Уже имея определенное впечатление о графе Аллингеме, Джилс полагал, что этот далеко не изысканный аристократ вполне мог держать свою дочь в заточении – как сказочную Рапунцель – до той поры, пока не минует опасность отмены герцогского венчания. И Джилс был в общем-то готов вызволять возлюбленную из плена через окно. Но оказалось, что необходимости в подобном подвиге не было. Леди Ирвинг, возглавлявшая процессию, просто поднялась по ступеням парадного входа, постучала в дверь и, грозно взглянув на появившегося слугу, велела позвать леди Одрину.

– Твой свирепый взгляд, Эстелла, – сильное оружие, – с восхищением заметил Ричард.

– Пока не время для комплиментов, – осадил отца Джилс. – И вообще, радоваться будем, если она действительно выйдет.

Леди Одрина предстала перед ними всего несколько минут спустя, грациозно и изящно, как во время бала, спустившись по широкой лестнице. И почему-то откуда-то сверху доносились крики и детский плач. А Джилс, смотревший на Одрину во все глаза, словно сквозь сон, услышал, как она поприветствовала их всех, а затем сказала что-то о прибытии своей сестры Петры и о том, что Ллуэлина заставили помалкивать – и почему-то со всем этим каким-то образом был связан некий младенец. Ему было трудно вникнуть в то, что она говорила, потому что он пожирал ее глазами, любовался ею, вдыхая исходивший от нее чарующий аромат. Ему ужасно хотелось заключить Одрину в объятия и закружиться вместе с нею – так, чтобы складки ее широкого плаща укутали их обоих.

И тут она вдруг спросила:

– Джилс, ты что, заснул?

– Я?.. Нет-нет… – Встряхнувшись, Джилс двинулся вниз по ступенькам вслед за остальными.

– До тебя дошло, что я говорила? – с улыбкой поинтересовалась Одрина. – Ллуэлин в конце концов вернул мою подвязку… Герцог Уолпол все узнал, однако не собирается отменять из-за этого свое венчание с Кариссой. А еще выяснилось, что я стала тетей.

– Как вижу, у тебя был… насыщенный день.

– Да, событий хоть отбавляй. – Забравшись в карету, Одрина уселась рядом с Джилсом и тут же вновь заговорила: – Моя сестра Петра настояла на том, чтобы ее отпустили в Италию учиться живописи. Но на самом деле это было отчасти хитростью… для сокрытия беременности.

– Как это вульгарно, – проговорила леди Ирвинг, сидевшая напротив рядом с Ричардом.

Тут экипаж тронулся с места и Одрина продолжила свой рассказ:

– Но Петра отказывается сообщать, кто отец ребенка, она сказала лишь, что он – неподходящий кандидат в мужья, из-за чего папа снова раскричался. Ребенок заплакал, и тогда мама взяла его на руки и сама закричала на папу, чтобы он не орал на ее внука. – Одрина усмехнулась. – И еще Петра сказала, что в общем-то не лгала насчет обучения живописи, потому что в Италии она действительно начала писать кистью и собирается туда вернуться. Она влюбилась там в какого-то местного художника.

– Живопись – тоже вульгарна, – заметила леди Ирвинг.

– Эстелла, ты ведь говоришь все это, чтобы обратить на себя внимание, верно? – с улыбкой осведомился Ричард. – Но если тебе хочется, чтобы я не сводил с тебя глаз, то просто скажи об этом, – добавил он, взяв ее за руку.

– Не говори глупости, – огрызнулась графиня. – А свое драгоценное внимание можешь уделить вульгарному рассказу Одрины. – Но свою руку из руки Ричарда она, однако же, не выдернула.

Глядя на эту пожилую парочку, Джилс испытывал страстное желание прикоснуться к Одрине. Ведь она сидела так близко, почти вплотную к нему… Но дотронуться до нее он сейчас не решался.

– На этом мое вульгарное повествование заканчивается, по крайней мере – в том, что касается Петры, – сказала Одрина. – В общем… Теперь я, похоже, не самая скандальная дочь в нашем семействе.

– А это имеет для тебя значение? – спросил Джилс.

Рука Одрины выскользнула из-под складок плаща, и ее пальцы коснулись его пальцев.

– Нет… Я все равно остаюсь такой, как и была.

– Так ты сказала, что неожиданное возвращение Петры устроил сам герцог Уолпол? – спросила леди Ирвинг. – Если так, то вашим родителям придется смирится. Тем более что она опять вернется в Италию и, возможно, выйдет там замуж. Не хочу говорить о твоих родителях плохо, но они из кожи вон вылезут – только бы угодить герцогу.

