Джеймс едва не застонал и в отчаянии закрыл глаза. За что ему все это? Почему именно он оказался в такой ситуации, за что ему послано это роковое испытание? Он всегда старался делать людям добро и поступать по совести – если, конечно, не принимать во внимание историю с помолвкой и далеко не братскими чувствами к сестре невесты.
Забравшись в экипаж, Джеймс постарался сесть от Джулии как можно дальше. Его бросало то в жар, то в холод. Он решил, что не проронит ни единого слова и будет упорно хранить молчание всю дорогу. Поездка не должна быть долгой, и как только они подъедут к дому графини, мучения виконта закончатся.
Однако человек предполагает, а бог располагает. Дорогу им преградили другие экипажи, и Джеймс услышал, как кучер осыпает проклятиями своих коллег. Все глубже погружаясь в отчаяние, он понял, что дорога займет больше времени, чем ожидалось, и покачал головой.
Джулия что-то спросила, и у Джеймса вырвалось:
– Прости, что ты сказала?
Ну вот! Сам нарушил данное себе слово хранить молчание. Впрочем, не мог же он вовсе игнорировать спутницу, тем более что она повторила вопрос:
– Я вижу, ты качаешь головой. Что-то не так?
– Да там, похоже, перегородили дорогу, так что придется ждать.
– Понятно, – вздохнула Джулия и, помолчав, добавила: – Впрочем, ничего страшного: когда ты рядом, я готова ждать сколько угодно.
Джеймса окатила волной жара, и он попытался ослабить узел шейного платка, почувствовав вдруг, что задыхается. Из груди невольно вырвался хрип, и Джулия, подвигаясь поближе, предложила:
– Позволь, я помогу. Теперь, когда мы одни, нет необходимости выглядеть модным франтом и терпеть неудобства. Представляю, как тебе сдавливает шею этот накрахмаленный платок!
Маленькие женские руки принялись колдовать над узлом галстука, и Джеймс невольно застонал.
– Я сделала тебе больно? – с беспокойством спросила Джулия. – О, прости, это получилось случайно!
– Нет-нет, все в порядке, – сдавленно пробормотал Джеймс.
– Отлично. – Джулия вдруг засмеялась: – Знаешь, о чем я подумала? Мне еще никогда не приходилось снимать с мужчины предметы одежды.
Джеймс кашлянул и попытался было заговорить, но у него ничего не получилось, поэтому, сглотнув, он сделал новую попытку, и на этот раз она увенчалась успехом:
– Джулия, юной леди не пристало произносить подобные вещи.
– Я просто пошутила, – попыталась она оправдаться и, помолчав, добавила: – Но в каждой шутке, как известно, есть доля правды. И то, что я сказала, соответствует действительности.
Джеймс промолчал, стараясь выбросить из головы мысли об одежде и о том, как ее снимают, но соблазнительные картины возникали перед ним сами собой, и он снова застонал. Этот приглушенный звук, казалось, побудил Джулию возобновить разговор.
– Надеюсь, ты понимаешь, что в присутствии постороннего мужчины я не сказала бы ничего подобного.
– Ну хорошо, я тоже люблю делать забавные замечания, – сказал он сухо.
Когда только этот проклятый экипаж тронется с места? Джеймс с отчаянием выглянул в окно, увидел в лунном свете дорожную пробку из множества карет и, решив, что, наверное, чем-то прогневил судьбу, как можно дальше отодвинулся от Джулии.
– Знаешь, – заговорила она снова, – а мне почему-то даже хочется, чтобы ты слышал из моих уст не совсем приличные слова.
Даже в полутьме салона Джеймс видел, как она покраснела. О боже, что она такое говорит! Джеймсу казалось, что все это происходит в кошмарном сне. Внезапно Джулия дотронулась до его руки, затем коснулась колена, потом…
– Ты сама не понимаешь, что говоришь и что делаешь, – сипло произнес он, убирая ее руку со своего бедра. – Это пунш во всем виноват.
– Вовсе нет, – возразила Джулия, но все-таки призналась: – Ну, если только совсем чуть-чуть. Пунш виноват лишь в том, что развязал язык и заставил сказать и сделать то, что давно было на уме. – Она рассмеялась, но как-то нервно: – Не могу поверить, что произнесла эти слова! И что прикоснулась к тебе! Представляю, как мне будет стыдно завтра утром.
Смех замер на ее губах, и Джулия, посмотрев Джеймсу в глаза, как будто для храбрости, взяла его руку в свои.
