– Спасибо, что согласились встретиться со мной, леди Ирвинг.

Тетя Луизы сидела напротив него за столом в кабинете. В последние дни стены этого кабинета стали свидетелями столького числа драматических сцен, сколько их не разыгрывалось за несколько последних десятилетий.

Хавьер набрал полные легкие воздуха, после чего заявил:

– Я должен сделать признание.

– Да? – Графиня выгнула брови. Цветастый тюрбан плохо гармонировал с ярко-синим платьем, украшенным кружевами и рюшами, но это никак не умаляло ее царственного достоинства. Для Хавьера так и осталось загадкой: то ли графиня страдает полным отсутствием вкуса, то ли нарочно эпатирует публику.

Выражение номер пять, издевательская насмешка, подойдет лучше всего, потому что ничего оскорбительнее для собеседника не придумаешь.

– Ввиду явной нехватки совести я совершил грех, большой грех. Но все же малая толика совести у меня имеется – ровно столько, чтобы попытаться свой большой грех отчасти загладить. Видите ли, я попытался соблазнить вашу племянницу. И притом, что мы не сделали ничего непоправимого, – он едва не подавился этим словом, – я думаю, ради сохранения ее репутации было бы лучше, если бы вы как можно скорее увезли ее из моего дома.

Граф ждал взрыва, и маска шута сидела на нем как приклеенная. Он надеялся, что взрыв негодования будет впечатляюще мощным. Он надеялся, что леди Ирвинг будет на него орать. Даже ударит его.

Именно этого заслуживал негодяй, который дурно обошелся с Луизой Оливер.

Но леди Ирвинг сидела на нормандском монстре с прямой спиной и озадаченно на него смотрела.

– Это шутка?

– Это не шутка.

Она кивнула и поднесла обремененные многочисленными кольцами пальцы к виску.

– Я бы не отказалась от бренди.

– Позвольте мне. – Хавьер пружинисто встал со своего низкого стульчика и, подойдя к буфету, наполнил бокал для графини.

Леди Ирвинг сделала маленький глоток, после чего кивнула вновь.

– Хороший сорт бренди. – Она поставила бокал на стол, а руки сложила на коленях. – Итак, вы домогались моей племянницы. И вы хотите, чтобы я ее увезла. Не можете держать себя в руках?

Маска шута дала трещину.

– Я… Нет, не могу.

– Не хотите на ней жениться?

Все, на что Хавьер оказался способен, это молча впериться в графиню стеклянным взглядом. Он помнил угрозу Локвуда.

Очевидно, графиня сочла молчание за отрицательный ответ.

– Ну, конечно, у вас нет таких намерений. Не следовало бы и ожидать от вас подобного.

Он улыбнулся, почувствовав, как маска потрескалась в уголках глаз и губ.

– От лорда Хавьера никто не может ждать пожизненных обязательств. Вы и ваша племянница должны принять за честь уже то, что у меня хватило сдержанности не погубить ее.

Графиня вновь прижала пальцы к виску, другой рукой схватив бокал. Забыв о том, что его следует держать за ножку, она царапнула кольцами по стеклу. Плечи у нее безвольно опустились. Она на глазах постарела лет на десять.

– Это моя вина, – пробормотала леди Ирвинг. – Ее родители мне доверяли. Она мне доверилась. Думала, я могу уберечь ее от беды, даже здесь…

Хавьер искоса смотрел на собеседницу. Не на такую реакцию он надеялся.

И тогда она ответила ему взглядом, неприязненно острым, как осколок стекла.

– В этом есть и ваша вина тоже.

Ну вот, как раз то, на что он рассчитывал. Хавьер подлил масло в огонь.

– Моя вина? Чепуха! Все знают, что собой представляют мои «домашние праздники». Если ваша племянница пожелала быть моей гостьей, она должна была знать, какова плата за вход, и быть готовой к тратам.

Графиня побледнела, лишь на скулах остались два красных пятна.

– Вы поступили против ее воли?

Хавьер широко улыбнулся.

– В конечном счете – она была не против.

Его живот свело спазмом, его тошнило, словно он разом выпил на спор всю бутылку своего любимого бренди. Неужели он когда-то был способен на такую беспримерную глупость?

Рвотный ком поднимался все выше, но Хавьер продолжал улыбаться. Эта улыбка была словно проклятие. Графиня начала медленно подниматься. Казалось, каждое движение причиняет ей боль. Так вставать могла только старуха. Леди Ирвинг уцепилась за край столешницы, подалась вперед, медленно распрямилась, опираясь на руки. И лишь после этого отвела плечи назад.

