Дальше дело пошло споро. Боевые действия велись где-то к северу от тех мест, по которым проезжали Шустрый с Пацаном, Малышкой, и Вдовушкой. Нищета кругом стояла страшнейшая, со следами недавних потрясений, но золото действовало безотказно, и почти везде находились и ужин, и ночлег. Одежда приобрела негодный вид – непонятно, какого цвета, где сшита и для каких целей, и это было путешественникам на руку – никто не предполагал в голос, что явились они из иной части коалиции, или везли с собою серьезные деньги. Оборванцев везде полно. Ферда поповского продали вместе с шариотом, и ехали теперь с попутчиками, за небольшую плату.

Везде встречались нищие калеки, на многих – элементы униформы. Некоторым Шустрый давал мелочь – не всем подряд, деньги следовало экономить.

– Мы ведь вернемся за маман? – спрашивал временами Пацан. – Когда вернемся, нужно ей гостинцев будет купить, и платье.

– Обязательно, но только сначала нужно утвердиться, нажить добра, чтобы были деньги, и чтобы маман не срамно было в дом пригласить.

– Это понятно. А долго нужно утверждаться?

– Надеюсь, что не очень.

Прибыли в большой город, основанный еще древними римлянами. Шел октябрьский дождь. Над узкими улицами возвышались готические громады церквей, известняковые стены серели сквозь пелену дождя. На Пацана город впечатления не произвел – он очень устал и хотел спать. Вдовушке город нравился, она таких раньше не видела. Ей также нравился Шустрый, но это она старалась скрывать.

Идя по улице, Шустрый заприметил знакомого в военной форме и быстро отвернулся, и потащил Пацана, несущего Малышку, за рукав. Вдовушка повлекась за ними. Повернули за угол. Нужно было убраться из города, но Шустрый опасался, как бы ему, когда будет его очередь нести Малышку, не пришлось нести еще и Пацана. Необходим отдых.

Нашли постой – мезон о трех этажах для заезжих, заплатили вперед за ночь, но не успели еще взять ключ от комнаты, как в крохотный вестибюль вошли трое – все военные.

– Хо, Шустрый! – сказал жуайельный голос.

Оказалось – давнишний знакомый, вместе служили.

Вдовушка смотрела испуганно, а Пацан делал вид, что слишком устал и смотрит на всех мутными сонными глазами, тем более что это было правдой. Хотя на самом деле он тоже боялся.

– Привет, – ответил Шустрый, стараясь улыбаться.

– Ну! Где пропадал, почему живой?

– Ребята, мне нужно выспаться, я вам всё завтра расскажу.

– Это хорошо, что расскажешь, а только до завтра ждать нельзя.

– Почему?

– Никак нельзя, Шустрый! Что это ты на улице от меня нос воротил?

– Не воротил.

– Сделал вид, что не замечаешь. Нехорошо, солдат! Ты не дезертир ли часом?

– С чего ты взял!

– И не лазутчик вражеских сил? А?

– Ну какой я лазутчик!

– Это жена и дети твои?

– Э…

– Парень на тебя совсем не похож. Женка ничего, грудастая. Как поживаете, мадам? Ну да ладно. Парень большой, авось и прокормит семейство в твое отсутствие. Ну, пойдем, Шустрый.

– Куда пойдем?

– Как куда? В казарму. Куда ж еще. Кончилось твое увольнение, Шустрый, на рассвете выступаем. Лишняя одежонка солдатская найдется, мушкет ты получишь. Ужином накормим. Можешь и жену с детьми взять с собою на предмет ужина, потом домой сами доберутся.

– Слушай, я сейчас не могу.

– Не можешь – значит дезертир. В отставку решил выйти? Не выйдет, Шустрый. Ну, в крайнем случае, если будешь настаивать, можем тебя расстрелять, как дезертира. Шучу. Да ты не бойся, это ненадолго, через месяц-другой дома будешь. Император дает коалиционным псам решительнейший бой, всех победит одним махом! А потом мир на пару лет. Будешь ты герой, Шустрый! Повезло тебе. Идем же.

