Эдмунд проснулся и почувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим, а подобное случалось с ним нечасто. Возможно, спокойный сон ему принесла уверенность, что в его объятиях Джейн в безопасности. Тепло ее тела помогало усмирить тревогу и убаюкивало. В прекрасном настроении он бодро встал и пошел к себе.
Спустившись к завтраку, Эдмунд обнаружил жену в маленькой гостиной, где она хрустела поджаристыми тостами и без меры сыпала сахар в свой кофе.
– Джейн, этим утром у меня появилась прекрасная идея… О, не много ли?
Она приподняла брови.
– Сколько необходимо, чтобы его можно стало пить. Мне кажется, кофе подгорел.
Утро окрасило ее глаза в хвойно-зеленоватый оттенок, а рассеянный солнечный свет позолотил кончики длинных ресниц.
Зная Джейн с самого детства, Эдмунд привык принимать ее внешность как данность, но сегодня словно увидел ее впервые и наконец оценил по достоинству.
– Выглядишь замечательно! Нынче утром ты… ты какая-то особенная. Выспалась?
Джейн нахмурилась, словно не понимая, зачем задавать подобные вопросы, и намазала тост тонким слоем масла.
– Почти.
– Выглядишь замечательно, – повторил Эдмунд.
– Почему?
– Почему ты выглядишь замечательно? Трудно объяснить. Это ты мне скажи.
Она не изменила выражения лица, и он добавил:
– И все равно выглядишь замечательно, даже когда хмуришься, а когда пытаешься скрыть улыбку, становишься еще прекраснее.
– Видимо, привычка лгать и льстить у тебя в крови. – Джейн принялась за очередной тост. – Ты ведешь себя просто смешно.
Горка румяных хлебцев выглядела так аппетитно, что Эдмунд, усевшись рядом с ней, попросил:
– Можно и мне?
Джейн кивнула и намазала маслом тост и для него.
– Итак, – сказал он, прожевав, – что же мне позволено говорить, если я считаю, что ты замечательно выглядишь?
– Лучше ничего.
– Почему?
Она раскрошила корочку хлеба.
– Потому что это пустые, ничего не значащие слова, такие же, как те комплименты, что ты делаешь всем и каждому.
Какое простое объяснение, такое меткое и такое жуткое. Честность, граничащая с жестокостью, была отличительной чертой всех их разговоров. Вчера ему казалось, что лед между ними треснул, что разделявшая их стена начала рушиться, но, быть может, у Джейн эти маленькие откровения лишь подорвали веру в мужа?
– Если мне не позволено делать комплименты по поводу твоей внешности, то могу я хотя бы поделиться с тобой своими грешными мыслями?
На ее губах заиграла едва уловимая улыбка:
– Эдмунд, войдя в комнату, ты хотел мне что-то сказать.
Джейн поднялась из-за стола, не допив кофе, и, следуя ее примеру, он стряхнул крошки с пальцев.
– Да. Вернее, не совсем. Я имел в мыслях кое-что тебе предложить. Это больше вопрос, нежели утверждение, или предложение, или…
– Ох, прекрати тянуть и скажи наконец, в чем дело. – Она улыбнулась и просунула ему руку под локоть.
– У меня выдалось свободное утро, и я подумал, что мы могли бы поучиться танцевать.
Она замерла на месте.
– Танцевать?
– А что, ты уже передумала? – упал духом Эдмунд.
– Нет. Просто не ожидала, что ты и в самом деле будешь меня учить.
Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
– Я обещал и сдержу слово, Джейн. Я никогда не давал тебе повода во мне сомневаться.
Она вздохнула, погладила его по руке и улыбнулась:
– Я знаю.
Это был не тот восторженный ответ, на который он надеялся, и тем не менее повел супругу в гостиную, где в камине уютно потрескивал огонь. Дабы освободить побольше места, Эдмунд отодвинул маленький столик, на котором стояла китайская ваза, а Джейн тем временем переместила оттоманку в угол.
– Начнем с вальса. Я все равно не смогу без посторонней помощи вспомнить какие-то другие. В кадрили или контрдансе слишком сложные фигуры, так что понадобится помощь профессионала.
– Вальс? Отлично! – Она решительно направилась к мужу. – Я немного знакома с теорией: обняв друг друга, рука в руке, мы закружимся по комнате на счет «раз-два-три».
– Верно, почти. Мужчина обнимает партнершу за талию, вот так.
Джейн подняла ладони кверху:
– А что мне делать с руками?
– Дорогая, ты вольна делать что пожелаешь, но в вальсе принято класть левую руку партнеру на плечо, а правую – в его левую ладонь.
– А где будет твоя правая рука?
– Я кладу ее вот сюда.
