Думаю, роман Здислава Романовского найдет своих читателей и у нас в стране. И быть может, потому прежде всего, что писатель рассказывает в основном, в главном, собственно, о русском прошлом, хотя ведущие герои в книге поляки. Да и рассказывается об этом так, как привыкла передавать подобные, в общем-то, довольно нехитрые, почти житейские, сюжеты скорее не польская, а русская литература: обстоятельно, ясно, с откровенно выраженной авторской симпатией к одним действующим лицам и столь же очевидной антипатией к другим.
И, пожалуй, только название книги — «Белое и красное» — подсказывает, что замысел Здислава Романовского не в том лишь, чтобы поведать о судьбе молодого человека, политического ссыльного «с местом пребывания» в Якутии, освобожденного Февральской революцией в России, а в результате оказавшегося перед нелегкой необходимостью сделать нелегкий жизненный выбор. В этом смысле участь Чарнацкого — так зовут главного героя «Белого и красного» — далеко не исключение. Такова была доля многих поляков — подданных Российской империи в ту грозную, противоречивую, оптимистическую эпоху, когда империя эта рухнула и вместе с судьбой России, с судьбами всего мира решалась и судьба Польши, которая в течение 123 лет отсутствовала на политической карте Европы как государство и вот теперь обретала, наконец-то, шанс возродиться вновь.
Перед Чарнацким, как и перед миллионами его земляков в бывшей «германской», «австро-венгерской» и царской частях Польши — словом, повсюду, в который уже раз, справедливо замечает Здислав Романовский, история ставила вопрос: «что делать, или по крайней мере — как вести себя».
Вопрос этот был тогда далеко не прост. Слишком трудно, слишком неоднозначно переплелась история Польши с историей России, соседей, не раз и не два враждовавших друг с другом в течение без малого десяти веков. В летописях отношений между государствами феодальными, буржуазными, империалистическими нелегко, а по большей части и вообще невозможно с безоговорочной точностью дать неоспоримую моральную оценку намерений, поступков, действий, то есть всего того, что составляет суть их внешней политики. Ведь речь тут идет, как писал К. Маркс, о такой политике, «которая, преследуя преступные цели, играет на национальных предрассудках и в грабительских войнах проливает кровь и расточает богатство народа». Для того же — воспользуемся еще раз словами Маркса, — чтобы «простые законы нравственности и справедливости, которыми должны руководствоваться в своих взаимоотношениях частные лица, стали высшими законами и в отношениях между народами», необходимо было сначала покончить с эксплуатацией человека человеком…
Практически до конца восемнадцатого столетия (то есть до тех пор, пока алчные монархи трех граничивших с Польшей государств не «поделили» эту страну между собой) и Польша, и Россия, а точнее сказать, правящие их круги попеременно выступали то захватчиками, то жертвами агрессии. Впрочем, подлинными жертвами оказывались всегда, во всех без исключения случаях, народы России и Польши, убивавшие и умиравшие за прикрываемый, как правило, разговорами о защите «истинной» веры, вполне осязаемый, меркантильный «интерес»: богатство власть имущих обеих сторон. И наибольший урон терпели потому отношения именно между народами, между людьми, которых ссорили и восстанавливали друг против друга и, говоря нынешним языком, воспитывали в духе высокомерия и презрения к вере, культуре, языку, традициям, обычаям, даже национальному характеру тех, кто жил «по ту сторону границы».
Такое «воспитание», разумеется, не могло пройти — и не прошло — бесследно. Но и не достигло главного: не рассорило народы наших стран. Ибо ему противостояло — с давних времен — стремление передовой, просвещенной, демократической части польского и русского общества к взаимопониманию, взаимопознанию, дружбе, к тому, чтобы сообща добиться справедливости, равенства, процветания для обоих народов.
«За нашу и вашу свободу!» — так коротко и четко сформулировали сто пятьдесят лет назад польские патриоты общий для народов Польши и России лозунг борьбы за достижение этой цели. И история накопила тысячи ярких, волнующих, нередко трагических свидетельств тому, когда подданные Российской империи — независимо от того, к какой нации они принадлежат, — плечом к плечу, презирая опасности, угрозы, смерть, выступали против самодержавия. Такая солидарность была своего рода цементом, крепившим и польское, и российское демократические движения. Но она была и самым действенным противоядием против национализма, шовинизма и великодержавия, школой подлинного интернационального братства.
Передовая Россия брала сторону польских патриотов, поднимавшихся в прошлом веке на антицаристские восстания. Передовая часть польского общества не только сочувствовала декабристам, Герцену, Чернышевскому, народовольцам, но и принимала активное участие в их революционной работе. С 80-х годов девятнадцатого столетия эти традиции подхватили, развили и обогатили организации, а затем и партии рабочего класса. И это дало прекрасные плоды. Поляки внесли славную лепту в подъем рабочего движения на территории Российской империи в революцию 1905—1907 годов. Около ста тысяч поляков сражались за победу Октября. Красные польские полки и роты (о рождении одной из них в Иркутске и идет, в частности, речь в романе Здислава Романовского) вели бои на фронтах гражданской войны…
Есть в «Белом и красном» такой эпизод. Польский социал-демократ, тоже бывший политический ссыльный, предлагает герою повествования провести беседу с бойцами польской революционной роты, которой предстоит отправиться в Якутск устанавливать там власть Советов. Тему беседы он предлагает, на первый взгляд, далекую от забот и тревог того времени — восстание ссыльных поляков в Прибайкалье в середине 60-х годов прошлого века. Мы рассчитываем на то, объясняет он Чарнацкому, что беседа докажет: «лучшие силы Польши и России сражались и должны сражаться рука об руку. Тогда победа будет обеспечена». Так традиции становились политическим оружием…
Белое и красное — традиционные национальные польские цвета. Они стали символом борьбы за национальную независимость, за справедливость, сегодня это и цвета флага Народной Польши.