Практичный человек, Шустрый прекрасно понимал, что к чему.

Потеряв почти все войско в раннем снегу на востоке, разгромленный тиран, отказавшись повергаться, набирал и добирал новые батальоны непрерывно, все ужесточая методы и все снижая критерии отбора. Первыми пошли к нему не управившиеся поучаствовать в восточной кампании вояки, за ними ринулись те, кого жизнь в войске манила относительной сытостью по сравнению с жизнью вне войска. Потом шли те, кто не очень хотел – но понимал, что облегчит таким образом житье родным и близким – потому что продовольствия на истощенных поборами в пользу войск территориях хватало далеко не на всех. Но кончились и такие рекруты – теперь посланцы императора уж и просто скоблили по дну бочки – за вознаграждение и привилегии офицеры выполняли сдельную работу, забирая всех, кто мог держать в руках мушкет и самостоятельно передвигаться по ландшафту. И совершенно все равно, если есть у новобранца дети, старики-родители, братья-сестры малолетние – такое время, не до мелочей теперь. Возможно, что за здоровых и бывалых платили больше – Шустрый, здоровый, крепкий ветеран, был удачной находкой рекрутирующего офицера. Даже будь он, Шустрый, дезертир – об этом ведь вовсе не обязательно сообщать.

– Жене и парню надо поспать, – сказал Шустрый веско. – Очень устали. Я их только в комнату отведу и баиньки уложу.

– Мы пойдем с тобой.

– Нет. Подождите меня здесь. Ну не убегу же я! Здесь только один выход. Мне нужно дать им инструкции.

– Какие?

– Частное дело. Семейное.

Подумав, офицеры согласились.

В комнате Шустрый не стал даже запирать дверь, сразу насел на Пацана.

– Название моего села помнишь?

Пацан, глядя испуганно, кивнул.

– Как туда добираться помнишь? Названия рек?

– Да.

– Поспите тут пока что. Если я не вернусь до завтра, разменяешь здесь пять или шесть монет на медяки и отправишься, с Малышкой и … этой … Остальные не меняй. И не подавай виду, что они у тебя есть. Везде говори, что едете к дяде. Твоему дяде.

– Я без тебя не поеду…

– Заткнись. Делай, что велят. Как моего брата зовут помнишь?

Пацан кивнул.

– Расскажешь ему всё. Он тебя не прогонит. Он единственный приличный человек во всем регионе, ему нужно держать марку. С женой его не цапайся, она стерва злопамятная. Он пекарь, учись у него пекарному делу. Понял? С этой дурой расплатись, найди ей провожатых на обратный путь.

– Чего это я ей буду платить? Ей уже заплачено, да и кормим ее все время, она за троих жрет.

– Ты это брось, – устало и зло сказал Шустрый. – Нельзя обманывать, и нельзя воровать. Из последних даже денег – извернись и заплати ей, понял? Иначе, когда я вернусь, я даже разговаривать с тобой не стану никогда, выгоню на просторы! Мне в роду татей не надобно! Ясно? Блядский бордель, ясно, я спрашиваю?

Пацан снова кивнул.

Шустрый снял с шеи медальон и надел Пацану. Пацан мрачно смотрел на него.

Шустрый отворил окно, поглядел вниз. Повернулся. Пацан положил Малышку на кровать рядом с сидящей Вдовушкой. Шустрый подошел и поцеловал ее, спящую, в нос. Обнял Пацана, и его тоже поцеловал в нос. Подумал, и поцеловал Вдовушку в лоб. Она опешила. Шустрый быстро перелез через перильца окна, повис на руках, и спрыгнул вниз со второго этажа.

В комнату вошли минут через пять. Обнаружили, что Шустрый отсутствует. Велели Вдовушке взять Малышку на руки. Она поняла и взяла, ни слова не говоря. Поманили Пацана. Вывели. И повели всех в казарму.

В казарме Пацана и Вдовушку покормили, и смотрели с интересом, как Вдовушка кормит Малышку. Через час пришел Шустрый – следил, мучился, и не выдержал.