Окончания нашего разговора я совершенно не помню. Я был в плену какого-то морока. Я уверен только в одном: миссис Петри больше не подходила к постели больного. Несмотря на замечательное самообладание, она не смогла скрыть от меня своего замешательства. Я видел ее быстрые взгляды на Петри и однажды — вверх, в сторону единственного окна.

Жуткое предупреждение, так таинственно произнесенное, могло относиться только к ней.

Я позвонил сестре Терезе и договорился, чтобы ночной консьерж отвел посетительницу к ее машине. У меня не было никаких сомнений, что ее присутствие, если она останется здесь, не принесет нам приятных минут.

На прощание миссис Петри дала адрес отеля в Каннах, где она остановилась, и попросила меня, если с Петри что-нибудь случится, немедленно вызвать ее. Она сказала, что к восьми часам приедет в клинику, чтобы ухаживать за своим несчастным мужем. За то короткое время, что мы обменивались с ней любезностями, к ней возвратилось ее обычное состояние величественной холодности; казалось, что в ее жилах течет не горячая человеческая кровь, а некое студенистое желе, более приличествующее морским гадам, чем любящей женщине. В конце концов я ожидал, что она будет настаивать на своем присутствии в клинике и никуда не поедет. К счастью, мои опасения оказались напрасны; и, когда, бросив прощальный взгляд на мужа и загадочную улыбку мне, она удалилась, я облегченно вздохнул.

А мистера Смита все не было, хотя прошло уже дважды по два часа!

Оставшись наедине с Петри, я спросил себя, не он ли произнес спасительные слова, но, увы, рассеять мои сомнения ему было не дано, по крайней мере сейчас.

Его заострившееся лицо больше походило на лицо мертвеца. Фиолетовые губы потрескались и приоткрылись, обнажив зубы. В этой его неестественной ухмылке я увидел приближающийся конец. Проклятая чума заставляла покойников радоваться смерти.

Ни слабого движения, ни вздоха не дождался я от него, сколько ни смотрел. Я поднял глаза и принялся рассматривать окно, из которого пару часов назад высовывались костлявые желтые пальцы, так напугавшие меня. Но и оно сейчас показалось мне лишь черной заплатой на белой поверхности стены.

Сосны снова принялись нашептывать дремотное: «Флоретта — Дерсето…»

Если Петри не говорил, а я твердо уверен, что он не мог сказать этого, тогда чей же голос произнес: «Берегись ее»?

У меня было достаточно времени, чтобы хорошенько обдумать не только эту проблему, но и много других загадок, которыми был буквально переполнен этот сумасшедший день. Сестра Тереза время от времени навещала меня. В одиннадцатом часу в палату заглянул доктор Картье.

Заметных перемен в состоянии Петри, увы, не было.

Мое дежурство в компании с умирающим, полное событиями, при воспоминании о которых у меня пробегали по телу мурашки, наконец-то заканчивалось.

К полуночи я услышал скорый летящий шаг; дверь распахнулась, и в палату ворвался Найланд Смит.

Его озабоченный суровый взгляд насторожил меня.

Он пересек палату и в гнетущем молчании стал рассматривать лежащего на кровати Петри, потом обернулся к сестре Терезе.

— Сестра, я попрошу вас остаться здесь до прихода доктора Картье, — быстро сказал он. — Вы не будете возражать, если мы на время займем вашу комнату?

— Нет, нет, я рада, что смогу вам чем-нибудь помочь, — с благожелательной улыбкой замахала руками сестра Тереза.

Мы прошли по длинному узкому коридору и через минуту были в комнатке сестры Терезы. Обстановка ее отличалась крайней простотой. Напротив дверей у стены стоял застекленный шкафчик с медицинскими принадлежностями и перевязочными материалами; рядом — белый столик с задвинутой под него табуреткой. На нем лежала раскрытая книга. Единственным украшением комнаты было скромное распятие, висевшее на левой стене.

