До входа в книжный магазин Хетчардса они добрались без задержек – больше не случилось никаких летающих шляпок и ангелов во плоти. Не дожидаясь, пока Эдмунд проведет ее внутрь, Джейн распахнула входную дверь и смело ступила в самую гущу толпы.

Вокруг винтовой лестницы, по бокам обставленной прилавками с бесконечными рядами книжных полок до потолка, располагалась череда маленьких комнат. Каждый дюйм пространства полок и шкафов был занят книгами в кожаных и тканевых переплетах. Служащие с блестящими от испарины лбами передавали друг другу объемистые тома, краткие брошюры и заметки самого разного толка. Управляющие цокали языком и торжествующе улыбались.

– Держу пари, ты больше не переживаешь, что я замерзну, – прошептала Джейн Эдмунду, пока они с Эдмундом пробирались сквозь толпу.

В ответ он лишь усмехнулся.

Джейн буквально была зажата со всех сторон, но это удивительным образом только заставило ее ощутить собственную значимость. Теперь и она стала частью толпы, частью Лондона. Вспорхнув вверх по лестнице, она разлучилась с Эдмундом, но это ее ничуть не беспокоило. Она баронесса, которая вышла за покупками, имея при себе деньги на булавки, кредит и массу свободного времени. Поднявшись еще на пролет, Джейн оказалась в менее оживленной части магазина.

В боковой комнатке стоял огромный стол, заваленный кипами и пачками, стопками и связками самых разнообразных карт – пергаментных, бумажных и парусиновых. Огромные карты были скатаны в рулоны и перетянуты шнурами, были и совсем маленькие, надписанные чернилами и вручную раскрашенные. На этом столе лежал весь белый свет – и манил, и звал, и шептал ее имя.

На верху самой большой, небрежно сваленной стопки лежала маленькая акварель с изображением острова и исполненной вручную изящной надписью: «Сицилия». Джейн дотронулась пальцами до уголка рисунка, но тут же отдернула руку и оглянулась по сторонам, но никто не обращал на нее внимания. Тогда, сняв перчатку, она снова коснулась карты. Старая бумага, спрессованная вручную, оказалась плотной, как холст. Тонкие линии были прочерчены в местах переплетения волокон: льна или хлопка – Джейн не могла определить наверняка, кончиками пальцев она чувствовала малейшие неровности.

Ей вдруг стало любопытно, бывал ли тот, кто нарисовал карту Сицилии, на этом острове, нежился ли под лучами горячего солнца, ел ли местные оливки, рвал ли апельсины прямо с деревьев. Быть может, это был художник с душой путешественника, как Джейн, и тоже отчаянно желал увидеть все уголки земного шара?

Даже такой крошечный кусочек мира, обнаруженный здесь, в лавке в центре Лондона, все же лучше, чем ничего. Пусть всего лишь на карте, но она все же получила возможность увидеть новые места.

– Вам помочь, мисс? – неожиданно раздался голос служащего у нее за спиной.

Должно быть, шум толпы с нижних этажей магазина заглушил звук его шагов. Молодой человек в темном сюртуке, немного запыхавшийся, выжидающе смотрел на нее, и Джейн, сложив руки за спиной, представилась:

– Леди Киркпатрик.

– Миледи… – Юноша поклонился, залился краской и громко сглотнул. – Прошу прощения.

– Все в порядке. – Джейн вовсе не хотела его унижать и, чтобы загладить неловкость, попросила: – Не будете ли так любезны показать мне атласы?

Эдмунд, пока поднялся на три пролета узкой винтовой лестницы, успел покрыться испариной. В магазине было полно народа и совершенно нечем дышать, но волновало по-настоящему его не это: куда-то исчезла Джейн. Необходимо отыскать ее как можно скорее, пока не попала в лапы Тернера: он вполне мог быть здесь, мог следить за ней…

Нет, Эдмунд отказывался верить в худшее. Следует срочно найти жену, надеть дежурную улыбку и сделать вид, что ничего не произошло.

На верхнем этаже магазина почти никого не было, и тут Эдмунд наконец-то обнаружил жену. Она с небольшой книгой в руках стояла перед массивным столом. Глубокий зеленый цвет накидки подчеркивал розоватый румянец ее щек, из-под светло-коричневой шляпки выбилось несколько прядок.

