Как правило, слугам не дозволялось беспокоить молодоженов во время медового месяца, но сегодня, когда Пай, дворецкий, утром постучался в кабинет с известием о приходе посетителя, у Эдмунда вырвался вздох облегчения. Поскольку они с Джейн уже начали выходить в свет, а прошлой ночью дверь ее спальни оказалась закрытой, он подумал, что медовый месяц, если его можно так назвать, подошел к концу.
– Милорд, вас желает видеть мистер Белла-ами, – в своей обычной манере растягивать имена доложил Пай.
Среднего роста, худощавый, с волосами неопределенного тусклого цвета, дворецкий всегда был подозрительным и чопорным, однако умел в любой обстановке оставаться незаметным. Именно таким и должен быть идеальный слуга.
Эдмунд оторвал взгляд от письма, которое прочитал уже раз шесть, но так и не уловил смысла.
– Беллами точно хочет меня видеть? Вчера он любезно беседовал с леди Киркпатрик, но мы с ним за весь вечер не обменялись и парой фраз.
– Если ваша светлость не желает принимать гостя, я скажу, что вас нет дома.
Эдмунд задумался. Джейн до сих пор не показывалась из спальни – видимо, еще не проснулась. Приглашений на званые ужины и балы им больше пока не поступало: по мнению высшего света, первое время новобрачные будут поглощены друг другом. Особых дел у него все равно не было, поэтому принять посетителя вполне можно.
– Хорошо, приглашай, – решился он наконец. – Узнаем, что ему угодно.
В ожидании гостя Эдмунд навел порядок на рабочем столе: расставил приборы, убрал личную корреспонденцию подальше от чужих глаз и выбросил ненужные бумаги. Как любому землевладельцу, который управляет поместьем на расстоянии, ему приходилось проверять кучи счетов, расправляться с бесконечным множеством документов и деклараций. В Корнуолле делами занимался Браунинг, исполнительный до педантизма молодой человек, которого Эдмунд нанял на должность управляющего три года назад. Тот держал его в курсе всех событий и регулярно присылал все документы, требующие внимания, согласования и подтверждения, в Лондон. Браунинг был внимателен ко всем мелочам, так же как и сам Эдмунд, чем и заслужил неограниченное доверие.
Мистер Беллами вошел в кабинет с добродушной улыбкой на загорелом лице. Одет он был почти так же, как и накануне вечером, разве что сменил свои старомодные бриджи на брюки свободного покроя. Его руки украшали кольца с рубинами, а шею – затейливый и тщательно завязанный платок.
Эдмунд решил не судить гостя по странному костюму – вероятно, длительное проживание вдали от Англии отразилось на его вкусах не лучшим образом.
– Доброе утро, мистер Беллами. Могу я предложить вам выпить? Возможно, чай или кофе?
Беллами взмахнул рукой.
– Благодарю за предложение, но ничего не нужно. Я не отниму у вас много времени.
Эдмунд жестом указал посетителю на кресло против рабочего стола. Правильнее, конечно, было бы узнать, по какому делу пришел этот господин, и незамедлительно с ним распрощаться, но общество человека, на лице которого не было гримасы разочарования, а только вежливая спокойная улыбка, оказалось таким приятным, что он решил уделить немного времени светской беседе.
– Вы собираетесь остаться в Лондоне на весь сезон, мистер Беллами? Полагаю, светские мероприятия высшего общества Англии не имеют ничего общего с индийскими?
Беллами усмехнулся, потерев нос указательным пальцем.
– Да-да, все эти бледные лица в танцевальном зале являют собой крайне непривычное зрелище. Я не видел столько соотечественников уже много лет, особенно дам. А сколько времени у меня отнимут дела, пока не могу сказать. Знаете, милорд, у меня нюх на подходящее для совершения сделок время. Бизнес – это единственное развлечение, которое меня интересует вне зависимости от того, на каком континенте нахожусь.
– Подходящее время? – Эдмунд повернул голову, чтобы получше разглядеть человека, покорившего Джейн своими рассказами. Что же она в нем нашла?
– Я говорю о делах, милорд. Именно дела заставляют мужчин на всем белом свете шевелиться. И у всех свои секреты, согласны? – Беллами окинул взглядом кабинет, словно оценивая стоимость отделки темного дерева и антикварную мебель.
– Полагаю, что так, – осторожно кивнул Эдмунд, порадовавшись, что успел убрать со стола все важные бумаги.
– Приятно снова вернуться в Лондон, – продолжил Беллами. – Особенно в такую погоду: моросящий дождь, серое небо… М-да, вдали от старушки Англии начинаешь скучать по таким вещам. Когда каждый день в году над тобой все то же палящее солнце, порой забываешь о существовании времен года.