И резко ударила графа по щеке.

Хавьер испытал нечто сродни облегчению.

Графиня смотрела на него сверху вниз, с глубочайшим презрением.

– Я сожалею о том, что доверяла вам. Я сожалею о том, что дала вам шанс. Не каждый его заслуживает.

Медленно, выверяя каждое движение, она придвинула стул к столу, поставила бокал на буфет и вновь повернулась к Хавьеру. Он задержал дыхание в ожидании окончательного вердикта.

– Я думала, вы тот, кто нужен Луизе. Я думала, что вы сможете вытащить ее из скорлупы и будете любить такой, какая она есть.

Хавьер молчал, не зная, что ей ответить.

– Но теперь я вижу, что вы принадлежите к той категории мужчин, которые вообще никому не нужны. – Графиня повернулась к нему спиной и медленно пошла к двери. На пороге она обернулась. – К полудню мы уедем.

Хавьер кивнул. Улыбка продержалась на его лице до того момента, как за графиней закрылась дверь.

Что сделано, то сделано. Любишь кататься, люби и саночки возить. Он построил башню из слухов и предположений, и теперь в этой высокой, но крайне неустойчивой башне никому, кроме него самого, нет места. Но, по крайней мере, он не позволит никому с нее упасть и разбиться.

То была Пиррова победа. Но победа все же лучше, чем поражение.

Луиза не видела тетю в такой ярости с того дня, как пришлось объявить о расторжении ее помолвки с Мэтисоном, то есть с начала марта. Но тогда основной удар гнева графини пришелся на сводную сестру Луизы Джулию и на бывшего нареченного Джеймса. Досталось тогда и лорду Хавьеру.

Сейчас, когда, не обращая внимания на протесты горничной, леди Ирвинг распихивала наряды своей племянницы по сундукам, Луиза поняла, как ей повезло, что тетин гнев той весной задел ее лишь краем.

– Глупая девчонка, – говорила графиня, беспощадно комкая нарядное платье Луизы. – Нет. Тупая девка! Только тупица стала бы водить шашни с бабником! Только тупица умудрилась бы вляпаться в скандал. Опять!

Следом за платьем в сундук отправились туфли.

– Прошу вас, миледи! – воскликнула горничная. – Пожалейте платья!

– К черту платья, – сказала графиня, вытащив из шкафа ворох нижнего белья. Швырнув его в сундук, она заявила: – В Лондоне купим новые наряды. Позадиристее. Скромные девичьи платья моей племяннице, похоже, не по вкусу.

Луиза похолодела.

– Прошу вас нас извинить, – сказала она и выпроводила горничную за дверь. – Что случилось? Вы ворвались сюда, словно вихрь, и губите мои наряды. Почему? Надо думать, вы услышали что-то от лорда Локвуда?

Леди Ирвинг выронила чулок, подняла голову и в ужасе уставилась на Луизу.

– Локвуд? Ты и с ним водила шуры-муры?

– Нет! – Луиза, обходя препятствия, подошла к креслу у камина и опустилась в него. – Нет. Я ни с кем шуры-муры не водила.

– Лгунья. – Леди Ирвинг развернулась лицом к шкафу и принялась вытаскивать из него нижние юбки и рубашки. – Я знаю об этом из первых уст.

Швырнув тряпки в сундук, графиня опустилась на кровать. Тугой корсет скрипнул.

– Луиза, глупая ты моя девочка.

У мисс Оливер от страха дрожали ноги.

– Что случилось? – еще раз спросила она.

Леди Ирвинг скривилась.

– Наш хозяин пригласил меня к себе в кабинет для разговора, который мне на многое открыл глаза. Похоже, ты была для него чем-то вроде игрушки. Жениться на тебе у него не хватает духу, его хватило лишь на то, чтобы попросить меня тебя увезти.

У Луизы было чувство, словно из нее разом вышел весь воздух.

– Он очень неблагородно поступил, – сникнув, констатировала она.

Графиня раздраженно поправила цветастый тюрбан.

– Знаешь ли, мне думается, он был уверен, что оказывает нам услугу. Сказал, что мы должны быть благодарны за то, что не случилось ничего непоправимого.

Мисс Оливер судорожно сглотнула. В животе что-то сладко сжалось – совсем не к месту и не ко времени. Но Хавьер не солгал: лишь благодаря его сдержанности между ними не произошло ничего непоправимого.

