7.1. К генезису юридического образования в России

В отличие от Запада, где университеты изначально представляли собой организационные формы взаимодействия студенчества и профессуры, опирающиеся в своей деятельности на принципы академической свободы, российские университеты возникали (и возникают) как следствие и результат «высшей воли» государства, определяющей и форму, и содержание системы высшего образования. Сам факт появления в России высших учебных заведений непосредственным образом связывается с государственным абсолютизмом, на определенном этапе «пришедшим к осознанию необходимости покровительства наукам и устройству сферы образования. Образовательно-научную систему Российской империи (как, впрочем, и всех последующих форм российского государства. – Р. Р.) можно в полной мере назвать государственным детищем, плодом государственно-властных усилий».

Создавая университетскую систему, государственная власть руководствовалась двумя целями: геополитической и прагматической. В рамках проводимой петровской Россией геополитики очевидно стремление позиционирования России в качестве государства европейского типа. С этим стремлением связаны: самопровозглашение царства Всея Русь Российской империей (1721 г.), что в формальном смысле уравнивало Российскую и Священную Римскую империи; замена традиционной российской сословной системы западноевропейской и, наконец, внедрение западной системы университетского образования, призванной доказать приверженность России к восприятию и внедрению в национальную идеологию западных ценностных приоритетов, в том числе в правовой сфере.

Прагматическая цель была не менее очевидна: растущему (как в территориальном, так и в бюрократическом смыслах) российскому государству были необходимы чиновники, обладающие определенным объемом профессиональной компетенции, дать которую и были призваны императорские университеты. «С помощью образования государство решало (а точнее, стремилось решать) сложные вопросы сословной структуры и социальной мобильности, государственной службы и т. п…».

Рассмотрение российских университетов в качестве форпостов «европеизации» России обусловило, с одной стороны, привлечение как к управлению ими, так и к осуществлению образовательной деятельности иностранцев, имевших достаточно поверхностные сведения о формах и содержании политико-правовой жизни российского государства и общества, а с другой – построение самого образовательного процесса по «европейскому» образцу, без учета того, насколько этот образец совместим с российскими реалиями. «Адаптация западных подходов к осмыслению права познанию российской правовой действительности без глубокого анализа особенностей отечественного политико-правового опыта… была доминирующей стороной преподавателей иностранцев в области обеспечения учебного процесса. Преподавание права постепенно становилось одновременно “полуевропейским” и “полуроссийским”. Юридическое образование выполняло трансляционную функцию – рецепцию европейского права и положений европейской юридической науки в Россию». Вполне естественно, что при таком подходе обучение праву «вообще» и преподавание теоретической его составляющей (первоначально представленной курсами «Юридических институций», «Права натуры и публичного совокупно с политикою и этикой» и т. п.) осуществлялись в форме абстрагированной (и в силу этого «оторванной») от сложившейся в исторической реальности российской правовой традиции.

Достижение прагматической цели юридического образования потребовало создания специализированных юридических вузов. Основной задачей профильных учебных заведений являлась подготовка юристов прикладного профиля, обладающих профессиональными компетенциями, необходимыми и достаточными для выполнения должностных обязанностей в государственных структурах, занимающихся правоприменительной (судебно-следственной и административной) деятельностью.

В Российской империи специализированными юридическими вузами являлись Аудиторская школа (училище), Военно-юридическое училище, Военно-юридическая академия, Высшее училище правоведения при Комиссии составления законов и др. Следует оговориться, что набор в специализированные вузы был крайне незначителен. Основное место в отечественной системе высшего юридического образования дореволюционного периода, безусловно, занимали юридические факультеты императорских (государственных) университетов, ориентированные в своей деятельности на научное (абстрагированное от утилитарной юридической техники)познание юриспруденции.