– Могу себе представить…
Вероятно, именно этот налет чужеродности так запал в душу Джейн – манера речи Беллами была так же необычна, как и костюм. Английский его не отличался изяществом, как это часто бывает, когда приходится много общаться с теми, для кого этот язык не родной.
– Что ж… – Эдмунд постучал подушечками пальцев по столешнице. – Давайте перейдем к делу, мистер Беллами. Что привело вас ко мне? Бизнес? Или, возможно, ваш визит каким-то образом связан с леди Киркпатрик? Кстати, хочу поблагодарить вас за то, что своими рассказами скрасили ей вчерашний вечер.
Закончив изучать содержимое книжных полок, Беллами внимательно посмотрел Эдмунду в лицо. Этот взгляд, как правило, повергал собеседников в смятение, особенно если сопровождался улыбкой, даже скорее ухмылкой, широкой, уверенной, которая выдавала в нем авантюриста.
– Нет, я по другому вопросу, – сказал Беллами, прищурив глаза и мгновенно изменившись в лице, отчего все его обаяние куда-то улетучилось. – Не узнаешь меня, мой мальчик?
– Но как это возможно?.. – только и смог пробормотать Эдмунд, похолодев от ужаса.
Сердце бешено колотилось, в ушах стоял звон, сознанием овладела единственная мысль – бежать как можно скорее.
За последние двадцать лет лицо Тернера почти стерлось из его памяти – осталось лишь отвращение. Прилично одетый мужчина, сидевший сейчас в кресле подле него, казался добродушным здоровяком, каким мог бы быть успешный делец, сколотивший состояние на торговле с заграничными странами. Но этот голос… голос был знаком до боли. В действительности под маской сагиба скрывался ирландский бродяга, волочившийся за матерью Эдмунда еще до того, как ее выдали замуж и отправили в Англию через холодное море, далеко от родной земли.
Теперь этот Тернер пришел сюда, в дом Эдмунда, после стольких лет…
– Ты что, не получил мое письмо? Я послал его в прошлом месяце. – На лице Тернера снова появилась дьявольская усмешка, так непохожая на вежливую улыбку мистера Беллами. – Не понимаю, чему ты так удивляешься, дорогой мой.
Внутри у Эдмунда все содрогнулось, и он до боли сжал кулаки, так что даже костяшки побелели.
– Прошу меня простить, мистер Беллами, но, кажется, вы пребываете в заблуждении, будто мы знакомы.
Мужчина, сидевший напротив, лишь презрительно хмыкнул.
– Бессовестно с твоей стороны отрицать очевидное. Ты знаешь меня столь же хорошо, как и я тебя. А еще ты должен уяснить: я вижу тебя насквозь и волен делать все, что пожелаю.
Незваный гость откинулся на спинку кресла, с любопытством поглядывая на Эдмунда, заметил:
– А ведь ты точная копия своего папаши, да упокоится он с миром.
– Какое право вы имеете так говорить о нем? Да я… – Эдмунд оборвал себя на полуслове: следовало тщательнее выбирать выражения.
Он знал, что этот час настанет, но не подготовился должным образом, поэтому, прежде чем продолжить, собрался с мыслями и сделал несколько глубоких вдохов.
– Тернер, вы спросили, узнал ли я вас. Так вот, теперь узнал.
С минуту, длившуюся, казалось, целую вечность, они пристально смотрели друг на друга. В конце концов, Тернер нарушил молчание.
– Позволь полюбопытствовать: за все эти годы хотя бы раз тебя побеспокоила мысль, каково мне пришлось?
И хотя Эдмунд терзался подобными размышлениями каждый божий день своей жизни, он сдержанно спросил:
– Зачем вы вернулись?
– По-твоему, для всего нужны причины? Причины, причины… Нет, милый мальчик, это тебе придется объясниться… – Тернер помолчал и с металлом в голосе закончил: – И искупить свои грехи.
При иных обстоятельствах Эдмунду показалось бы забавным, что, если многие годы их разделяло полмира, они мыслили так похоже и даже выражения выбирали одинаковые, но теперь пришлось держать себя в руках и стараться не обращать внимания на невольный холодок, который пробегал по спине при виде этого ужасного человека.
– Прошу вас обращаться ко мне согласно моему положению, то есть «милорд», и никак иначе.
– Да ты окончательно сошел с ума, если думаешь, что я буду потворствовать твоим прихотям.
