звонить. Юрист оказался неимоверно занят, о чем и сообщила им его секретарша.
Позвали Ахмеда. Ахмед некоторое время входил в положение, а потом сказал, что за определенную мзду может организовать паспорт на другое имя и билет в какую-нибудь отдаленную точку на планете, где людей не облагают почем зря штрафами и не тащат в суд и не сажают в тюрьму не только за неуплату долгов, но даже за грабеж и убийство. А в России, как всегда, свобода только на словах, иллюзия одна.
А Миранда предложила обратиться к ясновидящей.
Фотина сказала, что хотела бы уйти пораньше. Ахмед снова вошел в положение, и сказал, что уйти она может хоть сейчас, и не приходить завтра, и даже вообще никогда больше не приходить, потому что с русскими женщинами одни проблемы, а толку очень мало, да и клиенты беспокоятся, когда видят в химчистке русскую – думают, что что-то здесь не так. Миранда стала на него кричать истошным голосом, давать чувствам своим абхазским отвагу, а Фотина накинула куртку и вышла.
Оставалась Марина Владиславовна. Фотина поймала таксомотор – пригодились купюры телепата – и велела шоферу ехать на улицу Чайковского. Приехали. Внутри было, как и в предыдущий приход, много растерянного и спешащего народу, и много подозрительных типов. Миранда нашла мужчину, который не очень спешил и вид имел такой, будто он здесь работает.
– Я ищу главу отдела Марину Владиславовну, – объяснила она ему.
– Тю, – сказал мужчина – средних лет, в очках, при гластуке, с кривым ртом. – Вчера укатила в отпуск. Теперь застрянет в Лондоне на месяц. Заместитель остался, но он такая сволочь, каких свет не видывал. Вы к нему не ходите, нахамит только, и ничего не сделает. Вы из «РосПримочек»?
– Нет.
– А откуда?
– Я … сама…
– Сама? Адвокат у вас есть?
– Есть, но он не занимается государственными учреждениями.
– Ну, тогда вам здесь ловить нечего. Вы мне поверьте, я опытный. Будь вы покрасивее, может, и были бы шансы.
– Я по делу «Комиссии по распределени фондов для матерей-одиночек». Мне от них письмо пришло…
– О! – мужчина хохотнул. – «Комиссия»? Они вчера все дела заморозили на месяц. Ничего не добъетесь. Они на автопилоте, разгружаются, а то перебор с делами. Бюджетный сезон у них. Если задолжали им – мой совет, заплатите. Не связывайтесь. Они хуже налоговой. Пристанут – на всю жизнь вам загрузка и расстройство.
Фотина почти физически почувствовала, как сгустились тучи над ее головой, непроглядные, черные, и вот-вот должны шарахнуть молнией.
Она пошла к выходу. На улице постояла немного, думая, что бы предпринять.
Помимо ясновидящих, колдунов, ворожей, и прочих представителей оккультного предпринимательства, специализирующихся на давании советов тем, у кого не осталось способов решить проблему в рамках материализма, есть ведь еще и церковь, которая, как известно, Дом Божий. И там, в церкви, говорят, можно обратиться непосредственно к Самому Главному Начальнику. Можно и без церкви к Нему обратиться, если знаешь, как. Фотина думала, что знает, а на поверку вышло, что не очень, не до конца, и не совсем. Вообще не знает. Нужно молиться – а как? Фотину воспитывали в лучших традициях русского дарвинизма, согласно которым выживают приспосабливающиеся, человек произошел от общего с обезьянами предка, а разум в конце концов всех победит, и благодаря постепенным достижениям науки наступит на земле для всех совершеннейшее радостное благополучие.
А как нужно молиться ее не научили. Просто просить мысленно? Мол, видишь, в какой я переплет залетела, не благоволишь ли исправить?
Следуя по Каменноостровскому («солдатским шагом», с грустью вспомнила она), увидела Фотина некрасивую, несколько нелепого вида, церковь с колокольней. И решила, что нужно попробовать.
Внутри крепко пахло каким-то церковным дымом, и было пусто, только у самого алтаря стоял толстый поп в рясе, с огромной бородой, прикрывая правым рукавом рясы нижнюю часть лица. Может, он курил марихуану – Фотина не знала. Она остановилась по центру кафоликона. Ей хотелось присесть, но в русских церквах нет скамеек. Поп обернулся к ней, посмотрел сердито, пожал плечами, и подошел.
– Здравствуйте, – сказал он. Не очень молодой, с простым, не очень добрым лицом. – Мне нужно уходить, к сожалению, времени мало. Вечерней службы у нас сегодня нет, завтра. Чем могу служить?
– Я попала в беду, – призналась Фотина. – И не знаю, что делать.
– Исповедаться пришли? Лучше завтра. А то я спешу, а в спешке, сами понимаете, ничего путного не выйдет.
– Я в беду попала. Мне помощь нужна.