Следствием победы Октябрьской социалистической революции 1917 г. стало разрушение государственно-правовой системы Российской империи. На смену имперским законам на начальном этапе социалистического политико-правового строительства пришло революционное правосознание восставших народных масс. Естественно, что в такой ситуации классическая (университетская) юридическая наука и юридическое образование, «обслуживавшие» канувшее в небытие «эксплуататорское» государство, воспринимались представителями новой власти не только как ненужные, но и как вредные, контрреволюционные направления, с вытекающими из этого последствиями. В 1918 г. принимается решение о закрытии юридических факультетов университетов «ввиду совершенной устарелости учебных планов… а также полного несоответствия этих планов требованиям научной методологии и потребностям советских учреждений в высококвалифицированных кадрах». М.Н. Покровский, один из реформаторов высшей школы, заявлял, что «профессора юридических факультетов даже без намерения бороться против социалистического строя, тем не менее, борются и ведут пропаганду, большевистское правотворчество игнорируется профессорами-юристами и научно не разрабатывается». Задачу подготовки кадров для государственного аппарата, суда и прокуратуры на этапе становления советской власти стали решать институты советского строительства и советского права. Выведение юридического образования из университетов и создание специализированных учебных заведений обусловливались как объективной тенденцией дифференциации профилизированного юридического образования и юридической науки, так и обстоятельствами, вытекающими из политического признания в качестве более эффективной утилитарной образовательной модели. Узкой специализации вузов было отдано предпочтение перед широкой наукоемкой подготовкой. В ситуации противопоставления двух общественно-экономических формаций – буржуазной (империалистической) и социалистической (переходной на пути к коммунистической) – разграничивались и противопоставлялись две системы права и законности: «истинная» социалистическая и «ложная» буржуазная. «Появление марксистско-ленинского учения означало революцию во взглядах на государство и право. Марксизм вскрыл подлинную сущность как буржуазной, и добуржуазной «науки» о государстве и праве, так и антинаучной идеологии эксплуататорского класса». Естественно, что при таком подходе ни о каком юридическом плюрализме, равно как и об интегральной (основанной на диалоге различных правовых систем и культур) юриспруденции речь идти просто не могла. Изучение советского государства и права осуществлялось исключительно с марксистско-ленинских позиций, в рамках догматического нормативизма. Также не следует забывать о том, что в условиях переходного периода общий уровень подготовки как обучающихся, так и преподавателей был очень низок, что также обусловливало пропедевтический характер юридического образования и не позволяло осуществлять широкое внедрение научных представлений о праве в образовательную деятельность.

Стабилизация советского государственно-правового строительства повлекла частичный отход от ортодоксального утилитаризма в сфере юридического образования и возврат к университетской модели научно-образовательной деятельности. В Советском Союзе сложилась двуединая система юридического образования и науки, сохранившаяся вплоть до настоящего времени как в России, так и в постсоветских государствах – бывших союзных республиках. Общеюридическое (наукоориентированное) образование осуществляют юридические факультеты (институты), входящие в состав университетов, а также юридические академии, созданные на базе бывших самостоятельных юридических институтов (Московский государственный юридический университет им. О. Е. Кутафина (МГЮА), Саратовская государственная юридическая академия,

Уральская государственная юридическая академия). Профильное (практикоориентированное) юридическое образование дают ведомственные вузы (институты, академии, университеты), осуществляющие подготовку специалистов для конкретных государственных органов, служб и подразделений, действующих в сфере административной и правоохранительной деятельности и обладающих в силу своего функционально-правового статуса как общепрофессиональными, так и специальными компетенциями. В качестве проблемы, обусловленной сосуществованием в рамках единого российского образовательного пространства двух самостоятельных систем юридического образования, следует назвать низкий уровень межвузовского и межкафедрального взаимодействия, а также отсутствие единого подхода к соотношению моделей общего и специального (профильного) юридического образования. Вплоть до настоящего времени сохраняется своего рода противопоставление государственных («классических, больших») университетов и ведомственных вузов, для которых первоочередной задачей является подготовка практических сотрудников (полиции, прокуратуры, системы исполнения наказаний и др.) и лишь затем – юристов обладающих наукоемкими знаниями о праве. В таких условиях плюралистический подход к пониманию права, закона, государственно-правового регулирования обусловливает, скорее, не формирование объединенной интегральными связями юриспруденции, а «размывание» предметной сферы юридической науки и юридического образования. Следствием такого состояния является усиление тенденции локализации областей теоретического, отраслевого и прикладного правового знания.