– Вот как? Тогда, вероятно, мне стоит называть вас Тернером. Вы неплохо потрудились, чтобы предстать перед высшим светом в роли мистера Беллами. Месяц стараний – и все насмарку. Как вам понравится, если завтра весь Лондон узнает, что респектабельный бизнесмен и путешественник последние двадцать лет своей жизни провел на каторге?
– А захотелось бы вам, любезный, чтобы в свете узнали, почему я там оказался?
Эта мысль была невыносима для Эдмунда. В обществе не должны ничего узнать, никогда! Неужели у Тернера в руках все козыри?
Сейчас, глядя на это лицо с удивленными приподнятыми бровями, Эдмунд не мог понять, как же не узнал его раньше: на свадьбе и балу. Это выражение: эдакая цепкость, внимание к мелочам – он видел так часто в детстве, когда занимался арифметикой! «Попробуй пересчитать сложение, мальчик, иначе ответ у задачи не сойдется». А в более позднем возрасте он все чаще слышал: «На сегодня никаких уроков, Эдмунд. Оставь нас с мамой наедине. Будь хорошим мальчиком».
Долгое время Эдмунд считал его чудовищем, и вот теперь перед ним сидел самый обычный человек, в кружевах, с дорогими украшениями, совершенно безоружный. Однако Тернеру и не требовалось оружие, чтобы нанести удар. За прошедшие годы Эдмунд мог похоронить в памяти черты его лица, но голос забыть не мог, как ни старался. Тернер крепко запустил когти в их семью, да так ловко, что никто и не заметил, а когда его все же удалось вырвать оттуда, разодрал ее на части. И никто так и не сумел оправиться.
– Кажется, вы оказались в безвыходном положении, – устало произнес Эдмунд. – Полагаю, вы вознамерились мне отомстить. Что же это будет? Шантаж? Убийство? Или вам по-прежнему больше по вкусу воровство? Что бы вы там ни задумали, Тернер, давайте покончим с этим как можно скорее.
– Это приказ? – Тернер сложил руки на животе и чуть снисходительно, как обыкновенно наставники смотрят на учеников, посмотрел на Эдмунда. – Не думаю, что у тебя есть право отдавать мне распоряжения. Особенно после того, как ты отнял у меня все.
– Я сделал только то, что было должно, и не отнял ничего, на что не имел права. И уж, разумеется, ничего от этого не приобрел.
– Не приобрел, но и не потерял, – возразил Тернер. – Тебе удалось сохранить все, что имел прежде.
– Вовсе нет. – Эдмунд провел ладонью по лицу. – Вы разрушили мою семью. Я не бывал в Корнуолле двадцать лет.
Его собеседник глубоко вздохнул.
– Равно как и я, мальчик: двадцать лет.
Эдмунда коробило это дурацкое обращение и возмущала неслыханная дерзость, с какой Тернер влез в его жизнь и его семью, – ведь с самого дня свадьбы он преследовал их с Джейн. Внутри у него все кипело от ярости, а сердце жег гнев, того и гляди угрожавший вырваться наружу. Его руки сами собой сжались в кулаки и глухо обрушились на столешницу, но Эдмунд усилием воли сдержал себя и спокойно произнес:
– Вы всегда были высокомерны, но теперь превзошли самого себя. Явиться в мой дом и обвинить меня в злодеянии! Вы заслужили гораздо худшее наказание, чем получили. За кражу вас могли бы повесить, особенно если бы стало известно о попытке государственной измены.
– Деньги всего лишь мусор! – бросил Тернер ему в лицо. – Если бы ты не совал нос в чужие дела, то никто ничего бы и не заметил и не пострадал бы твой отец.
Эдмунд готов был рассмеяться как безумный. Его отец был бесхребетным созданием. Предоставленный самому себе, он мог погубить весь их род, но случилось так, что главу семейства погубил его собственный сын.
Тернер сидел в кресле и презрительно усмехался.
– Мне не нужны деньги, о нет! И убивать я никого не намерен. Ни один волос не упадет с вашей бесценной головы, милорд, до тех пор пока на свете есть те, кто зависит от вас финансово.
Эдмунд уставился на него в изумлении.
– Насколько я понимаю, вам не нужны ни деньги, ни моя жизнь. Тогда что же?
– Я пришел за другим, – ухмыльнулся Тернер. – Ты ведь недавно женился, мой мальчик, так?
К Эдмунду снова вернулось дурное предчувствие.
– Вы прекрасно знаете ответ, потому что, черт возьми, присутствовали на свадьбе.
– Леди Киркпатрик, кажется, очень привязана к тебе. Любопытно это проверить.
Эдмунд снова воскресил в памяти ту ночь, когда она призналась ему в любви, но теперь следовало отогнать эти мысли прочь.
– Она под моей защитой.