Некоторое время мистер Смит пребывал в молчании. Он беспокойно мерил широкими шагами крошечное пространство комнаты и дергал себя за мочку левого уха — привычка, которая, как я позже понял, означала глубокую задумчивость.

Внезапно он остановился и посмотрел мне прямо в глаза.

— Вчера утром сэр Мэнстон Рорке был найден мертвым. Он скончался от чрезмерной дозы героина! — веско, будто всаживая одну за другой свинцовые пули, сказал он.

— Не может быть!

Меня пружиной подбросило с края стола, на котором я сидел. Смит мрачно кивнул.

— Неужели он злоупотреблял наркотиками?

— По-видимому, да. Он был вдовец и любил уединение. У него был только один постоянный слуга, с которым он провел большую часть жизни. Его нашли в собственной квартире на Кэрзон-стрит.

— Господи! — схватился я за голову. — Какое ужасное самоубийство!

— Самоубийство! — фыркнул Смит. — Это не самоубийство, Стерлинг. Врачебные кабинеты сэра Мэнстона на Уимпол-стрит, где он хранил все свои бумаги, той же ночью были взломаны и полностью разграблены. Исчез огромный том, содержащий рецепты и изложение методов лечений тропических болезней. Я полагаю, что они нашли то, что искали.

— Но если они нашли то, что искали…

— Стерлинг, — прервал он меня, — это лишь подтверждает мою гипотезу. После уничтожения рецептурного справочника следующим шагом должна была стать расправа с сэром Мэнстоном. Всем известна его замечательная «фотографическая» память!

— Вы полагаете, что он был убит?

— У меня нет в этом ни малейших сомнений, — сказал Найланд Смит. — Дворецкий был задержан, но, боюсь, что от него мало толку. Даже если он что-то знает, у него хватит здравого смысла держать язык за зубами. Однако, Стерлинг, я сделал вывод, — он пробуравил меня сузившимися зрачками, — что подобная попытка была совершена и здесь.

— Здесь? Что вы имеете в виду, мистер Смит?

Стоило мне только закрыть рот, как я понял, что он имеет в виду.

— Ба! Конечно! — вскричал я. — Дакойт!

— Что — дакойт? — выстрелил вопросом он.

— Вы не знаете? Однако как же вы могли знать! Это случилось вскоре после вашего ухода. Кто-то пытался проникнуть в палату через окно…

— Проникнуть в палату? — Он задрал голову и посмотрел на окно, которое было точь-в-точь такое же, как и в противоположном крыле здания, где лежал Петри. — Двенадцать футов над землей!

— Да, вы правы. И все же кто-то пытался залезть к Петри через окно. Сначала я услышал слабое царапанье, потом увидел желтую костлявую руку…

— Желтую руку? — Смит хохотнул. — Наш друг с виллы «Жасмин», Стерлинг! Это он шпионит за нами. Как я понимаю, сразу после этого вас навестила леди?

Я с удивлением посмотрел на него.

— Откуда вы знаете?

На меня смотрели насмешливые глаза.

— Ах да! Вам, конечно же, все рассказала сестра Тереза.

— Опишите мне эту леди! — потребовал Найланд Смит.

Пораженный его тоном, я не нашел ничего лучшего, как подчиниться, когда он вдруг оборвал меня:

— У нее были зеленые глаза?

— Я не мог различить их цвет, на ней была вуаль.

— Они у нее зеленые, — задушевно сообщил он мне. — Кожа у нее цвета слоновой кости, а сама она грациозна, как пантера. Ее голос наверняка напомнил вам мурлыканье этого коварного животного.

Сардоническая усмешка мистера Найланда Смита привела меня в полнейшее замешательство. Вспомнив, с каким глубочайшим горем он произнес: «Бедная Карамани», я нашел невозможным примириться с этой его усмешкой, которая подчеркивала свирепость его настоящего состояния.