Улыбка, осветившая его лицо при виде жены, была хоть и глуповатой, но зато искренней.

– Джейн, я уж подумал, что ты потерялась.

– Ну куда я денусь, – откликнулась она, перевернув страницу, но так и не подняв на него глаз.

– Нашла что-то интересное? Подарок для Луизы?

Жена лорда Хавьера слыла редким эрудитом.

– Нет, для себя… по крайней мере хотелось бы.

Стоило ему подойти к жене, как она подняла на него ясный взгляд улыбающихся янтарных глаз.

– Это атлас. Здесь превосходные карты, к тому же цветные, с изображением не только географических объектов, но и с портретами великих людей, совершивших какие-либо открытия.

– Могу я взглянуть?

Она протянула ему раскрытый том.

– Вот видишь: это одна из улиц Бомбея.

На рисунке Эдмунд увидел ряд аккуратных белых домов с крышами из красно-коричневой черепицы. То тут, то там небольшими группами располагались люди, с узких улочек на площадь выезжали редкие экипажи или телеги, которые тащили крошечные фигурки в широкополых шляпах.

Подобная сценка вполне могла быть срисована с Лондона: кое в чем все большие города похожи, и не важно, в какой части света располагаются. Разницу можно заметить в мелочах: судя по одежде людей и яркому солнцу, что заливает улицы, климат здесь очень жаркий. Об этом же свидетельствуют не по-европейски затянутые шторами окна и тканевые навесы.

Только когда Джейн попыталась забрать у него из рук книгу, Эдмунд понял, что слишком долго рассматривал рисунок. Казалось, мечты унесли его далеко-далеко от магазина Хетчардса, и разум изо всех сил противился возвращению в реальность.

– Тебе рисунок тоже понравился?

Джейн погладила бумагу кончиками пальцев, и от этого движения у него пересохло во рту.

– Что особенного в Индии? Почему любое упоминание о ней тебя буквально завораживает? – Прежде чем продолжить, Эдмунд сглотнул, затем кашлянул. – Возможно, причиной тому… Беллами?

Он-то знал, что Беллами, то есть Тернер, никогда и ногой не ступал на землю Индии. Все его истории были не более чем выдумкой.

– Дело не в Индии. Любая страна. Весь мир. – Джейн говорила, а палец ее тем временем путешествовал по странице. – Просто хочется узнать о мире больше, а не прозябать в Лондоне.

Любопытно. Так значит, дело было вовсе не в Беллами, не в Индии, и даже не в нем, Эдмунде, который ее постоянно разочаровывает. Причиной всему было ее собственное желание, чистое и искреннее. Разумеется, он и сам разделял подобные устремления.

Должно быть, выражение его лица изменилось, потому что она сразу же захлопнула атлас.

– Положу его обратно: цена слишком высока.

Он взял книгу из ее рук, но вместо того чтобы вернуть на полку, подозвал служащего:

– Будьте любезны, запишите на счет лорда Киркпатрика и упакуйте. Мы возьмем ее с собой.

Затем, повернувшись, взял руку Джейн и легонько сжал.

– Как бы мне хотелось дать тебе больше – все, о чем мечтаешь!

– Этого вполне достаточно.

Она с благодарностью посмотрела ему в глаза, и Эдмунд возблагодарил Бога за такую жену. Теперь, когда нашелся способ доставить ей радость, он почувствовал себя значительно лучше. Напряжение, сковывавшее его последние недели, постепенно отступало, и это оказалось весьма приятно. Раньше ему даже в голову не приходило, что семейные отношения могут быть такими удобными, приятельскими, душевными. До тех пор пока есть согласие, можно обойтись без любви.

Прочистив горло, Эдмунд осведомился:

– Ты поможешь мне выбрать рождественские подарки для моих родственников? До Корнуолла путь неблизкий, поэтому лучше поспешить с покупками.

Джейн приподняла брови.

– Корнуолл? Твои родственники все еще живут там? Ах да, припоминаю. Если не отец, то…

– Мать и две сестры.

– Так что же, они и на Рождество не приедут в Лондон?

Эдмунд натянуто улыбнулся.

– Они не любительницы путешествовать, как, впрочем, и я.