– Из кожи вон?.. Интересно, как это делается? – спросил Джилс. – Даже не представляю…

– Я тоже! – засмеялась Одрина. – Но что верно, то верно. Герцог, конечно, вряд ли рад незаконнорожденной племяннице, но, как сам же выразился, он не намерен пренебрегать кем-либо из родственников своей будущей жены.

– Даже так?.. – Леди Ирвинг поправила свой тюрбан. – Возможно, Уолпол – не такой уж болван.

– А я начинаю подозревать, что он вообще не болван, – высказала свое мнение Одрина.

– Дамы, перестаньте, – сказал Джилс. – А то мы с отцом усомнимся в вашей аристократичности.

– Да, все это звучит очень вульгарно, – с серьезнейшим видом заметил Ричард, но через несколько секунд его губы растянулись в улыбке.

А рука Джилса тем временем оказалась под складкой плаща Одрины. И ее пальцы снова коснулись его руки.

– А теперь, мистер Резерфорд, расскажите, какие события произошли этим утром у вас, – совершенно спокойно проговорила она. – Полагаю, что-то немаловажное, раз уж вы так срочно забрали меня из дома.

Пока карета катилась по мостовой, ей поведали о расшифровке текста, а также о последовавших после этого умозаключениях, которые и являлись причиной их нынешней поездки по весьма оживленным лондонским улицам. И если бы Джилс не был так очарован своей возлюбленной, то он бы, конечно, принял более активное участие в разговоре; но так или иначе, благодаря его отцу и леди Ирвинг леди Одрина во всех подробностях узнала о том, что происходило в доме лорда Хавьера.

– Значит, вы разгадали эту загадку!.. – воскликнула она, просияв. – О, это замечательно! Мы непременно отыщем бриллианты, чего бы это ни стоило. Даже если мне самой придется дробить какие-нибудь булыжники… на алмазы, – добавила Одрина с ухмылкой.

– Если вы на такое способны, – улыбнулся Ричард, – то я охотно возьму вас на работу в свою мастерскую.

Одрина вдруг нахмурилась и пробормотала:

– Но послушайте, мистер Резерфорд… Ведь если мы найдем драгоценности… Не будут ли они по праву принадлежать маркизскому роду?

Пожилой американец отрицательно покачал головой.

– Нет, эти украшения были окончательно и безвозвратно переданы в собственность моей Беатрис. Так что теперь, полагаю, они по полному праву мои.

– Вряд ли они будут тебе к лицу, – с ухмылкой заметила леди Ирвинг.

– Тогда, быть может, они подойдут тебе?

Графиня высвободила свою богато окольцованную руку из пальцев Ричарда и проговорила:

– Нет, я предпочитаю свои собственные. Но ради тебя я, возможно, освобожу один палец, – добавила она с улыбкой.

Джилс с Одриной обменялись многозначительными взглядами.

– Неужели, Эстелла? – воскликнул Ричард. – Выходит, ты приняла мое предложение?!

Леди Ирвинг в очередной раз дотронулась до своего тюрбана, украшенного яркими стекляшками, и, кивнув, проговорила:

– Да, похоже, что так.

Через некоторое время они наконец прибыли к тому месту, где якобы находились драгоценности леди Беатрис. Церковь Святого Луки – небольшое строение без особых архитектурных изысков – была выстроена из светлого камня. А единственным украшением являлись аркообразные мозаичные окна церкви. И тут же, за чугунной оградой, имелась не слишком обширная лужайка с аккуратно подстриженной по-зимнему пожухлой травой, а также скромный погост.

– А вот и башня, – сообщил Ричард, когда они вышли из кареты.

Но в этом сообщении не было необходимости, поскольку все и так уже увидели это не совсем обычное, устремленное ввысь сооружение, увенчанное тонким шпилем.

Когда же все приблизились ко входу, Джилс обратил внимание на еще один нюанс: у некоторых окон башни имелся довольно-таки заметный наклон. Он быстро прошел вдоль стены и увидел признаки проседания фундамента.

Для самой церкви данное обстоятельство было весьма плачевным, но все же он порадовался тому, что сумел разглядеть такие детали. Ведь это означало, что он – все-таки архитектор!

Не желая испытывать терпение своих спутников, Джилс поспешно вернулся обратно, и они все вместе вошли в церковь. По проходу между скамьями навстречу им двигался человек в сутане – очевидно, служба только что закончилась. Священник поприветствовал их и поинтересовался, чем может быть полезен.