– А я в этом не вполне уверен. – Тернер открыл чернильницу, затем со звоном опустил крышку обратно. – Не вполне.
Он поднялся из кресла и принялся мерить комнату шагами.
– Я долгое время предавался размышлениям о том, что буду делать, вновь обретя свободу, чем отплачу тебе за то вмешательство.
Пальцы Эдмунда нервно сжали ручки кресла.
– Мы оба потеряли большую часть жизни, мой юный друг, но у меня, в отличие от тебя, не было выбора. Справедливость должна восторжествовать. Теперь и ты лишишься выбора.
Тернер замолчал и принялся изучать содержимое полок, пробегая кончиками пальцев по корешкам книг. Эдмунду хотелось крикнуть, чтобы он не смел трогать его вещи и вообще чтобы никогда больше не смел трогать чьи бы то ни было вещи.
Следующие слова Тернер бросил так небрежно, словно они совсем ничего не значили:
– Ты лишишься своей жены.
Эдмунд непонимающе пробормотал:
– Что сие означает? Нельзя же просто взять и отнять у кого-то жену.
Едва эти слова были произнесены, как он вспомнил, что Тернеру подобное не впервой, – так было с его матерью.
– Надеетесь, что леди Киркпатрик полюбит вас? Какое безумие.
– Это вовсе не обязательно, но сделаю так, что она разлюбит тебя… более того, возненавидит!
Небрежно засунув книгу в кожаном переплете на место, он обернулся и взглянул на Эдмунда.
– Впрочем, нет. Пожалуй, безразличие. Лучше, когда мой план будет приведен в исполнение, и твоя жена даже смотреть на тебя не захочет. Единственное чувство, которое будут рождать в ее душе мысли о тебе, это разочарование.
– Вам не удастся обмануть Джейн.
– О, в этом я уже преуспел. Она искренне верит мистеру Беллами, очаровательному рассказчику захватывающих историй.
– Вы настоящий мерзавец!
– Скажи-ка мне, мальчик, – грубо спросил Тернер, – а знаешь ли ты, где баронесса находится в данный момент?
Эдмунд нахмурился.
– Местонахождение моей жены совершенно вас не касается.
– Иными словами, не знаешь. Она может быть где угодно: в своей спальне или в столовой, беседовать с кухаркой, – а может, и… – Его глаза ожесточенно блеснули. – У любовника!
– Это не так.
– Может быть. А может, и так. Ты не знаешь. Но теперь тебя будет пожирать сомнение. С него все и начинается. Сначала сомнение, затем недоверие и наконец нелюбовь. Проще простого.
Внутри Эдмунда бушевала борьба между яростью и благоразумием. До сих пор ему удавалось сдерживаться.
– Вы не осмелитесь на подобное злодеяние в отношении женщины, не причинившей вам никакого вреда.
– Она выбрала тебя, не так ли? Люди каждый день страдают из-за своих безрассудных решений.
– У леди Киркпатрик не было выбора: ей пришлось выйти за меня. Так что ее вины ни в чем нет.
– Это зависит только от твоего определения вины, – пустился в рассуждения Тернер. – Если она попала в ситуацию, не оставившую ей выбора, то едва ли ее можно назвать невиновной.
– Я не намерен это обсуждать.
Тернер громко расхохотался.
– Вот и подтверждение моей теории. Надеюсь, женитьба того стоила.
– Этот брак был моей идеей, – процедил Эдмунд сквозь сжатые зубы. – Как средство уладить свои дела.
Смех Тернера неожиданно оборвался.
– Твои дела… Ах да! Вот мы и добрались до сути проблемы. «Вы разрушили мою семью. Я не бывал в Корнуолле уже двадцать лет».
– Зачем вы повторяете мои слова?
Тернер прекратил вышагивать вдоль книжных полок и на каблуках повернулся к Эдмунду.
– Я же сказал тебе, что тоже не бывал в Корнуолле двадцать лет. Ты мог вернуться в любой момент – стоило пожелать. Я же не имел такой возможности и вынужден был жить вдали.
– У вас был выбор, а вдали вас удерживали именем закона. – Эдмунд с трудом сдерживал бушевавшую в нем злобу. – Если согласитесь покинуть Англию, то, обещаю, я сделаю так, что вы не будете нуждаться в деньгах…
– Мне не нужны твои деньги, – тихо процедил Тернер. – Мне нужна твоя семья. Моя семья.
– О чем вы говорите? – Губы Эдмунда похолодели от все нарастающего ужаса и с трудом произнесли слова.
– Твои сестры, – медленно проговорил Тернер, – мои родные дочери. И как только покончу с твоей женой, я отправляюсь обратно в Корнуолл.