– Да, я помню. – Потянувшись к ближайшей книжной полке, Джейн наугад взяла первый попавшийся том, затем поставила обратно. – Моя матушка точно такая же: предпочитает оставаться дома и совершенно не расположена к поездкам в Лондон. Меня удивило, что она приехала на церемонию, но, с другой стороны, не могла же она пропустить свадьбу единственного ребенка.

– Я рад, что она смогла приехать, – сказал Эдмунд.

Джейн, будто не слышала его, продолжала поглаживать пальцем раскрашенную вручную карту с надписью: «Сицилия».

– Как я уже сказала, мне не хотелось бы прожить скучную жизнь, а вот моя мать, напротив, только об этом и мечтала. После смерти отца, а это было так давно, что мне большого труда стоит воскресить в памяти его образ, мы с матушкой жили вдвоем. Да, еще держали одну горничную, вечно шмыгавшую носом особу, которая служила нам и кухаркой и экономкой. Мы жили в доме на самой окраине деревни, скромно, но аристократично, иными словами…

– На ковры хватало, – усмехнулся Эдмунд.

– Да, хоть и на весьма потертые, – добавила Джейн, продолжая изучать карту. – Но я всегда чувствовала, что такая жизнь не по мне.

Эдмунд раскрыл было рот, намереваясь произнести очередной вычурный комплимент, но передумал. Джейн предпочитала честность, так что придумывать ни к чему.

– Понимаю.

– Неужели? – усмехнулась Джейн. – Я, баронесса леди Киркпатрик, не понимаю и половины.

– Здесь нет никакой загадки. Баронесса или нищенка – не имеет значения: каждый делает то, что должен. Столь остроумной и проницательной даме, как ты, не стоит даже беспокоиться, сумеет ли она соответствовать титулу баронессы.

– «Остроумной и проницательной», – повторила Джейн. – Это мне по душе.

– Но это правда: язычок такой же острый, как ум.

– Вот теперь я верю в твою искренность! – улыбнулась Джейн.

Ах, какая у нее замечательная улыбка – зубки белые, ровные, на щечках ямочки, губки нежные, розовые. В прежние времена ее улыбку он воспринимал с опаской, ведь обыкновенно за ней скрывался очередной коварный план, неизбежно приводивший к загубленной одежде или физическим увечьям. Но прошли годы, Джейн перестала быть девчонкой, а вот улыбка ее по-прежнему приводила его в восторг.

И как же легко было улыбаться ей в ответ!

– Что ж, пойдем поищем тебе что-нибудь подходящее. Спустимся вниз?

– Пожалуй. Здесь ты ничего больше не нашла?

– Пока нет, – вздохнула Джейн, бросив прощальный взгляд на карту Сицилии. – Спасибо за книгу.

– Не надо меня благодарить. Тебе следовало бы сказать: «Эдмунд, давно пора было купить мне что-нибудь стоящее».

Она снова улыбнулась, и опять его сердце растаяло.

Джейн спускалась по лестнице первой. С каждым новым пролетом шум усиливался, и, чтобы добраться до высокого книжного шкафа, пришлось протискиваться через толпу. Эдмунд окинул взором ближайшую полку, словно надеялся, что нужная книга сама прыгнет ему в руки.

– Женщинам нравятся романы?

Джейн стояла подле него, изучая содержимое полок.

– Некоторым нравятся. Как полагаешь, что больше по вкусу твоим сестрам: что-нибудь смешное или, может, драма?

– Не могу сказать точно: помнится, Кэтрин любила читать про лошадей, а Мэри нравились цветы и всякие там безделушки.

– Безделушки? Чудесно! Значит, идем искать секцию книг про «безделушки».

Эдмунд игриво ткнул ее пальцем в бок.

– Дерзкая девчонка! Ты знаешь, что я имел в виду: всякие милые вещички, бабочки, феи, сказки…

Она притворилась разочарованной и, вздохнув, проговорила:

– Мы можем поискать для нее книгу о милых вещицах, что-нибудь с красивыми иллюстрациями.

Эдмунд поймал жену за локоть, прежде чем она успела позвать служащего.

– Джейн, подожди. Такие книги нравились ей в детстве. Не знаю, какие вкусы у нее теперь.

– О… – покачала головой Джейн. – А сколько ей сейчас?

– Двадцать три, а Кэтрин и вовсе двадцать пять.

