Развитие знаний в области нейрологии в последние десятилетия внушает восхищение. Те, кто оспаривает правомерность подобного утверждения в устах 3. Фрейда, К. Г. Юнга, Р. Дезуайа и некоторых других, оскорбляют их память. Если бы они все еще были живы, то эти глубокие умы получили бы новую пищу для размышлений, которую предлагают сегодня открытия современной нейрофизиологии. Они дают нам надежду более полного понимания в близком будущем процессов, лежащих в основе сознательного мышления и чувств.

Чтобы оставаться в рамках сюжета, я должен, по крайней мере, ответить на следующий важный вопрос: образы, возникающие один за другим в сценариях свободного сна наяву, являются ли они исключительно продуктом той замечательной машины, которой является человеческий мозг, или же в случае некоторых типов онирической продукции мы имеем перед собой некий тонкий рецептор внешних воздействий, недоступных обычной чувствительности?

Некоторые наблюдения, сделанные во время обычных сеансов психотерапии свободным сном наяву, заставляют меня признать, что эта последняя гипотеза принимает в расчет явления, остающиеся вне ее необъяснимыми. Что бы там ни было, мне представляется уместным, во-первых, привести здесь некоторые данные из нейрофизиологии, которые позволят понять результаты, полученные при использовании динамики воображаемого. Во-вторых, я постараюсь описать действие захватывающих образов преодоления порога. В-третьих, я представлю волнующие свидетельства невольного обмена информацией между терапевтом и его пациентами. Эти три раздела называются:

• Материя разума

• Изнанка вещей

• Общение без границ

 

Материя разума

Я заимствую это выражение у Жеральда М. Эдельмана, который таким образом характеризовал нейроны – клетки, отвечающие за деятельность головного мозга. Согласно его точке зрения, именно сложные нейронные сетевые образования производят феномены сознания. Морфология и функционирование нейронов хорошо известны и детально описаны в многочисленных научных исследованиях. Я ограничусь здесь, как я сделал это в моей книге «Видеть сны и родиться заново», лишь напоминанием основных базовых элементов, достаточных, чтобы показать, как устанавливается соответствие между удивительными творениями воображения и их психологическим субстратом.

Мозг связывается с внешним миром посредством специализированных нейрональных клеток – нейропреобразователей, которые поставляют ему информацию, воспринятую органами чувств, то есть входные данные системы. Другие нейроны передают отдельным органам конечные решения, выработанные в центральных структурах и являющиеся выходными данными системы. Пирамидальные нейроны, составляющие кору головного мозга, – наиболее сложные и разнообразные по форме. Ежесекундно они обмениваются между собой огромным количеством информации и даже способны порождать свои собственные импульсы.

Нейрон состоит из ядра, находящегося внутри тела нейрона, более или менее длинного волокна – проводника импульсов – и нервных окончаний, называемых дендритами. Эти окончания позволяют каждому нейрону устанавливать связь с десятками и даже с тысячами других нервных клеток.

Дендриты пирамидальных нейронов ветвятся и содержат множество дендритных шипиков, способных выделять в больших или меньших количествах некую химическую субстанцию – нейропередатчик, который, попадая в синапсы – места контакта между дендритами двух нейронов, вызывает появление нервного импульса. Исходный нейрон, таким образом, передает возбуждение, которое последующий нейрон может принять или отвергнуть. Перед тем как вернуться к этому явлению фундаментальной важности, необходимо привести некоторые данные относительно прекрасного живого механизма, которым является мозг. В объеме мозгового вещества, равном объему спичечной головки, переплетается миллиард нервных соединений. И это лишь установленные в конкретный момент времени соединения в конкретном мозге. Если же надо учесть все возможные комбинации нейрональных соединений, то это число станет астрономическим, с более чем миллионом нулей после единицы!

И эта сеть связей между нейронами находится в процессе постоянного изменения. Лишь один только слой нейронов коры головного мозга содержит приблизительно миллион миллиардов связей. Хочу добавить последний штрих к этому впечатляющему описанию: стоит напомнить, что эта система способна одновременно обрабатывать десять тысяч информационных импульсов.

Чтобы понять то, что происходит во время сеанса терапии свободным сном наяву, покинем эти головокружительные вершины и вернемся к их истокам. Какими бы сложными ни были системы, которые я описал, их функционирование аналогично функционированию отдельных нейронов, а именно их способности передавать возбуждающие или тормозящие импульсы, а также способности последующих нейронов принимать или отвергать полученные стимулы. Это означает, что фактически в любом случае речь идет о процессах, генерирующих ответы типа да или нет. Бессмысленно усложнять понимание данного процесса, упоминая наличие разного рода нейропосредников. В конечном счете, как показывают новейшие исследования, они являются частью условий, определяющих возбуждающий или тормозящий характер ответа нейрона. Один нейрон (или нейрональная группа) способен поддерживать остаточное торможение, которое будет препятствовать прохождению нервных импульсов в течение длительных периодов, иногда в течение всей жизни. Нормальный процесс развития индивида предполагает, что миллионы нейронов прогрессивно специализируются в своем функционировании, то есть в передаче возбуждения или торможения. Именно на этой базе строятся автоматизмы, создаваемые в ходе обучения. Однако тысячи нейрональных групп центральной нервной системы, которые могли бы сохранить свободу выбора ответа типа да или нет, оказываются вынужденными вследствие некоего случайного события запретить передачу нервного импульса. Хочу предложить пример, иллюстрирующий влияние этих физиологических процессов на психику. Пример кажется очень простым. Однако он представляет реальные ситуации, с разными вариантами которых мне пришлось встретиться в моей клинической практике.

Представьте себе маленького ребенка в возрасте между восемнадцатью месяцами и тремя годами. Для удобства родители решают поставить его кроватку рядом с их собственной. Это можно понять. Ребенок засыпает. Чуть позже родители испытывают желание заняться любовью и реализуют это желание. Ребенок просыпается. Он сталкивается с чем-то, что в его возрасте одновременно недоступно его пониманию и его способности эмоционального переживания. Что происходит в подобном случае? Природа хорошо устроена, она будет защищать его. Сцена, безусловно, регистрируется, но ингибиционные процессы, возникшие в одном или нескольких нейронах, превратят зону, где она зарегистрирована, в зону запрещенную. Воспоминание присутствует, но оно недоступно. Однако природа не запланировала некое оповещение типа «отбой тревоги». Личность взрослого формируется на основе совокупности запретов подобного типа, которые иногда сильно загрязняют психику.

Что происходит во время сеансов терапии свободным сном наяву чтобы мешающие индивиду и иногда очень старые ингибиции могли быть устранены? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо сначала подчеркнуть роль нервных импульсов (электрической активности головного мозга) во время двух состояний, которые знает каждый человек, это состояние активного бодрствования и состояние сна.

Состояние активного бодрствования позволяет человеку взаимодействовать со своим окружением. Это рискованное состояние. Организм отвечает на потребности ускорением своего метаболизма. Кровь циркулирует быстрее, в мозг поступает больше кислорода. В соответствии с этим строится работа сознания и поведение. Это соответствие обусловлено тем, что движение нервных импульсов подчинено центральным управляющим механизмам.

Сон – это состояние восстановления сил. Он требует доверия и покоя. Метаболизм организма замедлен, потребление кислорода мозгом уменьшается. Работа сознания временно приостанавливается. Электрическая активность мозга больше не испытывает центрального организующего влияния. Но эта активность не прекращается. Какие же функции она в это время выполняет? Функции обслуживания, как технический персонал, который проверяет в каждом отсеке фабрики после ухода рабочих наличие возможных неполадок, чтобы сделать необходимый ремонт. Во время сна нервная электрическая активность наблюдается во всех зонах мозга. Когда она встречает нейрональную структуру, оставшуюся под высоким напряжением (вследствие некоего происшествия, которому индивид не уделил достаточного внимания в период бодрствования), то она воздействует на данную зону, чтобы устранить это паразитическое напряжение. Именно в этот момент во время ночного сна из-за возбуждения определенных нейронов у человека возникают сновидения.