С этими словами Эдмунд положил правую руку чуть выше изгиба ее бедра. Для мужа, который столько ночей подряд ласкал обнаженное тело жены, это прикосновение едва ли можно считать сокровенным. Даже через несколько слоев одежды – платья, корсета и сорочки – он чувствовал ее тепло. Ее легкая, как перышко кисть лежала на его плече, и сквозь плотный шерстяной сюртук он почти не чувствовал прикосновения.
– Это исходная позиция, – сказал Эдмунд легко. – Я буду считать и делать повороты, а тебе нужно чуть подаваться назад на мой шаг вперед.
– Прелестно, – проворчала Джейн. – Подаваться назад, чтобы ты на меня не наступил. Почему же это я не научилась танцевать раньше? Сама не знала, что упускаю. Ой!
На счет «раз-два-три» Эдмунд повел ее и повернул на пол-оборота, а когда она споткнулась, подхватил, чтобы не упала, и теснее прижал к себе. Запах ее волос так волновал, что, не удержавшись, он легко коснулся губами ее лба.
Джейн вздрогнула, руки ее машинально опустились, а вальсировать в такой позе не было решительно никакой возможности.
– Я уверена, – донесся до него ее сдавленный голос, – что в вальсе не принято так бесцеремонно хватать дам.
– Видишь ли, когда ты спотыкаешься и падаешь, мне приходится удерживать тебя за ту часть тела, какая подвернется под руку.
Джейн вырвалась из его объятий и отступила назад, щеки ее пылали.
– Мои ягодицы для этого совершенно не подходят! Эдмунд, ты… – Она умолкла, не сразу подобрав подходящие слова.
По своему горькому опыту он знал, что его обычное «прости» ее не устроит, поэтому честно признался:
– Мне очень хотелось дотронуться до тебя там.
Они уставились друг на друга, немало удивленные такой откровенностью.
– И хочется еще.
– Я верю тебе.
Джейн все еще не оправилась от изумления, но чувствовала себя польщенной.
Эдмунд надеялся, что сумел доставить ей удовольствие своей искренностью, а еще – что сможет сделать так, чтобы она почувствовала себя счастливой.
Но, похоже, преждевременно. Стену, стоявшую между ними, так просто не разрушишь.
– У меня есть еще одно желание, – прервал Эдмунд собственный неудержимый поток мыслей. – Лорд Везервакс устраивает первого декабря бал-маскарад. А его маскарады широко известны всему Лондону, они великолепны. Я приглашаю тебя поехать. Возможно, удастся стать свидетелями очередного скандала.
– Скандала?
– Я знаю, что ты обожаешь играть с огнем. Скандалы – твоя стихия. Но пока учитесь вальсировать, леди Киркпатрик. И придумай себе маскарадный костюм. Подготовься хорошенько, – он легонько шлепнул ее по попке, – к тому, что привлекательные мужчины будут касаться разных частей твоего тела. Разумеется, только во время танца.
– Если таково твое желание, я не против, – промурлыкала Джейн.
– Именно! Особенно учитывая, что один из этих привлекательных мужчин – я.
– Да, я догадалась, – поддержала Джейн его игривый настрой. – Ну что ж, милорд, я сумею придумать такой костюм, на случай если в доме лорда Везервакса найдутся укромные уголки.
– Несомненно найдутся. Иначе что это за маскарад.
Одним шагом Эдмунд сократил расстояние между ними, и теперь их разделяла всего пара дюймов. Кончиками пальцев он провел по ее щеке, подбородку, шее, но она резко отстранилась:
– У меня что, испачкано лицо?
– Нет. Ты великолепна, как всегда. – Поцеловав в лоб, он почувствовал себя скорее наставником, нежели мужем или любовником, хотя и не мог похвастаться, что сумел чему-то научить свою супругу за первый урок.
– Ты тоже ничего, – пробормотала Джейн таким тоном, будто хотела сказать какую-то пакость.
– Это ты еще не видела меня в маскарадном костюме.
Предвкушая праздник, Эдмунд подумал, что они смогут на одну ночь позволить себе погрузиться в атмосферу тайны. Надев маски, они отпустят себя на свободу, оставив позади печали и горести. Хотя бы на одну ночь.
Первое декабря всегда было для Эдмунда необычным днем, потому что, по словам матери, его назвали в честь священника-мученика Эдмунда Кампиона, в этот день погибшего. Он до сих пор терялся в догадках, почему баронесса назвала сына именем человека, казненного за государственную измену.