– Нужна так придет. Вы первый раз в нашей церкви?
– Да.
– Живете недалеко?
– Далеко.
– Хмм. Позвольте. Вы православная?
– Наверное. Не знаю точно.
– Как это – не знаете? В детстве вас крестили?
– Да. Наверное. Да.
Попа раздражали такие вот – истеричные, порывистые, только о себе думающие. Прихожанки из них никакие, зайдут пару раз и всё, денег на приход не пожертвуют. Только морока с ними, и других прихожан смущают. Хорошо еще не во время службы пришла, а то бы, небось, на пол начала бы кидаться, и выкрикивать что-нибудь. Помощь ей нужна, видите ли. Тут и с обычными прихожанами устаешь. Да и голова болит – невыносимо. Эка мучение.
Выгнать нельзя, из церкви не гонят. Поп вздохнул и напряг мысль. И еще ее напряг. И сказал:
– Меня зовут отец Владимир.
– Да.
Вот, подумал поп, она еще и тупая, а не просто истеричная. Видя, что она продолжает молчать и ждет, когда он еще что-нибудь скажет, он спросил чуть насмешливо:
– А вас как зовут?
– Фотина. Простите. Фотина.
Поп нахмурился. Фотина. Фотина? … Фотина … Э … В голове что-то завертелось мутно, и он сделал умозаключение неверное, и подумал – только этого не хватало.
– Вы мусульманка?
– Нет.
– Родители не мусульмане?
– Нет.
– Почему ж Фотина?
– Имя такое. – И вспомнив, Фотина добавила: – Греческое.
– А! – сообразил поп. – А ведь и правда – греческое имя! Тфу ты! Фотина. Ну, конечно, да…
– В старину называли Фетиния или Фетинья, – компетентно добавила Фотина.
– Родители ваши национальности какой?
– Русские. – Чуть подумав, она добавила: – Насколько мне известно.
– Насколько известно … А зачем? Все хотят быть оригинальными …Мало, что ли, русских имен на свете? Столько имен, красивых. Ирина, например. Или Елена. Так нет же … греческое им подавай … Ладно. Исповедоваться будете?
– Мне, отец Владимир, помощь нужна. И вот я пришла о ней просить.
– Кого просить?
– Э … Всевышнего.
– Так. Ага. Понятно. Исповедаться не хотите?
– Не знаю. А это как?
– Душу облегчить. Рассказать о грехах своих.
– А, о грехах … Да, это важно, наверное … Кому рассказать?
– Мне, например.
– Да, но это потом как-нибудь. Мне нужно срочно. Помощь срочная.
Она замолчала, а поп на нее смотрел, смотрел, бормотал ворчливо «потом как-нибудь», после чего сказал безнадежным голосом:
– Епитрахиль, стало быть, не нужно нести?
Фотина не знала, что это такое, и честно сказала:
– Не знаю. Помощь мне нужна. Посадят меня ни за что, сын будет без меня расти. Может, в детский дом попадет. Я хотела попросить … у Всевышнего…
– Помолиться.
– Ну и помолиться тоже.
Поп вздохнул и покачал головой. И спросил, опять же безнадежным голосом:
– Скажите, вы Писание читали когда-нибудь? Я просто из любопытства спрашиваю.
– Что? Писание? Не помню. Может и читала.
– Библию, – сердито сказал поп.
– А, Библию. Да, читала. Не всю.
– Не увлекло? – ехидно спросил поп.
– Нет, не в этом дело. Читала части какие-то.
– Какие же?
– Ну, про Апокалипсис читала. И про Иисуса Христа еще.
Она хотела добавить, что где-то читала или слышала про иудеев в Египте, у берегов священных Нила, и про их предводителя Моисея, но не была уверена, что это из Библии. Может, просто из фильма какого-то, реклама для привлечения русских туристов. Евреи русским ближе, чем египтяне. Также, совсем недавно, Фотина видела краем глаза по телевизору части проповеди скандального священника Андрея Кураева, что-то о прелюбодеянии. Прелюбодеяние – это когда спят с кем попало, замужние с неженатыми, или наоборот, или все вместе, и что это против того, что Бог велит христианам делать и думать. Но может это тоже не из Библии, а просто личные соображения самого Кураева. Нет, не самого, а скорее всего такая установка … (Фотина знала когда-то слово «доктрина», но сейчас не вспомнила). Но вообще-то она и до этого слышала, что прелюбодеяние противно Богу. Что, наверное, в принципе правильно. А также, вроде бы, Бог не любит лицемерие.
Поп смотрел на нее, полуприкрыв глаза, соображая что-то, и вдруг понял. И сказал:
– Вы молиться не умеете?
Фотина отрицательно покачала головой.
– Ни одной молитвы не знаете?
Фотина снова помотала головой. Поп еще подумал.
– Помощь, стало быть.
– Посадят меня, отец Владимир. Через неделю.
