Эдмунд крепко сжал кисть Джейн. Казалось, стоило лишь упомянуть о сомнениях и лжи, пусть даже стихами, и главный лжец тут как тут.
Обманщику не было равных в подделывании акцента, и Джейн никогда бы не узнала кто перед ней, но не Эдмунд: здесь ошибка была исключена.
– Нет, не позволит: эта дама танцует со мной!
И будто в подтверждение своих слов он крепче сжал руку Джейн и обхватил талию.
– Но вы прячете лицо под маской! – Голос Тернера был таким низким и грубым, что его не могло перекрыть даже пронзительное звучание духовых инструментов. – Как же тогда эта очаровательная дама узнает, что нашла подходящего партнера?
И пусть тюрбан красного шелка выглядел несколько шутовски, но в сочетании с черной маской и плащом странным образом придавал его внешности угрожающий вид.
– Дама уже нашла подходящего партнера, – прорычал Эдмунд и тотчас же почувствовал угрызения совести, – и не испытывает необходимости в вашем внимании.
Но тут неожиданно подала голос Джейн:
– О, полагаю, не стоит сомневаться в порядочности джентльмена…
– Дама занята! – с вызовом прошипел Эдмунд, взглянув на Тернера, но из-за маски вряд ли тот заметил ярость в его глазах.
Эдмунд повел было Джейн прочь, но она якобы случайно наступила ему на ногу и мило извинилась:
– Ой, прошу прощения! Я сбилась со счета, пока ты разговаривал с джентльменом. Эд… – Она вовремя спохватилась, едва не выдав их обоих. – Что это на тебя нашло? Мы ведь даже незнакомы.
Он поднял вверх указательный палец, призывая ее к молчанию, пока они не отойдут в тихий угол, подальше от танцующих пар.
Обернувшись через плечо, Эдмунд увидел, что Тернер в своем тюрбане следует за ними по пятам и зловеще улыбается. Так значит, он нарочно собирался сделать Джейн свидетелем их стычки. В своем теперешнем обличье Тернер мог спокойно добиться желаемого и ускользнуть, избежав последствий. Джейн ни за что не заподозрит в этом жалком ирландском предателе своего глубоко обожаемого Беллами.
Джейн никогда не должна узнать, что и его отец был таким же предателем, пускай не по собственному желанию, а по воле судьбы, поэтому, резко развернувшись на каблуках, Эдмунд решил встретиться с соперником лицом к лицу.
– Похоже, я знаю, кто скрывается под этой маской, и у меня есть причины ему не доверять.
– Что верно, то верно! – Белоснежные зубы Тернера сверкнули в свете свечей. – А у меня есть причины ненавидеть этого человека, учитывая, как давно мы знакомы.
– Мы оба не слишком рады встрече.
Джейн сложила руки на груди и непонимающе переводила взгляд с одного на другого.
Эдмунд этого не замечал, ведь теперь Тернер полностью в его распоряжении, надо лишь правильно разыграть партию. Это не Беллами, которого все любят и которым восхищается весь Лондон. Наконец-то и у Эдмунда появилась возможность открыть правду.
– Но, думаю, – заметил Тернер, – пришло время разрешить один старый спор. Это можно было бы сделать двадцать лет назад, если бы кое-кто не проявил мягкотелость.
Маска позволила Эдмунду отказаться от необходимости следовать этикету, и он не успевал сдерживать словесный поток, буквально рвущийся с языка.
– Не думаю, что и тогда это была мягкотелость, но сейчас у меня точно кончается терпение.
Тернер ухмыльнулся, словно его развеселило данное заявление.
– Возможно, ваше терпение не имеет отношения к нашему спору, а все дело в том, что вы потеряете куда больше, чем я.
Он повернул голову к Джейн и широко улыбнулся.
«Можно жить с улыбкой и с улыбкой быть подлецом», – сказал Гамлет, узнав о предательстве своего дяди, сумевшего обольстить его мать и ставшего причиной смерти его отца.
«Какие точные слова!» – подумал Эдмунд, прежде чем возразить:
– Возможно. Ваши секреты для меня не являются вопросом жизни и смерти, но для человека, намеренно избегающего…
– Возможно, вы забываете, что стоит на кону! – быстро перебил его Тернер со своей чудовищной улыбкой.