– Мы хотели бы осмотреть башню, – сказал Ричард.

– Мы хотим почтить память нашего родственника, – в ту же секунду промолвил Джилс.

– Мы намерены посетить могилу Кэзлона, – почти одновременно с ними сообщила леди Ирвинг.

Священник взирал на них в недоумении.

– Дело в том, – поспешила вмешаться Одрина, – что у нас сразу три цели. – Она резко вскинула подбородок, отчего возник тот образ, который Джилс раньше считал заявлением о ее, графской дочери, превосходстве. Но теперь-то он понял, что она просто давала понять, что имела полное право здесь находиться. – Перед уходом мы, разумеется, оставим щедрое пожертвование, – добавила девушка.

В ее ридикюле звякнули монеты, и священник утвердительно кивнул:

– Вы можете оставаться здесь столько, сколько сочтете нужным. Не буду вам мешать и оставляю вас с миром. – С этими словами он продолжил свое шествие к выходу.

– Да пребудет мир также и с вами, – сказал ему вслед Ричард.

– Папист, – буркнула леди Ирвинг.

Через несколько секунд они остались одни – с запахами сырости и свечной копоти и без каких-либо идей насчет того, с какого места начинать поиски. Джилс окинул взглядом стены, мозаичные окна и стеклянную перегородку за алтарем.

– Эй, юный Резерфорд, довольно глазеть по сторонам. Начинайте взламывать пол. – Леди Ирвинг ткнула его локтем в бок и указала на черно-белые плиты пола.

– Я вовсе не собираюсь разрушать этот храм… – Джилс потер ладонью ребра. – Тем более что моя мать вряд ли что-то спрятала именно под плитами… Ведь тогда ей пришлось бы взламывать их самой.

– Черт!.. Неужели она не могла позаботиться о том, чтобы облегчить наши поиски? – проворчала леди Ирвинг.

– Возможно, и могла бы, – Ричард пожал плечами. – Но какой тогда интерес в жизни, если кто-то тебе все и всегда облегчает?

– Ох, папа, мы с тобой разные люди… – протянул Джилс.

– Конечно, разные. – Отец хлопнул сына по плечу. – Но что в этом плохого?

– Абсолютно ничего.

– Пока вы тут разглагольствуете и дискутируете, – голос отошедшей в сторону Одрины эхом отразился от каменных стен, – я обнаружила камень с указанной на нем датой.

– Дайте-ка взглянуть! – Леди Ирвинг первая подошла к тому месту, где стояла Одрина. – А-а… так здесь стоит 1729 год… Это, видимо, год постройки. От этой даты нам никакого прока.

– Да нет, не этот… другой… – Присев на корточки, Одрина указала на один из камней в самом нижнем наклонном ряду, соединявшем пол и стены. – Вот, смотрите…

Джилсу пришлось чуть ли не улечься на пол, чтобы его глаза оказались на уровне ее пальцев.

– Я нащупала эти цифры, – пояснила Одрина. – Сам камень гладкий, но я чувствую: на нем что-то выгравировано. Можешь что-нибудь разглядеть?

На поверхности камня значилось: 1785. И эта дата была вполне реалистичной. Как раз тридцать пять лет назад мать и оставила в Англии свои драгоценности и три шкатулки с секретом – послание и дар своей семье, которой на тот момент у нее еще не было.

– Не думал, что у мамы имелись навыки в гравировке. – Джилс провел кончиками пальцев по цифрам, таким маленьким, что можно было усомниться в их наличии. И тем не менее они существовали.

Поднимаясь с пола, Джилс улыбнулся – несмотря на подступившие к глазам слезы. Мать как будто явилась вдруг перед ним – такой, какой была еще до болезни. Выцарапывая эти цифры, она наверняка лукаво улыбалась – озорная молодая женщина, похожая на него, с такими же рыжими волосами и веснушчатым лицом…

– Как жаль, что ты не была с ней знакома, – прошептал Джилс, повернувшись к Одрине.

– Да, жаль, – шепнула та в ответ. – Хотя у меня такое ощущение, будто я ее немного знаю. Она наверняка обожала приключения.

– Так значит, за этим камнем что-то спрятано… – Леди Ирвинг выпрямилась, держась за поясницу. – И при этом никто из нас не захватил никакого инструмента, ведь так?

Одрина запустила руку под плащ, к кармашку на своем золотистом платье.

– У меня есть перочинный ножичек. Я им вооружилась еще утром, когда писала письма, – на случай, если возникнут какие-то проблемы с Ллуэлином. – Она сообщила это совершенно бесстрастно и, раскрыв ножик с рукояткой из слоновой кости, протянула его Джилсу.