 

7.2. Юриспруденция XXI века: концепция конвейера

В современном мире уживаются три относительно самостоятельных сферы осознанной человеческой деятельности образовательной, научной и производственной.

Осуществление образовательной деятельности предполагает профилированный процесс социализации, посредством которого образуемый субъект по идее должен получать знания, умения и навыки необходимые для быстрой адаптации в той или иной социальной среде (профессиональной, образовательной, национальной, религиозной и т. п.). Образовательный процесс по сути своей традиционен и консервативен. Субъекты – образователи учат тому, что знают и умеют сами.

Научная деятельность направлена на систематизацию и обобщение имеющихся представлений о предмете научного исследования, синтезирование на этой основе нового знания, проверку его истинности, а также на построение гипотез предполагаемого перспективного развития предметной сферы познания.

Производственная деятельность предполагает сочетание результатов образовательной и научной деятельности. Подготовленные в сфере образования специалисты используя модели и технологии разработанные учеными производят материальные блага и осуществляют услуги в комплексе составляющие основу социальной жизнедеятельности и являющиеся показателем социокультурного развития той или иной общественной группы.

С точки зрения формальной логики названные сегменты должны быть тесно взаимосвязаны, поскольку их замкнутость на себя и «в себе», делает сам факт их существования абсурдным. К сожалению, история дает немало примеров подобной абсурдности когда истинной задачей образования становиться получение оценок, дипломов и медалей и связанного с их обладанием статуса образованного человека; научная деятельность сводится к защите кандидатских и докторских диссертаций и, соответственно обретения вожделенного звания ученого; производственная деятельность направлена на «защиту интересов отечественного производителя», при игнорировании интересов потребителя производимой продукции.

Конечно показанная ситуация является гротеском, однако, как говориться, в любой шутке, есть только доля шутки. Та же самая история дает примеры, когда, казалось бы, стабильные и благополучные государственные режимы буквально рассыпались, демонстрируя фактическую незащищенность от деструктивных воздействий (Октябрьская революция 1917 г., начальный период Великой отечественной войны, распад СССР в 1991 г., «цветочные и цветные» революции в Грузии, Украине и др.). Причина подобных катаклизмов достаточно очевидна – внешние формы, не наполненные реальным функциональным содержанием функционировать, естественно не могут. Поэтому возникновение реальной проблемной ситуации, к решению которой данные формальные образования фактически не готовы оборачивается для них трагическими, а зачастую гибельными последствиями.

Модель, позволяющая связать воедино перечисленные сегменты с тем, что бы обеспечить их системную функциональность может быть условно названа конвейером.

В качестве конвейера мы предлагаем рассматривать технологическую, циклическую систему, организация и функционирование отдельных сегментов которой подчинены единой общей цели – получению конечного продукта.

Конвейер представляет собой совокупность обособленных циклов. Структуру цикла образуют взаимосвязанные составляющие: работник-операция-продукт. Таким образом, каждый цикл связан с получением конечного (для цикла) и, вместе с тем, промежуточного (для конвейера в целом) продукта. Продукт, полученный в результате предшествующего цикла, трансформируется в каждом последующем цикле и приобретает законченный вид при прохождении заключительного цикла.

В качестве основных принципов организации конвейера следует выделить:

– непрерывность функционирования технологической цепочки;

– узко профильную функциональность работников и операционных систем;

– полицикличность;

– причинно-следственную детерминированность циклов;

– результативность.

Современная юриспруденция может быть представлена в качестве трех сегментов: юридического образования, юридической практики и юридической науки. В настоящий момент в России данные сегменты носят обособленный характер и в основном «замкнуты на себя», что приводит к возникновению ситуации описанной в рамках первого тезиса.

Реализация концепции конвейера обеспечивает включение юридического образования, науки и практики в единую функциональную систему целью организации и деятельности которой является осуществление правового сервиса публичных и частных интересов субъектов юридически значимых общественных отношений.