Но белое и красное можно рассматривать и как две жизненные позиции: позиция национальной ограниченности и национального эгоизма, которые неизменно культивировались консервативными и реакционными элементами польского общества, обычно кончавшими сотрудничеством с «белым» лагерем России; и позиция интернационализма и мужественной, практической солидарности с «красной» Россией.
В романе Здислава Романовского эти, понятные большинству современных поляков, символы не разъясняются во всех подробностях. Они служат лишь ключом к повествованию. И потому заглавие книги, по мысли автора, призвано, по-видимому, задать верный тон рассказанному в ней. Все внимание читателя Здислав Романовский сосредоточивает на том, как извилист и труден оказался путь Чарнацкого в польскую революционную роту, а значит, и к большевикам, к коммунистам, к новой, еще очень далекой демократической и народной Польше.
Помощницей Чарнацкому становится тут история. Копаясь в архивах царской охранки, открытых Февральской революцией, он мучительно раздумывает над тем, с кем ему идти, какой избрать путь, дабы не изменить бело-красным национальным цветам Польши: оставаться ли нейтральным здесь, в России, не вмешиваясь в «драку» белых и красных (так советует ему поступить кое-кто из местной польской колонии), или же взять в этой схватке чью-то сторону. Чью?
Ответ Здислава Романовского однозначен. Но вот главный его герой приходит к нему не сразу и не легко. Поиск выбора, собственно, и составляет сюжетную канву романа. И решение, которое принимает молодой, горячий, честный поляк-патриот, было уже не интуитивным, как не раз до того случалось с ним, пишет Здислав Романовский, оно стало делом совести. Как и спустя два с половиной десятилетия для тех поляков, которые вступили в сформировавшуюся на советской земле Первую дивизию им. Т. Костюшко, ядро будущего Войска Польского, и, с боями пройдя по родной польской земле, закончили страшную, опустошительную, развязанную Гитлером войну в Берлине на стороне антифашистской коалиции. Это тоже был сознательный (и тоже нелегкий для многих!) выбор: они выбрали, справедливую, народную Польшу, друга и союзника Советского Союза.
В «Белом и красном» русская и польская темы тесно переплетаются. Здислав Романовский, однако, судит своих героев не по тому, поляки они или русские, он судит их по их делам, поступкам, жизненной позиции. В его книге нет «просто» русских и «просто» поляков. Есть русские белогвардейцы и купцы-хищники, русские жандармы и обыватели, но есть и поляки, верно, по-собачьи преданно служившие сначала царю, а теперь контрреволюции, есть поляки-шовинисты, ненавидящие все русское, есть поляки, не желающие ввязываться в «русские дела» и активно сотрудничающие с теми, кто завтра будет возводить буржуазную, антинародную, антисоветскую Польшу. И есть русские, якуты, сербы, немцы, австрийцы, поляки — коммунисты, патриоты, демократы.
…Копаясь в архивах, Чарнацкий испытывает чувство гордости за своих земляков. Самоотверженное бескорыстие, готовность отдать жизнь за независимость Польши, ненависть к российскому самодержавию уберегли их от шовинизма и слепого национализма. Тысячи и тысячи поляков, уделом которых стали тюрьмы, каторга, ссылка в Сибирь за участие в антицаристских восстаниях и выступлениях, не озлобились на народы России, на Россию. Мечтая о свободе своей страны, они мечтали и об освобождении России от самодержавия и о дружбе с этой великой страной. Многие из ссыльных поляков внесли свой, очень значительный, отнюдь не забытый и сегодня вклад в исследование русскими учеными и путешественниками громадного, полупустынного, экзотического для поляков края, каким представлялись тогда им бескрайняя Сибирь, российский Дальний Восток.
На страницах романа Здислава Романовского мы встречаем имена некоторых из них: Вацлава Серошевского, этнографа и писателя, автора монографии о якутах, рассказов и повестей, действие которых разворачивается в Сибири, на Дальнем Востоке, на Кавказе; Эдуарда Пекарского, языковеда, фольклориста, этнографа, составителя 13-томного толкового словаря якутского языка. Все они за участие в борьбе против царизма были сосланы в эту «глухомань». Можно было бы вспомнить и еще несколько имен поляков-повстанцев, не по своей воле приехавших в Сибирь, но так много сделавших для того, чтобы «открыть» ее: скажем, Яна Черского, геолога, палеонтолога, географа, который, например, составил первую геологическую карту побережья Байкала; Александра Чекановского, обнаружившего месторождения угля и графита в бассейне Нижней Тунгуски, или Бенедикта Дыбовского, впервые описавшего природные условия и фауну Байкала, бассейна Амура, Камчатки…
«Белое и красное» — роман, который вряд ли можно отнести к жанру политического, хотя населяющие его русские и поляки говорят и спорят о политике предостаточно. Роман этот и не эпопея, хотя автор стремится дать, пусть даже и в набросках, общую панораму событий в Иркутске, в Якутии, вообще в Сибири в 1917—1918 годах. Роман Здислава Романовского — скорее, если так можно выразиться, камерная эпопея, где политика и стремительные, бурные события служат теми предлагаемыми историей обстоятельствами, в которых молодой поляк делает свой жизненный выбор.
А. Ермонский
#img_11.jpeg