Измененное состояние сознания, автоматически возникающее во время сеансов терапии свободным сном наяву, не является специфическим результатом данной методики. Любые методы, использующие положение лежа и предполагающие релаксацию, включая психоанализ, вызывают данное состояние сознания. Оно характеризуется замедлением метаболизма, которое вызывает притупление бдительности сознания. Клинические наблюдения показывают, что в этом промежуточном состоянии поток нервных импульсов в меньшей степени воздействует на недавно возникшие зоны возбуждения и в большей степени на ингибиции, сформированные в наиболее отдаленном прошлом пациента. Ниже я приведу примеры сценариев, образы которых отражают энграммы впечатлений, полученных в период внутриутробного развития. Не случайно и не по наитию 3. Фрейд уделял большое внимание восстановлению воспоминаний детства. Это потому, что сама терапевтическая ситуация его пациентов: лежа на диване – естественным образом отсылала их к архаическим зонам пережитых ими ощущений. Когда психоанализ постулирует, что осознание спасительно, то в такой формулировке я вижу, по меньшей мере, одну погрешность. Это равнозначно смешению следствия и причины. При некоторых условиях нервные импульсы изменяют физиологические энграммы, что приводит к возникновению эффекта осознания. Во время свободного сна наяву, как и во время ночных сновидений, образ не является соучастником изменения, а его индикатором. Символы являются свидетелями, ориентирами, намекающими на те аспекты проблематики, которые были затронуты во сне. Они являются логическим завершением нейрональной активности, сложность и обширность которой недоступны наблюдателю.

 

Изнанка вещей

Специалисты строго осудят мой способ упрощенного изложения. Мне же он представляется необходимым, чтобы объяснить одно из самых замечательных проявлений онирической динамики – преодоление порога. Каждое из сотен миллиардов окончаний нейронов может либо передать возбуждение следующему за ним нейрону, либо прервать передачу нервного импульса, то есть создать его ингибицию. Таким образом, распространение нервного импульса можно представить в виде огромной кроны дерева, в которой каждая маленькая веточка имеет два отростка: пропускающий и запрещающий передачу возбуждения. Получается огромное древо принятия решений. И это очень близко к реальности. Я осмелюсь еще больше упростить мое объяснение, зная, что наблюдаемые в процессе свободного сна наяву факты подтвердят достоверность моих предположений. Как я уже говорил, под воздействием обстоятельств большое количество нейронов, которые могли бы сохранить свободу отвечать «да» или «нет», вынуждены отказаться от одного из возможных ответов. Из этого неизбежно следует, что когда возбуждение не может распространиться, то возникает ингибиция (торможение), и наоборот. Это напоминает истину Ла Палисса, и значит, что совокупность активных частей системы участвует в процессах, протекающих в поле сознания, а то, что принято называть «бессознательное», то есть инертная часть системы, является прямой противоположностью этой активной части! И это является одной из причин того, что происходящее в ходе сценария свободного сна наяву всегда непредсказуемо.

Действительно, каким образом сознание может предвидеть свою «изнаночную» реакцию, которую оно уже не может знать или еще не знает? Пусть читатель не волнуется, я не буду больше его утомлять фактами из нейропсихологии. Благодаря уже сказанному, ему будет легче понять все тонкости воссоздания воображением сцен преодоления порога. В моей книге «Видеть сны и родиться заново» я детально описал его значение. Я показал, что в ходе переживания преодоления порога происходит перевод на язык образов эпизодов, имеющих решающее значение в изменении психики, всегда приводящих пациента к восстановлению вытесненной «изнанки». К. Г. Юнг совершенно правильно указывал, что объединение противоположностей (за счет их слияния) является главным условием реализации процесса индивидуации, ведущего к полноте развития Я.

Выше я показал, что биология мозга устроена таким образом, что любые оживляющие нас побуждения в структурном плане представлены парой противоположностей. Мы способны быть эгоистичными и великодушными, ненавидеть и любить, проявить величие души и мелочность, суровость и терпимость и т. д. Богатство человеческого существа зависит от количества этих пар противоположностей, которыми он располагает.

Накапливаемый опыт по воле травмирующих ситуаций или в результате воспитания создает многочисленные зоны торможения (или ингибиции), а значит, столько же личностных дефектов, записанных, как мы видели, на нейронном уровне. И в данном случае сознание не способно вернуть каждому нейрону его исходную свободу реагирования. Нервные процессы, возникающие в ходе терапии свободным сном наяву, такой способностью обладают. В работе воображения ингибициям (сопротивлением), ведущим к затормаживанию потенциальных возможностей, всегда соответствует появление образов, символизирующих либо статичность психики (статуя, мумия, скелет и т. п.), либо свободу выбора (изменения), возвращающую гибкость психики и инициирующую образы движения.

Терапевтическая динамика, безусловно, не имеет в качестве своей цели замену некоего поведения на его противоположность. Ее задачей является восстановление доступа к вытесненному, чтобы вернуть человеку свободу выбора своих реакций, – столь необходимое условие для хорошей адаптации к случайностям жизни. Образы преодоления порога появляются именно в тот момент, когда нервным импульсам удается разблокировать ингибиции (освободить заторможенные ранее зоны) и реализовать передачу импульса противоположного значения, до этого невозможную. Этот момент характеризуется:

• медленным и старательным приближением к порогу;

• встречей с препятствием, иногда невидимым;

• мгновенным преодолением порога;

• изменением ориентации на противоположные, по другую сторону порога.

В онирической динамике используется более двадцати различных образов для обозначения преодоления порога. Среди них наиболее часто используются следующие:

• проход через монументальную дверь;

• прохождение через зеркало;

• прохождение через стену;

• прохождение через стеклянную стену;

• проход через стену из воды;

• пробуждение;

• пересечение туннеля;

• просачивание через узкую часть песочных часов;

• проход через горный перевал.

Петер в своем двадцатом сценарии встречает эти два последних варианта образов преодоления порога:

«Я на ярмарке, подхожу к карусели… и вот я кружусь на этой старой карусели с деревянными лошадками… Я раскачиваюсь вверх и вниз, вертясь по кругу… музыка громко играет, карусель крутится быстро <…> Теперь я нахожусь в некоторой плошке с крышкой… сначала стенки были непрозрачные, а теперь это превратилось в песочные часы… я стал совсем маленьким, мягким и бесформенным… и поэтому я просочился через сужение песочных часов… я падаю на песок в их нижнюю часть… стенки из стекла, совершенно прозрачные… за ними тоже песок… я решаю выбраться наружу… головой я разбиваю стенку и оказываюсь один в пустыне… у меня ничего нет, никакого инструмента, даже компаса… вокруг только песок и дюны… вдруг солнце совсем исчезает… я ориентируюсь по звездам и иду на юг… и вдруг все меняется… я у подножья большого холма, даже горы… темно, земля холодная, заледеневшая… я беру палку, чтобы разбивать лед… я с трудом иду вверх… вокруг много людей, которые спускаются вниз… я один поднимаюсь вверх… у этих людей странные головы, враждебные лица… женщины похожи на ведьм, у мужчин недовольные выражения лиц… я вижу их боковым зрением… не знаю, что заставляет меня идти вверх… это долго, трудно, мне холодно, вокруг много камней… и вдруг я оказываюсь на вершине… кто-то зажег здесь костер, и я греюсь около огня… я делаю небольшой привал… с другой стороны горы, кажется, тоже холодно, но откос гладкий… и я начинаю скользить, как на тобоггане… я скольжу очень быстро, и сразу же все становится совершенно другим… льда больше нет, появляется трава… очень зеленая, тонкая, мягкая… все залито солнечным светом… это, как ночь и день, по сравнению с другим склоном… все дышит доброжелательностью, много цветов, все ярко… я иду легким шагом и попадаю в деревушку, как в американских вестернах… все люди одеты как в ту эпоху… я вижу, что они устроили конкурс: выиграет тот, кто дольше всех продержится без седла на лошади… и вот я без седла на дикой лошади… я съезжаю, и поднимаюсь снова… публика завывает… мне удается смирить животное, толпа мне аплодирует, радостно кричит… мне кажется, что теперь я стал частью этой толпы… этой жизни, близкой к природе… и я решаю там остаться, среди них».

Несколько сцен преодоления порога (как в сновидении Петера) встречаются в одном и том же сценарии достаточно часто. Магистральному этапу преодоления порога, легко опознаваемому из-за радикальных изменений обстановки, действия, атмосферы, предшествуют менее важные, вторичные этапы. Это означает, что нейрональные образования, поддерживаемые для защиты вытесненных реакций, были усилены дополнительными «засовами».

В сценарии Петера магистральным преодолением порога был, конечно, перевал через горный хребет. За медленным и трудным восхождением на вершину следует стремительный спуск на тобоггане. На противоположном склоне горы все ценности принимают обратные значения. Ледяная ночь уступает место солнечному свету, каменистая почва превращается в зеленую лужайку с мягкой тонкой травкой, вместо цепочки унылых людей теперь появляется праздничная толпа и т. п. Между тем решающее действие в данном сновидении проявляется в другой инверсии. В первом эпизоде сценария пациент сидит на деревянной лошадке, которая символизирует подавление естественных порывов; в последнем эпизоде он покоряет дикую лошадь, которая одновременно обозначает вновь обретенную свободу выражения и способность Петера к самоконтролю.