Эдмунд радовался сегодняшнему маскараду, роскошной авантюре, которую этим холодным зимним вечером предлагал своим гостям лорд Везервакс как возможность отвлечься от дел и тягостных дум. Жизнерадостный выпивоха знал толк в алкоголе – приглашенные могли рассчитывать на угощение и разнообразные напитки: сидр, портвейн, пунш, глинтвейн, бренди. После долгой недели изматывающих дебатов в парламенте лордам хотелось забыть о делах и предаться праздности.
Эдмунд облачился, не без помощи своего камердинера Уизи, в костюм, призванный соблазнить Джейн. Импровизированный наряд, похожий на форму морского офицера, должен был навести ее на мысли о путешествиях. В мужчине, одетом в бриджи кремового цвета и белые гетры, лакированные черные сапоги и темно-синий сюртук со скругленными фалдами, угадывался неутомимый странник, опытный любознательный исследователь, который не мог не привлечь внимание леди Киркпатрик.
Имитация формы была специально сделана неточной: парусиновая шляпа мало походила на головные уборы героев английского флота, – и Эдмунд очень надеялся, что жена заметит и от души повеселится при виде его.
Спустившись по лестнице в холл, он увидел Джейн и не смог оторвать глаз: смотрел, смотрел и смотрел.
Разволновавшись, она улыбнулась в ответ:
– Не слишком странно?
Джейн выбрала костюм придорожной таверны стародавних времен. Поверх блузки с длинными рукавами был надет корсет с низким декольте, тесно облегающий грудь. Юбки не доставали до щиколоток – это гораздо короче, чем принято носить в приличном обществе.
Корсет и верхняя юбка были из блестящей ткани насыщенного коричневого цвета и прекрасно гармонировали с ее волосами: золотые и медные прожилки в темном дереве, – завязанными простым лоскутом ткани. Губы ее призывно блестели от красной – цвета греха – помады.
В Эдмунде вдруг вспыхнуло неудержимое желание схватить ее за талию, посадить на край стола, задрать юбки и взять силой.
Чтобы справиться с эмоциями, на несколько секунд он закрыл глаза, а когда открыл, увидел устремленный на него любопытный взгляд Джейн.
– Хотела бы я знать, что у тебя на уме. Судя по выражению лица, что-то весьма занятное.
– Возможно, мы вернемся к этому вопросу позже, – ответил он охрипшим голосом.
– О, даже так? – Она ухмыльнулась, точно как распутная служанка, и Эдмунду пришлось грубо одернуть себя, напомнив, что перед ним баронесса, а сам он барон, и они стоят на пороге своего дома, где на них с интересом поглядывают лакей и дворецкий.
Он подал ей черную полумаску, которую держал в руках.
– Надень, пожалуйста.
– Надену во время маскарада, а до тех пор буду наблюдать за твоим лицом. – Она взяла его за руку. – На случай, если у тебя опять появится это занятное выражение.
– Пунш здесь обыкновенно очень крепок, – прошептал Эдмунд на ухо Джейн. – Смею предположить, что большинство гостей с нетерпением ждут подачи напитков, а вовсе не танцев.
Он окинул взглядом гостиную лорда Везервакса: всюду царили лоск и шик эпохи короля Георга: золотое великолепие и темно-розовый порфир колонн. Каждый дюйм потолка был расписан мифологическими образами, мраморный пол натерт до ослепляющего блеска.
– Интересно, все эти пары учились вальсировать так же, как я? – шепотом осведомилась Джейн. – И теперь начнут хватать друг друга за…
– Тсс! – Эдмунд, с трудом сдерживая смех, стиснул ее кисть. – Давай выпьем знаменитого пунша лорда Везервакса. Если кто и знает толк в алкоголе, так это хозяин вечера.
Эдмунд помнил, что самообладанию Джейн никогда не требовалась помощь крепких напитков, она никогда не падала духом. Небольшой промах на балу Аллингемов не помешал ей гордо двинуться вперед. С того дня и до сих пор она вела себя как истинная баронесса, но больше ему по душе пришлась служанка.
Эдмунд в который уже раз порадовался, что у его черной полумаски плохо прорезаны отверстия для глаз. Благодаря этому он мог незаметно заглядывать в вырез блузки жены.
– Я все вижу! – предупредила его Джейн. – Прекрати сию же минуту: из-за тебя я чувствую себя неловко.
Он взял ее за руку и повел через толпу гостей на свободное место в танцевальной зале.
– Смею надеяться, это убедило тебя в собственной неотразимости.
В ответ Джейн фыркнула:
– Я не избалована мужским вниманием, Эдмунд, так что никаких иллюзий на сей счет не питаю. Несколько фривольных вещичек из дешевой ткани ничего не меняют.