Луиза прекрасно понимала, что он делает. Отчего-то граф вообразил, что, не покинув его дом, ей не сохранить своего доброго имени, и решил подтолкнуть ее к решению, которое считал единственно правильным.

Но он мог бы избрать для этого другой способ. По правде говоря, любой другой способ был бы лучше того, который он выбрал. Хавьер предал ее, он выдал ее, нет, их тайну самой любимой и самой близкой из родственниц Луизы. Не надо было графу продавать ее так дешево. Даже если у него при этом были добрые намерения.

Всему виной его легкомыслие или недомыслие, как вам будет угодно. Как и в случае с Джеймсом Мэтисоном. То была непредумышленная подлость, но Луизе от этого было не легче.

– Он пытается помочь, – уныло произнесла она. – Он хочет, чтобы я уехала, ради моей же безопасности. Он считает, что лорд Локвуд представляет угрозу для меня.

Леди Ирвинг втянула носом воздух, словно гончая, почуявшая дичь.

– Тогда почему бы тебе просто не уехать? Ты разумная девушка. Если все именно так и обстоит. И за этим не кроется ничего большего.

Луиза невесело рассмеялась.

– За этим много чего кроется. Это так. – Она коснулась лопатками спинки кресла, мысленно приказав себе выпрямиться. «Не будь бесхребетной», – сказала она себе то, что не раз говорила ей тетя.

Даже сейчас гордость не позволяла мисс Оливер рассказать тете о пари. Рассказать о том, что она в первый же день узнала о том, что Хавьер и Локвуд пригласили ее на этот домашний праздник ради десяти фунтов. Что она пыталась защитить графа от последствий проигрыша своему мстительному кузену.

Тетя была права. Произнесенное вслух, это показалось бы несусветной глупостью.

– Я потеряла от него голову, – призналась Луиза. – Он дал мне почувствовать, что хочет узнать меня. Понять, какая я.

– Любой мужчина должен хотеть этого, – сказала леди Ирвинг. Вид у нее был все еще суровым, но тон смягчился.

– Но ведь они не хотят. – Луиза слышала свой голос, и ей не нравилась эта предательская хрипотца. – Никогда не хотят. Единственный мужчина, который обратил на меня внимание, видел во мне лишь удобный вариант для брака. А потом он полюбил мою сестру. – Джеймс и Джулия. Луиза думала, что рана давно затянулась, но нет. Больно было до сих пор.

Леди Ирвинг похлопала ладонью по покрывалу рядом с собой, приглашая Луизу пересесть на кровать, и Луиза заставила себя принять приглашение.

Графиня взяла руку Луизы в ладони.

– Это ужасно, не так ли? Ужасно, когда тебя недооценивают.

Она погладила Луизу по руке и отпустила ее. Луиза крепко, до боли, стиснула лежащие на коленях руки, переплетя пальцы, стараясь ни о чем не думать и ничего не чувствовать.

Но леди Ирвинг еще не все сказала.

– Я понимаю, почему граф тебя очаровал, девочка. Он на этом собаку съел. И все же, ты поступила дурно. – Леди Ирвинг положила на колени подушку и поставила на нее локти. – Но не так дурно, как он. Будь граф человеком чести, он бы к тебе не прикоснулся. Но, Луиза, у меня были две причины взять тебя с собой. Первая: увезти тебя подальше от Джулии и Джеймса, чтобы ты могла начать жить своей жизнью. И вторая: чтобы ты могла открыться для нового опыта. – Графиня сняла тюрбан и почесала голову. – Я надеялась, что ты найдешь любовь. Пусть и с лордом Хавьером. У него есть… потенциал.

Луиза сдавленно хохотнула.

– Я тоже так думала.

Леди Ирвинг вновь погладила племянницу по руке.

– Я знаю, что ты не хотела меня обмануть.

Итак, гнев тети уступил разочарованию. Луиза чувствовала себя жалкой гусеницей. Безвольной, беспринципной. Если бы она злилась на графа, ей было бы легче. Но она не испытывала к нему злости. Она чувствовала лишь онемение во всем теле, и в душе тоже. Словно ее долго и беспощадно били ногами.

– Вы были правы, тетя, – сказала Луиза. – Мне действительно нужно было испытать что-то новое.

– В мои планы относительно тебя не входило столько новых впечатлений, сколько, по-видимому, ты испытала. – Леди Ирвинг пристально взглянула на племянницу и соскользнула с кровати. – Боже, только взгляни на этот беспорядок. Твои наряды приведены в негодность. И где эта твоя горничная? Надо побыстрее упаковать вещи. Я обещала Хавьеру, что мы уедем до полудня.