Терапевт не может делать вывод о том, что он наблюдает преодоление порога, которое я только что описал, лишь на основании того, что в сновидении пациент входит в некую дверь или преодолевает несколько препятствий. Подлинность преодоления порога определяется присутствием в сновидении, по меньшей мере, двух из семи индикаторов, которые я определил двадцать лет тому назад и верность которых с тех пор подтверждена тысячами наблюдений. Вот эти индикаторы:

• волшебное открытие порога;

• стекло или осколки стекла;

• уменьшение размера;

• крик;

• ориентация север-юг;

• присутствия мудрого старца или заменяющего его змея;

• упоминание дедушки и бабушки.

Из этих индикаторов пять обнаруживаются в сновидении Петера:

✔ Волшебное открытие порога:

После значительных усилий пациент добирается до вершины горы, где его ждет согревающий костер, и тобогган помогает ему спуститься в совершенно преобразованный ландшафт.

✔ Стекло или осколки стекла:

Будучи запертым внутри песочных часов, Петер решает выбраться наружу и разбивает стеклянную стенку.

✔ Уменьшение размера:

Чтобы просочиться через сужение песочных часов, пациент становится совсем маленьким.

✔ Крик:

Когда Петеру удается укротить дикую лошадь, толпа радостно кричит.

✔ Юг:

Выбравшись из песочных часов, пациент бредет без компаса по пустыне… в ночи звезды указывают ему дорогу на юг.

Несколько примеров пересечения порога приведены в многочисленных статьях «Словаря символов сновидений».

Изнанка вещей, эта скрытая сторона Я, эта теневая часть, которую надо восстановить, доступна в сновидении каждому, кто ищет свою идентичность. Если сегодня динамика воображаемого представляется дорогой, ведущей за границы видимого, то уже в течение нескольких веков просветленные умы признали удивительные достоинства изменения взгляда на мир. В работе «Об истоках сознания» (1954) К. Г. Юнг приводит слова распятого вниз головой апостола Петра, произнесенные им незадолго до смерти и вдохновленные Учителем: «Вы, способные слушать, услышьте слова мои, которые говорю вам в последний час мой; слушайте: удаляйте ваши души от всего, что воспринимают чувства ваши, от всякой видимости, ибо она не есть реальность… Господь сказал: „Если вы не сделаете правое похожим на левое, и то, что вверху, похожим на то, что внизу, не узнать вам мира Небесного…“ Вы видите меня распятого вниз головой, по образу первого человека в момент его рождения».

Таковы слова апостола. Те, которыми поэт наделяет умирающего короля Офиода, несут то же послание: «Именно в тот момент, когда человек падает навзничь, поднимается его настоящее Я». В более близкие к нам времена А. Янов, опираясь на свой опыт первичной терапии, утверждал: «Чтобы быть тем, чем мы не являемся, надо быть тем, чем мы еще не были!» Счастлив тот, кто, как мудрец, осмеливается встретиться лицом к лицу с оборотной стороной самого себя и взглянуть на изнанку вещей.

 

Общение без границ

Теперь я перехожу к сюжету, который надо рассматривать с большой осторожностью. У меня имеются точные и достоверные статистические данные, свидетельствующие о существовании описываемых феноменов. Тем не менее их объяснение остается пока лишь гипотезой. Перед тем как изложить факты, я бы хотел подчеркнуть, что ничто не дает мне повода считать, что я обладаю неким даром медиума, который способствовал бы так называемой передаче мысли. Многочисленные психотерапевты, работающие методом свободного сна наяву, как женщины, так и мужчины, рассказывали мне о тех же явлениях, что возникали в моей клинической практике. Эти факты одновременно ясны и волнующи. Сначала я представлю их в статистическом плане, так как это подтверждает их правдоподобность. Затем с помощью примера из моей практики я постараюсь показать их тонкую природу. Заранее прошу простить мне обилие деталей, которые мне представляются необходимыми для понимания данных явлений.

На протяжении полных девяти лет, с 12 июня 1991 г. по 15 июня 2000 г., я работал каждое утро, с семи до девяти тридцати, над «Словарем символов сновидений». Я не позволял себе никаких отклонений от этого расписания, ни в воскресенье, ни в праздники, ни во время каникул, ни даже во время моих пребываний в больнице. Моей целью было исследование смысла пятисот символов, наиболее часто появляющихся в сновидениях. Изучение каждого образа развертывалось в три этапа: поиск необходимых документов, анализ данных и написание соответствующей статьи. В среднем на каждый символ уходило по шесть дней. В 10 часов я принимал своего первого пациента. Я планирую около двух часов на каждый прием. В целом я принимаю по три пациента в день: одного утром, и двух пациентов поле обеда. Каждый из них приходит со своими собственными ожиданиями и проблемами, которые они выражают во время первой части сеанса – встречи.

Никто из этих пациентов не мог знать, над каким символом я работал за несколько часов до их прихода. Сознательно мое внимание было сосредоточено на восприятии составляющих элементов сновидений пациента, и сюжет моей утренней работы не был в поле моего сознания. Однако в большом количестве случаев, значительно превосходящем возможное количество случайных совпадений, в момент, когда сценарий сновидения достигал высокой интенсивности, вызывая у меня резонанс, я обнаруживал в сновидении не только символ, который я изучал утром, но и все окружающие его образы, на которые я ссылался в моих исследованиях. Иногда пациент даже произносил фразы, напоминающие те, которые я писал утром того же дня. Несколько раз мне случалось зачитывать изумленному пациенту отрывки из моих текстов, которые как будто вдохновили его сновидение. В течение многих месяцев после того, как я осознал данный феномен, десятки раз я проводил следующий эксперимент: в момент, когда пациент должен был начать свое повествование, я концентрировал мое сознание на неком конкретном образе, чтобы проверить, возможно ли произвольно воздействовать на воображение пациента. Я ни разу не получил положительного результата. В ходе моей практики я сделал два важных наблюдения.

• Описанный феномен возникает в случае, когда терапевт испытывает настоящую эмпатию в ходе сеанса терапии, не имея никаких предварительных собственных ожиданий. В данном случае между мозгом пациента и терапевта как будто устанавливается некая связь, осуществляемая вне известных сенсорных каналов связи.

• Какой бы ни была природа проблематики пациента и степень его психического изменения, достигнутого на данной конкретной стадии терапии, в описанной ситуации все происходит так, как будто пациент бессознательно присвоил мое утреннее исследование, чтобы гармоничным образом интегрировать его в выражение своей собственной проблематики! Это удивительное взятие в долг не оказывает никакого «отклоняющего» воздействия на процесс психического изменения и служит ему на пользу, обогащая его.

Чтобы проиллюстрировать эту загадочную передачу образов, которую, повторяю еще раз, я наблюдал сотни раз в течение моей практики, я приведу лишь один пример. Он почти не отличается от всех других случаев, когда пациент в своем сновидении воспроизводил символ, над которым я работал тем же утром. Смущающий характер данного феномена в данном случае ясно виден. Двадцать лет тому назад одно из сновидений, которое увидел мой первый пациент Адриан, показалось мне настолько богатым по содержанию, настолько доказывающим психическое изменение, что позже я превратил его в один из примеров для моих студентов на первых сеансах обучения. 6 ноября 1999 г., в субботу, был первый день начинавшегося цикла обучения 1999–2000 гг. В 11 часов я дал прослушать участникам семинара этот длинный сон, имеющий особенную структуру. В первом эпизоде Адриан рассказывает об удушающей атмосфере конвенциональной семейной и социальной среды. Во втором эпизоде тон пациента меняется радикальным образом. Его повествование и описываемые образы становятся особенно поэтическими. В последнем эпизоде Адриан переживает во сне момент появления на свет и передает свои ощущения с большой эмоциональной насыщенностью. Обучающий семинар длился всю субботу и воскресенье, следующий за ними понедельник я посвятил приведению в порядок документов и других материалов, которые я использовал в ходе семинара. В 10 часов во вторник ко мне пришел на сеанс терапии Герман – пациент, не имевший никакого представления о содержании проведенного мною семинара. Это был его пятый терапевтический сеанс. Можете представить степень моего удивления, когда я услышал слова и воспоминания как будто заимствованные из сна Адриана, эквивалента которым я не слышал более чем двадцать лет! У меня не было никаких оснований быть проникнутым образами данного конкретного сновидения более, чем любых других из десятка тех, что я дал прослушать своим ученикам. Исходя из степени нашей рациональности, можно объяснить это совпадением или синхронностью. Оба определения успокаивают, но ничего не объясняют:

✔ Адриан – первый эпизод:

«Насколько же эта [семейная] среда странная!.. исчезнувшее общество… полное поражение всего внешнего, поверхностного… этих поколений, которые ориентировались на видимость… „сохранять свое лицо!“ декорация! Показуха! Притворяться, делая вид, что не притворяешься… никакой надежности, потеря себя… механическая кукла, Пиноккио… ложная скромность… давать понять, что ты умный, не показывая это!..»

