— Сэр Бэлдвин Фрэзер, — сказал доктор Фу Манчи, предупреждая взрыв гнева со стороны хирурга, — ваш отказ продиктован недостаточным знанием окружающей обстановки. Вы находитесь в неизвестном вам месте, куда ни одна ниточка не сможет привести ваших друзей, в полной власти человека, то есть меня самого, для которого не существует никаких законов, кроме своего собственного. Фактически, сэр Бэлдвин, вы находитесь сейчас в Китае. А мы, китайцы, умеем добиваться послушания. Вы не откажетесь, ибо доктор Петри расскажет вам кое-что о моих проволочных жилетах и напильниках…
Лицо сэра Бэлдвина Фрэзера побледнело. Он не мог знать того, что знал я о «проволочных жилетах и напильниках», но, очевидно, часть моего ужаса передалась ему.
— Вы не откажетесь, — мягко продолжал Фу Манчи. — Я боюсь только того, что вы не справитесь с операцией. В этом случае даже мое милосердие не сможет спасти вас, поскольку, если вы потерпите неудачу, я окажусь не в состоянии вмешаться в ход событий. — Не сколько мгновений он молчал, пристально глядя на хирурга. — В пределах слышимости моего голоса отсюда, — с трудом просвистел доктор, — находятся мои люди, которые сдерут с вас кожу живьем в случае неудачного исхода операции и выбросят ваши освежеванные тела… — он сделал паузу, потряс одним дрожащим кулаком над головой, и голос его поднялся внезапно до исступленного вопля, — …крысам!.. Крысам!..
Пот катился градом по лицу сэра Бэлдвина. Ситуация казалась невероятной, ужасной: это был кошмар, ставший реальностью. Но я видел, что китайский доктор убедил сэра Бэлдвина, и согласия последнего не придется долго ждать.
— Вы, мой дорогой доктор, — произнес Фу Манчи, медленно и все с тем же невероятным усилием поворачиваясь ко мне, — тоже согласитесь…
В глубине души я не подверг его слова сомнению, ибо знал, что недостаточно отважен, чтобы выдержать страшные пытки, вызванные в моем воображении словами «мои проволочные жилеты и напильники».
— Если же вы все-таки решите немного поупрямиться, — добавил китаец, — вас попросит за меня другой человек.
Кровь застыла у меня в жилах от ужаса, когда Зарми во второй раз ударила в ладоши, отвела портьеру в сторону, и… в комнату втолкнули Карамани.
Затем в памяти моей наступил провал. Долгое время после того, как две мускулистые смуглые руки схватили Карамани за плечи и вновь увлекли в темноту дверного проема, мне продолжало казаться, что она по-прежнему стоит у двери в своем облегающем дорожном костюме, с разбросанными по плечам растрепанными волосами. Смертельная бледность покрывала ее прекрасное лицо, глаза девушки, великолепные, сияющие от ужаса глаза, смотрели прямо в мои…
Ни слова не вымолвила она, и я потерял дар речи, словно человек, сорвавший Цветок Молчания. Лишь чудесные глаза Карамани смотрели мне в самую душу, обжигая и испепеляя меня.
Фу Манчи заговорил, но прошло некоторое время, прежде чем мозг мой вновь обрел способность понимать смысл обращенных ко мне слов.
— …Подобное великодушие, — смутно донеслось до моего слуха, — выказываю в отношении вас, доктор Петри, исключительно из уважения к вам. У меня мало оснований любить Карамани. — Голос китайца задрожал от сдержанной ярости. — Но пока что она может оказаться полезной мне. И потому ни один волосок не упадет с ее прекрасной головы, если только вы не будете упрямиться. Что ж, давайте определим дальнейшую вашу судьбу с помощью карт, как предлагает сидящий во мне — и в любом представителе моей расы — азартный игрок?
— Да, да, давайте! — раздался хриплый голос.
Колоссальным усилием ума и воли я заставил себя вернуться к действительности и осознал, что последние слова сорвались с губ сэра Бэлдвина Фрэзера.
— Доктор Петри, — произнес Фу Манчи все тем же скрипучим неестественным голосом, — как еще можем мы решить вашу судьбу? По крайней мере воспользуйтесь шансом обрести свободу, ибо как иначе сможете вы помочь… своей подруге?
— Боже мой, — устало сказал я. — Делайте что хотите. — Мне действительно было все равно.
Китаец, представленный нам как Ли Кинг Су, сунул руку под белый халат, спокойно извлек из-за пазухи колоду карт, бесстрастно перетасовал их и протянул мне.
Я угрюмо помотал головой: руки мои оставались по-прежнему связанными. Китаец взял со стола скальпель, перерезал стягивавшие мои запястья веревки и вновь протянул мне колоду. Я вытащил карту и положил на колено, даже не взглянув на нее. В свою очередь Фу Манчи левой рукой вынул из колоды карту, посмотрел на нее и затем повернул голову в мою сторону.
— Похоже, доктор Петри, — спокойно сказал он, — вам суждено остаться здесь в качестве моего гостя. У вас будет счастливая возможность жить под одной крышей с Карамани.
И он показал мне бубнового валета.
Почувствовав внезапное возбуждение, я схватил карту со своего колена. Это была червонная дама! На какой-то миг ликование наполнило мою душу, потом я швырнул карту на пол. Я не осмеливался тешить себя тем, что китайский доктор сдержит слово чести и отпустит нас на свободу.