Луиза молча поплелась к двери, чтобы вызвать горничную.

Пока горничная и леди Ирвинг ожесточенно спорили о том, как лучше паковать ее наряды, Луиза безучастно сидела в кресле у камина. Взгляд ее был устремлен в пустоту.

Итак, они уезжают, но скандал все еще остается пустой угрозой. Хавьер позаботился о том, чтобы он не вышел за рамки ее семьи. Граф думал, что оказывает ей услугу.

И еще оставался Локвуд, мелочный и безжалостный.

Мисс Оливер стиснула подлокотники кресла.

Луиза приехала сюда робкой и боязливой, хотя и исполненной решимости измениться и она изменилась. Она заставила повесу подарить ей наслаждение и при этом оставила его неудовлетворенным. Она уколола гадкого маркиза шляпной булавкой, ударила коленом в пах и пырнула тупым столовым ножом в бок.

При воспоминании об этом Луиза невольно улыбнулась. Если у нее хватило мужества на то, чтобы разобраться с обидчиком, то у нее точно хватит мужества, чтобы постоять за себя в разговоре с напыщенной матроной. Если у нее хватит гордости, чтобы покинуть этот дом с достоинством, то ее гордости хватит за глаза, чтобы провести вечер на балу, ни разу ни с кем не потанцевав.

Высшему свету больше никогда не запугать мисс Оливер. Слабое утешение после всего, что она потеряла, но все же утешение.

Хавьер оставался в своем кабинете следующие несколько часов. Повода покидать его не было, по крайней мере, до тех пор, пока не придется переодеться к ужину.

Погрузившись в работу, Хавьер с удивлением обнаружил, что бухгалтерские книги перестали быть для него чем-то непостижимым и колонки цифр в них обрели смысл. Эти цифры свидетельствовали о том, что титул его не был умозрительным понятием, а имел под собой вполне материальную основу. Лорд Хавьер представлял собой нечто большее, чем персонаж скандальной хроники. Оставалось лишь убедить в этом свет.

За работой ему почти удалось забыть о том, что он предал Луизу, чтобы заставить ее уехать. Граф имел благие намерения, и потому оснований для того, чтобы чувствовать себя подлецом, у него, казалось бы, не было.

Ну ладно, приходится признать, что работа не смогла отвлечь его от неприятных мыслей.

В дверь постучали, и Хавьер опустил лорнет и, проведя рукой по уставшим глазам, спросил:

– Кто там?

– Уиллинг, милорд. У меня для вас письмо. Просили передать срочно.

Хавьер пригласил дворецкого в кабинет и взял с подноса сложенный вчетверо запечатанный листок.

– На нем нет почтовой марки, – заметил Хавьер.

– Да, милорд. – Дворецкий замолчал в нерешительности. Впрочем, по его лицу, как обычно, невозможно было определить, что он чувствует. – Письмо было оставлено одним из ваших гостей.

Значит, Луиза сочла нужным сообщить ему что-то на прощание. Каким же окажется ее послание? Горьким? Нежным?

– Спасибо, Уиллинг, вы можете идти.

Хавьер едва дождался ухода дворецкого, чтобы распечатать послание.

На бумаге четким каллиграфическим почерком было написано всего одно предложение: «Мы написали чудесный любовный роман».

Хавьер опустился на «гаремный» стул. Совместно проведенное время действительно было чудесным, но разве все, что между ними было, не более чем выдумка?

И только потом он заметил еще один листок на столе. Очевидно, он был вложен в письмо, и, желая как можно быстрее прочесть его, Хавьер не заметил, как он выпал.

Ему потребовалось немало времени, чтобы осмыслить то, что увидели его глаза. То был чек на десять фунтов, выписанный на Лондонский банк.

Десять фунтов. Пари. Она знала.

Она знала? Как долго? И уехала, оставив ему этот чек как краткое и язвительное напоминание о проведенном вместе времени. «Как в романе», – говорили они друг другу в освещенной живым огнем библиотеке перед тем, как подвергнуть испытанию способность держать в узде свои инстинкты.

Так что же было между ними на самом деле? И каким мисс Оливер его видит?

Но ему никогда не узнать ответ, потому что он ее прогнал.

И Хавьер вдруг понял, что безутешен. И даже любимый Данте не в силах ему помочь.