✔ Герман

«Вижу картинки… гуляющие люди… люди, которые должны изображать некие функции, власть, некую роль, сохранять некое лицо… это смешно!.. застывшие персонажи, запертые за их масками… всегда играющие некие роли… негибкие… мне это не нравится… Почему надо всегда сохранять видимость, быть красивым, умным? Я бы хотел, чтобы люди уважали себя, улыбались себе… а в этих марионетках заметно только страдание!»

✔ Адриан – второй эпизод:

«Слышу шестую симфонию Бетховена… гроза закончилась… солнце оживляет все цвета, придает блеск каплям росы… музыка и запахи цветов после грозы… и мало-помалу приходит веселье… крестьяне собираются танцевать и становятся в круг… всем по-настоящему весело… у всех одно чувство… все думают о жизни, о взгляде человека напротив… и звучит музыка возрождения и радости…»

✔ Герман

«Я вижу городскую жизнь, торговлю на рынке, кричащих детей, запахи, разноцветные одежды… вид этой жизни согревает сердце, это настоящая жизнь… я слышу нарастающее звучание музыки… очень глубокая музыка, которую я знаю… это девятая симфония Бетховена… гимн радости… это именно то, что я чувствую… эта музыка меня глубоко волнует… она даже заставляет меня плакать… эта музыка, которая сообщает о рождении ребенка… мне кажется, что я плачу от радости… это красиво, прекрасно… это отдается в моем сердце… я пою вместе с хором…»

✔ Адриан – третий эпизод:

«Я задаю себе вопрос: „Какие чувства это вызовет у меня?“… это крик новорожденного… да, да, именно!.. который кричит, выходя на свет из живота своей матери… все в его крике… он не знает ничего другого… любящие руки заботятся о нем… его кладут на грудь матери… он кричит, он покраснел от крика… и его мать его любит… обожает его… он стал новым сокровищем в ее жизни…»

✔ Герман

«Человеческие существа всегда остаются похожими на себя… я вижу, как рождается ребенок… вижу женщину, которая только что произвела его на свет… руки кладут новорожденного на грудь его матери… он кричит… он кричит очень громко… и крик младенца мне представляется прекрасным… он все выражает в этом крике… я должно быть так же кричал… и я опять слышу музыку… это финал… еще более красивую музыку, которая побуждает к любви… я представляю себе некоего человека, некоего мудреца, пастыря… он дает мне понять, что я нашел то, что искал… любовь…»

В проблематике Адриана и Германа был, по крайней мере, один общий пункт: и тот и другой страдали от чувства недостатка материнской любви. Этот пример хорошо показывает: то, что «ухвачено» пациентом, немедленно интегрируется в процесс его личностного развития. Наблюдаемый в данном примере душевный резонанс напоминает физический эксперимент, когда рядом помещают два камертона, настроенных на одну и ту же ноту. Если ударить по одному из камертонов, другой тоже начинает вибрировать. Помимо искусных объяснений, которые могут помочь понять описанные мною феномены, необходимо все же подчеркнуть, что они возникают лишь тогда, когда отношения между терапевтом и его пациентом строятся на эмпатии, столь ценимой К. Р. Роджерсом.

 

Слова, пришедшие из глубины веков

Человеческое сознание связано с миром через образ. Термином «образ» я обозначаю здесь совокупность ощущений, которые передаются в центральную нервную систему пятью сенсорными каналами. Наблюдения очень большого количества сценариев свободного сна наяву выявили любопытную статистическую закономерность. Из ста символов 50 относятся к зрению, 25 – к тактильным и двигательным ощущениям, 12 – к слуху, 6 – к запаху и 3 – к вкусу. Эти цифры, безусловно, приблизительные, но они отражают хорошо видимую тенденцию. Чем больше в сновидении обнаруживается звуков, запахов или вкусовых ощущений, тем к более отдаленным во времени зонам психологической проблематики относятся эмоции, экстериоризируемые воображением.

У каждого индивида, как и у всего человечества в целом, наиболее глубоко сохраненные памятью архивы содержат в себе образы. Следует напомнить, что везде и всегда:

• образ предшествует слову;

• слово устное предшествует слову написанному;

• написание предшествует грамматике.

Мозг младенца пропитывается сотнями тысяч видений до того, как развитие фонетического аппарата и интеллекта позволяет ему начать произносить осмысленные фразы. Миллионы картинок оказывали свое влияние на нервную систему наших далеких предков до того, как человек развил способность передавать свои мысли символическими звуками. Это последнее утверждение подтверждается исследованием пятидесяти символов, которые наиболее часто встречаются в тысячах сценариев свободного сна наяву, которыми я располагаю. Речь идет о пятидесяти образах, существующих в природе со времен происхождения жизни. Группа этих символов включает семь цветов, солнце, песок, луну, дерево, море, животных, но не содержит ни одного предмета, сделанного руками человека, даже тех, которые присутствуют в нашей повседневной жизни.

Мир открывается нам, как огромная книга образов, складывающихся в картинки, количество которых бесконечно. Воображение также способно создавать бесконечное множество композиций. Однако количество образов, из которых создаются эти композиции, относительно невелико. Список символов, который я стал составлять с начала моих исследований, состоит из тысячи семисот символов, разделенных на пятнадцать классов (животные, растения, цвета, персонажи и т. д.). Проделанный мною статистический анализ базы данных, состоящей из сотен тысяч образов, показал, что количество символов, частота появления которых в сновидениях, как минимум, равна 1 %, немного меньше 500. Именно эту группу символов я выбрал для описания в четырех томах «Словаря символов сновидений». Это именно те символы, с которыми наиболее часто встречаются пациенты и терапевты. Их совокупность образует настоящую лексику образов. Это те слова, которыми выражается воображение, и этот язык подчинен тем же правилам, которые лингвистика установила при изучении языковых систем.

1700 символов моего исходного списка соответствуют тому, что в лингвистике называется пассивный словарный запас. В разговорном французском языке количество общеупотребительных слов не меньше 1500.

Активный словарный запас, оцениваемый для разговорного французского языка приблизительно в 500 слов, тесно связан с образами, описываемыми в сновидениях.

Некоторые пациенты, с которыми я проводил терапию, приходили ко мне на консультацию несколькими годами позже, чтобы начать новую терапию и стимулировать дальнейшее психическое изменение. В подобных случаях меня всегда поражало постоянство их словаря образов. Как писатель в некотором смысле является узником своего стиля и своих предпочитаемых выражений и слов, так и пациент воспроизводит ту же модель сценария и использует те же образы для выражения новых эпизодов своего психического изменения.

Данные положения очень важны. Если мы не признаем, что логика образов подобна логике языка, мы не сможем понять идею грамматики символов, о которой я расскажу ниже.

 

Скажи, как ты видишь сны…

Каждая пациентка и каждый пациент имеет собственный способ выражения, который свойствен именно ему и остается более или менее постоянным. В течение нескольких лет на основе моего ограниченного опыта мне казалось, что достаточно десяти различных типов, чтобы описать все возможные способы выражения сценариев сновидений. Потребности педагогической программы вынудили меня в 1992 г. разработать типологию, основанную на определенных критериях. Проделанный анализ позволил мне выделить девять параметров. Каждый из них, в свою очередь, измеряется по шкале от 3 до 6 возможных значений. Теоретически возможные сочетания этих элементов оценки дают несколько десятков тысяч типов сценариев, что делает данную классификацию чрезмерно усложненной. Однако выделенные девять параметров являются вполне приемлемой базой для того, чтобы ориентироваться в наличии различных способов выражения сценариев во время терапии свободным сном наяву.

✔ Структура сценария

Чтобы не усложнять данный сюжет, достаточно определить три отчетливо различающихся типа структуры.

• Некоторые пациенты создают сценарии, которые развиваются, как сказка, в которой действие протекает, не прерываясь в течение всего сценария, и с такой непринужденностью и логичностью построения, которые могут вызвать подозрение, что текст данного повествования был написан заранее (что совершенно исключено [45] ).

• Воображение других пациентов вдохновляет их на похожий тип повествования, в котором, однако, наблюдается несколько отдельных эпизодов, представляющихся независимыми друг от друга.