Во время этой пикировки Джейн напряженно вслушивалась в их слова, ее взгляд по очереди вонзался то в Эдмунда, то в Тернера. Наконец, гордо вскинув подбородок, она решила вмешаться и с нажимом на столько раз повторенном сегодня слове произнесла:
– Возможно, вам обоим следовало бы попросить меня оставить вас разбираться со своим давним спором? Вальс еще не кончился, так что я готова уступить своего партнера.
Она развернулась, но, прежде чем успела сделать хоть шаг, Тернер схватил ее за руку, наклонился и коснулся губами атласа ее короткой перчатки. Какая неслыханная фамильярность!
– Дорогая, сегодня вы для меня – единственная во всем свете! И если я не могу вас заполучить… – Он встал навытяжку, вздернув плечи. – Что ж, тогда нет никакого смысла продолжать игру, не правда ли?
Коротко кивнув Эдмунду и поклонившись Джейн, мерзавец взмахнул полой плаща и быстро зашагал прочь, стремясь скрыться в разномастной толпе гостей.
Эдмунду нужно было перевести дух. Тернеру удалось ускользнуть, а у Джейн наверняка возникла куча вопросов. Сердце колотилось как бешеное, а желудок скрутило от резкой боли. Как сказал его старый учитель, продолжать игру не было никакого смысла, но каждое его слово было ложью: Тернер многие годы жил ради этой игры.
– Прости, что все это случилось при тебе, Джейн. – Эдмунд крепко сжал веки и постарался изобразить некое подобие улыбки. – Какой я идиот! Не знаю, что на меня нашло: взбрело же в голову спорить с незнакомцем!
– Не притворяйся идиотом и не принимай за идиотку меня, пытаясь убедить, что видишь этого человека впервые. – Она вытянула голову, надеясь отыскать в толпе красный тюрбан. – Кто он, Эдмунд? Что ты скрываешь?
– Возможно, неудачное капиталовложение? Или разъяренная любовница? Нет, ничего такого! – легкомысленно парировал Эдмунд, стараясь обратить все в шутку. Ужасный инцидент остался в прошлом, так что теперь несложно изображать улыбку.
– Я и не предполагала ничего подобного, но ведь могут быть и другие неприятности.
– Верно.
– Так в чем же все-таки дело?
Черт побери! С ее прямолинейностью справиться непросто: своими бесконечными вопросами она не позволяла ему уходить от ответа.
– Все в порядке! – попытался он соврать. – Зря я ввязался в этот спор, но, кем бы ни был тот человек, мне было жаль отказываться от вальса с тобой.
– Значит, правду раскрывать ты не намерен, – со вздохом констатировала Джейн. – Но это же глупо. Я твоя жена, и ты можешь доверить мне любую тайну. Никогда я тебя не предам и всегда буду… заботиться.
Она чуть запнулась, прежде чем закончить фразу, но ему, любителю поэзии и ничего не значивших комплиментов, лучше, чем кому-то еще, было ясно, что Джейн подыскивала подходящую замену слову «любить», неприемлемому для них обоих.
Скажи он ей правду о Тернере, она бы тут же собрала воедино все кусочки мозаики: восстание в Ирландии, измену, утянувшую на дно всю его семью, смерть его отца при подозрительных обстоятельствах, происхождение сестер. Стоило лишь приоткрыть крышку ящика Пандоры, и тогда поток не остановить.
Разумеется, Джейн его возненавидит, и не только за происхождение и родословную, но и за ложный предлог, под каким он связал ее обязательствами. Хоть она никогда больше и не повторяла признания в любви, в искренности ее чувства Эдмунд не сомневался, и даже сама мысль, что он может все разрушить, была невыносима.
– Пожалуйста, не беспокойся, – попросил он как можно беспечнее, хотя душу терзала ужасная боль. – Ты слишком близко все принимаешь к сердцу.
Паутина лжи опутала его целиком. Будь он действительно морским офицером, его бы уже давно отправили под трибунал. Похоже, Тернер медленно, но верно шел к своей цели – разрушить доверие.
Джейн тяжело вздохнула, и Эдмунд уже приготовился отражать очередную атаку, но она просунула руку ему под локоть и, прижавшись к нему покрепче, предложила:
– Давай прогуляемся по саду. Сегодня полнолуние.
