Джейн больше не появлялась с визитами, как Эдмунд и просил. Ему не хотелось выдвигать ультиматум, но, похоже, Джейн восприняла его слова именно так.
Заседания палаты лордов не давали ему надолго задумываться об отношениях с женой. Бойня при Петерлоо произвела большое впечатление на высшие слои общества, и обе палаты парламента были согласны, что необходимо действовать, но никак не могли договориться о том, какими новыми законами следует отвечать на произошедшие беспорядки.
Ситуация не могла не напомнить Эдмунду об Ирландском восстании двадцать один год назад.
Каждый вечер он возвращался домой настолько уставшим, что не прислушивался к тишине, царившей в особняке. Он почти не бывал в гостиной и потому едва заметил, что гирлянда из остролиста над камином начала увядать.
Однажды в палате он встретил Хавьера и осведомился, как поживает Джейн. В ответ услышал, что с ней все в порядке, живет по-прежнему у них, пока никого не убила и не ограбила, учится играть в шахматы.
Так мчались день за днем, пока Эдмунд не обнаружил, что до Рождества осталась всего неделя. Проезжая по улицам Лондона, он вдыхал соблазнительные запахи из кондитерских, слышал веселый звон колокольчиков на упряжках лошадей.
Осенняя морось уступила место снегу, покрывшему мостовые и крыши домов. На улицах стало многолюдно – народ торопился приобрести подарки.
Эдмунд уже позаботился, чтобы его арендаторам выдали к Рождеству достойное количество зерна, мяса и тканей, но слова Джейн не давали ему покоя. «Если считать, что купить кому-то шляпку – значит проявить заботу…»
Нет, он так не считал. Он хотел бы сделать что-то полезное для матери и сестер, но не знал как, поэтому начал с арендаторов. Эдмунд поинтересовался у Браунинга, не желает ли кто-нибудь из них освоить новое ремесло. Письмо заканчивалось вопросом, понравились ли подарки его матери и сестрам, после этого оно было запечатано, отослано, и о нем больше не вспоминали.
Но в мыслях Эдмунд время от времени возвращался к Корнуоллу, приземистым коттеджам, скалам и каменистым холмам, песчаным берегам под неярким солнцем. Вид заснеженных домов из окон кабинета угнетал. Когда его жизнь стала такой замкнутой, что ограничилась только особняком и парламентом?
Впрочем, скоро он вздохнет свободнее. Палате лордов осталось заседать совсем недолго в этом году: после сессии 21 декабря целую неделю заседаний не будет. Многие в это время уезжают из города, а некоторые даже из страны, до самой весны. Что касается Хавьера, то они с Луизой отправятся в Суррей, и Джейн останется одна в их лондонском особняке.
Эдмунд задумался, не вынудит ли одиночество ее вернуться, но понял, что никто и ничто не заставит ее это сделать, пока она сама не примет такое решение.
Вежливый стук в дверь отвлек его от невеселых мыслей.
– Милорд, – послышался голос Пая, – к вам мистер Беллами. Вы примете его?
Ну точно не к добру. Будь проклят этот Беллами… вернее, Тернер. Он ведь собирался покинуть Лондон!
– Да. Проводите его сюда, Пай. И если он оставался один внизу, стоит проверить, не пропало ли что из серебра, прежде чем он покинет дом.
Дворецкий удивленно вскинул брови.
– Я прослежу за этим, милорд.
Спустя несколько минут Тернер появился в кабинете.
– Выглядите весьма агрессивно, – вместо приветствия заявил Эдмунд. – Полагаю, нам не стоит особенно церемониться друг с другом. Закройте дверь и поведайте, какого дьявола до сих пор делаете в Лондоне.
Тернер небрежно захлопнул дверь, а затем вальяжно расположился в кресле напротив Эдмунда.
– Да так, решил украсть пару вещичек.
– Это метафора или признание? Впрочем, что это я! Разумеется, и то и другое. Выверните-ка свои карманы.