• Достаточно большое количество пациентов излагают путанные, отрывочные сценарии, состоящие из многочисленных коротких сцен, без заметной связи между ними на протяжении всего сеанса. Богато насыщенные образами, но трудно читаемые, подобные сценарии вызывают большие трудности интерпретации. Тем не менее данная раздробленность сама по себе не уменьшает терапевтических эффектов [46] .

✔ Богатство символики

• В некоторых сценариях образы блещут, как разноцветные искры салюта, одни ярче других, вплоть до рассеивания внимания терапевта, слушающего повествование. Это изобилие символов, умножая количество насыщенных смыслом образов, имеет обескураживающее влияние на интерпретацию, затрудняя синтез, необходимый для обнаружения доминирующего смысла сновидения. Как люди, которые за потоком слов стараются скрыть свою личность, так и внутреннее сопротивление пациента иногда выражается в избытке образов.

• Другие сновидения, не достигая описанной выше избыточности образов, обладают тем не менее значительным символическим богатством. В этих сновидениях присутствуют многочисленные значимые образы, отражающие наиболее важные архетипы, и их связь воспринимается очень легко.

• Некоторые сценарии, обычно достаточно короткие, содержат один или несколько сюжетов и оперируют ограниченным количеством образов, хорошо адаптированных для описания эпизода психического развития, который они раскрывают. Этого типа онирическая продукция, для которой характерна сдержанность символики, легко поддается смысловой интерпретации.

• В некоторых экстремальных случаях воображение порождает сновидение, удивляющее бедностью своей символики. Повествование в течение долгого времени развивается вокруг некоего доминирующего образа, в котором отражается повторяющаяся тематика сеанса. Навязчивый характер данного типа сновидения является чисто внешним. Повествование Франка, которое я полностью привожу в приложении, является примером данного типа сновидения [47] .

Степень символического богатства сновидений прямо не связана с качеством терапевтических результатов. Терапия Франка, на всем своем протяжении сопровождавшаяся такими же символически бедными сновидениями, как тот, что я привожу в моем примере, была одним из наиболее очевидных успехов моей практики.

✔ Форма выражения

• До тех пор пока пациент остается в подчинении разума и не расслабляется, так как боится потерять контроль над ситуацией, сценарий сновидения остается под властью сознательного размышления. Такая ситуация по понятным причинам обнаруживается в начале терапии. Сценарий в таком случае состоит из последовательности комментариев и содержит лишь мгновенные появления образов, тут же маскируемых голосом разума.

• Случается, что пациент, воодушевленный искренним желанием дать волю своему воображению, создает символически богатые сценарии, но при этом испытывает необходимость комментировать образы своих сновидений по мере их возникновения. Они одновременно выступают в роли автора и свидетеля собственного сценария. Эти частичные (или эндемические) проявления сознания не ослабляют роль образов. Такие сновидения, насыщенные прокомментированной символикой, создают особенно благоприятную почву для терапевтической интерпретации.

• Некоторые пациенты видят в каждом из своих сценариев возможность перенесения в мир свободы. Их образы спонтанно следуют одни за другими, создавая перечни чистой символики. Подобные сновидения уходят своими корнями за рамки осознаваемых знаний. Они являются замечательными проводниками психического изменения.

✔ Вовлеченность пациента

• Пациент, приняв решение обратиться к психотерапии, может все еще испытывать сопротивление полностью довериться воле воображения, непредсказуемость которого его тревожит. Полная вовлеченность в действие представляется ему слишком рискованной. Одной из обычных форм выражения такого рода сопротивления является способ позиционирования, когда рассказчик остается как бы вне сценария сновидения и ограничивает свою вовлеченность рассказом о том, что видел. «Я вижу хищную птицу на дереве… она на что-то пристально смотрит… я вижу, как она взлетает… дерево исчезло…» и т. п. Сеанс терапии становится похожим на некий репортаж, осуществляемый свидетелем происходящего. Пациент остается зрителем своего сновидения. Каким бы ни было символическое богатство такого сновидения, интерпретировать его непросто. Для правильной интерпретации не хватает существенной информации, а именно эмоционального отношения пациента к видимым образам.

• Пациент готов допустить в свое сознание болезненный эпизод из своего детства, бывший до этого момента вытесненным и забытым. Однако отдаться на волю воображения и взять на себя риск снова испытать болезненные переживания ему все еще представляется невозможным. Тогда воображение подсказывает некую уловку, благодаря которой сила шока от встречи с запретным воспоминанием значительно уменьшается. Пациент поручает некоему анонимному заместителю вместо него самого встретить трудное испытание. Вот как это было с Жозианой: «Молодая женщина доверчиво продолжает свой путь, темнеет… мало-помалу она начинает испытывать некую угрозу… вдруг на дорогу выходит какой-то мужчина… он молча приближается к ней… он пристально не нее смотрит… она спрашивает себя, что ей делать…» и т. п.

• Часто встречаются сценарии, в которых пациент или пациентка непосредственно вовлечены в действие сновидения, какими бы сильными ни были его агрессивность или эмоциональная насыщенность. Очевидно, что такая активная вовлеченность наиболее легко интерпретируема.

✔ План выражения

Основное достоинство терапии свободным сном наяву является запуск процесса психического изменения. Возникающая динамика воображения не подвластна контролю ни пациента, ни терапевта. Она осуществляет воздействие двух типов:

– воздействие аналитическое, результаты которого выражаются в ликвидации причин психологических затруднений;

– воздействие инициирующее, результаты которого выражаются в терминах развития сознания.

Онирическая динамика всегда подчинена биологическим приоритетам пациента и ориентирована на улучшение его благополучия.

• Некоторые сценарии полностью построены вокруг классической фрейдовской тематики, комплекса Эдипа, фантазмов кастрации и т. п. В данном случае в них с очевидностью господствуют аналитические компоненты.

• В других сновидениях используются такие символы, как мудрый старец, звезда, змей, женщина под покрывалом и другие образы, связанные с архетипами, появление которых сопровождает развитие Я. Инициирующая природа подобных сценариев очевидна.

• Большое количество сценариев содержат эпизоды, без всякого сомнения, аналитического характера и другие эпизоды, по своей природе инициирующие. Эта смешанная природа сновидений иногда просматривается в рамках одного и того же эпизода, в котором аналитические и инициирующие компоненты присутствуют одновременно.

Нет заранее хронологически предписанного порядка, в котором эти компоненты должны проявляться. Их появление зависит исключительно от состояния нейрональных структур, на которые опираются возникающие психологические изменения.

✔ Смысловое содержание

Каждая из описанных мной составляющих процесса сновидения наяву вносит свой вклад в то, чтобы смысловое содержание сценария было легко доступно или оставалось длительное время загадочным. Теоретически возможные сочетания этих составляющих предоставляют большое разнообразие возможных типов смысловых содержаний, которые я предлагаю разделить на пять уровней.

• Содержание сновидения, выраженное в виде ясных образов или символов, представляется совершенно очевидным. Терапевт без всякого риска может его интерпретировать.

• Сценарий требует внимательного изучения для интерпретации его смыслового содержания, которое, однако, остается доступным для понимания.

• Сложная структура сценария и используемых в нем образов свидетельствует о спрятанных в онирических сценах множественных аспектах проблематики пациента. Интерпретация такого сценария требует особого внимания, наиболее очевидная интерпретация может скрывать одно или несколько других смысловых значений.

• Большое число легко интерпретируемых символов рассеяно в малопонятной структуре сценария. Смысл сновидения остается не до конца очевидным, так как ясные в отдельности образы логически не вписываются ни в одну интерпретацию. Подобный тип сценария является наиболее фрустрирующим для интерпретирующего его терапевта.

• Наиболее сложными для интерпретации являются так называемые смутные сценарии. В них часто присутствует изобилие образов, не поддающихся самому внимательному прочтению. Разнообразные сцены, быстро сменяющиеся на протяжении более сорока минут, структурно не предоставляют никакой подсказки для их понимания. В данном случае речь идет о видимой части глубоко скрытого процесса психологической трансформации, элементы которой остаются недоступными ни для сознания пациента, ни для понимания терапевта. Поэтому наиболее правильным для терапевта будет временный отказ от интерпретации того, что остается пока недоступным.

✔ Эмоциональная насыщенность

• Часты случаи, когда в процессе терапии, имеющей вполне удовлетворительные результаты, пациент в течение нескольких десятков сеансов сохраняет некую эмоциональную дистанцию по отношению к содержанию сновидений. Вне зависимости от образного богатства сновидений, их спонтанности и необузданности описываемых ситуаций, создается впечатление, что пациент избегает всякого проявления эмоций. Он описывает происходящее «словами, а не слезами». Этот контролируемый способ эмоционального выражения наблюдается приблизительно у трети пациентов.