Помолчав, она в раздумье проговорила:

– Думаю, тогда им следует подыскать какие-нибудь хорошие романы.

Джейн начала вытаскивать один за другим тома в изящных переплетах: зеленая кожа, черная отделочная лента, мягкий сафьян и лайка, – и скоро они образовали в руках Эдмунда высокую стопку. Киркпатрик был благодарен жене за чувство такта, не позволившее выяснять, почему уже двадцать лет он не интересовался жизнью своих сестер.

– Этого пока достаточно, – заявила наконец Джейн, когда стопка книг уже достала Эдмунду до подбородка. – Вот эти несколько уэверлийских романов должны прийтись по вкусу твоей матери. А вот «Историю Тома Джонса» нужно отправить отдельным пакетом, чтобы ваша матушка не узнала, какие книги читают ее девочки, во избежание нервного потрясения.

– Сомневаюсь, что в мире осталось хоть что-то способное потрясти мою мать.

«Особенно если Тернер не соврал». В отправленном утром письме управляющему Браунингу содержались разные юридические вопросы. Вероятно, после прочтения письма сообразительный молодой человек мог бы сделать заключения вполне определенного рода, но Эдмунд очень надеялся на его порядочность.

– Лучше принять меры предосторожности, нежели доставить неприятности твоим сестрам, – подмигнула ему Джейн, и улыбка ее снова стала озорной, от чего показались ямочки на щеках.

Эдмунд тяжело сглотнул и севшим от волнения голосом спросил:

– Куда тебе угодно отправиться после? Можешь назвать любое место.

Ему вдруг даже захотелось, чтобы она назвала что-нибудь экзотическое, вроде Франции или Сицилии. По собственному желанию он ни за что не покинул бы Лондон, но ее желанию подчинился бы с превеликим удовольствием, даже зная, что Тернер наверняка идет за ними по пятам. В Англии Эдмунда держало чувство долга перед семьей… ну а теперь еще и Тернер с его жаждой мщения. Поскольку Джейн тоже стала частью его семьи, ради нее он был готов на многое.

Джейн так долго хранила молчание, что Эдмунд начал теряться в догадках о предметах, так занимавших ее мысли. Неужели это все еще карты?

– Давай просто прогуляемся – может, что-нибудь и найдем, – предложила она наконец.

Рождество в этом году наступило для нее раньше обычного. Судя по календарю, ждать оставалось еще месяц. Витрины магазинов пока не радовали прохожих разноцветными гирляндами, а упрямое хмурое небо не засыпало крыши домов белым пушистым снегом.

И все-таки Рождество, самый счастливый для Джейн день в году, уже наступило. Ей удалось провести целый день в обществе Эдмунда, ни разу не затронув тему любви. Она сумела поделиться с ним своими мыслями и чувствами, рассказать о жажде путешествий, об отношениях с матерью, о своей скучной пустой жизни. Ей даже удалось заставить его рассмеяться, словно компания супруги действительно доставляла ему удовольствие.

Завершив поход за покупками по магазину Хетчардса, они отправились в соседний магазин, торгующий мебелью и товарами для интерьера. Джейн обнаружила там вазу, якобы привезенную из Китая, но вероятнее всего сделанную на фабрике Веджвуда неделю назад. Однако вещица была изящно расписана и хранила на себе отпечаток иностранной роскоши. Два фута высотой, прямоугольной формы, позолоченные ручки в виде извивающихся драконов. На каждой из четырех сторон, украшенных эмалевыми узорами, были изображены сценки из городской жизни. Здания, люди, животные, деревья, облака и небо были расписаны всевозможными красками куда более насыщенных тонов, чем можно встретить в природе.

Джейн была целиком поглощена рассматриванием вазы, когда услышала у себя за спиной слова Эдмунда:

– Вижу, тебе нравится.

– На эту вазу можно смотреть часами и все равно каждое мгновение обнаруживать что-нибудь новое. По ней можно судить о Китае, ну или о том, что находят красивым китайцы.

– Думаю, никто не стал бы оспаривать ее красоту.

– Полагаешь, она настоящая?

– Из Китая ли она? – Он пробежался пальцами по ручке в форме головы дракона. – Скорее всего да. У нас я никогда ничего подобного не видел.

– Все, решено: у меня как раз достанет денег.

– Чепуха. Я сам заплачу.