— Ваша звезда оказалась счастливей моей, — по-прежнему невозмутимо заметил доктор Фу Манчи. — Отдаю себя в ваши руки, сэр Бэлдвин.
С помощью своего бесстрастного соотечественника доктор снял халат и, оставшись в одной нательной рубашке, почти не прикрывающей его безобразное изможденное тело, растянулся на операционном столе.
Ли Кинг Су включил большую лампу над изголовьем стола и извлек из медицинской сумки трепан.
— …Остальные полезные инструкции, которые я написал для вас, исходя из собственного значительного опыта медицинской практики, — говорил доктор Фу Манчи, — вы найдете в моем дневнике, лежащем на столе.
Он говорил бесстрастным ровным голосом, словно собирался присутствовать при операции в качестве простого зрителя. Ни следа нервозности или страха не мог я заметить в его поведении. Пульс Фу Манчи оставался практически нормальным.
С каким отвращением дотронулся я до желтой кожи китайца! Как содрогнулась душа моя от омерзения!..
— Вот пуля! Скорей… Спокойней, Петри!
Сэр Бэлдвин Фрэзер — хладнокровный, собранный и энергичный — превратился сейчас в того вдохновенного блестящего хирурга, которого я знал и почитал. Ничего не осталось в нем от слабого смятенного пленника, который всего несколько минут назад смотрел на доктора Фу Манчи взглядом полным ужаса.
Хотя прежде мне доводилось несколько раз встречаться с сэром Бэлдвином по профессиональным вопросам, за операционным столом я видел его впервые. Мастерство хирурга производило впечатление почти сверхъестественного. Оно восхищало, вдохновляло! Безошибочными движениями человек этот исцелял от сумасшествия, удаляя опухоли, устраняя гематомы… изгонял смерть из самого средоточия разума и жизни.
Приближался решающий момент операции, и вдруг… свет в комнате внезапно погас и воцарилась кромешная тьма!
— Боже мой! — прошептал Фрэзер. — Скорей! Скорей! Посветите мне! Зажгите спичку… Свечу… Что-нибудь, что угодно!
Послышался слабый щелчок, и яркий белый луч осветил череп пациента. Ли Кинг Су неподвижно стоял у стола с электрическим фонарем в недрогнувшей руке.
Мы с Фрэзером энергично приступили к делу, к борьбе со Смертью, уже распростершей свои крылья над бесчувственным пациентом, спасая от гибели отъявленного убийцу, врага белой расы, который находился сейчас полностью в нашей власти!..
— Похоже, вы хотеть глоточек для бодрость, — сказала Зарми.
Сэр Бэлдвин Фрэзер бессильно упал в соломенное кресло. Только портьера отделяла нас от помещения, где он только что успешно провел операцию — сложнейшую в своей практике.
— Еще тридцать секунд — и я не выдержал бы, Петри, — прошептал хирург. — События последних дней совершенно измотали мне нервы. У меня не осталось уже никаких сил… Если бы операция продлилась чуть дольше…
Он не закончил фразы и нетерпеливо схватил стакан с бренди и содовой, поданный ему прекрасной злой евразийкой. Затем она повернулась и принялась готовить напиток и для меня — с присущим ей презрительным и вызывающим видом.
Я залпом опустошил стакан.
Едва опустив его на стол, я осознал — слишком поздно! — что впервые позволил себе выпить что-то в стенах жилища доктора Фу Манчи.
Я вскочил на ноги и с трудом проговорил:
— Фрэзер! Нас отравили… нас…
— Вы садись, — услышал я откуда-то издалека хрипловатый голос Зарми и почувствовал, как ее руки уперлись мне в грудь и толкнули меня обратно в кресло. — Вы очень устал, конечно… вы спать…
— Петри! Доктор Петри! — донеслось до меня из-за застилавшей мой взор пелены мрака.
Я попытался подняться. Я промок насквозь и дрожал от холода. Я открыл глаза, и все поплыло передо мной. Кто-то крепко схватил меня за руку.
— Соберитесь с силами, Петри! Возьмите себя в руки! Слава Богу, вы живы…
Я сидел рядом с сэром Бэлдвином Фрэзером на деревянной скамейке под голым деревом, с призрачных черных ветвей которого на меня стекала дождевая вода. В сером свете, вероятно свете раннего утра, я различил другие деревья вокруг и открытое широкое пространство, уходящее в серый туман.
— Где мы? — пробормотал я. — Где?..
— Если я не ошибаюсь, — ответил мой перемазанный грязью коллега, — а я едва ли ошибаюсь, поскольку на прошлой неделе приезжал в этот район по вызову, мы находимся где-то у западной границы Вондсвортской пустоши!
Он замолчал, потом я услышал сдавленные восклицания и звон монет и, как в тумане, увидел сэра Бэлдвина с парусиновой сумкой, полной денег, в руках.
— Святой Боже! — произнес он. — Я сошел с ума… или я действительно провел ту операцию?.. Неужели это мой гонорар?..
Я залился истерическим смехом и сунул озябшие руки в карманы промокшего пальто. В одном из них пальцы мои наткнулись на кусок картона, незнакомый на ощупь. Я извлек его и принялся рассматривать в сумрачном свете пасмурного утра.
— Разрази меня гром! — бормотал Фрэзер. — Значит, я все-таки не сошел с ума!
Это была карта — червонная дама!