Низко висевшая огромная серебряная луна освещала дорожки в саду и оставляла укромные уголки в тени для тех, кто искал уединения.
Джейн увидела скамейку, едва заметную под лианами дикого винограда, теперь уже без листвы и повела Эдмунда туда. Скрытые от посторонних взглядов и прохладного ветра ветвями огромной ели, они могли побыть наедине, лучшего момента выудить у него правду не придумаешь.
– Давай сядем, – предложила Джейн.
Он смахнул листья с каменной скамейки и улыбнулся:
– Только после тебя.
– Безупречно вежливый, как всегда, – буркнула она себе под нос и добавила чуть громче: – Нет, прошу тебя, садись, а мне лучше постоять.
Он пожал плечами, ничего не понимая, сел и выжидающе посмотрел на нее.
– Так в чем дело?
Стоило ли спрашивать снова? Раз уж ему так не хотелось делиться с ней маленькими откровениями, то открывать большие тайны он наверняка ей не станет. Теперь убедить Эдмунда довериться было попросту невозможно. Джейн вовсе не хрупкая кисейная барышня – ей хватит сил разделить с ним любое бремя. Своими поступками она должна доказать мужу готовность принять его таким, какой он есть, со всеми его секретами. Если бы он только доверил ей свои тайны, как она доверяла ему свое тело!
Нужно было только придумать, как его в этом убедить.
Собравшись с мыслями, она воскресила в памяти созданный когда-то образ идеальной жены: уверенной, страстной, дерзкой и милой – и позволила себе надеть его как второй костюм – поверх блузки с корсетом. Этот образ согревал ее.
И вот наконец она решилась. Спокойно, медленной походкой, чуть покачивая бедрами, Джейн приблизилась к мужу и хрипло, с просторечным говором, словно настоящая служанка из таверны, спросила:
– Чего изволите, милорд?
Они забрались довольно далеко от дома, сюда не проникали звуки чужих шагов по гравийным дорожкам, вокруг них не было никого, кроме самой ночи, темного неба и еле уловимого запаха хвои. Джейн, не замечая холода, ждала, чуть приоткрыв темно-алые губы, что муж ей подыграет. Пусть только протянет руку, и она упадет в его объятия.
И он это сделал, но она медлила, а потом спросила:
– Сколько?
– Сколько… чего? – не понял Эдмунд, сверля ее взглядом.
– Сколько дашь и чего хочешь?
Эдмунд от неожиданности не сразу понял, что Джейн хотела продолжить игру, а когда догадался, развалился в позе пресыщенного повесы и лениво протянул:
– Что ж, раз уж ты спросила, то ответ – все.
– И?..
– Ответ тот же.
Она оторвала кончик ветки, покрутила в руках и отдала Эдмунду.
– Должно быть, не так много у тебя есть, раз ты готов отдать все.
– Должно быть, я очень многое хочу получить, – ответил он вкрадчивым голосом. – Раз уж я предлагаю все, то и получить ожидаю за это сполна.
Эдмунд бросил на землю ароматные иглы, которые тер между пальцами, снова протянул к ней руку и на сей раз поймал за кисть! Джейн не сопротивлялась, и он усадил ее к себе на колени.
– Все, Джейн. Я хочу… – Эдмунд умолк, вздрогнув всем телом, и крепко ее обнял.
– Больше, чем можешь сказать, – отважилась закончить она.
Он кивнул. Ей же хотелось знать точно, что ему нужно, но спросить Джейн не осмелилась. У них обоих были секреты: у него – какая-то темная тайна в прошлом, у нее – невозможность изгнать из сердца чувства к нему. Вероятно, эти чувства и были причиной, по которой она не могла с самого дня свадьбы играть предназначенную ей роль баронессы, довольной своей прохладной, сдержанной семейной жизнью.
– Ты можешь получить все, что пожелаешь, Эдмунд.
Секунду спустя Джейн, широко раздвинув бедра и подобрав юбки, уперлась коленями в скамейку и уселась верхом на Эдмунда.
– У тебя ноги замерзнут, – сказал он машинально.
Зачем говорить про ноги, если ее руки делали такое, о чем еще недавно чопорная баронесса даже помыслить не могла?
– Я ничего не чувствую, – прошептала Джейн.
– Сейчас мы это исправим. – Его руки тоже принялись за дело.