Юриспруденция как конвейер предполагает рассмотрение в качестве первичного цикла системы юридического образования. Данная система обеспечивает подготовку юристов двух категорий: юриста-практика (специалиста обладающего знаниями и навыками в области юридического ремесла) и юриста-исследователя (научного сотрудника – потенциального ученого). Соответственно, образование дает начало двум производным циклам – производственному и научному.

Производственный цикл связан с осуществлением практической юридической деятельности. К таковой следует отнести правовое нормотворчество, правовое обеспечение законных интересов субъектов, разрешение споров о праве, осуществление уголовного правосудия.

Научный цикл предполагает осуществление системных исследований связанных с выявлением наиболее важных проблем в сфере юриспруденции, моделированием механизмов их решения, а также построением вероятностных гипотез развития правовой реальности.

В условиях конвейера вышеназванные циклы являются взаимообусловливающими. От эффективности юридического образования зависит эффективность, как производственной деятельности, так и научных исследований в юридической сфере. В свою очередь практикующие юристы и юристы – исследователи пополняют контингент «образователей» и передают свои теоретические знания и практический опыт «образуемым». Таким образом, юриспруденция – конвейер представляет замкнутую систему, функционирующую по принципу «круговорота».

Важнейшим фактором, определяющим содержание юриспруденции как конвейера, является сущность правового регулирования. Правовое регулирование следует рассматривать в двух сущностных контекстах: управленческом и упорядочивающем. Управленческое воздействие права на общественные отношения предполагает восприятие права в качестве инструмента при помощи которого аппарат власти управляет обществом. При этом сам аппарат выступает в качестве «надправовой структуры» использующей право по своему усмотрению и, в свою очередь, находящейся вне сферы правового контроля и юридической ответственности.

Упорядочивающее воздействие права связано с восприятием права в качестве общего для всех субъектов порядка отношений. Аппарат управления формируется по принципу наемных и подотчетных обществу работников. В подобном понимании право приобретает двухсторонний представительно – обязывающий характер и рассматривается в качестве системы норм и отношений, объединяющих общество по принципу компромисса публичных и частных интересов.

В качестве фактора обусловливающего глобальный правовой нигилизм современного постсоветского общества (являющегося социальным основанием юриспруденции – конвейера) следует рассматривать несоответствие формально-юридической догмы и социально-правовой реальности. Большинством граждан вне зависимости от их социального и профессионального статуса, юридическая догма воспринимается как лишенная реальной юридической значимости декларация. При этом в качестве общезначимой регулятивно-охранительной системы воспринимается конструкция, в рамках которой разрешение правовой проблемы осуществляется не в соответствии с юридической догмой выражающейся в материальных и процессуальных нормах закрепленных в соответствующих формальных источниках, а в соответствии с субъективным пониманием права (квазиправовым понятием).

Основной проблемой современного юридического образования следует считать его переориентирование на подготовку мыслящих юристов, воспринимающих право не как возведенную в закон волю стоящего над правом и использующего право по собственному усмотрению центра публичности (государства, государя, государственного аппарата), а как общезначимый (в том числе и для представителей государственных структур) нормативный порядок отношений. Иными словами в качестве основной задачи юридического образования на современном этапе социально-политического развития следует рассматривать задачу, связанную с подготовкой юриста – гражданина, действующего в соответствии с догмой права и подчиняющегося исключительно правовым положениям и принципам. Подобный тип юриста должен постепенно вытеснить из системы юриспруденции – конвейера, юриста – подданного, выполняющего роль разумного, но полностью зависимого придатка аппарата публичной власти, исполняющего сервисную (обслуживающую) функцию в отношении наделенного властными полномочиями «заказчика».

 

7.3. О современном образе высшего юридического образования

В середине 90-х гг. ХХ века канадский ученый Билл Ридингс выпустил книгу под названием «Университет в руинах». Основные выводы, которые содержатся в этой работе, начинают подтверждаться в России чуть позже, чем на Западе. Одна из характеристик состояния университетского образования, которую выделяет Ридингс – кризис целеполагания: и высшее образование в целом, и юридическое образование, в частности, забывает, зачем оно существует, поскольку его прежняя основная миссия, а именно служение национальному государству, по всей видимости, уже необратимо утрачивает свою значимость. Необходим поиск новых целей и соответствующих им средств. Но вместе с тем бытует иллюзия, будто бы прежние модели актуальны и ими можно руководствоваться.

