Проснувшись утром ближе к девяти, я, после утреннего туалета и завтрака, снова сел за рояль. Нет, не для того, чтобы сочинять новое произведение. Сегодня утром я ничего нового в голове не услышал. Я сел, чтобы ещё раз проиграть то, что закончил вчера. Бывает так, что музыкант мог недослышать некоторые ноты или дослышал, но неправильно записал. И только повторная игра помогает выявить ошибки.

А после обеда я обещал навестить подругу моей покойной тётки, которая живёт одна и у которой вечные проблемы с компьютером.

Проиграв раз десять вчерашнее произведение, я пришёл к выводу, что оно записано чисто и, по сути, закончено окончательно. Я подошёл к столу, где стоял на зарядке мой смартфон, нажал на дисплей. Время близилось к одиннадцати. Я вошёл в спальню и услышал, как на заднем дворе резвятся соседские дети. Подошёл к окну. Мне всегда интересно наблюдать за тем, как беззаботно играют дети во дворе. Их беспечная радость вселяет в меня уверенность, что таким и должен быть мир, когда нет войн, нет голода, нет стихийных бедствий и всегда звучит радостный детский смех. Решив выйти во двор, я накинул тёплый свитер, натянул сапоги и надел пальто.

Дети радостно лепили снеговика, неподалёку от них стояли их мамы.

– Здравствуйте, Анатолий, – поздоровалась одна из них.

Тут же и остальные женщины подхватили её пример.

– Всем доброе утро! – улыбнулся я. Потом обратился к той, что поздоровалась со мной первой: – Как дела у вашего мужа?

– Спасибо! Хорошо. Благодаря вам.

– Ну что вы. Я же только контакты адвоката дал. Все остальное сделал сам адвокат.

– И все же. Именно вы помогли нам с его поисками.

– Ну, – сказал я смущённо, – главное, что теперь все хорошо.

– Здравствуйте, дядя Толик, – хором поздоровались со мной детишки.

– Здравствуйте, мои хорошие, – отозвался я.

– Хотите с нами слепить снеговика?

– Я бы с удовольствием, но не сегодня. Мне скоро уходить.

Дети кивнули и продолжили колдовать над снеговиком.

– Любите детей? – услышал я приятный женский голос и обернулся.

Брюнетка, волосы под причёску каре. С неестественно золотистым оттенком глаза, в которых отсутствовал блеск. Белое лицо, щеки покрыты лёгким румянцем, полные губы слегка с приподнятыми уголками вверх. На девушке не было макияжа, поэтому слой тонального крема над губами с левой стороны смотрелся как минимум странно. В целом, она была красивой. И кого-то смутно мне напомнила, только в тот момент я ещё не понимал, кого.

– Разве их можно не любить? – ответил я, улыбаясь.

– Всякое бывает, – улыбнулась она в ответ.

– Я считаю, что дети, это главная и чуть ли не единственная причина, почему миру быть.

– Согласна, но все-таки не единственная причина. Есть ещё любовь.

– Конечно, любовь важна, – кивнул я.

– У вас есть дети?

– Нет, я не женат. А у вас?

– Тоже нет.

– И при этом мы любим детей. Вы же, я так понял, тоже их любите?

– Очень!

Пока мы говорили, начал падать снег.

– А ещё я обожаю зиму, – сказала она и подняла руки, – люблю падающие снежинки, которые, прежде чем исчезнуть навсегда, целуют мои руки, лицо.

Моё сердце восхищённо замерло.

– Вы верите в знаки? – спросил я.

– Да, а что?

– В такие знаки, когда человек загадывает что-то и вдруг загаданное начинает сбываться.

– Во всякие знаки верю. А что вы загадали?

– Ну…– замялся я.

– Кстати, – протянула она руку, – я Ангелина.

– Очень приятно. Я Анатолий.

– Я знаю, – улыбнулась она.

– Да? – удивился я. – Разве мы знакомы?

– Я о вас от бабушки наслышана.

– От бабушки? От Людмилы Петровны что ли? – предположил я.

– Ага, – улыбнулась девушка.

Дети радостно забегали, пытаясь поймать снежинки. А их мамы наблюдали за нами, не скрывая интереса.