— Вы опять заставляете меня ломать голову, — признался я. — Я не сомневаюсь в том, что вы высоко чтите миссис Петри…

— Так и есть, Стерлинг, — фыркнул Смит. — Но разве мы говорим о миссис Петри?

Я в замешательстве уставился на него.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Смит?

— Леди, которая осчастливила вас своим визитом, известна в преступном мире как Фа Ло Ше. Она — дочь самого опасного на сегодняшний день человека — доктора Фу Манчи!

— Но, мистер Смит!..

Он неожиданно взял меня за плечи и твердо посмотрел мне в глаза.

— Стерлинг, никто никогда не посмеет обвинить вас в случившемся. Враг коварен и дерзок. Вы были уверены, что перед вами жена доктора Петри. Это моя вина; это я забыл предупредить вас!

Губы его дрогнули, лоб прорезала глубокая морщина, глаза потемнели. В них гасла надежда.

— Мистер Смит, я сдержал слово! — сказал я, сглатывая комок в горле от внезапно подступивших слез. — Она не дотронулась до нашего Петри!

Мужественное лицо его осветилось улыбкой.

— Молодчина! — Он сдавил стальными пальцами мои плечи и встряхнул. — Вы славный парень, Стерлинг! Я не ошибся в вас.

Его похвала была слабой наградой, но ее я ценю выше всех орденов, которые заслужил за свою жизнь.

— Она упоминала обо мне?

— Нет.

— А вы?

Я задумался; внутреннее чувство не могло меня обмануть.

— Нет, — сказал я. — Уверен, что не говорил.

— Молодец! — пробормотал он и снова зашагал взад-вперед, теребя мочку уха.

— Это шанс, маленький, но шанс. Он пропустил меня. Расскажите мне, что здесь произошло, не упуская ни одной подробности.

Старательно припоминая свой разговор с мнимой миссис Петри, я выложил Найланду Смиту все до мельчайших деталей.

Он прервал меня только однажды, когда я стал рассказывать о странном замогильном голосе.

— Где находилась женщина, когда вы услышали этот голос? — спросил Смит.

— Она была в моих руках. Я только что оттащил ее от Петри.

— Голос невозможно определить… как-нибудь поточнее?

— Совершенно.

— Вы можете поклясться в том, что губы Петри не двигались?

— Нет. Я не уверен ни в этом, ни в обратном.

— Вы услышали голос после того, как она применила свои гипнотические уловки?

— Гипнотические уловки?

— Да, да… Вы были на шаг от смерти, Стерлинг!

— Вы полагаете? — спросил я с некоторым замешательством.

Найланд Смит кивнул.

— Не может быть! — возразил я. — Наоборот, голос рассеял ее чары.

Смит потер мочку уха.

— Дальше, Стерлинг, дальше!

Когда я подошел к концу своего рассказа, он весело посмотрел на меня и сказал:

— Можно вас поздравить, Стерлинг, вы легко отделались. Эта женщина пострашнее любой гадюки!

Он одобрительно похлопал меня по спине.

— А я припас для вас еще одно дельце!

Я выпятил грудь и отдал честь:

— Весь внимание, сэр!

Мы рассмеялись.

— Отправляйтесь сейчас на виллу «Жасмин», — сказал Найланд Смит. — И если там все будет о'кей, то позвоните мне сюда. У вас есть оружие?

— Нет, свой кольт я отдал шоферу.

— Возьмите этот. — Он вынул из кармана пальто пистолет и сунул мне в руку.

— Помните, если будет необходимо — стреляйте не раздумывая. Теперь вы у них на крючке, и они не упустят случая расквитаться.

Когда я поспешил к выходу, в комнату вбежал запыхавшийся Картье.

— Доктор, я сожалею, что вызвал вас так поздно, — протягивая руку, сказал мистер Смит, — но нам необходимо тщательно осмотреть Петри, и как можно быстрее.

— Что! Есть какие-нибудь перемены?

— Этот вопрос я хотел бы задать вам!