Сначала Эдмунд приподнял ее так, чтобы колени опустились на плотную ткань сюртука. Она действительно не испытала бы особой радости от холодного жесткого камня.
Джейн тут же нащупала пуговицу на его бриджах и ловко ее расстегнула. В ответ Эдмунд взялся за ее корсет и завязки блузки, дрожащими пальцами касаясь нежных округлостей. Когда она положила руки ему на плечи, запустила пальцы в волосы, стараясь прижать к своей груди его голову, одной рукой он обхватил ее за талию, а второй принялся гладить через тонкую ткань рубашки грудь. Соски ее тут же затвердели, из горла вырвался хриплый вздох, и Эдмунд почувствовал, как по всему ее телу пробежала дрожь, спина выгнулась. Он зажал один сосок между пальцами, потом потер, и Джейн подалась вперед, навстречу его рукам.
– Хочешь продолжить?
– Да. Хочу.
Ее глаза закрылись, когда он гладил упругую грудь, тело вздрагивало от каждого прикосновения. От лунного света тело Джейн, казалось, светилось. Каждое ее движение отзывалось в нем новым приливом желания. Ничто на свете не могло быть столь сладким, горячим, столь настоящим, как эта женщина в его объятиях. Неужели он был когда-то так слеп, что не замечал ее красоты?
Эдмунд в каком-то исступлении покрывал поцелуями изгиб ее шеи и впадинку у ключиц, обрисовывал языком, пальцами играл с сосками. Тело Джейн было таким податливым и отзывчивым, кожа – мягче и нежнее цветочных лепестков. Лаская ее руками и языком, он постепенно находил сокровенные местечки, прикосновения к которым вызывали в ней особый отклик.
Джейн вздохнула и со стоном взяла в ладони его лицо, прильнула к губам и нашла языком его язык. Свои действия она сопровождала движением бедер, безошибочно давая понять мужу, что хочет, он не заставил себя долго ждать: расстегнул бриджи до конца, освобождая себя от разделяющей их преграды, чтобы скорее погрузиться в ее влажное тепло. Прежде чем погрузиться в океан удовольствия, какое-то время они оставались неподвижны, лаская друг друга глазами, деля между собой этот момент ожидания, это сладкое томление в предвкушении наслаждения.
Наконец он вошел в нее, и они позволили себе наслаждаться каждым прикосновением, каждым движением и каждым вздохом. Он крепко держал ее в объятиях, а она медленно поднималась и опускалась, раз за разом ускоряя темп. И вскоре Эдмунд уже не мог ее сдерживать и, закрыв глаза, вторгался в нее, заполняя собой до конца. Океан удовольствия, бурный и дикий, увлекал его, лишая рассудка и оставляя место лишь одному ненасытному чувству. Ослепленные своим желанием, задыхаясь от наслаждения, они исступленно двигались в едином порыве, пока экстаз не захлестнул их волной чувств и не выбросил на берег, дрожащих от усталости, но так и не разомкнувших своих влажных объятий.
Это длилось всего несколько минут, но то были лучшие минуты в его жизни.
Ветер, которого Эдмунд раньше не замечал, щекотал шею, сдувая капельки пота с разгоряченной кожи. Джейн, безмятежно положив голову ему на плечо, всем телом прижалась к нему, и он постиг новое для себя удовольствие – не от того, что сумел жену удовлетворить, а от того, что сумел завоевать ее саму. Понимание потрясло его до глубины души. Он вздрогнул, по коже побежали мурашки, словно по нему пропустили разряд электрического тока.
Его брак изначально был лишь способом искупить вину и никогда не предполагал подобных удовольствий, а весь этот маскарад – только для Джейн, не для него, как и их забавы здесь, в саду.
Как же Эдмунд допустил такое? Когда начал жадно брать, вместо того чтобы отдавать?
«Должно быть, я очень многое хочу получить», – ответил он ей и предложил все, что имел, но до сих пор не дал ничего, кроме мимолетного физического удовольствия и пустого дома.
Его добрые намерения всегда рассыпались под натиском ее сомнений. Джейн не знала, почему он женился на ней. Чья то была вина? Вина всегда лежала на нем и только на нем.
Наконец их можно считать по-настоящему женатыми, подумала Джейн.