Даже не потрудившись убрать мерзкую ухмылку с лица, Тернер издевательски продемонстрировал содержимое карманов и заметил:
– Что ты, мой мальчик! Безделушки я могу украсть у любого. У тебя же я украл кое-что куда более ценное.
– Должно быть, вы о моей жене. Вне всякого сомнения, вы осведомлены, что она больше здесь не живет. Так скажите же, почему вы до сих пор в Лондоне?
– Игра еще не закончилась.
– Закончилась. Вы изволили заявить, что хотели бы вернуться в Корнуолл, как только расстроите мой брак. Примите поздравления, Тернер: вам это удалось на славу, – хотя едва ли требовалась ваша помощь. Как бы то ни было, леди Киркпатрик меня оставила, оставьте и вы. Советую вам убраться отсюда.
Ухмылка на лице злодея на мгновение превратилась в широкую улыбку:
– Как, ты хочешь, чтобы я тебя покинул, оставив имя леди Киркпатрик вывалянным в грязи?
Беседа плохо сказывалась на желудке, и Эдмунд прижал кулак к груди, мысленно моля, чтобы боль ушла.
– Да, очень хочу. А что касается доброго имени леди Киркпатрик, то вы не имеете к этому никакого отношения и запятнать его вам будет трудновато. Полагаю, вам пора в Корнуолл, так что поторопитесь.
Тернер часто заморгал. Эдмунд вдруг понял, как можно поскорее завершить этот неприятный разговор, и боль в животе тут же утихла. Если его гость так хочет поиграть, то пусть играет, но по правилам хозяина.
Совершенно равнодушно Эдмунд сказал:
– Кстати, я верю, что вы отец моих сестер. На днях, рассматривая семейный портрет, убедился, что у них ваши глаза. Надеюсь, что теперь вы будете о них заботиться. Должно быть, вы очень по ним соскучились за то время, пока пребывали в заключении. Как думаете, их обрадует известие, что они бастарды? Возможно, вы сможете их утешить, заменив отца, которого погубили.
– Я? А может, ты? – прорычал Тернер. – Заткни-ка лучше свою пасть. Ты ничего не понимаешь и не знаешь, что тогда произошло.
В ответ Эдмунд пожал плечами:
– Всего несколько недель назад вы признались, что обесчестили мою мать и мои сестры – ваши незаконнорожденные дети. Я прекрасно помню ваши слова. Или, может, вы солгали?
На лице злодея не осталось и тени ухмылки.
– Нет, это неоспоримая правда.
– Ну что же, с этим разобрались. Если вы утверждаете, что сказали правду, у меня нет причин вам не доверять.
Тернер с такой ненавистью сверлил его взглядом, что Эдмунд удовлетворенно улыбнулся и продолжил:
– Итак, вы здесь для того, чтобы красть, но не мое серебро и не мою жену. Ума не приложу, о чем тогда речь.
– О рубинах графа Хавьера.
– Ха! Этого я не ожидал.
– Может, слышал про кражу драгоценностей в Мейфэре? Заметь, я не сказал, что каким-то образом к этому причастен.
– Жемчуга леди Шерингбрук? – припомнил Эдмунд. – Это единственный случай, о котором мне известно. А что, были еще?
– Были, – со скользкой улыбкой подтвердил Тернер. – Ходят такие слухи и о леди Аллингем, и о лорде Дебенеме, и о том малом, Пеллингтоне. Стадо жалких овец – вот что такое этот высший свет. Некоторые семьи объявили награду за поимку вора. Думаю, я и ее заберу.
– Как, сдавшись властям? Боже правый, так это вы украли жемчуга у пожилой леди! Мало ей проблем с таким сыном…
– Да, пожалейте бедную старушку: сидит себе в особняке, в тепле и уюте, ни забот, ни хлопот, а сыночек тем временем…
– Вы хотите сказать, что Шерингбрук украл драгоценности у собственной матери?
– Ничего такого не говорил, – пошел на попятную Тернер.
– Да, выразились вы крайне осторожно, – вздохнул Эдмунд. – Так что там с рубинами Хавьера?