– Она все время нам с мамой рассказывает, как вы хорошо играете на рояле. А ещё сказала, что вы скрываете от неё композитора тех замечательных произведений, из чего она сделала вывод, что вы сами их сочиняете, но излишне скромничаете.

– Хм, да ваша бабушка настоящий Шерлок Холмс!

– Получается, вы музыкант?

– Не совсем, – ответил я, – так, любитель. А вы?

– Я хочу стать актрисой. Периодически перевоплощаюсь. А играете вы и вправду хорошо. Я слышала вчера утром. Сегодня утром тоже. Правда не все. Через стены плохо слышно.

– Могу пригласить к себе, если вам так интересно.

– С удовольствием. Когда?

– Сегодня ближе к девяти вечера. Если вам удобно.

– Удобно.

– Мне нужно кое-куда заехать, и после я вам…

– Позвоните?

– Или напишу.

– Хорошо, – улыбнулась она, – тогда вам нужно записать мой номер, чтобы я обязательно получила ваше сообщение.

Я достал смартфон из кармана чёрного пальто и записал продиктованный ею номер.

– Скиньте мне пропущенный, – достала она свой телефон из кармана красного пальто.

– Значит, хотите стать актрисой? – продолжил я, когда мы убрали телефоны.

– Мечтаю. Учусь на актёрском. У меня много друзей продюсеров, режиссёров. Они хорошо знали моего отца. Думаю, без работы не останусь.

– Знали?

– Да, – девушка опустила глаза, – отца нет в живых.

– Простите.

– Ничего страшного. Все хорошо.

– Я тоже считаю, что у вас все получится, – решил я приободрить её, – типаж у вас хороший. Когда я вас увидел, то у меня было смутное ощущение, что вы мне кого-то напоминаете, вполне возможно, что актрису. Причёска, например, как у голливудской актрисы из фильма «Убить Билла».

Она засмеялась и, дотронувшись до волос, сказала:

– Вообще-то это не…

В этот момент в меня полетел снежок. Дети захихикали. Я быстро слепил маленький комок и отправил в ответ.

– Так что вы хотели мне сказать?

– То что…

Из кармана моего чёрного пальто послышалось пение женского голоса.

– Простите, – сказал я и достал телефон.

Это звонила подруга моей тёти. Я поздоровался, ответил, что я о ней помню и обязательно заеду помочь с компьютером.

– Простите, мне надо бежать, вечером напишу?

– Хорошо, – улыбнулась она, – И ещё, со мной можно на «ты».

– Понял, тогда до вечера?

– Конечно.

Удивительно! Папа говорил мне, что человек не должен давать обещаний, если он не уверен, что выполнит их. Потому что каждый раз, когда человек даёт какое-либо слово или категорически заявляет, что никогда больше не будет курить, пить или ещё что-нибудь в этом духе, то вселенная моментально предоставляет случай, где у человека будет возможность показать, насколько он твёрд в своём решении. Часто люди не проходят испытание.

Всю дорогу к подруге тёти и уже у неё дома, когда я настраивал для неё компьютер, я размышлял о сегодняшней встрече с Ангелиной. Понятное дело, внешностью она не была похоже ни на ту женщину, что я увидел восемнадцать лет назад, ни на девушку, которую я видел вчера. Но зато она любит зиму. Любит прикосновения пушистых снежинок. Похоже, вселенная меня проверяет. Придётся отказаться от поисков призраков.

Закончив с компьютером, я ещё час посидел с подругой тёти, попил предложенный ею чай, мы с теплотой вспоминали мою тётю, родителей, после чего я попрощался и поехал домой.

Домой я прибыл, когда часы на дисплее смартфона показывали восемь вечера. Я переоделся, залил воду в чайник и поставил кипятиться. После чего написал Ангелине, что я дома. Тут же телефон вздрогнул, пришла ответная эсэмэска: «через полчаса буду».

Я оглядел гостиную. Рояль в углу, рядом высокий торшер, которым я пользовался исключительно тогда, когда сидел за роялем по вечерам. Слева от рояля полки с книгами. Напротив полок находились письменный стол и два черных кожаных кресла. Справа от меня на стене висел большой телевизор с тонким экраном.

Вроде все чисто и аккуратно. Я сел за рояль, попытался сосредоточиться на нотах, но у меня не получалось. Сердце предательски выбивало ритм волнения. Приятное ощущение от ожидания чего-то волшебного будоражило мою душу.