Эдмунд властным жестом остановил служащего, распорядился выписать счет и упаковать вазу, а когда вернулся, Джейн поинтересовалась:

– Для чего давать деньги на булавки, если ты не даешь мне возможности ими воспользоваться?

Эдмунд приподнял брови.

– Ну… это на тот случай, когда тебе захочется купить что-нибудь этакое, какую-нибудь фривольную безделушку, тратить деньги на которую мне не позволит… вкус.

– Например?

– Например, шляпку с искусственной птичкой! – Глаза Эдмунда лукаво блеснули.

Оценив его шутку по достоинству, Джейн смягчилась и даже поблагодарила за любезность, хотя где-то глубоко внутри снова почувствовала себя ущемленной.

Кузен Хавьер однажды заметил, что ей нельзя доверять деньги. Разумеется, он имел в виду, что Джейн непременно стала бы совершать неразумные траты. Теперь у нее были свои деньги, однако ей по-прежнему не позволяли ими пользоваться.

Настроение ее переменилось в лучшую сторону, пока они бесцельно блуждали по магазину, рассматривая витрины с фигурками-скарабеями из драгоценных камней, любуясь прекрасными картинами кисти голландских живописцев и поражаясь неудобству миниатюрных французских кресел, издававших ужасно недовольный скрип при всякой попытке на них сесть.

Следующим пунктом назначения стал тесный шляпный салон, буквально набитый яркими тканями, перьями, лентами и, конечно же, готовыми шляпками, красующимися на полках. Эдмунд выбрал три самые дорогие: шелковый тюрбан с перьями и две шляпы с высокими тульями, бархатными рюшами и кружевом – в подарок матери и сестрам. Джейн нашла на полке рулон кружева, которое прекрасно подошло бы в качестве подарка ее матери, миссис Тиндалл. В шляпке с таким роскошным украшением она наверняка перещеголяла бы всех модниц в деревне.

– Ты позаботилась о подарках для других, – заметил Эдмунд, – но ведь надо же присмотреть что-нибудь и для себя.

Джейн рассмеялась.

– У меня и так всего довольно. Но раз уж мы ведем учет покупок, то должна заметить, что и ты ничего себе не выбрал.

Выражение лица Эдмунда ничуть не изменилось, и она добавила:

– Возможно, тебя порадует новая шляпа? Она бы тебе не помешала. Уверена: светскому джентльмену не обойтись без касторовой шляпы. Или, пожалуй, новой табакерки?

Эдмунд скривился.

– Фу, как примитивно! Шляп мне и без того хватает, а табакерка мне и вовсе ни к чему.

– В таком случае лорнет?

– Джейн, прекрати. Мои глаза в полном порядке – зачем мне лорнет? Лучше давай посмотрим дамские шляпки.

– Похоже, нам обоим действительно ничего не нужно. Я не испытываю решительно никакой необходимости в новой шляпке.

Эдмунд повернул голову, предоставив ее взгляду свой безупречный профиль, строгие линии которого были словно выточены гениальным скульптором.

– Мы приехали сюда не для того, чтобы покупать подарки моим родственникам, поэтому прошу тебя, выбери что-нибудь себе.

– Но мне ничего больше не нужно. До Рождества еще несколько недель, а я уже получила атлас и вазу.

– Но это же мелочи.

– Достаточно для меня.

– Не говори так!

Губы Джейн сжались в тонкую линию. Оказывается, муж не только на нее не смотрел, но и не слушал.

– Тебе угодно, чтобы я выбрала что-нибудь? Чудесно. Надеюсь, шляпка тебе доставит радость? Замечательно. Красная будет как раз к лицу.

– Вот и прекрасно! – воскликнул Эдмунд, хотя и с некоторым удивлением. – Но шляпка для тебя…

– Кому ты пытаешься доставить удовольствие: мне или себе?

Эдмунд опешил:

– Тебе, Джейн. Конечно же, тебе!

Ее взгляд был полон негодования: ну разве можно заставлять кого-то принимать нежеланные подарки и считать это проявлением добрых чувств? Джейн подобное поведение казалось самолюбованием, даже эгоизмом, и больше ничем. Неужели муж, пренебрегающий ее обществом, все-таки чувствовал за собой вину, если видел необходимость заваливать ее подарками? Или же стремление порадовать ее было искренним?