– Что я слышу, и от кого! От дамы, которую я обнаружил за карточным столом в компании четырех мужчин, чье внимание было всецело приковано к ней благодаря ее силе убеждения и…
– И заимствованным драгоценностям? – Джейн тряхнула головой. – Да, было весело, пока я не проиграла. Кажется, с того момента они уже не считали меня очаровательной, да и сам дар, видимо, утрачен.
– Сомневаюсь, что такое возможно: ты просто давно им не пользовалась.
– Похоже на вызов.
– Так и есть, я бросаю тебе вызов: сможешь ли ты вести себя так же плохо, как в тот вечер?
– Хм… – Она смерила его долгим взглядом и вдруг присела в реверансе, демонстрируя аппетитные округлости, едва не выскакивавшие из корсажа. – Не желаете ли пинту пива, милорд?
Джейн призывно покачала бедрами, и Эдмунд подыграл ей, а потом расхохотался:
– Не откажусь, пожалуй, малышка, вот только… Ох, не могу! Прости, Джейн. Хотел бы я ответить тебе стихами, но язык не поворачивается… Вот так бы и съел!
Она выпрямилась и вмиг посерьезнела:
– Опять ты со своей вежливостью! Это же игра.
Эдмунд снова рассмеялся.
– Я не так хорошо играю, как хотелось бы, моя милая неугомонная женушка, но зато неплохо вальсирую. Позволь пригласить тебя на танец?
Несколько пар уже кружились по залу под звуки вальса.
Учитывая, что в танцах Джейн продвинулась недалеко и только-только перестала спотыкаться о его ноги на поворотах, Эдмунд с облегчением заметил, что сегодняшние гости пили усерднее, чем танцевали.
Притянув жену поближе, Эдмунд крепко прижался к ее нежной груди. Ни духота, ни крепкие ароматы дамских духов и пряных напитков не смогли заглушить запах свежести, который тотчас уловил его нос.
– Готова?
Когда Джейн кивнула, опустив руку ему на плечо, он крепче обхватил ее талию и сделал первый шаг.
– Начнем. И раз-два-три… Не напрягайся, просто держи мою руку, позволь мне вести тебя.
– Как всегда, – согласилась Джейн, подстраиваясь под его ритм.
Эдмунд выбрал самые простые фигуры вальса. Места было достаточно, знакомая музыка лилась бальзамом на душу, мягкий свет свечей успокаивал. Джейн потихоньку расслаблялась, и ему удалось покрепче прижать ее к себе.
Эдмунд никогда и помыслить не мог, что будет так счастлив в объятиях держать жену.
– Как мне это нравится! – прошептал он Джейн на ушко, не справившись с нахлынувшими чувствами.
Она кивнула, кружась в вальсе с новообретенной уверенностью.
– Мне тоже танцы по душе. У нас ведь получается? Я до сих пор ни разу не споткнулась и не рухнула, так что тебе не пришлось хватать меня за…
Да, это упущение, и его следовало исправить.
– Я всего лишь стараюсь помогать тебе удерживать равновесие.
– Мне кажется, все наоборот: чем крепче ты меня держишь, тем скорее я теряю равновесие из-за тебя, – заявила Джейн и тут же споткнулась о носок его туфли.
Эдмунд тут же сжал ее талию.
– Держись, Джейн!
– Не произноси мое имя! Никто не должен знать, кто на самом деле танцует с морским капитаном. Я всего лишь служанка из паба.
– Ах вот оно что! Хочешь продолжить игру?
– Да, очень хочу! – Она уютно устроилась у него на груди, головой прислонившись к подбородку, так что волосы нежно щекотали ему щеку.
Вывод напрашивался сам собой: ей тоже нравится этот побег от реальности, она легко поддалась искушению маскарада.
От избытка чувств Эдмунд, всегда настроенный на поэтический лад, прошептал ей на ухо, едва касаясь губами волос:
В прорези маски он увидел восторг в ее глазах.
– Что, опять Шекспир?
– Джон Донн.
– Хорошие стихи.
Рука Эдмунда у нее на талии чуть дрогнула, но не опустилась, а поднялась вверх по спине, нежно погладила.
– Да, хорошие стихи, хоть поэт пишет о клятвах и изменах. Поэма называется «Женское постоянство» и повествует о сомнениях в женской любви.
В этот миг рядом с ними появилась фигура в плаще и с тюрбаном на голове, и лицом, скрытым под маской, и похлопала Джейн по плечу.
– Позвольте и мне потанцевать с вами, мисс?
И снова хрупкий покой был нарушен: мир не оставлял их в покое.
Правила бала-маскарада требовали, чтобы Эдмунд передал Джейн следующему партнеру. На беду, низкий голос нарушителя спокойствия был Эдмунду прекрасно знаком: конечно же, Тернер.
Как же хрупок их мир и как легко он мог теперь рухнуть!