Звонок в дверь прозвенел, словно колокол, который заставляет сначала встрепенуться задумчивого человека, а потом успокоиться пониманием того, что неожиданный звук раздаётся из церкви, мимо которой он проходит.

Я вскочил, по пути к двери бросил мимолётный взгляд на своё отражение в зеркале, что висело в коридоре слева от двери, после чего открыл дверь.

– Даже не спросил, кто там.

– А я больше никого и не жду.

На ней было синее платье с узором из красных роз, разбросанных по всей синеве ткани. Платье соблазнительным образом подчёркивало её изысканную фигуру. Поверх плеч накинут жёлтый вязанный свитер. В руках Ангелина держала смартфон.

– Проходи, – пригласил я.

Она вошла, сняла обувь и надела предложенные мной тапочки. Мы вошли в гостиную.

– Ух ты, какой красивый рояль!

– Ага, это подарок родителей.

– Наверное, наслаждаются, когда слышат твою игру?

– Надеюсь, – ответил я, – если на небесах можно слышать то, что я играю.

– Прости, – поняла она, – мне очень жаль.

– Ничего страшного. Все хорошо. Проходи, присаживайся, хочешь лимонада или чая?

– Лимонада.

– Сейчас.

Я перешёл на кухню, достал из кухонного ящика два стакана, наполнил охлаждённым лимонадом и вернулся в гостиную.

– Пива предложить не могу, так как вообще не употребляю алкоголь, – сказал я, вручая ей стакан.

– Понятно, ведёшь здоровый образ жизни?

– Можно сказать и так.

– Одобряю, улыбнулась она. Я тоже не пью, не курю.

– Здорово! Я тоже не курю. Даже не пробовал.

– Правда? Хм… А я пробовала, но мне не понравилось.

«Отлично», – подумал я.

Так как для меня важно, чтобы женщина не имела вредных привычек. Выпить за компанию бокал вина это одно, но выпивать бутылку просто потому, что хочется – это другое.

Я направился к роялю.

– Ну что, поиграть?

– Конечно, ты же за этим меня пригласил? – спросила она, кокетливо улыбнувшись. – Или нет?

– Исключительно для этого, – заверил я.

– Ну тогда, играйте, маэстро!

И я заиграл. То последнее произведение, которое закончил вчера. Играл с закрытыми глазами, прощаясь с юношеским образом идеала красоты. Прощался, так как Ангелина мне нравилась все больше и больше.

Когда я закончил и открыл глаза, то увидел Ангелину с заплаканными глазами.

– Настолько плохая музыка? Или отвратно играю?

– Превосходно! – воскликнула она, шмыгая красивеньким носом.

– Правда?

– Да! Кто автор? Только не надо мне говорить, что ты не помнишь.

– Автор я, – пришлось мне признаться.

– Ты давал слушать кому-нибудь ещё?

– Нет.

– И зря! Ты можешь зарабатывать на этом большие деньги. Писать саундтреки для фильмов.

– Я сочиняю не ради денег.

– Понятное дело, и все же! У меня много знакомых в Голливуде. Сыграй ещё раз, можно я запишу и отправлю отцовскому другу? Он режиссёр.

– Зачем? Мне это не нужно.

– Это нужно людям. Нельзя скрывать от других такую магию. Это нечестно, – она взяла со стола свой телефон и, посмотрев на меня, сказала повелительным тоном: – играй.

И я снова заиграл.

– Бабушка была права, – сказала она, когда я закончил, – погоди, отправлю. Так… все.

Ангелина снова положила телефон на письменный стол. Потом посмотрела в сторону книжных полок.

– Помимо музыки любишь читать?

– Да. Обожаю! Иногда думаю, что если бы я не писал музыку, то, наверное, писал бы книги.

– Я, кстати, знакома с современным известным писателем.

– Поздравляю. Я читаю больше классику. Из современных могу только тех, кто не пишет чернуху.

– Убийства, погони, стрельба, секс – это для тебя чернуха?

– В некотором роде и это тоже. В современных романах мало хороших героев. Они условно хорошие, но много пьют, курят, убивают.

– Да, согласна! Я даже спросила у того самого писателя, почему они не могут придумать образ хорошего, доброго персонажа.