• Многие пациенты, которые обычно интеллектуально контролируют свои эмоциональные проявления, иногда внезапно испытывают некий сильный эмоциональный взрыв, выражающийся часто сильным приступом рыданий. Такое вулканическое выражение эмоций всегда связано с особенно важным моментом психического развития. Оно позволяет эвакуировать в прошлом недостаточно «выплаканное» страдание или некое сублимированное переживание, которое недостаточно высказать словами.

• Некоторые пациенты, возможно, страдающие излишней чувствительностью, в каждом из своих сновидений отдаются на волю захлестывающих их эмоций. Эта эмоциональная «сверхчувствительность сновидения» может быть иногда, но не часто признаком депрессивного состояния. Как ни странно, депрессивные пациенты, которые в повседневной жизни часто плачут несвоевременно и объективно необоснованно, обнаруживают в сновидениях наяву некую эмоциональную сдержанность. Когда во время терапии слезы являются постоянно присутствующим способом выражения, они становятся особым свойством языка воображения, что само по себе не исключает реального страдания.

✔ Тональность сновидения

Во время сеансов обучения практике терапии свободным сном наяву я предлагаю участникам несколько упражнений по интерпретации сновидений. Эти упражнения я предлагаю либо после того, как участники прослушали запись сновидения, либо после того, как они ее прочли. В первом случае качество интерпретации гораздо лучше, чем во втором. В обоих случаях интерпретатор имеет доступ к структуре сновидения, количеству и природе образов, словам и фразеологическим оборотам, используемым пациентами. Однако во втором случае отсутствует незаменимая по важности информация – тон или тональность, в которой пациент произносит свои слова и описывает свои образы. Слова вне их звучания воспринимаются интерпретатором подобно знакам исчезнувшего языка, которые надо расшифровать, не имея представления об их звучании.

Именно процесс слушания сценария позволяет терапевту погрузиться в глубину переживаний пациента или пациентки. Именно посредством голоса образы соединяются с чувствами, что делает их живыми. Подобно актеру, одетому в костюм соответствующий роли, одно и то же слово может выразить различные переживания через интонацию. Тон голоса может также опровергнуть общеупотребительный смысл слова или изменить восприятие образа. Общая тональность сновидения может быть оптимистической, жалобной, нейтральной, выражать разочарование, энтузиазм, сомнение, пессимизм, отчаяние, восторженность, добрые намерения, может быть провоцирующей, радостной, строгой. Этот список далеко не полный. Он свидетельствует лишь о важности того, что передается пациентом тональностью его повествования.

✔ Резонанс

В данном параграфе речь идет не только о том, каким голосом пациент обращается к терапевту, а о том, каким образом терапевт воспринимает совокупность онирической продукции пациента. В зависимости от пациента, но иногда также в зависимости от сценария одного и того же пациента образы, структура и тональность сновидения создают у терапевта различные ощущения.

•  Скука: например, когда повествование увязает в бесконечном перечислении деталей, описывающих повседневную жизнь.

•  Интерес: когда сценарий сновидения содержит элементы, которые явно связаны с проблематикой пациента и могут инициировать ее разрешение.

•  Удовольствие: случается, что пациент, окрыленный воображением, создает исключительно поэтические повествования, доставляющие удовольствие слушателю.

•  Уважение: некоторые сценарии, в которых пациент поднимаются на уровень настоящего экстаза, вызывают у терапевта потребность разделить с ним душевный порыв. Простая вербальная интерпретация в подобных случаях может уменьшить важность переживаемых пациентом необычных эмоций.

 

Сознание и образы

 

Появление символов

Всякого, кто приближается к удивительному миру символов, обязательно начинает мучить навязчивый вопрос «Что это значит?». Вопрос вполне естественный и законный, но мешающий осознать правомерность другого важнейшего вопроса «Что это изменяет?». Желанию опереться на некоторое устойчивое значение каждого образа, которое всегда гарантировало бы правильность интерпретации, противостоит признание исключительно активной природы символа. Сила символического образа вытекает из того факта, что он всегда является динамическим агентом и спонтанным выражением некой конкретной потребности психического изменения. Знак, символ не имеет своей собственной жизни. Он является лишь экраном, носителем, индикатором наших проекций и возникает в тот момент, когда появляется необходимость, чтобы он взял на себя роль проводника динамики психического изменения. До этого момента и после него символ – это выключенная лампочка, это мертвый знак.

Не существует изолированных стабильных символов. Существуют лишь образы, которые включаются в символические цепочки, эти репрезентативные системы, которые состоят из элементов, связанных между собой по принципу синонимии по форме, культурному контексту или по стечению обстоятельств прошлого, иногда благодаря простой близости запечатления внутри нейрональных систем. Эти цепочки или системы взаимно пересекаются сложным и необъяснимым образом. Однако внимательный анализ значительного количества данных позволил выделить некоторые логические закономерности, которым подчиняется формирование этих систем. Они действуют на основе тех же законов, которые определяют функционирование нейрональных структур, на которые они опираются.

Редки случаи, когда какой-либо образ сводится к единственно возможной интерпретации. Наиболее часто его свойства имеют множественные проекции, а его доминирующее смысловое значение зависит от того, в какую символическую цепочку он включен. Я более подробно разовью это положение ниже и приведу иллюстрирующие примеры. Один и тот же образ, следовательно, может быть звеном трех, четырех и даже пяти или шести символических цепочек.

Сознательная умственная деятельность является продуктом сличения образов в течение многих миллионов лет. Способность к логическим построениям как бы преуменьшает важность ее естественных источников происхождения. Однако именно когда сознание соглашается признать, что оно непозволительно присвоило себе право подавлять эмоции, именно тогда оно получает доступ к наиболее отдаленным пластам онтогенетической и филогенетической памяти. Этот возврат к образу позволяет увидеть практически волшебную эффективность методики, в которой символы играют основную роль в терапии и личностном психологическом развитии. За простенькой прогулкой по тропинке образов, часто похожей на бессвязное фантазирование, скрывается волшебная дорога к психологическому благополучию.

Анализ наблюдаемых соответствий между символами, выражаемыми во время сновидений наяву, позволяет судить о природе ассоциативных связей, с одной стороны, между самими образами и, с другой стороны, между образами и структурой сознания. Несколько примеров покажут роль формы образа в происхождении ассоциативных связей между несколькими символами.

Анализ образа велосипеда, частота появления которого в свободных сновидениях наяву превосходит 4 %, показывает, что этот образ является центром некоей структуры, состоящей, по крайней мере, из тридцати трех корреляционных связей. Две из них явным образом доминируют. Речь идет об образе совы и очков. Если следовать обычной логике рассуждения, то такая связь удивляет. Между тем, помимо сходства в звучании этих трех слов, которое представляется недостаточным, чтобы вызвать устойчивую корреляцию, эти три образа связаны похожестью формы. Чтобы заметить это, достаточно нарисовать три пары кружков:

Несколько дополнительных штрихов позволят увидеть каждый из трех символов:

Большое количество выявленных в ходе статистического анализа корреляций между символами, которые, на первый взгляд, имеют мало общего, основано на одном или нескольких общих параметрах формы соответствующих им зрительных образов.

Цепочки ассоциаций символов не являются случайным результатом нейрональной активности, освобожденной в ситуации свободного сна наяву от ограничений рассудка. Они отражают механизмы действия воображения и тем самым выполняют некие вполне конкретные функции.

Многочисленные наблюдения сцепления символов в сценариях сновидений позволяют выделить некие грамматические правила языка символов: в символическом языке плеоназмы и излишества не являются признаками «загрязненности» языка. В функциональном плане они указывают на совпадающее движение нейрональных стимулов, которые в сумме позволят достигнуть интенсивности необходимой пороговой величины, чтобы спровоцировать психическое изменение. В аналитическом плане их наличие является наиболее надежной основой для определения значения повторяемого символа.

Если какой-то образ благодаря своим множественным характеристикам потенциально может быть использован для выражения нескольких проекций, то, в конечном счете, его активная проекция будет зависеть от символической цепочки, в которую он будет включен.

В трех сновидениях, воспроизведенных тремя различными пациентами: Эрвэ, Полем и Жаклин, один и тот же символ – зонт – включен в три различные символические цепочки, что придает ему каждый раз различный смысл.

Эрвэ, который в своем сне спустился в некий подземный грот, под покрывающей пол пещеры пылью находит металлический средневековый щит в форме экю. Этот образ постепенно трансформируется в щит из толстой кожи, оказывается простертым на земле и превращается в жесткую шкуру животного, форму которой Эрвэ подробно описывает. Несколько минут спустя в своем сновидении выйдя из пещеры, пациент поднимается, подобно птице, в небо. Он застывает над человеком с раскрытым зонтом и подробно описывает форму зонта, видимую сверху. Чуть позднее воображение Эрве приводит его на корабль, штурвал которого по своей форме напоминает зонт. Наконец, к концу своего сновидения пациент с удивлением отмечает необычную форму паруса, поддерживаемого очень короткой мачтой и непропорционально длинным гиком.