Он кивнул, вздохнул, и сказал:
– Повернитесь к алтарю. К алтарю. Вон алтарь. За иконостасом. Повторяйте за мной.
Фотина послушно повторила сперва молитву Святому Духу, потом ко Пресвятой Троице, и затем Молитву Господню. И спросила:
– И всё?
– Приходите завтра на службу, – велел поп. – Кроме того, у нас тут есть специальные курсы для таких … э … как вы. Для взрослых. Которые не знают ничего.
– Мне сейчас не нужны курсы. Мне нужна помощь. Какие курсы, у меня через неделю суд. Я повторяла за вами, но ни слова не сказала о том, что именно мне нужно. Какая именно помощь.
– Бог знает что вам нужно лучше, чем вы сами, – устало объяснил поп.
– Но я ведь Ему не сказала.
– А Он все равно знает. Все, что с вами происходит, он видит и слышит. Понимаете?
– И поможет?
– Ну, если вы душой чистая и верите в Него, не грешили против его Заповедей, открыты к Нему, любите Его, тогда да, поможет. На службу приходите завтра.
– А можно просто помолиться, без заученных слов? Просто сказать Ему, какая мне помощь нужна?
– Если хотите. Мне нужно идти.
– Я все-таки хотела бы попросить его … наедине.
– Вот и хорошо. Я пойду переодеваться, а вы останьтесь, и просите Его, о чем хотите.
Раздраженный поп ушел в соседнее помещение, а Фотина подошла поближе к иконостасу, потом еще ближе, глаза обратила на крест, подумала, и сказала тихо:
– Вот видишь, мне помощь нужна очень. Меня могут в тюрьму посадить, сын останется один. Не один, с бабушкой, но толку от этой бабушки, как от индюка пряников. А за что меня? Что я такого сделала, чем Тебя рассердила?
Тут она вспомнила, что буквально на днях переспала с женатым мужчиной, а прелюбодеяние Богу противно, и покраснела густо. Что значит – не виновата? Кольцо на пальце видела? Смутно надеялась отбить мужчину у жены? Было такое? Было или не было?
– Ну, хорошо, неправильно это, не дело это. И кольцо видела с самого начала, не отрицаю. Но ведь это уже после было. После писем и штрафов. Да и не ради себя одной я это делала, а ради сына тоже.
Она поняла, что это лицемерие, и испугалась.
– Нет, Ты меня только … на слове не лови … Ты знаешь, что я хочу сказать. Ведь знаешь, да? Ты всё видишь и знаешь. Я ведь в душе не злая, не плохая. И ведь Тебе об этом известно. Иногда хочется счастья обыкновенного, бабьего. Я знаю, что прелюбодеяние – это худо. Знаю. Ну, прости меня. Пожалуйста. И сделай так, чтобы все обошлось. Чтобы не посадили меня. И чтобы квартиру не отобрали. Она не на меня, она на мать записана. То есть, она материна. Но я там живу, с сыном. Сына Колька зовут. Он хороший и умный, хоть и коварный. Поможешь? А этих, которые … Васю, Леонида … я их не виню, но они ничего не умеют. Или не могут. Может, Брянцев что-нибудь сделает?
Она задумалась. Фамилия Брянцев именно сейчас почему-то всплыла в памяти. А что? Он напутал – он и поправит. И хотя Вася Мережковский уверял ее, что всему свой срок, и в ее теперешнем положении даже Брянцев не сможет ничем помочь, поскольку главный штраф, шестьсот тысяч, уже прибыл – а вдруг?
А вдруг, подумала она, просветляясь лицом, это Он меня только что надоумил? Сам? Пойти к Брянцеву. Пойду, скажу – так и так, за что губите? Может, ему нужно только кнопку нажать. Или позвонить кому-нибудь.
Я обязательно прочту Библию, если так. Обязательно. И … эта … прелюбодействовать больше не буду, а буду ждать прекрасного принца, неженатого, готового взять под опеку мать-одиночку с малолетним сыном. И с тещей. И пусть он будет хоть водопроводчик, хоть гастарбайтер, хоть татарин.
По выходу из церкви Фотина столкнулась с молодым нетрезвым человеком в спортивном костюме – вернее, он на нее наскочил, и сам же придержал, не дал ей упасть, и упал возле.
– Пьянь, – сказала Фотина без особого раздражения.
– Нет … ты меня не обижай! – велел ей мужчина. – Я от своих отстал. Мы альпинисты. Послезавтра едем в Альпы … э … альпинировать.
Он засмеялся пьяно.
– Альпинировать, поняла? Вот. А ты ругаешься. Ты злая. А ты будь добрей. Это ведь не сложно.
– Отойдите, мне некогда.
– Ну и отойду, ну и подумаешь. Хочешь сигару? Кубинскую?
Он вытащил из кармана сигару и протянул ей. Фотина осторожно его обошла и направилась к стоянке такси неподалеку.