– И что он ответил?

– Сказал, что для этого сами читатели должны быть хорошими.

– То есть?

– Мол, сейчас многие люди не признают морально-нравственных законов, и, читая книги про правильных героев, они почувствуют себя ущербными, так как не стали бы рисковать своей жизнью, спасая незнакомых людей, как герои в книгах, или не стали бы помогать ближним, если не видели бы для себя в этом выгоду. Мол, прочитав такую книгу, читатель больше не станет покупать того автора. А жизнь у писателей и так несладкая.

– Насчёт читателей не согласен. Возможно, в книгах, чтобы добавить глубину образу, писателю приходится наделять героя плохими качествами. Только в жизни люди не настолько плохие, как о них думает твой друг.

– Согласна.

– И вообще, я всегда думал, что искусство должно обогащать человека и делать его лучше.

– Да, я тоже придерживаюсь такого же мнения.

– Значит не видать нам больше настоящих положительных героев, – вздохнул я печально.

– Почему же, я спросила его и про это, он ответил, что до тех пор, пока какой-нибудь храбрый писатель не напишет роман с по-настоящему положительными героями, которые получатся при этом интересными и живыми настолько, что читателям захочется подражать им, и какие-нибудь храбрые читатели, несмотря на то, что они сами уступают в проценте доброты и правильности, не похвалят эту книгу, то так и будут выходить романы с псевдо-положительными героями.

– Понятно, – улыбнулся я, – себя он не считает храбрым писателем?

– Видимо, нет, – засмеялась Ангелина.

– Я не считаю, что быть хорошим так сложно.

– Да, тебе это легко удаётся.

– В смысле?

– Я наслышалась от бабушки, насколько ты хороший, что безвозмездно помогаешь всем, кому нужна помощь.

– Мама меня в своё время хорошо мотивировала, сказав, что только с добрыми людьми происходят чудеса.

– Хочешь сказать, что у тебя нет отрицательных черт?

– Почему же, у всех они есть.

– Например?

– Ну, например, я однолюб.

Ангелина засмеялась.

– Это не совсем отрицательное качество. А ещё?

– Я никогда не нарушаю своего слова.

– Ну, Анатолий, ты же понимаешь, о чем я.

– У меня склонность к альтруизму.

– Ну все! Так не бывает. У каждого человека есть скелеты в шкафу.

– Кто это сказал? Какой-нибудь плохой человек, который тем самым пытался оправдать своё несовершенство. Мы же по образу и подобию, так?

– Да, так, – согласилась она.

– Так наша обязанность соответствовать тому самому образу.

– Согласна. Хотя, с другой стороны, если мы по образу и при этом можем так грешить, настолько ли хороши те, по чьему мы образу?

– Это сложный вопрос. Я размышлял над этим. Пришёл к выводу, что, возможно, в этом и заключается разница между нами и творцами: в том, что им как раз легко удаётся совладать с собой и усмирять своё эго, а человеку нет. Но то, что мы все-таки по образу, означает, что в нас есть достаточная сила воли соответствовать изначальному образу.

– Возможно, – кивнула она.

Несколько минут мы молчали, размышляя каждый о своём, потом она спросила:

– Слушай, ты мне во дворе сказал, что загадал что-то и тебе был знак, что загаданное сбывается.

– Да. Было дело.

– Расскажешь, что ты загадал?

Я пристально посмотрел в её неестественно золотистые глаза. Посмотрел на её черные волосы, которые казались чужеродным элементом в её внешности. Посмотрел на слой тонального крема поверх губ с левой стороны.

Кого же она мне напоминает?

– Ну? – нахмурилась она.

И я начал ей все рассказывать. И про женщину на балконе, и про девушку, которую видел два дня назад. И о своём обещании, что если закончу произведение, то отпущу манящий образ и стану строить свою личную жизнь.

– Жёлтое платье и синий плед говоришь?

– Ага.

– А девушка была в красном пальто?

– Да.

– Хм… В таком, как у меня?

– Примерно.

– И что? Будешь искать дальше?

– Нет.

– Почему?

Я ласково посмотрел на неё и сказал:

– Кажется, я нашёл человека, который поможет мне позабыть призрачные образы.

Ангелина улыбнулась, щеки залились румянцем, и она опустила глаза.