Если так, ему следовало бы искупить вину в манере, угодной ей, а не навязывать свою.

Раньше Джейн и думать не могла, что доброжелательность бывает такой эгоистичной. На балу Эдмунд также тешил свое самолюбие, когда одну за другой приглашал дам танцевать, совершенно забыв о данном ей обещании.

Разумеется, ей не пришло бы в голову облечь свои мысли в слова. И уж конечно, не в магазине. Но, к сожалению, единственным человеком, кому эти покупки принесут удовольствие, мог быть только продавец.

Скользя взглядом по длинным полкам, заваленным яркими лентами, шляпами с мягкими полями, сатиновыми тюрбанами и бархатными шляпками, Джейн увидела ее – прелестную вещицу, терявшуюся на фоне остальных, но единственную пришедшуюся ей по вкусу.

– Вон ту, пожалуйста. Нет, другую. За тюрбаном. Да-да, соломенную.

Простая соломенная шляпка была выбрана исключительно назло Эдмунду.

Джейн надела ее и посмотрелась в зеркало, которое подал ей услужливый продавец. Обычная голубая шляпка с серебристой шелковой каймой и бантом оказалась довольно симпатичной, а в эту дождливую серость виделась Джейн светлым пятном, словно предвещавшим приход весны.

Рассматривая собственное отражение, она увидела у себя за плечом лицо Эдмунда.

– Нет! – с неожиданной для себя резкостью ответила Джейн.

– Нет.

– Ты не в настроении для поэзии?

– Нет.

Когда его отражение исчезло из зеркала, она взглянула на лицо, обрамленное шляпкой. Невыразительные глаза, жесткая линия рта, густые брови – самые обыкновенные черты невзрачной дурнушки целиком гармонировали с безнадежной серостью ее натуры.

Разочарованная увиденным, Джейн осторожно опустила зеркало на прилавок.

– Прости, Эдмунд. Полагаю, ты пытался быть, как всегда, вежливым.

– Ну что за глупости! При чем здесь вежливость? Мне хотелось порадовать тебя.

– К чему столько беспокойства?

– Хотя бы для того, чтобы видеть твою улыбку. – Он нежно коснулся ее подбородка. – Впрочем, мне следовало бы помнить, что тебя невозможно заставить что-нибудь сделать против твоей воли, даже улыбнуться.

– Иногда мне хочется улыбаться.

Но только не теперь. Сегодня они провели слишком много времени вместе, и ускользающая нежность была лишь предвестником неизбежного разочарования для них обоих.

Джейн не следовало погружаться в мрачные мысли хотя бы потому, что нестерпимая, безнадежная серость ее натуры должна быть уравновешена улыбкой, пусть и одной. Она должна попытаться.

Эдмунд картинно закрыл лицо руками и отшатнулся.

– Ах этот оскал! На помощь! Да это же волчица!

Джейн скрестила руки на груди.

– Ну и кто из нас говорит глупости?

Вмиг посерьезнев, он повторил ее жест.

– Полагаю, что я. Но попытка не пытка. Однако, как вижу, улыбки мне не добиться. И ты наверняка не позволишь спросить, хорошо ли проводишь время, не замерзла ли. Какое упрямство!

– Считаешь меня упрямой?

– Моя дорогая леди, вас упрямой считают другие, а я это знаю наверняка. Посему больше покупать подарки не намерен, уж во всяком случае сегодня. Так ты собираешься платить за свою шляпку?

Эдмунд явно не шутил – слишком серьезным и усталым вдруг стало выражение его лица. Руки Джейн задрожали, когда она принялась развязывать бант шляпки, а внутри все так и трепетало от ощущения победы – наконец-то она добилась признания своих прав.

– Да, пожалуй, я ее куплю.

Пока Эдмунд помогал Джейн усаживаться в экипаж, наполовину заваленный пакетами с покупками, ему не давал покоя вопрос: почему она так упрямилась, с завидным упорством отказывалась от любых его предложений? Ему пришлось практически принудить ее выбрать хоть что-то не для дома и библиотеки, а для нее самой.