После свадебной церемонии в доме кузена Хавьера у нее на пальце появилось кольцо. Сколько раз она отдавала Эдмунду свое тело – не вспомнить и не сосчитать, но вот сердце свое впервые отдала сегодня и обратно вместе с вежливым извинением не получила. Однако ей следовало быть осторожной: нельзя допустить, чтобы Эдмунд понял, что она почувствовала разницу между раньше и сейчас, пока сам не будет готов признать это.
Джейн поправила волосы и предупредила:
– Если попытаешься меня поблагодарить, то мне придется тебя убить… или взять с тебя гинею.
Эдмунд одарил ее своей самой обольстительной улыбкой:
– Гинею? Чепуха! Ты стоишь гораздо больше.
Джейн задумалась, стоит ли она десять тысяч фунтов и не жалеет ли Эдмунд, что женился на ней.
Итак, ей удалось добиться от мужа улыбки. Что же дальше? Любое ее слово могло оказаться лишним и испортить такой чудесный момент.
Она спустилась на землю. Бедра ее ныли, колени болели, пальцы рук и ног сильно замерзли, но это были восхитительные ощущения.
Отряхнув свои юбки, Джейн села на скамейку, в то время как Эдмунд начал застегивать пуговицы на бриджах. И тут, не успев толком осознать, что делает, она схватила его за руку.
– Подожди.
– О…
Это все, что он сказал, но Джейн восприняла его ответ как разрешение делать все, что ей заблагорассудится. И она им воспользовалась, а он… не остановил.
В конце концов, это была их первая настоящая брачная ночь, а она – новоиспеченная супруга, которой не терпится познать тело любимого мужчины. Словно то был их первый раз, она начала поглаживать его торс, пуговицу за пуговицей расстегивая жилет. Потом, нежно подняв рубашку, скользнула рукой к груди, провела пальцами по волоскам, спустилась к плоскому животу с буграми мышц, напрягшихся под ее ладонью…
Ей так хотелось снова сесть на него верхом, но вдруг он решит, что это слишком, неправильно ее поймет? Но ведь он сам сказал, что хочет получить сполна и готов заплатить за это любую цену.
Мускулы его казались стальными, напрягаясь под ее рукой, и даже когда она спустилась вниз живота, то и там почувствовала все ту же твердость.
У нее возникла идея.
– Мы можем попробовать… – Ее раздражало, что никак не получалось подобрать нужные слова, чтобы сказать ему о своих желаниях. – Я могла бы сделать это губами…
Эдмунд судорожно вздохнул и застонал.
Джейн не нужны были слова. Опустившись на колени, она обхватила его твердую плоть рукой, приоткрыла рот, обдав его горячим дыханием, но Эдмунд вдруг схватил ее за локоть и потянул к себе.
– Нет, Джейн, остановись! Ничего такого не надо. В этом нет смысла – ведь мы должны зачать ребенка.
Сказанного было достаточно, чтобы охладить ее желание.
Муж не желал разделять ее желания, чувствовать прикосновение ее губ, отдаваться наслаждению, лишь хотел использовать ее тело для достижения своей цели, о чем они и договорились до свадьбы.
С новой силой она осознала, что их брак – союз по расчету. Ей так хотелось убедить его, что ей можно доверять, но разве такое возможно, когда в основе их брака – ложь? Джейн лгала партнерам по картам у Шерингбрука, проиграла все деньги. Почему он должен доверять ей свои секреты или открывать сердце, если знал ее как женщину, способную взять чужие драгоценности, соврать и увильнуть от ответа?
– Разве тебе не хочется попробовать?
– Это не имеет никакого значения.
– А имеет ли значение, что этого хочется мне?
Эдмунд застегивал пуговицы на жилете так, будто облачался в доспехи. И она знала, что, даже если ей удастся добиться от мужа ответа, это будут слова, совершенно лишенные смысла.
– Пойдем в дом, – произнес он холодно. – Должно быть, ты замерзла. Надень маску, и вернемся в зал, ведь тебе понравился маскарад.
Джейн подумала, что как на ней, так и на нем слишком много масок и нет нужды надевать лишние, но заставила себя нацепить улыбку. Даже баронесса в костюме служанки не так смешна, как глупая Джейн Тиндалл со своей пустой надеждой завоевать доверие мужа.