Разбросанные на протяжение тридцатипятиминутного сновидения, описанного более чем пятьюстами слов, эти образы могут быть восприняты как различные и независимые друг от друга. Трудно будет терапевту, который попытается интерпретировать образ щита или зонта в рамках отрывков повествования, в которых они появляются. Хотя это и является постоянным желанием слушающего сновидение психотерапевта! Как много тупиковых интерпретаций мы избежим, если посмотрим на эти образы «взглядом сверху», позволяющим увидеть их физическую форму:

Сорокатрехлетний Эрвэ создал данный сценарий сновидения наяву в тот момент своей терапии, когда он находился в поиске равновесия между сильной женской составляющей своей личности и вызывающими чувство вины вирильными устремлениями. То, что выражено этими пятью образами, – отношение между закругленностью и острием, ценностями анимы и анимуса. Зонт, видимый сверху, не что иное, как одно из вообразимых изображений этого отношения.

Что касается Поля, то в начале своего сна он видит автомобиль с откидным верхом 1920-х годов, который он описывает очень детально. Позже в том же сновидении он встречает прохожего с раскрытым черным зонтом, хотя дождя на улице нет. Затем он в деталях описывает падающий осенний лист. И наконец, в конце сценария он встречается с «необычайно большой» летучей мышью.

В этой последовательности образов зонт означает нечто совершенное иное, чем в сновидении Эрвэ:

Образы в сновидении Поля имеют три общих специфических элемента. Во-первых, они представляют некую раскрывающуюся структуру с жилками или жестким каркасом. Во-вторых, эта структура раскрывается относительно некой единственной точки опоры. И наконец, что наиболее важно, эти образы предполагают опрокидывание (или инверсию). Летучая мышь в состоянии покоя висит вниз головой, зацепившись лапками; закрытый зонт находится в положении, противоположном тому, в котором его используют по назначению. Лист прикреплен к ветке дерева своим черенком, а капот автомобиля раскрывается или закрывается, оставаясь прикрепленным к своей оси.

Образы в сновидении Поля выражают важнейший этап его психологического изменения – этап, когда пациент готов к восстановлению вытесненных альтернатив. Это важнейшее психологическое состояние, будучи условием реализации процесса индивидуации в юнговском значении, часто проявляет себя в символах, иллюстрирующих опрокидывание.

Наконец, сновидение Жаклин содержит еще более развернутую серию образов, среди которых фигурирует зонт с разноцветными полосками. Пациентка видит в следующем порядке: пальму, парашют, многоцветный зонт, салют, освещенный разноцветными огнями фонтан, гриб.

Такое обилие форм, каждая из которых разворачивается во все стороны из некоторой центральной точки, означает устранение важного внутреннего блокирующего момента. Нервные импульсы внезапно получают доступ к целому нейрональному участку, вызывая ощущение безграничной свободы. Такая интерпретация находит свое подтверждение в многоцветности зонта, фонтана, салюта. В сновидении цветовое изобилие является одним из признаков психологического оживления. Основными значениями многоцветного зонта Жаклин, вписанного в цепочку других образов ее сновидения, являются освобождение, психическое развитие и открытость.

Воображение и память имеют обширную сетевую структуру, напоминающую клубок нитей, пересекающихся во всех возможных направлениях, где каждая ячейка связана с множеством других ячеек. Связь между этими ячейками – нейронами, физически отдаленными друг от друга, иногда устанавливается на всю жизнь, а иногда лишь по мере необходимости с исключительной скоростью и изумительной тонкостью. Эти связи могут быть записаны в нейрональном наследии с незапамятных времен или образоваться в первые месяцы жизни ребенка, или же быть мгновенным продуктом движения нервных импульсов во время сновидения наяву. При прослушивании сценария сновидения это полное игнорирование временных аспектов вступает в конфликт с принципом рационального интеллектуального подхода. Содержание сновидения находится вне измеряемого времени. Его временное пространство – это вечность. Тот, кто пережил сеансы свободного сна наяву, знает, как растворяется во время сновидения ощущение времени. В конце сновидения пациент не способен сказать, длилось ли его повествование пятнадцать, двадцать или сорок минут.

Ослабление рациональной бдительности во время терапевтического сеанса не влечет за собой бессвязность повествования. Оно является динамическим условием общей гармонизации состояния пациента и ослабления напряжения, существующего между отдельными ячейками нервной системы. Интеллектуальные усилия, направленные на управление причинами психологического недомогания, представляются смешными, если признать, что психическая гармония не может быть достигнута, пока мы не откажемся от того, что неправильно называют «рациональностью». Ее часто путают со знанием, относя к иррациональному все то, что сознание не способно понять! И именно эта ошибка понимания чаще всего является причиной психологического дискомфорта.

 

Выявление символов

Тот, кто готовится интерпретировать сновидения, систематически сталкивается с двумя вопросами:

• Зависит ли важность образа от частоты его появления в сновидениях пациента?

• В потоке слов, который пациент произносит в течение сорокаминутного сеанса терапии (около 700 слов!), какие слова должны особенно привлечь внимание интерпретатора, и можно ли упростить задачу путем классификации слов?

✔ С количественной точки зрения можно выделить три группы символов:

• образы, которые присутствуют в более чем 10 % сновидений, а именно черный цвет, белый цвет, рука, солнце, песок и т. п.;

• представления, которые наблюдаются один или два раза в течение терапевтического процесса, то есть в 4 до 10 % сновидений: мудрый старец, звезда, обломок кораблекрушения на морском дне и т. п.;

• редкие фигуры, которые появляются в менее чем в 1 % сновидений: айсберг, морской гребешок, менгир [50] и т. п.

Частое появление какого-то образа не является признаком его банальности, но и не означает его особой значимости.

В рамках первой группы находятся такие архетипы, как песок, луна, красный и желтый цвета, и т. п., исключительно важные в динамике психологического развития, несмотря на их регулярное повторение.

Образы из второй группы часто являются специфическими компонентами, мощными архетипами, появляющимися в решающие моменты психической трансформации.

Наконец, редкие образы, иногда повторяющиеся несколько раз в ходе терапии пациента, связаны со спецификой его проблематики и поэтому имеют большую информативную ценность.

Слова-образы, составляющие язык символов, не всегда понятны, но никогда не бывают лишними.

✔ С качественной точки зрения я могу предложить интерпретатору сновидений подход, который может значительно облегчить его задачу. Появляющиеся в сценарии сновидения символы могут быть классифицированы на три категории.

 

Ориентиры

Динамика воображения в свободных сновидениях наяву всегда является результатом столкновения двух жизненных устремлений:

• того, что направлено на сохранение приобретенного опыта. Оно выражает то, что принято называть инстинктом самосохранения, и в зависимости от производимой им онирической продукции его можно считать демонстрирующим постоянство (позитивным) или сопротивление (негативным);

• того, что нацелено на обеспечение будущего. Это стремление к обновлению, и в зависимости от производимой им онирической продукции его можно считать демонстрирующим эволюцию, изменение (позитивным) или энтропию (негативным).

Сценарий, рассказанный с помощью шестисот или семисот слов, содержит что-то между сорока и восьмьюдесятью образов, интерпретация которых может выявить скрытый смысл всего сновидения. И это – большое количество. Однако приблизительно треть этих образов служит всего лишь выражению сопротивления или изменения. Они говорят о действующей в сновидении психологической динамике и не скрывают никакого другого смысла, облегчая тем самым интерпретацию.

Постоянство выражается образами, имеющими застывший и сдерживающий характер: статуя, маска, доспехи, стена, мумия, скелет, тюрьма, замораживание, снег, мрамор и т. п.

Изменение символизируется всеми образами, выражающими гибкость, движение, свободу: прозрачность, разбитое стекло, взлет, звери из семейства кошек, птица, тобогган, музыка, танец, водопад и т. п.

 

Индикаторы

Когда мы выделили образы, описанные выше, среди оставшихся для интерпретации находится небольшая группа символов, чье значение связано с эпизодами личной истории пациента. Эти зависящие от обстоятельств ассоциации открывают свой смысл лишь тогда, когда их владелец вспоминает сцены из своей жизни, в которых эти ассоциации сформировались. Эти образы не требуют никакого усилия интерпретации со стороны терапевта, роль которого в данном случае состоит в провоцировании воспоминаний.