Киркпатрик как мог предостерег Джейн насчет Беллами, не раскрывая деталей его постыдного прошлого, а теперь его обязанность – ее защищать. Для этого он должен сделать так, чтобы она не чувствовала себя несчастной, была всем довольна, а еще ограждать от яда, испускаемого этим злодеем. Им с Джейн следует почаще выезжать вместе, а в качестве подарков для жены, судя по всему, больше подойдут книги. Джейн хоть и говорила, что боится прожить скучную жизнь, но не позволяла сделать ее счастливой. По правде говоря, Эдмунда терзало еще множество вопросов.

Усаживаясь в экипаж, Джейн толкнула его локтем в бок, вернув тем самым в реальность.

– Прошу прощения. Здесь тесновато.

Возможно, Эдмунд и поверил бы в непреднамеренность ее действий, не будь удар столь метким и болезненным, но сейчас лишь процедил:

– Ничего страшного.

В воздухе повисло напряженное молчание, но через некоторое время Джейн нарушила тишину:

– Прошлой ночью… я заперла дверь.

Тон его голоса в одно мгновение сделался предупредительным:

– Ты вольна поступать, как пожелаешь.

– Я заперла дверь, потому что… – Джейн смутилась, но все же продолжила: – В общем у меня эти дни…

– У тебя… Ах, ну да!..

Даже в тусклом свете, пробивавшемся сквозь окошко экипажа, Эдмунд видел, как вспыхнули ее щеки. Молчание, казалось, длилось целую вечность, но эта тишина была иного рода, ее заполняли различные звуки: ее мягкое дыхание, шелест оберточной бумаги, стоило коснуться пакета с покупками, гул, долетавший с улицы. Среди всего многообразия шумов нельзя было не заметить, как одиноки они вместе.

Появление Джейн так мало поменяло в его жизни, что ему даже проводимые вместе ночи казались неуместным вторжением в ее жизнь. Она не соглашалась ни на один подарок, не выказав сначала недовольства по этому поводу. Что бы он ей ни предлагал – этого всегда будет недостаточно.

– Спасибо, что сказала, – только и нашелся Эдмунд с ответом. – Я уж было подумал, что ты обиделась из-за моей оплошности на балу.

– Обиделась, но это мы уже обсудили. А сейчас я просто сказала все как есть.

У них пока что не получалось с зачатием, а поскольку дело не терпело промедления, Эдмунд стремился к намеченной цели с упорством, граничившим с отчаянием, однако ничего не выходило.

Нельзя сказать, чтобы Эдмунда сильно огорчали неудачи – в конце концов, что за судьба предначертана ребенку, зачатому не в любви, а всего лишь из-за нужды в наследнике. Своему, пока еще не существующему отпрыску он желал лучшей доли, как, впрочем, и себе самому. Он хорошо помнил отношения своих родителей, единственной целью которых было произведение потомства для наследования титула и состояния, и не хотел повторять их ошибок, особенно теперь, когда ему открылось понимание иного отношения к браку.

Как жаль, что порой у желаний так мало общего с реальностью! А действительность зачастую не оставляет иного выхода, кроме как взглянуть ей в лицо и мужественно принять происходящее, как данность.

– Джейн, когда пожелаешь, чтобы я снова пришел к тебе, просто оставь дверь незапертой.

– Хорошо, – вымолвила она, и щеки ее снова запылали.

Эдмунд решил не возвращаться более к этому предмету, ведь теперь все зависело только от нее. Пытаясь подыскать новую тему для разговора, он хотел только сгладить неловкость и доставить жене удовольствие.

– А до тех пор… Помнится, ты говорила, что не умеешь танцевать. Если пожелаешь, я мог бы тебя научить.

– Ты действительно этого хочешь? – Она взглянула на него впервые с тех пор, как сели в экипаж.

– Да, хочу, если ты не против.

– О большем я и мечтать не могу!

Она одарила его лучезарной улыбкой, но Эдмунд прекрасно помнил, что таков же был ее ответ на предложение отправиться на бал. Неужели она опять идет ему на уступки? Истинные мотивы жены были неподвластны его пониманию.

«Тебя будет пожирать сомнение. С него все и начинается. Сначала сомнение, затем недоверие и наконец нелюбовь». Так сказал Тернер.

Недоверие терзало его, как никогда прежде. Он словно блуждал в потемках, не в силах отыскать верный путь. Если обучение танцам потерпит такое же фиаско, как и посещение бала, он потеряет жену, потому что совершенно не знает способов ее удержать.