Критерий выделения образовательной модели – не поверхностный, не декоративный, а определяющий суть образования – состоит вовсе не в том, что говорят преподаватели студентам, и даже не в том, что делают преподаватели, а в том, что в процессе образования делают студенты. Образование есть только там, где ведется деятельность. Поэтому основной вопрос, на который следует ответить, – чем в основном заняты студенты в современных юридических вузах, какова их роль в образовательной практике?

Наиболее распространенными видами занятости студентов в рамках господствующей модели являются два – пассивное присутствие и пересказ чужих слов. Две основных формы учебного процесса – это лекция (как правило, монолог с редкими и очень случайными вкраплениями диалога), и семинарское занятие, где студенты повторяют то, что прочитали или услышали.

Если говорить об этом господствующем принципе организации учебного процесса, то в его основании лежит вполне определенное представление о том, как устроена правовая система. Причем вовсе не обязательно это представление разделяется всеми преподавателями или даже большинством – они могут мыслить совсем по-другому, иметь иные взгляды или вообще не задумываться о сущности права, и тем не менее их практика объективно предопределяется этой моделью, поскольку, за редким исключением, преподаватели сами не изобретают содержания и форм образования, а используют в готовом виде то, что уже существует в практике.

Этот доминирующий образ права можно свести к следующим основным характеристикам.

1. Статичность. В юридическом образовании продолжает господствовать идея о приоритете знаний перед навыками. Что же это за «знания»? С точки зрения практики, это в основном сведения о положениях действующего законодательства с редкими вкраплениями международного права и доктрины. Что касается судебной практики, даже отечественной, не говоря уже о практике Европейского Суда, то она чаще всего остается на периферии: обычно, не отрицая значимости этого материала, преподаватели ссылаются на то, что на это нет времени.

Такой отбор приоритетов опирается, видимо, на предположение, что знания законодательства к концу обучения и к началу профессиональной деятельности останутся актуальными, т. е. эта система обучения не предполагает, что закон может измениться, в то время это практически неизбежно. Право преподается как нечто застывшее. Это создает одну из самых травмирующих для студента ситуаций – когда изучали один закон, а экзамен принимается уже по новому закону. Ни о каком изучении закономерностей, тенденций, трендов в развитии права чаще всего речи не идет.

2. Монологизм. В современном юридическом образовании очень мало внимания уделяется развитию таких компетенций, как риторика, аргументация, критика, аналитика и т. п., хотя они предусмотрены государственными стандартами. Есть преподаватели, которые искренне считают, что такие компетенции как аргументация и анализ правовых проблем, просто не нужны юристу. Возможно, это так, поскольку правовая система предполагается как явление монологическое – не то, на что можно повлиять своей собственной речью, что можно видоизменить, преобразовать, а то, что нужно просто принять к сведению и исполнять.

Можно сказать, что юридические дисциплины часто преподаются так, как будто не существует ни Конституционного Суда, ни Европейского Суда по правам человека. Ведь именно эти органы являются примером того, как любой практикующий юрист может внести своими действиями реальные изменения в существующую правовую систему. Но при этом преподавание продолжает вестись так, как будто риторика и аргументация не нужны.

3. Разрозненность. Право преподается, как правило, в виде совокупности плохо связанных между собой областей. Отрасли права в практике обучения почти никак между собой не соотнесены. Преподаватель может, конечно, при желании включить в программу рассмотрение коллизий норм разных отраслей или других межотраслевых проблем. Но в целом расписание занятий на юридическом факультете – это перечень отраслей права, причем отбор этих отраслей порой не всегда ясен, потому что часто определяется такими случайными в общем-то факторами, как наличие преподавателей и их интересы.