– Вы с леди Кей как нельзя кстати подвернулись под руку. – Тернер потянулся в кресле и зажмурился. – А теперь вот проблема… Но, думаю, она все еще тебя любит, так что…
– Что дает вам основание так думать? – с трудом выдавил Эдмунд.
– Я позволил себе нанести визит твоей жене, и…
Слова незваного гостя заставили хозяина кабинета вскочить на ноги.
– Да не волнуйся ты так: она не в моем вкусе, кожа да кости. – Тернер выставил руки ладонями вперед, призывая его к спокойствию. – Что ж ты такой нервный-то стал, а?
– Вон! – прошипел Эдмунд, обходя стол.
– Выслушай меня – от этого зависит репутация твоего семейства.
Эдмунд на секунду остановился.
– Ну наконец-то! – широко улыбнулся Тернер. – Вот что мне от тебя нужно: нанесешь визит в особняк Хавьера и выведаешь у леди Кей, где хранятся камешки. Соблазняй, угрожай – делай что хочешь. Она знает, где они: Шерингбрук видел их на ней. А как только все выяснишь, дай знать.
Эдмунд навис над гостем:
– Я не стану этого делать. Вон!
– Я знал, что ты можешь повести себя… необдуманно, – быстро проговорил Тернер. – Имей в виду, леди Кей все узнает, если не согласишься.
– Вон! – Эдмунд схватил Тернера за руку и выдернул из кресла. – Немедля!
– Подумай, что для тебя важнее: неужели хочешь, чтобы она возненавидела тебя за твои секреты? Да и какое тебе дело до чужих драгоценностей?
– С чего бы ей вам верить? Вы для нее мистер Беллами.
– У меня есть письма твоей матери – это лучшее доказательство. Если показать их леди Кей, мне уже не придется признаваться, что я Тернер. Но даже если об этом решишь сказать ей ты, кому она поверит: мужу или другу?
Каким-то образом Тернеру удалось высвободить руку, и, выпрямившись, он заявил:
– Мне и правда пора. Завтра я вернусь, и ты скажешь, что решил. Если этого не сделаешь ты, мне придется заняться леди Кей. Но так или иначе я заполучу эти рубины.
Содрогнувшись от отвращения, Эдмунд с трудом удержался, чтобы не схватить негодяя за грудки.
– Прочь отсюда! Я не хочу больше слышать ни единого слова.
– Да я уже все сказал, – заявил Тернер с порога кабинета. – Итак, до завтра.
– Вон! – захлопнул за ним дверь Эдмунд.
От воцарившейся тишины звенело в ушах, перед глазами мелькали черные точки. Неуклюже обогнув стол, Эдмунд рухнул в кресло, закрыл глаза и принялся ждать, пока восстановятся зрение и слух.
Сколько так просидел: минуты или часы, – Эдмунд не мог сказать, но головокружение прошло, снова вернулась ясность мысли.
Да, его родовое гнездо в Корнуолле кишело зловещими тайнами. Годами Эдмунд вынужден был скрывать их от мира ради сестер, матери, а теперь и Джейн, – самых близких ему женщин, которых обязан был защищать. Чтобы не напоминать им о боли и тайнах, он предпочел одиночество и жизнь от них вдали.
Наверное, его отсутствие тоже приносило им боль. Сам он, стараясь держаться подальше от прошлого, лишил себя способности переживать глубокие сильные чувства. Его семья это знала, а Джейн – нет. Эдмунд понял: теперь, чтобы обеспечить ей безопасность, придется рассказать всю правду. Она, конечно, его возненавидит, зато Тернер будет обезоружен.
Если поразмыслить, эта идея не такая уж безнадежная. Джейн далеко не простушка и не кисейная барышня. Никто не знает, что придет ей в голову, после того как она услышит его рассказ о преступлениях Тернера. Остается лишь полагаться на ее здравый смысл. Да, он сам попросил ее больше к нему не приезжать, но ему-то никто таких ультиматумов не предъявлял.
Эдмунд распорядился подать карету.