– Но сейчас мне плевать. Знаю, что я кажусь тебе глупой деревенской девчонкой, которая несет бог весть что, слишком много ест, обожает выезды в свет, поскольку там всегда горят сотни восковых свеч, любит новые платья и… О боже, ты собираешься жениться на моей сестре! – Она опустила глаза и провела ладонями по лицу. – Я знаю, ты любишь ее, но ничего не могу с собой поделать и все время думаю о тебе. И мои мысли далеки от того, что считается приличным! Я не собиралась все это тебе говорить, но, спасибо пуншу, все-таки сказала. Теперь ты знаешь правду!
– Джулия… – негромко начал было Джеймс и осекся.
Ну что тут скажешь? Вместо слов он взял ее за руку, наслаждаясь прикосновением к тонким пальцам, ему показалось, что его сердце разбили и тут же склеили заново.
– Джулия, признаюсь: ты мне тоже очень дорога, – заговорил он снова. – Гораздо дороже, чем можешь себе представить.
Джулия нетерпеливым жестом заставила его замолчать, вырвала свою руку и заговорила снова:
– Да, знаю, но мне не нужна братская любовь, я хочу настоящей, такой, какая бывает между мужчиной и женщиной, о какой пишут в романах!
Помолчав, она тихим голосом добавила:
– Луиза тебя не любит – она сама мне это сказала… хотя, наверное, не следовало говорить об этом…
– Да как же ты не понимаешь… – начал Джеймс, но мысли его путались. – Впрочем, это неважно. Я, конечно, польщен твоими словами, но Луиза согласилась выйти за меня замуж и мое решение жениться на ней останется неизменным вне зависимости от чувств. Думаю, мы с ней будем хорошей семейной парой. Разумеется, я постараюсь сделать так, чтобы она в конце концов полюбила меня.
Он так надеялся, что эти слова прозвучали убедительно!
– Ах, Джеймс, – выдохнула Джулия, и на глазах у нее блеснули слезы. – Если бы на месте Луизы была я, тебе не пришлось бы стараться: я влюбилась с первого взгляда. Помнишь наше первое чаепитие в Стоунмедоуз? Ты тогда еще беззлобно подтрунивал надо мной… Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, как сильно я тебя люблю.
Ее слова целительным бальзамом пролились на его истерзанную душу и буквально ошеломили. Оказывается, она тоже любит его, а значит, они могли бы быть вместе… если бы не одно важное обстоятельство, о котором не следовало забывать.
– Как человек чести я должен жениться на Луизе, – проговорил он сдавленным голосом.
– А ты меня любишь? – не желала отступать Джулия, глядя на него широко распахнутыми умоляющими глазами.
В этот момент карета рывком тронулась с места, и у Джеймса заныло сердце. Глаза Джулии, блестевшие в лунном свете, завораживали, и от ее взгляда по телу разливалось тепло. Он больше не мог терпеть эту пытку.
– Любишь? – настойчиво переспросила Джулия, придвигаясь ближе.
– Да, – прошептал Джеймс. – Да…
Это было все, что она хотела услышать, и все, что ему требовалось сказать. Они потянулись друг к другу, словно их влекло магнитом. Нежные пальцы Джулии коснулись лица Джеймса, губы прижались ко лбу. Он закрыл глаза, позволяя ей делать все, что захочет. Его руки будто жили собственной жизнью, легли ей на талию и крепко обняли.
– Ты любишь меня, – медленно, будто в изумлении, проговорила Джулия. – Я не смела на это даже надеяться. То есть нет, надеялась, конечно, но втайне. Как я ни старалась не думать о тебе, ничего не получалось. Все мои мысли то и дело возвращались к тебе.
Она принялась осыпать поцелуями его веки, щеки, шею, губы, и в душе Джеймса вспыхнуло пламя. Не в силах больше сдерживаться, он припал к ее губам и в этом чистом поцелуе неопытной девушки почувствовал всю любовь, которую она испытывала к нему. Мягкие нежные губы разомкнулись, и из груди ее вырвался стон, еще больше возбудив Джеймса. Обхватив ее лицо руками, он вдыхал ее аромат. В свой глубокий страстный поцелуй Джеймс вложил все чувства, которые вынужден был долго скрывать.
Джулия задрожала, когда рука Джеймса скользнула по ее спине, а он ощутил, что ее грудь сильнее прижимается к нему. Услышав новый стон, Джеймс принялся лихорадочно осыпать поцелуями шею и ключицы, которые она подставила ему, запрокинув голову от охватившей ее страсти.