 

Инициаторы

По большей части речь идет об образах, которые отражают универсальные архетипы. Терапевту хорошо известны психические проекции, лежащие в их основе. Вода, огонь, дерево, море, волшебница, мудрый старец, цвета, белый город, волосы, река, паук и около пятисот других, чье значение подробно изучено и описано в четырех томах моего «Словаря символов сновидений».

 

Грамматика символов

 

Бесполезно интерпретировать смысл отдельно взятого образа вне онирической структуры, в которую он включен. Смысл возникает только в рамках этой структуры. Динамика воображения, как и любой другой язык, подчиняется законам, организующим сочетание этих слов-образов и значительно изменяющим их смысл. Изучение грамматики символов невозможно при недостатке текстов. База данных, на которую опираются мои исследования, уникальна. Она состоит из повествований более семисот пациентов и отражает в общей сложности около пяти тысяч часов свободного сна наяву.

Символические цепочки выполняют, по меньшей мере, пять функций, очевидность которых обнаружилась для меня более десяти лет тому назад во время изучения одного и того же сновидения моей пациентки Леды. Я привожу это сновидение во введении к первому тому «Словаря символов», где я также говорю об упомянутых пяти функциях:

1. Определяющая функция

2. Функция суммирования

3. Функция замещения

4. Функция эскалации

5. Функция взаимодополняемости.

 

Определяющая функция

Как я показал это выше на примере смысла зонта в сновидениях Эрвэ, Поля и Жаклин, одновременное присутствие в одном и том же сценарии нескольких похожих по каким-то параметрам образов – смысловой цепочки – определяет смысл отдельного образа (зонта в моем примере).

 

Функция суммирования

Появление в одном и том же сновидении образов, обладающих общими свойствами, отражает совпадение маршрутов нескольких нервных импульсов, интенсивности каждого из которых в отдельности было бы недостаточно для запуска процесса психического изменения.

Суммарное влияние, которое осуществляется посредством этих образов, ставит своей целью преодоление порога. В физиологическом плане это преодоление порога отражается в изменении состояния важного нейронального узла, очага блокировки импульсов, и одновременно в плане сновидения отражается в появлении образа преодоления порога.

 

Функция замещения

Любой образ может играть роль символа в течение того времени, когда он позволяет реализовать некую проекцию. Эта проекция, как это было определено К. Г. Юнгом, зависит от неосознаваемого характера проецируемого смысла. Символ, таким образом, играет роль секретного агента. Эффективность его воздействия является прямой функцией от способности сохранить его оккультный характер. Интерпретация сновидения неизбежно приводит к расшифровке многочисленных символов. Раскрыть значение символа – значит его нейтрализовать и одновременно расширить поле сознания! Как всякий разоблаченный секретный агент, символ, чей смысл раскрыт, должен быть тотчас же заменен другим, ибо бессознательное никогда не раскрывает себя полностью. Оно должно быть способно вернуться к той же теме, но посредством других символов. И именно смысловые цепочки поставляют образы, заменяющие раскрытый символ. Образы сменяют друг друга в зависимости от их общих свойств и в порядке, обратном интенсивности их другой потенциальной символики, не связанной с проблематикой пациента.

Вот пример, который пояснит данное положение: тридцатипятилетний Гаспар работает в области, где он мог бы занять более ответственный пост при условии сдачи экзамена, на что он не решается пойти, так как считает себя слабым в письме. Этот недостаток в случае психологической проблематики Гаспара связан с образом матери. В одном и том же сеансе сновидения наяву пациент воспроизводит очень важную смысловую цепочку образов. В течение длительного повествования он последовательно называет четыре образа.

Сначала золотое перо – перо авторучки, принадлежавшей его матери; затем высокий воротничок мачехи Белоснежки; затем золотая корона и, наконец, стилизованный цветок лилии.

Эти четыре образа очевидным образом похожи по форме, но также в понимании Гаспара ассоциируются с образом матери. Воротничок злой королевы, корона и цветок лилии связаны с королевой, которая представляет материнский образ, а золотое перо – перо авторучки матери.

Предположим теперь, что эти четыре образа появились не в одном сеансе, а отдельно в различных сновидениях.

Золотое перо было бы первым образом, появившимся на нашей сцене, так как оно отсылает нас к нескольким моментам проблематики Гаспара: к его трудностям письма, к восприятию материнского отношения как кастрирующего и, возможно, к наличию незначительного нарциссизма, который выражен образом золота.

Если мы предположим, что диалог Гаспара с его психотерапевтом позволит прояснить тройной смысл этого символа, то ipso factoсам символ устраняется из дальнейшего употребления.

Тем не менее все, что связано с образом материи, не было выяснено до конца. К какому из трех других образов прибегнет теперь бессознательное? К тому, у которого менее всего выражен символический потенциал, бесполезный для проблематики Гаспара! Корона отсылает нас к образу короля или королевы, но также к коронации, то есть к более высокой степени психической самореализации. Цветок лилии – это эмблема королевской власти, но также символ стремления к абсолютным ценностям, к безупречности. Потенциальная символика этих двух образов не представляет интереса на текущем этапе терапии Гаспара, поэтому высокий плиссированный воротничок королевы-мачехи станет первым символическим преемником как отрицательный символ матери и как лишенный другой сильной потенциальной символики.

Эта склонность воображения воспроизводить образы в порядке, обратном интенсивности их другой потенциальной символики, не связанной с проблематикой пациента, безусловно, не является результатом сознательного выбора. Она является результатом состояния совокупного нейронального механизма, организующего движение нервных импульсов в соответствии с обнаруживаемыми трудностями, а именно с необходимостью устранения запретов. В «Словаре символов» я привел доводы, позволяющие считать, что направление движения нервных импульсов всегда обусловлено интересами организма в целом.

 

Функция эскалации

В рамках одного сценария повторение одной и той же символической темы посредством цепочки образов, связанных между собой одной или несколькими общими характеристиками, может быть способом подготовки встречи с неким завершающим цепочку исключительно сильно эмоционально заряженным образом.

Бессознательное последовательно использует символы с одинаковым смысловым содержанием, начиная с менее сильных и постепенно прокладывая тем самым дорогу к наиболее значимому событию или символу.

 

Функция взаимодополняемости

Одновременное присутствие в одном и том же сценарии нескольких связанных общими чертами образов, составляющих символическую цепочку, часто обусловлено потребностью показать, опираясь на некую доминирующую динамическую ось, различные и взаимодополняющие аспекты этой психической динамики.

Для наглядности изложения я отдельно описываю пять функций символических цепочек. Но образы, возникающие в сновидениях наяву, не являются продуктами какой-то одной из них. Онирическая символика зависит от сложного переплетения этих пяти функций и нескольких других важных факторов. Каждому из этих механизмов распространения нервных импульсов соответствует модель специфического нейронального функционирования. То, что мы получаем, слушая повествование сновидения, является результатом совокупного действия органических структур.

Изучение структуры тысяч сновидений, составляющих базу моих исследований, позволяет мне сформулировать три правила в дополнение к уже описанным функциям.

✔ Правило I

Во сне наяву символическое содержание любого образа связано со значением других похожих образов в предыдущих сеансах, каким бы ни было положение этих образов в сценарии. Их совокупность определяет смысл действующей через воображение психической динамики. Образ может быть интерпретирован лишь после анализа совокупности явлений повествования, в ходе которого он возник. Связь отдельного символа с другими элементами сценария, в который он включен, логически является первичной, но в символическом плане – вторичной.

✔ Правило II

Чем дальше отдалены друг от друга в сновидении два образа, обладающие похожим символическим потенциалом, тем с большей вероятностью можно утверждать, что они являются главной осью интерпретации. Это правило наиболее четко проявляет себя в многочисленных циклических сценариях, то есть таких, в которых последние фразы содержат образы с теми же чертами, которые были у образов в начале сновидения. В подобном случае эти образы часто выражают изменение отношения к тем же самым ценностям, представленным в начале и в конце сеанса.

✔ Правило III

Когда в одном и том же сценарии наблюдается несколько цепочек символов, связанных общими свойствами, то в таком случае цепочка, образы которой наиболее удалены друг от друга, отражает наиболее важное направление психического изменения.

Отсюда следует, что динамическая ценность цепочки образов обратно пропорциональна близости составляющих ее образов в рамках сновидения.

Это положение можно применить не только к образам, но и к нейронам, если мы согласны принять гипотезу, что каждый образ является проявлением прохождения нервного импульса через особую нейрональную структуру. Тогда мы можем предположить, что наиболее сложно организованное движение нервного импульса, путь, который требует преодоления наибольшего числа препятствий, также является наиболее дорогостоящим в терминах энергии. Этот путь требует более длительного времени, что подтверждает правила I и II.