Но он, взяв не нож, а ее за руку, прошептал:

– Я люблю тебя… Ты знала об этом?

Эти слова вырвались у него сами себой, но тем не менее были вполне уместны.

Одрина, по-прежнему сидевшая на корточках, вскинула брови.

– В общем-то нет. Но это не важно. Знаешь, а ведь я тоже люблю… тебя.

Минута проходила за минутой, а они по-прежнему сидели на полу, держа между собой раскрытый нож. И оба улыбались. Наконец, словно очнувшись ото сна, Джилс помотал головой и пробормотал:

– В самом деле?

– Да. – Одрина кивнула, заморгала, отгоняя слезы, и тут же засмеялась.

И журчание ее голоса заставило Джилса забыть о том, что он сидел на холодном каменном полу. Он воспринимал лишь ее лицо, ее смех и все ее очарование. И – о боже!.. Такая девушка носила при себе нож?! Подавшись вперед, Джилс чмокнул Одрину в губы.

– Вы изумляете меня, принцесса! Вы просто бесподобны.

– Все это, конечно, умилительно, но… – Голос леди Ирвинг донесся до них словно с заоблачной высоты. – Но если ни один из вас не применит нож против этого камня, я применю его против вас.

– Похоже, мы здесь не одни, – проговорил Джилс с улыбкой.

Сейчас его, впрочем, совершенно не беспокоило то, что за ними наблюдали. По-прежнему улыбаясь, он взял нож из рук девушки и втиснул лезвие в зазор между камнями.

– Входит довольно легко. – Джилс слегка надавил, и послышался хруст. Руки его чуть подрагивали. – Похоже, в этом месте использован известковый раствор. Но он легко поддается.

– То есть вы полагаете, что леди Беатрис замазала свой тайник известью? – спросила графиня. – Она что, всегда носила с собой известь?

– Ну, в тот день она, разумеется, принесла с собой все необходимое, – отозвался Ричард. – И известь, и инструменты… Все, что нужно, чтобы спрятать драгоценности.

– Джилс, продолжай, – прошептала Одрина.

Его, впрочем, не нужно было подгонять. Сделав глубокий вдох, он двинул лезвие дальше вдоль верхней кромки помеченного камня. Послышался тот же самый звук, и посыпались крошки засохшей извести. Затем раздался щелчок, и каменная пластина приподнялась. Одрина тотчас подхватила ее и отложила в сторону.

– Ну, что там? – спросил Ричард.

Джилс немного отодвинулся, чтобы все могли взглянуть. По всей видимости, изначально имевшаяся в фундаменте выемка была несколько расширена, и в ней находился комкообразный сверток – нечто завернутое в обрывок полинявшего бархата.

Затаив дыхание, Джилс извлек сверток наружу. Это был небольшой, но довольно-таки увесистый мешочек, затягивающийся шнурком. Джилс дернул истлевшую от времени завязку, и та лопнула.

– Ну что, папа… Окажешь нам честь?

Отец подставил ладонь, и Джилс высыпал на нее содержимое мешочка. Сверкнули грани камней, блеснуло золото, и Ричард поспешил подставить другую руку – чтобы ничего не упало на пол.

Леди Ирвинг восторженно выругалась.

– Совершенно верно, миледи, – согласился с ней Ричард. И казалось, будто бриллианты подмигивали и улыбались им.

Присев на корточки, Ричард принялся аккуратно выкладывать драгоценности: брошь в виде полумесяца, инкрустированный жемчугом гребень для волос, каплевидные серьги, кольцо, ожерелье… Причем камни на всех украшениях были бесподобными, в особенности – на ожерелье. Эти ювелирные изделия составляли целое состояние, вполне достаточное для того, чтобы начать и серьезный бизнес, и… совершенно новую жизнь.

Джилс судорожно сглотнул и пробормотал:

– Одрина, мы с отцом еще накануне решили: если найдем драгоценности, ты сможешь выбрать любую понравившуюся тебе вещь.

– Это еще почему? – удивилась она, оторвав взгляд от украшений.

– Потому что ты тоже участвовала в этих поисках. Потому что я не хочу, чтобы ты когда-либо ощущала себя… словно в клетке. Ты должна иметь право и возможность сама определять свою цену. Любым способом, по собственному желанию.

Ричард откашлялся и тихо сказал:

– Эстелла, давай оставим их наедине.

– Да ты что?! Это же интереснее, чем в театре! – воскликнула графиня.