Джеймс не мог остановиться, не мог оторваться от нее и таял от нежности. Страсть и сила, с которой его влекло к ней, ошеломила. Совсем забыв об осторожности, он стянул с ее груди лиф платья и с жадностью уставился на обнаженную грудь. От его взгляда у Джулии перехватило дыхание.
– Мне остановиться? – спросил он хриплым голосом, хотя ему было непросто это сделать.
– Нет-нет, только не останавливайся! – прошептала Джулия, не отводя от него взгляда, полного любви.
Джеймс наклонил голову и припал губами к розовому соску, отчего по телу Джулии пробежала дрожь, потом лизнул его кончиком языка, и она вскрикнула от незнакомых острых ощущений.
– Оказывается, это очень приятно, – с удивлением произнесла Джулия через некоторое время, освоившись в его объятиях.
– А будет еще приятней, – заверил Джеймс, наслаждаясь ароматом ее шелковистой кожи.
Он снова склонился к ее груди и принялся за второй сосок. Дыхание Джулии участилось, спина выгнулась, когда он стал полизывать и посасывать его. Погрузив пальцы ему в волосы, Джулия крепче прижала его голову к груди. Никогда в жизни Джеймс не испытывал такой радости, такой любви, такой страсти…
И тут внезапно он как будто очнулся ото сна. Волна стыда окатила его. Следовало немедленно остановиться, он не имел права ласкать эту девушку. Сделав над собой усилие, Джеймс отпрянул от Джулии и, стараясь не смотреть ей в глаза, поправил лиф платья и тряхнул головой, избавляясь от наваждения, пытаясь прийти в себя. Взгляд Джулии все еще туманился от возбуждения, и, посмотрев на нее, Джеймс почувствовал, как тает его решимость остановиться, но снова усилием воли отогнал грешные мысли и, испытывая в этот момент ненависть к себе, проговорил:
– Прости меня, Джулия. Я на минуту позабыл обо всем на свете, но мы должны остановиться. Я не могу поступить с тобой бесчестно. Мне не следовало…
Его слова были для нее как пинок.
– Я очень тебя люблю, – наконец смог проговорить Джеймс, проглотив комок в горле. – Никогда не думал, что способен на такое глубокое и искреннее чувство, но поступить иначе не могу – воспитание не позволяет. Я обручился с Луизой и не имею права нарушить данное ей слово, а компрометировать тебя было бы бесчестно с моей стороны. Сожалею, что не справился с собой и распустил руки. Будь я свободен, не задумываясь сделал бы тебе предложение. А так… не имею права покушаться на то, что принадлежит твоему будущему мужу: и так позволил себе слишком многое.
У Джеймса начинало щемить сердце при одной лишь мысли, что Джулия выйдет замуж и будет принадлежать не ему, а другому мужчине.
По мере того как он говорил, выражение лица Джулии становилось мягче.
– Я все понимаю, Джеймс, – наконец прошептала она. – Что все будет именно так, я знала и ничего другого не ждала. – Голос ее сорвался, и она сделала паузу, чтобы собраться с силами. – Я рада, что призналась тебе в любви, и счастлива, что ты меня тоже любишь. Жаль, что мы не можем быть вместе, и спасибо, что повел себя как истинный джентльмен. Да я бы и не полюбила тебя, будь ты другим.
– Мы не должны больше говорить о нашей любви, – прошептал Джеймс. – Забудь все, что я тебе сказал.
– О нет, – улыбнулась сквозь слезы Джулия. – Клянусь, что никогда не заговорю с тобой о любви, но и слов твоих никогда не забуду.
Карета остановилась, и Джулия судорожно вздохнула.
– Вот мы и приехали. Как никогда, вовремя.
– Хочешь, я провожу тебя? На дворе темно, и кавалер должен проводить свою даму хотя бы до дверей.
Она грустно улыбнулась и дотронулась до его щеки кончиками пальцев.
– Да, ты истинный джентльмен. Хорошо, проводи меня до дверей.
Джеймс помог ей выйти из кареты и, оказавшись на улице, почувствовал, что попал в другой мир, мир реальности, где царила ночь и было холодно. Вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух, он осознал, что произошедшее в карете не было сном. Джулия действительно его любит.
Поймав себя на том, что улыбается от счастья, Джеймс едва не застонал и потянулся к дверному молотку, а когда заспанный слуга открыл дверь, пожелал Джулии спокойной ночи и откланялся.
Всю дорогу до дома улыбка не сходила с его лица. Готовясь ко сну и ложась в постель, Джеймс тоже улыбался. И только когда напомнил себе, что имел несчастье влюбиться в сестру невесты, из его груди снова вырвался стон отчаяния.