Самыми сложными и каверзными на государственных экзаменах являются вопросы о связи разных дисциплин и отраслей права между собой, а по теории государства и права – о примерах из какой-либо отрасли права (например, просьба назвать хотя бы одну правовую норму, состоящую из трех элементов). Теория права, которая могла бы объединять разные дисциплины и выступать интегрирующей по отношению к ним, воспринимается студентами как еще один блок непонятной информации, который надо запомнить, но который не помогает в понимании других курсов. Получается, что право преподается не системно, а как набор более или менее случайных компонентов.

4. Самоценность. Кризис мотивации студентов вызван тем, что ценность знаний о праве напрямую связано с ценностью самого права. В рамках образования вопрос о том, в чем заключается эта ценность, допускает две основные версии ответа. Первая – право как инструмент профессиональной деятельности. Вторая – право как общесоциальное благо. Со вторым гораздо сложнее, потому что показать студенту, в чем общесоциальная ценность права, практически невозможно. Скорее всего, в своей обыденной жизни он эту ценность никак не ощущает. Было бы проще сформировать мотивацию за счет практического компонента самого образования. Если бы содержание образования составляли бы в основном активные практические действия, то тогда право потребовалось бы как инструмент этих действий. Но в условиях высокой теоретизации и господства информационной парадигмы по отношению к компетентностной, ценность этих знаний далеко не очевидна. Поэтому право преподается как нечто самоценное, как будто бы его ценность говорит сама за себя, что соответствует позиции преподавателя, как сложившегося юриста, которые уже социализировался в профессиональном сообществе и так или иначе испытал на себе социальные возможности права, но остается непонятным для студента.

Альтернативные модели юридического образования в России только зарождаются.

Первая – условно ее можно называть игровой моделью – это тот способ организации учебного процесса, в основе которого лежит моделирование различных видов юридической деятельности, в первую очередь судебной. К ней относятся, например, учебные суды. В этом направлении много работал, в частности, Санкт-Петербургский институт права им. Принца П.Г. Ольденбургского. В качестве другого примера можнопривести Российский университет дружбы народов, где достаточно активно ведутся соответствующие программы и разработаны добротные методические пособия о том, как проводить учебные игровые судебные процессы по самым разным отраслям права. Другим вариантом является использование методики организационно-деятельностных игр по Щедровицкому, которая, как известно, практикуется в Высшей школе экономики.

Вторая модель – дискуссионная, которая построена в основном на методе сократического диалога. В основе этой модели лежит выдача так называемых проблемных заданий с последующим их коллективным анализом и рефлексией. В этом случае также происходит моделирование, но, как правило, не судебного процесса, а диалога, полемики или мозгового штурма по различным правовым проблемам.

Общим для этих двух моделей является то, что они обе основаны на другом понимании права, нежели первая описанная модель, а именно на понимании права как деятельности. Различие между этими двумя альтернативными моделями, в первую очередь, то, что в первой концепции присутствует ориентация в основном на профессиональные навыки, а во втором случае – на общекультурные компетенции. В случае дискуссионной, или сократической модели предполагается, что существуют базовые интеллектуальные навыки сравнения, анализа, синтеза, критики, аргументации и т. п., и эти навыки применимы в сфере юридической практики; иначе говоря, никаких собственно профессиональных юридических компетенций нет, а есть общие мыслительные компетенции, применяемые к специфическому материалу.

Наступает пора локальных практик образовательного проектирования. С глобальными проектами реформирования юридического образования, видимо, пора проститься, они не реализуемы. Но в рамках каждого вуза или даже преподавательского коллектива возможно создание новых образовательных проектов.

Первый вариант – проектирование новых курсов в рамках официального юридического образования, не в смысле новых названий курсов (они могут быть и старыми – гражданское право, теория права…); необходимо новое наполнение этих курсов, исходя из нового представления о праве, т. е. практическая ориентация всех без исключения курсов, с переносом акцента на деятельность учащихся. 90 % такого курса должны составлять действия студентов, а не рассказы преподавателей.

Вторым вариантом является неформальное образовательное проектирование. Здесь, конечно, огромная нагрузка ложится на учреждения дополнительного образования, позволяющие юристам добрать те компетенции, которые остались недополученными в вузе.

Таковы возможные способы, при помощи которых совместными усилиями можно добиться, чтобы состояние юридического образования отвечало состоянию правовой реальности.