Ричард тем не менее увлек ее к ящику для пожертвований, в который тотчас же высыпал содержимое своих карманов. Посмотрев им вслед, Одрина снова повернулась к Джилсу.

– Так вот, если тебе интересно знать, чего я на самом деле хочу… Мне хотелось бы, чтобы мы поженились. Понятно, что ты к этому не расположен, но если единственное, что мешает нашему союзу, – твои руки… а также моя гордость, мое социальное положение и та дистанция, которая…

– Такой длинный список?.. – с улыбкой перебил Джилс.

– Но я еще не упомянула о чувстве собственного достоинства, ты заметил?.. – Одрина на секунду задумалась. – Дело в том, что с тобой я ощущаю себя… самой собой. Да, именно так. – Она переплела свои пальцы с его пальцами. – Если понадобится, мы используем на лечение твоих рук все мое приданое – даже если нам придется жить в простой хижине, которую ты сам же и построишь. И если то, о чем я говорю, кажется тебе возможным, то не молчи, скажи. Потому что я уже начинаю нервничать… – Ее лицо, однако же, никоим образом не выражало эту нервозность.

– Да, я считаю это вполне возможным, – произнес Джилс, и Одрина облегченно выдохнула. – Но позволь мне все сделать так, как полагается. – Он помог ей подняться на ноги, после чего опустился на одно колено.

– Я вижу, что у вас на уме, юный Резерфорд!.. – раздался голос леди Ирвинг.

Джилс проигнорировал эту реплику и, не отрывая взгляда от пары чудесных зеленых глаз, взиравших на него, продолжил:

– Одрина, выходи за меня замуж. Я хочу всегда быть рядом с тобой, хочу быть достойным тебя. Я хочу видеть, как ты смеешься, как сердишься, хочу наблюдать за твоими попытками испечь хлеб. Хочу замечать, как твои глаза наполняются слезами… вот как теперь… И хочу протягивать тебе платок. Хотя… Хм… сейчас у меня нет при себе носового платка. Извини, принцесса.

Одрина засмеялась и сказала:

– Эти слезы мне не хочется вытирать.

– Все, предложенное тобой, превосходно, – с улыбкой продолжал Джилс. – За исключением идеи жить в хижине и потратить все деньги на лечение. Думаю, в этом не будет необходимости. Видишь ли, существует большая вероятность того… Похоже, что мои руки… практически в полном порядке.

– Но как… когда… почему? – пробормотала Одрина. – Объясни, пожалуйста.

И Джилс рассказал ей о различиях в симптомах, имевшихся у его матери и у него самого, а также об облегчении, наступившем после ее массажа.

– Но даже если бы проблема и существовала, то я бы все равно сделал тебе предложение. Мы очень сглупили, вознамерившись расстаться. Хотя на самом деле я этого не желал…

– Мне тоже хотелось, чтобы ты остался. – Голос Одрины дрогнул. – Я была готова хоть целую вечность лежать в твоих объятиях… на той кровати, в комнате, стены которой имели цвет твоих глаз. Мне хотелось, чтобы ты сказал, что хочешь жениться на мне… по той причине, что наше совместное будущее – это то, за что стоит бороться.

– Бороться стоит за тебя, принцесса. Ведь только благодаря тебе мне захотелось яркого будущего с неограниченными возможностями. Ты также заставила меня больше ценить и настоящее – и то, что происходит сейчас, и то, что будет завтра и послезавтра. На любом континенте, в любой стране я хочу быть рядом с тобой.

– А почему бы не жить в двух странах? Ведь твой отец неоднократно пересекал Атлантику. То же самое доступно и нам. – Судя по выражению лица Одрины, у нее возникла какая-то идея. – Если хочешь, я отправлюсь с тобой в Америку, но при несколькоих условиях.

– Каких именно?

– Во-первых, жить мы будем в Нью-Йорке или каком-либо другом городе, где человек, имеющий соответствующие знания и способности, сможет проектировать дома. А во-вторых, двери нашего с тобой дома всегда должны быть открыты для твоих братьев и сестер. А также для моих, если кто-то из них отважится пересечь океан. Кроме того, у меня будет третье условие…

Осознав, что по-прежнему стоит на одном колене, Джилс поднялся с пола, не выпуская руки Одрины.

– Выполнение первых двух условий сочту за честь, – ответил он. – Ну, а что еще пришло тебе в голову?

– Мы должны завести собаку. Тебе не кажется, что, с тех пор как мы покинули Касл-Парр, рядом с нами не хватает этих животных?